то я понимаю под "альтернативным миром". Историю помнишь? Как Форний Велло победил майя и романизировал Западные Континенты шесть или семь веков тому назад? Давай предположим, что он этого не сделал. - Сэм, но ведь он сделал это! - Я знаю. - Сэм еще не потерял терпения. - Ведь я же сказал: предположим. Допустим, в битве за Техультапек Легионы были разбиты. Я рассмеялся. Было очевидно, что он шутит. - Легионы? Разбиты? Никто и никогда не мог победить Легионы. - Это неправда, - укоризненно заметил Сэм. (Он терпеть не может людей с пробелами в образовании). - Вспомни Варус. - Сотня подземных демонов! Сэм, ведь это же древняя-древняя история! Ведь это же когда было? Две тысячи лет назад! При императоре Августе! Да и полным поражением это тоже назвать нельзя. Император Друзус вернул орлов назад. А в придачу - и всю Галлию для Империи: это было одно из крупнейших завоеваний за Альпами. Сегодня галлы даже более римские, чем сами римляне, особенно это касается потребления вина. Сэм покачал головой. - Скажем так, что Форний Велло тоже понес "временное поражение". Я попытался проследить за ходом его рассуждений, но это было нелегко. - А какая разница? Раньше или позднее Легионы победили бы. И ты прекрасно знаешь, что они побеждали всегда. - Это так, - рассудительно сказал Сэм. - Но если бы это конкретное завоевание не произошло бы тогда, весь ход истории изменился бы совершенно. У нас не было бы большой миграции на запад с целью заселения тех громадных континентов. Хани с хиндами не были бы окружены, и, кто знает, у них до сих пор были бы независимые государства. Это был бы совершенно иной мир. Ты понимаешь, к чему я веду? Именно это я и называю "альтернативным миром": мир, который мог бы существовать, но его нет. Мне хотелось быть с ним честным. - Сэм, - сказал я. - Только что ты весьма образно представил мне разницу между фантазиями и научными романами. Я фантазиями не занимаюсь. Кроме того, - продолжал я, стараясь не слишком задевать его чувства, - я не вижу особой возможности проявления значительных различий между нашим и тем миром. Во всяком случае, они не будут настолько велики, чтобы построить на этом научный роман. Какое-то время мой приятель молча глядел на меня, после чего отвернулся и уставился на море. И вдруг, как будто мы совершенно не меняли темы, сообщил: - Самое смешное, наши колонии на Марсе тоже не принимают сигналы, а ведь им Солнце не мешает. - И что это значит, Сэм? - наморщил я брови. Он потряс головой. - Я бы и сам очень хотел это знать. 3. В СТАРОЙ АЛЕКСАНДРИИ Фаросская башня блистала отраженным светом заходящего солнца, когда мы пристали в александрийской гавани. Мы снова двигались на воздушной подушке, достаточно медленно. Волны бросали кораблем. Но, как только вошли в собственно порт, вода стала спокойной. Все послеобеденное время Сэм провел в капитанской каюте, поддерживая постоянный контакт с Научным Коллегиумом, но, как только мы причалили, очутился рядом со мной. Увидал, как я гляжу в сторону бюро по найму жилья рядом с причалом, и покачал головой. - Не морочь себе голову, Юл, - приказным тоном заявил он. - Передай багаж слуге моей племянницы; будем жить у нее. Вот это уже было приятно: комнаты на постоялых дворах Александрии не дешевле римских. Я поблагодарил Сэма, но тот почти и не слушал. Он передал наши сумки носильщику из дома племянницы, низенькому арабу, что был гораздо сильнее, чем казалось, а потом направился в здание египетского Нижнего Сената, где должна была проходить конференция. Я же подозвал трехколесный экипаж и дал водителю адрес племянницы Сэма. Что бы там египтяне не представляли, Александрия - это грязный, провинциальный городишко. У чоктавов столица больше, у киевлян - чище. Кроме всего, знаменитая Александрийская Библиотека - это сплошной обман. Когда мой (хотелось бы верить) предок приказал ее сжечь, египтяне ее вообще-то отстроили. Но она настолько старомодна, что кроме книжек там ничего нет. Дом племянницы Сэма находился в самом захолустном квартале этого захолустного города, всего лишь в паре перекрестков от берега. Здесь был слышен грохот товарных кранов из порта, хотя, может, и не слишком сильно, поскольку его заглушал шум самих улиц, забитых грузовиками и водителями, проклинающими друг друга во время маневрирования на крутых поворотах. Сам дом был больше, чем я ожидал, но это было его единственным достоинством, во всяком случае, судя по его внешнему виду. Облицован он был, скорее всего, дешевой египетской штукатуркой, а не мрамором, и находился рядом с конторой по поднайму рабов. Ладно уж, все-таки на шару, сказал я себе. Стукнул ногой двери и позвал слугу. Но дверь мне открыл не слуга, а племянница Сэма собственной персоной; ее вид был для меня приятной неожиданностью. Она была почти как я высокой и почти такой же светловолосой. А помимо того, молодой и весьма красивой. - Наверняка ты - Юлий, - сказала она. - Меня зовут Рахиль, я племянница гражданина Флавия Сэмюэлуса бен Сэмюэлуса. Приветствую тебя в своем доме. Я поцеловал ей руку. Это киевский обычай, который мне весьма помогает, особенно в контактах с красивыми девушками, которых я пока знаю не слишком хорошо, хотя и надеюсь узнать получше. - А ты не похожа на иудейку, - сказал я. - А ты не похож на писаку, пекущего роман за романом как блины, - не осталась она в долгу. Тон ее голоса был не таким холодным как слова, но не сильно. - Дяди Сэма в доме нет, а у меня много работы. Базилий укажет тебе твои комнаты и предложит что-нибудь выпить. Обычно я при первой встрече вызываю в женщинах лучшее впечатление. Правда, к первой с ними встрече я и готовлюсь получше, а Рахиль застала меня врасплох. Скорее всего, я ожидал, что она будет похожа на Сэма, разве что без лысины и морщин на лице. Сильнее ошибиться я не мог. Что касается дома, то и здесь я ошибался: дом на самом деле был большой. В нем было около десятка комнат, не считая помещений для слуг. Атриум сверху был накрыт полупрозрачной особенной пленкой, что смягчало даже самую большую жару. Когда Базилий, слуга Рахили, показывал выделенные мне комнаты, знаменитое египетское солнце стояло еще высоко. Они были довольно светлыми и проветриваемыми, но Базилий предложить отдохнуть снаружи. И он был прав. Он подал мне вино и фрукты в атриуме, где был фонтан и удобная лавка. Сквозь пленку солнце выглядело лишь бледным, приятным диском, а не смертельным, горячим чудовищем. Фрукты были свежайшими: ананасы из Ливана, апельсины из Иудеи, яблоки откуда-то издалека, скорее всего, из Галлии. Мне не нравилось лишь то, что Рахиль оставалась в своих комнатах, поэтому мне не представилась возможность показаться ей в лучшем виде. Но она оставила инструкции относительно удобств моего здесь пребывания. Базилий хлопнул в ладони, и появился другой слуга, неся стилос и таблички на тот случай, если мне захотелось бы поработать. Я был удивлен, что Базилий и второй слуга - африки; этот народ нечасто вмешивается в политические авантюры или стычки с эдилами, посему мало кто из них теряет свободу. Фонтан был сделан в виде Купидона. В иных обстоятельствах я бы посчитал это добрым предзнаменованием, но здесь мне не показалось, что это имеет какое-то особенное значение. Нос Купидона был отбит; фонтану наверняка было лет больше, чем Рахили. Я решил оставаться на месте, пока девушка не появится вновь, но когда спросил Базилия, может ли это произойти и в какое время, тот поглядел на меня с некоторым превосходством. - Гражданка Рахиль после обеда всегда работает, гражданин Юлий, - сообщил он мне. - Ах, так? И над чем же она работает? - Гражданка Рахиль - известный историк, - объяснил он мне. - Очень часто случается, что работает до тех пор, когда уже пора ложиться. Но для тебя и для ее дяди ужин будет подан в ту пору, к которой вы привыкли. Весьма полезный тип, нечего и говорить. - Спасибо, Базилий, - сказал я. - Думаю, что сейчас я на несколько часов выйду. - И уже потом, когда слуга приготовился уходить, я спросил: - Ты не похож на ужасного преступника. Можно ли спросить, за что тебя продали в рабство? - О, вовсе не за преступления, гражданин Юлий, - заверил он меня. - Всего лишь за долги. Я легко нашел дорогу к зданию египетского Нижнего Сената; туда направлялось множество экипажей и пешеходов. Все-таки это было одно из самых интересных мест в Александрии. Нижний Сенат не заседал. Впрочем, для его работы и не было никакой необходимости. И вообще, зачем египтянам какой-либо Сенат. Времена, когда они сами принимали решения по собственным вопросам, закончились уже много веков назад. Но они решились провести конференцию. Святыня Сената располагала нишами как минимум для полусотни богов. Обычно в них стояли статуи Амона-Ра и Юпитера, а так же всех более-менее важных представителей пантеона, но, чтобы сделать приятное гостям, туда сейчас поместили Ормузда, Яхве, Фрейю, Кетцалькоатля и более десятка других богов, которых я не распознал. Их украшали пожертвования из свежих цветов и фруктов, тем самым доказывая, что туристы - если не сами астрономы - не упускали ни малейшей возможности вернуть контакт с Олимпийцами. Обычно, ученые - это агностики (как, впрочем, и большинство образованных людей, ведь правда?), но даже агностик всегда принесет в жертву цветок или несколько фруктов, чтобы задобрить бога на тот случай, если бы оказалось, что агностик ошибается. Возле здания Сената перекупщики уже устанавливали свои лавки, хотя первое заседание должно было начаться лишь завтра. Я купил там горсть фиников и прогуливался туда-сюда, кушая их и приглядываясь к мраморному фризу на стене. На нем были волнующиеся хлебные поля и посадки картофеля, которые вот уже две тысячи лет делали Египет житницей Империи. Ясное дело, здесь не было даже упоминания про Олимпийцев - египтяне не слишком-то интересуются космосом. Они предпочитают глядеть в свое славное (это они называют его славным) прошлое. Никто из ученых и не подумал бы организовывать здесь конференцию по Олимпийцам, если бы не то, что никому не хотелось переться в декабре в какой-нибудь северный город. Огромный зал был пуст внутри, если не считать рабов, устанавливающих ложа и плевательницы для участников. Выставочные залы были наполнены шумом рабочих, устанавливавших здесь экспонаты, но посторонних лиц туда не пускали; в кулуарах для участников было темно. По счастью, я заметил открытое помещение для журналистов. Это всегда прекрасное место для того, чтобы выпить на шару, а кроме того, мне хотелось знать, куда это все подевались. Дежурный раб объяснить мне этого не смог. - Где-то проходит закрытое заседание организаторов, вот и все, что я знаю... Ну а журналисты шастают, выискивая кого-нибудь, с кем можно было бы поговорить и взять интервью. - А уже потом, глядя мне через плечо, когда я записывался, раб добавил: - А, так ты пишешь научные романы, так? Может кто из журналистов заинтересуется и тобой. Конечно, это не назовешь слишком восторженным приглашением, но я согласился. Маркус всегда уговаривал меня принимать участие в рекламных акциях, поскольку это, по его мнению, подымает объем продаж, так что хотя бы в этом я мог пойти ему на руку. Журналист, правда, не выглядел особенно счастливым встречей со мной. В подвальных помещениях Сената было наскоро устроено несколько студийных помещений, и когда я появился в том, куда направил меня дежурный раб, там перед зеркалом сидел только один журналист, издеваясь над своей прической. Техники столпились у телеэкрана и смотрели какую-то развлекательную программу. Когда я представился, репортер отвел взгляд от своего отражения в зеркале лишь настолько, чтобы с сомнением поглядеть на меня. - Ты же не настоящий астроном, - сказал он мне. Я пожал плечами. Отрицать очевидное было бы глупо. - Тем не менее, лучше синица в руках, - буркнул он. - Ладно уж, садись тут и постарайся, чтобы голос у тебя звучал так, будто ты знаешь, о чем говоришь. - После этого он стал выдавать инструкции техникам. Все это было довольно странно. Я уже заметил, что техники носили золотые эмблемы граждан. У журналиста такого амулета не было, но, тем не менее, именно он отдавал приказы. Мне это нисколько не нравилось. Меня вообще достают большие коммерческие станции, которые возносят рабов на такие должности, где те отдают приказы свободным гражданам. Это нехорошая практика. Места учителей, преподавателей, воспитателей - это дело другое: рабы могут исполнять данные обязанности так же хорошо, как и свободные граждане, причем, за гораздо меньшие деньги. Но в данном случае мы имеем дело с проблемой морали. Раб обязан иметь хозяина, иначе, как тогда можно считать его рабом? Но если рабу позволяется исполнять роль хозяина, пусть даже в таком маловажном деле, как запись телепрограммы - это уже покушение на самые устои общества! Помимо всего, это еще и бесчестный конкурентный трюк. Эта работа нужна для свободных граждан. Нечто подобное пару лет назад произошло и в моей специальности: несколько авторов-рабов строчило приключенческие повестушки, но все мы собрались и положили этому конец - особенно, когда Маркус купил одну рабыню и сделал ее редактором. Ни один из авторов-граждан не хотел с ней работать. В конце-концов, Марку пришлось отослать ее в отдел рекламы, где она уже никому не наступала на мозоль. Посему я начал интервью скованно, а первый же вопрос раба-журналиста только ухудшил положение. Он сразу же атаковал: - Выпекая все эти свои научные романы, стараешься ли ты хотя бы поддерживать контакт с научной общественностью? Например, знаешь ли ты, что Олимпийцы прервали сообщение с нами? Не обращая внимания на камеры, я сделал сердитое лицо: - Научно-приключенческие романы как раз и касаются научной действительности. Олимпийцы же вовсе не "прервали сообщение". Просто возникли какие-то технические сложности, вызванные, по-видимому, помехами со стороны нашего же Солнца. Как я уже писал в одном из своих предыдущих романов - "Боги из радио" - электромагнитные импульсы поддаются... Он перебил меня: - Прошло уже, - тут он поглядел на часы, - двадцать девять часов с того момента, как они замолчали. Не похоже на обычные технические трудности. - Да все ясно, это из-за них. Нет никакой причины, чтобы они "прерывали сообщение". Мы уже представились им как существа действительно цивилизованные. Во-первых, потому что у нас развитая техника. Во-вторых, поскольку мы уже не ведем войн... впрочем, про это мы сообщили им еще в первый год. Как я уже упоминал в своем романе "Боги из радио"... Он укоризненно посмотрел на меня, потом повернулся и подмигнул оператору. - Писатель не может говорить ни о чем другом, только про свои книжки, не так ли? - весело заметил он. - Но, похоже, не любит он тратить свое богатое воображение понапрасну, если за это ему не платят. Я его попросил всего лишь высказать соображения, почему Олимпийцы прервали с нами связь, а он занимается саморекламой. Как будто существует какой-то другой повод для интервью! - Послушай-ка, - резко сказал я ему. Если ты не умеешь обращаться к гражданину соответствующим образом, я не собираюсь продолжать этот разговор. - Ладно, старик, - ответил он спокойно и повернулся опять к техникам: - Выключайте камеры. Возвращаемся в студию. Мы только зря теряем время. Мы расстались в настроении взаимоотвращения. Еще раз я сделал то, за что мой издатель с охотой бы меня прибил. В тот вечер, за ужином, Сэм никак меня не утешил. - Понятное дело, тип неприятный, - сказал он. - Но дело в том, что он прав. - Так значит они и вправду перестали? Сэм пожал плечами. - Мы уже не находимся на одной линии с Солнцем, так что это не может быть причиной. О боги преисподней, а я так надеялся, что причина в этом! - Мне очень жаль, дядя Сэм, - мягко заметила Рахиль. Она была одета в простое белое платье, на вид из ханьского шелка, без всяких украшений. Но ей в нем было к лицу. Я представлял, что под этим платьем не было ничего кроме великолепных форм женского тела. - Мне тоже очень жаль, - буркнул Сэм. Правда, его озабоченность совершенно не повлияла на аппетит. Он как раз собирался заняться первым блюдом - куриным бульоном с кусочками теста. Честно говоря, я и сам был не прочь поесть. Если бы даже в Рахили и было множество недостатков, следовало признать, что готовила она отменно. Это была простая домашняя еда, без всяких выкрутасов типа кабана, фаршированного зайцем, наполненного, в свою очередь, фаршем куропатки. Все было прекрасно приготовлено и великолепно подано слугой Базилием. - Во всяком случае, - сказал Сэм, заканчивая бульон, - у меня уже есть все. - Так ты знаешь, почему Олимпийцы прервали передачи? - спросил я, желая, чтобы мой приятель выдал секрет. - Нет. Я имею в виду твой роман, Юл. Моя идея с альтернативным миром. Если не хочешь писать о совершенно другом будущем, напиши об отличающемся настоящем. Я не успел спросить, что он имеет в виду, как Рахиль опередила меня. - Но ведь настоящее только одно, дорогой дядя, - заметила она. Я и сам не сказал бы лучше. - Тебя еще не хватало, - крякнул Сэм. - Я говорю про новый вид научных романов, моя дорогая. - Я не очень часто читаю научные романы, - стала оправдываться она совершенно не оправдывающимся тоном. Сэм не обратил внимания на этот факт. - Ведь ты историк, правда? - Рахиль и не собиралась подтверждать или отрицать это. По-видимому, история уже повлияла на ее жизнь. - Представь, если бы вся история пошла другим путем! Сэм так довольно улыбнулся нам, как будто сказал что-то чрезвычайно умное. Но никто из нас не ответил ему улыбкой. Рахиль указала ему на ошибку в рассуждениях: - Но ведь не пошла же. - Ну а если бы! Ведь это не единственное возможное настоящее, а то, которое наступило случайно. Могло быть миллион других! Вы только поглядите на те события прошлого, которые могли продолжиться по-другому. Представим, что Анний Публий не открыл Западные Континенты в 1820 году от основания Рима. Предположим, что император Публий Терминус не декларировал программу покорения космоса в 2122 году... Вы хоть понимаете, к чему я веду? В каком мире вы жили бы, если бы всего этого не произошло?! Рахиль уже открыла рот, чтобы ответить, но ее спас слуга. Он остановился в дверях, с выражением немой просьбы на лице. Когда Рахиль, извинившись, вышла, чтобы узнать, зачем ей необходимо быть на кухне, пришлось отреагировать мне: - Я никогда не писал чего-либо подобного, Сэм. И не слыхал, чтобы писал кто-то другой... - К этому я и веду. Ведь это будет нечто совершенно новое в написании научных романов. Разве ты не желаешь стать пионером нового рода литературы?! Мой жизненный опыт подсказал мне ответ: - Сэм, пионеры очень редко зарабатывают большие деньги. - Он сердито глянул на меня. - Вот сам бы ты мог написать такое, - тут же предложил я. Его обида проявилась в мрачном настрое. - Мне бы очень хотелось. Но пока не выяснится вопрос с Олимпийцами, у меня не будет времени на научные романы. Нет, Юл, это задание для тебя. В этот миг вернулась Рахиль, явно довольная собой, а за ней вошел Базилий, неся серебряный поднос с основным блюдом. Сэм тут же повеселел, равно как и я. Главным блюдом был зажаренный целиком козленок. Мне стало понятно, что Рахиль пригласили на кухню, чтобы она сама украсила маленькие рожки козленка цветочными гирляндами. Потом пришла служанка с кувшином вина, наполнив всем кубки. У нас не было особой возможности поговорить, не оставалось ничего, кроме как хвалить кулинарное искусство хозяйки. Потом Сэм поглядел на часы. - Великолепный ужин, Рахиль, - сказал он. - Но мне пора возвращаться. А ты сама как считаешь? - О чем это ты? - О том, что надо помочь несчастному Юлу поискать какие-нибудь исторические верстовые столбы, которые он смог бы использовать в своем романе. Выходит, он не слышал ни слова из того, о чем я ему говорил. Впрочем, можно было и не делать ему замечания на этот счет, потому что сама Рахиль выглядела озадаченной. Несколько неуверенно она сказала: - Я не слишком хорошо разбираюсь в упомянутых тобою периодах: временах Публия Терминуса и тому подобных. Я специализируюсь на временах, непосредственно последующих императору Августу, когда Сенату была возвращена власть. - И прекрасно, - сказал Сэм, явно довольный собой. - Это такой же хороший период, как и любой другой. Поразмысли, какими могли быть последствия, если бы какое-то незначительное событие пошло по-другому. Если бы, скажем, Август не женился на Ливии и не усыновил ее Друзуса, который стал его наследником. - Он обратился ко мне, как бы предлагая зажечь огонь моего воображения от искры его вдохновения. - Наверняка тебе удастся найти скрытые в этом возможности, Юл! Подскажу, что тебе надо сделать. Еще довольно-таки рано. Возьми Рахиль, сходите куда-нибудь потанцевать, выпейте винца, а ты послушай, что она тебе расскажет. Что в этом плохого? Двое молодых людей должны радоваться жизни! Наверняка, это было самое умное предложение Сэма за последние несколько дней. Во всяком случае, мне так казалось, а Рахиль была настолько послушной племянницей, что согласилась с дядей. Так как я в Александрии был впервые, ей самой пришлось предложить, куда нам пойти. Уже по первым ее замечаниям, я понял, что она жалеет мой кошелек. Я же не мог позволить ей этого. Была не была, но вечер с Рахилью обошелся бы дешевле и уж наверняка интереснее, чем наем комнаты на постоялом дворе и столование в ресторанах. Мы выбрали местечко в портовом квартале, неподалеку от волнолома. Это было вращающееся ночное заведение на крыше постоялого двора, выстроенного в стиле древних пирамид. По мере вращения, перед нами открывались огни Александрии, работы в порту, а потом и открытое море с невысокими, отражавшими свет звезд волнами. Я собирался как можно быстрее позабыть о концепции "альтернативных миров", но Рахиль была гораздо обязательнее. После первого же танца она начала: - Мне кажется, я смогу тебе помочь. Был один случай, произошедший в правление Друзуса... - Нам обязательно говорить про это сейчас? - спросил я, наполняя ее бокал. - Но ведь дядя Сэм, это он говорил, что надо... Мне казалось, что ты хочешь попробовать силы в новом виде научных романов. - Нет, этого хочется твоему дядюшке. Видишь ли, тут есть одна проблема. Это правда, что издатели всегда требуют чего-нибудь новенького и оригинального. Но если автор будет настолько глуп, что попытается дать им нечто подобное, они этого просто не поймут. Когда они требуют "оригинальные" произведения, то имеют в виду "оригинально" шаблонные. - Я считаю, - сообщила она с уверенностью, достойной пророчицы, но гораздо понятней, - что замыслы дяди, обычно, плохими не бывают. - Мне не хотелось с ней спорить, поэтому я даже и не пытался протестовать, во всяком случае, открыто. Просто я позволял ей высказаться. - Видишь ли, - продолжила Рахиль, - я занимаюсь проблемами наследования власти в ранний период истории Римской Империи. Сейчас я изучаю вопросы, связанные с еврейской диаспорой в период после правления Друзуса. Я думаю, тебе известно, когда это произошло? Я действительно знал, хотя и без особых подробностей. - Это было восстание в Иудее, правильно? Она кивнула. Выходило это у нее чрезвычайно привлекательно: светлые волосы переливались, а в глазах появлялись искорки. - Знаешь, для иудеев это было страшной трагедией, и, как говорит дядя, она могла не произойти вообще. Если бы наместник Тиберий был тогда жив, ничего бы не случилось. Я закашлялся. - Не уверен, что помню, кто такой Тиберий, - кающимся тоном признался я. - Он был наместником Иудеи, причем очень хорошим, честным и справедливым. Он был братом императора Друзуса, дядя упоминал о нем, сына Ливии, приемного наследника императора Августа. Того, что вернул власть Сенату, когда на какое-то время Август забрал ее исключительно себе. Во всяком случае, Тиберий был самым лучшим наместником, которого когда-либо имели иудеи, равно как Друзус был самым лучшим императором. Тиберий умер за год до восстания. Поговаривали, что поводом его смерти стали подпорченные фиги, которые он съел перед этим. Хотя, это могла сделать и его жена Юлия, дочь Августа от его первой жены... Я подал сигнал тревоги: - Что-то все эти имена смешались у меня в голове, - признался я. - Самый главный, которого тебе стоит запомнить - это Тиберий, о котором я уже говорила. Если бы он жил, восстания бы не было. Но тогда бы не появилась и диаспора. - Понял, сказал я. - Потанцуем? Она нахмурила бровки, но потом улыбнулась. - Возможно, это и не самая интересная тема... вот если бы ты сам был иудеем... Ладно, пошли танцевать. До сих пор это было ее лучшее предложение. Оно дало мне возможность с помощью пальцев убедиться в том, о чем уже давно говорили глаза, уши и нос: Рахиль была очень красивой, очень привлекательной девушкой. Перед тем, как выйти из дома, она пошла переодеться, но, по счастью, новое одеяние было таким же мягким и прилегающим к телу, так что мои ладони наслаждались тонким удовольствием прикосновений к ее плечам и рукам. - Прости, - шепнул я ей на ухо, - если показался тебе глуповатым. Я и правда немного знаю о древней истории... о первом тысячелетии от основания Города. Рахиль тактично не обратила моего внимания на то, что ей это известно. Вместе со мной она с явным удовольствием двигалась в такт музыке. Через некоторое время она заявила: - У меня появилась новая идея. Давай вернемся к столику. - И, не успели мы еще сойти с танцевального подиума, как она уже говорила: - Давай вспомним о твоем предке, Юлии Цезаре. Он завоевал Египет именно здесь, в Александрии. А что, если бы случилось наоборот, если бы египтяне победили его, что чуть и не произошло? Теперь я слушал ее очень внимательно - значит она заинтересовалась мною настолько, чтобы задать Сэму пару вопросов о моем прошлом! - Это невозможно, - ответил я ей. - Юлий никогда не проигрывал войн. Впрочем... - К своему изумлению я заметил, что начинаю всерьез относиться к безумному предложению Сэма. - Ведь нечто подобное было бы трудно написать, ведь так? Если бы Легионы были побеждены, образ мира изменился бы совершенно. Ты можешь представить себе мир, который не был бы римским? - Нет, - ответила она сладеньким голоском, - но ведь это уже твои проблемы, не так ли? Я отрицательно покачал головой. - Нет, это слишком глупо, - засомневался я. - Читатели в это не поверили бы. - Юлий, но ты можешь попробовать, - заявила Рахиль. - Видишь ли, тут у нас появляется интереснейшая возможность. Друзус мог и не дожить до вступления на императорский трон. Еще при жизни Августа он был серьезно ранен в Галлии. Тиберий... Помнишь Тиберия? - Да, его брата. Того, что так тебе нравится. Которого Друзус сделал наместником Иудеи. - Именно его. Так вот, Тиберий день и ночь мчался на коне, чтобы доставить Друзусу самых лучших врачей из Рима. Все висело на волоске. Друзус еле-еле остался в живых. - Да?! - прибавил я, самим тоном прося продолжения. - И что тогда? На ее лице появилось сомнение. - Не знаю, что тогда. Я подлил ей вина. - Мне кажется, следует придумать какое-то продолжение, и я смогу это сделать, - сказал я, глубоко задумавшись. - Особенно, если ты поможешь мне с подробностями. Наверняка Тиберий стал бы императором вместо Друзуса. Ты говоришь, что это был добрый человек; то есть, он сделал бы приблизительно то же, что и Друзус - вернул бы власть Сенату после того, как Август и мой уважаемый предок Юлий сделали его практически безработным... Вдруг я замолчал, удивленный своими словами. Все шло так, будто я уже совершенно серьезно принял сумасшедший замысел Сэма. С другой стороны, все было не так уж и плохо. Похоже, что и Рахиль начинает воспринимать меня серьезно! Тут уж я почувствовал себя значительно лучше, сохраняя прекраснейшее настроение во время последующих танцев и почти часовой исторической лекции из ее прекрасных губок... вплоть до того момента, когда по возвращению домой прокрался на цыпочках от своей до ее двери и обнаружил, что на коврике у ее спальни спит ее слуга Базилий, держа в руках огромную и тяжеленную дубинку. Ночь я провел отвратительно. Отчасти, виною всему были мои гормоны. Голова моя прекрасно понимала, что Рахиль и не хотела, чтобы я прокрадывался к ней в спальню, иначе и не оставляла бы на пороге слугу. Но вот мои железы совершенно не чувствовали себя счастливыми. Только что они упаивались ее запахами, видом, прикосновениями, а теперь злились, что их сокровенные желания не были удовлетворены. Но самое паршивое было, просыпаться каждый час и размышлять о своем финансовом крахе. И сама бедность не была так уж страшна. Каждый писатель должен был научиться жить в бедности между выплатами гонорара. Это еще не катастрофа, только неудобство. Из-за бедности рабом не становишься. Но на мне висело несколько весьма приличных долгов. А вот из-за них гражданин может и рабом сделаться. 4. КОНЕЦ МЕЧТАМ На следующее утро я проснулся поздно и с больной головой, пришлось взять трехколесный экипаж, чтобы он подвез меня к зданию Нижнего Сената. Ехать удавалось только медленно; чем ближе к цели, тем медленнее. Я видел, как Легион формирует ряды для почетной встречи, когда приближался эскорт правительницы Египта - женщины-фараона, чтобы начать церемонию открытия Конференции. Водитель экипажа не захотел подвезти меня ближе, чем к окружавшему здание базару, поэтому пришлось толкаться среди туристов, высматривающих, как правительница выходит из своей царской лектики. Раздался тихий возглас удовлетворения, нечто среднее между вздохом и смехом. Туристы прибыли сюда увидеть именно это. Они напирали на барьеры легионеров, в то время как царица с непокрытой головой и в тянущимся по земле платье приближалась к святыням, расположенным снаружи здания Сената. С надлежащим уважением и без спешки она провела обряд возложения жертв. В это время туристы щелкали фотоаппаратами, а я стал беспокоиться о времени. Что будет, если в силу экуменической терпимости она решит посетить все пятьдесят святилищ? Но, уделив внимание лишь Изиде, Амону-Ра и Матери Нил, царица зашла вовнутрь здания, чтобы открыть сессию Конференции. Легионеры несколько расслабились. Туристы стали растекаться по автобусам, фотографируя теперь уже друг друга, а я тоже прошел в здание. Царица провозгласила хорошую, то есть краткую, вступительную речь. Вся проблема была в том, что говорила она, в основном, для пустых стульев. Большой зал александрийского Нижнего Сената вмещает две тысячи человек. Сейчас здесь находилось не более полутора сотен, в большинстве своем стоящих небольшими группками в проходах и задней части зала, совершенно не обращая внимания на выступление царицы. Мне показалось, она это заметила и потому сократила выступление. Только что она говорила нам, как научные исследования внешнего пространства совпадают с древнейшими традициями Египта (чего совершенно никто не слушал), а в следующий момент ее голос уже замолк, и она вручила своим ассистентам скипетр и державу. Шествуя гордо, как пристало самодержице, она спустилась с подиума и удалилась. Но гул разговоров вовсе не утих. Понятное дело, все говорили только об Олимпийцах. Даже когда Президор Коллегиума выступил и объявил о начале первого заседания, зал так и не заполнился. Но большая часть присутствующих, по крайней мере, уселась - все так же по группкам - гул разговоров не утих. Даже ораторы, как могло показаться, не слишком думали о том, что говорили. Первым из них был почетный Президор-Эмеритус, родом с южных египетских гор. Он резюмировал все известное до сих пор об Олимпийцах. Свою речь он провозгласил так быстро, как будто диктовал ее скрибе. Впрочем, она и не была такой уж интересной. Понятно, дело было в том, что сама речь приготовлена была несколько дней назад, когда сигналы от Олимпийцев все еще приходили, и никто не мог ожидать, что сообщение будет прервано. Теперь все это уже не имело никакого значения. На научных конгрессах больше всего меня привлекает не содержание зачитываемых рефератов - ту же самую информацию легче и удобнее найти в научной периодике любой библиотеки. Дело даже не в вопросах и ответах после каждого выступления, хотя здесь можно встретить презабавнейший материал. Нет, больше всего меня привлекает "звучание науки", своеобразный жаргон сокращений, которым ученые пользуются, говоря о своей специальности. Посему обычно я сажусь где-нибудь сзади, подальше ото всех, и стилосом по табличке записываю фрагменты бесед, одновременно придумывая, как воткнуть их в свой новый научный роман. Сегодня об этом не могло быть и речи. Дискуссия никак не могла стронуться с места. Докладчики вставали поочередно, читали свои рефераты, давали необязательные ответы на несколько таких же необязательных вопросов, после чего спешно покидали зал. После каждого такого ухода число присутствующих таяло, и в конце концов до меня дошло, что сюда пришли лишь те, кому сегодня выпало выступать. Когда, озверев от скуки, я решил, что, чем сидеть с пустой табличкой, лучше выпить вина и чего-нибудь перекусить, то заметил, что и в кулуарах мало кто остался. Никого знакомого я не встретил. Я даже понятия не имел, где можно найти Сэма. В самый полдень Президор, уступая перед неизбежным, сообщил, что до особого объявления все последующие заседания временно откладываются. Этот день пошел псу под хвост. Что же касается ночи, тут надежд у меня было больше. Рахиль приветствовала меня сообщением, что Сэм прислал весточку о том, что задерживается и на ужин прийти не сможет. - Он хотя бы сказал, где его искать? - Рахиль отрицательно покачала головой. - Наверняка пошел к кому-то очень важному, - догадался я. Потом рассказал Рахили о провале конференции, и только после этого ко мне вернулось хорошее настроение. - Значит, можно будет сходить куда-нибудь поужинать, - предложил я. Рахиль решительно отказалась. У нее было достаточно такта, чтобы не говорить о деньгах, хотя Сэм наверняка посвятил ее в секреты моей деликатной финансовой ситуации. - Гораздо больше мне нравится еда, приготовленная моим поваром, чем все то, что подают в ресторанах, - заявила она. - Так что поужинаем дома. Ничего шикарного не обещаю, обычный ужин для двоих. Больше всего мне понравилось это "на двоих". Базилий поставил софы в виде буквы V, так что мы чуть ли не сталкивались головами, а под руками у нас были низенькие столики, куда мы ставили блюда. Улегшись на софе, Рахиль сразу же заявила: - Сегодня я совершенно не могла заниматься. Никак не идет из головы этот твой замысел. Вообще-то идея исходила от Сэма, но я не видел повода ее поправлять. - Мне это лестно, - сказал я. - Жаль только, что это помешало тебе работать. Она лишь пожала плечами и продолжила: - Я почитала кое что о том периоде, в особенности же, о некоей маловажной личности, иудейском религиозном предводителе по имени Иешуа из Назарета. Ты слыхал о нем? Большинство людей не слыхало, хотя у этого человека было довольно-таки много сторонников. Они называли себя христианами. Но это была всего лишь банда дикарей, не больше. - К сожалению, я плохо знаю историю Иудеи, - ответил я по-правде, а потом добавил: - Но, хотелось бы узнать и побольше. - А вот это уже правдой не было, во всяком случае, тогда. - Ну конечно же, - сказала Рахиль. - Ей, несомненно, казалось совершенно естественным, что я желаю получше ознакомиться с временами, наступившими после смерти Августа. - Так вот, этот Иешуа был предан суду за разжигание бунта, после чего его приговорили к смерти. Я захлопал глазами. - А не на рабство? Рахиль отрицательно покачала головой. - В те времена наказывали не только тем, что продавали в рабство, но и карали физически. Даже смертью, причем, довольно-таки часто, преступника умерщвляли очень варварскими способами. Но Тиберий, будучи наместником, решил, что это слишком суровое наказание для бунтовщика. Поэтому он смягчил приговор, приказав преступника лишь бичевать, а потом отпустить. Мне кажется, это было очень разумным решением. Ведь иначе, этот Иешуа стал бы мучеником, и одни только боги знают, что произошло бы потом. А так христиане постепенно отошли от него, и очень скоро течение распалось... Базилий, можешь подавать следующее блюдо! Я с интересом приглядывался, как Базилий выполняет приказ. Оказалось, что подает он жаворонков с оливками! Мне это понравилось не только потому, что я обожаю это кушанье. "Простой ужин" оказался куда более изысканным, чем прием для нас с дядей вчера вечером. Дела шли все лучше и лучше. - Рахиль, ты можешь мне кое-что сказать? - спросил я. - Мне казалось, что ты тоже иудейка. - Естественно, что это так. - Вот это меня несколько и удивляет, - признался я честно. - Мне казалось, что иудеи верят только в единственного бога - Яхве. - Так оно и есть, Юл. - Но... - заколебался я. Мне так не хотелось испортить того, что, быть может, рождалось сейчас между нами, но любопытство побеждало. - Ведь ты сказала "боги". Разве это не противоречит твоей вере? - Нисколько, - ответила она очень спокойно. - Наш великий пророк Моисей принес нам заповеди Яхве с вершины большой горы, в этом нет никаких сомнений. Первая же заповедь гласит: "Да не будет у тебя других богов пред лицем моим" [Исход, 20:3]. Понял? Яхве наш первый бог. Перед ним нет никого. Обо всем этом сказано в книгах наших раввинов. - И вы их слушаете? Она задумалась. - В каком-то смысле, да. Юл, мы традиционалисты. Ведем себя согласно традиций, а раввинские книги их только поясняют. Рахиль уже не кушала; я тоже перестал есть и протянул руку, чтобы погладить ее по щеке. Она не отодвинулась, но нельзя сказать, что и отреагировала благосклонно. Через какое-то время, не глядя на меня, она сказала: - Существует, например, такая иудейская традиция, чтобы женщина до свадьбы оставалась девственницей. Моя рука улетучилась сама, без всякого приказа с моей стороны. - Да? - Раввинские книги лишь уточняют все эти дела. Говорят, что в течение первого часа каждой ночи на страже у двери комнаты незамужней женщины должен стоять сам хозяин дома, но если его нет в живых, это делает самый доверенный невольник. - Понятно, - сказал я. - Так у тебя до сих пор еще не было мужчины, правда? - Еще нет, - ответила Рахиль и снова взялась за еду. Я тоже не был еще женат, хотя, говоря честно, и девочкой меня не назовешь. Но дело было в том, что жизнь автора научных романов трудно считать финансово стабильной; опять же, я еще не нашел женщину, с которой хотел бы связать жизнь... Если цитировать Рахиль, я считал, что "еще нет". Я пытался не думать об этом. Ясно было одно, если раньше моя финансовая ситуация была деликатная, то теперь она превратилась в трагическую. На следующее утро я размышлял о том, чем заняться в течение всего дня, но решение за меня приняла Рахиль. Она ожидала в атриуме. - Садись рядом, Юл, - сказала она, указывая на лавку. - Я долго не могла заснуть, размышляла, и думаю, что у меня для тебя кое-что имеется. Представим, что этого Иешуа все-таки казнили... Не такого приветствия я ожидал, ни на мгновение все темы вчера