ном
в 1809 году, об этой экспедиции говорилось следующее: "В период между
двадцать первым и двадцать седьмым января корвет "Атревида", курсируя в этом
районе, произвел все необходимые наблюдения и определил с помощью
хронометров разницу в долготе между портом Соледад на Мальвинских островах и
этими островами. Островов оказалось три, все они расположены примерно на
одном меридиане; центральный остров низменный, но два других видны с
расстояния девяти лиг". Наблюдения, сделанные на борту "Атревиды", позволили
определить точное местоположение каждого острова: северный 52o37'24" ю. ш. и
47o 43' 15" з. д.; центральный - 53o 2' 40" ю. ш. и 47o 55' 15" з. д.; южный
- 53o 15' 22" ю. ш. и 47o 57' 15" з. д.
Двадцать седьмого января 1820 года капитан британского морского флота
Джеймс Уэддел тоже отправился с Земли Стэтена на поиски Авроры. Он заявил,
что, тщательно обследовав не только пункты, координаты которых указал
командир "Атревиды", но и близлежащие районы, он нигде не обнаружил
признаков суши. Эти противоречивые заявления побудили других мореходов
пускаться на поиски Авроры, и вот что странно: если некоторые, избороздя
каждый дюйм в водах, где должны бы лежать эти острова, так и не наткнулись
на них, то немало было и таких, которые положительно уверяли, что видели эту
группу и даже подходили к берегам. Поэтому капитан Гай и хотел приложить все
усилия, чтобы решить этот необыкновенный спор {Среди судов, чьи экипажи
утверждают, что встречали острова Авроры, можно упомянуть "Сан-Мигель"
(1769), "Аврору" (1774), бриг "Жемчужина" (1779) и судно "Долорес" (1790).
Все сходятся на том, что острова расположены на 53o ю. ш. - Примеч. авт.}.
При переменной погоде мы продолжали наш путь на юго-запад, пока
двадцатого числа не вошли в район, из-за которого разгорелся спор, - на
53o15' ю. ш. и 47o58' з. д., то есть оказались в пункте, где, по сведениям,
лежит южный из трех островов. Не встретив ничего, мы повернули на запад и по
пятьдесят третьей параллели дошли до пятидесятого меридиана. Затем мы взяли
курс на север и, пройдя до пятьдесят второй параллели, поплыли на восток,
держась строго заданного курса и сверяя свои координаты утром и вечером с
расположением небесных тел. Достигнув меридиана, который проходит через
западную оконечность острова Южная Георгия, мы снова повернули на юг и
вернулись к исходной точке. Затем мы прошли по диагоналям образованного
таким образом четырехугольного участка моря, постоянно держа вахтенного на
марсе, и в течение трех недель, пока стояла удивительно приятная ясная
погода, снова и снова тщательно повторяли наши наблюдения.
Само собой разумеется, мы были вполне удовлетворены: если какие-либо
острова и существовали здесь прежде, то сейчас от них не осталось и следа.
Уже после возвращения на родину я узнал, что эти же места с таким же тщанием
исследовали в 1822 году капитан Джонсон на американской шхуне "Генри" и
капитан Моррел на американской шхуне "Оса", и в обоих случаях выводы совпали
с нашими собственными.
Глава XVI
Первоначально план капитана Гая состоял в том, чтобы, обследовав район
предполагаемого архипелага Аврора, пройти Магелланов пролив и подняться
вдоль западных берегов Патагонии к северу, но сведения, полученные на
Тристан-да-Кунья, побудили его взять курс на юг в расчете обнаружить группу
крохотных островов, расположенных будто бы на 60o ю. ш. и 41 "20' з. д. В
том случае, если островов в указанных координатах не окажется, мы должны
были при условии благоприятной погоды двинуться к полюсу. Соответственно 12
декабря мы подняли паруса и пошли к югу. Восемнадцатого числа мы были в
районе, который указал Гласе, и трое суток бороздили эти воды, не находя
никаких следов островов. Погода была преотличная, и двадцать первого мы
снова взяли курс на юг, решив плыть в том направлении как можно дальше.
Прежде чем приступить к этой части моего повествования, нелишне вкратце
рассказать о немногочисленных попытках достичь Южного полюса, которые до сих
пор предпринимались, имея в виду тех читателей, которые не следили за
исследованиями этих районов.
Первую такую попытку, о которой мы знаем что-то достоверное, предпринял
капитан Кук. В 1772 году он отправился на корабле "Резольюшн" к югу; его
сопровождал лейтенант Фурно на корабле "Адвенчур". В декабре он достиг
пятьдесят восьмой параллели под 26o 57' з. д. Здесь он наткнулся на узкие
ледяные поля толщиной восемь - десять дюймов, простиравшиеся к северо-западу
и юго-востоку. Льдины громоздились друг на друга, образуя большие торосы,
так что корабли с трудом проходили между ними. По обилию птиц и другим
признакам капитан Кук тогда заключил, что они находятся недалеко от суши.
Несмотря на холода, он продолжал плыть к югу и на 38o 14' з. д. прошел
шестьдесят четвертую параллель. Потом значительно потеплело, подули легкие
ветры, пять дней термометр показывал тридцать шесть градусов {По Фаренгейту.
- Примеч. пер.}. В январе 1773 года суда капитана Кука пересекли Южный
полярный круг, но дальше пройти ему не удалось: на шестьдесят седьмой
параллели путь преградили сплошные ледяные поля, которые тянулись вдоль
всего горизонта, насколько хватал глаз. Лед был самый разнообразный, иные
льдины, протяженностью несколько миль, представляли сплошные массивы,
возвышавшиеся на восемнадцать - двадцать футов над водой. Ввиду позднего
времени года капитан Кук не рассчитывал обойти льды и неохотно повернул
обратно, на север.
В ноябре того же года он возобновил свои исследования Антарктики. На
59o 40' ю. ш. он попал в сильное течение, направлявшееся к югу. В декабре,
когда экспедиция находилась на 67o 31' ю. ш. и 142o 54' з. д., наступили
жестокие морозы с сильными ветрами и туманами. Тут тоже было множество птиц
- альбатросов, пингвинов и особенно буревестников. На 70o 23' ю. ш.
путешественники встретили несколько больших айсбергов, а несколько позже
заметили белоснежные облака на юге, что указывало на близость сплошных
ледовых полей. На 70o 10' ю. ш. и 106o 54' з. д. мореплавателям, как и в
первый раз, преградил путь гигантский ледяной массив, застилавший всю южную
часть горизонта. Северный край этого массива на добрую милю вглубь был
изрезан крепко спаянными торосами, и пробиться здесь оказалось никак
невозможно. За ними на какое-то расстояние тянулась сравнительно ровная
поверхность, а совсем вдали виднелись цепи громоздящихся друг на друга
ледяных гор. Капитан Кук решил, что эти огромные ледовые поля простираются
до самого полюса или примыкают к какому-то материку. Мистер Дж.-Н.
Рейнольдс, чьи самоотверженные усилия и упорство увенчались наконец
подготовкой национальной экспедиции для исследования, в частности, и этих
районов, говорит о попытках корабля "Резольюшн": "Не приходится удивляться,
что капитан Кук не сумел пройти дальше 71o 10'; поразительно, что ему
удалось достичь этого пункта на 106o 54' з. д. Земля Палмера лежит южнее
Шетландских островов, расположенных на шестьдесят четвертой параллели, и
тянется к югу и западу дальше, чем проникал кто-либо из мореплавателей. Кук
считал, что достиг земли, когда льды преградили ему путь, что, очевидно,
неизбежно в этом районе и в такое раннее время года, как 6 января. Мы не
удивимся, если ледяные горы, им описанные, действительно примыкают к Земле
Палмера или являются частью суши, лежащей дальше к югу и западу".
В 1803 году русский царь Александр послал капитанов Крузенштерна и
Лисянского в кругосветное плавание. Пробираясь к югу, они достигли только
59o 58' на 70o 15' з. д. В этом пункте обнаружилось сильное течение на
восток. Они встретили множество китов, но льдов не видели. По поводу этой
экспедиции мистер Рейнольдс замечает, что, если бы Крузенштерн прибыл сюда в
более раннее время года, он непременно наткнулся бы на льды, но он оказался
на указанном месте лишь в марте. Господствующие тут южные и западные ветры,
а также течения отнесли дрейфующие льдины в район сплошных льдов,
ограниченный с севера островом Южная Георгия, с востока Сандвичевыми и
Южными Оркнейскими островами, а с запада - Южными Шетландскими.
В 1822 году капитан британского военно-морского флота Джеймс Уэддел на
двух небольших суденышках проник к югу дальше всех своих предшественников,
причем не испытал при этом особых трудностей. Он утверждает, что хотя во
время плавания льды не раз затирали его корабли, но, когда он достиг
семьдесят второй параллели, море оказалось совершенно чистым, и до 74o 15'
ему попались лишь три ледяных островка. Удивительно, что, несмотря на
большие стаи птиц и другие признаки близости земли, несмотря на то, что
южнее Шетландских островов его марсовые заметили какие-то полоски суши,
тянувшиеся к югу, капитан Уэддел отрицает предположение о существовании
материка в южной полярной области.
Одиннадцатого января 1823 года капитан Бенджамин Моррел отплыл на
американской шхуне "Оса" с острова Кергелен, намереваясь проникнуть как
можно дальше на юг. Первого февраля он был на 64o 52' ю. ш. и 118o 27' в. д.
Вот запись в вахтенном журнале за то число: "Ветер задул со скоростью
одиннадцати миль в час, и мы, воспользовавшись этим, поплыли к западу.
Будучи, однако, убежденными, что чем дальше мы продвинемся от шестьдесят
четвертой параллели к югу, тем менее вероятность встретить льды, мы взяли
немного южнее, пересекли Южный полярный круг и достигли 69o 15' ю. ш. На
этой параллели замечены лишь несколько ледяных островков, но _никакого
сплошного льда_".
Я обнаружил также следующую запись, датированную четырнадцатым марта:
"Море совершенно свободно ото льда, видели вдали с дюжину ледяных островков.
Температура воздуха и воды по крайней мере на тринадцать градусов выше
обычной между шестидесятой и шестьдесят второй параллелью. Сейчас мы
находимся на 70o 14' ю. ш., температура воздуха - сорок семь градусов, воды
- сорок четыре. В этих условиях магнитное склонение 14o 27' восточное... Мне
неоднократно доводилось на разных меридианах пересекать Южный полярный круг,
и каждый раз я убеждался, что чем дальше я захожу за шестьдесят пятую
параллель, тем теплее становится воздух и вода и тем больше соответственно
отклонение стрелки. В то же время к северу от этой параллели, скажем, между
шестидесятой и шестьдесят пятой, мы часто с трудом находили проход между
огромными бесчисленными айсбергами, причем иные были от мили до двух в
окружности и возвышались над водой футов на пятьсот, а то и более".
Поскольку топливо и запасы воды были на исходе, поскольку на корабле не
имелось хороших инструментов и близилась полярная зима, капитан Моррел был
вынужден отказаться от попытки пробиться дальше на юг и повернул назад. Он
высказывает убеждение, что достиг бы восемьдесят пятой параллели, а то и
полюса, если бы не указанные неблагоприятные обстоятельства, заставившие его
отступиться от своего намерения. Я пространно излагаю соображения капитана
Моррела об этих делах для того, чтобы читатель имел возможность убедиться, в
какой степени они подтверждаются моим собственным последующим опытом.
В 1831 году капитан Биско, состоящий на службе у господ Эндерби,
лондонских владельцев китобойных судов, отправился на бриге "Лайвли" и
кутере "Фуле" в Южный океан. Двадцать восьмого февраля, находясь на 66o 30'
ю. ш. и 47o 13' в. д., мореплаватели заметили землю и посреди снега
отчетливо разглядели черные вершины горной гряды, тянущейся ост-зюйд-ост.
Биско пробыл в этих водах весь следующий месяц, но из-за бурного моря так и
не подошел к берегу ближе, чем на десять лиг. Убедившись, что продолжать
исследования в это время года невозможно, он повернул на север, чтобы
перезимовать на Земле Ван-Димена.
В начале 1832 года он снова отправился на юг и четвертого февраля,
находясь на 67o 15' ю. ш. и 69o 29' з. д., увидел на юго-востоке землю. Она
оказалась островом, примыкавшим к мысу на материке, который он обнаружил
раньше. Двадцать четвертого числа ему удалось высадиться на острове, который
он именем короля Вильгельма IV объявил собственностью британской короны и в
честь королевы назвал островом Аделейд. Когда обстоятельства путешествия
стали известны Королевскому Географическому обществу в Лондоне, ученые мужи
пришли к выводу, что "от 47o 30' в. д. до 69o 29' з. д. вдоль шестьдесят
шестой - шестьдесят седьмой параллели тянется сплошная полоса суши".
Мистер Рейнольде замечает по этому поводу: "Мы никоим образом не можем
присоединиться к этому заключению, и открытия Биско не дают к тому никаких
оснований. Именно между этими двумя пунктами Уэддел проследовал к югу по
меридиану, проходящему к востоку от острова Южная Георгия, от Сандвичевых,
Южных Оркнейских и Южных Шетландских островов". Как будет видно, мой
собственный опыт доказывает полнейшую несостоятельность вывода, к которому
пришло Общество.
Таковы основные экспедиции, которые пытались проникнуть в высокие
широты юга, из чего следует, что до плавания "Джейн Гай" ни один корабль не
пересекал Южный полярный круг на огромных расстояниях, соответствующих
тремстам градусам этой параллели. Перед нами открывалось широкое поле для
исследований, и потому я с глубочайшим интересом воспринял решение капитана
Гая смело идти на юг.
Глава XVII
Отказавшись от поисков островов, о которых говорил Гласе, мы четыре дня
плыли к югу, не встречая на своем пути никаких льдов. В полдень двадцать
шестого, когда мы были на 63o 23' ю. ш. и 41o 25' з. д., показалось
несколько больших айсбергов и ледяное поле, однако небольшой протяженности.
С юго-востока и северо-востока дули постоянные, но не сильные ветры. Когда
поднимался западный ветер, а это случалось не часто, то он неизбежно
сопровождался порывами дождя. Каждый день выпадает хоть немного снега.
Двадцать седьмого термометр показывал тридцать пять градусов.
Январь, 1-го дня, 1828 года. Сегодня нас со всех сторон окружили льды,
которым, казалось, нет ни конца ни краю, так что перспективы наши были
безрадостны. Всю вторую половину дня с северо-востока несся штормовой ветер,
и большие дрейфующие льдины с такой силой ударялись о подзор кормы и руль,
что мы начали опасаться серьезнейших последствий. К вечеру ветер продолжал
дуть с прежней яростью, большое ледовое поле впереди нас разошлось, и нам
удалось, поставив все паруса, пробиться сквозь льдины к большой полынье.
Приближаясь к ней, мы постепенно убирали паруса, а выйдя на чистую воду,
оставили лишь зарифленный фок.
Январь, 2-го дня. Стоит вполне умеренная погода. Мы пересекли Южный
полярный круг и в полдень были на 69o 10' ю. ш. и 42o 20' з. д. К югу льдов
почти не видно, хотя за нами расстилаются целые поля. Соорудили что-то вроде
лота, используя для этого чугунный котел на двадцать галлонов и канат в
двести саженей, и нашли течение, отходящее к северу со скоростью четверть
мили в час. Температура воздуха - около тридцати трех градусов. Магнитное
склонение - 14o 28' восточное.
Январь, 5-го дня. Продолжали путь к югу без особых препятствий. Утром,
однако, находясь на 73o 15' ю. ш. и 42o 10' з. д., "Джейн Гай" снова
наткнулась на огромное поле спаянного льда. Правда, дальше к югу за ним
открывалось большое пространство чистой воды, и мы надеялись, что в конце
концов достигнем его. Идя вдоль края ледника к востоку, мы обнаружили проход
шириною в милю, который и прошли к заходу солнца. Море, в которое мы вышли,
было усеяно ледяными островами, но свободно от полей, так что мы смело
продвигались вперед. Холод, кажется, не усиливается, хотя часто идет снег, а
иногда порывы ветра приносят град. Сегодня с юга на север пролетели огромные
стаи альбатросов.
Январь, 1-го дня. Море сравнительно чисто, и мы без труда следуем своим
курсом. На западе заметили несколько айсбергов невероятно больших размеров,
а в полдень прошли совсем рядом мимо одного из них, достигающего в высоту не
менее четырехсот саженей от поверхности океана. У основания он имел,
очевидно, в поперечнике три четверти лиги; по склонам его из расселин бежали
потоки воды. Два дня этот гигантский остров оставался в пределах видимости и
лишь затем скрылся в тумане.
Январь, 10-го дня. Рано утром случилось несчастье: упал за борт
человек. Это был американец по имени Питер Реденбург, уроженец Нью-Йорка,
один из самых опытных матросов на шхуне. Взбираясь на нос, он поскользнулся
и упал между двумя льдинами - больше мы его не видели.
В полдень мы были на 73o 30' ю. ш. и 40o 15' з. д. Сильный холод, с
севера и востока то и дело налетает град. На востоке видели несколько
огромных айсбергов, и вообще весь горизонт в той стороне застлан
громоздящимися друг на друга рядами льда. Вечером мимо нас проплыли какие-то
деревянные обломки, и снова множество направляющихся к северу птиц -
исполинские буревестники, качурки, альбатросы, а также неизвестная большая
птица с ярко-синим оперением. Магнитное склонение меньше, чем было до того,
как мы пересекли Южный полярный круг.
Январь, 12-го дня. Наше продвижение к югу снова вызывает сомнения:
впереди не видно ничего, кроме бескрайнего ледяного пространства и
гигантских нагромождений льда, угрожающе нависающих одно над другим. Мы
повернули на восток и плыли, рассчитывая найти проход, в течение двух дней.
Январь, 14-го дня. Утром достигли западной оконечности ледяного поля,
преградившего нам путь, и, обойдя ее с наветренной стороны, вышли в
открытое, без единой льдинки, море. Опустив наш лот на двести саженей, мы
обнаружили, что течение отошло к югу со скоростью полмили в час. Температура
воздуха - сорок семь градусов, воды - тридцать четыре. Плыли на юг, не
встречая сколько-нибудь значительных препятствий, вплоть до шестнадцатого
числа, когда в полдень на 42o з. д. достигли восемьдесят первой параллели с
21'. Здесь мы снова опустили лот - течение все так же шло на юг, но уже со
скоростью три четверти мили в час. Магнитное склонение уменьшилось, воздух
мягкий и приятный; термометр поднялся до пятидесяти одного градуса. Льда
совершенно нет. Матросы теперь убеждены, что мы достигнем полюса.
Январь, 17-го дня. День полон всяких происшествий. С юга летят
бесчисленные стаи птиц. Нескольких мы подстрелили, и одна из них,
напоминавшая пеликана, имела отличное мясо. Около полудня с верхушки мачты
слева по борту заметили небольшую льдину и на ней какое-то крупное животное.
Погода была ясная, безветренная, капитан распорядился спустить две шлюпки,
чтобы посмотреть животное вблизи. Мы с Дирком Петерсом отправились вместе с
помощником капитана в большой шлюпке. Подплыв к льдине, мы увидели огромного
зверя из породы полярных медведей, но гораздо больших размеров, нежели самый
крупный из них. Мы были хорошо вооружены и, не колеблясь, напали на
животное. Один за другим раздались выстрелы, большинство достигло цели. Пули
попали зверю в голову и туловище, но, очевидно, не причинили ему вреда, ибо
он бросился с льдины в воду и с раскрытой пастью поплыл к шлюпке, в которой
находились мы с Петерсом. Не ожидая такого оборота дела, мы растерялись,
никто не был готов сделать второй выстрел и отразить нападение, так что
медведю удалось наполовину перевалиться своим огромным туловищем через
планшир и схватить одного из матросов за поясницу. Только ловкость и
мужество Петерса спасли нас в этих чрезвычайных обстоятельствах от гибели.
Вспрыгнув на зверя, он вонзил ему в шею нож, одним ударом повредив спинной
мозг. Медведь обмяк и безжизненной тушей скатился в море, увлекая за собой
Петерса. Тот вскоре выплыл, ему бросили веревку, которой он перевязал
медведя, и сам выбрался из воды. Мы взяли на буксир нашу добычу и с триумфом
вернулись на шхуну. Мы измерили тушу медведя - она достигала полных
пятнадцати футов. Шерсть его была чистейшего белого цвета, очень жесткой и
слегка завивалась. Кроваво-красные глаза были побольше, чем у полярного
медведя, морда тоже более округлая, напоминающая скорее бульдога. Мясо его
оказалось нежным, но чересчур жирным и отдавало рыбой, хотя матросы, с
аппетитом отведав его, нашли вкусным и питательным.
Едва мы успели подтянуть нашу добычу к борту шхуны, как с марса
раздался радостный крик: "_Земля по правому борту_!" - Всех охватило
восторженное нетерпение, в этот момент с северо-востока как раз поднялся
ветер, и скоро мы приблизились к берегу. Это был низкий скалистый островок
около лиги в окружности, совершенно лишенный растительности, если не считать
каких-то растений, напоминающих кактусы. Если подходить к острову с севера,
то видно, как в море выдается странный утес, по форме сильно напоминающий
перевязанную кипу хлопка. За этим утесом к западу есть небольшой заливчик,
где наши шлюпки и пристали легко к берегу.
У нас не отняло много времени исследовать остров дюйм за дюймом, но мы
не нашли ничего достойного внимания, за одним-единственным исключением. На
южном берегу среди груды камней нам попался деревянный обломок, похожий на
носовую часть каноэ. На нем сохранились следы резьбы, и капитан Гай уверял
даже, что различает изображение черепахи, хотя я не нашел особого сходства.
Кроме этого обломка лодки, - если это действительно было так, - мы не
обнаружили никаких свидетельств того, что здесь ступала человеческая нога.
Вдоль берега виднелось несколько маленьких льдин. Точное расположение этого
островка, которому капитан в честь совладельца шхуны дал название острова
Беннета, - 82o 50' ю. ш. и 42o 20' з. д.
Итак, мы продвинулись к югу на восемь с лишним градусов дальше, чем кто
бы то ни было до нас, а перед нами по-прежнему расстилалось открытое море.
По мере продвижения постепенно уменьшалось магнитное склонение и, что еще
более удивительно, температура воздуха, а впоследствии и воды неуклонно
повышалась. Можно сказать, что погода была даже теплой, и с севера дул
устойчивый, но мягкий бриз. Небо, как правило, было безоблачно, и лишь южную
часть горизонта иногда, да и то совсем ненадолго застилал легкий туман.
Правда, возникли два препятствия, осложняющих наше положение: у нас было на
исходе топливо, и среди членов команды появились признаки цинги. Эти обстоя-
тельства заставляли капитана Гая всерьез подумывать о возвращении, о чем он
не раз заводил речь. Что до меня, то, будучи убежден, что, следуя избранным
курсом, мы вскоре наткнемся на значительную часть суши, а также имея все
основания предполагать, что она окажется не голой бесплодной землей, каковая
обыкновенно встречается в высоких полярных широтах, я мягко, но настойчиво
внушал капитану мысль о целесообразности идти дальше к югу, по крайней мере
в течение еще нескольких дней. Никогда еще перед человеком не открывалась
такая волнующая возможность разгадать великую тайну Антарктического
континента, и, признаюсь, робость и непредприимчивость нашего командира
временами вызывали у меня негодование. Я не мог сдержаться и кое-что
высказал ему на этот счет, и полагаю, что именно это и побудило его
продолжить плавание. Поэтому, хоть я и не могу не скорбеть по поводу крайне
горестных событий и кровопролития, которые имеют первопричиной мои
настоятельные советы, в то же время я испытываю известное удовлетворение при
мысли, что содействовал, пусть косвенно, тому, чтобы открыть науке одну из
самых волнующих загадок, которые когда-либо завладевали ее вниманием.
Глава XVIII
Январь, 18-го дня. Утром {Понятие "утро" и "вечер", которыми я
пользуюсь, чтобы поелику возможно избежать путаницы, не должны быть
понимаемы в обычном смысле. В течение уже долгого времени мы не имеем ночи,
круглые сутки светит дневной свет. Числа повсюду указаны в соответствии с
морским временем, а местонахождение, естественно, определялось по компасу.
Хотелось бы также попутно заметить, что я не могу претендовать на
безусловную точность дат и координат в первой части изложенного здесь,
поскольку я начал вести дневник позже, после событий, о которых идет речь в
первой части. Во многих случаях я целиком полагался на память. - Примеч.
авт.} погода по-прежнему превосходная, и мы продолжаем свой путь к югу. Море
совершенно спокойно, с северо-востока дует сравнительно теплый ветерок,
температура воды пятьдесят три градуса. Мы снова опустили наш лот и на
глубине сто пятьдесят саженей снова обнаружили течение в южном направлении
со скоростью одной мили в час. Это постоянное движение воды и ветра к югу
вызвало на шхуне разговоры и даже посеяло тревогу, что, как я заметил,
произвело впечатление на капитана Гая. Поскольку он был весьма чувствителен
к шуткам, мне, однако, удалось в конце концов высмеять его страхи. Склонение
компаса совсем незначительно. В течение дня видели несколько больших китов,
над судном то и дело проносились альбатросы. Подобрали в море какой-то куст
с множеством красных ягод, напоминающих ягоды боярышника, а также труп
неизвестного сухопутного животного. В длину оно достигало трех футов, но в
высоту было всего лишь шесть дюймов, имело очень короткие ноги и длинные
когти на лапах ярко-алого цвета, по виду напоминающие коралл. Туловище его
покрыто прямой шелковистой белоснежной шерстью. Хвост фута в полтора длиной
суживался к концу, как у крысы. Голова напоминала кошачью, с той только
разницей, что уши висели, точно у собаки. Клыки у животного такие же
ярко-алые, как и когти.
Январь, 19-го дня. Сегодня море приобрело какой-то необыкновенно темный
цвет. На 83o 20' ю. ш. и 43o 5' з. д. впередсмотрящий снова заметил землю;
подойдя поближе, мы увидели, что это - остров, являющийся частью какого-то
архипелага. Берега его были обрывистые, а внутренняя часть казалась покрытой
лесами, чему мы немало порадовались. Часа четыре спустя мы отдали якорь на
глубине десять саженей, на песчаном дне, в лиге от берега, так как высокий
прибой и сильная толчея волн то тут, то там вряд ли позволили бы судну
подойти ближе к острову. Затем спустили на воду две самые большие шлюпки, и
хорошо вооруженный отряд (в котором находились и мы с Петерсом) отправился
искать проход в рифах, которые, казалось, опоясывали весь остров. Через
некоторое время мы вошли в какой-то залив и тут увидели, как с берега
отваливают четыре больших каноэ, наполненные людьми, которые, судя по всему,
были вооружены. Мы ждали, пока они подплывут ближе, и так как каноэ
двигались очень быстро, то вскоре они оказались в пределах слышимости.
Капитан Гай привязал к веслу белый платок, туземцы тоже остановились и все
разом принялись громко тараторить, иногда выкрикивая что-то непонятное. Нам
удалось лишь различить восклицания "Анаму-му!" и "Лама-лама!". Туземцы не
умолкали по крайней мере полчаса, зато мы получили за это время возможность
как следует разглядеть их.
Всего в четырех челнах, которые в длину достигали пятнадцати футов, а в
ширину были футов пять, насчитывалось сто десять человек. Ростом дикари не
отличались от обычного европейца, но были более крепкого сложения. Кожа у
них блестящая, черная, волосы - густые, длинные и курчавые. Одеты они в
шкуры неизвестного животного с мягкой и косматой черной шерстью, причем
последние прилажены не без умения, мехом внутрь, и лишь у шеи, запястьев и
на лодыжках вывернуты наружу. Оружием туземцам служили главным образом
дубинки из какого-то темного и, очевидно, тяжелого дерева. Некоторые,
правда, имели копья с кремневыми наконечниками, а также пращи. На дне
челноков грудой лежали черные камни величиной с большое яйцо.
Когда дикари покончили с приветствиями (было ясно, что их тарабарщина
предназначалась именно для этой цели), один из них, по всей видимости вождь,
встал на носу своего челна и знаками предложил нам приблизиться. Решив, что
осмотрительнее держаться на расстоянии, ибо дикари вчетверо превосходили нас
числом, мы сделали вид, что не поняли его знаков. Тогда вождь на своем каноэ
двинулся нам навстречу, приказав трем остальным челнам оставаться на месте.
Подплывя вплотную к нам, он перепрыгнул на нашу шлюпку и уселся рядом с
капитаном Гаем, показывая рукой на шхуну и повторяя: "Анаму-му!" и
"Лама-лама!" Мы стали грести к судну, а четыре каноэ на расстоянии следовали
за нами.
Едва мы пристали к шхуне, вождь обнаружил все признаки крайнего
удивления и восторга: заливаясь бурным смехом, он хлопал в ладоши, ударял
себя по ляжкам, стучал в грудь. Его спутники присоединились к веселью, и
несколько минут стоял оглушительный гам. Когда они наконец угомонились,
капитан Гай в качестве меры предосторожности приказал поднять шлюпки наверх
и знаками дал понять вождю (его звали, как мы вскоре выяснили, Ту-Уит, то
есть Хитроумный), что может принять на борт не более двадцати человек за
один раз. Того вполне устроило это условие, и он отдал какие-то распоряжения
своим людям, когда приблизилось его каноэ; остальные три держались ярдах в
пятидесяти. Два десятка дикарей забрались по трапу на шхуну и принялись
шнырять по палубе, с любопытством разглядывая каждый предмет корабельного
хозяйства и вообще чувствуя себя как дома.
Не оставалось сомнений, что они никогда не видели белого человека, и
наша белая кожа, кажется, вызывала у них отвращение. Шхуну они воспринимали
как живое существо и старались держать копья остриями вверх, судя по всему,
чтобы не задеть ее и не причинить боль. Ту-Уит выкинул одну забавную штуку,
и матросы немало потешались над ним. Наш кок колол у камбуза дрова и
случайно вогнал топор в палубу, оставив порядочную зарубку. Вождь немедленно
подбежал к нему, оттолкнул довольно бесцеремонно в сторону и, издавая то ли
стоны, то ли вопли, что, очевидно, должно было свидетельствовать о его
сочувствии раненой шхуне, принялся гладить зарубку рукой и поливать ее водой
из стоявшего поблизости ведра. Мы никак не ожидали такой степени невежества,
а я не мог не подумать, что оно отчасти и притворное.
Когда наши гости удовлетворили, насколько возможно, свое любопытство в
отношении всего, что находилось на палубе, им позволили спуститься вниз, где
их удивление превзошло все границы. Изумление их было слишком глубоко, чтобы
выразить его словами, и они бродили в полном молчании, изредка прерываемом
негромкими восклицаниями. Затем им показали и разрешили внимательно
осмотреть ружья, что, конечно, дало им много пищи для размышлений. Я
убежден, что дикари нисколько не догадывались о действительном назначении
ружей и принимали их за какие-то священные предметы, видя, как бережно мы
обращаемся с ними и как внимательно следим за их движениями, когда они берут
их в руки. При виде пушек изумление их удвоилось. Они приблизились к ним с
величайшим почтением и трепетом, но от подробного осмотра отказались. В
кают-компании висели два зеркала, и вот тут-то изумление их достигло
предела. Ту-Уит первым из них вошел в кают-компанию; он был уже в середине
помещения, стоя лицом к одному зеркалу и спиной к другому, прежде чем
заметил их. Когда он поднял глаза и увидел свое отражение в зеркале, я
подумал, что он сойдет с ума, но когда, резко повернувшись, он бросился вон
и тут же вторично увидел себя в зеркале, висящем напротив, - я испугался,
что он тут же испустит дух. Никакие уговоры посмотреть еще раз на зеркало не
подействовали - он бросился на пол и лежал без движения, закрыв лицо руками,
так что мы были вынуждены вынести его на палубу. Так, группами по двадцать
человек, все дикари поочередно побывали на шхуне, и лишь Ту-Уит оставался на
борту все это время. Наши гости не предпринимали никаких попыток стянуть
что-либо, да и после их отплытия мы не обнаружили ни одной пропажи. Вели они
себя вполне дружелюбно. Были, правда, в их поведении кое-какие странности,
которые мы никак не могли взять в толк, - например, они ни за что не хотели
приближаться к нескольким самым безобидным предметам, таким, как паруса,
яйцо, открытая книга или миска с мукой. Мы попытались выяснить, нет ли у них
каких-либо предметов для торговли, но они плохо понимали нас. Тем не менее
нам удалось узнать, что острова, к большому нашему удивлению, изобилуют
большими галапагосскими черепахами, одну из которых мы уже видели в каноэ
Ту-Уита. У одного из дикарей в руках было несколько трепангов - он жадно
пожирал их в сыром виде. Эти аномалии (если принять во внимание широту, на
которой мы находились) вызвали у капитана Гая желание тщательно исследовать
остров с целью извлечь выгоду из своих открытий. Что касается меня, то, как
мне ни хотелось побольше узнать об этих островах, все же я был настроен без
промедления продолжать наше путешествие к югу. Погода стояла чудесная, но
сколько она продержится - было неизвестно. Достичь восемьдесят четвертой
параллели, иметь перед собой и открытое море, и сильное течение к югу, и
попутный ветер, и в то же время слышать о намерении остаться здесь дольше,
чем это совершенно необходимо для отдыха команды и пополнения запасов
топлива и провизии, - было от чего потерять терпение. Я доказывал капитану,
что мы может зайти на острова на обратном пути и даже перезимовать здесь,
если нас задержат льды. В конце концов он согласился со мной (я и сам
хорошенько не знаю, каким образом приобрел над ним такое влияние), и было
решено, что даже если мы обнаружим трепангов, то пробудем здесь неделю,
чтобы восстановить силы, а затем, пока есть возможность, двинемся дальше на
юг. Мы сделали соответствующие приготовления, провели с помощью Ту-Уита
"Джейн" между рифами и встали на якорь в миле от берега у юго-восточной
оконечности самого крупного в группе острова, в удобной, окруженной со всех
сторон сушей бухте глубиной в десять саженей и с черным песчаным дном. В
глубине бухты, как нам сообщили, были три источника превосходной воды, а
кругом стояли леса. Четыре каноэ с туземцами следовали за нами, держась,
однако, на почтительном расстоянии. Сам Ту-Уит был на шхуне и, когда мы
бросили якорь, пригласил нас спуститься на берег и посетить его деревню в
глубине острова. Капитан Гай принял предложение; оставив десяток дикарей в
качестве заложников, мы группой из двенадцати человек приготовились
сопровождать вождя. Хорошенько вооружившись, мы отнюдь не показывали вида,
что не доверяем хозяевам. Во избежание всяких неожиданностей на шхуне
выкатили пушки, подняли абордажные сети и приняли другие меры
предосторожности. Помощник капитана получил указания не допускать в наше
отсутствие ни единого человека на борт шхуны и, если через двенадцать часов
мы не вернемся, послать на поиски вокруг острова шлюпку с фальконетом.
Мы шли в глубь острова, и с каждым шагом в нас крепло убеждение, что мы
попали в страну, совершенно отличную от тех, где ступала нога
цивилизованного человека. Все, что мы видели, было незнакомо и неизвестно
нам. Деревья ничем не напоминали растительность тропического, умеренного,
суровых полярных поясов и были совершенно не похожи на произрастающие в
южных широтах, которые мы уже прошли. Скалы и те по составу, строению и
цвету были не такие, как обыкновенно. И, что уж совсем невероятно, даже реки
имели так мало общего с реками в других климатических зонах, что мы поначалу
не решались отведать здешней воды и вообще не могли поверить, что ее особые
свойства - естественного происхождения. Ту-Уит со своими спутниками
остановился у небольшого ручейка, пересекавшего нашу тропу, - первого на
пути, где мы могли утолить жажду. Вода была какого-то странного вида, и мы
не последовали его примеру, предположив, что она загрязнена, и лишь
впоследствии мы узнали, что она именно такова на всех островах архипелага. Я
затрудняюсь дать точное представление об этой жидкости и уж никак не могу
сделать это, не прибегая к пространному описанию. Хотя на наклонных местах
она бежала с такой же скоростью, как и простая вода, но не растекалась
свободно, как обычно бывает с последней, за исключением тех случаев, когда
падала с высоты. И тем не менее остается фактом, что она была столь же
мягкая и _прозрачная_, как и самая чистая известковая вода на свете, -
разница была только во внешнем виде. С первого взгляда, и особенно на ровном
месте, она по плотности напоминала гуммиарабик, влитый в обычную воду. Но
этим далеко не ограничивались ее необыкновенные качества. Она отнюдь _не
была_ бесцветна, но не имела и какого-то определенного цвета; она
переливалась в движении всеми возможными оттенками пурпура, как переливаются
тона у шелка. Это изменение красок так же поразило наше воображение, как и
зеркало невежественный ум Ту-Уита. Набрав в посудину воды и дав ей
хорошенько отстояться, мы заметили, что она вся расслаивается на множество
отчетливо различимых струящихся прожилок, причем у каждой был свой
определенный оттенок, что они не смешивались и что сила сцепления частиц в
той или иной прожилке несравненно больше, чем между отдельными прожилками.
Мы провели ножом поперек струй, и они немедленно сомкнулись, как это бывает
с обыкновенной водой, а когда вытащили лезвие, никаких следов не осталось.
Если же аккуратно провести ножом между двумя прожилками, то они отделялись
друг от друга, и лишь спустя некоторое время сила сцепления сливала их
вместе. Это явление было первым звеном в длинной цепи кажущихся чудес,
которые волею судеб окружали меня в течение длительного времени.
Глава XIX
Нам понадобилось почти три часа, чтобы добраться до деревни, ибо
располагалась она в добрых девяти милях от моря, а тропа проходила по
пересеченной местности. По мере того как мы продвигались в глубь острова,
почти у каждого поворота, как бы случайно, к отряду Ту-Уита, состоявшему из
ста десяти туземцев, которые находились в челнах, примыкали небольшие группы
от двух до шести-семи человек. Мне почудился в этом определенный замысел,
который вызвал у меня тревогу, чем я и поделился с капитаном Гаем.
Отступать, однако, было поздно, и мы решили, что всего безопаснее делать
вид, будто мы вполне доверяемся Ту-Уиту. Поэтому мы продолжали идти плотной
группой, не давая дикарям разделить нас и зорко следя за их передвижениями.
Пройдя затем какое-то ущелье с крутыми склонами, мы наконец достигли
местности, где, как нам сказали, и располагалось единственное поселение на
острове. Когда оно показалось вдали, вождь что-то закричал, повторяя слово
"Клок-клок", что означало, очевидно, название деревни или родовое понятие
деревни вообще.
Жилища являли собой самое жалкое зрелище и, в отличие от построек даже
у самых низших рас, известных человечеству, не имели никакого единообразия.
Некоторые, принадлежащие, как мы узнали, "вампу" или "ямпу", то есть
старшинам острова, представляли собой дерево, срубленное на высоте фута
четыре от земли, с накинутой поверх сучьев большой черной шкурой, свободно
свисающей до земли. Под ней и ютились дикари. Другие были устроены из ветвей
с засохшей листвой, прислоненных под углом сорок пять градусов к
бесформенным кучам глины, кое-как накиданным до высоты в пять-шесть футов.
Третьи были простые ямы, вырытые в земле, также покрытые ветвями, которые
туземцы, проникая в жилище, отодвигали в сторону, а потом возвращали на
место. Попадались и такие, которые были сооружены на деревьях, среди густых
ветвей, причем верхние частично подрубались и пригибались книзу, чтобы
сделать лучше укрытие от непогоды. Большинство жилищ