дпевать, но в этот момент двери лифта открылись. Великан продолжал петь с закрытыми глазами, а Пул ступил с темно-коричневого ковра лифта на зеленый ковер коридора. Двери за ним закрылись, лифт поехал дальше, из шахты по-прежнему раздавалось пение. 3 Встреча друзей 1 Северо-вьетнамский солдат -- паренек лет двадцати стоял над Пулом, упирая ему в шею ствол контрабандного шведского автоматического ружья, которое он наверняка добыл, убив его предыдущего владельца. Пул притворялся мертвым, чтобы парень не выстрелил. Глаза его были закрыты, но он ясно видел перед собой лицо мальчишки -- жесткие черные волосы падали на широкий, без единой морщинки лоб. Черные глаза и маленький, почти безгубый рот настолько лишены были всякого выражения, что лицо выглядело почти безмятежным. Когда ствол ружья больно уперся в шею Майкла, тот судорожно задергал головой, надеясь, что движения его будут вполне сносной имитацией предсмертной агонии. Он не мог умереть -- он был отцом и обязан был жить. Над лицом Майкла вились огромные слепни. Ружье перестало упираться в шею. Капелька пота медленно стекала со лба. Одно из этих мерзких насекомых опустилось на губу Майкла. Вьетнамец не двигался. Если ничто не отвлечет его внимания, Пулу предстоит умереть. Жизнь его оборвется, и он так никогда и не увидит своего сына -- мальчика по имени Роберт. Майкл чувствовал огромную любовь к сыну, которого никогда не видел. Другим, не менее ясным и отчетливым ощущением было предчувствие того, что вьетнамец вот-вот разнесет на куски его череп, разбрызгав мозги по этому грязному полю, усеянному трупами его убитых товарищей. Но выстрела не последовало. Вместо этого еще один слепень ударился с лету о потную щеку Майкла и, прежде чем впиться в нее, долго расправлял крылышки и почесывал лапки. Потом Пул услышал какой-то странный лязг, как будто некий металлический предмет доставали из футляра. Пул почувствовал, что парнишка опускается около него на колени. Маленькая, похожая на женскую, ручка вдавила его голову в землю и потянулась к уху: видимо, имитация смерти была настолько успешной, что юноша захотел отрезать ухо Майкла в качестве трофея. Совершенно непроизвольно глаза Майкла широко раскрылись и встретились с пустыми черными глазами вьетнамского солдата. Тот тяжело дышал. И тут в воздухе почему-то запахло рыбой с соусом. Пул подскочил на постели в гостиничном номере, и вьетнамский солдат исчез. Звонил телефон. Пул вновь, уже в который раз, вынужден был вспомнить, что сына его давно нет в живых. Вместе с вьетнамцем исчезли трупы и назойливые насекомые. Майкл потянулся к телефону. -- Майкл? -- спросили на другом конце провода. Пул обернулся, оглядел бледные, пастельного тона обои и репродукцию, изображавшую туманный китайский пейзаж, висевшую над кроватью, и только тут почувствовал, что дыхание его начинает потихоньку восстанавливаться. -- Это Майкл Пул, -- произнес он в трубку. -- Мики! Как дела? Голос у тебя, признаться, какой-то странный. -- Пул узнал наконец голос Конора Линклейтера, который, отвернувшись от трубки, сообщал в этот момент остальным: -- Эй, я дозвонился до него. Майкл в своем номере. Помните, ведь я же говорил, что Майкл наверняка окажется у себя. Затем Конор снова заговорил, обращаясь на сей раз к Майклу: -- Эй, парень, а ты получил нашу записку? Майкл вспомнил, что разговоры с Конором Линклейтером всегда отличались особой сумбурностью. -- Кажется, нет, -- ответил Майкл на вопрос Конора. -- Когда вы приехали? Взглянув на часы, Майкл обнаружил, что проспал всего полчаса. -- Приехали мы в четыре тридцать и сразу же тебе позвонили, сперва нам ответили, что в отеле нет таких, но Пумо заставил посмотреть еще раз, после чего девица сказала, что в принципе ты здесь, но телефон в номере не отвечает. Как же получилось, что ты не ответил на наше послание? -- Я ходил к Мемориалу, -- сказал Пул. -- Вернулся около пяти. Вы разбудили меня посредине одного из самых жутких кошмаров. Конор не распрощался, не положил трубку, очень мягко, отчетливо выговаривая каждое слово, он произнес: -- Да, парень, голос твой звучит так, будто ты и сейчас еще во власти кошмара. Рука, хватающая его ухо, земля, липкая от крови. Память вновь воскресила картину поля боя, усталых, измученных людей, в неярком утреннем свете таскающих трупы к вертолетам. У большинства тел -- красные дыры на месте ушей. -- Думаю, я побывал во сне в Долине Дракона, -- сказал Майкл, только сейчас поняв, что же это было. -- Успокойся. Мы уже идем. -- Конор Линклейтер положил трубку. В ванной Пул плеснул себе в лицо водой, небрежно промокнул щеки полотенцем и стал внимательно изучать себя в зеркале. Несмотря на то, что немного поспал, выглядел он бледным и усталым. На полочке рядом с зубной щеткой лежала прозрачная коробочка с витаминами. Майкл достал и проглотил таблетку. Прежде чем отправиться к автомату со льдом, Майкл набрал номер для сообщений. Мужчина, ответивший на звонок, сказал, что для Пула оставлено Два послания, на одном стоит время три пятьдесят пять и оно начинается словами: "Пыталась перезвонить..." -- Я получил его у портье, -- сказал Майкл. -- Другое получено в четыре пятьдесят: "Мы только что приехали. Где ты? Позвони в номер тысяча триста пятнадцать, когда вернешься". Подпись -- "Гарри". Они звонили, когда Майкл был еще внизу, в холле. 2 Майкл Пул ходил взад-вперед между дверью и окном, выходящим на стоянку. Каждый раз, подходя к двери, он останавливался и прислушивался. Мимо официанты провозили тележки с ужином, слышен был скрип лифтов. Вот лифт остановился на его этаже. Майкл открыл дверь и выглянул в коридор. По коридору шли худощавый седоволосый мужчина в белой рубашке и синем костюме, на кармане которого красовалась табличка с именем, а в нескольких шагах позади него -- высокая блондинка в сером фланелевом костюме и пестром шотландском шейном платке. Пул закрыл дверь. Было слышно, как мужчина звенит ключами около одного из соседних номеров. Пул опять подошел к окну и посмотрел на стоянку. С полдюжины мужчин в разношерстной военной форме с банками пива устроились на капотах и багажниках нескольких автомобилей. Похоже, они пели. Майкл вновь подошел к двери и стал ждать. И снова выглянул в коридор, как только открылись двери лифта. Показалась долговязая фигура Гарри Биверса. Рядом шел Конор Линклейтер, за ними -- выглядевший довольно усталым Тино Пумо. Конор первым заметил Майкла и отсалютовал ему сжатой в кулак рукой: -- Мики, малыш! Конор Линклейтер был чисто выбрит, и его рыжеватые волосы были коротко подстрижены, почти как у панка. Не то что в последний раз, когда Майкл видел Конора. Как правило, Конор Линклейтер носил мешковатые синие джинсы и хлопчатобумажные рубашки, но в этот раз он всерьез позаботился о своем гардеробе -- ему удалось раздобыть где-то черную футболку, на которой неровными желтыми буквами было намалевано: "Эйджент Оранж". Поверх футболки -- широкий черный жилет с огромным количеством карманов, прошитый белыми нитками. На черных брюках -- глубокие мятые складки. -- Конор, ты выглядишь восхитительно! -- распахнув другу объятия, Майкл вышел в коридор. Конор был ниже него примерно на полфута, он обнял Майкла за талию и крепко прижал друга к себе. -- Боже! -- пробормотал он где-то в районе подбородка Майкла и шутливо добавил: -- Ну что за потрясающее зрелище для моих несчастных глаз! Все улыбнулись этой фразе, такой типичной для Конора. Гарри Биверс, источающий запах дорогого одеколона, тоже неловко обнял Пула. -- Мои "несчастные глаза" тоже рады тебя видеть, -- прошептал он на ухо Майклу, задев его уголком "дипломата". Слегка отстранившись, Пул насладился в полной мере зрелищем прекрасно вычищенных и ухоженных зубов Майкла. Тино Пумо во время этой сцены ходил туда-сюда перед дверью номера, свирепо улыбаясь в огромные усищи. -- Ты спал? -- спросил Пумо. -- Ты не получил наше послание? -- Расстреляйте меня, -- предложил Майкл. Конор и Гарри разжали наконец объятия и направились в номер. Тино стоял перед другом, глядя на носки своих ботинок, как Том Сойер перед тетушкой Полли. -- О, Мики, я тоже хочу обнять тебя, -- произнес он наконец. -- Так приятно снова увидеть тебя, старина. -- И мне тоже, -- ответил Майкл. -- Давайте зайдем внутрь, пока нас не арестовали по подозрению в том, что мы хотим устроить оргию прямо в коридоре, -- произнес с порога комнаты Гарри Биверс. -- Не блажи, лейтенант, -- сказал Конор Линклейтер, но тем не менее зашел в номер, искоса поглядывая, что станут делать другие. Пумо рассмеялся, похлопал Майкла по спине, и они последовали за остальными. -- Итак, что же вы успели с тех пор, как приехали? -- спросил друзей Майкл. -- Кроме как обругать меня последними словами. Конор Линклейтер, меряя шагами номер, ответил на вопрос Майкла: -- Тини-Тино все не мог забыть о своем ресторане. "Тини-Тино" было намеком на происхождение прозвища Пумо, которое он получил еще будучи крошечным ребенком в одном из самых маленьких кварталов Нью-Йорка. После десяти лет работы в самых разных ресторанах Пумо приобрел наконец свой собственный, который находился в Сохо. Там подавали вьетнамскую пищу. Несколько месяцев назад в журнале "Нью-Йорк" появилась хвалебная статья о ресторане Пумо. На все это и намекал теперь Конор: -- Он уже два раза звонил куда-то. Похоже, они с министерством здравоохранения не дадут мне уснуть всю ночь, так и будут перезваниваться. -- Просто я выбрал не самое удачное время, чтобы уехать, -- начал оправдываться Тино. -- В ресторане много важных дел, и я должен убедиться, что без меня все делают правильно. -- Проблемы с министерством здравоохранения? -- сочувственно спросил Пул. -- Да так, ничего серьезного, -- Пумо попытался улыбнуться, но его пышные усы висели довольно грустно, и морщинки вокруг глаз тоже выглядели как-то безрадостно. -- Каждый вечер почти все столики заказывают заранее. -- Тино присел на краешек кровати. -- Вот и Гарри не даст соврать. -- Что я могу сказать? -- отозвался Гарри. -- Перед нами живое воплощение успеха. -- Успели освоиться в отеле? -- спросил Майкл. -- Да так, -- ответил Пумо, -- поболтались немного внизу, где собираются наши. Вообще все устроено с размахом. Если есть желание, можно здорово повеселиться сегодня ночью. -- Тоже мне размах, -- пренебрежительно скривил губы Гарри Биверс. -- Сотня парней, стоящих засунув палец в задницу. -- Он снял пиджак и повесил его на спинку стула, продемонстрировав всем широкие подтяжки с ангелочками на красном фоне. -- Единственные, от кого есть здесь хоть какая-то польза, -- Первый авиакорпус. Они хоть помогают найти однополчан. Мы попытались было, но так и не наткнулись ни на кого из всей нашей чертовой дивизии. А потом нас препроводили в этот дурацкий холл, который напоминает школьный спортивный зал. Там все уставлено диет-кокой, если кого-то это интересует. -- Школьный спортивный зал, -- пробормотал себе под нос Конор Линклейтер. Он внимательно смотрел на лампу, стоящую на тумбочке возле кровати. Майкл и Пумо понимающе улыбнулись друг другу. Конор взял лампу, перевернул, внимательно посмотрел, что там с другой стороны, поставил на место и начал шарить по шнуру в поисках выключателя. Он включил, затем снова погасил лампу. -- Конор, ради всего святого, сядь куда-нибудь. Эти твои штучки просто выводят меня из себя, -- раздраженно произнес Биверс. -- Если ты помнишь, нам необходимо кое-что обсудить. -- Помню, помню, -- Линклейтер с видимой неохотой оставил в покое лампу. -- А присесть здесь все равно негде: вы с Майклом оккупировали стулья, а Тино уже плюхнулся на кровать. Гарри Биверс встал, демонстративно снял со спинки стула пиджак и картинно указал Конору на свободное место. -- Если это заставит тебя наконец угомониться, я с удовольствием уступлю свой стул. Бери, Конор, это тебе. Садись. -- Прихватив с собой стакан, Гарри устроился на кровати рядом с Пумо. -- И ты собираешься спать с этим парнем в одной комнате? Он же наверное до сих пор разговаривает во сне. -- У нас в семье все разговаривают во сне, лейтенант, -- сказал Конор, придвигая стул ближе к столу и начиная барабанить пальцами по крышке, как будто играя на воображаемом пианино. -- Возможно, в Гарварде ведут себя по ночам иначе... -- Я не учился в Гарварде, -- устало произнес Биверс. -- Мики, -- Линклейтер улыбнулся Майклу, как будто только сейчас увидел его. -- Какое счастье опять быть рядом с тобой! Он снова похлопал Майкла по спине. -- Да, -- отозвался Пумо. -- Как дела, Майкл? Давно не виделись. Сам Пумо жил сейчас с хорошенькой китаянкой, которой едва перевалило за двадцать, по имени Мэгги Ла, брат которой был барменом в "Сайгоне", ресторане Тино. До Мэгги у него было с десяток других подобных девиц, и каждый раз Пумо утверждал, что на сей раз втрескался по-настоящему. -- Замышляю кое-какие перемены, -- ответил Майкл на вопрос Пумо. -- Мне не нравится, что я занят целый день, а к вечеру никак не могу припомнить, что же действительного стоящего я сделал за последние сутки. В дверь громко постучали. -- Обслуга, -- объяснил Майкл и поднялся, чтобы открыть дверь. Официант вкатил в номер тележку и расставил на столе фужеры и бутылки. Настроение сразу сделалось более праздничным. Конор открыл бутылку "Будвейзера", Гарри Биверс разлил водку по рюмкам. Майкл так и не рассказал друзьям о своих планах продать практику в престижном Уэстерхолме и перебраться куда-нибудь вроде Южного Бронкса, где дети действительно нуждаются во врачах. Джуди обычно выходила из комнаты, как только он начинал разговор об этом. Как только официант ушел, Конор Линклейтер поудобнее развалился и спросил Майкла: -- Ты ведь ходил к Мемориалу. Нашел там Денглера. Что, его имя действительно там, прямо на стенке? -- Разумеется. Однако я был немало удивлен. Вы знаете полное имя Денглера? -- М.О.Денглер, -- сказал Конор. -- Не будь идиотом, -- прервал его Биверс. -- Кажется, Марк. -- Он вопросительно взглянул на Пумо, но тот лишь нахмурился и недоуменно пожал плечами. -- Мануэль Ороско Денглер, -- объявил Майкл. -- Я был очень удивлен, что не знал этого раньше. -- Мануэль? -- переспросил Конор. -- Денглер был мексиканцем?! -- Майкл, тебе просто дали не того Денглера, -- смеясь произнес Тино Пумо. -- Исключено, -- ответил Майкл. -- Там не просто один М.О.Денглер, там вообще один Денглер. Наш. -- Надо же, мексиканец, -- продолжал удивляться Конор Линклейтер. -- Ты слышал когда-нибудь о мексиканце по фамилии Денглер? Просто родители решили дать ему испанское имя. Теперь это уже не выяснить. Да и кого это теперь волнует? Он был классным солдатом, это все, что я про него знаю. Я хочу... -- Вместо того, чтобы закончить предложение, Пумо поднес рюмку к губам, и на несколько секунд, показавшихся всем нескончаемыми, в комнате воцарилось молчание. Линклейтер пробормотал что-то неразборчивое, пересек комнату и уселся прямо на полу. Майкл встал, чтобы добавить льда в свой бокал, и увидел, что Конор сидит, привалившись спиной к стенке и зажав между коленями бутылку пива, напоминая чертика в своих черных одеждах. Надпись на футболке при неярком освещении номера была теперь почти того же цвета, что и волосы Линклейтера. Он перехватил взгляд Майкла и едва заметно улыбнулся. 3 Может, Обжора Биверс и не учился в Гарварде или Йеле, но наверняка в каком-нибудь месте вроде этих, где каждый принимает как должное все, что происходит в его жизни, думал Конор Линклейтер. Ему вообще всегда казалось, что около девяноста пяти процентов людей в Штатах день и ночь озабочены лишь тем, где бы им добыть денег -- отсутствие денег просто сводит их с ума. Они начинают принимать наркотики, совершать преступления, ужас повседневного существования сменяется для них ненадолго галлюцинациями воспаленного сознания, затем все начинается сначала. Остальные же пять процентов все время ухитряются оставаться на гребне волны. Они ходят в школы, которые посещали до них их отцы, женятся друг на друге, а потом разводятся друг с другом, как Гарри в свое время женился, а потом развелся с Пэт Колдуэлл. У них у всех в свое время появляется работа, где надо только сидеть за столом, перекладывать бумажки с места на место, разговаривать по телефону, да еще смотреть, как деньги текут сами собой в открытую дверь твоего кабинета. Они даже работу эту передавали друг другу -- Гарри Биверс, который проводил за своим письменным столом гораздо меньше времени, чем в баре ресторана Тино Пумо, работал в юридической фирме, которой руководил брат Пэт Колдуэлл. Когда Конор был подростком, присущее его возрасту любопытство заставило его однажды проехать на своем старом "Шванне" по шоссе сто тридцать шесть до Хемпстеда, где на Маунт-авеню жили люди, богатые настолько, что сами были почти невидимы рядом со своим состоянием, так же, как невидимы были их огромные дома: с дороги можно было разглядеть только небольшой кусочек кирпичной или оштукатуренной стены. Большинство этих шикарных поместий пустовало, в них жили только слуги, но то здесь, то там юному Линклейтеру удавалось разглядеть людей, по виду которых безошибочно можно было определить, что они -- постоянные обитатели этих домов. В основном эти люди были одеты, как и большинство обитателей Хемпстеда, в серые или темно-синие деловые костюмы, но некоторые из них позволяли себе появляться на людях в чем-нибудь вызывающе розовом или кричаще бирюзовом, да к тому же еще в бабочках и светлых двубортных пиджаках. Это напоминало Конору сказку про новое платье короля -- просто никто не осмеливался сказать этим людям, как смешно и нелепо они выглядят. (Конор, кстати, был уверен, что никто из этих людей наверняка не мог быть католиком). Надо же -- галстук-бабочка! Красные подтяжки с ангелочками! Конор не смог сдержать улыбки: он, полуразорившийся работяга, с чего-то взял, что преуспевающий богатый адвокат нуждается в его жалости. На той неделе Линклейтеру обломилась работа, за которую он должен получить сотни две. Гарри Биверс наверняка мог заработать в два раза большую сумму, сидя в баре Тино Пумо и болтая с Джимми Ла. Конор поднял глаза и встретился взглядом с Майклом Пулом. Ему показалось, что того одолевают те же мысли. У Биверса в рукаве наверняка припасена какая-нибудь дрянь. Но Майкл Пул не такой дурак, чтобы дать Гарри себя обмануть. Конор улыбнулся, вспомнив, что Денглер называл людей, которые никогда не нюхали опасности и все в своей жизни принимали как должное, "миксами" -- от слова "комикс". И вот теперь эти миксы заправляли всем -- они карабкались наверх, сметая все на своем пути. Даже в любимом баре Конора "Саут-Норуолке" половина посетителей теперь мазала волосы бриолином и пила только коктейли. Линклейтера преследовало ощущение, что все эти изменения произошли в жизни как-то сразу, будто все эти люди только вчера спрыгнули с экранов собственных телевизоров. Конору было почти что жалко этих парней -- их внутренний мир был настолько убог! От всех этих мыслей сделалось вдруг как-то грустно. Захотелось напиться, хотя Конор понимал, что уже почти выпил норму, которой ему лучше не превышать. Но ведь как-никак это была встреча друзей. Конор допил пиво. -- Налей-ка мне водки, Мики, -- попросил он, выкидывая в корзину пустую бутылку. -- Молодец, -- одобрил друга Тино. Майкл налил выпивку, кинул туда лед и через всю комнату отнес рюмку Конору. -- Тост, -- провозгласил Линклейтер, вставая. -- И мне, черт возьми, приятно его произнести. -- Он поднял фужер. -- За М.О.Денглера. Даже если он был мексиканцем, в чем лично я продолжаю сомневаться. Холодная водка обожгла горло, но ощущение тем не менее было приятным. Настроение тут же улучшилось ровно настолько, чтобы захотелось допить фужер до дна. -- Я иногда вижу перед глазами все, что случилось с нами во Вьетнаме, как будто это произошло вчера. А то, что действительно произошло вчера, едва-едва могу вспомнить. Я часто думаю о том парне, который заправлял баром в Кэмп Крэнделле. У него были огромные запасы пива -- целая стена из ящиков... -- Мэнли, -- смеясь, напомнил Тино Пумо имя того, о ком говорил Линклейтер. -- Точно, Мэнли. Чертов Мэнли. Потом я начинаю гадать, где он умудрялся доставать все это пиво. А затем вспоминаются всякие его мелкие пакости, то, как он себя вел. -- Мэнли просто рожден был для того, чтобы стоять за стойкой, -- сказал Биверс. -- О, да. Держу пари, что у него сейчас собственное дело, которое идет прекрасно. Мэнли разъезжает в шикарной машине, у него дом, жена, дети, баскетбольная площадка на крыше гаража. -- Секунду Конор сидел, уставясь прямо перед собой, как бы наблюдая воочию нарисованную им картину воображаемой жизни Мэнли. Да, пожалуй, он преуспел, держа небольшой бар где-нибудь в пригороде. Мэнли очень подходил для такого занятия -- хотя он и не был преступником, у него была уголовная психология. Затем Конор вспомнил, что в каком-то смысле именно с Мэнли начались все их беды там, во Вьетнаме. За день до прибытия в Я-Тук Мэнли отбился от основной колонны и оказался один в джунглях. Оказавшись один, он в панике поднял такой шум, пытаясь прорубиться сквозь заросли, что все остальные просто похолодели. Снайпер, которого они называли между собой "Элвис", преследовал их уже дня два, и шум, поднятый Мэнли, был как раз тем, чего не хватало, чтобы он подтвердил свою репутацию удачливого стрелка. Конор сразу понял, что надо делать. Он уже давно научился быть невидимым, сливаясь с джунглями. Его способность была почти мистической. Уже дважды вьетнамский патруль проходил в нескольких дюймах от Линклейтера, даже ничего не заподозрив. Денглер, Пул, Пумо, даже Андерхилл умели прятаться почти так же хорошо, что же касается Мэнли, то он не умел этого делать вообще. Конор начал медленно продвигаться в направлении Мэнли. Он был так зол, что готов был даже убить этого придурка, если бы оказалось, что только таким образом можно заставить его заткнуться. Спиной он чувствовал, что Денглер следует за ним. Они нашли Мэнли в зарослях, где он отчаянно рубил лианы своим мачете, в то время как автомат бесполезно висел у его бедра. Конор неслышно заскользил к нему, подумывая о том, не перерезать ли и вправду это горло, издающее столь омерзительные звуки. Как вдруг Денглер как бы материализовался в нескольких шагах от Мэнли и схватил его за руку, в которой тот держал мачете. Конор быстро пополз вперед, опасаясь, что, когда столбняк пройдет, Мэнли, чего доброго, может завопить. Но вместо этого он скорее почувствовал, чем услышал, какое-то неясное движение в зарослях, справа от себя, и увидел, что Денглер упал навзничь. У него похолодели руки. Конор с Мэнли довели Денглера до основной колонны. Хотя в Денглера попали и у него постоянно шла кровь, рана его тем не менее оказалась поверхностной -- пуля вырвала кусок мяса из левой руки. Питерс заставил его лечь, обработал и перевязал рану и объявил, что Денглер может передвигаться самостоятельно. Конор был уверен, что, если бы Денглер не был в тот день ранен, хотя и легко, Я-Тук ничем не отличался бы для них от множества других заброшенных деревушек, через которые они прошли. Вид Денглера, страдающего от боли, удручающе подействовал на остальных. Все они так или иначе верили в несокрушимость Денглера, и увидеть его на полу бледным, истекающим кровью было все равно, что увидеть мертвым. После этого неудивительно было охватившее солдат желание все крушить и взрывать, неудивительно, что в Я-Тук они перешли все границы. После этих событий никогда уже не было все по-прежнему. Даже Денглер как-то сник, возможно потому, что заседание военного трибунала, на котором их судили, было публичным. Что касается самого Конора Линклейтера, то он усиленно глотал таблетки и, постоянно находясь в состоянии наркотического опьянения, вообще смутно помнил, что происходило с ним со дня событий в Я-Тук до самой демобилизации. Но одно Конор помнил точно: непосредственно перед судом он отрезал уши убитому вьетнамскому солдату и вложил ему в рот карту с надписью "Коко". Конор понял, что настроение его опять может испортиться, и пожалел о том, что вообще упомянул Мэнли. -- Нальем-ка еще, -- предложил он, подходя к столу. Трое друзей с улыбкой смотрели на Конора -- как и в прежние времена, он умел создать хорошее настроение. -- За двадцать четвертый пехотный полк Девятого батальона. Еще глоток водки -- и перед глазами Конора встало лицо Харлана Хьюбска -- парня, который налетел на мину -- споткнулся о проволоку и погиб всего через несколько дней после того, как появился в Кэмп Крэнделл. Линклейтер хорошо запомнил смерть Хьюбска, потому что примерно через час, когда они добрались наконец до края небольшого минного поля, растянулись на траве и вытянули ноги, Конор заметил кусок проволоки, прицепившийся к правому ботинку. Единственная разница между ним и Хьюбском была, таким образом, в том, что мина, предназначенная тому, сработала, как и должна была сработать. Теперь Хьюбск был лишь именем на одной из плит Мемориала. Конор пообещал себе, что обязательно найдет его имя, когда они наконец доберутся туда. Биверс решил выпить за Тин-Ман, и, хотя все присоединились к нему, Конор прекрасно понимал, что все, кроме Гарри, были неискренни. Майкл Пул поднял тост за Си Ван Во, что было, по мнению Конора, вообще смешно. Сам Конор заставил всех выпить за "Элвиса". А Тино Пумо вообще стал настаивать на том, чтобы ему дали произнести тост в честь Дон Кучио -- проститутки, которую он встретил в отпуске в Австралии, в Сиднее. Конора так рассмешило это предложение, что ему пришлось прислониться к стенке, чтобы не упасть, сотрясаясь от хохота. Но затем им вновь овладели мрачные чувства. Ведь если вернуться к действительности, он по-прежнему был безработным работягой, который сидит в номере с адвокатом, доктором и владельцем ресторана, настолько модного, что его фотографии печатают в журнале. Конор поймал себя на том, что внимательно изучает Тино. Тот напоминал картинку из SQ. Тино всегда прекрасно выглядел, но особенно хорошо -- у себя в ресторане. Конор заходил в его ресторан раза два в год, но большую часть денег тратил обычно в баре. Однажды он видел там аппетитную маленькую китаяночку, которая, очевидно, и была Мэгги Ла. -- Эй, Тино, какое самое лучшее блюдо в твоем ресторане? -- Конор подчеркнул интонацией слово "лучшее", но никто, видимо, этого не заметил. -- Наверное, утка по-сайгонски, -- ответил Тино. -- По крайней мере, у меня оно на сегодняшний день любимое. Жареная маринованная утка с рисовой лапшой. Потрясающий вкус. Это невозможно описать. -- А туда ты тоже кладешь этот их рыбный соус? -- Нуок-мам? Конечно. -- Не понимаю, как люди могут есть всю эту гадость. Помнишь, когда мы были там, мы ведь точно знали, что это совершенно несъедобно. -- Нам было тогда по восемнадцать лет. У нас были другие представления о том, что такое хорошая пища. Нам казалось, что это -- огромный бифштекс с жареной картошкой. Конор не стал признаваться Тино, что ему до сих пор так кажется. Он допил остававшуюся в фужере водку и почувствовал, что настроение непоправимо испорчено. 4 Но через какое-то время все опять стало, как в прежние дни. Конор узнал, что, кроме обычных трудностей и проблем, которыми изобиловала жизнь Тино Пумо, ему приходится теперь иметь дело с дополнительными сложностями, связанными с Мэгги Ла. Дело в том, что девушка была лет на двадцать младше Тино и не только такой же сумасшедшей, как он сам, но к тому же гораздо умнее его. Как только они сошлись, Тино, по его словам, начал чувствовать слишком большое давление на себя. Это было абсолютно нормально, он не раз испытывал подобное ощущение с другими женщинами. Но что было необычно в его романе с Мэгги, так это то, что через несколько месяцев она исчезла. И теперь эта чертовка водила Тино за нос. Иногда она звонила по телефону, но упорно отказывалась сообщить, где находится. Иногда она посылала ему шифрованные сообщения на последней странице "Виллидж Войс". -- Кто-нибудь из вас способен представить себе, каково читать последнюю страницу каждого номера "Виллидж Войс" в сорок один год? -- вопрошал Пумо. Конор Линклейтер покачал головой. Он-то ни разу не читал ни одной страницы ни одного номера "Виллидж Войс" -- Все ошибки, которые ты когда-либо совершал с женщинами, глядят на тебя с этой страницы, -- продолжал Пумо. -- Страсть к смазливым рожицам -- "Симпатичная блондинка в футболке с глубоким вырезом в "Седутто". Мы почти познакомились, и теперь я проклинаю себя за то, что не узнал адрес и телефон. Уверен, нам было бы хорошо вместе. "Позвони парню с рюкзаком. 581-490". Романтический идеализм -- "Зуки! Ты -- моя звезда. Не могу жить без тебя. Билл". Не менее романтическое отчаяние -- "Схожу с ума с тех пор, как ты ушла. Несчастный из Йорквилля". Мазохизм -- "Жестокая девчонка. Не надо чувствовать себя виноватой -- я все простил. Твой Грибочек". Нерешительность -- "Мескуит. Я все еще думаю. Маргарита". И еще куча загадок с картинками, молитвы, а больше всего все-таки историй о разбитых сердцах, весь этот бред, на который способны молодые люди в двадцать с небольшим. И вот я должен рыскать глазами среди всей этой мути. Я несусь сломя голову купить эту бульварную газетенку, как только она появляется в среду утром. Я перечитываю последнюю страницу четыре-пять раз, потому что могу пропустить ее сообщение, не отгадать, под каким именно номером оно зашифровано. Да-да, я каждый раз должен ломать голову над тем, как обнаружить ее объявление. Иногда она подписывается "Первый Сорт": это звучит как название местечка, откуда Мэгги родом. Иногда называет себя "Кожаной леди" или "Неполной луной". Неполная луна изображена на татуировке, которую она сделала недавно. -- Где? -- спросил Конор. Теперь настроение его было уже не таким плохим, просто он чувствовал, что изрядно набрался. Что ж, по крайней мере у него не такая сумасшедшая жизнь, как у Пумо. -- На заднице что ли? -- Чуть ниже пупка, -- ответил Пумо. У него был такой вид, как будто он сожалел, что он вообще коснулся этой темы. -- Что, прямо там? -- удивленно спросил Конор. Черт возьми, хотелось бы ему присутствовать в этот момент в салоне татуировщика. Хотя китайские девчонки и не во вкусе Конора -- все они напоминали ему женщину-дракона из "Терри и пиратов", -- он все же не мог не признать, что Мэгги была более чем хорошенькой. В ней все было приятно округлым. Она носила прическу под панка и джинсы, и балахоны, которые покупались уже дырявыми, как это модно среди молодежи, но даже это выглядело на ней, как будто только так и надо одеваться. -- Да нет же, говорю тебе! -- Пумо начинал раздражаться. -- Чуть ниже пупка. Трусики закрывают татуировку почти целиком. -- Да ведь это же все равно почти там, -- не унимался Конор. -- Половина луны наверное в ее волосах, а? А ты был там, когда парень делал ей татуировку? Она плакала, кричала? -- Конечно, был, можешь не сомневаться. Специально пришел проследить, чтобы этот парень не отвлекался от работы. -- Пумо отпил из бокала. -- И можешь себе представить, Мэгги даже глазом не моргнула. -- А какого она размера? -- продолжал расспрашивать Конор. -- С пятьдесят центов или больше? -- Если тебе так интересно, попроси Мэгги показать тебе, -- взорвался наконец Пумо. -- О, да, я так и сделаю. Представляю себе, как это будет... До Линклейтера долетали обрывки разговора, который вполголоса вели между собой Пул и Биверс. Что-то там про Я-Тук и про парня, с которым Майкл разговаривал об этом во время парада. -- Бывший штурмовик? -- расспрашивал Биверс. -- Выглядит так, как будто только что с поля боя, -- улыбаясь, ответил Майкл. -- И что, этот парень действительно помнит меня? И сказал, что мне должны были дать медаль за храбрость? -- Он сказал, что тебе надо было дать медаль за то, что ты совершил, а затем отобрать ее за то, что у тебя хватило ума распустить язык перед журналистами. Конор в первый раз слышал своими ушами, как Гарри Биверс пытается оспорить широко распространенное когда-то мнение, что именно он разболтал прессе все подробности того, что произошло в Я-Тук. И, конечно же, Биверс вел себя так, будто слышит об этом впервые. -- Но это же просто смешно, -- доказывал он. -- Что касается медали, я с ним согласен. Я горжусь тем, что сделал там, и надеюсь, что и вы тоже. Если бы это зависело от меня, мы все получили бы по медали. -- Гарри на секунду отвлекся, поправляя складку на брюках. -- Зато люди помнят, что мы поступили правильно. Это лучше любой медали. Люди согласны с тогдашним решением суда, если вообще помнят, что он был. Конор недоумевал, как это Биверс может говорить такие вещи. Как это люди могут знать, что они поступили правильно, если даже те, кто побывал в Я-Туке, толком не знали, что же именно там произошло. -- Ты бы удивился, если бы узнал, сколько моих знакомых -- я имею в виду адвокатов и судей -- знают мое имя именно в связи с этой акцией. По правде говоря, репутация героя, пусть второстепенного, событий во Вьетнаме не раз помогала мне в профессиональном смысле. -- Обжора оглядел всех присутствующих с таким слащавым выражением лица, что Конора затошнило. -- Я не стыжусь ничего из того, что совершил в Наме. Все надо уметь обращать себе на пользу. Майкл Пул рассмеялся: -- Сказано от души, Гарри. -- Это просто необходимо. -- Несколько секунд Гарри выглядел растерянным и уязвленным. -- У меня такое впечатление, что вы все пытаетесь в чем-то меня обвинить. -- Я ни в чем тебя не обвинял, Гарри, -- сказал Пул. -- Я тоже, -- раздраженно произнес Конор. -- И он тоже, -- указал он на Тино Пумо. -- Мы все время были рядом, день за днем, шаг за шагом, -- сказал Гарри, и Конору потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что лейтенант опять заговорил о Я-Тук. -- Мы всегда помогали друг другу. Мы были одной командой. И Спитални тоже. Конор не мог больше сдерживаться. -- Как жаль, что этого подонка не убили тогда же. В жизни не встречал никого подлее его. Спитални никого не любил. И он утверждал, что его ужалили там, в той пещере? Уверен, что в Наме не было и нет никаких ос. Слепней, тех я видел предостаточно, некоторые были размером с собаку. Но вот осы не видел ни одной. Тино Пумо прервал его громким стоном: -- Ни слова о насекомых, умоляю. Ни о каких. -- Твои проблемы связаны с насекомыми? -- спросил Майкл. -- Министерство здравоохранения не в ладах с шестиногими, -- пояснил Пумо. -- Не хочу даже говорить на эту тему. -- Если никто не возражает, давайте вернемся к предмету разговора, -- произнес Биверс, многозначительно глядя на Майкла Пула. -- А что же это, черт возьми, за предмет разговора? -- поинтересовался Конор Линклейтер. -- Как насчет того, чтобы выпить еще немного здесь, а потом спуститься вниз, посмотреть, как можно поразвлечься там, -- предложил Тино Пумо. -- Там должен быть Джимми Стюарт. Всегда любил Джимми Стюарта. -- Майкл, неужели ты единственный, кто понимает, к чему я клоню? -- сказал Гарри Биверс. -- Тогда помоги мне. Напомни всем, по какому поводу мы собрались здесь. -- Лейтенант Биверс считает, что пришло время поговорить о Коко, -- сказал Майкл. 4 Автоответчик 1 -- Передай мне "дипломат", Тино. Он где-то там, у стенки, -- Биверс указал рукой в нужном направлении, и Тино полез под стол за "дипломатом". -- Торопиться нам некуда -- впереди еще целый день. -- Ты поставил стул прямо на него, когда вставал, -- раздался из-под стола голос Тино. Наконец он вылез и обеими руками протянул Биверсу "дипломат". Тот поставил его на колени и открыл. Пул наклонился, чтобы лучше видеть, и разглядел внутри стопку ксерокопий с уже знакомой странички из "Старз энд Страйпс". К нему были приколоты копии других газетных статей. Биверс взял одну из стопок. -- Здесь по копии для каждого из вас, -- сказал он. -- Майкл уже читал кое-что из этого, но я думаю, что у каждого должны быть все материалы. -- Он дал один из листков Конору, -- Сядь и ознакомься. Пул и Пумо тоже получили по копии, последнюю стопку Гарри положил рядом с собой на кровать, закрыл "дипломат" и поставил его на пол. Затем бумаги перекочевали к нему на колени, и Гарри потянулся к карману пиджака за очками. Он достал футляр, из которого извлек пару огромных очков в черепаховой оправе. Водрузив их на нос, Гарри снова начал просматривать статьи. "Интересно, -- подумал про себя Майкл Пул, -- сколько раз в день Биверс демонстрирует себе и другим, как должен вести себя настоящий адвокат". Биверс поднял глаза от бумаг. Галстук-бабочка, красные подтяжки, огромные очки в черепаховой оправе. -- Прежде всего, друзья мои, я хочу напомнить всем, что мы успели уже повеселиться и обязательно повеселимся еще, прежде чем уедем отсюда, но... -- Укоряющий взгляд на Конора. -- Мы собрались сейчас в этом номере потому, что все четверо владеем кое-какой важной информацией о событиях прошлого. А удалось нам пережить эти события потому, что мы всегда могли положиться друг на друга. Биверс снова перевел взгляд на бумаги. -- Давай ближе к делу, Гарри, -- попросил Пумо. -- Если вы не понимаете, как важно то, что мы всегда были одной командой, то вы ничего не понимаете. -- Он снова поднял глаза от бумаг. -- Пожалуйста, прочтите статьи. Их три. Одна из "Старз энд Страйпс", другая -- из сингапурской "Стрэйтс Таймс", а третья -- из "Бангкок Пост". Мой брат Джордж -- он солдат в колониальных войсках -- знал немного о тех происшествиях, связанных с Коко, и когда это имя попалось ему на страницах "Старз энд Страйпс", он прислал эту газету мне. Потом он попросил Сонни, нашего старшего брата, который тоже служит в колониальных войсках, но уже в Маниле, сержантом, просмотреть всю азиатскую прессу, которая в его распоряжении. Сам Джордж проделал ту же работу в Окинаве -- вместе они просмотрели практически все англоязычные издания на Дальнем Востоке. -- У тебя два брата в армии? -- изумленно спросил Конор. -- Сонни и Джордж -- сержанты в колониальных войсках в Маниле и Окинаве? Парни из семейства с Маунт-авеню? Биверс недовольно взглянул на Линклейтера. -- Таким образом и удалось найти вот эти две статьи в Сингапуре и Бангкоке. Я и сам провел небольшое расследование, но, прежде чем я расскажу о нем, прочтите эти статьи. Вы увидите, что парень поработал на славу. Майкл сделал большой глоток из бокала и пробежал глазами первую статью. "Двадцать восьмого января тысяча девятьсот восемьдесят второго года в Сингапуре найден труп сорокадвухлетнего английского туриста -- писателя Клива Маккенны. Садовник обнаружил тело в заросшей части газона "Гудвуд-парк Отеля". Труп изуродован -- выколоты глаза и отрезаны уши. В рот мистера Маккенны была вставлена игральная карта, на лицевой стороне которой имелась надпись: "Коко". Пятого февраля тысяча девятьсот восемьдесят второго года оценщик, приехавший определить стоимость предположительно пустующего бунгало вблизи Орчад-роуд, обнаружил на полу в гостиной лежащими бок о бок лицом вверх два трупа -- мистера Уильяма Мартинсона из Сент-Луиса, шестьдесят один год, служащий одной из фирм, поставляющей на Восток продукцию тяжелого машиностроения, и миссис Барбары Мартинсон, пятидесят