-- сказал он. -- Я отложу поездку в Англию на месяц, и
тогда мы поедем вместе.
     Но  когда  месяц  истекал,  она нашла новый  предлог  для  отсрочки, и,
наконец,  Клейтон, обескураженный  и  сомневающийся,  вынужден  был уехать в
Англию один.
     Письма,  которыми  они  затем  обменялись,  не  приблизили  Клейтона  к
осуществлению его надежд, и он написал в  конце  концов профессору  Портеру,
прося его похлопотать. Старик всегда  был благосклонен к нему и одобрил этот
союз. Клейтон ему нравился, а как представитель старинной  южно-американской
семьи,  он  придавал скорей  преувеличенное  значение преимуществам  титула,
которые так мало ценила или совсем почти не ценила его дочь.
     Клейтон уговаривал профессора согласиться  приехать погостить к  нему в
Лондон, вместе с м-ром Филандером,  Эсмеральдой, со  всеми.  Молодой человек
думал, что в Англии, вдали от обычной обстановки, Джэн не так будет пугаться
того шага, который она никак не решается сделать.
     В  тот  же вечер, когда профессор Портер получил  письмо  Клейтона,  он
объявил, что они уезжают в Лондон на будущей неделе.
     Но и в Лондоне с Джэн  было не  легче справиться, чем в Балтиморе.  Она
находила один предлог за другим, а когда, наконец, лорд Теннингтон пригласил
всю  компанию  проехаться  на  его  яхте  вокруг  Африки,  она  с  восторгом
ухватилась  за  эту  мысль,  но   категорически  отказалась  обвенчаться  до
возвращения  в  Лондон.  На  поездку должно  было уйти  около  года, так как
предполагалось  останавливаться  на   неопределенное   время   в   различных
интересных местах, и Клейтон в душе проклинал Теннингтона за его затею.
     По плану лорда Теннингтона они должны были  объездить Средиземное море,
а потом Красным  морем и Индийским океаном  проехать вдоль восточного берега
Африки, заходя во все интересные порты.
     Таким  образом, в  один  прекрасный  день, два судна шли  Гибралтарским
проливом.  То, что  поменьше, легкая белая  яхта,  спешило на восток,  и  на
палубе  сидела  молодая  женщина,  устремив  печальные  глаза  на  усыпанный
бриллиантами  медальон,  который она держала в руках.  Мыслями она  унеслась
далеко,  в  чащу  тропических  джунглей,  где  сквозь  густую  листву  слабо
пробивался солнечный свет, и сердце тянулось мыслям вослед.
     Она  старалась  угадать,  вернулся ли в  дикие  леса  человек,  который
подарил ей  эту  красивую  безделушку, значащую для него гораздо больше, чем
то, во сколько она могла быть оценена.
     На палубе большего  судна,  пассажирского  парохода, направлявшегося на
запад, этот самый человек сидел подле другой молодой женщины, и они болтали,
строя предположения относительно изящного суденышка,  грациозно скользившего
по едва подернутому рябью морю.
     Когда  яхта  прошла,  мужчина  вернулся  к  прерванному  ее  появлением
разговору:
     --  Да,  -- говорил он, --  я очень люблю  Америку,  а значит  люблю  и
американцев, потому что каждая страна -- это то, что из нее сделал народ.  Я
встречался там с очень приятными  людьми.  Я  помню одну семью из вашего  же
города, мисс  Стронг, которая мне особенно понравилась -- профессор Портер и
его дочь.
     --  Джэн  Портер!  -- воскликнула девушка.  --  Вы хотите сказать,  что
знакомы с Джэн Портер? Но ведь у меня нет лучше друга во всем мире. Мы росли
вместе, мы знаем друг друга целые века.
     -- В  самом деле?  -- засмеялся  он. -- Трудно в этом убедить человека,
который видел вас обеих...
     -- Ну, я  поправлюсь,  -- согласилась она со смехом.  -- Мы  знали друг
друга  два  века -- ее и мой. Но,  в самом деле, мы  любим  друг  друга, как
сестры, и у меня сердце разрывается, когда я думаю, что скоро потеряю ее.
     -- Потеряете ее? --  воскликнул  Тарзан. -- Что вы хотите этим сказать?
Ах,  да,  понимаю. Вы хотите сказать,  что теперь,  когда она  вышла замуж и
живет в Англии, вы редко будете встречаться с ней?
     -- Да, --  отвечала она. -- И самое грустное то,  что она выходит замуж
не  за  того,  кого любит. О, это  ужасно! Выйти замуж  из  чувства долга. Я
нахожу, что это  дурно,  я так ей и  сказала, и хотя  только я  одна,  кроме
ближайших родственников, должна была быть на свадьбе, я просила ее  не звать
меня -- я не хотела присутствовать на такой свадьбе -- это насмешка! Но Джэн
такая  положительная!  Она  уверила  себя,  что  это  единственно  возможный
благородный выход, и ничто не могло бы помешать ей выйти за лорда Грейстока,
разве он умер бы или сам отказался!
     -- Меня это очень огорчает, -- сказал Тарзан.
     -- А я огорчена за человека, которого она любит, -- продолжала девушка,
-- потому  что и он любит ее. Я с  ним никогда не  встречалась, но, судя  по
рассказам  Джэн,  это необыкновенный  человек.  По-видимому,  он  родился  в
африканских джунглях, и воспитала  его  свирепая, человекообразная обезьяна.
Он  ни разу не  видел белого  человека  до того, как профессор Портер  и его
спутники  были  высажены пиратами на  берег, у  самого порога его  крохотной
хижины. Он  спасал  их от всевозможных  страшных  зверей  и  выполнял  самые
невообразимые подвиги,  а в довершение всего  влюбился в Джэн, а она в него,
хотя  она сама об этом не подозревала до тех пор, пока не  дала  слово лорду
Грейстоку!
     --  Замечательно!  --  пробормотал Тарзан, тщетно напрягая мозги, чтобы
придумать  новую   тему  для  разговора.   Он  любил,  когда  Газель  Стронг
рассказывала о Джэн, но неловко было слушать ее рассуждения о себе самом. На
его счастье к ним присоединилась мать девушки, и разговор сделался общим.
     Следующие дни протекли безо всяких инцидентов. Море было спокойно, небо
ясно. Пароход,  не останавливаясь,  шел на юг.  Тарзан проводил тихие часы с
мисс  Стронг и ее  матерью;  они читали,  сидя на палубе, беседовали, делали
снимки фотоаппаратом мисс Стронг, а после захода солнца гуляли.
     Как-то Тарзан  застал  мисс Стронг беседующей с  каким-то  незнакомцем,
которого он до  сих  пор не  видел. Когда Тарзан  подошел к ним,  незнакомец
откланялся девушке и хотел отойти.
     -- Погодите,  мсье Тюран,  --  сказала мисс Стронг. -- Надо познакомить
вас с м-ром Кальдуэллом.
     Мужчины  пожали друг другу  руки. Взглянув  в  глаза г.  Тюрану, Тарзан
удивился -- до чего знакомо ему их выражение.
     --  Я  имел уже  честь встречаться  с вами, я в этом уверен, --  сказал
Тарзан, -- но при каких обстоятельствах -- не припомню.
     Мсье Тюран был, видимо, смущен.
     -- Не скажу, мсье, -- возразил он. --  Возможно. У меня у самого иногда
появлялось такое ощущение при встрече с незнакомыми людьми.
     -- Мсье Тюран  разъяснил мне некоторые  тайны мореплавания, -- пояснила
девушка.
     Тарзан мало внимания обратил  на  то, что говорилось затем, он старался
вспомнить, где встречался  раньше  с этим человеком.  Ясно, что это было при
исключительных обстоятельствах. В это время солнце подобралось к ним, и мисс
Стронг попросила мсье Тюрана отодвинуть ее кресло в тень.  Тарзан смотрел на
него в  это время и заметил, как неловко обращался он со стулом. Кисть левой
руки была  у  него  неподвижна.  Этого признака  было достаточно,  несколько
ассоциаций восстановили всю связь.
     Мсье Тюран искал предлога, чтобы грациозно удалиться. Он воспользовался
перерывом  в  разговоре,  вызванном  переменой  мест,  и  откланялся.  Низко
поклонившись мисс Стронг и кивнув Тарзану, он отошел от них.
     -- Одну минуту,  -- сказал Тарзан, -- пусть мисс Стронг извинит меня, я
хочу проводить вас. Я вернусь через несколько минут, мисс Стронг.
     Мсье  Тюран  чувствовал  себя,  видимо,  не  по себе.  Когда они отошли
настолько, что девушке не было их видно, Тарзан остановился и опустил на его
плечо тяжелую руку.
     -- Какую игру вы ведете сейчас, Роков? -- спросил он.
     -- Я уезжаю из Франции, как обещал вам, -- возразил тот угрюмо.
     --  Это-то я вижу, --  продолжал Тарзан, --  но я настолько хорошо знаю
вас, что мне трудно поверить, будто простая случайность  свела  нас на одном
пароходе.  Если бы  я даже  склонен был  верить  этому,  то сам  факт  вашей
гримировки достаточно показателен.
     --  Что ж, --  проворчал Роков,  пожимая  плечами, -- не  знаю, что  вы
сможете сделать. Пароход этот под английским  флагом. Я  имею такое же право
быть на нем, как и  вы, а, судя  по тому, что вы  записаны под чужим именем,
пожалуй, и больше права.
     -- Не  будем спорить, Роков. Я хотел только предупредить вас,  чтобы вы
держались подальше от мисс Стронг, она порядочная женщина.
     Роков побагровел.
     -- Если вы не послушаетесь  меня, -- продолжал Тарзан, -- я выброшу вас
за  борт.  Не забывайте,  что я  лишь  ищу предлога. --  С этими  словами он
повернулся на каблуках и отошел от Рокова, которого от ярости била дрожь.
     В течение нескольких дней он не встречал Рокова, но тот не дремал. Сидя
с Павловым в своей каюте, он курил и бранился, грозил самой страшной местью.
     -- Я бы  сбросил его за борт сегодня же, -- кричал он, -- если бы я был
уверен, что он не держит при себе этих бумаг.  Я не могу рисковать выбросить
их  в  океан вместе  с  ним. Если  бы  ты не был таким  трусливым  болваном,
Алексей, ты сумел бы проникнуть к нему в каюту и поискать документы.
     Павлов улыбнулся:
     -- Говорят, вы -- мозг нашей фирмы,  дорогой Николай, --  заявил он. --
Почему бы вам не найти способа проникнуть в каюту м-ра Кальдуэлла?
     Два  часа  спустя судьба  была к  ним  благосклонна:  Павлов, все время
выслеживающий, видел,  как  Тарзан  вышел из  комнаты, не  заперев за  собой
дверей. Через пять минут Роков стоял настороже, чтобы дать сигнал,  в случае
появления Тарзана, а Павлов неслышно обыскивал чемоданы человека-обезьяны.
     Он готов  был бросить поиски, как вдруг заметил сюртук,  который только
что  перед  этим  был  на  Тарзане. Миг -- и он почувствовал под рукой пакет
казенного образца. Быстро ознакомившись с его содержанием, он весь расплылся
улыбкой.
     После  его  ухода  из каюты  сам  Тарзан  не сказал бы, что  кто-нибудь
прикасался к его вещам, Павлов был мастер своего дела.
     Когда у себя  в каюте он передал пакет Рокову,  тот позвонил и приказал
лакею подать бутылку шампанского.
     -- Надо отпраздновать, дорогой Алексей, -- сказал он.
     -- Повезло, Николай, -- рассказывал Павлов. --  Очевидно, документы эти
всегда при нем; совершенно случайно он забыл переложить их, когда только что
переодевался. Но что-то будет,  когда  он  заметит пропажу!  Боюсь, он сразу
припишет ее вам, раз знает, что вы на борту.
     --  Кого   он  будет  подозревать  --  будет   уже  не  важно...  после
сегодняшнего вечера... -- отвечал Роков со скверной усмешкой.
     В этот вечер, когда мисс Стронг спустилась к себе, Тарзан остановился у
борта,  глядя вдаль на воду. Он  каждый вечер  стоял  так, иногда  часами. И
человек, который, не переставая, следил за ним  с того самого момента, когда
Тарзан в Алжире сел на пароход, знал его привычку.
     И на этот раз те же глаза следили за  ним. Вот ушел  с палубы последний
праздношатающийся. Ночь  была  светлая, хотя  и  безлунная, все предметы  на
палубе были отчетливо видны.
     Две  фигуры отделились от  тени кают и  стали  медленно  подкрадываться
сзади к человеку-обезьяне. Плеск волн о бока корабля, шум винта, стук машины
заглушали едва слышные шаги.
     Они совсем близко  уже... Вот один поднял руку,  как будто считая: раз,
два, три! Оба негодяя разом бросились на свою жертву. Каждый схватил Тарзана
от обезьян за одну ногу и, при всем его проворстве, не  успел он оглянуться,
как перевалился через низкий борт и полетел в Атлантический океан.
     Газель Стронг  смотрела  в  окошечко своей каюты на море. Вдруг  темный
предмет мелькнул перед ее глазами, падая в море, очевидно, с верхней палубы.
Он упал  так быстро вниз,  в темные воды, что она не  успела разглядеть, что
это  такое,  но это мог  быть и человек. Она  прислушалась, не раздастся  ли
всегда жуткий крик: "Человек за бортом!", -- но никто не крикнул. Тихо  было
на судне вверху, тихо и внизу на воде.
     Девушка  решила,  что  кто-нибудь  из  команды  просто  выбросил  мешок
отбросов, и через несколько минут спокойно улеглась.
     <B>XIII
     КРУШЕНИЕ "ЛЕДИ АЛИСЫ"</B>
     На  следующее  утро  за  завтраком место Тарзана не  было занято.  Мисс
Стронг немножко  удивилась,  потому что  м-р  Кальдуэлл всегда  ждал ее и ее
мать, чтобы завтракать вместе с ними.  Позже,  когда она сидела на палубе, к
ней  подошел  г.  Тюран  и  обменялся с  ней  несколькими  словами. Он  был,
по-видимому, в прекрасном настроении и удивительно любезен. Когда он отошел,
мисс Стронг подумала, какой милый человек мсье Тюран.
     День тянулся вяло.  Ей недоставало спокойного общества м-ра Кальдуэлла,
в нем было что-то, сразу понравившееся девушке. Он рассказывал так интересно
о местах, где он бывал, о людях  и  обычаях, о диких зверях. И  у него  была
странная  манера  всегда   проводить  параллели  между  дикими  животными  и
цивилизованными людьми,  манера, выдававшая,  что он  хорошо  знает первых и
верно, хотя не без некоторого цинизма, судит о вторых.
     Когда перед обедом  мсье  Тюран опять остановился  поболтать с ней, она
обрадовалась маленькому разнообразию за весь  скучный день. Но она  начинала
сильно недоумевать по  поводу продолжающегося  отсутствия м-ра Кальдуэлла  и
почему-то  смутно ассоциировала  его  с  испугавшим ее ночью  явлением.  Она
заговорила об этом с мсье Тюраном. Видел ли он м-ра Кальдуэлла сегодня? Нет.
Почему?
     --  Его не было сегодня  за  завтраком,  --  говорила девушка. -- Я  не
видела его со вчерашнего дня. Мсье Тюран выслушал очень внимательно.
     -- Я не имел удовольствия близко знать м-ра Кальдуэлла, -- произнес он,
-- но он показался  мне очень почтенным джентльменом. Быть может, он заболел
и не выходит из каюты. В этом не было бы ничего необычайного.
     --  Разумеется,  -- отвечала  девушка,  --  но по  какой-то  непонятной
причине  у   меня  есть  предчувствие,  что   с  м-ром   Кальдуэллом  что-то
неблагополучно. Странное ощущение -- будто я знаю, что его нет на судне.
     Мсье Тюран приятно засмеялся.
     --  Пощадите,  дорогая мисс  Стронг. Где же ему быть? Мы  уже несколько
дней не видим берегов.
     -- Конечно, это  глупо с  моей стороны, -- соглашалась она. А потом: --
не стану больше ломать себе голову, попробую узнать, где м-р Кальдуэлл, -- и
она подозвала проходившего мимо лакея.
     -- Это  будет потруднее, пожалуй, чем ты воображаешь,  милая девица, --
подумал про себя г. Тюран, а вслух сказал: -- Ну, разумеется.
     -- Найдите мне м-ра Кальдуэлла, пожалуйста, -- сказала  она слуге, -- и
скажите, что его продолжительное отсутствие начинает беспокоить его друзей.
     -- Вы очень любите м-ра Кальдуэлла? -- спросил мсье Тюран.
     -- Он великолепен, -- заявила девушка. -- Мама совсем влюблена в  него.
Это один  из  тех людей, с которым чувствуешь  себя, как за каменной стеной,
ему нельзя не доверять.
     Через несколько минут лакей вернулся и сообщил, что м-ра Кальдуэлла нет
в его каюте.
     -- Я не мог найти его, мисс Стронг, -- и -- он заколебался, -- я узнал,
что он не ложился  сегодня  ночью.  Я думаю, мне  следует доложить  об  этом
капитану...
     -- Ну, разумеется, -- воскликнула мисс Стронг. -- Я сама пойду с вами к
капитану.   Это   ужасно!  Я   чувствую,   случилось  что-то  страшное.  Мои
предчувствия меня не обманули.
     Совсем перепуганная юная особа явилась несколько  минут спустя вместе с
лакеем к  капитану. Он молча выслушал  их  рассказ,  и  тревожное  выражение
появилось  у него на лице, когда слуга уверил его,  что побывал уже повсюду,
где мог бы быть пассажир.
     -- А вы уверены, мисс  Стронг, что видели, как какое-то  тело  упало  в
воду ночью? -- переспросил он.
     --  Не может быть ни  малейшего сомнения,  -- подтвердила она.  -- Я не
стала бы утверждать, что это был человек,  не слышно было никакого крика. Но
если м-ра Кальдуэлла  нет на борту, я буду убеждена в том, что видела именно
его падающим в воду.
     Капитан  приказал немедленно  обыскать судно, с носа  до кормы и сверху
донизу, не пропустив ни одного уголка, ни одного чулана. Мисс Стронг ждала в
капитанской каюте результатов поисков. Капитан задал ей ряд вопросов, но она
ничего не могла сказать ему о пропавшем человеке, кроме того, что слышала от
него самого за время их короткого знакомства на пароходе.
     В  первый раз  она  сама обратила внимание,  как  мало  говорил  ей м-р
Кальдуэлл  о самом себе и своей  прошлой  жизни. Она почти ничего не  знала,
кроме того,  что он  родился в  Африке, а воспитывался  в  Париже, и  то эти
сведения  она получила только в ответ на  ее  удивленное замечание, как  это
англичанин говорит по-английски с акцентом француза.
     -- Не упоминал ли он, что у него есть враги? -- спросил капитан.
     -- Никогда.
     -- Был ли он знаком еще с кем-нибудь из пассажиров?
     -- Ровно столько же, как со мной -- случайные пароходные знакомства...
     -- Гм... Не думаете ли вы, мисс Стронг, что он выпивал лишнее?
     --  Не думаю, чтобы он вообще пил... и во всяком случае еще за  полчаса
до падения в воду тела он не пил ничего.
     -- Все это очень странно, -- раздумывал капитан.  -- Он  не  был похож,
по-моему, на человека, подверженного головокружениям, обморокам и т. п. Да и
в таком  случае маловероятно, чтобы он упал за  борт, он скорее  свалился бы
внутрь. Если его нет на судне,  мисс Стронг, его, значит, выбросили за борт,
а  тот  факт,  что  вы  не  слыхали  крика,  показывает,  что сбросили  его,
предварительно убив.
     Девушка содрогнулась.
     Прошел час, прежде чем вернулся старший офицер, руководивший поисками.
     -- М-ра Кальдуэлла нет на судне, сэр, -- объявил он.
     -- Я боюсь, м-р Брэнтли, что тут не просто несчастный случай, -- сказал
капитан.  --  Я  хотел  бы,  чтобы  вы  лично  пересмотрели  все  вещи  м-ра
Кальдуэлла,  --  не  найдется  ли каких-нибудь  признаков,  дающих основание
думать, что тут убийство или самоубийство. Будьте возможно внимательней.
     --  Хорошо,  сэр, --  отозвался  м-р  Брэнтли  и  ушел, чтобы  заняться
осмотром.
     Газель Стронг получила тяжелый удар. Два дня она не выходила из  каюты.
А  когда  опять появилась  на  палубе, была  совсем бледная, осунувшаяся,  с
большими  темными  кругами  под глазами.  И во  сне,  и наяву  ей  постоянно
чудилось темное тело, падающее быстро и молча в холодный суровый океан.
     Вскоре после ее первого появления на палубе, к  ней подошел мсье Тюран,
всячески выражая ей свое внимание и сочувствие.
     --  В самом  деле это  ужасно, мисс  Стронг, -- сказал он. -- Я не могу
забыть об этом.
     -- И я тоже, -- устало проговорила девушка. -- Я чувствую, что могла бы
спасти его, если бы только подняла тревогу.
     --  Вы  не  должны упрекать себя, дорогая мисс Стронг, -- успокаивал ее
Тюран. -- Каждый на вашем месте поступил бы так же. Кому бы пришло в голову,
что это падает человек?  Да  если бы вы и подняли тревогу,  результат был бы
такой же -- сначала они усомнились бы  в ваших словах, сочли, что это просто
нервная  галлюцинация  женщины,  а  если бы вы настаивали,  то пока  пароход
остановили бы, пока  спустили бы лодки, и они прошли бы на веслах  несколько
миль до места происшествия, -- спасать было бы уже поздно. Нет, вы не должны
упрекать  себя.  Вы  больше  всех нас  сделали для м-ра Кальдуэлла,  вы одна
хватились его и заставили произвести поиски.
     Девушка не  могла не чувствовать к  нему  благодарности за  ласковые  и
успокаивающие слова.  Он часто,  почти постоянно,  проводил  с ней  время до
конца  их путешествия и  все больше начинал нравиться ей. Мсье  Тюран узнал,
что   красивая   мисс  Стронг  из   Балтимора   --  богатая  невеста,  и  от
раскрывающихся перед ним перспектив у него дух захватывало.
     Г.  Тюран намеревался  сойти с судна  в первом же порту, в  который они
зайдут после исчезновения Тарзана.  Разве не лежали у него  в кармане именно
те документы, из-за которых он сел  на пароход? Ничто больше не  задерживало
его  здесь. Ему следовало спешить на континент и  сесть на первый экспресс в
Петербург.
     Но  теперь у  него  возникла  новая  идея,  которая  быстро  отодвинула
первоначальный проект на второй план. Нельзя  было  пренебречь американскими
капиталами, да и собственница их представляла не малую приманку.
     --  Черт  побери!  Да  она  сенсацию произвела бы в Петербурге! -- И он
тоже, при помощи ее приданого.
     После  того,  как  г.  Тюран  мысленно  разбросал  несколько  миллионов
долларов, он убедился, что занятие настолько ему по вкусу, что решил доехать
до Канштадта,  где у  него  внезапно оказались срочные дела,  требующие  его
присутствия неопределенное время.
     Мисс Стронг рассказала ему, что она едет с матерью к дяде, проживающему
там,  и  что они  еще не  решили,  сколько времени там пробудут, может быть,
несколько месяцев.
     Она очень обрадовалась, узнав, что мсье Тюран тоже едет туда.
     -- Я надеюсь, мы будем поддерживать наше знакомство, -- сказала она, --
вы должны сделать визит маме, как только мы устроимся.
     Г.  Тюран был  в восторге  и не замедлил выразить  его. Мистрис  Стронг
относилась к нему далеко не так благосклонно, как дочь.
     -- Не знаю, почему я не доверяю ему, -- сказала она как-то  Газели.  --
Он как  будто настоящий джентльмен,  но  иногда у него появляется  в  глазах
какое-то  странное,  бегающее выражение, которое я не умею  объяснить, но от
которого я чувствую себя не по себе. Дочь рассмеялась.
     -- Ах вы, глупенькая моя, милая мама, -- сказала она.
     -- Возможно. Но я предпочла бы общество м-ра Кальдуэлла.
     -- Да и я тоже, -- согласилась дочь.
     Г. Тюран сделался частым гостем в доме дяди Газель Стронг в Канштадте.
     Он  ухаживал  совершенно  открыто,  но  так  умел  предупреждать каждое
желание девушки, что она все  меньше могла без него обходиться. Нуждалась ли
она, или ее мать, или кто-нибудь из кузин в провожатом, надо ли было оказать
дружескую  услугу, вездесущий  и обходительный мсье  Тюран бывал всегда  под
рукой.  Дядя  и вся  его  семья  полюбили его  за  неизменную галантность  и
услужливость.  Мсье Тюран  начинал становиться  необходимым. Наконец, выбрав
удобный момент,  он сделал  предложение. Мисс Стронг  была  поражена, она не
знала, что сказать.
     -- Я никогда  не  думала,  что у вас могут быть ко  мне  чувства такого
рода,  -- отвечала она. --  Я всегда  видела в вас только милого друга. Я не
могу  сразу дать  вам ответ. Забудьте, что вы просили меня быть вашей женой.
Будем продолжать  по-прежнему.  И я попробую  подойти  к вам  с  иной  точки
зрения. Может  быть, я  приду  к заключению,  что  чувство  мое к вам больше
дружбы.  Мне, конечно, ни разу не приходило в голову,  что  я  могу полюбить
вас.
     Мсье Тюран  вполне согласен  с такой  постановкой вопроса. Он сожалеет,
что поторопился, но он так давно и так преданно любит ее, что, ему казалось,
это всем ясно.
     -- Я полюбил  вас с первой  минуты, как увидел вас, Газель,  -- говорил
он, -- и я готов ждать, потому что уверен, что такая сильная и чистая любовь
не может не  быть  вознаграждена.  Все, что я хочу знать --  это  что вы  не
любите другого. Можете вы мне это сказать?
     -- Я  никогда  в  жизни  никого  не  любила,  --  отвечала  она,  и  он
удовлетворился.
     По  дороге домой он купил паровую яхту  и выстроил виллу,  стоимостью в
несколько миллионов долларов, на берегу Черного моря.
     На  следующий день  Газель Стронг  пережила  одну  из  самых  радостных
неожиданностей: выходя из ювелирного магазина, она столкнулась  лицом к лицу
с Джэн Портер.
     -- Как, Джэн Портер! -- крикнула она. -- Откуда ты свалилась? Я не верю
своим глазам!
     -- Ну, в самом деле! -- воскликнула не менее изумленная Джэн. -- А я-то
в воображении рисую  себе, как вы все живете там,  в Балтиморе! -- И она еще
раз обняла приятельницу и осыпала ее поцелуями.
     Когда  кончились взаимные объяснения,  Газель узнала,  что  яхта  лорда
Теннингтона  остановилась  в Канштадте на неделю, по крайней  мере, а  затем
будет продолжать свой путь вверх вдоль западного берега Африки, и  обратно в
Англию. -- Где, -- закончила Джэн, -- мы обвенчаемся.
     -- Так значит ты еще не замужем? -- спросила Газель.
     -- Нет  еще,  -- подтвердила  Джэн и  прибавила совсем  некстати,  -- я
хотела бы, чтобы до Англии было бы много миллионов миль.
     Произошел  обмен  визитами  между   яхтой  и   родственниками   Газель.
Устраивались сообща обеды, прогулки за город  для  развлечения гостей.  Мсье
Тюран  каждый раз был желанным гостем.  Он и  сам устроил обед  для  мужской
половины компании и сумел  заслужить расположение лорда  Теннингтона разными
услугами.
     До  сведения г. Тюрана дошли кое-какие  слухи о возможных  последствиях
стоянки яхты в Канштадте, и он не хотел быть исключенным. Однажды, оставшись
наедине с  англичанином, он дал ему понять, что помолвка  его с мисс  Стронг
будет оглашена,  как только они вернутся в Америку. -- Но ни  слова об этом,
дорогой Теннингтон, ни слова.
     -- Разумеется, я прекрасно понимаю, друг мой, -- ответил Теннингтон. --
Но вас можно поздравить -- чудная девушка, право!
     На следующий день мистрис Стронг, Газель и  мсье Тюран были в гостях на
яхте.  Мистрис Стронг говорила, что она очень  довольна  своим пребыванием в
Канштадте и очень жалеет, что письмо из Балтимора от ее  адвоката заставляет
ее сократить свой визит.
     -- Когда вы отплываете?
     -- В начале будущей недели, должно быть.
     -- В самом  деле! -- воскликнул  мсье Тюран. -- Как я счастлив!  Я тоже
должен возвращаться и могу проводить вас и быть вам полезным дорогой.
     -- Это  очень мило  с  вашей  стороны, мсье  Тюран, --  заметила  м-рис
Стронг. -- Мы, конечно, с радостью отдадимся под ваше покровительство. -- Но
в глубине души, не зная сама почему, она предпочла бы обойтись без него.
     --  Бог  мой!  --  воскликнул,  немного  погодя,  лорд  Теннингтон.  --
Прекрасная идея!
     -- Ну,  конечно,  Теннингтон, -- вставил  Клейтон, -- идея  должна быть
прекрасна,  раз она  пришла  вам  в голову,  но  все-таки  --  в  чем  дело?
Проехаться в Китай по дороге к южному полюсу, да?
     -- Ну, знаете, Клейтон, нечего злиться на  человека только потому,  что
не  вы  предложили эту поездку, с самого  нашего  отплытия  вы не перестаете
ворчать.
     -- Нет, сэр, -- продолжал он, -- идея прекрасная, и на этот раз даже вы
с  этим  согласитесь. Идея  заключается  в том, чтобы захватить с  собой, до
самой Англии, мистрис Стронг и мисс Стронг, и Тюрана, если он  захочет!  Ну,
что ты теперь скажешь?
     --  Прошу  прощения, Тенни,  старичина,  -- крикнул Клейтон.  -- Идея в
самом деле блестящая -- я от вас этого никогда не ожидал. Вы твердо уверены,
что она не заимствованная?
     -- И мы отплывем в начале недели или вообще в день, удобный для мистрис
Стронг,  --  закончил любвеобильный  англичанин  таким  тоном,  будто вопрос
только в дне отплытия.
     --  Пощадите,  лорд  Теннингтон,   вы  не  дали  нам  возможности  даже
поблагодарить вас, а тем более решить  -- можем ли мы принять  ваше любезное
приглашение, -- взмолилась мистрис Стронг.
     -- Ну, разумеется, вы можете, -- решил за нее Теннингтон. -- Мы будем в
пути не дольше любого пассажирского парохода, и вам  будет не  менее удобно.
А, сверх того, вы нужны нам, и мы не принимаем отказа.
     Итак, было решено, что яхта отплывет в ближайший понедельник.
     Два дня спустя  после  выхода в  море,  девушки сидели в  каюте Газель,
рассматривали  фотографии.  Это  были  снимки, сделанные за все время  пути,
начиная  с отъезда из  Америки, и  девушки погрузились в  их рассматривание,
причем  Джэн  задавала массу  вопросов,  а  Газель  отвечала  целым  потоком
пояснений, касающихся разных сцен и лиц.
     -- А  это, -- вдруг сказала она, -- это  человек,  которого  ты знаешь.
Бедный, я часто  хотела расспросить тебя о нем, но всегда забывала, когда мы
встречались.
     Она  держала  фотографию  так, что Джэн не  могла видеть,  кто  на  ней
изображен.
     -- Его звали Джон Кальдуэлл,  -- продолжала Газель. -- Ты  помнишь его?
Он англичанин, встречался с тобой в Америке.
     -- Я не помню  такого  имени, -- ответила Джэн. -- Дай мне взглянуть на
карточку.
     -- Бедный, он  свалился за борт, когда мы шли сюда вдоль Африки. -- И с
этими словами она протянула карточку Джэн.
     -- Свалился за борт. -- Как! Газель! Газель!  Не говори, что он утонул.
Газель! Ведь ты шутишь?  Скажи, что ты  пошутила. -- И прежде чем испуганная
мисс Стронг успела ее подхватить, Джэн Портер упала на пол в обмороке.
     Когда  Газель привела подругу  в чувство,  она  долго молча смотрела на
нее. Джэн тоже не заговаривала.
     -- Я не  знала, Джэн, -- натянуто начала,  наконец, Газель,  -- что  ты
знала м-ра Кальдуэлла настолько  близко и что его  смерть могла нанести тебе
такой удар.
     -- М-ра Кальдуэлла? -- переспросила Джэн. -- Неужели ты хочешь сказать,
что не знаешь, кто он?
     --  Да,  я  прекрасно знаю,  Джэн,  кто  он такой  --  его  звали  Джон
Кальдуэлл, из Лондона.
     -- О,  Газель, как бы мне хотелось верить этому, -- простонала девушка.
-- Хотелось бы верить,  но  его черты так глубоко врезались в мое сердце и в
мою память, что я узнала бы его в любом месте  и из тысячи других. Все могли
бы спутать, но не я.
     --  Что  ты хочешь сказать,  Джэн?  --  вскричала  Газель, окончательно
встревоженная. -- За кого ты его принимаешь?
     -- Ни за кого не принимаю. Я знаю, что это портрет Тарзана от обезьян.
     -- Джэн!
     -- Я не могу ошибиться.  О, Газель, уверена ли ты, что он умер?  Нет ли
тут ошибки?
     -- Увы,  нет,  дорогая моя,  --  печально  ответила она. -- И  хотя мне
хотелось бы,  чтобы  ты  ошибалась, но  я  вспоминаю сейчас  сотни маленьких
подробностей, которые тогда не имели для меня значения, потому что я считала
его  Джоном  Кальдуэллом, из  Лондона. Он  говорил,  например, что родился в
Африке, а воспитывался во Франции.
     -- Да, это подходит, -- шепнула Джэн мрачно.
     --  Старший  офицер,  просматривавший  его  вещи,  не   нашел   ничего,
устанавливающего  личность  Джона  Кальдуэлла, из Лондона. Буквально все его
вещи были куплены  или сделаны  в  Париже.  Все, на чем  были инициалы, было
помечено буквами "Ж. К. Т."  или просто  "Т.".  Мы думали,  что он почему-то
путешествует инкогнито, под первым именем -- К -- Кальдуэлл.
     -- Тарзан от обезьян принял имя Жана К. Тарзана, -- сказала Джэн тем же
безжизненным тоном.  --  И  он умер! О,  Газель, это  ужасно! Один,  в  этом
страшном океане! Не верится, чтобы это смелое сердце перестало биться, чтобы
эти  сильные  мышцы  навсегда  успокоились  и  окоченели!  Он,  который  был
олицетворением жизни, здоровья, мужской силы, станет добычей... О! -- Она не
могла продолжать и со стоном, закрыв лицо руками, опустилась, рыдая, на пол.
     Долгие дни Джэн была больна и никого  не хотела  видеть, кроме Газель и
верной Эсмеральды. Когда она вышла, наконец, на  палубу,  все были  поражены
происшедшей в ней грустной переменой. Не  было больше прежней живой, веселой
красавицы-американки -- красавицы, пленявшей  и  радовавшей всех, кто знавал
ее.  Вместо  нее --  тихая  и  печальная  маленькая  девушка,  с  выражением
безнадежной грусти на лице,  выражением, происхождение которого никто, кроме
Газель Стронг, не мог объяснить.
     Остальные прилагали все усилия, чтобы развлечь и развеселить ее, но все
было напрасно. Иногда веселому лорду  Теннингтону удавалось вызвать  бледную
улыбку  на  ее лице,  но  по  большей  части  она сидела молча, глядя широко
раскрытыми глазами на океан.
     С  началом болезни  Джэн  Портер  яхту начали  преследовать  несчастья.
Сначала испортилась  машина,  и  яхта два  дня носилась  по  ветру,  пока не
произвели починку. Потом неожиданно налетел шквал и снес  с палубы буквально
все, что могло быть снесено. Наконец, двое матросов затеяли в кубрике драку,
и  один  был  тяжело ранен  ножом,  а другого пришлось  заковать  в кандалы.
Наконец, помощник капитана свалился ночью за борт и пошел ко дну раньше, чем
ему успели оказать  помощь. Яхта крейсировала  на месте  часов десять, но не
было ни малейшего признака упавшего в море человека.
     После  всех  этих  бед  все,  и  команда,  и  гости,  были  в  мрачном,
подавленном состоянии. Все боялись, что худшее еще впереди, особенно моряки,
вспоминавшие всякого рода страшные  предзнаменования, которые  имели место в
первой половине пути,  и  которые сейчас они считали предвестниками какой-то
страшной грядущей трагедии.
     Недолго пришлось ждать зловещим пророкам.  На  вторую ночь после гибели
помощника   капитана,  около  часа  ночи,  страшный  толчок,   от   которого
содрогнулась  вся яхта от носа до кормы, выбросил из постелей  и коек спящих
гостей и команду; машина остановилась.
     На несколько мгновений яхта  повисла  под углом в сорок пять  градусов,
потом с жалобным, душераздирающим стоном опустилась на воду и выпрямилась.
     Немедленно все мужчины, а  вслед за ними и женщины, выбежали на палубу.
Хотя ночь  была туманная,  но ветра не было,  море  было  спокойно,  и  было
достаточно светло,  чтобы различить  на  воде у самого  носа какую-то черную
массу.
     -- Наносной остров, -- коротко объяснил офицер, стоявший на вахте.
     В это время на палубу выбежал машинист, разыскивая капитана.
     -- Заплата, которую мы наложили на котел,  сорвана, -- заявил он,  -- и
от  носа  судно быстро наполняется водой. Еще  через  минуту прибежал  снизу
матрос.
     --  Господа!  --  кричал  он,  --  внизу  весь  киль  сорван.  Яхта  не
продержится и двадцати минут.
     --  Молчи! -- заорал  Теннингтон. --  Леди,  спуститесь вниз и соберите
немного  вещей. Дело,  может  быть,  и  не так плохо, но придется, возможно,
перейти в лодки. Лучше быть наготове. Не медлите, пожалуйста.  А вы, капитан
Жерольд, будьте добры  послать в трюм  кого-нибудь, понимающего, чтобы точно
установить степень опасности. Тем временем надо приготовить лодки.
     Ровный  низкий  голос владельца  значительно  успокоил всех,  и  каждый
занялся своим делом. К  тому времени, как женщины вернулись на палубу, лодки
были  снаряжены,   а  вслед  за  тем  вернулся  офицер,  который  осматривал
повреждения. Но  его мнения  уже и  не требовалось в подтверждение того, что
конец "Леди Алисы" близок.
     -- Итак, сэр? -- спросил капитан, видя, что офицер колеблется.
     -- Мне не хотелось бы пугать дам,  сэр, -- отвечал тот, --  но пробоина
так велика, что, по-моему, мы не продержимся и двенадцати минут.
     За последние пять минут "Леди Алиса"  начала быстро  погружаться носом,
корма уже поднялась высоко, и  на палубе трудно было  устоять на ногах.  При
яхте было  четыре  лодки, их  нагрузили  и спустили благополучно.  Пока  они
быстро удалялись от маленького судна, Джэн  Портер оглянулась, чтобы еще раз
посмотреть  на  яхту.  В  это самое время раздался сильный  взрыв,  треск  и
шипение  внутри  судна  --  котлы  взорвались,  и  от   взрыва   разлетелись
перегородки  и переборки;  корма  быстро поднималась все  выше; на мгновение
яхта   замерла  в  вертикальном  положении,   в   виде   огромной   колонны,
поднимающейся  прямо из  глубины океана,  потом быстро  погрузилась  головой
вперед.
     В  одной из лодок славный лорд Теннингтон сморгнул слезу -- для него не
так  важно  было,  что  целое  состояние  погружается в  воду,  больно  было
расставаться с дорогим прекрасным другом, которого он нежно любил.
     Наконец, долгая ночь кончилась, и солнце тропиков зажгло  гребни плавно
катящихся волн. Джэн Портер слегка задремала, яркие солнечные лучи разбудили
ее. Она огляделась кругом.  В лодке, кроме нее, были  три матроса, Клейтон и
Тюран.  Она  оглянулась  назад,  ища  другие  лодки, но  ничто  не  нарушало
страшного однообразия водной пустыни -- они были одни в маленькой лодочке на
огромном Атлантическом океане.
     <b>XIV
     СНОВА В ПЕРВОБЫТНОЕ СОСТОЯНИЕ</b>
     Когда Тарзан упал  в воду, первой его мыслью было от плыть  подальше от
парохода и от его опасных  винтов.  Он  знал, кому он обязан своим настоящим
положением, и когда лежал на воде, чуть помогая себе руками, то больше всего
был огорчен тем, что так легко дал Рокову обойти себя.
     Он  лежал   таким  образом   некоторое  время,  глядя,  как  постепенно
уменьшались и исчезали  в  отдалении огни парохода, и  ему даже  в голову не
пришло крикнуть о помощи.  Он никогда не обращался ни к кому за  помощью,  и
ничего  нет  удивительного,  что  не  подумал об  этом и сейчас.  Всегда  он
рассчитывал только на собственную  смелость и  находчивость, да  и не было у
него, со времени Калы,  никого, кто мог бы отозваться  на его  зов. Когда он
спохватился, было уже поздно.
     Один шанс  из ста, думал  Тарзан, что меня подберут,  еще меньше шансов
самому  добраться до земли.  Чтобы не  потерять  ни одного шанса,  он  решил
медленно  плыть   по  направлению  к  берегу,  может  быть,  скоро   пройдет
какое-нибудь судно.
     Он легко взмахивал  руками,  далеко загребая, пройдет много часов, пока
эти мощные мышцы почувствуют усталость. Ориентируясь по звездам, он медленно
продвигался вперед; заметил,  что ему мешают сапоги,  и сбросил их.  За ними
пошли  брюки, и он сбросил бы пиджак, если бы не вспомнил,  что  в кармане у
него драгоценные документы. Чтобы успокоиться  за них, он пощупал рукой, но,
к величайшему его смущению, их не оказалось.
     Теперь он понял, что не только из-за мести сбросил его Роков, а потому,
что  снова овладел  бумагами,  которые Тарзан  отобрал у  него  в  Бу-Сааде.
Человек-обязьяна послал  проклятие и сбросил в  Атлантический океан пиджак и
рубаху.  Еще  немного  -- и  он  освободился от остальной одежды  и поплыл к
востоку, ничем не стесняемый.
     Звезды бледнели при первых лучах  рассвета, когда прямо впереди себя он
увидел на  воде какую-то черную массу. Несколько сильных взмахов привели его
к ней, -- это было днище корабельного остова. Тарзан взобрался на  него, ему
хотелось  отдохнуть, по  крайней мере, до тех пор, пока совсем рассветет. Он
не думал оставаться здесь долго -- в жертву жажде и голоду. Если умирать, то
лучше умереть действуя, делая какие-нибудь попытки спастись.
     Море было спокойно,  и плавно покачивался остов, убаюкивая  пловца,  не
спавшего  вот  уже двадцать часов.  Тарзан от обезьян свернулся  на покрытых
тиной досках и скоро заснул.
     Горячие  солнечные  лучи  разбудили  его  задолго  до  полудня.  Первым
ощущением,  заговорившим   в  нем,   была  жажда,  выраставшая  до  размеров
настоящего страдания, по  мере  того, как к  нему возвращалось  сознание. Но
скоро и  жажда  была  забыта в радости,  которую ему доставили два открытия,
сделанные  одновременно:  кругом  плавала   масса  обломков  и   между  ними
перевернутая вверх дном спасательная лодка, а к востоку  на горизонте смутно
маячил отдаленный берег.
     Тарзан спустился в воду и поплыл между обломками к спасательной  лодке.
Прохладные воды океана освежили его почти  так  же, как это сделал бы стакан
воды, и он с обновленными  силами притянул  небольшую лодку к остову и после
нескольких  геркулесовских  усилий  втащил ее на  скользкое  днище. Здесь он
перевернул и осмотрел ее. Лодка была  совершенно  цела и скоро  благополучно
качалась  между обломками. Затем Тарзан выбрал несколько  обломков,  которые
могли  заменить  весла,  и  через  несколько минут  он  был уже  на  пути  к
отдаленному берегу.
     Перевалило далеко за полдень, когда  он приблизился  настолько, что мог
различать предметы на берегу и общие контуры берега.  Перед  ним открывалось
нечто вроде маленькой, защищенной бухты.  Лесистая вершина, расположенная  к
северу, показалась ему странно знакомой. Возможно ли,  что  судьба выбросила
его у самого порога  его родных, горячо любимых джунглей! Но как только  нос
лодки прошел устье бухты, всякие сомнения рассеялись: перед  ним, на дальнем
берегу, в тени девственного леса, стояла его собственная хижина, выстроенная
еще  до его рождения  руками давно умершего отца его, Джона Клейтона,  лорда
Грейстока.
     Сильными  взмахами мускулистых рук Тарзан  гнал маленькое  суденышко  к
берегу. Едва нос его коснулся земли, как человек-обезьяна выскочил на берег,
сердце  у него билось  радостно  и  с  восторгом  по мере  того, как  глазам
открывалось  давно  знакомое:  хижина,   взморье,  маленький  ручей,  густые
джунгли,  черный, непроницаемый  лес.  Мириады  птиц с  блестящим оперением,
роскошные тропические цветы на  гирляндах лиан, громадными петлями свисавших
с исполинских деревьев...
     Тарзан от обезьян вернулся  домой и, чтобы оповестить об этом весь мир,
он откинул назад молодую голову и испустил пронзительный и дикий клич своего
племени. На  один  миг  джунгли  замерли,  потом раздался  ответный вызов --
низкий и колдовской -- то рычал Нума, лев, а  издалека  чуть  слышно донесся
ответный рев обезьяны-самца.
     Тарзан прежде всего подошел к ручью и утолил жажду. Потом он направился
к  своей хижине.  Дверь все  еще оставалась запертой так, как они  с  д'Арно
оставили  ее.  Он приподнял  затвор  и  вошел. Ничто  не  было  тронуто. Все
оставалось на  местах:  стол,  кровать  и  маленькая колыбель, сделанные его
отцом, п