короткую толстую стрелу, металлически блеснувшую в тусклом свете. Он прицелился в Тейра, выжидая, чтобы не попасть в товарища. Тейр обернулся на предостерегающий крик Фьяметты, увидел арбалет и извернулся, подставляя под него противника. Арбалетчик был волосат - курчавая шапка волос, густая, вьющаяся черная борода. В ее гущине блеснули зубы - он оскалился, прицеливаясь снова. Фьяметта ничего не могла придумать, и вдруг ее осенило - она ведь может поджечь его бороду! Он кружил вокруг борющихся, выжидая подходящее мгновение, и Фьяметта начала творить привычное домашнее заклинание, сощурив глаза, стиснув руки, чтобы перебороть страх. В ушах у нее зазвучал голос отца: "Нет, Фьяметта! Это грех!" Рот у нее полуоткрылся, - она стремительно обернулась, но ничего не увидела, никакой сгустившейся из дыма фигуры. С земли перед арбалетчиком взметнулись листья, пыль, комочки грязи, обломки веток и превратились в мужскую фигуру. Лесной мусор, гниющие останки старого бука сложились в ноги, тунику со сборчатыми складками, большой головной убор... Батюшка! С растерянным воплем арбалетчик попятился, и пущенная стрела унеслась в лес. Хрустнули кости запястья под рукой Тейра, и его противник с воплем боли выронил меч. Арбалетчик взвыл - мусорная фигура рассыпалась, смерчем закружилась вокруг его головы, засыпая пылью глаза, прутьями - бороду. Тейр нагнулся, схватил с земли меч, оттолкнув Противника. Он описал мечом прихотливую восьмерку, выдававшую его неопытность, но все равно достаточно грозную. Арбалетчик со стоном прижал ладонь к глазам. "Бегите!" - неизвестно откуда донесся голос мастера Бенефорте. Фьяметта бросилась к Тейру, ухватила его свободную руку и дернула, - Бежим к двери! Задыхаясь, он кивнул. Они выскочили из ложбины. Длинные ноги давали Тейру преимущество, и Фьяметта подпрыгивала на бегу, потому что он почти тащил ее за собой. Ее лопатки холодели в предчувствии удара арбалетной стрелы - тяжелая сталь сокрушает ребра, вонзается в легкие... Казалось, они никогда не доберутся до двери, маячащей в озерке света, точно отступающий мираж. Фьяметта ударилась о нее, забарабанила кулаками, хрипло повторяя "помогите!", но голос ее был способен только шептать, а руки стали слабыми, как у ребенка. Но от ударов Тейра дубовая дверь задрожала на невидимых железных петлях. И он взревел "Помогите!", не поддавшись ложной гордости. - Кто идет?! - донесся сверху ворчливый бас. Фьяметта отступила на шаг и задрала голову, по различила лишь две смутные головы - одну с тонзурой, другую в шлеме. Глаза ей слепил свет фонарей. - Помогите! Дайте нам убежище во имя Господне! Нам нужно увидеть аббата Монреале! Голова в шлеме свесилась ниже. - Да я же ее знаю! Дочка герцогского золотых дел мастера. А вот мужчину в первый раз вижу. - Его зовут Тейр Окс, он брат вашего швейцарского капитана, - нетерпеливо крикнула Фьяметта. - Он ищет своего раненого брата. Впустите же нас побыстрее, за нами гонятся! - Аббат запретил нам отпирать дверь, - сказала голова с тонзурой. - Так спустите нам веревку, - начал Тейр рассудительным тоном, но на слове "веревка" он испустил вопль: в ярде от него арбалетная стрела отбила кусок камня и рикошетом отлетела в темноту. В ярком свете, они с Фьяметтой были отличными мишенями. Тейр заслонил ее от мрака у них за спиной. - Девушку-то можно бы впустить, - заявил шлем. - Грешно допускать ее в эти стены. Уж лучше его. - Ха! Ваш приют, брат, полон сейчас вопящих баб. Не лукавь! - Не мешкайте! - вскричала Фьяметта, когда в дубовую дверь впилась новая стрела и задрожала с басистым гудением. Наконец сверху упала веревка с узлами. Тейр подсадил Фьяметту. Ей казалось, что ее руки, такие маленькие, не выдержат веса тела. Но надо было взобраться побыстрее, чтобы успел влезть на стену и он. Ободрав ладони в кровь, она все-таки добралась до верха и перевалилась на животе за стену в вихре юбок. - Тейр, быстрее! Солдат и монах стояли на деревянном помосте, довольно шатком, построенном наспех, чтобы можно было сторожить дверь. Солдат в шлеме вгляделся в темноту, поднял собственный арбалет и с проклятием пустил стрелу в ответ на прожужжавшую над самой его головой. - Может, это научит сукиных детей держать головы пониже! - буркнул он, пригибаясь. Тейр, в свою очередь, перекатился через стену и упал на помост, который заходил ходуном. Монах поспешно втянул веревку. Солдат снова выглянул из-за каменного края - осторожно, так что снаружи были видны только его глаза да шлем, Фьяметта с панической быстротой ощупала Тейра, но крови на нем не нашла. Вероятно, глаза арбалетчика все еще были запорошены, хотя, судя по силе ударов его стрел, он преследовал их почти до самой стены. - Мне надо... увидеть аббата, - задыхаясь прошептала Фьяметта монаху, припавшему к помосту. - Дело не терпит отлагательства. - Святые мощи, что так, то так! - буркнул солдат. Монах нахмурился. - Если нас разрешили от обета молчания, это еще не значит, что нам дозволены непотребные речи в святых стенах. - Я обета молчания не давал. Монах поморщился: видимо, спор этот начался уже давно. Он повернулся к Тейру: - Зачем она хочет видеть аббата? - Из-за моего отца, - ответила Фьяметта. - Боюсь, ему угрожает страшная опасность. Опасность для его души. Мы были свидетелями того, что сеньор Ферранте прибегал к черной магии. Солдат перекрестился, и монаха ее слова, видимо, встревожили. - Ну... скажи ей, пусть идет за мной, - объявил он Тейру и слез по треугольным распоркам между столбами помоста - как оказалось, на монастырское кладбище. - Но почему ты сам ей не скажешь? А мне тоже идти? - спросил Тейр, ничего не понимая. - Да-да, - нетерпеливо ответил монах. - Он избегает говорить с женщиной, - объяснила Фьяметта шепотом. - А-а! - Тейр заморгал. - Он что, не верит в силу разрешения, которое получил от своего аббата? Фьяметта мрачно улыбнулась на маячившую внизу тонзуру: - Может, в сердце своем он монах-ослушник. Монах ответил ей испепеляющим взглядом, но вид у него стал вдвойне растерянным. Они спустились следом за ним - Тейр первым, и помог Фьяметте благополучно спрыгнуть с последней распорки. Монах молча сделал им знак следовать за ним, вошел через другую дверь в темный коридор, провел их через еще более темную комнату и вышел во внутренний двор. Затем в их сопровождении поднялся по лестнице на галерею и постучал в дверь. Ее приоткрыл другой монах и высунул голову наружу. Из щели полился оранжевый свет свечей. Фьяметта с облегчением узнала брата Амброза, секретаря аббата Монреале, дюжего мужчину, питавшего слабость к кошкам, кроликам и другим зверькам. Она несколько раз встречала его в обществе аббата-епископа. В силу старой привычки их проводник молча указал на Тейра и Фьяметту. - Фьяметта Бенефорте! - удивленно воскликнул секретарь. - Откуда ты? - Ах, брат Амброз, помогите мне! Я должна увидеть аббата Монреале! - Входи, входи!.. Благодарю тебя, брат! - сказал он их безмолвному проводнику. - Можешь вернуться на свой пост. Секретарь провел их в небольшую келью, место занятий аббата. Там стоял письменный стол, и восковые свечи лили свет на бумагу и гусиное перо, которое секретарь, видимо, только что отложил. Другой канделябр ярко пылал на маленьком аналое под небольшим деревянным распятием на стене напротив, перед которым молился аббат Монреале. Он поднялся с колен, едва они вошли. Теперь на нем было серое одеяние его ордена с откинутым капюшоном. Только ключи на поясе напоминали о его сане. Его словно вырезанное из камня лицо выглядело усталым и озабоченным. Бахромка седых волос окружала его тонзуру - их цвет гармонировал с его одеянием, которое придавало массивность его внешности, хотя годы аскетической умеренности сделали его тело худым. Он взглянул на них, и седые брови удивленно поднялись: - Фьяметта! Ты спаслась! Я рад видеть тебя живой и невредимой. - С ласковой улыбкой он подошел и взял ее руки. Она поцеловала пастырское кольцо на его пальце, сделав глубокий реверанс. - Твой отец с тобой? Он сейчас мне очень нужен! - Ах, отче, - начала она, ее лицо сморщилось, по щекам поползли слезы усталости. В лесу она крепилась, но не выдержала, когда почувствовала себя в безопасности под защитой Монреале. - Он умер, - всхлипнула она. Монреале с удрученным видом подвел ее к скамье у стены и усадил. С любопытством посмотрев на Тейра, он жестом пригласил сесть и его. - Что произошло, дитя? Фьяметта хлюпнула носом и справилась со своим голосом. - Из замка мы, по-моему, выбрались раньше вас. - Да. - Мы бежали в лодке. Внезапно батюшке стало очень худо. Я думаю, у него заболело сердце от того, что ему пришлось долго бежать, и от ужаса, и от того, что он плотно поел на пиру. Монреале кивнул. Сам он целителем не был, но, по обязанности надзирая за монастырскими целителями, хорошо узнал и физические и духовные людские недуги. - В Сеччино батюшка купил лошадь, и мы поехали дальше прямо ночью. Но солдаты, которых послал в погоню за нами сеньор Ферранте, настигли нас. Батюшка вступил с ними в бой, а я спряталась. Потом я нашла его на лугу, мертвым, но без единой раны. Думаю, у него разорвалось сердце. Они ограбили его, раздели донага. Я отвезла его тело на постоялый двор, где меня нашел Тейр... ах! Тейр, спроси о своем брате! Он младший брат капитана Окса, - объяснила она. - Как раз направлялся в Монтефолью и... так спроси же, Тейр! - Не только ее тут снедала жестокая тревога, но швейцарец был терпеливее. - Вы видели моего брата, святой отец? - спросил Тейр. Голос у него оставался ровным, но пальцы крутили львиное кольцо. - Он здесь? Монреале обернулся к Тейру: - Сожалею, сын мой. Я видел, как твой брат упал, но среди тех, кого мы унесли, его не было. Я... полагал, что удар он получил смертельный, но мы должны были торопиться, и я не могу поклясться, что он испустил свой последний вздох. Боюсь, я не могу утешить тебя надеждой, что он жив, но не тревожься о его душе - он был очень благородным человеком, если это может дать тебе утешение. Однако... все-таки возможно, что он еще жив и находится в замке с другими ранеными. Его тело не выдали с остальными после вчерашних переговоров. Я... сказать правду, я не узнавал. Я был занят другим. - Ничего, - сказал Тейр. Вид у него был ошеломленный. Он рассчитывал, что так или иначе он избавится от своих опасений, а теперь ему и дальше предстоит терзаться. Он сгорбился, машинально поглаживая кольцо правым большим пальцем. Монреале внимательно в него всматривался. - Переговоры? - повторила Фьяметта. - Но что произошло? - Да-да. Уцелевшие гвардейцы герцога Сандрино окружили нас - меня и сеньора Асканио. Мы бежали через ворота, хотя теперь задним числом я думаю, нам следовало бы остаться и вступить с ними в бой... рассуждая по-военному. Мы прошли, обороняясь, через город и заперлись в монастыре. С тех пор тут нашли убежище множество беглецов. Не хватает места их размещать. - Он покачал головой, - Столько крови пролилось и так внезапно! Словно кара. Я должен остановить кровопролитие, пока оно подобно чуме не охватило всю Монтефолью. - Что вы делаете? - Сеньор Ферранте тоже ищет остановить эту непредвиденную войну. Он вступил в переговоры со мной, как заменяющим канцлера бедному Асканио. Малыш сейчас спит в моей келье. - Перемирие с сеньором Ферранте? - в ужасе спросила Фьяметта. - Я обязан взвесить его предложение. Мы здесь в нелегком положении. Гвардейцы герцога ни в чем не уступали лозимонцам, пока ими командовал герцог Сандрино, но теперь они рассеяны, растеряны, лишились своих офицеров. - Но не могли бы вы послать за помощью... куда-нибудь? Губы Монреале уныло сжались. - В том-то и дело. Много лет герцог Сандрино умело балансировал между Миланом и Венецией. Призвать кого-то из них в герцогство, оставшееся на произвол судьбы, и - ам! - Монтефолья будет проглочена в один миг. Призови второго изгнать первого - и Монтефолья превратится в поле сражения. - Неужели сеньор Ферранте решится напасть на монастырь? - сказал Тейр с возмущением. - Как может такое дело сойти ему с рук? - Легко. - Монреале пожал плечами. - Сколько раз уже насильники сравнивали монастыри с землей! И если он победит, кто сможет его покарать? Если он утвердит свою власть в Монтефолье вдобавок к Лозимо, справиться с ним будет трудно. Конечно, Венеции или Милану это вполне по силам, но они оставят тогда Монтефолью себе - так какая выгода от этого маленькому сеньору Асканио? - Ну а папские войска? - спросила Фьяметта, цепляясь за соломинку. - Слишком до них далеко. Даже если бы гонфалоньер отправил их при нынешнем тревожном положении в Романье. - Но ведь герцогиня Летиция внучка папы! - Но не того! - вздохнул аббат. - Быть может, и следующих выборах звезда ее семьи вновь взойдет, при ныне здравствующем его святейшестве. В курии практические доводы восторжествуют над правом и справедливостью, С какой стати посылать им войска, чтобы вернуть герцогство слабой женщине и ребенку? Ведь если они ничего не предпримут, оно достанется сильному опытному мужчине и к тому же испытанному гвельфу. - Вы тоже так решаете? - с негодованием спросила Фьяметта. - Практические доводы, а не право и справедливость? - Такова политика, дитя. Не знаю, смогу ли я спасти герцогство для Асканио, но, думается, его жизнь я спасу. Ферранте предлагает отправить Асканио с матерью и сестрой в Савойю, в изгнание, с выплатой им содержания в обмен на мир. И это не самое плохое предложение. При подобных обстоятельствах его можно даже назвать почти великодушным. - Монреале выглядел как человек, который вынужден есть лимон и делать вид, будто он сладкий. - Нет! Тогда ведь Ферранте получит все! - возмущенно вскричала Фьяметта. Аббат Монреале нахмурился на ее вспышку: - Так мне надо сражаться до последнего... монаха? Сожалею, Фьяметта, но среди монастырской братии мало кто годится для такой схватки. Я без колебаний воззвал бы к меньшому из них принять мученический венец во имя веры, но принести их в жертву гневу не значит послужить святому делу. Я не уступаю Ферранте ничего, чего бы он не мог - и с большой охотой! - забрать сам! - Но сеньор Ферранте убил герцога! - Нельзя требовать от обычного человека, чтобы он не оборонялся. Когда герцог Сандрино бросился на него, Ферранте должен был защищаться. - Отче, я видела, как все произошло! Герцог Сандрино нападал только словами, хотя и злыми. Сеньор Ферранте выхватил кинжал первым и тут же его заколол. Аббат Монреале насторожился: - Мне рассказывали иное. - Посланник Ферранте? Со мной была мадонна Пия. Мы обе это видели. Спросите ее, если не верите мне. - Ее здесь нет. Насколько мне известно, и она и кастелян были схвачены вместе с герцогиней и мадонной Джулией. - Монреале потер шею, словно она заныла, подошел к узкому окну и уставился во мрак. - Я не верю тебе, дитя. Но это мало что меняет. Войско Лозимо уже выступило, и когда оно прибудет, противиться Ферранте - значит просто сделать хуже неизбежный исход. Я видывал осады и знаю, до чего они доводят людей. - Но сеньор Ферранте пользуется черной магией! Разве вы не видели на пиру мертвого младенца? - Не видел... что?! - Монреале вздрогнул, словно ужаленный осой. - Младенца в ларце, в подставке под ногами Ферранте, которую Ури столкнул с помоста перед тем, как его пронзили мечом. - Она попыталась припомнить точно эту минуту всеобщего замешательства. Монреале был по ту сторону перевернувшегося стола, защищая Асканио, размахивая посохом в сумятице нападавших и спешивших на помощь, и пятился, пятился в глубину помоста. - Подставку я видел, но не видел, как она открылась. - А я видела. Она опрокинулась почти мне на ноги. Мою юбку защемило столом. Подставка была полна кусками соли, а среди них - этот жуткий ссохнувшийся трупик. Батюшка сказал, что дух девочки был в порабощении в безобразном серебряном кольце Ферранте с детской головкой - на его правой руке. Неужели вы ничего не почувствовали? Ферранте с помощью кольца ослепил человека и хотел сделать то же с батюшкой, но батюшка... сделал что-то... и кольцо обожгло самого Ферранте. Батюшка сказал, что он освободил дух младенца, но как, я не знаю. Аббат Монреале в волнении обернулся к своему секретарю: - Брат Амброз, ты видел? - Я был сбоку от вас, святой отец Лозимонец прицелился снести вам голову мечом, и я отбивался от него стулом. Я очень сожалею. - Не извиняйся! - Монреале расхаживал взад и вперед. - Кольцо... Кольцо! Ну конечно! Будь я про... то есть Господи меня помилуй! Так вот что в нем было. - Так вы почувствовали что-то? - с облегчением сказала Фьяметта. - Да, но мне следовало почувствовать больше! Что мог сделать Ферранте, чтобы спрятать... - Он повернулся к своему массивному книжному шкафу, словно притягиваемый магнитом, но покачал головой. - Попозже. Как жаль, что здесь нет твоего отца, Фьяметта. - А что вы увидели в этом кольце, отче? - Оно словно бы заключало простое заклятие против вшей и блох, которое мог бы носить кто угодно в амулете или ладанке у себя в кармане. Я еще подумал, какое странное щегольство - заключать такой пустяк в серебро. Да, что-то было не так, но я подумал, что причина в плохой отливке. Однако если заклятие против вшей и блох маскировало другое - для отвлечения внимания... а уж за ним... - Он с шипением выпустил воздух сквозь сжатые зубы, и лицо у него посерело. - А что почувствовала ты, дитя? - Уродливость. - Устами младенца... Ты меня устыдила. - Он грустно улыбнулся. - Но ведь ты же дочь своего отца. - Об этом-то я и начала вам рассказывать. Люди сеньора Ферранте явились на постоялый двор, куда я приехала с телом батюшки... И Фьяметта быстро описала свои неприятности с мастером Катти, его алчность, коптильню, странное похищение трупа щербатым браво и явления мастера Бенефорте в дыму и в лесном мусоре. Тейр подтвердил подробности их возвращения, С куда большими колебаниями Фьяметта поведала о признании мастера Бенефорте, касавшемся его предыдущего опыта с кольцом духов, хотя не назвала ни герцога Лоренцо, ни Флоренцию: пусть Медичи исповедуется сам. Она сказала, как страшится, что сеньор Ферранте намерен сделать дух мастера Бенефорте своим новым и более могущественным рабом. Слушая ее, аббат Монреале сутулился все больше. - Батюшка взывал к вам, - заключила Фьяметта, - просил вас о помощи. Святой отец, что нам следует делать теперь? Монреале глубоко вздохнул: - Перед вашим приходом, дитя, я молился, прося Господа умудрить меня, ниспослать знак, показавший бы, что я поступаю правильно, соглашаясь на перемирие. Самая страшная опасность, заключенная в молитве. Порой Бог ниспосылает ответ. - Он устало кивнул секретарю. - Брат Амброз, порви договор. Дюжий монах осторожно взял документ, который писал, когда впустил Фьяметту с Тейром, и медленно разорвал его пополам, В его устремленном на Монреале взгляде одобрение мешалось со страхом. - Итак, монастырь ворота не откроет. Святой отец, так что же нам следует делать теперь? Монреале зажмурился и потер морщинистый лоб. - Тянуть время брат. Посылать кроткие ответы и тянуть время. - Он посмотрел на Тейра, потом на Фьяметту. - Отведи этих измученных детей в странноприимный дом. Я пойду в часовню предаться размышлениям перед службой. Если можно будет снять кого-то с поста пропеть ночные псалмы. - Он добавил вполголоса: - Наконец-то я понял, почему так много говорится о том, чтобы братия училась обходиться без сна. Его секретарь пробормотал "аминь", взял свечу и сделал знак Тейру и Фьяметте выйти из кельи прежде него. По пути в странноприимный дом возле главных ворот они прошли через двор с крытым колодцем. Даже в этот поздний послеполуночный час возле него в очереди за водой стояли два монаха, солдат и женщина. Один из монахов держался за ручку ворота, но не вращал ее. - Как она, брат? - спросил Амброз, проходя мимо. - Плохая, - ответил тот. - Совсем замутнела. Вот мы и ждем, чтобы ил осел, а потом опять начнем черпать. Наконец он завертел ручкой и разлил воду из колодезного ведра в сосуды, которые держали солдат и женщина. Потом спустил ведро и вновь начал ждать. Брат Амброз пошел за солдатом. - Не хватает воды? - спросил Тейр. - Надо бы, чтобы пошел дождь и наполнил наши цистерны, - ответил Амброз. - Обычно тут живет семьдесят человек братии. А теперь мы приняли пятьдесят - шестьдесят гвардейцев герцога Сандрино, среди них много раненых, а еще их семьи и те, что бежали от бесчинств в городе. Сейчас тут набито более двухсот человек. В лазарете теснота. Аббат Монреале думает приют отдать женщинам, а если еще будут раненые, укладывать их в часовне. Когда они приблизились к лазарету, солдат с ведром свернул туда, и через его плечо Фьяметта увидела длинное помещение под каменным сводчатым потолком. Между деревянными кроватями были разложены соломенные тюфяки, и не всех лежали завернутые в одеяла тела. В тусклом мерцании двух масляных светильников блеснули остекленевшие горячечные глаза на заросшем щетиной лице. Между рядами пробирался монах в опущенном на лоб капюшоне, в глубине кто-то стонал от боли - протяжно, словно мычала корова. Через другую дверь брат Амброз провел их в странноприимный дом, единственное место в монастыре, куда в обычное время допускались посторонние. Он поручил Фьяметту усталой пожилой женщине в ночном балахоне. Ее седые волосы были заплетены на ночь в косу, падавшую на спину. Фьяметта узнала в ней белицу из приюта при городском соборе. Амброз увел Тейра через трапезную для посетителей туда, где спали мужчины. Тейр неуверенно оглянулся через плечо и, прежде чем скрыться за дверью, помахал ей левой рукой. В женском спальном помещении каменный потолок нависал, как в лазарете, но оно было меньше, и теснота в нем царила еще большая. И здесь между кроватями постелили тюфяки, а то и просто насыпали солому, прикрыв сверху одеялом На них вповалку лежали двадцать пять женщин и вдвое больше маленьких детей и девочек-подростков. Мальчиков постарше, очевидно, положили спать с мужчинами. Фьяметта пробралась между спящими к дверце в глубине, за которой прятался нещадно использовавшийся и смрадный нужник. Теперь ей стало понятно, почему аббат полагал, что монастырь не выдержит долгой осады, даже если бы им удалось отразить штурм прибывших из Лозимо подкреплений, а это само по себе представлялось весьма сомнительным, В прошлую ночь, в это самое время, она воображала, что стоит им пробраться к Монреале, и он каким-то образом все уладит. И, судя по этой спальне, она была не единственной монтефолькой, которая думала так. Но теперь... Когда она вышла из нужника, белица проводила ее к куче соломы, на которой уже спали две девушки. Фьяметта сбросила погибшие туфли и улеглась рядом с ними. Пока хороша была и такая постель. 8 Ури... Тейр замигал слипающимися глазами, увидел каменный свод мужской спальни и раскинулся на жесткой постели - тонкий слой соломы, накрытый одеялом. Скверный сон, разбудивший его, рассеялся словно туман, когда он попытался вспомнить, что ему привиделось. Судя по тому, как болело его тело, солома не спасла его от каменного пола, хотя, конечно, синяками он был обязан бешеному лозимонцу, с которым дрался накануне ночью. Как же мучается сейчас Ури, тяжко раненный, брошенный в темницу его врагами? Какой ужас его терзает? У него, Тейра, есть солома, одеяло и свобода. А Ури, возможно, лежит на голых камнях. Некоторые уже встали, другие продолжали спать. Рядом с Тейром заросший щетиной, пропахший застарелым потом монтефольский гвардеец закрыл глаза, перекатился на другой бок, стянув с себя одеяло, громко пустил ветер и снова захрапел. Тейр с трудом поднялся и встал в очередь к нужнику. Ну во всяком случае, темница Ури вряд ли так набита людьми. Мучиться одеваясь ему не пришлось: он спал в одежде Своей единственной, потому что во вчерашней схватке потерял все, что имел. Ну так, значит, ему самое место здесь среди неимущих монахов, пусть нищим он стал случайно, а не по обету. Он посвятит свою нищету Богу, как здешняя братия, добавив молитву поскорее его от нее избавить. В трапезной монах давал всем по ломтю ржаного хлеба и наливал пива или разбавленного вина. Ломти были не очень толстыми, но, хотя хлеб оказался вкусным, попросить добавки при таких обстоятельствах Тейр не решился. Пиво же пришлось в самый раз и отлично промыло его пересохшие к утру рот и глотку. Едва к нему вернулся голос, Тейр принялся расспрашивать об Ури всех, кто мог бы знать его брата. Они были с ним обходительными ради Ури, рассказывали свои страшные истории о кровавых схватках и спасении, но никто из них не видел своего капитана позже и не знал о его судьбе больше, чем аббат Монреале или Фьяметта. От мучительной неуверенности у Тейра заныла шея. В трапезной были и женщины, но Фьяметты среди них не оказалось. Они говорили вполголоса, кроме одной бой-бабы, чьи гнусавые жалобы оглашали трапезную, пока она внезапно не опустилась на пол и не разрыдалась. Другая женщина увела ее в их спальню. Тейр потирал львиное кольцо и прикидывал в нерешительности, не спросить ли о Фьяметте какую-нибудь женщину. Но прежде чем он собрался с духом, его за плечо потрогал брат Амброз: - Тейр Окс? Тебя хочет видеть аббат Монреале, Тейр слизнул прилипшие к пальцам крошки, допил пиво, вернул кружку брату-трапезнику и последовал за Амброзом. Секретарь провел его через двор, по коридорам, по галерее и вверх по деревянным ступенькам. Они вышли на плоскую крышу над кельей, где накануне их принял аббат. На севере изгибался контрафорс часовни. Угол крыши занимала деревянная голубятня. Рядом с ней, откинув капюшон, стоял Монреале. Амброз остановился и жестом остановил Тейра. На руку аббата, зашумев крыльями, робко опустилась сизая голубка. Казалось, Монреале заговорил с ней, он прикоснулся губами к ее головке и поднял руку. С воркованием она, гремя крыльями, взмыла в небо, дважды облетела часовню и исчезла вдали. Похрустывая подошвами по высохшему голубиному помету, они направились к аббату, который обернулся на их шаги, улыбнулся им обоим и обвел взглядом небосвод - Ни один голубь еще не вернулся, отче? - почтительно осведомился Амброз. Монреале вздохнул и покачал головой: - Ни единый. Ни единый! Я страшусь за судьбу вверенных мне созданий Божьих. Амброз наклонил голову, уловив двойной смысл, и оба посмотрели на юг в голубую утреннюю дымку, приставив ладонь козырьком ко лбу. Потом Монреале решительно опустил руку и повел их назад по лестнице в свой кабинет, а затем через внутреннюю дверь в соседнюю келью. Тейр остолбенел. Большие высокие окна прекрасно освещали обширное помещение со шкафами и ларцами для книг по стенам. Полки были заставлены всевозможными медными, керамическими и глиняными сосудами, флаконами из цветного стекла и таинственными коробочками с латинскими надписями. Два больших рабочих стола - один на середине кельи, другой у стены - были завалены всякими документами и тетрадями в матерчатых переплетах, носившими следы частого употребления. В углу в высоком бочонке стояли посохи из разных пород дерева и длинным рылом вверх торчал мумифицированный крокодил - кожистые губы были вздернуты, открывая челюсть, наполовину лишенную зубов. С балок свисали сумки, и в одной красной шелковой сетке виднелся полупрозрачный клубок сухих сброшенных змеями кож. Еще один угол занимал оштукатуренный очаг. В нем, вычищенный, готовый к употреблению, стоял небольшой тигель, формой напоминавший улей. Брат Амброз достал из шкафа круглое зеркало величиной с тарелку, вделанное в деревянную раму, и поставил его на стол в центре. Рядом он положил тамбурин - небольшой, обтянутый белесым пергаментом. Монреале сдвинул бумаги и расположил вокруг зеркала с тамбурином сушеные травы по четырем сторонам света, еле слышно бормоча что-то по-латыни. Брат Амброз закрыл ставни, и в выбеленной комнате стало темно и прохладно. Потом секретарь сделал знак Тейру, из деликатности и осторожности остававшемуся у двери, подойти ближе и наблюдать, но прижал палец к губам, показывая, что надо молчать. Из флакончика голубого стекла Монреале уронил капельку прозрачной жидкости на центр зеркала, и она блистающей пленкой растеклась по нему. Монреале подул на нес, и зеркало засветилось - но не отраженным светом. Тейр смотрел, вытягивая шею и затаив дыхание. В зеркале закружился, заплясал вихрь разноцветных пятен. Тейр щурился, стараясь разобраться в этих желтых и оранжевых узорах. Внезапно он понял, что смотрит на черепичные крыши, смотрит вниз на город с большой высоты. Город в зеркале уходил назад с нечеловеческой скоростью птичьего полета. Впереди вырисовались желтые каменные и красные кирпичные стены замка, и движение словно устремилось по крутой дуге к вершине его башни и на мгновение прервалось, давая передышку. Тейр, совсем завороженный, сглотнул легкую тошноту. И тут же внизу под ним задергался внутренний двор, куда вела великолепная мраморная лестница, затем в зеркале возникла вторая точно такая же башня, На ее вершине два арбалетчика натягивали тетиву своего оружия, а худой, смуглый бритый мужчина в красном одеянии прислонялся к желтой кирпичной кладке стены и указывал пальцем. Тейр отогнал невольный страх, что смотрят они прямо на него. Худой крикнул, арбалетчики прицелились и выстрелили. Все дернулось, накренилось. Еще один арбалетчик на первой башне позади птицы был к ней гораздо ближе. Тейр увидел, услышал, как зазвучала его тетива, посылая стрелу, вид в зеркале утонул в слепящей вспышке, и оно потемнело. Тут Тейр понял, что зазвучал тамбурин, но в его мыслях звук этот неразрывно связался с тем, что он видел в зеркале. Монреале охнул, как человек, которого пнули в живот. - Нет... - простонал брат Амброз. - Еще одна! Монреале уперся кулаками в стол. Его губы сомкнулись на словах, не напоминавших молитву. - Они ждали. Ждали наготове, - сказал он яростно. - Каким-то образом они отличают моих птиц от всех остальных, - Он повернулся и раздраженно прошелся по келье. - Все-таки придется вечером испытать нетопырей. Даже у Ферранте не найдется арбалетчика, способного поразить в темноте летящего нетопыря. - Но и мы в темноте мало что увидим, - сказал брат Амброз с сомнением. - Зато услышим больше. - Главным образом храп. - Да. Но если сеньор Ферранте действительно настолько предался черной магии, как его обвиняют, ночью в замке должно твориться немало такого, о чем мы и не думали. Брат Амброз помрачнел, перекрестился, кивнул и начал открывать ставни. Аббат Монреале расправил сгорбившиеся плечи и с вымученной улыбкой обернулся к Тейру. Лицо его было бледным, в складках усталости, кожа под глазами опухла от бессонницы. Тейр спал на соломе и каменном полу, чувствуя себя мучеником. Теперь он подумал, что Монреале вообще не смыкал глаз, и решил не жаловаться на неудобства своей постели. - Вы поставили меня в тупик, малый. Ты и Фьяметта. И пока ни молитва, ни рассудок не подсказали мне, где выход. А потому я буду еще молиться, а также отыскивать для моего бедного измученного рассудка новые предпосылки для новых поисков. Но как ты видел, мои птицы ко мне не возвращаются. - Они - магические лазутчики? - спросил Тейр. Зеркало теперь отражало только потолочные балки. - Таково их назначение. И во всяком случае, их постигает судьба пойманных лазутчиков. - Аббат потер морщины, глубоко залегшие между его бровями. - Амброз, ты узнал человека в красном одеянии на башне? - Нет, отче. А вы? - Нет... то есть чем-то он мне знаком. Но никакого имени в памяти у меня не всплывает. То ли я видел его в толпе, то ли очень давно. Что же, рано или поздно я припомню. Мои бедные голубки! - Он повернулся к Тейру. - Мне нужен более умелый лазутчик. Человек. Который сам вызвался бы. Такой, чье лицо никому в Монтефолье не известно. Тейр посмотрел по сторонам. В келье не было никого, кроме них троих, и почему-то ему показалось, что аббат говорит это не для Амброза. - Узнай: это опасно. Я пробовал не только птиц. И потерял одного из наших братьев. Тейр сглотнул и сказал с усилием, так что его голос прозвучал в тихой келье неестественно громко: - Отче, я тоже потерял брата. Что вы хотите, чтобы я сделал? Монреале улыбнулся и хлопнул Тейра по плечу. - Хорошо сказано! Да благословит тебя Бог, юноша. - Он откашлялся. - Нам известно, что подручные сеньора Ферранты разыскивают по всей Монтефолье людей, знающих металлы, а сам он объявил о награде, которую получит любой мастер литейщик, который теперь же явится к нему. Твой брат рассказывал о рудниках и плавильнях Бруинвальда. По-твоему, ты мог бы выдать себя за литейщика? - Простого - да. Думаю, что выдавать себя за мастера мне долго не удалось бы. - Сгодится и так. Я хочу, чтобы все было именно очень просто. Тебе надо только проникнуть в замок. И какую бы тебе ни поручили работу, высматривай укромные местечки, чтобы помещать там кое-какие мелкие предметы, которые я тебе дам. Там, где люди разговаривают. Там, где выставляются часовые, в обеденном зале. Если... если ты сумеешь попасть в кабинет герцога или в любую другую комнату, которой сеньор Ферранте пользуется особенно часто, это было бы лучше всего. Если бы тебе удалось передать один из них герцогине Летиции... ну, вряд ли простого литейщика допустят в башню, где заперты пленники. Но если сможешь, сделай! - Но что это будут за предметы, отче? - Это я должен обдумать и приготовить их. Сегодня ночью под защитой темноты и заклятия, которое я наложу, мы спустим тебя со стены. Стоит тебе отойти от монастыря, и вражеских солдат ты вряд ли встретишь. В Монтефолью постарайся войти, когда на заре откроют городские ворота. - Зачем сеньору Ферранте нужны литейщики? - Если бы я знал! Может быть, ты сумеешь разведать, э? Полагаю, он хочет привести в порядок пушки герцога Сандрино. Например, треснувшую бомбарду, которая разнесет бедный наш монастырь, если ее починят. Более легкие пушки все с отрядом незаконнорожденного отпрыска Сандрино в Неаполе, а то бы очи уже долбили наши стены. Кто мог предвидеть, что сейчас неподходящее время отдавать войско внаем? Они ведь даже дальше отсюда, чем папские войска. Но Милан поддерживает мир, Венеции в этом году хватает забот с турками на Адриатике, и ей пока не до Монтефольи. Лозимо же предстояло связать себя с нами узами брака. Мне следовало бы... - Монреале умолк, слепо глядя на тени того, что могло бы быть. - Ну что же! - Он стряхнул с себя мрачность. - Какая у тебя есть одежда, сын мой? Тейр развел руками: - Только та, что на мне. Свой вьюк я потерял вчера ночью за стеной. - Хм! Может быть, брат Амброз подыщет тебе что-нибудь не столь... деревенское у тех, кто нашел здесь убежище. Такую одежду, в которой ты больше походил бы на того, кого будешь изображать. Да, кстати... - Монреале помолчал. - Откуда у тебя это кольцо? Тейр прикоснулся к маленькой львиной маске. - Правду сказать, оно не мое, отче. Это кольцо мадонны Фьяметты. - А! Это многое объясняет. - Лицо аббата просветлело. - Работа Просперо Бенефорте? Как я не догадался. Советую тебе оставить его у Фьяметты. Литейщики подобных колец не носят. Тебе не следует привлекать к себе внимание, ты понимаешь? - Я не могу его снять, отче! - И в доказательство Тейр подергал кольцо. - Хм? - Монреале взял левую руку Тейра и нагнулся над ней, вглядываясь. По внутренней стороне его тонзуры щетинились отрастающие волосы, но ближе к макушке начиналась лысина, гладкая и блестящая. - А-а! Заклятие истинной любви мастера Клюни, бьюсь об заклад. - Он распрямился, улыбаясь. - И оно действует. - Разве? - сказал Тейр. - Объясните Фьяметте, она будет так довольна! Она думала, что с магией у нее ничего не получилось. Он умолк. Заклятие истинной любви? Что это за заклятие? И как оно действует? Его охватил смутный страх. Так новое неясное томление - порождено магией? От этой мысли делалось не по себе... Да нет же! Странно, что Фьяметту у него могут отнять. Но она же ему не принадлежит! Его левая рука властно сжалась. - Его отлила Фьяметта? Не мастер Бенефорте? Прости, но я должен посмотреть на него поближе. - Он взял руку Тейра, но не уставился на нее пытливым взглядом, а закрыл глаза. Тейр наморщил лоб. Аббат Монреале долго молчал, а когда выпрямился и открыл глаза, лицо его стало очень серьезным. - Брат Амброз, будь добр, сходи за Фьяметтой Бенефорте. Оставшись наедине с Тейром, Монреале скрестил руки на груди и прислонился к рабочему столу. Он задумчиво пожевывал нижнюю губу, глядя на свои сандалии. Потом пронзительно посмотрел на юношу: - Тебе нравится эта девица, сын мой? - Я... Очень нравится, отче, - твердо ответил Тейр. - То есть... так мне кажется. Нет, не кажется, а я знаю, что нравится. Но как воздействует на меня кольцо? - На тебя? - Никак. А вот ты, однако, воздействуешь на него. Принуждаешь его. Пожалуй, это можно выразить так. Считается, что заклятие Клюни обнаруживает истинную любовь, но это не совсем верно. Точнее будет сказать, оно обнаруживает верное сердце. - И он улыбнулся Тейру, продолжая пристально смотреть на него. Тейр облегченно вздохнул. Значит, он не околдован. Ну да он так и не думал. - Но честны ли твои намерения? - спросил Монреале. - Клюни тут не всегда дает точный ответ. - Мои намерения? - повторил Тейр растерянно. - Какие намерения? - Ты помышляешь о женитьбе или поддаешься греховной похоти? - объяснил Монреале. Женитьба? Его словно отбойным молотком ударили по затылку. Тейр заморгал. Он - муж? Как... Как взрослый мужчина? Внезапно перед ним разверзлась бездна зрелости. - Но... я не... Отче, если бы все было, как задумывалось... как я думал, когда письмо брата позвало меня в Монтефолью... Ури устроил так, чтобы мастер Бенефорте взял меня в подмастерья. Понимаете? Ну а бедняку подмастерью ни о чем таком и помышлять нельзя. Много лет. А тогда она бы уж давно была замужем за каким-нибудь богачом. Смел ли я даже подумать, что мог бы... сделать ее своей. Правда, мадонна Бенефорте нуждается в ком-то... - Тейр умолк. Голова у него шла кругом. Похоть? Но женившись, он бы получил право на похоть. Благословение! - Из-за смерти отца Фьяметта очень нуждается в ком-то, - сказал Монреале. - Родственников у нее здесь нет. Женщине не следует жить одной без хозяина в доме, а юной девушке и подавно. Положение же Фьяметты Бенефорте еще хуже. Ей отовсюду грозят опасности. Да, бесспорно, ты ей неровня, но свидетельство кольца... необычно. Впрочем, ты просто слишком молод и беден, чтобы думать о семейной жизни. Но он же ни о чем таком не думал, пока сам Монреале не произнес этих слов. - Но твоя молодость не мешает мне послать тебя навстречу опасности, которая, боюсь... - Монреале умолк. - Помилуй меня, Господи! - Это было сказано почти шепотом, как молитва, но затем его голос снова стал звучным. - Редким счастливцам, сын мой, дано найти свое истинное призвание, свою истинную любовь или истинную веру. - Он кивнул на кольцо. - В нем не таится никакого зла для тебя. В кабинете послышались шаги, и, наклонив голову, в келью вошел Амброз, а за ним Фьяметта. Ее буйные кудри были на этот раз заплетены в толстую косу, что придавало ей более чинный и взрослый вид, хотя такому впечатлению несколько мешали соломинки, кое-где прилипшие к ее грязному бархатному платью. Если бы она выглядела не такой усталой и озабоченной, подумал Тейр. Накануне она засмеялась каким-то его словам, и ему захотелось, чтобы она опять засмеялась. Ее смех был как родниковая вода в жаркий день. К желанию как-то избавить ее от забот и тревог внезапно примешалась мысленная картина: она смеется на брачном лож