пника тоже детский мозг, и то, что он сделал -- детская работа. О, моя дорогая, я вижу, что глаза ваши широко открыты, и блеснувший свет показал вам всю глубину...-- пре­рвал он ход своих размышлений, видя, что миссис Хар­кер всплеснула руками, и глаза у нее засверкали. Затем он продолжал: -- Теперь настала ваша очередь говорить. Скажите нам, сухим людям науки, что вы видите вашими блестя­щими глазами. Он взял Мину за руку и крепко держал ее, пока она говорила. Его большой и указательный палец нажимали инстинктивно и невольно, как мне показалось, ее пульс, пока она говорила: -- Граф типичный преступник. Нордау и Ломброзо определили бы его так же, и действительно, ум его не­правильно сформирован. Поэтому в затруднении он об­ращается к привычному способу. Его прошлое может служить руководящей нитью для будущего; одна стра­ница этого прошлого, которое мы знаем по его собствен­ным рассказам, содержит описание того момента, когда граф, находясь в тисках, вернулся в свою страну из той, которой хотел овладеть, с целью приготовиться к новому походу. И он вернулся на поле брани лучше подготов­ленный и победил. Точно так же он прибыл в Лондон, чтобы овладеть новой страной. Он потерпел поражение и, когда потерял последнюю надежду на успех, и само его существование оказалось в опасности, он бежал за море к себе домой, как раньше бежал через Дунай из турецкой земли. Так как он преступник, то он себялюбив; и так как его разум ограничен, недоразвит, то действия его осно­ваны на себялюбии, и он замыкается на одной цели. Эта цель -- жестокость. Как раньше он бежал за Дунай, бросив свое войско во власть врага, так и теперь он хо­чет спастись, забыв обо всем остальном. Итак, его собст­венное себялюбие освобождает мою душу от ужасной власти, которую он приобрел надо мною в ту страшную ночь. Я почувствовала это, о, как почувствовала! Благо­дарение Господу за Его великое милосердие. Моя душа стала такой свободной, какой не была с того самого ужасного часа; и меня только мучит страх, что во время транса или сна он может, пользуясь моей близостью к вам, выведать от меня ваши планы. Профессор успокоил ее: -- Он пользовался только вашим разумом: поэтому он и сумел задержать нас здесь в Варне, между тем как корабль, на котором он находился, незаметно пронесся, пользуясь туманом, в Галац, где, несомненно, им все при­готовлено, чтобы скрыться от нас. Но его детский ум не пошел дальше, и может быть, по Божьему промыслу, то, чем злодей хотел воспользоваться для собственной пользы, окажется для него величайшим вредом. Охотник попал в свои собственные сети. Именно теперь, когда граф думает, что замел следы, что опередил нас на много часов, его детский мозг внушает ему, что он вне опас­ности. Он думает также, что поскольку он отказался от чтения ваших мыслей, то и вы не будете знать о нем. Вот тут-- то он и попался. Страшное крещение кровью, которое он совершил над вами, дает вам возможность мысленно являться к нему, как вы это делали во время вашей сво­боды, в момент восхода и заката солнца. Вы перенесе­тесь к нему силой моей воли, а не его. И эту полезную для вас и для других способность вы приобрели от не­го же ценою вашего страдания и мук. Главное, он не подо­зревает ни о чем, ибо для собственного спасения сам отказался от знания нашего местопребывания. Мы, од­нако, не так себялюбивы и верим, что Господь с нами. Мы последуем за графом; мы не сдадимся, и, даже если погибнем, все же не будем походить на него. Джон, это был великий час; он подвинул нас далеко вперед на на­шем пути! Вы должны все записать, и когда остальные вернутся по окончании своих дел, дадите им это про­честь; тогда они будут знать столько же, сколько и мы. Я записал, пока мы ждали их возвращения, а мис­сис Харкер перепечатала мою запись на машинке. Глава двадцать шестая ДНЕВНИК ДОКТОРА СЬЮАРДА 29 октября (записано в поезде по дороге из Варны в Галац). Вчера вечером, перед самым закатом солнца, мы снова собрались все вместе. Каждый из нас исполнил свое дело как нельзя лучше: мы запаслись на весь день пере­езда и на предстоящую работу в Галаце всем, что могла подсказать наша изобретательность, усердие и случай. Когда настало время, миссис Харкер приготовилась к сеансу гипноза. На этот раз Ван Хелзинку пришлось употребить больше усилий, чтобы заставить ее впасть в транс. Обыкновенно она сама начинала говорить, до­статочно было дать маленький толчок, но на этот раз профессору пришлось задать вопросы довольно-- таки решительным тоном, пока удалось узнать кое-- что. На­конец она все-- таки заговорила: -- Я ничего не вижу: мы стоим на месте, нет никаких волн, лишь вода мягко журчит вдоль борта. Я слышу человеческие голоса вдали и вблизи и скрип и шум весел в уключинах. Откуда-- то раздался выстрел из ружья; его эхо кажется далеким. Вот раздался топот над моей го­ловой -- тащат какие-- то веревки и цепи. Что такое? Отку­да-- то луч света, и я чувствую дуновение ветерка. Тут она умолкла. Она приподнялась с дивана, где лежала так, словно ее кто-- то принуждал к этому, и про­стерла обе руки ладонями внутрь, точно поднимала ка­кую-- то тяжесть. Ван Хелзинк и я посмотрели друг на друга -- нам все стало ясно. Наступило продолжительное молчание. Мы поняли, что ее время прошло и что она больше нам ничего не скажет, нам тоже нечего было сказать. Тут она приподнялась с дивана и сказала: -- Видите, друзья мои. Он у нас в руках: он покинул свой ящик с землей. Но ему еще нужно попасть на бе­рег. Ночью он, может быть, где-- нибудь спрячется. Но если его не перенесут на берег или если корабль не при­чалит, то он не сможет попасть на сушу. Он может только ночью изменить свой облик и пере­прыгнуть или перелететь на берег, так как если его по­несут, он не сможет сбежать. И если его будут перено­сить, то, возможно, таможенные чиновники захотят осмотреть содержимое ящика. Таким образом, если он сегодня до рассвета не попадет на берег, весь следую­щий день для него пропал. В этом случае мы попадем как раз вовремя. Если он не уйдет ночью, мы нападем на него днем, выгрузим его, и он будет в нашей власти: ведь он не может показаться таким, какой он на самом деле -- в человеческом образе, -- тогда его узнают... Сегодня рано утром мы снова с трепетом прислушивались к ее словам во сне. На сей раз она еще дольше не засыпала, а когда заснула, оставалось лишь несколько минут до рассвета, так что мы начали отчаиваться. Ван Хелзинк, казалось, вложил всю свою душу в ста­рания, и в конце концов, повинуясь его воле, она отве­тила: -- Всюду мрак. Слышу журчание воды на уровне моего уха и какой-- то треск, точно дерева о дерево. Она умолкла, и взошло солнце... Придется ждать до завтра. И вот мы едем в Галац и сгораем от нетерпения. Мы должны были приехать между двумя и тремя часами утра; но уже в Бухарест мы приехали с опозданием на три часа, так что раньше чем после восхода солнца ни­как не сможем быть на месте. Значит, у нас будут еще два гипнотических сеанса с миссис Харкер, и тот или другой прольют больше света на то, что произошло. Позже. Солнце взошло и зашло. К счастью, все происходило в такое время, когда нам ничто не мешало, так как, случилось это на станции, у нас не было бы необходимо­го покоя и уединения. Миссис Харкер поддавалась гип­нозу еще хуже, чем сегодня утром. Боюсь, ее способ­ность читать мысли графа прекратится как раз тогда, когда мы больше всего будем в этом нуждаться. Мне кажется, что начинает работать главным образом ее собственная фантазия. Вот что она сказала в трансе: -- Что-- то выходит: оно проходит мимо меня, точно холодный ветер. Вдали слышатся какие-- то глухие зву­ки -- точно люди говорят на каких-- то странных языках; сильный шум воды и вой волков. Она умолкла и больше ничего не сказала. Когда очнулась, то не могла вспомнить ничего из того, что го­ворила. 30 октября, 7 часов вечера. Мы близ Галаца; потом мне некогда будет писать. Сегодня мы нетерпеливо ждали восхода солнца. Зная, что с каждым днем становится все труднее усыплять миссис Харкер, Ван Хелзинк принялся за дело гораздо раньше, чем обыкновенно. Его усилия не производили никакого действия, и лишь за минуту до восхода солнца она заговорила. Профессор не терял драгоценного вре­мени и засыпал ее вопросами, на которые она так же быстро отвечала: -- Всюду мрак. Слышу шум воды и стук дерева о дерево. Где-- то мычит скотина. Вот еще какой-- то звук, очень странный, точно... Она умолкла. -- Дальше, дальше! Говорите, я приказываю, -- сказал Ван Хелзинк, волнуясь. Она открыла глаза и произнесла: -- Ах, профессор, зачем вы просите меня делать то, чего, вы сами знаете, я не могу! Я ничего не помню. Затем, заметив наши удивленные лица, она встрево­жилась и, переводя свой взор с одного лица на другое, спросила: -- Что я сказала? Что я сказала? Я ничего не помню, кроме того, что я лежала тут в полусне, а вы мне гово­рили: "Дальше! Говорите, я приказываю!" И мне странно было слышать, точно я какое-- то непослушное дитя! -- О, миссис Мина, -- сказал Ван Хелзинк с грустью, -- это доказательство того -- если вообще нужны доказательства -- что я люблю и уважаю вас, раз слово, сказанное мною в более серьезном тоне для вашего же добра, могло показаться вам таким странным, потому что я приказывал той, которой я считаю счастьем пови­новаться. Раздаются свистки: мы приближаемся к Галацу. ДНЕВНИК МИНЫ ХАРКЕР 30 октября. Мистер Моррис повел меня в гостиницу, где для нас были приготовлены комнаты, заказанные по телеграфу; он один был свободен, так как не говорил ни на одном иностранном языке. Годалминг пошел к вице-- консулу, Джонатан отправился с обоими докторами к агенту пароходства узнать подробности о прибытии "Царицы Екатерины". Позже. Лорд Годалминг вернулся. Консул в отъезде, а вице-- консул болен, так что все было сделано простым писцом. Он был очень любезен и обещал и впредь делать все, что в его власти. ДНЕВНИК ДЖОНАТАНА ХАРКЕРА 30 октября. В девять часов доктор Ван Хелзинк, доктор Сьюард и я отправились к господам Маккензи и Штейнкопф, агентам лондонской фирмы Хэтвуд. Они получили теле­грамму из Лондона с просьбой оказывать нам всевоз­можные услуги. Они тотчас же провели нас на борт "Ца­рицы Екатерины", стоявшей в гавани на якоре. Тут мы увиделись с капитаном по имени Донелсон, который рас­сказал, что он еще никогда в жизни не совершал такого удачного рейса. -- Господи, -- сказал он, -- мы даже боялись, что такое счастье не пройдет даром. Неудивительно, что мы так скоро пришли из Лондона в Черное море, раз ветер дул нам в корму точно сам черт. И за все время мы ровно ничего не видели. Как только мы приближались к какому-- нибудь кораблю, порту или мысу, поднимался туман, сопровождавший нас все время, пока мы проходили ми­мо них. У Гибралтара нам даже не удалось подать си­гнала, и до самых Дарданелл, где пришлось ждать про­пуска, мы никого не встретили. Сначала я хотел опу­стить паруса и постоять на месте, пока не пройдет туман, но потом подумал, что если сатана решил поскорее вогнать нас в Черное море, то он все равно это сделает; вдобавок, если мы придем раньше, то владельцам не будет никакого убытка и не повредит также нашей ре­путации, а старый черт, старавшийся так из своих личных интересов, будет лишь благодарен нам за то, что мы ему не мешаем. Такая смесь простоты и хитрости, предрассудков и коммерческих соображений расшевелила Ван Хелзин­ка, и он ответил: -- Мой друг, этот дьявол гораздо умнее, чем кажется, и он знает, когда встречаться с достойным сопер­ником. Шкипер остался недоволен комплиментом, но про­должал: -- Когда мы прошли Босфор, люди стали ворчать: некоторые из них, румыны, пришли ко мне и попросили меня выкинуть за борт тот большой ящик, который ка­кой-- то странный господин погрузил на корабль перед самым отходом из Лондона. Господи! До чего эти ино­странцы суеверны! Я их живо осадил, предложив им следить за своими обязанностями, но когда нас снова окутал туман, я решил, что, может быть, они и правы, хотя им я ничего не сказал. Итак, мы пошли дальше, и после того, как туман простоял пять дней, я решил, что пусть ветер несет нас, куда хочет, так как все равно против дьявола не пойдешь -- он сумеет настоять на своем. Как бы там ни было, но дорога была все время прекрасная, вода все время глубока, и два дня тому назад, когда восходящее солнце показалось сквозь туман, мы уже находились на реке против Галаца. Румыны взбунтовались и потребовали, чтобы я выкинул ящик в реку. Мне пришлось бороться с ними с ору­жием в руках: тогда только удалось убедить их, что дур­ной или недурной глаз, а имущество моих владельцев должно находиться в моих руках, а не в Дунае. Они, подумайте только, чуть не схватили ящик и не выбро­сили его за борт, но так как на нем было помечено "Галац через Варну", то я решил выгрузить его в ближайшем порту. Туман не проходил, и мы всю ночь простояли на якоре. На следующее утро до восхода солнца на борт поднялся человек и сказал, что получил письменное поручение из Англии взять ящик, предназначенный графу Дракуле. Ящик, конечно, был к его услугам. Он предоставил все бумаги, и я рад был отделаться от этой проклятой штуки, так как она начинала меня беспокоить. Если у дьявола и был какой-- то багаж на борту корабля, то им мог быть только этот самый ящик. -- Как звали того господина, который его взял? -- спросил Ван Хелзинк. -- Сейчас скажу! -- ответил капитан. Он спустился в свою каюту и, вернувшись, представил бумагу, под­писанную "Эммануил Гильденштейн, Бурген штрас­се, 16". Убедившись, что он больше ничего не знает, мы поблагодарили его и ушли. Мы застали Гильденштейна в конторе. Это был старый еврей с большим, горбатым носом и в ермолке. Он руководствовался аргументами особого рода и, поторговавшись немного, сказал нам все, что знал. Знания его были скудны, но очень ценны для нас. Он получил письмо от мистера де Билля из Лон­дона с просьбой взять, если возможно, до восхода солн­ца, во избежание таможенных неприятностей, ящик с корабля "Царица Екатерина", прибывающего в Галац. Ящик он должен был передать некоему Петру Чин­скому, которому было поручено нанять словаков, зани­мающихся сплавом грузов вниз по реке. За этот труд ему заплатил некий англичанин кредитными билетами, ко­торые придется разменять на золото в Дунайском интер­национальном банке. Когда Чинский к нему пришел, он повел его к кораблю и передал ящик. Вот все, что он знал. Тогда мы пошли искать Чинского, но нигде не могли найти. Один из его соседей, по-- видимому, мало ему преданный, сказал, что он ушел из дома два дня тому назад и неизвестно куда. То же самое подтвердил управ­ляющий, получивший через посыльного ключи от дома вместе с условленной платой английскими деньгами. Все это происходило вчера вечером, между десятью и одиннадцатью часами. Мы стали в тупик. Пока мы разговаривали, к нам, задыхаясь, подбежал какой-- то человек и сказал, что в ограде Св. Петра нашли тело Чинского и что шея у него истерзана точно каким­-- то зверем. Те, с кем мы разговаривали, тотчас же по­бежали туда смотреть, женщины кричали, что "это дело рук словаков!" Мы поспешили уйти, дабы нас не втянули в эту историю. Дома мы не могли прийти ни к какому решению. Мы узнали, что ящик находится в пути и куда-- ­то плывет, но куда -- нам еще предстояло узнать. Подав­ленные и разочарованные, мы вернулись в гостиницу к Мине. Собравшись снова вместе, мы первым делом обсудили вопрос, не рассказать ли нам все Мине. Дела в от­чаянном положении, и это наша последняя надежда, хотя и мало обещающая. В виде награды я был осво­божден от обещания, данного мной Мине. ДНЕВНИК МИНЫ ХАРКЕР 30 октября, вечером. Они вернулись такие усталые, истощенные и удру­ченные, что я предложила им прилечь хотя бы на пол­часа, пока я буду записывать все, происшедшее до сих пор. По моей просьбе доктор Ван Хелзинк дал мне все бумаги, которые я еще не видела. Пока они отдыхают, я хорошенько все просмотрю и, может быть, приду к какому-- нибудь заключению. Попробую последовать при­меру профессора и обдумаю все данные без предвзятости. Я верю, что Провидение мне поможет. Теперь я более чем убеждена, что я права. Мое за­ключение готово, так что я перепишу все начисто и про­чту им. Пусть они его обсудят. ЗАМЕТКА МИНЫ ХАРКЕР (Внесенная в дневник) Необходимые вопросы -- Нужно разрешить задачу о графе Дракуле. а) Его будут переносить. Это ясно, так как если бы он был в состоянии передвигаться по своему усмотре­нию, то он явился бы в виде человека, или летучей мы­ши, или в каком-- нибудь другом. Он, очевидно, боится, что его откроют или узнают, а в том беспомощном со­стоянии, в котором он находится, заключенный от восхода до заката солнца в ящик, это для него не без­опасно. б) Где искать и поймать? Тут нужно идти путем исключений. На дороге, в поезде или на воде? 1. На дороге. Тут масса затруднений, в особенности при выезде из города: а) Могут встретиться люди, а люди любопытны и пронырливы. Какой-- нибудь намек, предположение о том, что спрятано в ящике, может его погубить. б) Может проехать пограничная стража или тамо­женные чиновники. в) Его преследователи могут за ним погнаться. Это для него страшнее всего: боясь выдать себя, он даже от­рекся от своих жертв -- от меня! 2. В поезде. Никто не сопровождает ящик. Доставка ящика может случайно замедлиться, а промедление мо­жет быть для него роковым, раз враги гонятся за ним по пятам. Ночью он, конечно, может и сбежать, но что с ним будет, если у него не окажется убежища? Это его, конечно, не устраивает, а рисковать он не намерен. 3. На воде. Это самый верный путь в одном отношении, но масса опасностей в другом. На воде он беспомо­щен за исключением ночного времени, и то тогда он может повелевать только туманами и бурей, снегом и волками. Но, упади он в воду, он непременно погибнет. Он мог бы пригнать корабль к берегу, но если это враж­дебная ему страна, где он не может чувствовать себя свободным, его положение будет еще хуже. В общем ясно, что он на воде, значит, нам придется теперь определить, где именно. Первым делом нужно точно определить, что им до сих пор сделано, тогда мы поймем его дальнейшую цель. Во-- первых. Нужно узнать, что он делал в Лондоне, когда ему приходилось выкручиваться из затрудни­тельного положения. Во-- вторых. Нужно посмотреть, что он сделал здесь, о чем мы можем судить по известным нам данным. Что касается первого, то ясно, что он собирался приехать в Галац и отправить накладную в Варну, чтобы сбить нас с толку и заставить нас думать, что в Англии его нет; а сам он надеется моментально скрыться. Доказательством этому служит его письмо к Эмма­нуилу Гильденштейну с просьбой взять ящик до вос­хода солнца. Затем инструкция, данная Петру Чинскому. Это все, конечно, лишь одни предположения. Но ведь после того, как Чинский был у Гильденштейна, найдут­ся еще какие-- нибудь письма или поручения. Что его планы до сих пор были удачно приведены в исполнение, нам известно: "Царица Екатерина" фено­менально быстро проделала свой рейс. Что граф все хо­рошо обдумал и умно устроил, уже доказано. Гильден­штейн принял ящик и передал Чинскому. Чинский взял его -- и тут след пропадает. Нам известно лишь, что ящик находится где-- то на воде и передвигается. Таможню и пограничную стражу благополучно миновал. Теперь разберем то, что делал граф после своей вы­садки на сушу в Галаце. Ящик был взял Чинским до восхода солнца. После восхода граф мог появиться в своем настоящем виде. Теперь спрашивается, почему именно Чинский выбран для исполнения этой работы. В дневнике моего мужа говорится, что Чинский торговался со словаками, зани­мающимися перевозкой клади по реке в порт, а мнение человека, сказавшего, что убийство -- дело рук слова­ков, -- доказывает общее враждебное отношение к этой нации. Граф желал уединения. Вот мое предположение: граф решил поехать из Лондона в свой замок водой, так как считал это самым спокойным и незаметным путем. Из замка его вынесли цыгане, и они же, должно быть, передали свой груз словакам, которые перевезли ящики в Варну, а оттуда он отправил их на корабле в Лондон. Значит граф знал, кому поручить такое дело. Когда же ящик прибыл на сушу, то граф до восхода или захода солнца вышел из своего ящика, встретил Чинского и объяснил ему, как отправить ящик дальше по реке. Сде­лав это и убедившись, что все в порядке, он замел следы тем, что убил своего агента. Я посмотрела карту и нашла, что самые подходящие для словаков реки -- это Прут или Сирет. Я прочла то, что говорила в трансе: там говорится о том, что я слыша­ла глухое мычание коров, шум воды и треск дерева. Граф находился в своем ящике, на реке в открытой лодке, передвигающейся при помощи весел или жердей. Возможно, эта река не Сирет и не Прут, но можно сделать дальнейшие выводы. Из этих двух рек Прут бо­лее судоходен, но зато Сирет у Фунту соединяется с Быстрицей, которая огибает проход Борго. Круг, ко­торый она описывает, проходит около самого замка Дракулы, так что туда легко попасть водным путем. ДНЕВНИК МИНЫ ХАРКЕР (Продолжение) Когда я кончила читать, Джонатан подошел ко мне, обнял и поцеловал. Остальные пожали мне руку, а доктор Ван Хелзинк сказал: -- Наша дорогая Мина снова является нашей учи­тельницей. Она оказалась зрячей там, где мы были сле­пыми. Теперь мы снова напали на след, и на этот раз, надеюсь, нас ожидает успех. Наш враг теперь слабее всего, и если удастся напасть на него днем на воде, то наша задача решена. Он напуган, но не сможет торо­питься, так как бессилен -- он не может выйти из сво­его ящика, раз его ненавидят те, которые везут: если у них возникнут подозрения, то они выкинут его в воду, где он и погибнет. Он это знает. Теперь, господа, при­ступим к нашему военному совету, поскольку необхо­димо сейчас же решить, что кому делать. -- Я достану паровой катер и пущусь вслед за ним, -- сказал лорд Годалминг. -- А я -- лошадь, чтобы следовать за ним по берегу на тот случай, если он вздумает высадиться, -- сказал мистер Моррис. -- Хорошо! -- сказал профессор, -- и то и другое прекрасно. Но никто из вас не должен идти один. Нужна сила, чтобы покорить силу в случае надобности. Словак силен и груб, и он постоянно носит при себе оружие. Все мужчины засмеялись, так как у каждого из них был маленький арсенал: мистер Моррис сказал: -- Я привез с собой несколько винчестеров, они очень удобны для стрельбы, с ними не страшно и среди волков. Доктор Сьюард сказал: -- Я думаю, что пойду с Квинси. Мы привыкли вместе охотиться, и вдвоем готовы выйти против кого угодно. И тебе, Артур, не следует быть одному. Вдруг придется сразиться со словаками, и если тебя постигнет неудача, все наши планы рухнут. На сей раз нужно избегать вся­ких случайностей; мы не успокоимся, пока не отрубим графу голову и не убедимся, что он больше не существует. Доктор Ван Хелзинк сказал в свою очередь: -- Это относится к тебе, Джонатан, по двум причинам. Во-- первых, ты молод и храбр, а во-- вторых, тебе принадлежит право уничтожить того, кто причинил столько зла тебе и твоим близким. Не бойся за миссис Мину, я позабочусь о ней. Я стар. Мои ноги уже устали, а верхом я не привык ездить так далеко, я не в состоя­нии сражаться с оружием в руках. Но я могу оказать вам другую услугу: я могу сражаться иначе, и я могу уме­реть, если понадобится, так же храбро, как и молодые. Пока вы, лорд Годалминг, и вы, Джонатан, пойдете на вашем быстром пароходе против течения, а Джон и Квин­си будут следить за тем, чтобы он случайно не высадил­ся, я повезу миссис Мину в самый центр неприятель­ской страны. Пока старая лиса находится взаперти в своем ящике, качаясь на утлой лодке, не будучи в со­стоянии сбежать на сушу, пока он не осмеливается под­нять крышку своего гроба-- ящика из боязни, чтобы сло­ваки не бросили его на погибель, мы пойдем по следам Джонатана и найдем путь к замку Дракулы. С помощью ясновидения миссис Мины мы наверное найдем дорогу и после первого захода солнца уже будем вблизи того рокового места. Нам еще многое остается сделать и многие места освятить, чтобы уничтожить это змеиное гнездо. Тут Джонатан резко перебил его: -- Не хотите ли вы, профессор Ван Хелзинк, сказать, что поведете Мину в том ужасном состоянии, в ко­тором она находится, зараженную этой дьявольской бо­лезнью, в самую пасть убийственного капкана? Ни за что на свете! Ни за какие блага! Знаете ли вы, что это за местность? Видели ли вы сие гнездо адского прокля­тия при лунном свете, со страшными привидениями, где каждая крошечная пылинка кружится и вертится в воздухе и носит в себе зародыш всепожирающего чудовища? Чувствовали ли вы губы вампира на своей шее? Но тут ясный голос профессора перебил его: -- О, мой друг, я делаю это лишь из желания уберечь миссис Мину. Да сохрани меня Бог, чтобы я взял ее туда. Нам предстоит еще масса работы, при которой она не должна присутствовать. Мы все кроме Джонатана, видели собственными глазами, что надо делать, чтобы очистить это место. Помни, что мы в ужасных условиях. Если граф и на сей раз увильнет -- а он силен, ловок и хитер -- он будет спать еще целые столетия, и тогда со временем наша дорогая Мина пойдет к нему и составит ему ком­панию и будет такой же, как и те, которых ты видел. Ты рассказывал нам об их жадных губах, ты слышал их сладострастный смех. Ты содрогаешься, а ведь это может случиться. -- Делайте, как хотите, -- сказал Джонатан с рыда­нием, -- мы все находимся в руках Божьих! Позже. Какая, однако, великая сила деньги! Чего только они ни делают, если только их правильно применить, и чего только они не сделают, если этого не сумеешь. Я так рада, что лорд Годалминг богат, что он и мистер Моррис, у которого также масса денег, готовы их так щедро раз­давать. Если бы они этого не делали, наша маленькая экспедиция не могла бы осуществиться, во всяком случае, не так скоро, и она не была бы так хорошо экипирована, как сейчас. Не прошло и трех часов с того времени, как было решено, что каждому из нас предстоит делать, как у лорда Годалминга и у Джонатана был уже пре­красный катер, готовый отплыть по первому приказанию. У доктора Сьюарда и мистера Морриса полдюжины великолепных лошадей в полном снаряжении. У нас са­мые лучшие карты и всевозможные путеводители. Про­фессор и я выезжаем сегодня в 11 часов 40 минут вечер­ним поездом до Верести, где возьмем экипаж, чтобы поехать в проход Борго. Мы берем с собой много денег, так как нам придется купить экипаж и лошадь. Править будем сами, так как в этом случае нельзя никому дове­риться. Профессор знает много языков, и я надеюсь, что мы справимся. У нас у всех оружие, даже у меня есть небольшой револьвер; Джонатан очень беспокоился бы, если бы я не была вооружена так же, как и остальные. УвыЯ не могу пользоваться тем оружием, которое есть у всех остальных: мой шрам на лбу мешает мне. ДНЕВНИК ДЖОНАТАНА ХАРКЕРА 30 октября. Ночью. Пишу это перед топкой парового катера. Лорд Годалминг разводит пары: он очень опытен в этих работах, так как у него был собственный катер на Темзе, а кроме того еще один в Норфолк-- Броде. Мы решили, что пред­ложения Мины верны и граф выбрал водный путь для возвращения в свой замок: единственно подходящее место для этого там, где Быстрица вливается в Сирет. Мы рассчитали, что это будет приблизительно на 47-- м градусе северной широты. Нам не трудно идти полным ходом даже ночью, так как река очень полноводна, а ме­ли находятся на большом расстоянии друг от друга, так что в сущности нет никакой опасности. Лорд Годалминг говорит мне, чтобы я пошел отдохнуть, поскольку впол­не достаточно, чтобы на вахте находился один из нас. Но я не могу заснуть: разве я могу спать, когда знаю, какая опасность грозит моей дорогой Мине, раз она едет в эти ужасные места! Я утешаюсь лишь тем, что все мы находимся в руках Божьих... Мистер Моррис и доктор Сьюард выехали верхом гораздо раньше нас. Они едут по правому берегу, вдали от реки по возвышенностям, откуда им хорошо видна река, и таким образом могут сократить путь, не подчиняясь всем изгибам реки. Мы взялись за безумное предприятие. Вот мы несем­ся во мраке, и окружающий холод заставляет содро­гаться. Какие-- то таинственные звуки ночи окружают нас. Годалминг закрывает дверь печки... 31 октября. Все еще несемся дальше. Наступило утро, и Годалминг спит. Я на вахте. Утро невероятно холодноеДо сих пор мы видели лишь несколько лодок, но ни на одной из них не было никаких ящиков, никакого багажа таких размеров, что нам надобен. Всякий раз, как только мы наводили на них электрический свет прожектора, люди пугались, падали на колени и молились. 1 ноября. Вечером. Никаких новостей; за целый день мы не нашли ни­чего подходящего. Мы уже вошли в Быстрицу, и если мы ошиблись в своих предположениях, то все пропало. Мы обогнали массу лодок, больших и малых. Сегодня рано утром одна команда приняла нас за казенный ка­тер и салютовала нам. Несколько словаков говорили, что какая-- то большая лодка проходила мимо них. Она шла с необыкновенной быстротой и на борту у нее была двойная команда. Это случилось еще до их прибытия в Фунду, так что они не могли сказать, завернула она по Быстрице, или же пошла прямо по Сирету. В Фунду мы ничего не слышали о лодке, возможно, она прошла ночью. 2 ноября. Утром. Уже настал день! Сегодня я набрался сил и, сидя, наблюдая за тем, как спит Годалминг, делая все необ­ходимое: следил за машиной, управлял и сторожил... Я чувствую, что моя сила и энергия вернулись ко мне. Хотелось бы знать, где теперь Мина и Ван Хелзинк! Они должны были быть в Верести в пятницу около полудня. Масса времени уйдет у них на поиски экипажа и лоша­дей, так что если они выехали и ехали быстро, теперь они должны быть в проходе Борго. Да поможет им Гос­подь! Я даже боюсь думать о том, что с ними может слу­читься. Интересно, как дела у доктора Сьюарда и мисте­ра Морриса. Я надеюсь, под Страсба мы их встретим, так как если до тех пор мы не догоним графа, нам необ­ходимо будет снова всем вместе посоветоваться, что делать. ДНЕВНИК ДОКТОРА СЬЮАРДА 2 ноября. Три дня в пути. Никаких новостей, и нет времени их записывать, если бы даже они были -- каждая минута дорога. Мы сделали лишь необходимую остановку для отдыха лошадей, но оба чувствуем себя прекрасно. Эти дни, полные приключений, нам очень полезны. Нужно поторапливаться, мы не успокоимся, пока снова не уви­дим перед собой катер. 3 ноября. В Фунду мы узнали, что катер пошел вверх по Быстрице. Хоть бы потеплело! Кажется, начинает идти снег, если он будет сильный, это нас остановит. В таком случае нам придется взять сани и продолжать свой путь по-- русски. 4 ноября. Сегодня мы узнали, что катер что-- то задержало на порогах Быстрицы. Лодки словаков проходят благополуч­но с помощью веревки и при умелом управлении. Не­сколько часов тому назад их прошло тут порядочно. Го­далминг прекрасный рулевой и, должно быть, сумел про­вести катер, несмотря на трудности. Я убежден, что они благополучно прошли пороги с местной помощью, ко­нечно, и теперь снова в погоне. Боюсь только, что ка­тер пострадал, так как крестьяне говорят, что после этого он все время останавливался, пока не скрылся из виду. Надо торопиться: может понадобиться наша помощь. ДНЕВНИК МИНЫ ХАРКЕР 31 октября. В Верести мы приехали в полдень. Профессор сказал, что сегодня утром он меня совсем не смог загипноти­зировать и что все, что я ему сказала, было: "темно и тихо". Теперь он пошел покупать экипаж и лошадей. Нам предстоит сделать 70 миль с лишком. Страна чуд­ная и интересная; если бы все происходило при других условиях, то видеть это доставило бы огромное удоволь­ствие. Какое наслаждение было бы путешествовать тут с Джонатаном, но увы!.. Позже. Доктор Ван Хелзинк вернулся: он достал лошадей и экипаж. Мы пообедали, а затем тронулись в путь. Хо­зяйка приготовила нам целую корзину провизии, столько, что ее хватило бы на целый отряд солдат. Профессор поощрял ее и шептал мне на ухо, что мы, может быть, целую неделю не достанем нигде хорошей пищи; он сде­лал еще кое-- какие покупки и велел упаковать массу теп­лых пальто, одеял и других теплых вещей. Уж наверное, мы в дороге не будем мерзнуть. Скоро выезжаем. Боюсь даже подумать о том, что с нами может случиться. Но мы в руках Бога и должны быть спокойны. Одному Ему известно, что будет, и молю Его из глубины своей истерзанной души, чтобы он хра­нил моего дорогого мужа; чтобы Джонатан знал, что я любила его сильнее, чем могу это выразить, и что мои по­следние и лучшие мысли были о нем... Глава двадцать седьмая ДНЕВНИК МИНЫ ХАРКЕР 1 ноября. Весь день в дороге, причем мы очень спешили; лошади будто чувствуют, что к ним хорошо относятся, и охотно бегут полным ходом. Обстановка так однообраз­на и обстоятельства так хорошо складываются, что мы уже начинаем надеяться, что наше путешествие прой­дет благополучно. Доктор Ван Хелзинк лаконичен; он объявляет фермерам, что торопится в Быстрин, платит им деньги и меняет лошадей. Едим суп или пьем кофе или чай и едем дальше. Жители очень суеверны. В первом доме, где мы остановились, женщина, прислуживавшая нам, заметила шрам у меня на лбу, перекрестилась и подняла два пальца, чтобы уберечь себя от дурного глаза. Мне кажется, что она даже положила двойную порцию чеснока в наше еду, а я его совсем не переношу. С тех пор я старалась больше не снимать шляпы или вуали, чтобы таким образом избегнуть ненужных неприятно­стей. Мы едем невероятно быстро, и так как во избежа­ние лишней болтовни обходимся без кучера, то у нас нет и никаких скандалов; но все-- таки боязнь дурного глаза будет преследовать нас всю дорогу. Профессор кажется неутомимым; за весь день он не отдохнул ни разу, ме­ня же он заставляет спать. При заходе солнца он меня загипнотизировал, и говорит, что я отвечала ему опять то же самое: "мрак, журчание воды и треск дерева", так что наш враг все еще на воде. Я боюсь думать о Джо­натане, и вместе с тем я как-- то не боюсь ни за него, ни за себя. Пишу это в ожидании фермерских лошадей. Доктор Ван Хелзинк уснул. Бедняжка, он так устал, но вид его так же решителен, как и наяву. Когда мы тронемся в путь, я заставлю его поспать, а сама буду править. Я скажу, что нам предстоит еще много дней пути, и что он должен поберечь свои силы, так как они нам еще могут пона­добиться. 2 ноября, утром. Мы всю ночь правили по очереди; день наступил ясный, холодный. В воздухе чувствуется какое-- то стран­ное давление. Ужасно холодно, и нас спасает только теп­лая одежда. 2 ноября, ночью. Целый день быстрой езды, страна становится все более дикой, громады Карпатских гор, казавшиеся в Ве­рести такими далекими и так низко стоящими на гори­зонте, теперь как будто окружили нас. Мы в прекрасном настроении духа, мне кажется, что мы стараемся развле­кать друг друга. Доктор Ван Хелзинк говорит, что утром уже будем в проходе Борго. Дома стали встречаться ре­же, и профессор сказал, что наши последние лошади пойдут с нами до конца, так как больше негде будет их менять. О, что даст нам завтрашний день? Да помо­жет нам Бог, да хранит Он моего мужа и тех, кто дорог нам обоим и кто теперь в опасности. Что же каса­ется меня, то я Его недостойна. Увы! Для Него я не­чистая и останусь таковой, пока Он не удостоит меня Своей милостью. ДНЕВНИК АВРААМА ВАН ХЕЛЗИНКА 4 ноября. Это предназначается моему старому дорогому другу Джону Сьюарду, Д. М., Пэрфлит, Лондон, в случае, если я его не увижу. Это все ему разъяснит. Утро, пишу при огне, который всю ночь поддерживал. Миссис Мина мне помогает. Невероятно холодно. Миссис Мина весь день была в очень плохом настроении, совсем не похожа на себя. Она все спит, и спит, и спит! Она, всегда такая энер­гичная, сегодня положительно ничего не делала; у нее даже пропал аппетит. Она ничего не записывает в свой дневник -- она, которая всегда так аккуратно его вела. Чувствую, что не все ладно. Хотя сегодня она все-- таки веселее. Сон ее подбодрил. После захода солнца я по­пробовал ее загипнотизировать, но увыНикакого дейст­вия! Влияние мое становилось все меньше и меньше, а сегодня оно совсем исчезло. Ну что же -- да будет воля Божия, что бы ни случилось и к чему бы это ни при­вело! Теперь к фактам. Так как миссис Мина больше ни­чего не записывает, то придется это делать мне. К проходу Борго мы приехали вчера утром, сейчас же после восхода солнца. Когда я заметил признаки рассвета, я начал готовиться к гипнозу. Мы остановили экипаж и сошли, чтобы нам ничего не мешало. Я сделал меховое ложе, и миссис Мина легла и хотя медленнее чем всегда и на более короткое время, но все же подда­лась гипнозу. Как и раньше, она ответила: "мрак и жур­чание воды". Затем проснулась веселая и радостная, и мы продолжили наш путь и вскоре вошли в самое ущелье. Тут она начала волноваться и сказала: -- Вот дорога. -- Вы откуда знаете? -- спросил я. -- Разве Джонатан тут не ездил и не писал об этом? Сначала мне это показалось странным, но вскоре я заметил, что других дорог тут не было. Дорога мало на­езжена и совсем не такая, как та, что ведет из Буковины в Быстриц, та гораздо шире и хорошо укатана. Мы по­ехали этим путем, и когда нам встречались другие, еще более заброшенные и засыпанные свежим снегом, мы предоставляли выбор лошадям: лошади сами знают до­рогу. Я отпустил вожжи, и они терпеливо шли дальше. Постепенно нам начало встречаться все то, о чем писал в дневнике Джонатан, и таким образом мы продолжали ехать. Я сказал миссис Мине, чтобы она поспала; она попробовала и заснула. Она спит все время, пока я, нако­нец, не начинаю тревожиться и бужу ее. Но она продол­жает спать, и мне, несмотря на все старания, не удается ее разбудить. Кажется, я и сам начинаю засыпать. Я бужу миссис Мину энергичнее. На этот раз она просыпается, и я снова гипнотизирую ее. Но она не под­дается. Я не перестаю пробовать, пока наконец и она и я не очутились во мраке. Я оглянулся кругом и увидел, что солнце зашло. Миссис Мина смеется, я оборачиваюсь и гляжу на нее. Теперь она совсем проснулась и так хо­рошо выглядит, как тогда, когда мы впервые вошли в дом графа в Карфаксе. Я поражен и чувствую себя неловко, но она так мила, так ласкова и предупредительна, что я забываю свой страх. Развожу огонь -- мы везем с со­бой запас дров -- и она приготовляет закуску, пока я распрягаю лошадей. Когда я вернулся к огню, ужин уже готов. Иду ей помогать, но она смеется и говорит, что уже поела: она так проголодалась, что не могла больше ждать. Мне это не нравится, и я ей не верю, но мне не хочется ее пугать, так что я молчу. Я ем один, затем мы закутываемся в шубы и ложимся у огня. Я уговариваю ее заснуть и обещаю сторожить. Несколько раз я ловил себя на том, что засыпал, и к утру успел немного выспать­ся. Проснувшись, я снова пробую ее загипнотизировать, но увы! Она хоть и закрывает покорно глаза, но не спит. Солнце всходит, и она засыпает, но слишком поздно и так крепко, что ее никак не разбудить. Мне приходится поднять ее и положить в экипаж: во сне она выглядит как-- то здоровее и рум