---------------------------------------------------------------
Thomas Disch. Casablanca
Перевод Михаила Пчелинцева и Святослава Логинова
Изд: Томас Диш. Геноцид. Романы, повести и рассказы, СПб: Terra Fantastica, 1993г.
OCR & spellchecked by Alexandr V. Rudenko (22 червня 2001 р.)
---------------------------------------------------------------
ДИШ Томас М(айкл) [DISCH Thomas M(ichael)] -- американский писатель,
поэт и драматург, один из виднейших представителей так называемой "новой
волны" в англо-американской фантастике. Томас М.Диш родился в 1940 году в
штате Айова, однако большую часть своей жизни провел в Нью-Йорке. В 60-70-х
годах много путешествовал, подолгу жил в Англии, Турции, Италии и Мексике. В
фантастике дебютировал в 1962 году рассказом Двойной отсчет, опубликованным
в журнале Фантастик Сториз.
После ряда интересных рассказов и повестей, напечатанных в журналах, а
впоследствии собранных в нескольких авторских сборниках (Сто две водородные
бомбы, 1966; Под принуждением, 1968; Белый Клык уходит к Динго и другие
забавные Нф рассказы, 1971), Диш перешел к произведениям крупной формы,
Первый его роман, Геноцид (1965), был посвящен теме инопланетного вторжения
на Землю -- теме, на первый взгляд, достаточно избитой. Но, в отличие от
большинства других авторов, чьи герои, несмотря на всевозможные злоключения,
в итоге все же одерживали верх над кровожадными пришельцами, Диш был не
столь оптимистичен относительно светлого будущего земной цивилизации. Ту же
тему -- Земля под властью пришельцев -- Диш затронул и в следующем своем
романе, Щенки Земли (1966), написанном на основе ранней повести Белый Клык
уходит к Динго. Присущий молодому "автору здоровый пессимизм, тонкие
литературные реминисценции и постоянные отсылки к общекультурным ценностям,
рассыпанные по всем его текстам, а также своеобразный стиль быстро привлекли
к Дишу внимание критиков и читающей публики и сделали его заметной фигурой в
фантастике "новой волны". Любопытным был и третий роман, Эхо плоти твоей
(1967), довольно неожиданно интерпретирующий популярную тему
нуль-транспортировки, однако наибольший эффект в мире научной фантастики
произвели следующие его книги -- Лагерь для концентрации (1968) и 334
(1972).
Каждое утро человек в красной феске приносил на подносе кофе и тосты.
Человек неизменно спрашивал, как дела, а миссис Ричмонд, знавшая несколько
французских слов, отвечала, что -- хорошо. Почему-то в этом отеле подавали
исключительно сливовый джем. Постепенно он так надоел, что миссис Ричмонд
отправилась в магазин и купила банку клубничного джема. Прошло совсем
немного времени, и клубничный джем надоел еще хуже сливового. Тогда они
стали чередовать: один день -- сливовый джем, другой -- клубничный. Они бы и
вовсе не завтракали в отеле, но это было дешевле всего, а им приходилось
экономить.
Наступила вторая пятница их пребывания в "Бельмонте". Утром,
спустившись в холл, они обнаружили, что почты для них нет.
-- Ну конечно, стоило уехать, и о нас забыли,-- обиженно произнесла
миссис Ричмонд. Ее надежды были обмануты.
-- Пожалуй,-- согласился Фред.
-- Мне опять нехорошо. Должно быть, виноват этот странный суп, который
мы ели вечером. Я уже тогда жаловалась тебе. Кстати, не мог бы ты сходить на
угол за газетой?
И Фред послушно пошел покупать в киоске газету. Ни "Тайме", ни "Трибюн"
у продавца не оказалось. Не было даже всегдашних лондонских газет. Тогда
Фред направился в магазин периодики, что находился неподалеку от "Мараба" --
большого и роскошного отеля. По дороге к нему пристал какой-то тип,
предложивший купить золотые часы. Подобное случалось чуть не ежедневно.
Фреду уже начинало казаться, что в Марокко все только тем и занимаются, что
хотят продать ему золотые часы.
В магазине все еще лежали номера "Тайме" за прошлую неделю. Фред их уже
читал.
-- А где сегодняшняя "Тайме"? -- громко спросил он по-английски.
Средних лет мужчина, стоявший за прилавком, печально покачал головой --
то ли он не понял вопроса, то ли не знал ответа на него. Потом он спросил у
Фреда, как дела.
-- Бьен,-- без особого энтузиазма ответил Фред.-- Бьен[1].
Местная французская газета, "La Vigie Marocaine"[2], зловеще
чернела жирными заголовками, расшифровать которые Фред был не в состоянии.
Он свободно владел "четырьмя языками: английским, ирландским, шотландским и
американским". По глубокому убеждению Фреда, этих языков было вполне
достаточно, чтобы тебя поняли в любом уголке свободного мира.
В десять часов по дурацкому местному времени Фред как бы случайно
оказался возле своего любимого кафе-мороженого. Когда Фред гулял вдвоем с
женой, ему редко удавалось побаловать себя чем-нибудь сладеньким, поскольку
миссис Ричмонд опасалась за свой нежный желудок и доверяла марокканским
молочным продуктам, только если их хорошенько прокипятить.
Официант улыбнулся и произнес:
-- Доброе утро, мистер Ричмон.
Какая-то таинственная причина вечно мешала иностранцам правильно
произнести его фамилию.
-- Доброе утро,-- ответил Фред.
-- Как дела?
-- Прекрасно, благодарю вас.
-- Это хорошо... хорошо...-- сказал официант.
При этом лицо его почему-то было печальным. Кажется, он хотел сказать
что-то Фреду, но его знание английского ограничивалось простейшими фразами.
"Подумать только,-- размышлял Фред,-- пришлось объехать чуть ли не
пол-земного шара, чтобы наткнуться на самое вкусное мороженое, какое только
приходилось пробовать".
В Касабланке было много морожениц, здешние молодые ребята ходили по
вечерам не в бары, а в маленькие кафе вроде этого. Этот обычай напоминал
Фреду Айову в дни его молодости, когда действовал "сухой закон". Но в
Касабланке это, кажется, было как-то связано с ихней религией.
Вошел оборванный мальчишка-чистильщик. Он прямо-таки горел желанием
наново почистить и без того сверкающие ботинки Фреда. Когда имеешь дело с
попрошайками, самое разумное не замечать их, тогда они быстрее убираются
вон. Фред принялся рассматривать сквозь толстое стекло витрины вход в
туристическое агентство на другой стороне улицы. Там красовался огромный
плакат с изображением симпатичной молодой блондинки, напоминавшей Дорис Дэй,
но в костюме ковбоя. Плакат рекламировал воздушные линии "П а н-Америкэн".
Мальчишка вертелся вокруг и шипел: "Месье, месье..." -- так что Фреду
страшно захотелось пнуть его ногой. Фред с трудом сдерживал гнев, его лицо
побагровело, нездоровая краснота на фоне редких белых волос казалась
особенно яркой, словно закатное небо зимой.
В конце концов чистильщик куда-то исчез, а в кафе вошел взрослый
туземец с кипой французских газет. Почти не зная французского, Фред все же
мог разобрать заголовки. Он купил газету за двадцать франков и пошел в
отель, оставив на столике недоеденное мороженое.
Он еще не успел войти в номер, когда услышал крик миссис Ричмонд:
-- Какой ужас!
Вторая, точно такая же, газета была расстелена на ее кровати.
-- Но здесь ни слова не говорится про Кливленд... Он сказал о
Кливленде, потому что там жила Нэн, замужняя дочь Ричмондов. О судьбе же
собственного дома гадать не приходилось. Он стоял во Флориде милях в
пятидесяти от мыса Канаверал, и было ясно, что в случае войны это место
накроется одним из первых.
-- Это все красная мразь! Вонючки! -- побагровев, выкрикнул Фред. Его
жена заплакала.-- Чтоб им всем сгореть в аду! Что там написано в газете? Как
все началось?
-- Как ты думаешь,-- спросила сквозь слезы миссис Ричмонд,-- а не могли
Билли и Мидж оказаться в это время на ферме бабушки Холт?
Фред беспомощно перелистал "La Vigie Marocaine" в поисках картинок.
Кроме большого изображения грибовидного облака на первой странице и
надоевшего портрета президента в ковбойской шляпе -- на второй, никаких
фотографий не было. Он попытался читать передовицу, но выходила какая-то
бессмыслица.
Миссис Ричмонд, громко рыдая, выбежала из комнаты.
Фреду хотелось изорвать газету в клочья. Чтобы успокоиться, он налил
себе бурбона из бутылки, спрятанной в тумбочке. Потом он вышел в холл и
громко сказал в запертую дверь уборной:
-- Могу спорить на что угодно, что уж во всяком случае мы тоже устроили
им козью морду.
Его слова ничуть не утешили миссис Ричмонд.
Только вчера миссис Ричмонд написала два письма: одно своей внучке
Мидж, другое -- ее матери Нэн. В письме к Мидж было написано:
2 декабря.
Дорогая мадемуазель Холт!
Ну вот мы и здесь, в романтичной Касабланке, где прошлое и настоящее
мирно уживаются бок о бок друг с другом. На бульваре за окнами нашего номера
растут пальмы., и мне порой кажется, что мы вовсе не покидали Флориду. В
Марракеше мы купили подарки -- тебе и Билли. Если почта не подведет, вы
получите их к. Рождеству. Тебе, я думаю, очень хочется узнать, что там в
этих свертках. И все-таки придется подождать до Рождества! Милая, тебе надо
каждый день благодарить Боженьку, что ты живешь в Америке. Ты бы взглянула
на бедных марокканских детей, просящих милостыню на улицах. Они не ходят в
школу, у многих из них нет даже обуви и теплой одежды. И не думай, что если
тут Африка, то и холодно не бывает! Вы с Билли представить себе не можете,
какие вы счастливые!
По пути в Марракеш мы видели из окна поезда, как крестьяне пашут свои
поля. И это -- подумать только -- в декабре! Каждый плуг тянут на пару ослик
и верблюд. Расскажи об этом учительнице географии, ей, наверное, будет
интересно.
Касабланка страшно интересный город, и я часто жалею, что тебя и Билли
нет здесь с нами. Может быть, как-нибудь в следующий раз! Веди себя хорошо,
не забывай, что скоро Рождество.
Твоя любящая бабуленька.
Второе письмо, адресованное матери Мидж, выглядело иначе. 2 декабря.
Понед. Вечер.
Дорогая Нэн!
Думаю, что мне нет смысла притворяться перед тобой. Ты могла все понять
уже из первого моего письма, написанного, когда я еще сама не успела
разобраться в своих чувствах. Увы, Марокко оказалось огромным
разочарованием. Ты просто не поверишь, какие безобразия здесь творятся. Даже
бандероль из этой страны послать почти невозможно! Поэтому я отправлю Билли
и Мидж подарки к Рождеству, только когда мы попадем в Испанию. Но ты не
говори им этого.
Марракеш -- это просто какой-то ужас. Мы с Фредом заблудились в
туземном квартале и думали, что уже никогда не сможем оттуда выбраться.
Грязь везде невозможная -- лучше не будем об этом говорить, а то меня
буквально начинает тошнить от одних воспоминаний. После такого печального
опыта я не решалась даже выходить из гостиницы. Фред ужасно разозлился, и мы
той же ночью уехали на поезде обратно в Касабланку. Здесь, во всяком случае,
есть приличные рестораны. Примерно за один доллар можно получить вполне
сносный обед во французском стиле.
После всего, что я тебе написала, ты, наверное, не поверишь, что мы
собираемся остаться здесь еще на две недели. А все из-за того, что раньше не
будет парохода в Испанию. Две недели, еще целых две недели! Фред говорит:
давай полетим,-- но ты же знаешь меня. И пусть меня ч..т поберет, если я
соглашусь ехать по здешней железной дороге со всем нашим багажом. Так что
кроме корабля ничего другого не остается.
У меня была с собой всего одна книга, я ее уже кончила, и мне теперь
совсем нечего читать, кроме газет. Их печатают в Париже, пишут там главным
образом про Индию и Анголу, новости все какие-то удручающие. Еще пишут про
всякую европейскую политику, и тут я уже вовсе перестала хоть что-то
понимать. Кто такой этот канцлер Цукер и какое он имеет отношение к войне в
Индии? Я всегда говорила, что если бы люди просто сели спокойно и
постарались понять друг дружку, то все эти ужасные мировые проблемы сразу бы
исчезли. Но это я так думаю, а вслух, конечно, ничего не говорю, а то Фреда
еще, не дай Бог, удар хватит. Ты же знаешь Фреда! Он все время говорит:
пусть сбросят бомбу на красный Китай -- и делу конец! Бедняга Фред!
Я надеюсь, что у вас все в порядке, Дэн как всегда в лучшем виде, а Б и
М прилично успевают в школе. Мы с Фредом так обрадовались, прочитав, что у
Билли по географии появились отличные оценки. Фред говорит, что это
благодаря его рассказам про наши путешествия. Может быть, в кои-то веки он и
прав.
Люблю и целую.
Бабуля.
Вчера вечером Фред забыл отправить эти письма, а теперь, после
новостей, напечатанных в газете, пожалуй, уже не стоило их отправлять. И
Холты, и Нэн, и Билли, и Мидж, скорее всего, уже мертвы.
-- Что-то здесь не так,-- заметила миссис Ричмонд во время ленча.-- Я
просто не могу поверить, что все это и вправду случилось. Все осталось
по-прежнему, хотя, казалось бы, весь мир должен перемениться.
-- Проклятые красные ублюдки!
-- Ты не допьешь мое вино? Я так расстроена.
-- Как ты думаешь, что нам сейчас делать? Может быть, позвонить Нэн?
-- Через Атлантику? Это слишком шикарно. Чем тебя не устраивает
телеграмма?
Кончилось тем, что после ленча они пошли на телеграф, расположенный в
здании главного почтамта и заполнили бланк депеши. Окончательный,
взаимосогласованный текст послания выглядел так:
"ВОЛНУЕМСЯ ВСЕ ЛИ ЗДОРОВЫ И БОМБИЛИ ЛИ КЛИВЛЕНД ПРОСИМ СРОЧНО
ОТВЕТИТЬ". Телеграмма стоила одиннадцать долларов, по доллару за слово.
Принять чек на почте отказались, так что миссис Ричмонд осталась у
телеграфного окошка, а Фред отправился через улицу в Марокканский банк
обменять его на наличные.
Кассир в зарешеченном окошке с сомнением глянул на протянутый Фредом
чек и попросил у него паспорт. Потом он куда-то ушел с паспортом и чеком.
Время шло, кассира не было. Фред раздражался все больше и больше. Он привык,
чтобы к нему относились по меньшей мере с уважением. Наконец кассир
вернулся; вместе с ним пришел представительный господин. Он был немного
младше самого Фреда. В петлице его полосатого костюма красовался цветок.
-- Вы -- мистер Ричмон? -- спросил пожилой господин.
-- А кто же еще? Посмотрите на фотографию в моем паспорте.
-- Очень жаль, мистер Ричмон, но мы не можем принять ваш чек.
-- О чем вы говорите? Я всегда обменивал здесь чеки. Вот, взгляните в
книжку: 28 ноября -- пятьдесят долларов, 1 декабря -- двадцать долларов...
Господин покачал головой:
-- Извините, мистер Ричмон, но мы не можем принять ваши чеки.
-- Позовите управляющего!..
-- Очень жаль, мистер Ричмон, но у нас просто нет возможности принять
ваши чеки. Спасибо вам большое. Он повернулся, явно собираясь уйти.
-- Я хочу видеть управляющего!
Теперь все, кто находился в банке,-- и кассиры, и другие клиенты --
смотрели на Фреда, который густо покрылся свекольной краснотой.
-- Я и есть управляющий,-- сказал господин в полосатом костюме.-- Всего
хорошего, мистер Ричмон.
-- Но это же чеки "Америкэн Экспресс". Их принимают во всем мире!
Управляющий ушел в свой кабинет, кассир занялся следующим клиентом.
Фред вернулся на почту.
-- Нам придется послать телеграмму позднее, дорогая,-- сказал он жене.
Она не спросила его, что случилось, а ему не хотелось рассказывать.
Они купили еды, чтобы поесть в номере, поскольку миссис Ричмонд была не
в настроении переодеваться к обеду.
Управляющий гостиницы -- тощий нервный человек с очками в тонкой
металлической оправе -- поджидал их возле конторки дежурного. Не говоря ни
слова, он вручил им счет.
-- Мы ведь вам уже заплатили! -- со злостью запротестовал Фред.-- Мы
заплатили по двенадцатое число этого месяца. Что это вы себе позволяете?
Управляющий улыбнулся. Во рту сверкнули золотые зубы. На плохом
английском он объяснил, что это счет.
-- Nous sommes payee[3],-- терпеливо улыбаясь, сказала
миссис Ричмонд. Затем она повернулась к мужу.-- Покажи ему квитанцию.
Управляющий внимательно изучил квитанцию.
-- Non, non, non[4],-- сказал он, покачав головой. И
протянул Фреду вместо квитанции новый счет.
-- Ну уж нет, я лучше возьму назад квитанцию. Управляющий снова
улыбнулся и отодвинулся от Фреда. Дальше Фред действовал не размышляя. Он
ухватил управляющего за запястье и выдернул квитанцию из его пальцев.
Управляющий что-то закричал по-арабски. Фред взял ключ от своего, 216-го,
номера с крючка за конторкой. Потом он взял жену за локоть и повел ее вверх
по лестнице. Навстречу им на зов управляющего бежал человек в красной феске.
Оказавшись в комнате, Фред запер дверь. Он дрожал, ему не хватало
воздуха. Миссис Ричмонд заставила мужа сесть, смочила холодной водой губку и
отерла его разгоряченный лоб. Через пять минут под дверью показался уголок
бумаги. Это был счет.
-- Ты только взгляни на это! -- воскликнул Фред.-- Сорок дирхемов в
день. Восемь долларов! Ах он сукин сын!
Обычно в день за комнату платили двадцать дирхемов, а Ричмонды, сняв
номер на две недели, сторговались на пятнадцати.
-- Успокойся, Фредди!
-- Я придушу этого ублюдка!
-- Наверное, тут какое-то недоразумение.
-- Какое недоразумение? Он же видел квитанцию, видел ее, видел!.. Да он
сам ее и писал. Ты же прекрасно понимаешь, почему он так делает -- из-за
того, что произошло. А я еще не могу получить деньги по чекам. Паршивый
сукин сын!
-- Успокойся, Фредди,-- он пригладила взъерошенные пряди седых волос
влажной губкой.
-- Не надо мне твоих "успокойся Фредди"! Я знаю, что я сейчас сделаю. Я
пойду в американское консульство и подам жалобу.
-- Хорошо, мы так и сделаем, но только не сегодня. Фредди, давай не
будем выходить до завтра. Мы оба устали и расстроены. А завтра пойдем туда
вместе. Может быть, к тому времени они будут знать что-нибудь про Кливленд.
Миссис Ричмонд могла бы еще долго советовать правильные вещи, но ее
больной желудок напомнил о себе новым приступом. Миссис Ричмонд поспешно
вышла в холл, однако почти сразу вернулась.
-- Туалет заперт,-- сказала она. Ее глаза расширились от ужаса. Только
теперь она начала понимать, что происходит.
Ночью, после скудного ужина из маслин, бутербродов с сыром и инжира,
миссис Ричмонд попыталась найти в происшедшем светлую сторону.
-- Вообще-то,-- сказала она,-- нам с тобой повезло, что, когда все это
случилось, мы оказались здесь, а не там. Во всяком случае, мы с тобой
остались живы. Мы должны благодарить Бога за то, что мы живем.
-- Если бы мы разбомбили их двадцать лет назад, сейчас мы не вляпались
бы в такую историю. Ну-ка вспомни, разве я не говорил еще тогда, что их надо
разбомбить?
-- Конечно, дорогой, но что теперь толку об этом сожалеть? Попытайся
найти во всем светлую сторону, как это делаю я.
-- Гнусные красные вонючки!
Бурбон кончился. Было темно, за окном, на той стороне площади, то
вспыхивала, то погасала реклама сигарет "Олимпик Бле" (C'est
mieux[5]!). Она мигала так почти все ночи напролет, покуда они
жили в Касабланке. Казалось, что страшные события на другом берегу океана
здесь не изменили совершенно ничего.
-- У меня нет конвертов,-- пожаловалась миссис Ричмонд. Она пыталась
написать письмо дочери.
Фред глядел в окно и старался представить, как это происходило. Должно
быть, самолеты заполнили все небо. Интересно, продолжается ли позиционная
война в Индии и Анголе? И на что теперь похожа Флорида? Ему всегда хотелось
построить у себя дома во Флориде на заднем дворе хорошее бомбоубежище, но
жена ни за что не соглашалась. А теперь и не понять, кто же был прав.
-- Сколько времени? -- спросила миссис Ричмонд, заводя будильник.
Он посмотрел на свои часы, которые никогда не ошибались. Эти часы --
"Аккутрон" -- были подарены ему сослуживцами в день ухода на пенсию. Фред
всю жизнь проработал в компании "Айова Мьючуал Лайф".
-- Одиннадцать, если по здешнему времени.
Откуда-то со стороны набережной раздавались крики и какой-то лязг.
Звуки усиливались, вскоре Фред увидел, что по бульвару шествует колонна
оборванцев. Фред прикрыл ставни, оставив лишь узкую полоску, чтобы смотреть
на эту процессию.
-- Они что-то несут,-- сообщил он жене.-- Иди взгляни.
-- Я не хочу смотреть на такие вещи.
-- Там какая-то статуя или кукла. Не понимаю, кого это должно
изображать? Похоже, кого-то в ковбойской шляпе. Держу пари, что это все
комми.
Толпа демонстрантов достигла площади, на которой стояла гостиница
"Бельмонте", затем свернула налево, к самым крупным и роскошным отелям --
"Мараба" и "Эль Мансур". Люди громко стучали в тарелки, били в барабаны,
гудели в какие-то рога, звучавшие удивительно похоже на волынку. Вместо того
чтобы нормально идти шеренгами, демонстранты словно исполняли некий танец,
состоявший из крутящихся и скользящих па. Потом колонна исчезла за углом, и
Фред больше ничего не видел.
-- Ручаюсь, что тут собрались все попрошайки города. Приплясывать и
дудеть в свои дудки -- это они умеют,-- желчно произнес Фред.-- Всякий
паршивый продавец часов и чистильщик обуви, они все сбежались сюда.
-- Судя по их крикам, они очень счастливы,-- сказала миссис Ричмонд и
снова заплакала.
Этой ночью Ричмонды спали вместе на одной кровати впервые за несколько
месяцев. Шум демонстрации не утихал еще несколько часов. Он раздавался то
громче, то тише, доносился издалека или приближался. Это тоже отличало
сегодняшнюю ночь от предыдущих;
Касабланка обычно очень спокойна, просто удивительно спокойна после
десяти вечера.
Американское консульство выглядело так, словно его только что бомбили.
Входная дверь оказалась сорвана с петель, и Фред вошел внутрь с большой
неохотой. Все комнаты нижнего этажа зияли пустотой, мебель исчезла, ковры
сорваны, кто-то пообдирал даже плакаты со стен. Все шкафы оказались
выпотрошены, а хранившиеся в них бумаги -- сожжены в центре самой большой
комнаты. Намалеванные сажей надписи на арабском языке испещряли стены.
Выходя из здания, Фред заметил листок бумаги с машинописным текстом,
прибитый к изуродованной двери: "Всем американским гражданам, находящимся в
Марокко, безразлично -- туристам или постоянно проживающим, рекомендуется
покинуть страну до завершения настоящего кризиса. Консул не может
гарантировать безопасности тем, кто решит остаться".
Мальчишка-чистильщик, чей покрытый язвами скальп едва прикрывала
грязная шерстяная шапочка, попытался подсунуть свой ящик под ногу Фреда.
-- Убирайся! Вамуш[6]! Это ты во всем виноват. Я знаю, что
тут было ночью. Это устроил ты и твои приятели. Красные попрошайки!
Мальчик неуверенно улыбнулся Фреду и снова попытался поставить его ногу
на свой ящик. При этом чистильщик непрерывно шипел что-то вроде: "Месье,
месье",-- а быть может,-- "мерси, мерси".
К полудню центр города кишел американцами. Фред и представить не мог,
что в Касабланке их так много. Что они здесь делали и где прятались все это
время? Большинство американцев торопилось в аэропорт, их машины были
завалены багажом. Некоторые собирались драпать в Англию, другие предпочитали
Германию. Полагали, что в Испании будет не слишком безопасно, хотя и не так
скверно, как в Марокко. Беженцы разговаривали с Фредом коротко, резко, почти
грубо.
Ничего не узнав, он вернулся в гостиницу, где его ждала миссис Ричмонд.
Еще прежде они решили, что один из них всегда будет в номере. Когда Фред
поднимался по лестнице, управляющий попытался всучить ему новый счет.
-- Я вызову полицию,-- пригрозил он.
Фред был так зол, что не сумел ничего ответить. Больше всего ему
хотелось садануть человечка в нос и растоптать его смехотворные очки. Будь
он моложе лет на пять, он бы, наверное, так и поступил.
-- Они отключили воду! -- трагически объявила миссис Ричмонд, впуская
мужа в комнату.-- Кроме того, сюда пытался войти человек в красной шапке,
но, слава Господу, я догадалась закрыться на цепочку. Теперь мы не можем
умываться и пользоваться биде. Мне страшно.
Фред попытался рассказать, что он видел в консульстве, но миссис
Ричмонд не захотела слушать.
-- Мы должны немедленно лететь отсюда. В Англию. Все остальные
американцы летят туда. На дверях консульства была...
-- Нет, Фредди. Что угодно, только не самолет. Меня никто не заставит
залезть в самолет. Всю жизнь я обхожусь без самолетов и вовсе не намерена
менять свои привычки.
-- Но сейчас особые обстоятельства. У нас нет другого выхода. Милая, ты
должна поступать разумно.
-- Я не хочу даже говорить об этом. А кроме того, Фред Ричмонд, не
смейте на меня кричать. Мы уедем отсюда, когда отправится корабль, это
решено! А теперь займемся более насущными делами. Первым делом нам надо
пойти куда-нибудь и купить воду в бутылках. Четыре бутылки воды, хлеб...
хотя погоди, ты так обязательно все перепутаешь. Я напишу список.
Фред вернулся через четыре часа, когда уже темнело. Он принес одну
бутылку содовой, буханку черствого хлеба и маленькую коробочку плавленного
сыра.
-- Это все, что удалось купить на мои деньги. Чеки нигде не принимают,
ни в "Мараба", нигде вообще.
Фред выглядел неважно, его грязное лицо было уже не просто багровым, а
фиолетовым, голос звучал хрипло. Фред кричал почти без перерывов несколько
часов подряд.
Половину бутылки содовой миссис Ричмонд использовала, чтобы умыться.
Потом она приготовила бутерброды с плавленным сыром и клубничным джемом,
стараясь одновременно поддерживать светский разговор. Она очень боялась, что
мужа хватит удар.
Двенадцатого, в четверг, за день до назначенного отплытия, Фред пошел в
туристическое агентство узнать, у какого пирса стоит их корабль. Там ему
сообщили, что отплытие отменено, не отложено, а именно отменено. Их корабль
-- зафрахтованный в Югославии транспорт -- четвертого декабря оказался в
Норфолке, так что ждать его бесполезно. Представитель агентства с
извинениями вернул стоимость билетов -- в американских долларах.
-- А не могли бы вы дать мне вместо этого дирхемы?
-- Но вы платили долларами, мистер Ричмонд,-- произношение агента было
невероятно старательным, сверхточным, и это раздражало Ричмонда еще больше,
чем честный французский акцент.-- Вы платили чеками "Америкэн Экспресс".
-- Но я бы охотнее получил дирхемы.
-- Это невозможно.
-- Я поменял бы их один к одному.-- Сейчас он даже не возмущался, что
приходится делать столь непристойное предложение.-- Как вы на это смотрите?
Один дирхем за один обмененный доллар.
Он уже давно готовился к такому разговору, пытаясь поменять деньги в
банках, магазинах, у случайных прохожих.
-- Правительство запретило нам операции с американской валютой, мистер
Ричмонд. Но если вы хотите купить авиабилеты, то я мог}' принять ваши
деньги. Если у вас их хватит.
-- Выбор у меня не слишком обширный, как вы полагаете? -- произнес
Ричмонд, стараясь не думать, как воспримет новость его жена.-- Сколько стоят
два билета до Лондона?
Агент назвал цену.
-- Это же грабеж на большой дороге! -- вспыхнул Фред.-- Дешевле
долететь первым классом до Нью-Йорка! Агент улыбнулся.
-- В ближайшее время у нас не ожидается рейсов на Нью-Йорк. Фред мрачно
подписал свои чеки и отдал их в уплату за билеты. Больше чеков у него не
было, а от возвращенных ему денег осталось всего пятьдесят долларов. Правда,
у жены была ее собственная книжка чеков "Америкэн Экспресс", пока еще не
тронутая.
Фред изучил надписи на билетах. Там было что-то по-французски.
-- Что тут написано? Когда отлет?
-- Четырнадцатого. В субботу. В восемь вечера.
-- А на завтра у вас ничего нет?
-- Нет, к сожалению. Даже с этими билетами вам очень повезло. Наша
главная контора находится в Париже, и мы получили от них указание давать
американцам преимущество на всех рейсах "Пан-Ам". Иначе бы вам вообще ничего
не досталось.
-- Понятно. Но дело в том, что я сейчас оказался в затруднительном
положении. Никто не принимает американские деньги, даже банки. Сегодня мы
последний раз можем переночевать в гостинице, а если рейс послезавтра, то
нам придется остаться еще на одну ночь...
-- Вы могли бы пойти в зал ожидания аэропорта, сэр. Фред снял свои
замечательные часы, "Аккутрон".
-- В Америке эти часы стоили бы сто двадцать долларов. Может быть, вас
заинтересует...
-- Извините, мистер Ричмонд, но у меня есть свои часы. Надежно спрятав
билеты под обложку паспорта, Фред вышел через стеклянную дверь. Ему очень
хотелось съесть мороженое в кафе напротив, но он не смог себе этого
позволить. Последнюю неделю они жили на то, что выручили за будильник и
электробритву. Теперь от этих денег не осталось ничего.
Дойдя до угла, Фред услышал, что его окликают:
-- Мистер Ричмонд! Сэр! Мистер Ричмонд!
Это был агент. Пряча глаза, он протянул деньги: три пятерки и бумажку в
десять дирхемов. Фред взял деньги и отдал часы. Агент надел фредов
"Аккутрон" на руку рядом со своими часами. Улыбнувшись, он протянул Фреду
руку для пожатия. Фред повернулся и ушел, сделав вид, что не заметил
протянутой руки.
"Пять долларов,-- думал он снова и снова.-- Пять долларов".
Он был слишком пристыжен, чтобы сразу вернуться в отель.
Миссис Ричмонд в номере не было. Вместо нее там находился человек в
красной феске, деловито упаковывающий все их вещи в три чемодана.
-- Эй! -- крикнул Фред.-- Что вы тут хозяйничаете? Немедленно
прекратите!
-- Оплатите счет! -- взвизгнул управляющий, стоявший в холле на
безопасном расстоянии.-- Платите или убирайтесь!
Фред попытался помешать человеку в феске упаковывать чемоданы. Он был
взбешен, что жена вышла куда-то -- в уборную, скорее всего,-- и оставила
номер без присмотра.
-- Где моя жена? -- вопросил он.-- Это полное беззаконие. Он принялся
ругаться. Человек в красной феске вернулся к своему занятию.
Фреду пришлось сделать усилие, чтобы взять себя в руки. Ему нельзя
рисковать, так его может хватить удар. В конце концов, убеждал он себя, не
столь принципиально -- проведут они в зале ожидания аэропорта одну ночь или
две. Поэтому он прогнал человека в феске и сам завершил упаковку вещей.
Собравшись, он позвонил носильщику, человек в красной феске поднялся в номер
и помог отнести чемоданы вниз.
Фред ждал жену в холле, сидя на самом большом чемодане. Должно быть, он
пошла в "их" ресторан, в нескольких кварталах отсюда, где им пока еще
разрешали пользоваться туалетом. Владелец ресторана не мог понять, почему
они больше не обедают у него, и не хотел их обижать, надеясь, вероятно, что
они еще вернуться.
Фред сидел на чемоданах и пытался вспомнить, как звали англичанина,
который однажды был у них дома на званом вечере во Флориде года три назад.
Фамилия у англичанина была странная и произносилась она совсем не так, как
писалась.
Время от времени Фред поднимался и выходил на улицу, пытаясь высмотреть
жену, возвращающуюся в гостиницу. Когда он пытался спросить управляющего,
куда она ушла, тот возобновлял свои визгливые жалобы. Фреда охватило
беспокойство. Она задерживалась чересчур долго. Фред позвонил в ресторан.
Хозяин ресторана владел английским достаточно, чтобы суметь объяснить, что
сегодня миссис Ричмонд ни разу не приходила.
Приблизительно через час после заката Фред разыскал полицейский
участок, располагавшийся в кирпичном здании с обшарпанной штукатуркой в
самом центре туземного квартала -- Старой Медине. Американцам обычно
настойчиво советуют не появляться в Медине после наступления темноты.
-- У меня пропала жена,-- сказал Фред человеку в серой форме.-- Я
опасаюсь, что она могла стать жертвой грабителей. Полицейский коротко
ответил что-то по-французски.
-- Жена, моя жена,-- громко повторил Фред, стараясь объяснить суть дела
неопределенными жестами.
Полицейский повернулся к своим коллегам и начал с ними беседовать.
Откровенное, неприкрытое хамство сквозило в каждом его движении.
Фред достал паспорт и помахал им перед лицом полицейского.
-- Моя жена исчезла. Неужели здесь никто не знает английского? Кто-то
из вас должен знать английский. Инг-лиш!
Полицейский пожал плечами и вернул Фреду паспорт.
-- Моя жена! -- истерически закричал Фред.-- Вы слышите меня или нет?
Моя жена, моя жена, жена!
Сухопарый усатый полисмен ухватил Фреда за воротник и потащил сначала в
соседнюю комнату, потом куда-то по длинному неосвещенному коридору,
пропахшему мочой. Там он впихнул Фреда в еще какую-то комнату. Фред не сразу
понял, что это камера. Деревянная, обитая металлом дверь захлопнулась за
ним. В камере не было ни света, ни воздуха. Фред кричал, бил в дверь ногами
и кулаками, покуда не рассадил себе ребро ладони. Тогда он утих и начал
высасывать из ранки кровь, опасаясь заражения.
Когда глаза Фреда немного привыкли к темноте, он сумел рассмотреть
окружающую обстановку. Камера была чуть больше двести шестнадцатого номера в
отеле "Бельмонте", но в этом двухместном номере находилось столько людей,
что Фред даже не смог их пересчитать. Старые и молодые, они, словно сборище
прокаженных, валялись вдоль стен. напоминая бесформенные груды грязи и
тряпья.
В свою очередь, обитатели камеры с изумлением рассматривали
американского джентльмена.
Утром Фреда отпустили из полицейского участка, и он немедленно вернулся
в отель, не пытаясь больше говорить с кем бы то ни было, Ярость, душившая
его, сменилась куда более сильным чувством -- ужасом.
Жена не вернулась.
Три чемодана, как это ни удивительно, стояли на прежнем месте.
Управляющий требовал, чтобы Фред покинул холл, и Фред не стал протестовать.
Время пребывания в гостинице, оплаченное Ричмондами, кончилось, и у Фреда не
было денег хотя бы еще на одну ночь, даже по старой таксе.
Теперь он совсем не знал, что ему делать. Он стоял на улице, на краю
тротуара, и пытался хоть что-то решить. Его брюки были измяты, и хотя сам
Фред ничего такого не чувствовал, но боялся. что от него пахнет тюремной
камерой.
Регулировщик движения, стоявший посреди площади, начал поглядывать на
него с подозрением. Теперь Фред боялся полицейских, боялся, что его снова
запихнут в каталажку. Он остановил такси и редел водителю ехать в аэропорт.
-- Оu[7]? -- спросил таксист
-- Аэропорт, аэропорт...-- раздраженно повторил Фред. Уж таксисты-то,
по крайней мере, могли бы знать английский.
Но куда делась жена? Где Бетти?
Когда они доехали до аэропорта, таксист потребовал пятнадцать дирхемов
-- сумму невиданную для Касабланки, где такси были на удивление дешевы. Фред
не догадался договориться заранее; теперь не оставалось ничего другого, как
заплатить водителю, сколько тот просит.
Зал ожидания был забит людьми, хотя американцев среди них, похоже, было
немного. Спертый вонючий воздух был почти так же густ, как в камере.
Носильщиков не было видно, а сам он не мог пройти с багажом через толпу.
Поэтому он поставил чемоданы около входа и сел на самый большой из них.
Мужчина в защитной форме и черном берете подошел к Фреду и спросил его
паспорт.
-- Votre passeport[8],-- терпеливо повторял он
по-французски, пока Фред его не понял.
Он изучал каждую страницу документа, прямо-таки излучая
подозрительность и недоверие, но, в конце концов, вернул его.
-- Вы говорите по-английски? -- решился спросить Фред.
Он подумал, что раз у этого человека незнакомая форма, то он, возможно,
не из городской полиции. Человек разразился потоком гортанных арабских
звуков.
"А возможно,-- убеждал себя Фред,-- она придет сюда искать меня. Вот
только, собственно, чего ради? Надо было остаться у входа Б отель".
Он представил, как в Англии, уже в полной безопасности, расскажет
американскому консулу о своих злоключениях. Он вообразил, какой после этого
последует международный скандал. Но какая же фамилия была у того
англичанина? Он из Лондона. Странная фамилия, начинается не то с "С", не то
с "Ch".
Симпатичная женщина средних лет присела на другой конец его чемодана и
принялась что-то быстро говорить по-французски, быстро жестикулируя. Взмахи
ее ухоженных рук напоминали удары-каратэ. Кажется, она хотела что-то
объяснить ему, но он, конечно же, ничего не понимал. Тогда она заплакала.
Фред не мог даже предложить ей носовой платок, его собственный платок
после прошлой ночи стал совсем грязным.
-- Моя жена пропала,-- сказал он ей.-- Моя жена...
-- Вее-уау...-- произнесла женщина сдавленным голосом.-- Vote
bе-уау[9]
Она показала ему пригоршню крупных ассигнаций -- дирхемов.
-- Жаль, что я не могу понять, чего вы хотите,-- сказал он. Она ушла с
таким видом, словно он оскорбил ее, произнеся нечто непростительное.
Фред почувствовал, что кто-то осторожно тянет его за ботинок. Это
робкое прикосновение наполнило его ужасом, он внезапно вспомнил, как
проснулся в камере оттого, что какой-то старикашка пытался стащить с него
ботинки. Старик пытался их украсть, но, видимо, ничего не знал про шнурки, и
ботинки остались на ногах.
Но на этот раз рядом оказался всего лишь мальчишка-чистильщик. Он уже
начал обрабатывать щеткой ботинки Фреда, которые действительно были довольно
грязными и нуждались в чистке. Фред оттолкнул мальчишку.
Следовало бы съездить в гостиницу, посмотреть, не вернулась ли жена, но
у него не было денег на такси, а в зале ожидания некому было доверить
чемоданы.
Но он все равно не может улететь из Касабланки без жены. Просто не
может, и все тут. А если он останется, то что ему делать, ежели полицейские
не станут его слушать?
Примерно к десяти часам зал ожидания затих. За весь день ни один
самолет не отправился, ни один не улетел. Люди, набившиеся в зале, ждали
завтрашний самолет на Лондон. Каким образом такая уйма людей с такой уймой
багажа собирается поместиться в один самолет, пусть даже очень-очень
большой? У них что, у всех есть билеты?
Спали всюду, на жестких скамейках, на бетонном полу, застеленном
газетами, на узких подоконниках. Фред оказался одним из самых удачливых --
он устроился на трех своих чемоданах.
Проснувшись, он обнаружил, что паспорт и билеты, лежавшие в нагрудном
кармане, украдены. Фред спал на спине, и бумажник, лежавший в заднем кармане
брюк, уцелел. В бумажнике было девять дирхемов.
Светлым рождественским утром Фред пошел в кафе побаловать себя
мороженым. Казалось, что никто в Касабланке не собирается отмечать этот
праздник. Магазины в Старой Медине (где Фред нашел комнату за три дирхема в
день) в большинстве своем работали словно в обычные будни, а в европейской
части города было не понять, закрыты магазины по случаю праздника или же
навсегда.
Проходя мимо "Бельуонте", Фред, как всегда, остановился и спросил свою
жену. Управляющий очень вежливо ответил, что о миссис Ричмонд ничего не
известно. Теперь у полиции было описание ее внешности.
Чтобы отдалить торжественный миг, когда он сядет перед вазочкой с
мороженым, Фред зашел на почту и спросил, не пришел ли ответ на его
телеграмму в американское посольство в Лондоне.
Ответа не было.
Когда он наконец получил свое мороженое, оно показалось ему вовсе не
таким вкусным, как в воспоминаниях. И порция такая маленькая! Он просидел
перед пустой вазочкой целый час. Глядел на моросящий за окнами дождь. В
кафе, кроме него, никого не было.
Тяжелые металлические ставни закрывали окна туристического агентства на
противоположной стороне улицы. Желтая краска чешуйками облупливалась со
ставней.
Вошел официант и сел за столик Фреда.
-- II pleut, Monsieur Richmon. Дождь. II pleut[10].
-- Да, дождь,-- сказал Фред.-- Дождь. Осадки. Радиоактивные осадки.
Официант не понял. Он очень плохо понимал по-английски.
-- Рождество,-- сказал он.-- Joyeux Noel[11]. Счастливое
Рождество.
Фред согласился и с этим.
Когда стылая морось перестала сыпаться с неба, Фред пошел на площадь
Объединенных Наций и отыскал скамейку, оставшуюся почти сухой из-за того,
что над ней нависала пальма. Несмотря на холод и сырость, он не хотел
возвращаться в тесную клетушку гостиницы и проводить остаток дня, сидя на
краю постели.
Здесь, на площади, он был не так одинок. Вокруг него было довольно
много людей в тяжелых шерстяных фарджиях с надвинутыми на голову капюшонами.
Люди стояли, сидели на скамейках, неспешно прогуливались по усыпанным
щебенкой дорожкам. Зимняя морось была им не страшна, фарджия представляет
собой идеальный дождевик. Свой плащ Фред продал три дня назад за двадцать
дирхемов. Теперь он научился считать по-французски и получал за свои вещи
куда более пристойные цены, чем раньше.
Самым трудным в его положении оказалось не думать. Он никак не мог
этому научиться. А вот когда он как следует научится не думать, то уже не
будет впадать в ярость или чего-то бояться.
На краю площади стояла высокая красивая башня, с которой можно было
оглядеть всю Касабланку разом, во всех направлениях. В полдень с вершины
башни подавали звуковой сигнал. Когда он прозвучал, Фред вынул из кармана
бутерброд с сыром и съел его. Съел очень медленно, откусывая крошечные
кусочки. Потом он достал шоколадку с миндалем. Его рот наполнила голодная
слюна,
Мальчишка-чистильщик бегом пересек засыпанную щебенкой площадку и сел
на мокрую землю у ног Фреда. Он попытался поднять ногу Фреда и поставить ее
на свой ящик.
-- Не надо,-- произнес Фред.-- Уходи.
-- Месье, месье,-- настаивал мальчик, а может быть, он говорил:
-- Мерси, мерси.
Фред виновато посмотрел на свои ботинки. Они были очень грязные. Он не
чистил их уже много дней.
Мальчик продолжал издавать бессмысленные звуки. Его глаза были
прикованы к шоколадке в руке Фреда. Фред оттолкнул его ботинком. В следующую
секунду мальчик выхватил из его руки шоколадку. Фред ударил его сбоку по
голове. Шоколадка упала на землю возле мозолистых ног мальчишки. Мальчик
лежал на боку и скулил.
---- Мелкий воришка! -- заорал Фред.
Фред разъярился. Он имел полное право разъяриться: это же откровенное,
неприкрытое воровство среди бела дня! Фред вскочил со скамейки, его нога
опустилась на ободранный ящик мальчика. Полетели щепки.
Мальчишка начал кричать какую-то арабскую тарабарщину. Он опустился на
четвереньки, чтобы подобрать обломки своего ящика.
-- Ты сам на это напросился.-- сказал Фред. Он пнул мальчишку в бок.
Чистильщик повалился на землю. Можно было подумать, что он не привык к
подобному обращению.
-- Дрянной попрошайка! Вор! -- кричал Фред.
Он наклонился вперед, чтобы ухватить мальчишку за волосы, но тот был
коротко острижен, видимо, чтобы не заводились вши. Фред ударил его, снова
метя в лицо, но мальчик уже вскочил на ноги и отбежал в сторону.
Гнаться за ним не имело смысла, он бегал слишком, слишком быстро, чтобы
его можно было поймать.
Лицо Фреда покрылось багровыми и фиолетовыми пятнами, седые волосы,
давно нуждающиеся в стрижке, свесились на налитый кровью лоб. Он только
теперь заметил, что пока он бил мальчишку, вокруг собралась группа арабов
или... этих... мусульман, что ли? Они молча наблюдали за ним, выражения их
темных морщинистых лиц были непонятны Фреду.
-- Вы видели? -- громко спросил он.-- Вы видели, что хотел сделать этот
воришка? Вы видели, как он пытался украсть мою шоколадку[7]
Один из мужчин, одетый в длинную фарджию с коричневыми полосками,
что-то сказал Фреду. Его слова были нечеловеческой тарабарщиной. Другой
мужчина, помладше, одетый в европейский костюм, ударил Фреда по лицу. Фред
отшатнулся.
-- Да вы послушайте!..-- Он не успел даже сказать им, что он гражданин
Соединенных Штатов. Следующий удар заткнул ему рот, и он упал на землю.
Когда Фред упал, пожилые люди тоже стали бить его. Били ногами. Одни
пинали его в ребра, другие по голове, на долю третьих достались ноги.
Странным образом никто не целил ему в пах.
Мальчишка-чистилыцик наблюдал за избиением издали, а когда Фред потерял
сознание, подошел и стащил с него ботинки. Молодой человек, ударивший
первым, снял с Фреда пиджак и ремень. По счастью, бумажник Фред оставил в
гостинице.
Очнувшись, он обнаружил, что снова сидит на скамейке. Рядом стоял
полицейский и что-то говорил ему по-арабски. Фред отрицательно покачал
головой. Страшно болела спина, должно быть, он ушиб ее, когда упал на землю.
Полицейский обратился к нему по-французски.
Только сейчас Фред заметил, что дрожит от холода.
Удары ногами почти не причинили ему вреда. У всех, кто его бил, за
исключением парня в европейском костюме, вместо ботинок на ногах было что-то
вроде тапочек. В лице ощущалась несильная тупая боль, но кровь залила
спереди всю рубашку. Во рту тоже чувствовался вкус крови. Но главное -- ему
было холодно, очень холодно.
Полицейский ушел, качая головой.
И как раз в это время Фред вспомнил фамилию англичанина, ужинавшего у
них во Флориде, Фамилия этого человека писалась "Cholmonetoicow", а
произносилась: "Что-мне-толку". Лондонский адрес Фред вспомнить так и не
смог.
Только попытавшись встать, он заметил, что ботинки исчезли. Щебенка
больно колола нежные подошвы его босых ног. Фред готов был спорить на что
угодно, что ботинки украл мальчишка-чистильщик.
Застонав, он снова опустился на скамейку. Сейчас его поддерживала
единственная надежда, что он хорошо врезал этому гнусному ублюдку. Он истово
надеялся на это. Фред заскрипел зубами. Ему хотелось снова вцепиться в
мальчишку. Попрошайка ублюдочный! Уж теперь-то он так врежет ему ногой, что
тот на всю жизнь запомнит. Проклятый, грязный, ублюдочный, красный
попрошайка. Он расквасит ему морду.
1 Хорошо (искаж. франц.).
2 "Марокканский обозреватель" (франц.).
3 Мы заплатили (франц.).
4 Нет, нет, нет (франц.).
5 Наилучшие! (франц.).
6 Убирайся, бездельник! (Va, mouche!) -- (искаж. франц.).
7 Куда? (франц)
8 Ваш паспорт (франц.).
9 Би-лет. . Ваш би-лет (искаж. франц.).
10 Дождь, господин Ричмон. Дождь (франц.).
11 Веселого Рождества (франц.).
Last-modified: Mon, 25 Jun 2001 12:52:55 GMT