редъявляются. Договаривающиеся здесь видят только мощные эквиваленты чего угодно, выполнявшего роль валюты -- меланжа, или, возможно, молочных су-камней, размером почти с глазное яблоко, совершенно круглых, глянцевых и мягких на вид, но начинавшие лучится радужными переливами, если на них направлялся свет или они прикасались к какому-либо телу. Это было место, где даникин меланжа или небольшой складчатый кошель сукамней воспринимался вполне естественно. Здесь из рук в руки переходили суммы на стоимость целой планеты -- сделку скреплял один кивок, одно подмигивание, одно неразборчиво сказанное словечко. Здесь никогда не извлекались бумажники с деньгами. Самым близким к этому мог быть тонкий транслуксовый дипломатик, из охраняемых ядом внутренностей которого могли быть извлечены тончайшие листочки ридуланского хрусталя с очень большими числами, нанесенными на них печатным устройством с защитой от любой подделки. -- Это банк, -- сказал Тег. -- Что? -- Муззафар смотрел на закрытую дверь в противоположной стене. -- О, да. Она скоро появится. -- Она, разумеется, за нами сейчас наблюдает. Муззафар не ответил, но вид у него был угрюмый. Тег огляделся. Изменилось ли что-нибудь с его предыдущего визита? Он не видел значительных перемен. Он подивился, претерпевают ли убежища, подобные этому, какие-нибудь большие перемены даже за целые эпохи. Появился новый Росистый Ковер на полу, мягкий, как брентдаун и белый, как подбрюшный китовый мех. Если смотреть на него, то видно блестки влаги -- но это обман зрения. Босая нога (не то, чтобы это место когда-либо видело босую ногу) встретит ласкающую сухость. Был еще узкий столик около двух метров в длину почти в самом центре комнаты. Столешница его была по меньшей мере двадцати миллиметров толщиной. Тег предположил, что он сделан из дамианскойджакка ранды. Темно-коричневая поверхность была отполирована до блеска, который отражал взгляд и под которым проглядывали жилочки, как речные потоки. Здесь были только четыре адмиральских кресла вокруг стола, кресла, сработанные искусным ремесленником из того же дерева, что и стол, с подбитыми подушками сиденьями и со спинками лировой кожи, такого же точно цвета, что и полированное дерево. Только четыре. Больше -- было бы излишеством. Он никогда прежде не сидел ни в одном из подобных кресел, и он не садился сейчас, потому что знал, что найдет там его плоть -- удобство, почти такое же, как и презренном песьем кресле. Не совсем до такой же степени мягкости и подстраивания под форму садящегося, конечно. Слишком много комфорта могло заставить сидящего расслабится. Эта комната, ее обстановка говорили: "Чувствуй себя здесь удобно, но оставайся начеку". "В этом месте надо не только иметь голову на плечах, но и огромную боевую мощь за собой", -- подумал Тег. Он и прошлый раз оценил это место таким образом, и мнение его не изменилось. Окон, не было, но те, что они видели снаружи, полыхали танцующими линиями света -- энергетические барьеры, препятствующие вторжениям и предотвращающие бегства. Такие барьеры таили свои собственные опасности, знал Тег, но то, что они подразумевали под собой, было важно. Одно лишь потребление энергии было таково, что за счет этой энергии целый огромный город мог бы жить срок, равный сроку жизни самого большого долгожителя среди его обитателей. Здесь не было ничего случайного в демонстрации богатства. Дверь, на которую смотрел Муззафар, открылась с легким щелчком. ОПАСНОСТЬ! Вошла женщина в переливчатом золотом облачении. По ткани извивались красно-оранжевые линии. ОНА СТАРА! Тег не ожидал, что встретит столь глубокую старуху. Лицо ее было морщинистой маской. Глаза, глубоко сидящие, зеленым льдом. Нос ее был вытянутым клювом, тень его касалось тонких губ и повторяла острый угол подбородка. Черная облегающая шапочка почти скрывала серые волосы. Муззафар поклонился. -- Оставь нас, -- сказала она. Он удалился без единого слова через ту дверь, в которую она вошла. Когда дверь за ним закрылась, Тег проговорил: -- Преподобная Черница. -- Значит, ты узнаешь в этом банк, -- в голосе ее было лишь слабое дрожание. -- Разумеется. -- Всегда есть средство передачи больших сумм денег или приобретения власти, -- сказала она. -- Я говорю не о той власти, которая правит фабриками, но о той, которая правит людьми. -- И которая всегда называется правительство или общество, или цивилизация, -- сказал Тег. -- Я подозревала, что ты окажешься очень разумным, -- высказалась она; отодвинула стул и села, но не предложила сесть Тегу. -- Я думаю о себе, как о банкире. Это сразу отсекает множество грязных и обескураживающих околичностей. Тег не ответил. В этом, похоже, не было нужды. Он продолжал ее внимательно разглядывать. -- Почему ты так на меня смотришь? -- осведомилась она. -- Я не ожидал, что ты окажешься такой строй, -- сказал он. -- Хе-хе-хе. У нас для тебя много сюрпризов, башар. Может быть, попозднее Преподобная Черница помоложе и пробормочет тебе свое имя, чтобы пометить тебя. Восхвали Дура, если это произойдет. Он кивнул, поняв не очень много из сказанного ей. -- Это, к тому же, еще и очень старое здание, -- сказала она. -- Я наблюдала за тобой, когда ты в него вошел. Оно тебя тоже удивило? -- Нет. -- Это здание в основе своей остается без изменений несколько тысяч лет. Оно построено из материалов, которые продержатся еще намного дольше. Он взглянул на стол. -- О, нет, это дерево. Но под этим есть поластин, полазы и пормабат. Три ПО, которые никогда не подводят, если только необходимость их требует. Тег промолчал. -- Необходимость, -- сказала она. -- Возражаешь ли ты против каких-либо необходимых вещей, которые были с тобой сделаны? -- Мои возражения не играют никакой роли, -- сказал он. Куда же она гнет? Изучает его, конечно. Точно так же, как он изучает ее. -- По-твоему, другие возражали когда-либо против того, что ты им делал? -- Несомненно. -- Ты прирожденный полководец, башар. Думаю, ты будешь для нас очень ценен. -- Я всегда думал, что больше всего ценен для самого себя. -- Башар! Посмотри мне в глаза! Он повиновался, увидел крохотные оранжевые крапинки, блуждавшие в ее белках. Ощущение опасности стало острым. -- Если ты когда-нибудь увидишь мои глаза полностью оранжевыми -- берегись! -- сказала она. -- Это значит, что ты оскорбил меня так, что я этого уже больше не способна выносить. Он кивнул. -- Мне понравится, если ты сумеешь командовать, но ты не должен командовать мной! Ты командуешь грязью, это единственное назначение для таких, как ты. -- Грязью? Она махнула рукой -- пренебрежительный жест. -- Ну, да, вон там. Ты знаешь их. Их любопытство сильно ограничено. Никаких великих соображений никогда не проникает в их разум. -- Надо так понимать, что вы именно к этому и стремитесь. -- Мы работаем на то, чтобы поддерживать это в таком виде, -- сказала она. -- Все доходит до них через мелкий фильтр, исключающий все, кроме представляющего непосредственную ценность для выживания. -- Никаких великих дел, -- сказал он. -- Ты оскорблен, но это не имеет значения, -- сказала она. Для тех, во внешнем мире, самое важное в чем? Поем ли я сегодня, будет ли у меня крыша над головой сегодня, под которую не вторгнутся нападающие или отребье? Роскошь? Роскошьэто обладание наркотиком или существом противоположного пола, которое может на время сдерживать зверя. "А ты и есть -- зверь", -- подумал он. -- Я уделяю тебе время, башар, потому, что понимаю, можешь быть, для нас ты более ценен, чем даже Муззафар, А он действительно необыкновенно ценен. В настоящий момент он получает от нас очередное вознаграждение за то, что ты доставлен к нам в восприимчивом состоянии. Когда Тег опять промолчал, она хихикнула. -- По-твоему, ты невосприимчив? Тег держался тихо. Ввели они какой-нибудь наркотик в его еду? Он видел вспышки своего двойного зрения, указывающие на возможность насилия, но они таяли по мере исчезновения оранжевых крапинок в глазах Преподобной Черницы. Надо, однако, избегать ее ног. Они -- смертоносное оружие. -- Все лишь оттого, что ты неправильно думаешь об отребье, -- сказала она. -- К счастью, оно до предела самоограничено. Они понимают это глубинными испарениями своего сознания, но не могут найти время ни на то, чтоб с этим разобраться, ни на что-либо, кроме непосредственной борьбы за выживание. -- И нельзя этого в них исправить? -- спросил он. -- Этого и не должно исправлять! О, да, мы следим за тем, чтобы они продолжали смотреть на самосовершенствование, как на огромную причуду, за которой, конечно, нет ничего стоящего. -- Им нужно отказывать в роскоши, -- сказал он. -- Никакой роскоши! Не существование! Это должно быть все время отгорожено барьером, который мы любим называть "Защитным Невежеством". -- То, чего не знаешь, не может тебе повредить. -- Мне не нравится твой тон, башар. И опять оранжевые крапинки заплясали в ее глазах. Ощущение опасности насилия, однако, уменьшилось. И она опять хихикнула. -- То, чего ты опасаешься, есть противоположность тому, чего ты не знаешь. Мы учим, что новые знания могут быть опасными. Ты видишь, что отсюда с очевидностью вытекает: всякое новое знание противоречит способности выживания! Дверь за Преподобной Черницей открылась, и вернулся Муззафар. Это был изменившийся Муззафар, его лицо полыхало, глаза блестели. Он остановился за креслом Преподобной Черницы. -- Однажды я буду в состоянии позволить тебе вот так стоять позади меня, -- сказала она. -- В моей власти такое сделать. "Что же они сделали с Муззафаром", -- подивился Тег. Тот выглядел почти одурманеным. -- Ты видишь, у меня есть власть? -- спросила она. Он откашлялся. -- Это очевидно. -- Я банкир, помни! Мы только что внесли депозит на нашего верного Муззафара. Ты благодаришь нас, Муззафар? -- Да, Преподобная Черница, -- голос его был хрипл. -- Я уверена, ты понимаешь этот вид власти вообще, башар, -- сказала она. -- Бене Джессерит хорошо тебя подготовил. Они весьма талантливы, но, боюсь, не так талантливы, как мы. -- Мне говорили, что вы весьма многочисленны, -- сказал он. -- Дело не в нашем числе, башар. Такие силы, как у нас могут быть направлены так, что их можно контролировать небольшим числом. "Она -- как Преподобная мать, -- подумал он, -- по тому, как старается отвечать, не выдавая при этом слишком многого". -- По сути, -- сказала она, -- такая власть, как у вас, позволяет становится основой выживания для многих людей. Затем угроза, что мы заберем у них все это, заставляет их подчиниться нашему направлению, -- она поглядела через плечо. -- Хотел бы ты, чтобы мы забрали от тебя наши милости, Муззафар? -- Нет, Преподобная Черница, -- он и в самом деле затрепетал! -- Вы нашли новый наркотик, -- сказал Тег. Смех ее был непроизвольным и громким, почти хриплым. -- Нет, башар, у нас есть старый. -- Вы хотели бы сделать из меня наркомана? -- Как и у всех других, подчиняющихся нам, у тебя, башар, есть выбор: смерть или повиновение. -- Это довольно старый выбор, -- согласился он. В чем же непосредственная угроза, исходящая из нее? Он не ощущал угрозы насилия. Совсем наоборот. Его двойное зрение показывало ему обрывистые вспышки крайне чувствительнных оттенков. Не подумают ли они, что могут закодировать его посвоему? Она улыбнулась ему -- понимающее выражение с чем-то ледяным, скрытым под пониманием. -- Будешь ли он хорошо нам служить, Муззафар? -- Я полагаю, да, Преподобная Черница. Тег задумчиво нахмурился. Было что-то глубоко греховное в этой парочке. Они шли против всей морали, которой определялось все его поведение. Неплохо помнить, что никто из них не знает о странной перемене в нем, ускоряющей его реакции. Они как будто наслаждались его озадаченным смятением. Тег немного успокоился от мысли, что никто из них двоих по-настоящему не радуется жизни. Ему это было видно глазами, получившими образование Ордена. Преподобная Черница и Муззафар позабыли или, вероятнее всего, отвергли все, на что опирается способность к выживанию веселых людей. Он подумал, что, вероятно, они больше не способны находить настоящие источники радости в своем собственном теле. А их источники радости должны находится больше всего в подглядывании, в роли вечных наблюдателей все помнящих, как это было до того, как они обратились в то, чем стали. Даже когда они купаются в видимости чего-то, что некогда означало вознаграждение, они должны будут достигать новых крайностей каждый раз, чтобы коснуться краешков собственных воспоминаний. Улыбка Преподобной Черницы расширилась, обнажив ряд белых поблескивающих зубов. -- Погляди на него Муззафар. Он не имеет ни малейшего понятия о том, что мы можем сделать. Тег слышал это, но он еще и наблюдал глазами, натренированными Бене Джессерит. Ни миллиграмма наивности не осталось в этих двух. Ничто, по всей видимости, не удивляет их. Никто не может оказаться для них действительно новым. И все равно, они строят заговоры, что-то замышляют, надеясь, что эта крайность воспроизведет в них памятный им трепет. Они конечно, знают, что этого не будет, и рассчитывают извлечь из нового переживания только еще больше полыхающей ярости, с которой они сделают еще одну попытку достичь недостижимое. Вот как строится их мышление. Тег улыбнулся тонко рассчитанной улыбкой, используя все мастерство, которому научился у Бене Джессерит. Это была улыбка, полная сочувствия, понимания действительной радости своего собственного существования. Он полагал, что это будет самым смертельным оскорбление, которое он может им нанести -- и увидел, что попал в самую точку. Муззафар воззрился на него полыхающим взглядом. Преподобная Черница прешла от оранжевоглазой ярости к резкому изумлению, и затем очень медленно к замерцавшей радости. Она этого не ожидала. Это было что-то новое! -- Муззафар, -- сказала она, оранжевые крапинки ушли из ее глаз. -- Приведи ту Преподобную Черницу, которая выбрана, чтобы пометить нашего башара. Тег, двойное зрение которого показало непосредственную опасность, наконец понял. Он увидел свое собственное будущее, бегущее вперед подобно волнам, в то время, как в нем нарастала сила. Дикая перемена в нем продолжалась! Он ощутил расширение энергии. Вместе с этим пришло понимание выбора. Он увидел себя в виде всесметающего вихря, несущегося через это здание -- вокруг него рассеяны тела (Муззафар и Преподобная Черница среди них), и все здание напоминает бойню, когда он его покидает. "Должен ли я это сделать?" -- подивился он. За каждого, кого он убьет, нужно будет убивать все новых. Он видел, однако, необходимость этого, увидел, наконец, весь замысел Тирана. Боль, которую он ощутил за себя, чуть не заставила его закричать, но он ее подавил. -- Да, приведи мне эту Преподобную Черницу, -- сказал он, понимая, что тогда на одну меньше ему придется искать и убивать где-то еще в этом здании. Прежде всего, надо будет разгромить комнату сканирования, управляющую лазерами. x x x О, ты, знающий каковы наши страдания здесь, не забывай нас в своих молитвах. Вздох над Посадочным Полем Арракина (Исторические Записи: Дар-эс-Балат) Тараза смотрела на порхающий снегопад осыпающихся лепестков на фоне серебристого неба ракианского утра. Прозрачное сияние неба, несмотря на все ее подготовительные изучения материалов по планете, оказалось для нее неожиданным. У Ракиса было много сюрпризов. Запах лжеоранжа здесь, на краю сада на крыше. Дар-эс-Балата, перебивал все другие запахи. "Никогда не верь, что ты постигла глубины любого места... или любого человека", -- напомнила она себе. Беседа здесь закончена, но не смолкало в ней эхо высказанных мыслей, которыми они обменялись всего лишь несколько минут назад. Все, однако, согласились, что сейчас время действовать. Вскоре Шиэна будет "танцевать Червя" для них, еще раз демонстрируя свое искусство. Вафф и новый представитель жрецов тоже будут лицезреть это "святое событие", но Тараза должна быть уверена, что никто из них не поймет истинной природы того, чему им предстоит быть свидетелями. Вафф конечно, наблюдение за ними уже в печенках сидит. В нем до сих пор ощущалось раздраженное недоверие ко всему, что он видит и слышит. Это странно смешивается с подспудным благоговением от того, что находится на Ракисе. Катализатор всего, несомненно, его ярость на то, что здесь правят очевидные дураки. Одраде вернулась из комнаты встреч и остановилась возле Таразы. -- Я крайне обеспокоена докладами о Гамму, -- сказала Тараза. -- Есть у тебя что-нибудь новенькое? -- Нет. По всей видимости, там до сих пор царит хаос. -- Скажи мне, Дар, что, по-твоему, нам следует делать? -- Я все время вспоминаю слова Тирана, сказанные Ченоэ: "Бене Джессерит так близок тому, чем ему следует быть, и все же так от этого далек. Тараза показала на открытую пустыню за кванатом городамузея. -- Он все еще там. Дар. Я в этом уверена, -- Тараза повернулась лицом к Одраде. -- И Шиэна разговаривает с Ним. -- Он так часто лгал, -- сказала Одраде. -- Но он не лгал насчет своего перевоплощения. Вспомни, что он сказал: "Всякая произошедшая от меня часть унесет частицу моего самосознания, запертую внутри нее, затерянную и беспомощную, жемчужинку моего "я", слепо движущуюся по песку, пойманную в бесконечный сон". -- Ты возлагаешь огромную часть своей веры на силу этого сна, -- сказала Одраде. -- Мы должны разоблачить замысел Тирана. До конца! Одраде вздохнула, но не заговорила. -- Никогда не недооценивай силу идеи, -- сказала Тараза. -- Атридесы всегда были правителями-философами. Философия всегда опасна, потому что способствует рождению новых идей. И опять-таки Одраде не ответила. -- Червь несет все это внутри себя. Дар! Все силы, которые он запустил в действие, до сих пор в нем. -- Ты стараешься убедить меня или себя. Тар? -- Я наказываю тебя, Дар. Точно так, как Тиран карает до сих пор нас всех. -- Зато, что мы не есть то, чем нам следует быть? Ага, вон идут Шиэна и другие. -- Язык Червя, Дар. Это очень важно. -- Если ты так говоришь, Верховная Мать. Тараза метнула сердитый взгляд на Одраде, которая направилась вперед -- приветствовать вновь прибывших. В Таразе была тревожащая мрачность. Присутствие Шиэны, однако, возродило целеустремленность Таразы. "Сообразительная малышка Шиэна. Очень хороший материал". Шиэна демонстрировала свой танец прошлой ночью, исполняя его в большом музейном зале, на фоне гобеленов -- экзотический танец на фоне экзотических произведений из спайсового волокна, на которых изображены пустыни и черви. Она представлялась почти частью гобелена -- словно сошла к присутствующим со стилизованных дюн и их тщательно детализированных изображений проходящий червей. Тараза припомнила, как каштановые волосы Шиэны развевались, когда она кружилась в танце, взметаясь пушистым ореолом. Свет, падавший сбоку, подчеркивал рыжеватые проблески в ее волосах. Ее глаза были закрыты, но это не было лицо человека, грезящего наяву. Возбуждение в ней проявлялось в страстном выражении ее широкого рта, трепетаньи ноздрей, вздернутом подбородке. Внутренняя изощренность движений вступала в противоречие с ее таким юным возрастом. "Танец -- это ее язык, -- подумала Тараза. -- Одраде права. Мы выучим его, глядя на нее". Вафф был сегодня, вроде, как в воду опущенный, было трудно определить, смотрят ли его глаза во внешний мир или обращены внутрь. С Ваффом был Тулуз-хан, смуглокожий приятный ракианец, выбранный представитель жречества на сегодняшнее "святое событие". Тараза, встретившая его во время демонстрационного танца обнаружила в Тулуз-хане необыкновенное свойство: он никогда не говорит "но", и все же это слово ощущалось во всем, что он произносил. Законченный бюрократ. Он вправе рассчитывать, что пойдет далеко, но эти ожидания скоро столкнуться с потрясающей неожиданностью. Она не испытывала к нему жалости, зная то, что знала. Тулуз-хан был мягколицым юношей, слишком немногих стандартных лет для того, чтобы занимать положение, требующее такого доверия. В нем было больше, однако, чем было видно на глаз. И одновременно меньше. Вафф отошел в сторонку сада, оставив Одраде и Шиэну с Тулуз-ханом. Естественно, молодой жрец не такая важная птица, им можно пожертвовать, если что. Это довольно-таки объясняло, почему именно его выбрали для этого мероприятия. Это дало ей понять, что она достигла необходимого уровня потенциальной жестокости. Тараза, однако, не думала, что какая-либо из фракций жрецов может осмелится покусится на Шиэну. "Мы будем стоять вплотную в Шиэне". Всю неделю после демонстрации сексуальных способностей шлюх они провели по горло в делах. Очень тревожная неделя, уж если так к этому подходить. Одраде была занята с Шиэной. Тараза предпочла бы Лусиллу для преподавания этих уроков, но надо опираться на то, что под рукой, и Одраде была явно лучшей из достижимых на Ракисе для такого обучения. Тараза опять поглядела на пустыню, они ждали топтеров из Кина и Очень Важных Наблюдателей. Эти ОВН еще не запаздывали, но запоздают, как с ними не раз бывало. Шиэна как будто хорошо прошла сексуальное обучение, хотя Тараза не очень высоко оценила спарринг-мужчин, имевшихся у Ордена на Ракисе. В свою первую ночь здесь Тараза призвала одного из них. Потом она решила, та маленькая радость забвения, которую это доставляет, не стоит таких хлопот. Кроме того, что ей следует забывать? Забывать -- значит допустить в себя слабость. НИКОГДА НЕ ЗАБЫВАЙ! Это, однако, именно то, что делают шлюхи. Они торгуют забвением. И они не имеют ни малейшего понятия о том, как тираны держат хваткой человеческую судьбу, как необходимо разорвать эту хватку. Тараза тайное слушала разговор между Шиэной и Одраде, состоявшийся накануне. "Для чего же я прислушивалась?" Девушка и учительница были здесь, в саду на крыше, сидели друг напротив друга на двух скамейках, и переносной икшианский глушитель прятал их слова от любого, у кого не было кодированного переводчика. Парящий на суспензорах глушитель висел над ними, как странный зонтик: черный диск, создающий искажения, которые прячут истинные движения губ и звуки голосов. Для Таразы, стоявшей в длинном зале собраний с крохотным переводчиком в левом ухе, это урок представлялся, как равноискаженная память. "Когда меня учили этому, мы не знали, что могут делать шлюхи из Рассеяния". -- Почему мы говорим о существующей в сексе сложности? -- спросила Шиэна. -- Мужчина, которого ты прислала сегодня ночью, все время это повторял. -- Многие полагают, будто понимают это, Шиэна. Может быть, никто никогда этого не понимал, потому что такие слова больше исходят от ума, чем имеют дело в плотью. -- Почему я не должна пользоваться ничем из того, что мы видели на представлении Лицевых Танцоров? -- Шиэна, сложность прячется внутри сложности. По принуждению сексуальных сил творилось и творились и великие дела, и грязные. Мы говорим о сексуальной силе, сексуальной энергии и о таких вещах, как "всеодолевающий позыв страсти". Я не отрицаю, что такое бывало. Но то, чего мы здесь ищем -- это сила настолько могущественная, что она может разрушить и тебя и все ценное, чем обладаешь. -- Так вот почему я и стараюсь понять. Означает ли это, что шлюхи поступают неправильно? -- Они игнорируют заложенное в человеческом роде, Шиэна. По-моему, ты можешь уже это ощутить. Тиран, наверняка, это знал. Что была его Золотая Тропа, как непредвидение сексуальных сил за работой беспрестанного возрождения человечества? -- А шлюхи не творят? -- Они, в основном, стараются контролировать миры своей силой. -- Да, кажется они так и делают. -- Вот как. Теперь задумайся о противодействии, которое они этим на себя навлекают? -- Я не понимаю. -- Ты ведь знаешь о Голосе, и как им можно контролировать некоторых людей? -- Но не всех. -- Именно. Цивилизация, на которую очень долго воздействует Голос, приспосабливается к этой силе, уменьшая силу воздействия Голоса. -- Значит, есть люди, знающие, как сопротивляться шлюхам? -- Мы видим безошибочные признаки этого. И это одна из причин того, почему мы на Ракисе. -- Пожалуют ли сюда шлюхи? -- Боюсь, да. Они хотят контролировать самую сердцевину Старой Империи, потому что мы кажемся им легкой добычей. -- Ты не боишься, что они победят? -- Они не победят, Шиэна. Полагайся на это. Но ведь для нас они пойдут на пользу. -- Как это? Голос Шиэны вывел Таразу из шока, вызванного словами Одраде. Сколько же подозревает Одраде? В следующее мгновение Тараза это поняла и задумалась: понятен ли весь урок этой юной девушке. -- Сердцевина статична, Шиэна. Мы провели застылыми тысячи лет. Жизнь и движение были "вне нас", с теми людьми из Рассеяния, кто противостоят шлюхам. Любым нашим действием мы должны как можно больше усиливать это сопротивление. Звук приближавшихся топтеров вывел Таразу из ее задумчивости. Очень Важные Наблюдатели едут из Кина. Все еще на расстоянии, но звук ясно слышен в чистом воздухе. Преподавательский метод Одраде хорош, должна была признать Тараза, обшаривая взглядом небо, выглядывая первые признаки топтеров. Они явно летели низко и с другой стороны здания. Не с той стороны, откуда должны были бы -- но, может, быть, они возили Очень Важных Наблюдателей на короткую экскурсию вдоль остатков Стены Тирана. Многие люди интересовались тем местом, где Одраде нашла хранилище спайса. Шиэна, Одраде, Вафф, Тулуз-хан спускались в длинный зал собраний. Они тоже услышали топтеры. "Шиэна так и рвется показать свою власть над червями", -- поняла Тараза. Послышался натруженный звук приближавшихся топтеров. Не перегружены ли они? Скольких наблюдателей они везут? Первый топтер скользнул над крышей верхнего помещения и Тараза увидела бронированную кабину пилота. Она распознала предательство еще до того, как из топтера ударила первая дуга лазерного луча, отсекая ей ноги по самые колени. Тараза повалилась всем весом на растущее в кадке дерево. По ней рубанул еще один луч, под углом перерезав бедро. Топтер промчался над ней, резко взревев реактивными двигателями, и сделал вираж влево. Тараза цеплялась за дерево, включив технику подавления физических мук. Она сумела приостановить кровотечения из своих ран, но боль оставалась страшной. Не так велика, однако же, как боль Спайсовой Агонии, напомнила она себе. Это ей помогло, но она понимала, что обречена. Она услышала крики и звуки многочисленных схваток по всему музею" "Я победила!" -- подумала Тараза. Одраде выскочила из верхнего помещения и склонилась над Таразой. Они ничего не сказали, но Тараза показала, что она все понимает, приложив свой лоб к виску Одраде. Это был уже многовековой код Боне Джессерит. Тараза начала перекачивать свою жизнь в Одраде -- Иные Памяти, надежды, страхи... все. Одна из них может еще спастись. Шиэна наблюдала из верхнего помещения, стоя там, где ей было приказано ждать. Она понимала, что происходило в саду на крыше -- Величайшая Тайна Бене Джессерит. Вафф и Тулуз-хан, уже вышедшие из помещения когда началось нападение, не возвращались. Шиэна содрогнулась от дурных предчувствий. Одраде резко встала и бегом кинулась на зад. Глаза ее были неистовыми, но двигалась она целеустремленно. Подпрыгнув, она собрала за черенки в охапку несколько глоуглобов Она пихнула несколько охапок глоуглобов в руки Шиэны, и та почувствовала, как ее тело становится легче, поднимаемое суспензорными полями глоуглобов. Захватывая все новые пучки глоуглобов, Одраде заспешила к узкому концу помещения, где отверстие в стене указывало на то, что она искала. С помощью Шиэны она отомкнула створки, открывшие глубокую воздушную шахту. Свет собранных пучками глоуглобов показал грубые стены внутри шахты. -- Держи глоуглобы как можно кучнее, чтобы эффект их поля был максимальным, -- сказала Одраде. -- Выкидывай их по одному, чтобы снижаться. Мы спускаемся вовнутрь. Шиэна ухватила черенки глоуглобов потной рукой и спрыгнула с приступки. Она почувствовала, как падает, затем испуганно уцепилась за глоуглобы, подтягивая их ближе. Свет над ней говорил о том, что Одраде следует за ней. На дне шахты они попали в насосную, где работало множество вентиляторов, и через них доносились отдаленные звуки сражения снаружи. -- Мы должны добраться до не-комнаты и затем в пустыню, -- сказала Одраде. -- Все системы машинерии взаимосвязаны. Здесь будет проход. -- Она мертва? -- прошептала Шиэна. -- Да. -- Бедная Верховная Мать. -- Теперь я -- Верховная Мать, Шиэна. По крайней мере, временно, -- Одраде указала наверх. -- Это на нас напали шлюхи. Мы должны поспешить. x x x Наш мир -- для живущих, и кто же они? Ради свети во тьму мы рискнули, насквозь. Она ветром была моим, дунь он в те дни, В ее облике мне умереть довелось, Падение ведомо тем, кто из плоти до духа воспрял. Свет есть все, и свет слева границы земного прорвал. Теодор Ретке (Исторические цитаты: Дар-эс-Балат) Тегу почти не понадобилось сознательных усилий, чтобы превратиться в вихрь. Он понял, наконец, природу той угрозы, что исходила от Преподобных Черниц. Само это осознание вылилось в сверхскоростное движение -- продукт нового мышления ментатов, соразвившегося вместе с многократно увеличивающейся скоростью. Чудовищная угроза требовала чудовищного противодействия. Кровь хлестала позади него, когда он прокладывал путь сквозь здание штаб-квартиры, убивая всякого на своем пути. Как он узнал от своих преподавательниц Бене Джессерит, величайшая проблема человеческого мироздания в том, как именно ты подходишь к продолжению рода. Ему слышался голос его первой учительницы, пока он производил опустошения по всему зданию. -- Ты можешь думать об этом, как о сексуальности, но мы предпочитаем более объемлющий термин -- продолжение рода. У него много граней и разновидностей, и он обладает явно неограниченной энергией. Чувство, называемое любовью, это только небольшой его аспект. Тег сокрушил глотку человека, словно замершего на его пути, и, наконец, добрался до комнаты управления системами защиты здания. Там сидел только один человек, его правая рука почти прикоснулась к красному ключу на пульте управления перед ним. Своей разящей левой рукой Тег почти разрубил мужчину на двое. Тело нырнуло вперед в медленном движении, из отверстия в шее хлестнула кровь. "Орден прав, назвав их шлюхами!" Можно потащить человечество почти куда угодно, манипулируя огромными энергиями продолжения рода. Можно подстрекнуть человечество к действиям, которые оно никогда бы не сочло возможными. Одна из его учительниц сказала ему об этом прямо: -- Энергия должна иметь свой выход, закупорь ее и она станет чудовищно опасной. Перенаправь ее, и она сметет все на своем пути. В этом наивысший секрет всех религий. Тег прикинул, что, покидая здание, он оставил позади себя более пятидесяти трупов. Последней его жертвой стал солдат в маскировочном костюме, стоявший в открытом дверном проеме, собираясь войти. Пробегая мимо неподвижных на вид людей и транспортных средств, Тег своим переключенным на высшую скорость умом, успел подумать над тем, что оставалось позади него. Утешит ли его, что выражение неподдельного удивления было последним на лице Преподобной Черницы? Стоило ли ему поздравлять себя, что Муззафар никогда снова не увидит свой дом из каркасного кустарника? Как и любому, подготовленному Бене Джессерит, ему совершенно ясна была необходимость совершенного им несколько секуунд назад. Тег знал свою историю. Было множество райских планет было в старой Империи, а в Рассеянии, наверняка, еще больше. Люди всегда оказывались способными попробовать какой-нибудь дурацкий эксперимент. А на планетах с благословенным климатом, в основном, лентяйничали. Тег считал это дуростью. Вот почему, сексуальная энергия всегда легко высвобождалась на таких планетах. Появление миссионеров Разделенного Бога или подобных религий в одном из таких райских уголков всегда вызывало всепоглощающую ярость, захлестывавшую все вокруг. -- Мы в Ордене об этом знаем, -- объясняла одна из учительниц Тега. -- Наша Защитная Миссионерия не раз зажигала или гасила пожар подобной ярости. Тег продолжал бежать, пока не оказался в аллее, километрах в пяти от бойни, устроенной им в штаб-квартире старой Преподобной Черницы. Он знал, что времени прошло еще очень мало, но оставалось еще кое-что, требовавшее его внимания. Он убил не всех обитателей того здания. Остались глаза наблюдателей, узнавших теперь, на что он способен. Они видели, как он убивал Преподобных Черниц, как рухнул убитый им Муззафар. У них остались свидетельства: горы трупов и записи его действий. Тег прислонился к стене. На левой ладони кожа была ободрана. Он позволил себе вернуться в нормальное время, наблюдая как кровь сочится из раны. Кровь была почти черной. "В моей крови очень много кислорода?" У него была одышка, но не такая сильная, как можно было бы ожидать после подобной физической нагрузки. "Что со мной произошло?" Да, здесь наверняка сработало его происхождение Атридеса. Кризис выкинул его в другое измерение человеческих возможностей. Каким бы ни было его изменение, но он изменился полностью, обретя способности заглядывать вперед и видеть сущность вещей и событий. Люди, мимо которых он пробегал в этой аллее, казались ему статуями. "Буду ли я когда-нибудь думать о них, как об отребье?" Он подумал, что такое сможет произойти, если только он сам это позволит. Но искушение было при нем, и он с сочувствием подумал о Преподобных Черницах, повергших себя в грязь, не вынеся Великого искушения. "Что же теперь делать?" Он ясно видел главную линию своих действий. Здесь, в Ясае, есть тот единственный человек, наверняка знавший всех нужных Тегу людей. Тег поглядел вдоль аллеи. Да, этот человек поблизости. Сквозь тяжелый аромат цветов и трав другой запах волнами доходил до Тега откуда-то из глубины аллеи. Он направился на эти запахи, понимая, что они приведут его туда, куда нужно, и что там он не подвергнется никакому нападению, там должна быть тихая гавань. Он быстро достиг источника запахов. Это была встроенная дверь, на которой была голубая вывеска из двух слов на современном галахе: "Персональное обслуживание". Тег вошел и сразу увидел то, что искал. Их можно было увидеть во многих местах старой Империи: закусочные, уходившие корнями в древнейшие времена, автоматизированные, от кухни до стола. Большинство из них были заведениями "для своих". Можно было рассказать друзьям о своем последнем "открытии", предупредив о том, чтобы они широко не распространялись о нем. -- Не хочу, чтобы оно испортилось из-за наплыва народа. Эта мысль всегда забавляла Тега. Смешно рассказывать о таких местечках, притворяясь при этом, будто сообщаешь строго по секрету. Запахи пищи, от которых текли слюнки, доносились из кухни в задней части закусочной. Прошел официант, неся окутанный паром -- словно обещание чего-то очень хорошего -- поднос. Молодая женщина в коротком черном платье и белом фартуке подошла к Тегу. -- Вот сюда, сэр, пожалуйста. У нас есть свободный столик в углу. Она подала ему стул так, чтобы он мог сидеть спиной к стене. -- К вам подойдут через секунду, сэр, -- она подала ему жесткий лист дешевой бумаги двойной толщины, -- Наше меню отпечатано. Я надеюсь, что Вы не возражаете. Он посмотрел, как она уходит. Официант прошел другим путем по направлению к кухне. Теперь поднос был пуст. Ноги Теги привели его сюда, как будто он бежал по зада иной колее. Здесь -- тот человек, который ему нужен, он обедает рядом с Тегом. Официант остановился поговорить с человеком, о котором Тег знал, что у того есть ответы на все последующие ходы, которые необходимо здесь сделать. Официант и этот человек вместе чему-то смеялись. Тег обшарил взглядом остальное помещение: только еще три столика занято. Пожилая женщина сидела за столом в дальнем углу, отщипывая от глазурованного конфекта. Она была одета в облегающее короткое черное платье с глубоким вырезом на шее. Тег подумал, что это, должно быть является последним воплем современной моды. Ее туфли были такого же цвета. Молодая пара сидела через столик справа от него. Они не видели никого, кроме самих себя. Пожилой мужчина в хорошо подобранной старомодной коричневой тунике тщательно ел блюдо из зеленых овощей рядом с дверью. Взгляд его был целиком сосредоточен на еде. Человек, говоривший с официантом, громко расхохотался. Тег поглядел в затылок официанту. Пучки светлых волос торчали на затылке, как сорванные кустики мертвой травы. Воротник официанта под взъерошенными волосами был истрелан. Тег опустил взгляд. Туфли официанта на каблуках. Кайма черной куртки была заштопана. Скупость бедности? Что, дела здесь идут ни шатко, ни валко? Запахи из кухни исключали, что заведение бедное. Столовая посуда чиста до блеска. Нет ни одной треснувшей тарелки. Но полосатая, красно-белая скатерть на столе заштопана в нескольких местах, заплаты аккуратно подогнаны под общий цвет материи. Тег еще раз оглядел других посетителей. Они выглядели состоятельными. Голодающих бедняков в этом месте не водилось. Тегу стала окончательно ясна суть этого места. Не просто местечко "для своих", кто-то специально рассчитывал именно на такой эффект. За всем заведением скрывался умный замысел. Нечто вроде ресторана, который перспективные молодые чиновники открывают для себя, чтобы назначать деловые свидания с надежными клиентами или ублажить начальника. Еда была превосходной, порции щедрыми. Тег понял, что его инстинкты привели его сюда правильно. Затем он перенес свое внимание на меню, позволяя, наконец, голоду проникнуть в его сознание. Голод был, по меньшей мере, настолько же яростным, как в тот раз, что удивил покойного Полевого Маршала Муззафара. Официант появился рядом с ним с подносом, на котором стояла небольшая открытая коробочка и кувшинчик, откуда доносился пряный запах заживляющих мазей. -- Я вижу, Вы поранили руку, башар, -- сказал официант. Он поставил поднос на стол. -- Позвольте мне обработать Вашу рану до того, как Вы сделаете заказ. Тег поднял раненую руку и посмотрел, как быстро и умело официант обработал рану. -- Ты знаешь меня? -- спросил Тег. -- Да, сэр. И после того, что я слышал, мне странно видеть Вас в полном мундире. Вот здесь, -- он закончил обработку раны. -- Что ты слышал? -- тихо вопросил Тег. -- Что за Вами охотятся Преподобные Черницы. -- Я только что перебил нескольких из них и многих их... Как бы их назвать? Официант побледнел, но голос его был тверд. -- Рабы, будет подходящим для них словом, сэр. -- Ты был при Рендитае, верно? -- сказал Тег. -- Да, сэр. Многие из нас осели здесь после этого. -- Мне нужно поесть, но я не могу тебе заплатить, -- сказал Тег. -- Никому из ветеранов Рендитая не нужны Ваши деньги, башар. Они знают, что Вы отправились сюда? -- Полагаю, никак нет. -- Сейчас здесь лишь постоянные посетители. Никто из них Вас не выдаст. Я постараюсь предупредить Вас, если появится какая-нибудь опасность. Чтобы Вы желали поесть? -- Как можно больше. Выбор предоставляю тебе. И чтобы было в двойном ра