секомых - только мерное шлепанье плиц парохода. Безмолвие, казалось, чего-то ждет, будто в любой момент мог заговорить оглушающий голос, которому должно повиноваться все живое. И люди, и игрушки напряженно слушали, когда из мрака донеслась первая пронзительная нота. Сначала послышалась песня - живая, переливающаяся мелодия, радостная и свободная. Потом стали видны певцы - яркие и крылатые маленькие создания, летающие среди деревьев, как сошедшие на землю звезды. Их были целые толпы, пролетающие над кораблем, как волны света, пикирующие и парящие вокруг, но никогда не подлетающие слишком близко. Люди и игрушки смотрели расширенными глазами и с еще более широкими улыбками, зараженные неожиданной радостью в таком мрачном месте. Певцы были похожи по форме на людей, но ростом всего лишь в фут и с длинными крыльями пастельных цветов. Они сияли ярким внутренним светом, мерцающие и быстрые, лучезарные, как оживший лунный свет. И они пели соло и хором, высокими чистыми тонами с переливающимися арпеджио и бесконечными гармониями, хор крылатых ангелов, с песнями такими чистыми и красивыми, что сердце разрывалось. Это был дарованный голос Леса, в песне был смысл и настроение. Все пассажиры парохода почувствовали, что они подошли к самому краю, где получат ответ на все вопросы, имеющие хоть какой-то смысл. И вдруг певцы исчезли в Лесу, и песни их растаяли в темной дали. - Что за черт? - спросил Тоби, когда они скрылись из глаз. - Ты это заснял, Флинн? - Не спрашивай, - ответил Флинн. - Камера снимала, но я унесся душой с этими эльфами. Правда, они прекрасны? - Великолепны, - сказал Финли. - Но что они здесь делают? Что делает этот Лес в Мире Шеннона? Это место явно не для детей. Черт, я не уверен, что я сам для него созрел. - А может он быть настоящим? - спросил Джулиан. - Изначально существовать на этой планете? Он с виду старый, даже древний. - Нет, - ответила Евангелина. - На этой планете не было жизни, пока Шеннон не сформировал свой мир. Все здесь - его работа. - Тогда зачем он создал это? - усомнился Джиль. - С какой целью? - Это у него намечался следующий проект, - объяснил Пуги, и все повернулись к нему. Мультяшная фигура не смотрела по сторонам. Он был серьезен и спокоен. И голос у него был ровным. - Целью Шеннона всегда было добраться до души человечества, исцелить его раны. Страна Вечного Лета была только первым шагом. Место, где найдут мир и отдых дети всех возрастов. Следующим шагом должен был стать Лес. Место, где человек может исчезнуть настолько, насколько захочет, чтобы найти свои духовные корни и снова стать уверенным и сильным. Когда Лес был закончен, Шеннон в него вошел и больше не вышел. Он до сих пор где-то там, если жив. Вот почему Харкер избрал убежищем это место. Это место возрождения. Возрождения души Мира Шеннона. - Погоди-ка, - ошарашено спросил Медведь. - Откуда ты знаешь, почему Харкер выбрал это место? - Потому что я один из его учеников, - спокойно ответил Пуги, обращая ко всем свои большие и понимающие глаза. - Я вас отведу прямо к нему. На него набросились с расспросами, но Пуги только качал головой и говорил, что на все вопросы им очень скоро ответит Харкер. Козел взъярился, что его обманули, и даже угрожал Пуги своей дубиной, но Медведь его оттащил. В задании ничего, в сущности, не изменилось, и если Пуги проведет их прямо к Харкеру, так тем лучше. Козел уступил, ворча, но дубинку не отложил. Пуги в одиночестве стоял на носу, с нетерпением глядя вперед. Люди тихо переговаривались. Джиль сказал, что он этой игрушке так и так не верил. Финли отметил, что вряд ли одинокая игрушка представляет для них опасность. Но на единственное важное следствие откровения Пуги указала Евангелина: Харкер знал, что они идут к нему. Пароход шел сквозь сумерки. Скоро впереди послышались барабаны, будто медленно билось сердце спящего великана. Или даже сердце самого Леса. В воздухе ощущались следы дыма, острые и пряные. Ощущение взгляда невидимых глаз все время росло, и люди вместе с игрушками все время сбивались вместе на носу корабля, держа оружие наготове. Люди уже думали не о том, как добыть у Харкера стратегически важную информацию, которой он обладал, а о том, как пережить встречу с ужасным Красным и его армией. Того, из чьих земель еще никто не вернулся. Барабаны гудели все громче и грознее. - Он великий человек, - сказал Пуги будто во сне оттуда, где стоял в одиночестве. - Его нелегко понять - иногда, но он - человек великой мудрости. Мы принадлежим ему сердцем и душой. Мы готовы умереть за Красного. Он выведет нас из тьмы, положит конец войне, изменит до неузнаваемости лицо этого мира. - Хотят этого другие или нет, - добавил Плюшевый Медведь. - А как он собирается все это изменить? - спросил Финли. - Напустив свою армию на всех остальных? Заставив всех идти по своему пути вместо того, который они выбирают сами? - Вы не понимаете, - сказал Пуги. - Он знает истину, которая меняет всех нас, кто ее услышал. Он спас меня. Он спас нас всех. Он спасет и весь мир. - Хочет тот спасения или нет, - добавил Джиль. - Я таких уже видел. - Нет, - твердо сказал Пуги. - Таких, как Красный, ты никогда не видел. И больше из него ничего нельзя было вытянуть. Наконец они прибыли к лагерю Харкера. Его последователи расчистили поляну среди высоких деревьев и построили большую деревянную крепость с высокими стенами, изящными башнями и подвесными переходами. С них тысячи игрушек смотрели, как колесный пароход останавливается в большой темной лагуне, где кончалась Река. Барабаны теперь оглушали, трясся весь воздух. Дым поднимался от сотен костров, горящих в темноте между деревьями алым и золотым пламенем. На каждой стороне пылали факелы, их пляшущее пламя отбрасывало беспокойные тени. Игрушки всех видов стояли впереди и позади деревьев, вооруженные самым разным оружием, и молча смотрели на пришельцев немигающими глазами. Подчиненные воле Красного, но в полном сознании и внимании, и открыто недоброжелательные. Барабаны смолкли сразу, без предупреждения. Армия игрушек никак на это не отреагировала. Внезапно наступившая тишина нарушалась только потрескиванием сотен костров и факелов и медленным стуком машины парохода. Финли и Джиль медленно огляделись, всячески избегая резких движений, которые могли бы быть неверно истолкованы. Медведь и Козел стояли, держась за руки, потерянные души в нижнем мире. Свет фонарей парохода не слишком разгонял окружающий мрак, а багровый свет массы костров и факелов делал только глубже тьму между деревьями - как будто угли тлели в ночи. - Добро пожаловать в Ад, - тихо произнес Тоби. - Это не Ад, - ответил Пуги. - Это дом. Подходите к левому берегу и спускайте трап. Нельзя заставлять Харкера ждать. Джиль глянул на мостик, на Хэллоуини. - Давай гудок. Пусть Харкер знает, что мы здесь. Пусть не думает, что мы боимся. - Мы боимся, - заметил Морской Козел. - Может быть, - сказал Джулиан. - Но Харкеру об этом знать не обязательно. Давай гудок. Гудок звучал снова и снова - мальчик-скелет усердно дергал за шнур. Громкий, резкий гудок разогнал тишину, и раскаты эха наполнили Лес. Наблюдающие с берега игрушки не шелохнулись, но пассажиры парохода почувствовали себя лучше. - Ладно, - предложил Финли. - Пойдем навестим Красного. И помните - не стрелять, пока не упремся нос к носу. - Если нам придется стрелять, то мы уже покойники, - заметил Джиль. - Так что, люди, сохраняйте полное спокойствие. - Мы никогда не вернемся домой, - сказал Морской Козел будто сам себе. - Мы все умрем здесь, в Аду. - Тогда умрем достойно, - ответил ему Медведь. - Если это все, что нам остается. Они осторожно спустились по трапу на берег, оглядываясь в поисках признаков любой агрессии, но тысячи глядящих на них игрушек стояли безмолвно и неподвижно. Пути шел впереди, подпрыгивая от радости и абсолютно беззаботный. Джиль шагал за ним, гордо подняв подбородок, как будто он был здесь хозяином. Финли вел Евангелину рядом с собой, не снимая руку с кобуры. Джулиан смотрел прямо вперед, не вынимая рук из карманов, чтобы никто не заметил их дрожи. Тоби и Флинн шли за ним, снимая и комментируя все подряд, и камера болталась над головой Флинна. Замыкали шествие Плюшевый Медведь и Морской Козел, а Хэллоуини шел между ними, держа их за руки костяными пальцами. "Веселая миссис Трасспот" смотрела им вслед, не мигая, но ничего не сказала. Толпа игрушек раздвинулась, образовав узкий проход, ощетинившийся оружием, который вел в открытый двор большой деревянной крепости. Финли стал дышать чаще, но сохранил на лице непроницаемое выражение. Он считал, что это неподходящее место для проявления неуверенности. Он метнул взгляд на Джиля, по выражению лица которого можно было заключить, что он видал места и похуже и потому сейчас не слишком поражен. Может быть, так оно и было. Финли не мог не улыбнуться. Если Дезсталкер в Аду как дома, ему веришь. Про себя он решил, что если дело обернется плохо, он первым делом постарается пристрелить Харкера, а потом проверить, сколько игрушек сможет он забрать с собой на тот свет. И еще он надеялся, что успеет убить Евангелину. Раз он привел ее в Ад, самое меньшее, что он может для нее сделать, - дать ей быструю смерть. Во дворе, освещенном сотнями полыхающих факелов, на вырезанном из большого пня троне сидел Винсент Харкер, Красный. Человек в красном. Человек в одежде Санта-Клауса. Все остановились, как по команде. Даже у Дезсталкера отвисла челюсть. Пуги бросился вперед к Харкеру и сел у его ног. Харкер почесал его за ухом, и Пуги привалился к его колену, счастливо и облегченно вздохнув. Он был дома. Харкер был крупный мужчина, больше мышц, чем жира, с длинными белыми волосами и кустистой белой бородой, и костюм Санта-Клауса вполне ему подходил. Он улыбнулся гостям, и это была широкая, приветливая, доброжелательная улыбка человека, находящегося полностью в своем уме. - Красный, - произнес Тоби. - Рождественский дед. Я должен был догадаться. - А чего вы еще ожидали на планете, построенной для игрушек и детей? - спросил Харкер, и голос у него был глубокий, густой и очень доброжелательный. - Милости просим ко мне. Я уж начал бояться, что вы не приедете. Не волнуйтесь за свою безопасность - мои последователи действуют только для самозащиты. Этот маленький спектакль они устроили из страха, что вы пришли забрать меня у них. Когда они убедятся, что вы не представляете собой угрозы, они успокоятся. По крайней мере я полагаю, что вы не представляете собой угрозы. Зачем вы проделали такой далекий и опасный путь, разыскивая меня? Вы же не Имперские Войска? - Определенно нет, - заявила Евангелина, выступая и изо всех сил стараясь не показать, что видит повернувшееся за ней оружие. - Мы представляем Подполье Голгофы. Растущую армию клонов и эсперов и тех, кто верит в свободу и справедливость, тех, кто посвятил себя Восстанию. Мы знаем, что у вас есть очень ценная информация о военной мощи Империи. Мы здесь для того, чтобы просить вас поделиться ею с нами. - Просить? - переспросил Харкер. - Тогда все ясно, вы действительно не из Имперских Войск. Давайте сядем, и я вам расскажу, как сюда попал и как стал Санта-Клаусом в мире игрушек. Группа игрушечных солдатиков принесла стулья, и гости сели напротив Харкера. Солдаты отошли назад, не сводя глаз с гостей и не убирая рук от оружия. Харкер и его гости притворились, что этого не видят. Стулья неожиданно оказались удобными. Харкер откинулся на спинку трона. - Игрушки его для меня построили. Я их не просил - я больше в такие вещи не верю, - но они решили, что их вождю полагается трон, а они умеют быть очень упрямыми. Так что мне пришлось согласиться, чтобы они были довольны. Иногда я даже думаю, кто же тут на самом деле правит. Ладно, так мой рассказ. Когда я совершил здесь вынужденную посадку, война была в разгаре. Игрушки убивали игрушек. Безумие. Только что получив разум и жизнь, они тратили их только на то, чтобы убивать и быть убитыми. Я видел бойни игрушек и смерть невинных, и это меня переменило. Навсегда. Когда я работал на Империю, меня называли Ледышкой, потому что меня никогда ничего не трогало. Я занимался планированием и стратегией, превращая необработанные данные в тактические схемы, гарантирующие наибольшие возможные потери противника и приемлемые потери наших сил. И если принятые мною решения убивали тысячи, а иногда и миллионы людей, мне было все равно. Я их не видел. Я их не знал. Они были всего лишь цифрами. Потом я попал сюда, в Страну Вечного Лета, и увиденное здесь разбило мое сердце. Потому что я увидел воистину, чем стали эти игрушки. Они теперь дети. Молодые, невинные, преданные теми силами, которые дали им разум и внушили им только ложь и ненависть. Игрушки не знали, что делают, когда убивали людей. Ими манипулировал Шаб. Столь недавно узнавшие жизнь, как они могли понять смерть? Когда они поняли свое положение, это задело их чувства, и они стали бросаться на всех, как рассерженные дети, как щенки, не знающие, что зубы могут делать больно. Потом, когда они поняли, что натворили, многие сошли с ума от ужаса и вины. Когда я увидел гибель их детства и предательство их невинности во имя войны, мне стало страшно до тошноты. Впервые за всю мою жизнь цифры, с которыми я так легко обращался, стали реальностью. Впервые мне было не все равно. И потому я вышел в мир игрушек и стал ходить между ними - один человек, одинокий и безоружный, неся им правду, о которой они даже не подозревали. Что теперь они - дети. Я стал Санта-Клаусом, потому что это был образ, который они могли понять, и я рассказывал им, как мог, об ужасе войны и о том, куда она ведет. Они слышали в моем голосе истину и чувство вины, и они верили. Я так отчаянно хотел спасти их от этого ужаса, что они почувствовали. Я приобрел учеников и последователей и много врагов - игрушек, которые не смели поверить мне из-за того, что они делали и продолжали делать во имя Шаба. Потому что моя истина означала, что они стали убийцами и мясниками без причины, и им проще было вести войну без конца, чем в это поверить. И потому я привел мой народ сюда, в Лес, в место, предназначенное для прощения и возрождения, и послал моих учеников нести правду в мир игрушек. Как всегда, смысл исказился при передаче из уст в уста. Я стал Красным, мои последователи стали армией, а мое послание о мире стало угрозой миру. Но истина - упрямая тварь, и она сохранилась, приводя сюда игрушек, желающих услышать истину из первых уст. С обеих сторон, удирая в одиночку и парами, они приходят сюда за миром и отпущением, и я делаю, что могу, чтобы они их получили. Они - истинные дети Мира Шеннона, а я - их Рождественский Дед. Кто знает, кем они могут стать, когда вырастут взрослыми? - Все это время по дороге сюда я шел по ложному следу, - сказал Тоби. - Я должен был знать. - Что вы собираетесь делать, когда императрица потеряет терпение и пошлет армию, чтобы привезти вас обратно? - спросила Евангелина. - Ваши последователи - впечатляющее зрелище, но против Имперских элитных Войск они долго не выстоят. Уж кто-кто, а вы это знаете. Если же вы вернетесь с нами, с повстанцами, мы сможем вас спрятать и защитить... Харкер твердо помотал головой. - Нет. Я никогда отсюда не улечу. Я здесь нужен, и мне столько нужно искупить самому. Если появится армия, по всему миру игрушек разойдется слух, что я мертв. Он будет даже подтвержден очень убедительным телом. В конце концов информация у меня в голове устареет, и всем будет все равно, где я и что делаю. - Не могу не заметить, что никто из вашего народа еще не опустил оружие, - сказал Финли. - Они всегда так насторожены? - Как правило, - ответил Харкер. - Они меня почитают, хотя я и просил их этого не делать. Но этого следовало ожидать. Я им проповедую, рассказываю истории, стараюсь привести к тому, чем они могут стать. У них совершенно необыкновенный потенциал. Вы заметили, сколько из них отвергли программы Шаба самостоятельно, без внешней помощи и убеждения со стороны? Хотя они были всего лишь новорожденными детьми, они умели отличать добро от зла, чувствовать святость жизни и ужас убийства. Они знали, что все живущее священно. Все живущее священно. Хор голосов вокруг произнес это как молитву. Хэллоуини наклонился вперед на стуле: - А вы настоящий Санта-Клаус? Харкер улыбнулся: - Если и есть настоящий Санта-Клаус, то это я. А ты хочешь остаться здесь со мной - с нами? - Ой, хочу! - воскликнул Хэллоуини. - Я сначала думал, что Лес страшный, а он совсем не страшный. А я тут смогу быть Мальчиком? Настоящим мальчиком? - Конечно, - ответил Харкер. - Ты им всегда был. - А что станется с игрушками в конце концов? - поинтересовался Джулиан. - Когда они избавятся от своих страхов и станут... взрослыми? - Не знаю, - сказал Харкер. - Это первые независимые ИРы со времен появления Шаба. Они могут стать такими же людьми, как мы. Или, учитывая современное состояние человечества, не ограничиться таким мизерным результатом. Возможно, создания превзойдут своих создателей. - Это может стать... опасным, - заметил Джиль. - Если вы думаете о Шабе, то напрасно, - ответил Харкер. - Здесь все по- другому. Кроме того, эти игрушки работают на энергетических кристаллах. Когда они выработаются, игрушкам понадобятся новые. Единственно, где их можно достать - в людской зоне космоса. Игрушкам нужны будут люди. А людям всегда будут нужны игрушки. Но это в будущем. Только Лайонстон не должна узнать секрета Хацелдамы. Она посмотрит на моих детей, а увидит лишь становление нового Шаба. Она скорее сожжет всю планету, чем пойдет на такой риск. - Дайте нам тактическую информацию, которая у вас есть, - предложила Евангелина, - и у Лайонстон будет столько дел, что у нее даже времени не хватит смотреть в эту сторону. Как только станет ясно, что мы знаем то же, что и вы, вы больше не будете представлять для нее интереса. - Но вы знаете мою тайну, - сказал Харкер. - Могу я положиться на ваше молчание? - У Подполья есть более важные проблемы, чем беспокоиться из-за нейтральной планеты, - заверила его Евангелина. - Когда мы вернемся с вашей информацией, никто не будет интересоваться, откуда она получена. И никто, кроме нас, не будет знать о детях Шеннона. Все посмотрели на Тоби, который тяжело вздохнул, а потом пожал плечами: - Это был бы классный материал, но я боюсь, его придется положить на полку, пока можно будет его показать без риска. Это будет не первый репортаж, который я похороню. Верно, Флинн? Так что никто не будет знать. - Неправда! - раздался голос Джулиана. - Руководство Империи будет знать, потому что я им доложу. Я им доложу обо всем. Он резко встал, отбросив стул, и дезинтегратор у него в руке смотрел точно на Харкера. Лицо его исказилось улыбкой, в которой не было ни капли веселья. И голос его звучал странно, форсированно: - Никто не двигается, или Харкер умрет. До того, как Финли меня спас, мнемотехники внедрили мне глубоко в мозг одного из червей Червемастера с запрятанной инструкцией. Она такова: уничтожать все, что реально угрожает Империи. Харкер со своей армией активизировали этого червя и его программу. Вставай, Харкер. Ты возвращаешься со мной к Лайонстон. Если кто-нибудь попытается помешать, убью Харкера немедленно. Все игрушки стояли и колебались, не зная, как поступить, чтобы не погиб их вождь. Рука Джиля потянулась к оружию, но Финли его остановил. Так рисковать было нельзя. - Ты можешь его телепортировать? - спросил Финли сквозь зубы. - Нет. Его эсперная сила блокирует мою, - тихо ответил Джиль. - Но я вполне могу его подстрелить раньше, чем он спустит курок. Дай мне попробовать. - Нет, - сказал Финли. - Сначала я попробую другое. - Он возвысил голос: - Слушай меня, Джулиан. Я тебя вытащил из допросных подземелий. Ты не был сломлен. Ты оказался для них слишком силен. Будь сильным и сейчас! Джиль говорит, что твоя сила сейчас сильнее, чем когда-либо. Борись с этим червем! Не сдавайся! Будь самим собой! Джулиан нахмурился, но его губы безмолвно зашевелились. Рука с дезинтегратором затряслась. Медленно разжались пальцы, и лучевой пистолет упал на землю. На него прыгнул Тоби, и Джулиан, трясясь, рухнул на колени. Игрушки вскинули оружие, но Харкер сошел со своего трона и присел рядом с эспером. - П-помогите, - произнес Джулиан с крепко зажмуренными глазами. - Он у меня в голове. Он хочет, чтобы я тебя убил. И всегда будет хотеть. Но я не буду... - Ты можешь стать свободным, - сказал Харкер, наклонившись к Джулиану. - Можешь. Мои дети сломали свои программы, и ты тоже можешь. Будь сильным. Надо только верить. Спина Джулиана выгнулась в судороге страшной боли. Голова задралась, лицо скривилось в муке. Короткий контакт с Джилем наполнил его большей силой, чем он мог даже себе представить, и теперь он брал ее всю в отчаянной решимости освободиться или погибнуть. Постепенно левый глаз стал выпучиваться, и вдруг из окровавленной орбиты выполз небольшой серый червяк, вытолкнутый из мозга эспера одной только силой воли. Извиваясь, он выпал на пол, и Финли раздавил его каблуком. Джулиан рухнул в распростертые объятия Харкера. Глаз втянулся обратно в орбиту, и Джулиан вымучил улыбку. - Молодец! - похвалил его Финли. - Я всегда говорил, что в тебе что-то есть. - Я чуть не сдох, а этот придурок шуточки отпускает, - сказал Джулиан. - Дайте ему за меня по шее, кому ближе. Все засмеялись, даже Джулиан, когда все повернулись дать Финли по шее. Так закончилась экспедиция в Мир Шеннона, по ошибке названный Хацелдама - Арена Смерти. Люди и игрушки устроили праздник на всю ночь с песнями и танцами у костров, в случайных бликах лунного света, из которого появлялись лесные крылатые призраки со своей бесконечной песней. Танцевали, взявшись за руки, Плюшевый Медведь и Морской Козел, наконец-то узнавшие о себе правду. А Хэллоуини, мальчик-скелет, сидел на троне Харкера, барабаня по дереву костяными пятками и мечтая, как это будет - быть больше, чем просто мальчиком.  ГЛАВА ТРЕТЬЯ БЫТЬ ДЕЗСТАЛКЕРОМ Еще один прекрасный день в раю. Огромные зеленые поля планеты Виримонд лениво стелились под безбрежным голубым небом, отмеченные там и сям каменными стенами, колючими изгородями и старыми пробитыми тропами. За полями далеко простирались темные дремучие леса с увядающей листвой - прохладные укрытия от палящего солнца. Журчали реки и речушки по обточенным водой камням, клубясь в омутах и ямах, где всегда была отличная рыбалка. Мирно паслась на лугах скотина, и то, что на Виримонде называлось птицами, пело от всего сердца под безоблачным небом и сияющим солнцем. Восхитительная, открытая, мирная планета, щедрая и спокойная. И Дэвид Дезсталкер был ее полным хозяином. Дезсталкер и его друг Кит Саммерайл, которого некоторые называли Малютка Смерть, гонялись на флаерах между деревьями, виляя в стороны на захватывающей дыхание скорости и отчаянно вопя на лету. Флаеры были чуть больше, чем грависани - доска, чтобы стоять, и шест управления; с них сняли все, что можно, для скорости и маневренности. Силовые щиты Дэвид и Кит отключили, чтобы ветер бил в лицо, выжимая слезы из прищуренных глаз. При отключенных щитах малейшая ошибка в оценке скорости, дистанции, реакции, одно неверное движение - и сразу удар о любое препятствие и мгновенная смерть, но Киту с Давидом было на это плевать. Они были молоды, здоровы, богаты, с молниеносными рефлексами воинов, а значит - бессмертны. Катастрофы - это то, что бывает с другими. И они летели, лавируя между деревьями, пролетая сквозь тьму лесов, где все сливалось в зеленые и коричневые блики. Вперед вырывался то один, то другой, стараясь отворачивать от деревьев в самый последний момент, испытывая собственное умение, храбрость и удачу, смеясь счастливым беззвучным смехом. Дезсталкер и Саммерайл, испытанные друзья и главы своих кланов, молодые и дерзкие, и все еще ищущие ответа, кто они такие на самом деле. Дэвид: высокий, красивый, всегда безупречно одетый. Темноглазый, темноволосый, дикий и необузданный - воин, еще не испытанный на войне. Младший дальний родственник древней фамилии до тех самых пор, пока Оуэна не объявили вне закона, и Дэвид не стал вдруг главой клана и повелителем Виримонда. Время от времени тайно поддерживающий повстанцев - просто ради интереса интриги. И Кит по прозвищу Малютка Смерть, улыбчивый убийца - хрупкая фигурка в серебристом и черном, бледный и более, чем полагается по моде, худой, с ледяными синими глазами и светлыми развевающимися волосами. Тот, кто стал главой Семьи, убив своего отца, мать и всех братьев и сестер в серии более или менее законных дуэлей. Кит Саммерайл, иногда - фаворит императрицы Лайонстон, иногда - помощник Подполья; опасный и одинокий человек, который шел туда, где убивали. Пока не встретил Дэвида Дезсталкера. Наконец от потока адреналина у них закружилась голова, и решив, что хватит гоняться, они вынырнули из-под навеса листьев, сбивая по пути листья и ветки, взмывая в голубое небо. Там они сбросили скорость и медленно поплыли, тяжело опираясь на шесты управления, улыбаясь до боли в лице и переводя дыхание. Дэвиду было приятно видеть, что Кит улыбается. Саммерайл по натуре был человек мрачный, наслаждавшийся жизнью лишь в жару боя или убийства. Но вдали от тягот двора и политики и в обществе хорошего друга знаменитый убийца расцветал и становился приятным и дружелюбным молодым человеком. Здесь, на Виримонде, Кит и Дэвид были всего лишь обыкновенными аристо, с их надежной властью и привилегиями, лениво проводившими время в свое удовольствие. Они дрейфовали по ветру, куда он их нес. Дэвид смотрел на проплывающий мимо мир и видел, что он хорош. Повсюду пасся скот, за которым ухаживали крестьяне, и так было уже много поколений. Они знали свое дело, и им не нужны были ни помощь, ни советы от их недавнего лорда - как и их скотине. И те, и другие знали свое место и назначение в Империи. В других его владениях крестьяне собирали урожай, обихаживали землю, следили за посадочными площадками единственного на планете космопорта, готовя их к прибытию кораблей. Транспорты привозили товары для людей и увозили овощи, зерно и мясо. Виримонд был житницей Империи всю ее письменную историю, кормя одинаково богатых и бедных. Девять десятых поверхности планеты были заняты выращиванием той или иной сельскохозяйственной продукции, и живущие здесь люди не могли себе представить другой жизни. Пусть на Виримонде не было веселья, развлечений и огней больших городов, как на других планетах побогаче, но это был тихий и спокойный мир, где человек знал свое назначение, помнил свои корни и традиции и радовался служению Человечеству. А еще лорд Виримонда был очень, очень богат. Люди могут спорить за территорию и воевать ради политики, но обе стороны нуждаются в еде, а Виримонд ее поставлял. Дэвид Дезсталкер смотрел сверху на свой мир и был доволен. Миллиарды и миллиарды кредитов, и все они принадлежат ему. Больше денег, чем он может потратить за всю жизнь. Хотя пытаться все равно стоит. Кит летел вплотную за ним, шутя врезаясь в его флаер, да так, что они оба опасно покачивались. - Опять у тебя этот вид, Дезсталкер. "Повелитель всего, что видит глаз". Скоро ты целый день будешь читать отчеты и доклады, беспокоясь о всходах и экспортных пошлинах, забыв о таких, как я. Человек, состарившийся раньше времени. - Никогда! - радостно крикнул Дэвид. - У меня есть люди, которым я плачу за эту работу. Люди вроде эконома, да благословит Господь его суровое и верное долгу сердце. Этот человек приятен почти как град в июле, и на нервы он мне действует отчаянно, но он знает свое дело. А если так, то я его знать не обязан. Я подписываю любую бумажку, которую он мне подсовывает, читаю каждую десятую, чтобы он был честен, и оставляю все остальное на него. Если бы я хотел работать, не стал бы рождаться аристократом. Нет, Кит, вся эта планета - это большая денежная корова, которая делает меня богаче с каждым днем, а единственное, что я должен делать - это сидеть и не мешать. - А какая польза от богатства, если тебе не на что его тратить? - возразил Кит. - Те немногие города, что здесь есть, никак не назовешь логовом порока и разврата. Здесь самая захватывающая авантюра - это сжульничать на испытаниях лошадей. Что ты собираешься делать со всеми этими полями и лесами? - Наслаждаться ими, - ответил Дезсталкер. - Слушай, Кит, мы испробовали практически все развлечения, которые можно найти на Голгофе, и все они нам надоедали максимум за пару недель. Мы играли в Подпольных казино, ставя свою жизнь на бросок костей, бились на Аренах против всех, кто только желал, пропахивали дорогу сквозь веселые дома, пока спина не отваливалась, и все равно нам бывало скучно. Так мы и втянулись в Восстание. Нет, Кит, нам нужен отпуск. Простые цели в простом мире. Я устал от цивилизации. Будь там, делай то - меня от этого уже тошнит. Здесь мне нравится. Ничего не делать, только пить, есть и жиреть. Пропивать вечера напролет и баловаться с охочими крестьянскими девками. Играть в пятнашки на флаерах, чтобы кровь разогнать. Я тут отдыхаю. А ты? - И я тоже, - согласился Кит. - К некоторому своему удивлению, я тоже. И я уже больше месяца никого не убивал. Забавно. Кстати, мы же должны были действовать здесь как агенты Подполья, а мы с самого своего прибытия донесения не послали. Как ты думаешь, надо? - Наверняка нет, - уверенно сказал Дезсталкер. - Это идет по разделу работы, а я это отложил по случаю Великого Поста, или пасхи, или Рождества, или любого еще праздника, который ты только вспомнишь. Чума на Подполье и на Лайонстон. Здесь мы вдали от всех группировок и их назойливых требований. Что бы ни было там с Восстанием, а Виримонд никто не тронет. Кто бы ни победил, он захочет кушать. Хотя, надо заметить, мне нравилось быть мятежником - все эти тайные встречи, шифрованные записки, специальные пароли. - Ага, - согласился Кит. - Пароли я люблю. Люблю знать такое, чего не знают другие. Но даже это становится скучно. Они все это воспринимали настолько всерьез... - А с нас серьезности хватит, - заключил Дэвид. - Думаю, мы заработали право побыть легкомысленными. Без дел, требований и обязанностей. Вставать, когда хочешь, делать, что желаешь, и играть в свое удовольствие. Как будто детство вернулось. - Не могу сказать, - ответил Кит. - Детства у меня никогда не было. Только я научился ходить, из меня стали воспитывать бойца и воина. Вместо погремушки у меня был кортик. Вместо друзей - противники на дуэлях. Я должен был уметь обращаться с мечом не хуже своего знаменитого отца и прославленного деда, хочу я того или нет. Как оказалось, я научился драться лучше их обоих. То-то они удивились, когда я это доказал, убив их на дуэли! И мне это нравилось. Я заставил их страдать, как они заставляли меня страдать всю мою жизнь. Так что, как видишь, детства у меня не было. Никаких легкомысленных игр и смеха. Бесконечная муштра и дисциплина, чтобы выковать меня для той судьбы, которой я никогда не просил. - Я будто слышу кузена Оуэна, - сказал Дэвид, тщательно стараясь, чтобы голос звучал небрежно. Кит никогда еще перед ним так не раскрывался, и он не хотел его останавливать, показывая, как его это взволновало. - С одной разницей, - уточнил Кит. - Я с помощью этого обучения сам из себя кое-что сделал. И если мне не всегда нравится, что я сделал - что ж, иногда я меняюсь ради тебя. Я рад, что ты привез меня сюда, Дэвид. Здесь я... свободен, что ли. Свободен от ожиданий всех окружающих, каким я должен быть. Понимаешь, быть Малюткой Смертью двадцать четыре часа в сутки - это нелегко. А здесь нет этой тяжести, которая вынуждает меня заниматься единственным, что я хорошо умею. Наверное, это и есть то, что у других называлось детством. И теперь мне тоже представился шанс. - Ну так пользуйся. Пошли к чертям Лайонстон вместе с Подпольем, и будем веселиться. Здесь мы можем быть сами собой, Кит. Не Дезсталкер и Саммерайл, не отпрыски древних родов, не человек с форсажем или Малютка Смерть, а просто два друга, наконец-то свободные. - Это долго не протянется, - сказал Кит. - Ты сам знаешь, что так долго быть не может. - Сможет, если мы захотим. Можем даже вообще отсюда не уезжать. Чего ты там забыл, на Голгофе? - Немножко не хватает Арен, - сознался Кит. - Рев толпы, запах свежей крови на песке. Лязг стали о сталь, радость сердца, когда враг погибает от твоей руки. Чистый соблазн проверить свое умение единственно важным путем, когда на кон поставлена жизнь. - А они нас никогда не любили, - задумчиво заметил Дэвид. - Зрители. Им не нравилось, что мы деремся, развлекая себя, а не их. Да и к тому же мы сделали на Аренах все что можно. - Не совсем, - возразил Кит. - Ни разу не было случая выйти против Железного Гладиатора. - Запиши в графу неоконченных дел, - посоветовал Дэвид. - Я мог бы его побить. - Это если бы его менеджеры подпустили бы тебя к нему хоть на выстрел, в чем я сомневаюсь. Быть непревзойденным чемпионом Арен - огромная честь, не говоря уже о деньгах. Под конец он очень осторожно выбирал, с кем драться. Кит пожал плечами. Дэвид надеялся, что он бросит это дело. Хотя он никогда не признал бы этого перед Китом, Дэвид был рад оставить Арены. Ему не нравилось, что они с ним делают. Дэвид был прекрасным бойцом и заслуженно этим гордился, но на кровавых песках перед ревущей толпой он открыл в себе темную радость и мрачное удовлетворение резней, и это его сильно беспокоило. Это нарушало его собственное представление о себе, о том человеке, которым он хотел бы быть, и он испугался. Как ни любил он Кита, становиться вторым Малюткой Смертью он не хотел. И потому при первой возможности удрал на Виримонд, чтобы попытаться стать там другим человеком, погруженным в покой и мирные удовольствия. Может быть, и Кит тоже сможет найти мир здесь, вдали от мрачной действительности двора. - Спасибо тебе, - неожиданно сказал Кит. - За то, что привез меня сюда. За то, что ты мой друг. Я знаю, что это не просто. Никогда не знал, как это - быть другом. Опыта не было. Сколько себя помню, всегда был один. И единственное, что умел - это убивать. Меня никто не любил, никто не верил, даже тогда, когда использовали меня для того, что не могли сделать сами. И до тебя у меня не было друга, Дэвид. Я никогда не жил по-настоящему, пока ты не показал мне, как это - жить. Дэвид протянул руку и хлопнул Кита по плечу, дружески сжав. - Слишком веселый сегодня день для таких мрачных мыслей. Забудь о прошлом, Кит. Здесь никому не интересно, кем ты был раньше, и никто из прошлого здесь нас не достанет. Мы можем воссоздать себя заново, и такими, какими хотим быть. Поехали, кто первый доберется до Оплота! Проигравший ставит всем выпивку. - Давай! - крикнул Кит и врубил двигатель. Его флаер рванулся вперед, резко набирая скорость. Дэвид заревел в притворной ярости и бросился догонять. Они исчезли вдали, и только еще звучал их ясный, счастливый и беззаботный смех. Оставив флаеры в подвале под Оплотом Дезсталкеров, они вошли в огромное старое здание, дружелюбно по дороге споря, кто же победил в гонке. Как бывало всегда, разница оказалась почти неразличимой, и они согласились на ничью. На самом деле каждому из них было все равно, кто победил, и это тоже было для них новым. Дэвид одобрительно оглядывал залы и коридоры по дороге в просторный обеденный зал. Оплот принадлежал Семье Дезсталкеров уже многие поколения и бывал на разных планетах. Последний раз Оуэн распорядился перенести Оплот на Виримонд по кирпичику и собрать на этой планете, право владения которой он купил. Традицией Семьи было, что каждый новый глава клана выбирал для своего Оплота новую планету, но Дэвида это не волновало. Виримонд ему вполне подходил, и даже приятно было восстать против семейной традиции, пусть и в такой мелочи. Он не хотел быть просто очередным Дезсталкером. Много времени и сил у него ушло на ликвидацию всех следов Оуэна в Оплоте. Теперь лордом был он, и не хотел, чтобы что бы то ни было напоминало о его предшественнике. И потому все оставшееся имущество Оуэна он велел выбросить или сжечь и изо всех сил постарался заполнить залы и комнаты своими вещами. Честно сказать, все его личные мелочи выглядели довольно жалко и неуместно в огромном старом доме, забитом сокровищами и трофеями многих поколений Дезсталкеров, но Дэвид мог бы признаться в этом разве что Киту. В конце концов, имело значение лишь то, что и Оплот, и планета теперь принадлежали ему, Дэвиду, и когда-нибудь вряд ли даже кто-нибудь вспомнит, что был здесь когда-то и другой лорд. Они почти добрались до обеденного зала, как их перехватил эконом. Дэвид бросил взгляд на толстую пачку бумаг у него в руках и громко вздохнул. Он ненавидел бумаги и ясно дал эконому это понять, но все же настаивал, чтобы все по-настоящему важные дела проходили через него. Эконом занимался ежедневной текучкой, но Дэвид не хотел, чтобы он принимал решения, относящиеся по праву к компетенции лорда Виримонда. Этот человек в ноль минут повернулся против Оуэна, когда императрица объявила того вне закона, а тот, кто предал одного Дезсталкера, с тем же успехом может предать и другого. Эконом был человеком серым. Высокий, болезненно тощий, с серой сединой волос, он одевался в серое и обращал к миру столь же серое и бесстрастное лицо. Дэвид никак не мог избавиться от чувства, что этот человек про себя над ним насмехается. Казалось, ему безразлично все на свете, кроме содержания Оплота и собственных драгоценных бумажек; иногда казалось даже, что он считает Оплот своим, а всяких Дезсталкеров - просто посетителями. Весь его вид говорил: Дезсталкеры приходят и уходят, а Я и народ мой пребываем вовеки. Он постоянно жевал кусочки хлеба без масла и громко хрустел пальцами, если его заставляли ждать. Дэвид этого типа не переваривал, но старался сдерживаться. Он знал, что без него не сможет управлять Оплотом. - Еще бумаги? - спросил он безропотно. - А до после обеда они подождать не могут? - Именно это вы сказали перед завтраком, милорд, - ответил эконом своим спокойным и серым голосом. Как всегда, титул в его устах звучал оскорблением. - Эти различные дела лишь стали еще более безотлагательными. Я почтительно настаиваю... - Ладно, ладно, - вздохнул Дэвид. - Там ведь кабинет в конце этого коридора? Можем пойти туда. И если это не окажется действительно важно, я тебя снова заставлю все серебряные ложки пересчитывать. Кит, ты пойдешь со мной. Если я страдаю, то и все будут страдать. - Я бы ни за что на свете этого не пропустил, - ответил Кит спокойно. - Люблю смотреть, как у тебя жилы на виске набухают, когда ты пытаешься читать длинные слова. А кроме того, страдания улучшают характер. По крайней мере так мне говорили - сам я не пробовал. Каждый, кто хотел заставить меня страдать, мертв и похоронен. Иногда частями. Дэвид устроился за письменным столом ставшего тюрьмой кабинета и стал пропахивать свой путь сквозь толщу бумаг. Кое-какой работы не избежать, если не хочешь утром проснуться и увидеть, что из-под тебя вытащили все, чем ты владел. Но какое-то извращенное удовольствие было в том, чтобы ставить свою подпись как можно более неразборчиво. Строго говоря, каждую бумагу надо было запечатывать фамильным кольцом с гербом