токе, закона кармы, ограничивают нашу жизнь, нашу свободу личности. Когда же Иисус открыл в нашем сознании врата между прошлым и нашими предубеждениями, с одной стороны, и нашим маленьким "эго" и будущим, с другой, Он освободил нас. Однако и поныне не всякий проходит в эти врата. Некоторые, а порой и многие из Его последователей восклицают, точно тот раб, который по прихоти своего хозяина к старости был освобожден: "Но что я буду делать? Куда я пойду? Это единственная жизнь, которую я знаю." И они же растерянно озираются, точно осел, с которого сняли уздечку, когда он уже состарился, но он по-прежнему ведет себя так, будто все еще на привязи, и неловко топчется на месте. Но великий подвиг на кресте нашего Господа освободил нас от грехов и кармы и ввел в настоящее. Иногда, когда я после долгих блужданий и размышлений, наконец, вхожу в те ворота, то снова поражаюсь, как в этом ограниченном мире можно все-таки вести неограниченную жизнь! ПРОЩЕНИЕ Огненными буквами выведены на тех воротах слова: "Тот, кто проходит здесь, должен сначала простить". Не сковывать нас более законами морали, а простить нас и дать нам дар прощения, - вот в чем миссия Иисуса. Но прощение и бездеятельность - не одно и то же. Например, раб не должен мириться с несправедливостью своего рабства и плохим обращением, потому что как последователь Христа обязан прощать. Мы не должны оправдывать грехи, которые совершаются против нас, потому что как последователи Христа обязаны прощать. Когда Иисус шел выгонять ростовщиков и торговцев из Храма, Он не остановился на пороге и не сказал Себе: "Нет, Я должен простить их, а посему оставлю их в покое". Он, конечно, простил их, но в то же время переступил порог и набросился на них, как лев на свою жертву. Он делал то, что было необходимо, но не обременяя себя ни гневом, ни тревогой, ни жаждой отмщения. Он делал то, что было необходимо, и прощал. Он таким же образом простил и нас. Простил не только тех, кто хотел убить Его, не только солдат на Голгофе и двуличных лицемеров, фарисеев, не только жестокую и зверскую толпу, которая единственно ради развлечения требовала Его крови, но простил и прощает всех мужчин и женщин, которые ежедневно приносят в жертву своей надменности и раболепству, своей жадности и похоти принцип истины, воплощенный в Нем. Он сказал: "Вы должны простить себя. Вы должны просить прощения у Бога Отца вашего за ваши грехи. Вы должны простить тех, кто грешил против вас. Я говорю вам, что хотя весь мир считает, что прощение - не оружие, однако оно гораздо сильнее и меча, и пращи, потому что ими можно ранить друг друга, а прощением - излечиться от ран". Ведь действительно, не простив тех, кто ранит нас, разве можем мы быть свободными? Можем ли быть спокойны, как бы нас хорошо ни охраняли? Без прощения что есть любовь? Без прощения можем ли построить Новый Иерусалим? Без прощения что общего у нас с Христом, как бы твердо мы ни верили в христианство? ПОБЕДА Иисус преодолел материю. Хотя Он был само совершенство, Он все же принял человеческое обличье, в котором были тонкие элементы земли и воды, огня и воздуха, составляющие материю. Несмотря на то, что материя безупречна, она также ограничена и несет в себе инерцию или незнание Духа. А тот, кто хочет стать духом, должен преодолеть материю. Так как Иисус носил в себе человеческое и материальное, то мог бы погибнуть, когда пришел на Голгофу. Это либо возможно, либо нет. А для Бога и вероятное, и недосягаемое могут сосуществовать. Много времени спустя Мария сказала нам, что Христос проделал эксперимент и мог бы потерпеть неудачу. Я пытался понять, как это могло бы случиться. Иисус мог погибнуть не по слабости Своей, ибо Он не поддавался искушению. Сатанинская мечта о власти не привлекала Его, Он остался к ней равнодушен. Предательство Иуды тоже не нанесло Ему поражения: Он не удержал его. Равнодушие толпы не смутило Его: Он дал ей остаться самой собой. Снисходительность Пилата, когда тот допрашивал Его, злоба стражников, когда они бичевали Его, когда нарядили в багрянец и насмехались над Ним, и презрение толпы, которая поносила Его, - ничто Его не отвлекало; Он позволил, чтобы все это лицезрели очи Отца Его, и отошли туда, куда отправляется все, что прощено. Бездеятельность Его учеников, их апатия в Гефсиманском саду, перед тем как Его увели в тюрьму, тоже не склонили Иисуса отступиться от великого подвига любви. Так как в Христе была и человеческая материальная суть, Он не мог не обращать внимания на плоть, что они и желали, не мог не отвлекаться на боль, унижение и печаль Своей Матери, которая стояла там и смотрела на Него. Разве не мог Он прийти в ярость? Но в таком случае, что было бы тогда? Пусть бы Он отказался простить, пусть бы взором испепелил город и в мгновение ока покинул бы этот мир. Но этого не произошло. Велико было милосердие и самодисциплина Иисуса, и Он преодолел материю. Он всецело отделился от нее во имя человечества. Он сбросил с Себя все материальные оболочки, как одежду в жаркий день, пока ни остался только свет, чистый абсолютный свет Духа, каковым, по существу, Он и был, и победа досталась Ему. КРЕСТ СВЕТА На Масличной горе Он показал моему воображению то, что на Востоке называют Adi Agnya Chakra; это было похоже на огромный крест света. Я пригляделся и увидел, что он состоит из мужчин и женщин. Они, казалось, сплетены из света, но по обе стороны креста, в сгущающейся тьме, было множество людей, очевидно, кричавших и дравшихся. (Я говорю "очевидно", ибо я наблюдал это явление, но ничего не слышал). Я снова посмотрел на крест света, который теперь показался мне дверью или воротами, а люди света - святыми, шедшими в великой радости. Крест как будто был окружен ярким светом, и я посмотрел на толпы, по обе стороны от него: кто-то кричал, кто-то плакал, кто-то яростно нападал на другого, кто-то был в отчаянии, кто-то держался надменно, кто-то сгорал от желания, а кто-то был изуродован - и все стиснуты между двумя водоворотами. Один из них спирально спускался слева к сиявшему пятну, а другой - справа, в бесцветное, но теплое пространство. И я услышал голос Иисуса, Который говорил: "Те, кого ты видишь на кресте, спасены, ибо они остались верны своему предназначению среди людей, они любят Меня, и их любовь - прощение, невинность, истина, Дух, воскресение, они любят Меня так, как ты; и Я тоже люблю их. Но справа и слева - это ад сатанинских иллюзий: насилие, власть, титулы и демоны, неверные и темные дела, козни, хитрости и жестокость, и туда должны попасть те, кто не хотят быть людьми и принять Сына Бога и Святой Дух..." Мое видение было Макрокосмосом в конце времен. Но я смотрел на страдания проклятых с ужасом и сказал: "Неужели такое может свершиться? Неужели грядет судный день?" И Иисус ответил словами, которые я забыл, скорее, не понял, ибо был поражен этим видением, и Его голос становился все тише, будто я просыпался ото сна. Но позже я осмыслил, что Он говорил: "Этот суд должен свершиться, потому что так устроен мир; он - важнейшая частица творения, и Я явился, чтобы возвестить о ней. А суть мира - одна из версий ее проявлений". Помню, как Он еще сказал: "Иоанн, смотри, чтобы Мои дети ходили в свете и знали, что Я люблю их". Я вновь был один на Масличной горе, шел шестой час. ПРОСЬБА Я вернулся к кресту на Голгофе. Иисус, казалось, все это время был погружен в размышления. Он открыл глаза и огляделся. Он заметил меня и Свою Мать, которая стояла рядом, и заговорил тихим, но твердым голосом. Сначала Он обратился ко мне: "Се, Матерь твоя!", а потом - к Марии: "Се, сын твой!", и Она посмотрела на меня с великой любовью. Взгляд Марии вернул мне уверенность, ибо несмотря на видение на Масличной горе, как только я взглянул на распятого Христа, то снова засомневался в себе и в нашей силе против сил зла. Может быть, причина была не столько в злой воле фарисеев, солдат и толпы, которая казалась такой страшной, сколько в виде мужчин и женщин, спешащих мимо по своим делам, совершенно равнодушных и не понимающих значения того, что происходит рядом с ними. Когда я вернулся, увидел все снова, то подумал: "Пусть злые души участвуют в драме, а невежественным нет дела до всего происходящего..." Однако взгляд Марии рассеял мои сомнения. Сначала мне показалось, что Она постарела, стала более тщедушной, чем раньше, но теперь я увидел в Ее глазах силу, о которой прежде не подозревал. Это была возвышающая и поддерживающая сила, подобная той, с помощью которой солнце освещает небеса, луна вращается вокруг земли, времена года сменяют друг друга и цветет все живое. Казалось, Мария все понимает, во все проникает и стоит выше всякого невежества и зла. Я стал заботиться о Ней. Мы покинули Иерусалим и отправились к Тивериадскому озеру, к морю Галилейскому. Но значение слов Христа я понял позже. ВЕЧНАЯ ЖИЗНЬ Небо покрылось тучами, и много часов подряд на нем не было видно ни зги, словно свет навсегда покинул мир. Все это время наш Господь не открывал глаз. Потом Он открыл их и объявил сильным голосом: "Свершилось," и тело Его обмякло. Пытка распятием закончилась. Говорили, будто Он выкрикивал слова псалмов Давидовых: "Боже мой, Боже мой, для чего Ты Меня оставил?", - но это не так. Я могу засвидетельствовать как очевидец, что Он никогда этого не говорил. И не мог бы, потому что эти слова противоречили бы всей Его сущности. Однако, возможно, люди почувствовали, что слова Давида говорят о распятии и, в конце концов, поверили, что Иисус их произнес. Возможно также, что они сами чувствовали себя покинутыми, когда Мессия, за которым они последовали, погибал на их глазах на кресте, и приписали свое отчаяние Иисусу, а в памяти у них запечатлелись собственные чувства. Но Иисус и не подумал бы, что Он может быть покинут Богом, потому что Сам был Божеством. Он не молил о спасении, потому что именно через распятие и нес спасение. Хотя наш Господь подготовил нас заранее к этому событию, сказав: "Сын Человеческий должен совершить то, что предназначено", - подразумевая, что Его ждет крест, нам трудно было понять, почему это происходит, и мы не могли не поколебаться в нашей вере, не предаваться печали, не испытывать ненависти к властям или не жаждать отмщения. Было трудно устоять перед искушением отчаяния, и хотя Господь говорил, что все подвергнутся искушению прежде, чем смогут войти в Царствие, все думают, что искушение придет в виде удовольствия, а не боли. Так что мы были застигнуты врасплох и поглощены ощущением потери. Было трудно держаться отстраненно от внешних проявлений распятия, когда казалось, что наш Господь действительно тот человек печалей, который предстал Исайи. Но если бы мы прониклись только внутренней сутью события, то увидели бы Его таким, какой Он есть: Спасителем, львом Иудеи, князем мира. Извне распятие казалось наказанием, возможно, за все страдания творения мира, а изнутри - освобождением от страдания. Человек не хочет страдать, но он то и дело создает условия для страдания: мечется направо, налево, связывает себя поступками и желаниями, ожиданиями, эмоциями, плотью, материей, понятиями - всяческими нереальными вещами, из чего и рождаются его муки. Но Иисус открыл внутри сознания человека ворота в вечное бытие Духа, куда нет доступа страданию. Он сделал для нас возможным отгородиться от страданий, но, по-моему, мои товарищи не понимают этого, а если и понимают, то отделить себя от страданий - для них непосильная ноша. Поэтому они все же должны страдать. Но Некоторые не пожелали освободиться от страданий, как предлагал Иисус. Это были евреи, которые кричали Пилату: "Пусть кровь Его будет на нас и наших детях!" - и считали это шуткой. Мне страшно за них: не потому, что Его Отец будет искать отмщения за содеянное с Христом (хотя Он все помнит), а потому, что они хотели получить плоды своих действий. А это не что иное, как невообразимые страдания. Но Иисус - это вечная жизнь, и Он ее предлагал, предлагает и будет еще предлагать всем тем, кто любит Его за то, что Он есть. "Он был распят и воскрес таким, каким был раньше, дабы мы могли убедиться, что Дух бессмертен: не убывает, не прибывает, как божественная и вечная субстанция. Потом, как известно, Он явился среди нас, и мы, его ученики, впервые поверили, что Он воистину Сын Бога. А может, мне следует говорить так только за себя. Когда я думаю о Нем после распятия, я будто вижу Его в ореоле былой славы и слышу Его речь: "Я - Сын Человеческий, Я - суть и плод человечества, который разделят все ищущие. Я пришел доказать, что хотя плоть тленна, но Дух бессмертен, что Истина есть Любовь, и Я это доказал. Я Сам есть вечная жизнь, и вы соприкасаетесь с нею, когда Я приветствую вас поцелуем, когда улыбаюсь вам, когда говорю с вами, когда поправляю вас. Если вы оказываетесь в одиночестве и смятении, знайте, что Я - вечная жизнь, и она любит вас". ПРИЗНАНИЕ Я часто думаю о том, как Иисус появился перед нами после Своего воскресения. Хотя Он стоял в саду, прошел через Еммаус, появился на берегу Моря Тивериадского, но прибыл осторожно и никто не узнал Его, кроме учеников, да и это было им нелегко. Может быть, и в день Суда Утешительница придет столь же незаметно, и только бодрствующие узнают в ней ту, кто она есть? "Будьте бдительны и молитесь, - сказал нам Господь, чтобы мы узнали Утешительницу, когда она придет. - Молитесь, чтобы почувствовать тепло ее любви в своем сердце; будьте бдительны, чтобы бодрствовать и возделывать свой ум, чтобы чувствовать тепло ее любви и чтобы нас не могли обмануть и увести с пути истинного лжеХристосы". Они тоже придут, сказал Иисус, и будут продавать свою правду за деньги, и люди будут покупать ее. Они объявят, что Царствие находится слева или справа, и люди поверят им. Некоторые якобы будут творить чудеса и исцелять, и люди пойдут за ними, не понимая разницы между их дьявольской магией и властью Бога, не видя, что их чудеса материальны, и их исцеление - яд для души. Многие ищущие подпадут под чары, будут петь и танцевать или креститься и молиться, выкрикивая: "Господи! Господи! Мы следуем за Господом!" - и ступая по дороге в ад. Если же мы будем бдительны и преданы истине, уверял Христос, мы не обманемся. Утешительница будет любить нас, и не множить наши предубеждения, не потакать нашему маленькому "эго". Будет любить, но не баловать нас. Будет любить и преображать нас. Она пробудит в нас силу, которая научит всему, о чем следует знать: о правде, о лжи, о себе и о Духе. Она поведет нас по праведной дороге, узкой, законной, царской дороге в Царствие Божие. Она защитит нас от зла. Она будет не отмерять свое сострадание, а ниспошлет его на нас с лихвой. Она утвердит Новый Иерусалим. Она освободит нас от наших предубеждений и нашего маленького смертного "эго" и развеет их по ветру. В ее присутствии мы ощутим умиротворенность, радость и будем хранить молчание. В ее присутствии мы почувствуем на своей голове и руках святое дыхание Духа Святого, pneuma. Вот как мы узнаем Утешительницу, когда она придет. СИЛА Иисус много раз после воскресения говорил о той нашей внутренней силе, которую разбудит Утешительница. Сила притаилась в нас, как искра, говорил Он. Так как Он подготовил и очистил нас, то она скоро возгорится и соединит нас с Духом. Более того, наступит время, когда нам будет дана эта власть будить силу в других. Он и раньше говорил об этой силе, но всегда загадочно. "Царствие Бога подобно горчичному зерну", - говорил он, то есть мы ничего не ведали о великой силе, которая была точно невидимка для нас, так же как горчичное зерно пока не прорастет. Он говорил еще и по-другому: "Она подобна закваске, которую женщина, взявши, положила в три меры муки, доколе не вскисло все". Закваска - это поднимающаяся, преображающая сила, а та женщина - Утешительница, Святой Дух. Он говорил так, возможно, потому, что мы были рыбаками, а не учеными и наш закоснелый ум не понимал Его. Либо, возможно, Он знал, что потом придет человек, который переберет наши законы и отбросит все, что не подойдет к его собственной философии. Поэтому Он говорил о силе с помощью загадок, которые остались бы незамеченными. Так оно и произошло. ДВЕРЬ Иисус сказал после воскресения: "Если Я расстанусь с вами в этом мире, то в действительности никогда не оставлю вас". "Но где же Ты будешь, Господи?", - спросил Натаниэль из Каны. Иисус внимательно посмотрел на нас, приложив палец к середине лба. "Я буду здесь, - ответил он, - здесь находятся нервы глаз, образующие крест, Мое место внутри вас. Здесь Мой дворец, украшенный алмазами, здесь Мой тронный зал, здесь Я буду пребывать в тех, кто принял Меня и любит Меня. Здесь Я буду действовать на ваши предубеждения, дабы рассеять их, здесь ваше маленькое "эго" будет распылено благодаря моему состраданию, и здесь Я зажгу лампу, которая будет светить и наполнять ваше существо любовью. Здесь же и дверь в Царствие Божие, которую с помощью Своего распятия Я отпер. Но кто глух к Духу, к тем и Я глух. Кто неправильно распоряжается собой, кто смотрит с прелюбодеянием, кто не прощает, кто нарушает покой, кто все время гневается, кто ненавидит братьев своих или кто фанатичен, - от тех Я ухожу. Пользуйтесь своим зрением мудро, и прощайте, прощайте, прощайте и творите мир, и Я всегда буду бодрствовать с вами, здесь, на Своем месте, между ваших глаз". Фома мне потом сказал, что Он имел в виду Agnanya Chakra. СЕРДЦЕ Более того, Он посоветовал нам оставаться в Иерусалиме, имея в виду Иерусалим - город сердца. Оставаться и быть внимательными: не выходить на дороги, ведущие вправо или влево, не выходить за стены. Дух живет в сердце. И что бы мы ни говорили, мы должны говорить голосом сердца; что бы мы ни думали, мы должны думать мудростью сердца; чем бы мы ни занимались, мы должны на все смотреть глазами сердца; что бы мы ни делали, мы должны вкладывать в творение рук своих сострадание сердца, дабы Дух мог лучше себя проявить в нас. ПЯТИДЕСЯТНИЦА В день Пятидесятницы мы собрались в одном доме в Иерусалиме: десять учеников и я, Матфей, Саломия, Руфь, Мария Магдалина и Дева Мария, Мать Христа. Мы поговорили немного о том, что нужно сделать, и Мать Мария твердым голосом призвала нас замолчать и раскрыть свои ладони. Мы повиновались, и тогда будто ветер молчания поднялся в комнате и нежно окутал каждого из нас. Я почувствовал, как что-то шевельнулось в моем сердце, потом показалось, будто что-то поднимается по всему моему телу и навевает покой в моих мыслях, и вокруг воцарился чудесный мир. На темечке я уловил шевеление, будто горело пламя, но не грело. Позже и остальные подтвердили, что ощутили то же самое: одни сильнее, другие слегка, в зависимости от их состояния. На ладонях обеих рук мы ощутили легкий ветерок, хотя в комнате было безветренно, и следы огня, хотя его и не было. Мария научила нас языку ветра и огня: как с помощью движений рук или молитв, обращенных к нашему Господу и к Духу Святому, управлять прохладным дуновением тишины в нашем теле и рассеивать излишние тепло и холод, которые там скапливаются как следствие наших проблем. А ветер - это pneuma, ruach, это прохладное дуновение Святого Духа. Хотя каждый из нас и почувствовал себя очищенным, но мы все же стали потом сомневаться и в словах Марии и в том, что произошло. Многие последователи Христа не понимали нового языка жестов: одни думали, что мы сумасшедшие, другие смеялись, и большинство заявляли, что это несовместимо с учением Иисуса. В то трудное время такая реакция не могла не подействовать даже на самых сильных из нас, и мы впали в уныние и ушли в себя. Постепенно мы растеряли многие из тех жестов и молитв, сам ветер молчания стал казаться выдумкой и в конце концов покинул нас на долгое время. Мария же потом долго не говорила на людях о прохладном ветре, но, как казалось мне, смотрела на нас как мать, которая пыталась научить своего ребенка тому, что он еще не готов уразуметь. ПОКЛОНЕНИЕ Иисус молился в синагоге. Если бы Он родился на Востоке, Он поклонялся бы Своему Отцу на Элефанте или в пещерах Аянты, или Своей Матери в храме в Колхапуре. Если бы Он пришел в Ефес, то поклонялся бы Ей там, в храме Дианы, потому что Он не отвергал веру наших предков, а пришел, чтобы исполнить ее. Он не отворачивался от храмов тех, кто любил Божество в других ипостасях и не знал закона Моисеева, но входил туда и пытался очистить их. Он пришел не для того, чтобы восстановить одну религию против другой или заявить, что Богу надо поклоняться под тем, а не иным именем... Всюду, где почитали Бога и поклонялись Ему, там Иисус вел Себя, как Сын в присутствии Своего Святого Отца. ХИТОН Сам Иисус не принадлежал ни одной религии. При Его рождении присутствовали не дьяконы или брамины, а мудрецы и пастухи; и родился Он не в пределах храма, а в хлеву. Он не провозглашал никаких догм и не диктовал никаких правил, а только добавил одну заповедь к тем, которые мы уже знали, - заповедь любви, которую нельзя навязать законом. Его мудрость была прозорлива, и Он видел, как люди срывают живые цветы с Древа Жизни и обламывают его ветви, говоря: "Это мое" или "То мое", и таким образом убивают то, что себе присваивают. Он видел, как они превозносят аромат и красоту цветов, которые уже давно мертвы. Он видел, как они делают дубинки из ветвей Древа, чтобы бить друг друга. Он видел, как священнослужители всех религий любят окутывать себя тайной, как они подменяют символы знаками, значение - помпой, знания - спекуляцией, преображение - изображением. Он видел их такими, какие они были на самом деле. Он видел их лицемерие, алчность и самообман. Он стоял в Храме в Иерусалиме и изливал чашу Божьего гнева на них; и кругом не слышно было ни шороха, ни звука - толпа затаила дыхание. Мы, которые знали Его, сидели не шелохнувшись, с благоговением, пораженные очистительной яростью Его слов. Мы говорили не потому, что были мудры и терпимы, а из симпатии и привычки: "Конечно, среди них много хороших людей, которые отдали свои жизни служению Богу". Но Он видел, что, хотя Истина и предстала перед ними в обличий Сына Человеческого, они первые закричали: "Распни Его! Распни Его!" Благодаря своей проницательности, Он, должно быть, чувствовал, что, как только покинет нас, Его ученики начнут спорить между собой о Его учении: кто пойдет путем гностиков, кто-то - апостолов, кто-то последует за Павлом, кто-то превратит Его слова в догмы и будет навязывать своим последователям и так далее. Он завещал Свое Слово всем мужчинам и женщинам; тем же, кто будет драться из-за этого наследия, делить или предъявлять свои права на Его Евангелие и спорить от Его имени, Он оставил на прощание, и мне кажется, в шутку, подарок и символ - Свое неделимое одеяние, хитон цельнотканый. СВЯЩЕННОСЛУЖИТЕЛИ Я спрашиваю себя, что мне не нравится в том образе Христа, который проповедуют наши священнослужители. Может, они извращают Его учение? Но ведь они проповедуют по евангелиям, а в евангелиях - слова Христа. Может, повторяя слова Христа, навязывают нам свою собственную интерпретацию? Но Иисус и Сам по-разному акцентировал то или иное предписание, в зависимости от Своих слушателей. Когда Он обращался к малодушным, Он говорил: "Я несу не мир, а меч"; когда обращался к надменным, говорил: "Ударившему тебя по щеке подставь и другую". Нет, что-то другое не нравится мне в изображении Христа, в котором я Его не узнаю. Думаю, что они лишают образ Христа непосредственности. Когда они повторяют Его слова, с нами говорит не живой Христос; они молятся не живому Христу, самому сильному, мудрому, невинному и вечно присутствующему в нас. Христос у них застыл во времени и пространстве, Он живет в истории Его жизни и смерти, а ученье Его ограничивается несколькими словами, которые мы сами записали. Думаю, они поклоняются распятому, а не воскресшему Христу. ПРОШЛОЕ Наши священнослужители всегда проповедуют прошлое. Они твердят: "Как говорил Петр в своем письме изгнанникам...", "Как писал Матфей...", а чаще: "Как говорил Павел..." - будто истина потому только истина, что так написана. Рассказывать своим прихожанам о том, что говорили первые ученики, конечно, интересно, но повторение одного и того же подчиняет жизнь тексту, настоящее - прошлому. Когда они говорят: "Как сказал Христос, делая то-то и то-то...", я иногда не могу не думать, что это только уводит наше внимание к прошлому, влево, к мертвым, тогда как важен живой Христос. Даже когда они говорят о распятии, я порой думаю: "Да, но это сделал наш Господь. А что же Утешительница, которая грядет?" ИЗОБИЛИЕ Господь Иисус был средоточием щедрости, изобилия. В Его речах о жатве чувствовалась грядущая весна. Его полночное рождение оповещало о заре, свежести земли, чистом ветре, поднимающемся с моря. Его речи о серьезных материях не были тягостны и вызывали легкое настроение; Его пророчество о суде в конце времен порождало ощущение, будто мир еще только начинает жить. О МАРИИ Сразу после воскрешения, когда я был Марии как сын и жил у нее, я мечтал когда-нибудь снова заговорить с Иисусом. Я думал, как бы поскорее пойти распространять Евангелие, подобно моим братьям, а Его Мать оставить на попечении кого-нибудь. Я мечтал о чистом поле и море в конце пути, может быть, о путешествии в Рим или о поездке в Иерусалим. Я беспокоился о своих товарищах, которые разбрелись по всему миру, трудились в поте лица, вели борьбу и споры, подвергались преследованиям и одерживали триумф. Павел тогда трудился в Иудее, Фома был в Индии. Мне также хотелось путешествовать в качестве свидетеля и глашатая нашего Господа. Я знал, что в далеких краях сердца людей были подобны неприступной крепости, и страстно мечтал взять ее во имя Сына Бога. Смерть Стефана смутила меня, и безмятежная жизнь, которую я вел в Ефесе, показалась мне бесполезной. Я считал, что мне надо действовать, и видел в этом спасение; а тот мир, который постепенно воцарялся во мне в присутствии Марии, нарушался в моем воображении шумом и гамом враждующих и умирающих людей. Я и мечтал уйти, и вместе с тем боялся. Но желание уйти было сильнее и брало верх. Мысленно я об этом беседовал с Иисусом, то ли Он как-то улавливал мои желания и отвечал: "Благословен ты, остающийся здесь". "Да, - говорил я, - но меня беспокоит, что наша вера будет утрачена, если мы не будем нести ее людям. Меня беспокоит, что сгинет семя, которое Ты посеял". Он же выговаривал мне и спрашивал, неужели я думаю, что, однажды посеяв семя истины, Бог позволит; ему умереть? "Это семя спрятано в земле, где силы тьмы не могут его найти. Оно спрятано внутри тебя: не Я его посеял, ибо оно всегда было там. Но Я убедил тебя, что оно существует, полил его Своей кровью и слезами сострадания, очистил путь, дабы оно взросло, превратилось в древо вечной жизни в тех, кто в корне заботится о своем бытии. Ты должен рассказать об этом семени и питать его, и следить, дабы оно расцвело, но ты не можешь заставить его расти и не тебе беспокоиться, что оно умрет". "Но почему Ты говоришь, что я, остающийся здесь, благословен? - спросил я. - Разве не был бы я более полезен, если бы проповедовал Евангелие либо здесь, либо в других краях?" "Люди думают, что от них больше пользы Богу, когда они на базарной площади произносят речи от Его имени. Но если от них нет никакого толку даже их ближним, как же они могут оказаться полезны Богу? Люди понятия не имеют о своем Духе и воображают, что, возводя храмы, приносят пользу Богу, пытаясь заключить туда Его и поклонение Ему. Но они не могут понять, что весь мир и есть храм Божий, а жизнь человека - Его алтарь". Я в третий раз спросил, почему благословен я, остающийся дома. Но на сей раз Иисус не ответил, а лишь посмотрел на меня внимательно, я бы сказал, с суровой печалью, и тут я пробудился. Пробудившись, я понял, кто такая Мария и почему я благословен. МАТЬ Она пекла хлеб на кухне. Я стоял в дверях и тихо говорил сам с собой: "Теперь я знаю, кто Ты. Ты - Мать мира. Теперь я знаю, кто Ты. Ты - Дух Святой. Ты -мать моя. Не давай мне повторять глупости в моей жизни после жизни, ибо теперь мне ясно, что я пребывал в заблуждении. И оно было вездесущим. Я был рядом с Тобой и, вместе с тем, вдалеке. Я ел Твой хлеб, но ничего не чувствовал. Я видел, что Господь наш старается угодить Тебе во всем, что бы Он ни делал, видел славу в Нем, но все же воспринимал вас только как мать и дитя. Я слушал, но не слышал. Как же так: мне ведь казалось, что я понимаю, что такое святость, и, оказывается, я все время был у источника святости. Может, Ты тоже источник заблуждения, как говорят учителя с Востока?" Мне показалось, что я вижу перед собой женщину без возраста, которой не коснулось время, которую не изменил опыт, Она была словно воздушная, Ее любовью был создан мир, и Она с терпением, точно кремень, смотрела на меня и улыбалась. Я, Иоанн, видел улыбающуюся Марию, Мать Христа, в голубом одеянии, но одновременно как бы другим оком я различал Святой Дух, главную силу Бога, которая превыше всяких заблуждений. Я воскликнул: "Мать, мы дети в Твоих руках! Мать, мы ничего не знаем!" ТАЙНА Спустя три дня Она ушла. Перед уходом я задал Марии много вопросов о будущем и прошлом. Правда, не сразу, ибо в первый день я был погружен в молчание и смотрел на Нее с благоговением. Я служил Ей, как мог, и мысленно корил себя за то, что был невнимателен к Ней раньше и хотел расстаться с Ней. Когда Мария смотрела на меня, я всякий раз ощущал, будто Она касается моей души, как горшечник глины во время лепки. Он месит, мнет ее, придает форму, обтесывает, чтобы вылепить и обжечь сосуд, который будет наполнен водой. Она таким же образом превращала мою душу в сосуд, где хранилась бы Ее благодать. На второй день повторилось то же самое: в доме, там, где была Мария, бесшумно поднимался ветер и наполнял тишиной мое сердце. Вечером того же дня я почувствовал, что должен заговорить и спросить Ее не только ради собственного удовлетворения, но от имени всех ищущих, ибо предвидел скорый уход Марии. Она смотрела на меня уже не как Царица Небесная, а как Мать, будто хотела ободрить меня. Я сказал: "Почему же Господь не объявил миру, кто Ты? Почему Ты Сама, будучи среди нас, не объяснила, кто Ты?" На что Она отвечала: "Я могла бы сказать: если у вас есть глаза, чтобы видеть, вы бы увидели. Если бы вы понимали, кто был Иисус, то знали бы, и кто его Мать. Если бы вы слушали и ум ваш не был затуманен предрассудками, когда Он говорил о своей Матери, Духе Святом, то знали бы, что та вечная Мать должна быть и этой земной Матерью, которая родила Его, любила, вскормила и так Им гордилась. Если бы вы действительно поняли, что произошло в день Пятидесятницы, знали бы, кто такая Мария. Если бы вы постигли невинность Христа, то признали бы непорочное зачатье и опять-таки поняли, кто такая Мария. Но даже Матфей, как ты знаешь, не мог понять суть этого зачатья, хотя и написал о нем", - сказала Она и как бы пожала плечами. Я вспомнил споры и диспуты в то время, когда писались евангелия: сначала общее, ныне утраченное, потом евангелия от Марка, Матфея и Луки - все это Мария читала. Я вспомнил, как Марк и Матфей спорили с Ней, как кое-что недооценивали, переоценивали или пропускали. Мы тогда чувствовали, что невозможно передать единство Иисуса, Его человечность, звучание Его голоса, Его юмор, настроение, когда Он медитировал. "Все-таки, - отвечал я, - если бы Иисус сказал нам прямо, что Ты - Дух Святой, мы бы попытались понять". "Если бы Он в открытую заявил о этом, Меня бы тоже арестовали, обвинили бы в святотатстве и предали бы смерти... Он бы такого никогда не допустил, потому что Сын Бога по природе Своей всегда повинуется Своей Матери, защищает Ее и старается угодить Ей. Такова Его суть. Если бы они арестовали Меня, Он бы воспользовался Своей властью и обрушил бы на них Свою разрушительную силу и этому, думаю, не было бы конца", - сказала Мария сурово и неколебимо. Она помолчала, потом продолжила: "Это означало бы, что Его великие старания тоже бы рухнули; поэтому Иисус и не сказал, кто Я. Я же - Дух Святой. Я - Мудрость Соломонова. Я была вначале, Я есть и буду в конце. Я существовала и до начала. Я - основа Божией власти. Это правда: Я - София". ДУХ СВЯТОЙ В воздухе разлился аромат роз. Я преклонил колена перед Матерью Христа и сказал: "Но люди не понимают, что такое Святой Дух. Для одних это то же, что Дух, для других - источник вдохновения, для третьих Сам Иисус - Святой Дух, а для четвертых - это Отец в ином обличьи..." "Нет, - ответила Она, - люди мало знают о Святом Духе, потому что не приблизились к Нему. Он рядом с ними, Он в них самих, но они так и не приблизились к Нему". "Я слышала и наизусть знаю их рассуждения", - продолжала Она с усмешкой и сделала жест, будто от чего-то отмахнулась, и опустила руки на колени. Она сидела на стуле в главной комнате дома. "Да, некоторые говорят: "я люблю" или "я не люблю" такого-то и такого-то, потому что так мне велит Святой Дух, но они либо путают Святой Дух со своими эмоциями, либо они одержимы. Для других Святой Дух - абстракция. Они считают, что это безличная нейтральная субстанция, далекая от повседневной жизни. Кое-кто говорит: "Это тайна", - добавила Она со смехом. - Либо представляют его в виде голубки или чего-то в этом роде", - закончила Она, улыбнулась и снова стала серьезной. "Нет, люди не знают, что такое Святой Дух. Но единственное, что ты должен знать, - Он - Мать. Он - Мать, подарившая вам жизнь. Он - Мать, которая любит вас вечно и не хочет ни владеть, ни выбирать. Она чиста и абсолютна в обличии вечного сострадания. Мать хочет, чтобы вы познали себя, причем такими, какие вы есть в действительности, в Царствии Божием. И только Мать может дать вам это знание, это озарение". ВТОРОЕ РОЖДЕНИЕ "Так Ты одна даешь то самое знание, которое, по словам нашего Спасителя, освободит нас?" - продолжал я. "Да, - сказала Мария с нежностью. - Я та Мать, которая должна дать вам второе рождение. Если бы вы поняли эту фразу, когда Иисус произнес ее, вы бы знали, для второго рождения должна быть Мать. Все очень просто. Но второе рождение не во плоти, а в Духе и совершается в вас самих, через Мое отражение в вас, через пробудившуюся плодотворную и материнскую силу. И это реально. Вы слышали, как мужчины и женщины говорят, обращаясь к учению Христа: "Мы теперь родились заново". Но неужели вы думаете, что в действительности так и происходит? Их заявление: "Мы чувствуем, что заново родились", - эмоционально; их слова: "Мы в Церкви, значит, мы заново родились", - рассудочны. Однако в том и другом случае их ощущения беспочвенны". Мария наклонилась вперед, нахмурилась, озабоченно покачала головой и сказала: "Почему же они обманывают самих себя? Почему говорят, что родились заново, когда ничего подобного не произошло? Ищут они истину или нет?" Мне показалось, что Она ждет ответа, и я сказал, что, по-моему, ищут. "Почему же они делают подобные заявления, когда еще не преобразились? - продолжала Она. - Это не только самообман, но это еще и опасно. Они играют на руку тем силам, которых не понимают". Она снова помолчала, выпрямилась на стуле и посмотрела в окно: в саду над кипарисами летал орел. "Нелегко совершить второе рождение, - сказала Она тихо, будто то ли что-то вспоминая, то ли повторяя в уме строчку какого-то стиха. - Я была девственница, зачала в Своем сердце Господа Иисуса и родила Его. Так это выглядело внешне. Я внутри зачала и родила тебя и других учеников, точно так же, как Своего Сына". Она озабоченно и серьезно посмотрела на меня и сказала: "Но с вами все обстояло нелегко. Иисус трудился и трудился с вами, однако вы были глухи и жестокосердны. В день Пятидесятницы ваше второе рождение завершилось, но вы все же не поняли, что произошло. Ум ваш не был ясен и все вы упорствовали. Ведь вы апостолы Христа, и если вы такие, то как же быть с другими?" "Что же с нами будет?" - воскликнул я, чуть не плача. "Не спрашивай Меня, что будет с вами, спроси лучше, что будет с миром. Ты знаешь, что сказал Иисус: "Вы свет мира, но если люди зажигают лампу, они не держат ее под спудом, а ставят ее высоко, чтобы осветить весь дом". Пусть же весь мир узнает, что ищущие вновь родятся и только тогда войдут в Царствие Божие. Пусть же все знают, что нет другого пути в Царствие, кроме как через второе рождение, но только прежде преобразившись, они его достигнут. Так вот, дети Божиего Царствия, те, кто будут играть в чудесных полях вечности, должны сначала прийти к Матери". УТЕШИТЕЛЬНИЦА Что-то еще произошло со мной, и я спросил: "Так Ты и есть Утешительница, советница и заступница, обещанная Христом?" Мария ответила: "Да. Да, это Я, ибо кто же, как не Мать, принесет утешение в мир, в котором мужчины и женщины в таком смятении и растерянности? Кто же, как не Мать, может исцелить расколовшийся мир? Кто лучше Матери рассеет маленькое "эго", все ваши предубеждения и поможет вам вырасти? Кто, как не Мать, вооружится терпением, чтобы вывести своих детей из пагубного невежества? Но Я буду утешать и советовать в другой ипостаси, с другим лицом и под другим именем. Я буду рождена в другой стране и буду говорить на другом языке; и Я приду во всей Своей силе. В этой жизни Я пришла как та, которая питает восхождение; а в той, другой жизни, Я приду только как Мать мира, во всем величии Божьего сострадания, во всей глубине Его любви. В день Суда Я вернусь, дабы утешать, наставлять и пробуждать в Моих детях ту всеисцеляющую, материнскую силу, через которую они войдут в Царствие. Но увидите, что все же это будет таинством..." "Но, Мать Мария, - спросил я, - как же я Тебя узнаю, если Ты будешь другая?" "У подсолнуха нет глаз, однако он поворачивается к солнцу. Воды Нила не умеют думать, однако у Розетты они находят море. Так что не беспокойся и живи только в настоящем, ибо смысл только в настоящем. Будь храбр и скромен в настоящем, потому что в этом радость. Не пытайся заглянуть в будущее, ибо оно не существует. Реалии мира скорее содержатся в настоящем, как дерево в семени; так что если хочешь познать реальность, то сначала познай настоящее". В кипарисах гулял ветер, и хотя я чувствовал, что спала жара, видел, что спустились синие, как море, сумерки, но все же мне казалось, будто все это происходит не в саду, а в моем сердце. Ветер, деревья, сад, а также мои товарищи на Востоке и на Юге, дети света там, наверху, и Сама Мария - все это в моем сердце. Ни о чем больше я не мог думать и спрашивать и склонился перед ней в молчании. ПЛАМЯ СВЕЧИ Ночью я смотрел на свечу, стоявшую у моей кровати, и белое пламя было похоже на Господа Иисуса, а голубой свет по краям чем-то напоминал Марию. Это был ненадолго зажегшийся в мире, очень яркий белый огонь Бога, и он стремился вверх, и в нем, как в фокусе, были сосредоточены Смысл, Истина, Восхождение, Воскресение. Яркий и сильный, он был окружен сиянием, освещающим наши жизни и поглощающим тени внутри нас. Она же была холодным синим огоньком, питавшим Его существование. По своему обыкновению Она не выступала вперед, а отступала назад; не порывалась