те Пумо заставил себя улыбнуться Мэгги. Самым трудным, оказывается, было решиться зайти. -- Что он сказал тебе перед тем, как мы ушли? Мэгги похлопала его по руке. -- Сказал, что ты -- хороший старый солдат, и я должна о тебе позаботиться и не должна слишком сильно ругаться. А я сказала ему, что на самом деле ты старый осел и что я возвращаюсь только потому, что почувствовала, как ухудшается мой английский. Мэгги потребовала, чтобы они поехали домой на метро. И тут же продемонстрировала, что не собирается бросать свои штучки. Они добрались до последней ступеньки лестницы и направлялись к будке, где продаются жетоны. Ветер проникал сквозь куртку Пумо и сбивал с головы капюшон. Оглянувшись и не увидев Мэгги, Тино испытал самую настоящую панику. По платформе маршировала компания юнцов в черных куртках и вязаных шапочках, один из них тащил огромное радио, из которого раздавалась песня Куртиса Блоу. Чернокожая женщина в тяжелом длинном пальто стояла, облокотившись на перила платформы, и не обращала на марширующих никакого внимания. Далеко впереди несколько мужчин и женщин тупо глядели на рельсы. Пумо вдруг осознал, как высоко над землей он находится. Он напоминал сам себе прыгуна в воду, замершего на трамплине. Ему захотелось схватиться за перила, как будто ветер мог подхватить его и швырнуть вниз, на Бродвей. Он автоматически пристроился в хвост очереди за жетонами. Парни выкрикивали что-то в другой стороне платформы. Тино полез в карман, злясь на Мэгги за ее исчезновение и на себя за то, что его это волнует. Вдруг Пумо услышал смешок и, повернув голову, обнаружил, что Мэгги успела проскользнуть через турникет и стоит теперь на платформе рядом с негритянкой. Засунув руки в карманы пальто, Мэгги злорадно ухмылялась. Пумо взял жетон и прошел через турникет. -- Как ты это сделала? -- У тебя все равно не получится, так зачем я буду рассказывать? Когда подъехал поезд, Мэгги взяла Пумо за руку и буквально втащила в вагон. -- Они уже в Сингапуре? -- спросила девушка. -- Они уехали дня три-четыре назад. -- Мой брат сказал, что в Тайпей они тоже попадут. -- Вполне возможно. Они поедут куда угодно, если это понадобится, чтобы найти Андерхилла. Мэгги смотрела на него полуиронически-полусочувственно. -- Бедный Тино! Пумо сидел рядом с Мэгги в шумном вагоне метро. Страхи его были теперь под контролем. Никто не смотрел на них. Мэгги держала руку Пумо обеими своими маленькими теплыми ручками. Поезд мчался на юг Нью-Йорка, неся в своем чреве Мэгги Ла с ее неведомыми никому сильными и глубокими чувствами и Тино Пумо с его чувствами, странным образом созвучными тому, что испытывали его друзья под внимательным и доброжелательным взглядом Пан Йин. "Я люблю Мэгги, и я боюсь этого, -- думал Пумо. -- Она чересчур своеобразна. Оставляет меня, чтобы удержать. Достаточно умна, чтобы смыться до того, как я ее вышвырну, и доказывает это тем, что каждый раз возвращается, когда она мне по-настоящему необходима. Может, Андерхилл сошел с ума, а может, и я тоже сошел с ума, но я надеюсь, что ребята найдут Тима и привезут его с собой". Тино ясно увидел вдруг Тима Андерхилла в одном из секторов Кэмп Крэнделл, известном обитателям лагеря под названием Озон-парк. Озон-парк -- кусок пустыря площадью примерно в два городских квартала между проволочным заграждением и "клубом" Мэнли. Вся прелесть этого места состоит в том, что здесь есть туалет и множество пустых железных бочек, в тени которых можно спрятаться от жары, хотя от бочек и воняет нефтью. Озон-парк не существует официально и поэтому гарантирован от непрошеных вторжений Жестянщика, для которого, как это водится в армии, "должен быть" и "есть" значит одно и то же. Вот здесь и сидит Тим Андерхилл в компании парней, балдеющих от сигарет "Си Ван Во" и еще больше -- от белого порошка, который достает из кармана Тим. Андерхилл вещает всем остальным, среди которых, кроме самого Пумо, М.О.Денглер, Спанки Барридж, Майкл Пул, Норман Питерс и Виктор Спитални, который прячется за бочками, время от времени швыряя в остальных маленькими камушками. Тим Андерхилл рассказывает историю негодяя. Молодого человека из хорошей семьи, сына федерального судьи, забирают в армию и посылают в старый добрый Форт Силл в несравненном Лотоне, штат Оклахома. -- Меня тошнит от твоего голоса, -- перебивает Тима Виктор Спитални. Он бросает в Андерхилла камушек, который попадает тому в грудь. -- Все равно ты чертов педик, и больше ничего. -- А ты все равно набит дерьмом, и больше ничего, -- говорит ему Пумо. В ответ Спитални бросает камушек и в него. Прошло довольно много времени, прежде чем все привыкли к "цветочкам" Андерхилла, поняв, что он никого не развращает, просто не может никого развратить, поскольку ни в малейшей степени не развращен сам. Хотя большинство солдат, с которыми доводилось общаться Пумо, утверждали, что презирают восточных женщин, все они путались с проститутками или с девчонками из бара. Исключением был Денглер, который не желал расстаться со своей девственностью, вбив себе в голову, что это -- тот талисман, который охраняет его от пуль, и Тим Андерхилл, который предпочитал юношей. Интересно, знал ли кто-нибудь, что "цветочки" Тима были лет двадцати с небольшим и что их было всего двое? Пумо знал это, потому что видел и того, и другого. Один был бывшим солдатом с одной рукой, который жил с матерью в Хью и зарабатывал на жизнь тем, что жарил мясо в харчевне, пока его не начал содержать Андерхилл. Другой действительно работал на цветочном рынке в Хью, и Пумо довелось как-то пообедать в компании этого паренька, его матери, сестры и Андерхилла. Пумо почувствовал такую нежность, связывавшую четверых людей, сидящих с ним за столом, что ему немедленно захотелось стать одним из них. Эту семью Тим тоже содержал, а теперь ее странным образом содержал и Тино Пумо, потому что, когда любимый "цветочек" Андерхилла, Винх, умудрился разыскать его в Нью-Йорке в семьдесят пятом году, Пумо, вспомнив одновременно и теплоту отношений, царивших за столом, и превосходное качество пищи, нанял его шеф-поваром. Винх очень изменился -- он выглядел старше, тяжеловесней, не так легко радовался жизни. (Еще он успел за это время стать отцом Хелен, потерять жену и довольно долгое время проработать на кухне вьетнамского ресторана в Париже). Никто, кроме Пумо, не знал истории Винха. Гарри Биверс, наверное, видел его раз или два с Андерхиллом, но тут же забыл об этом. К тому же, по какой-то ему одному ведомой причине, Биверс убедил себя, что Винх родом из ан Лат, деревушки недалеко от Я-Тук. И каждый раз, когда Гарри видел Винха или его дочь, у него был вид загнанного зверя. -- Ты выглядишь сейчас почти счастливым, -- прервала ход его мыслей Мэгги Ла. -- Андерхилл не может быть Коко, -- сказал Пумо. -- Сукин сын действительно был сумасшедшим, но он сходил с ума в самой невинной манере, какую только можно себе представить. Мэгги никак не отреагировала на слова Пумо -- ничего не сказала, не отпустила руку Пумо, даже не моргнула, так что было непонятно, слышала ли она его слова вообще. Может, она почувствовала себя оскорбленной. Поезд доскрипел наконец до их станции и со скрежетом остановился. Двери открылись, но Пумо на несколько секунд замер, как будто отключившись. Мэгги рывком подняла его на ноги, и звуки и краски сразу же вернулись на свои места. Когда они выскочили из поезда, Пумо обнял девушку так сильно, как только мог. -- Я тоже люблю тебя, -- сказала Мэгги. -- Вот только никак не могу понять, схожу ли я с ума в невинной манере или же наоборот. Когда они повернули на Гранд-стрит, Мэгги Ла тяжело вздохнула. -- Мне надо было подготовить тебя, -- сказал Пумо. На тротуаре возле "Сайгона" валялись грудой кирпичи, доски, мешки с гипсом, разобранные водопроводные трубы. Рабочие в зеленых куртках, пряча лица от ветра, вытаскивали из дверей и сваливали в вагонетку груды строительного мусора. Рядом с вагонеткой стояли два огромных грузовика, на одном из которых было написано: "Скапелли Констракшн", на другом -- "Маклендон. Уничтожение грызунов и насекомых". Мужчины в касках слонялись туда-сюда между грузовиками и входом в ресторан. Винх беседовал с женщиной, державшей в руках рулоны чертежей. Шеф-повар подмигнул Мэгги и помахал Пумо. -- Надо поговорить, -- крикнул он. -- Господи, что же там внутри? -- произнесла Мэгги. -- Все не так плохо, как кажется снаружи, -- успокоил ее Пумо. -- Разворочена вся кухня и большая часть столовой. Винх помогает мне -- смотрит за работой строителей, когда меня нет. Нам пришлось разобрать почти всю заднюю стену, а потом я хочу заодно переделать кое-что в подвале. Пумо начал вставлять свой ключ в замок белой двери рядом со входом в ресторан. Винх торопливо пожал руку архитектору и подбежал к ним. -- Рад снова видеть тебя, Мэгги, -- сказал он, а затем прибавил несколько слов для Пумо по-вьетнамски. Пумо ответил на том же языке, тяжело вздохнул и обернулся к Мэгги. На лице его ясно читалось нарастающее беспокойство. -- Что случилось? -- поинтересовалась Мэгги. -- Пол обвалился? -- Кто-то залез сюда сегодня утром. Меня не было дома часов с восьми, когда я отправился позавтракать и встретиться кое с кем из поставщиков. Мы ведь расширяем кухню. Потом мне пришлось рыскать, как всегда, по всему городу, пока меня не остановила последняя страница "Войс". -- Но как можно было залезть сюда при таком скоплении рабочих? -- Они залезли не в ресторан, а в мою квартиру. Винх услышал, что кто-то ходит наверху, но подумал, что это я. Потом он поднялся наверх, чтобы спросить меня о чем-то, и только тут понял, что это был, должно быть, злоумышленник. На Тино страшно было взглянуть, когда он поднимался по лестнице на чердачный этаж, где помещалась его квартирка. -- Я не думаю, что это Дракула решила нанести визит вежливости, -- сказала Мэгги. -- Я тоже не думаю, -- в голосе Тино не чувствовалось, однако, особой уверенности. -- Хотя эта сука могла вспомнить, что забыла украсть какой-нибудь пустячок. -- Это просто грабитель, -- настаивала на своем Мэгги. -- Давай же зайдем внутрь, здесь очень холодно. Она поднялась вверх на несколько ступенек, взялась обеими руками за локоть Пумо и притянула его к себе. -- Знаешь, -- прошептала Мэгги, -- когда совершается большая часть квартирных краж? Около десяти часов утра, когда плохие мальчики думают, что все остальные на работе. -- Я знаю, -- улыбнулся ей Тино. -- Честное слово, знаю. -- А если малышка Дракула вернется поглядеть на твой труп, я превращу ее в... -- Мэгги закатила глаза и задумчиво коснулась щеки указательным пальцем, -- в яичный суп. -- В утку по-сайгонски. Не забывай, где ты находишься. -- Так давай скорее поднимемся и посмотрим. -- Вот и я говорю. Мэгги прошла вперед, Пумо последовал за ней вверх по лестнице к двери на чердак. В отличие от двери внизу, она была заперта. -- Здесь побывал кто-то получше Дракулы, -- прокомментировала Мэгги. -- Просто эта дверь захлопывается сама. Так что я до сих пор не уверен, что это не была опять проклятая Дракула. Пумо отпер дверь и шагнул внутрь. Его пальто и куртки по-прежнему висели на своих крючках, сапоги и ботинки стояли под ними. -- Пока все ничего, -- произнес Пумо. -- Не будь таким трусом, -- сказала Мэгги, подталкивая его к двери в ванную. В ванной ничего не было тронуто, но Тино вдруг ясно представил себе, как Дракула стоит перед его зеркалом для бритья и поправляет свой панковский кок. Дальше следовала спальня, Пумо поглядел на неубранную кровать -- это он не успел ее застелить перед уходом -- и на пустую тумбочку под телевизор -- он еще не успел ничем заменить девятнадцатидюймовый "Сони", украденный Дракулой в прошлый раз. Дверцы гардероба были открыты, и несколько костюмов Пумо по-прежнему висели на вешалке, под ними красовалась неаккуратная стопка другой одежды. -- Черт побери, это действительно была Дракула! -- завопил Пумо. Его мгновенно прошиб холодный пот. Мэгги вопросительно взглянула на него. -- В первый раз она украла мой любимый пиджак и мои любимые ковбойские ботинки. Дерьмо! Она полюбила мой гардероб! -- Пумо сжал кулаками виски. Он бросился через всю комнату к гардеробу и начал разбирать кучу, внимательно разглядывая каждую вещь, прежде чем повесить ее на плечики. -- Винх вызвал полицию? -- спрашивала Мэгги. -- Ты хочешь ее вызвать? Пумо взглянул на Мэгги через кипу одежды. -- А что толку? Даже если они каким-то чудом найдут ее и запрячут за решетку, она через сутки-другие будет опять на свободе. Уж так делают в этом городе. Наверное, у вас в Тайпее другая система... Мэгги прислонилась к дверному косяку. Уже в который раз Пумо отметил про себя, какие у нее хорошенькие пухлые ручки. -- В Тайпее мы прикалываем их языки к верхней губе и отрезаем им тупым ножом по три пальца на каждой руке. -- Что ж, похоже, я уже созрел назвать это справедливостью, -- пробормотал Пумо. -- Вешать, вешать. -- Пумо водрузил на плечики последний костюм. -- А мы ведь еще не были в гостиной. И я даже не уверен, что хочу туда зайти. -- Если хочешь, давай я загляну. Не перестать же нам в самом деле возвращаться домой, раздеваться и вообще делать то, что хотим. Он изумленно посмотрел на Мэгги. -- Пойду взгляну, не устроил ли враг засаду в гостиной, -- спокойно сказала она и исчезла за дверью. -- О, черт! Черт побери! -- раздался через несколько секунд истошный крик Пумо. Испуганная Мэгги кинулась в спальню. -- Ты кричал? -- Просто не могу в это поверить! -- Пумо тупо смотрел на пустую тумбочку рядом с кроватью. Он перевел глаза на Мэгги. -- А как в гостиной? -- За ту секунду, которая у меня была, прежде чем я услышала истошный вопль невменяемого, мне показалось, что там вполне обычный легкий беспорядок. -- Теперь нет никаких сомнений, что это была Дракула. -- Пумо не очень понравилось выражение "легкий беспорядок". -- Я так и знал! Она вернулась, чтобы украсть опять то же самое. Я успел купить новое радио с часами, и вот теперь его нет. Глядя, как Мэгги в своих просторных китайских одеждах входит в спальню, Пумо с ужасом представил себе разгромленную гостиную -- изрезанные покрывала, скинутые с полок книги, стол опрокинут, телевизор исчез, автоответчик исчез, ширма, которую Пумо привез из Вьетнама, исчезла, как и все бутылки из бара. Тино никогда не считал себя помешанным на собственности, но ему жалко было все это потерять. Особенно кушетку, которую Винх сделал для него своими руками. Мэгги подняла ногой свисающий край покрывала, под которым обнаружилось радио с часами, очевидно упавшее на пол, когда он вставал утром. Не говоря ни слова, Мэгги повела его в гостиную. Пумо отметил про себя, что комната выглядит практически так же, как он ее оставил. Синяя обшивка кушетки была не повреждена, книги стояли в обычном "легком беспорядке" на полках и лежали стопками на журнальном столике. Телевизор стоял на своем обычном месте рядом со стереомагнитофоном. Пумо взглянул на пластинки и тут же понял, что кто-то перебирал их. В дальнем углу гостиной возвышалась небольшая платформа, тоже сооруженная Винхом. На платформе стояли письменный стол и кожаное кресло, которое было подвинуто к столу, как будто грабитель хотел посидеть за ним. -- Все не так плохо, -- сказал Пумо. -- Она заходила сюда, но, насколько я вижу, ничего не натворила. Он уже смелее прошелся по комнате, внимательно осмотрел журнальный столик, книги, пластинки и журналы. Дракула порылась и здесь -- все было чуть-чуть сдвинуто со своих мест. -- "Вестник батальона", -- произнес он наконец. -- Что-что? -- переспросила Мэгги. -- Она взяла девятый номер "Вестника батальона". Он приходит дважды в год. Честно говоря, я обычно почти не заглядываю в него, но никогда не выбрасываю предыдущий номер, пока не придет следующий. -- Значит, она увлекается солдатами. Пумо пожал плечами и вернулся к письменному столу. Его чековая книжка и чековая книжка "Сайгона" лежали на своих местах, но были слегка сдвинуты. А рядом лежал недостающий номер "Вестника", открытый на статье, где сообщалось об отставке полковника Эмиля Элленбогена с какого-то там второстепенного поста в Арканзасе, куда Жестянщика направили после неудачной службы во Вьетнаме. -- Нет, -- пробормотал Тино. -- Эта сучка просто перенесла его на другое место. -- Со стола ничего не исчезло? -- спросила Мэгги. -- Не знаю. По-моему, чего-то не хватает, но не могу понять чего. Он снова оглядел свой заваленный всякой всячиной письменный стол. Чековые книжки. Телефон. Автоответчик. Огонек показывал, что для него оставлено сообщение. Он попытался прослушать его, но на пленке ничего не было. Может, она сначала позвонила, чтобы убедиться, что Пумо нет дома? Чем больше Пумо рассматривал стол, тем крепче становилось его убеждение, что чего-то не хватает, но он так и не мог вспомнить, чего именно. Рядом с автоответчиком лежала книга, которая называлась "Нам". Тино был уверен, что оставил ее на одном из журнальных столиков. Он забросил чтение примерно на половине книги, но специально не убрал ее, не желая признаться себе, что вряд ли когда-нибудь дочитает. Дракула принесла книжку и номер "Вестника" на стол, пролистала его чековые книжки, возможно, дотронулась до каждого предмета на столе своими длинными сильными пальцами. От этой мысли Пумо прошиб пот и слегка затошнило. Пумо проснулся среди ночи. Сердце его бешено билось. В темноте спальни растворялись остатки кошмара. Он повернул голову и посмотрел на мирно спящую, уткнувшись лицом в согнутую руку, Мэгги Ла. В темноте черты девушки были едва различимы. Пумо любил смотреть на спящую Мэгги. Не оживленные мимикой, черты ее лица казались почти незнакомыми. Это было просто лицо какой-то китайской девушки. Он вытянулся рядом с Мэгги и слегка коснулся головы девушки. Что они делают сейчас, его друзья? Он увидел их почему-то бредущими по дороге, взявшись за руки. Тим Андерхилл не может быть Коко, и они поймут это, как только найдут его. Затем Тино пронзила мысль, что если Тим Андерхилл не Коко, то это кто-то другой, кто рыщет по свету и ищет их, ищет их всех, как пуля, на которой написано его имя, которая так и летает по свету, не зная отдыха. Утром он сообщил Мэгги, что должен попытаться хоть как-то помочь своим друзьям -- он попробует раздобыть побольше информации о жертвах Коко. -- Пока что это все слова, -- сказала Мэгги. 4 Почему вопросы и ответы? Потому, что они помогают выстроить мысли в прямую линию. Потому что они -- единственный выход. Потому что они помогают мне выжить. А о чем мне, собственно, думать? Как всегда, об обломках прошлого. О бегущей девушке. Ты воображаешь, что она была на самом деле? Конечно. Я воображаю, что она была на самом деле. А о чем еще ты собираешься думать? О своем обычном объекте для размышлений. Коко. Сейчас больше, чем когда-либо. А почему сейчас больше, чем когда-либо? Потому что он вернулся. Потому что мне кажется, я видел его. Ты воображаешь, что видел его? Это одно и то же. И как же он выглядел? Как танцующая тень. Как сама смерть. Он явился тебе во сне? Он явился, если это можно так назвать, на улице. Смерть явилась прямо на улице, как и девушка. Появление девушки сопровождалось жуткими криками. Появление танцующей тени -- обычным уличным шумом. Он был покрыт, хотя этого и не было видно, кровью своих жертв. Девушка, которую видел только я, была покрыта своей собственной кровью. Оба вызывали какое-то едва определимое чувство, сродни тому, которое, должно быть, внушала окружающим свита Пана. Что это за чувство? Ощущение того, что мы лишь в очень небольшой степени имеем влияние на свою судьбу, на историю наших жизней. Хол Эстергаз из "Расколотый надвое". Девушка пришла, чтобы поговорить со мной, неся с собой страх, отчаяние и обреченность. Она бежит ко мне из ночи и хаоса. Она выбрала меня. Потому что я выбрал Хола Эстергаза и потому что я выбрал Ната Бизли. "Не сейчас, -- говорит она. -- Не сейчас. История еще не закончена". Почему покончил с собой Хол Эстергаз? Потому что не мог вынести того, что только начинал узнавать. Тебя уносит туда воображение? Если оно достаточно хорошее. Ты ужаснулся, увидев девушку? Я благословил ее появление. 13 Коко Как только взлетит самолет, Коко станет человеком в движении. Коко точно знал: каждое путешествие -- путешествие в вечность. До земли тридцать тысяч футов, часы нужно то и дело переводить назад, свет и тьма несколько раз в течение полета сменяют друг друга. Когда совсем стемнеет, думал Коко, можно поближе придвинуться к маленькому окошку, и, если ты уже готов, если душа твоя уже наполовину принадлежит бесконечности, ты сможешь увидеть серое клыкастое лицо Бога, плывущее к тебе из черноты. Коко улыбнулся, и хорошенькая стюардесса улыбнулась ему в ответ. Она наклонилась к Коко вместе с подносом. -- Что вы предпочитаете по утрам, сэр? Апельсиновый сок или шампанское? Коко покачал головой. Земля присасывала к себе самолет, пытаясь проникнуть сквозь него и всосать Коко в свои недра. Несчастной земле нравится все вечное, а все любят и жалеют землю. -- В полете будут показывать кино? -- "Никогда не говори "никогда", -- через плечо ответила стюардесса. -- Новый фильм про Джеймса Бонда. -- Прекрасно, -- ответил Коко, улыбаясь про себя. -- Сам-то я никогда не говорю "никогда". Стюардесса рассмеялась явно из чувства профессионального долга и продолжила свой путь. Салон заполняли пассажиры. Они рассаживались по рядам, пытаясь пристроить куда-то чемоданы, сумки, корзинки, книжки. Прямо перед Коко уселись два китайских бизнесмена, которые открыли свои дипломаты, едва успев коснуться сидений. Стюардесса -- блондинка средних лет в синей форменной куртке -- наклонилась к Коко с дежурной улыбкой на лице. -- Как нам называть вас, сэр? -- Она поднесла к его глазам визитную карточку пассажира, которую хотела заполнить. Коко медленно опустил газету. -- Итак, вы?.. -- Женщина смотрела на него в ожидании ответа. "Как нам называть вас, сэр?" Дахау, я буду называть тебя Леди Дахау. -- Почему бы вам не называть меня Бобби? -- ответил он. -- Что ж, так я и сделаю. -- Стюардесса нацарапала "Бобби" в графе карточки, которая была помечена "4Б". У Роберто Ортиза обнаружились не только паспорта, но и полный карман карточек и удостоверений, а также шестьсот американских и триста сингапурских долларов. В кармане блейзера находился ключ от номера в "Шангри-Ла" -- где еще мог останавливаться молодой честолюбивый американец? В сумочке мисс Баландран лежали фотоаппарат, тюбик противозачаточной мази, небольшой пластиковый футлярчик с пастой "Дарки" и зубной щеткой, чистая пара трусиков и нераспечатанная пачка колготок, бутылочка блеска для губ с кисточкой, тюбик туши для ресниц, кисточка для румян, обрезанная на три четверти пластиковая трубочка, потрепанный роман Барбары Картленд в мягкой обложке, пудра, с полдюжины таблеток "валиума", рассыпанных по всей сумке, множество мятых бумажных салфеток, несколько связок с ключами и кипа счетов общей суммой на четыреста пятьдесят три сингапурских доллара. Коко рассовал по карманам деньги, остальное швырнул на пол в ванной. Умывшись и вымыв руки, он взял такси до "Шангри-Ла". В Нью-Йорке Роберто Ортиз жил на Вест Энд-авеню. Эй вы, на Вест Энд-авеню, чувствуете ли вы, как высшие силы жаждет, чтобы свершилась наконец справедливость? Ангелы слетают на Вест Энд-авеню, и их белые одежды развеваются на ветру. Когда Коко вышел из "Шангри-Ла", на нем были две пары брюк, две рубашки, хлопчатобумажный свитер и твидовый пиджак. В большом пакете, который он нес в левой руке, лежали еще три рубашки, два свернутых костюма и пара превосходных черных туфель. Таксист вез Коко по усыпанной листьями Гров-роуд на Орчад-роуд и дальше -- на небольшую улочку сбоку от Бахру-роуд к некоему пустующему строению, и всю дорогу он представлял, что стоит в открытой машине, едущей вниз по Пятой авеню. Путь Коко, едущего по Нью-Йорку в компании всех земных богов. Дорогу его усыпает серпантином и конфетти толпа, собравшаяся поприветствовать кортеж. Биверс и Пул, и Пумо, и Андерхилл, и татуированный Тиано, и Питерс, и драгоценный Спэнки Б., и остальные. Все боги земли -- кто сможет пережить их приход на эту землю? Для узревших их тьма навсегда покроет все вокруг. Юрист Тед Банди, Жуан Корона, который работал в полях, и тот парень, что в Чикаго переодевался клоуном, Джон Уэйн Гейси и сын Сэма, Уэйн Уильямс из Атланты, Зебра-убийца, те, кто оставлял свои жертвы на холмах и в долинах, и тот низенький паренек из фильма "Риллингтон Плейс, 10", а также Лукас, наверное, самый крутой из них. Рыцари Силы Небесной, наконец-то настал их день. Те, кто жил рядом с остальными и кого никак не могли поймать, но для этого приходилось притворяться, демонстрировать миру свое второе лицо, жить скромно, переезжать из города в город, аккуратно платить по счетам, хранить глубоко в себе все свои секреты. Очищающий огонь. Коко проползает в дом через окошко подвала и видит отца, лицо его неподвижно и угрюмо. Идиот чертов, -- говорит отец. -- Много на себя берешь, воображая, что они устроят парад в честь такого дерьма, как ты. Ни одна часть животного не должна пропасть даром. Коко раскладывает по полу деньги, старик улыбается и произносит: Ничто не заменит хорошего масла. Коко закрывает глаза и видит стадо слонов, величаво проплывающих мимо и кивающих ему с молчаливым, угрюмым одобрением. Коко положил на развернутый спальный мешок паспорта Роберто Ортиза, достал пять карт со слоном и разложил их так, чтобы можно было прочитать имена. Затем он залез в коробку с газетными врезками и достал оттуда номер американского журнала "Нью-Йорк", который взял в вестибюле отеля через два дня после парада в честь возвращения заложников. Под заголовком огненно-красными буквами было написано "Десять новых "горячих точек". Я-Тук, Хью, Да-Нанг -- вот они горячие точки. И Сайгон. И в журнале тоже новые "горячие точки". И тоже "Сайгон". Журнал автоматически открылся на нужной картинке и статье ("Здесь ел мэр"). Коко в своем новом костюме растянулся на полу и стал пристально всматриваться в картинку. Люди сидели за столиками под пальмовыми ветвями на фоне белых стен. Официанты-вьетнамцы в белых рубашках сновали туда-сюда между столиками так быстро, что на фотографии на их месте получились лишь размытые белые пятна. Коко слышны были громкие голоса, звяканье о фарфор ножей и вилок. Хлопали пробки. На переднем плане стоял, облокотившись на стойку бара, Тино Пумо и скалился в объектив -- Пумо-Пума наклонился вдруг к Коко со страницы журнала и заговорил с ним голосом, который выделялся на фоне ресторанного шума, как соло саксофона выделяется на фоне большого оркестра. Пумо сказал: -- Не суди меня, Коко. Выглядел он безумно испуганным. Вот так все они говорят, когда понимают, что стоят перед дверью вечности. -- Я понимаю, Тино, -- ответил Коко маленькому испуганному человечку на фотографии. В статье говорилось, что в ресторане "Сайгон" огромный выбор настоящих вьетнамских блюд. Клиенты были молодыми, шумными и почти все напоминали хиппи. Утверждалось, что утка имеет "небесный вкус", а все супы "богоподобны". -- Скажи-ка мне, Тино, -- попросил Коко. -- Что это за дерьмо -- "богоподобный"? Ты что, действительно считаешь, что суп может быть богоподобным? Тино отер лоб хрустящим белым платком, повернулся и посмотрел в глубь картинки. И здесь же, набранные красивым тонким курсивом, были адрес и телефон ресторана. Мужчина уселся в кресло рядом с Коко, огляделся по сторонам и застегнул ремни. Коко закрыл глаза и увидел снег, падающий с глубокого холодного неба на лед толщиной в сотни футов. Далеко, едва видные в пелене снегопада, возвышались напоминавшие сломанные зубы глыбы айсбергов. Бог незримо витал над замерзшей землей, и Бог хмурился в нетерпеливом гневе. Ты знаешь то, что знаешь. Лет сорок, а может, сорок один. Густые пушистые белокурые волосы, тонкие очки с затемненными стеклами, тяжелый подбородок. В огромных руках, которые могли бы принадлежать мяснику, вчерашний номер "Нью-Йорк Таймс". Костюм за шестьсот долларов. Самолет вырулил на взлетную полосу и мягко оторвался от земли, беря курс на Сан-Франциско. Коко подумал, что человек, сидящий рядом с ним, должно быть, богатый бизнесмен с руками мясника. Птичка с черной шеей пролетает на фоне сингапурской долларовой банкноты. На глазах ее тоже черные круги, напоминающие маску грабителя. Ее настигает расходящийся кругами, подобно циклону, первозданный хаос. Птичка в ужасе отчаянно машет крыльями. Мрак покрывает землю. Мистер Лукас? Мистер Банди? Мужчина, сидящий рядом, сообщил Коко, что он банкир. Банкир, занимающийся капвложениями. У них куча работы в Сингапуре. У Коко тоже. Чертовски приятное место этот Сингапур. А если твой бизнес связан с деньгами, то и жаркое. Я бы даже сказал, горячее. Еще одна из новых "горячих точек". -- Бобби, -- окликнула его стюардесса. -- Что вы будете пить? -- Водку, водку со льдом. -- Мистер Дикерсон? Мистер Дикерсон предпочитал "Миллер Хай Лайф". В Наме мы говорили: "Водку-мартини со льдом. Не забудь оливку, разбавь вермутом и не жалей льда". Ах, да ведь вы же не были во Вьетнаме. Как ни странно это звучит, но вы многое потеряли. Не то чтобы мне хотелось вернуться назад. Ради всего святого -- нет. Вы, наверное, переживали за другую сторону, а? Без обид, правда? Все равно теперь все мы на одной стороне. Бог так чудно иногда распоряжается людьми. Я неплохо помаршировал там с М-16, ха-ха. Меня зовут Бобби Ортиз. Я занимаюсь туризмом. Билл? Рад с тобой познакомиться, Билл. Лететь долго, так что можно заодно и подружиться. Да, конечно, я выпью еще водки и хочу заказать еще пива для моего старого дружка Билли. Я был в Первом корпусе. Том, что стоял около Хью. Хочешь посмотреть на один фокус, которому я научился в Наме? Хотя лучше я поберегу его. Чуть позже он будет более кстати. Тебе понравится. Я покажу чуть позже. Бобби и Билл Дикерсон поели в полной тишине, преисполненной, однако, дружелюбия и взаимной симпатии. Время, казалось, остановилось. -- Ты играешь? -- спросил Коко у Билла. Тот взглянул на него, застыв с недонесенной до рта вилкой в руке. -- Редко, время от времени. И понемногу. -- Хочешь подзаработать деньжат? -- Смотря сколько? -- Цыпленок на вилке добрался наконец до рта Дикерсона. -- О, ты, наверное, не захочешь. Это слишком странно. Забудь об этом. -- Давай, говори. Раз уж заикнулся, нечего теперь. О, Коко нравился Билли Дикерсон. Красивый синий льняной костюм, красивые очки в тонкой оправе, красивый большой "Ролекс". Билли Дикерсон играл в теннис. Билли Дикерсон надевал на голову повязку, чтобы не мешали волосы, у Билли Дикерсона был отличный Удар слева -- ну прямо настоящий агрессор. -- Ну что же, -- сказал Коко. -- Наверное, я вспомнил об этом, потому что оказался в самолете. Мы делали так в Наме. Во взгляде старины Билли читалась искренняя заинтересованность. -- Когда сидели в зоне высадки. -- В зоне высадки? -- Да. Так вот, зоны высадки бывали разные. В одних можно было довольно весело провести время, в других же была скучища, как будто ты оказался на пикнике церковной общины в штате Небраска. И мы играли тогда во что-то вроде русской рулетки. -- Пытались угадать, сколько народу убьют в ближайшей заварушке? В заварушке. Ах ты, симпатяга. -- Иногда. Но чаще всего мы пытались угадать, кого убьют сегодня. Сколько денег в твоем бумажнике? -- Больше чем обычно. -- Пять, шесть сотен? -- Чуть поменьше. -- Пусть будет две сотни. Если кто-нибудь умрет в аэропорту Сан-Франциско, пока мы находимся в здании, ты платишь мне две сотни. А если нет, то я тебе сотню. -- То есть, ты ставишь один против двух, что кто-нибудь окочурится в здании аэропорта, пока мы будем проходить через таможню, л получать багаж и все такое? -- Точно. -- Никогда не видел, чтобы кто-то отбросил коньки в аэропорту. Билли, улыбаясь, покачал головой. Он готов был согласиться на пари. -- А я видел, -- сказал Коко. -- Случайно. -- Что ж, по рукам. Через какое-то время Леди Дахау втащила в салон ширму с киноэкраном. Почти все лампы погасли. Билли Дикерсон закрыл номер "Мегатрендз", опустил сиденье и приготовился спать. Коко попросил у Леди Дахау еще водки и стал смотреть фильм. Хороший Джеймс Бонд, едва появившись на экране, сразу же заметил Коко. (Плохой Джеймс Бонд был сонного вида англичанином, немного напоминавшим Питерса, их полкового медика, разбившегося на вертолете. Хороший Джеймс Бонд немного напоминал Тино Пумо.) Он подошел прямо к камере и сказал: -- Ты в порядке, тебе не о чем беспокоиться, каждый делает то, что вынужден делать. Этому учит нас война. -- Он едва заметно улыбнулся Коко. -- Ты правильно поступил со своим новым приятелем, сынок. Я заметил. А теперь вспомни... "Готовность справа? Готовность слева? Задраить люк. Добрый день, джентльмены, и добро пожаловать в Республику Южный Вьетнам. Сейчас пятнадцать часов двадцать минут, двадцать третье ноября тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года. Вас проводят отсюда в Центр распределения "Лонг Бинх", где каждый получит назначение в свое подразделение". Вспомни темноту в палатках. Вспомни металлические замки. Сетки от москитов. Вспомни грязные полы. И как палатки напоминали тебе пещеры. "Джентльмены, вы -- часть огромной машины, несущей смерть. Вот ваше оружие. Возможно, оно спасет вам жизнь. Благородство, достоинство, серьезность". Коко увидел слона, шагающего по какой-то европейской улице. Слон был одет в застегнутый на все пуговицы зеленый костюм и снимал шляпу перед проходящими мимо хорошенькими женщинами. Коко улыбнулся Джеймсу Бонду, который как раз выпрыгнул из своей чудной машины, посмотрел Коко прямо в глаза и спокойно произнес: Пришло время опять встретиться со слоном, Коко. Через несколько часов они стояли в конце длинной цепочки людей сумками в руках, ожидая, пока Леди Дахау откроет дверь. Перед глазами Коко был синий пиджак Билли Дикерсона, весь в аккуратно заглаженных складках, таких, что, глядя на них, и сам начинаешь чувствовать себя аккуратно выглаженным. Подняв глаза чуть выше, Коко увидел белокурые волосы Билли Дикерсона, падающие на синий воротник. От старого доброго Билли исходил запах хорошего мыла и дорогого лосьона для бритья. Сегодня утром, когда они подлетали к Сан-Франциско, он примерно на полчаса заперся в туалете. -- Хей, -- произнес Дикерсон, глядя через плечо на Коко, -- если ты хочешь аннулировать наше пари, я не против, Бобби. Условия для тебя очень невыгодные. -- Сделай одолжение, -- сказал Коко. Леди Дахау дождалась наконец какого-то одной ей понятного сигнала и открыла двери. Они вошли в коридор холодного пламени. Ангелы с горящими шпагами вели их за собой. Коко услышал отдаленные оружейные залпы, подсказавшие ему, что не происходит ничего действительно серьезного. Просто Жестянщик послал несколько человек отработать часть месячной квоты, которую платят те, кто заказывает музыку. Холодный огонь, готовый заморозить, обратить в камень все, что попадалось на его пути. Лед потрескивал под ногами Коко. И вот опять Америка. Ангелы с пылающими шпагами и горящими улыбками. -- Помнишь, я обещал показать тебе фокус? Дикерсон кивнул и вопросительно поднял брови. Они с Коко прошли вперед, туда, где получали багаж. Ангелы с пылающими шпагами, теряя постепенно свое божественное обличье, превратились наконец в стюардесс, катящих за собой багажные тележки. Бледное пламя погасло. Примерно двадцать ярдов коридор шел прямо, затем сворачивал направо. Они завернули за угол. -- Слава Богу, вот наконец и туалет, -- сказал Билли и заторопился вперед. Коко, улыбаясь, следовал за ним, представляя себе пустую комнату, отделанную белым кафелем. От женщины в ярко-желтом платье, прошедшей мимо, исходил все тот же аромат причастности к миру вечного. На сотую долю секунды в руке ее блеснула шпага. Коко толкнул дверь туалета, затем ему пришлось переложить чемодан в другую руку, чтобы распахнуть еще одну дверь, сразу вслед за первой. Около одной из раковин лысеющий мужчина мыл руки. Рядом человек без рубашки, склонившись над раковиной, пытался соскрести щетину синим пластмассовым лезвием. Желудок Коко напрягся. Старый добрый Билли был в конце Длинного ряда писсуаров, большая часть которых была занята. Из зеркала на него смотрело напряженное, усталое лицо. Коко подошел к одному из писсуаров и притворился, что занят делом, ожидая, когда все выйдут и оставят его наедине с Дикерсоном. Что-то такое внутри его разладилось, оборвалось и теперь стучало изнутри по ребрам. Голова вдруг закружилась, он даже пошатнулся. На секунду Коко представил себе, что он уже в Гондурасе и работа его то ли закончена, то ли должна вот-вот начаться сначала. Люди с кирпичными лицами суетились под палящим солнцем возле здания провинциального аэропорта, отдыхали полицейские, подремывали собаки. Дикерсон застегнул молнию, быстро прошел к раковине, сунул руки под струю воды, затем под струю воздуха и покинул туалет за секунду до того, как Коко вернулся обратно из своих мечтаний. Он заторопился вслед за Дикерсоном. Что-то по-прежнему болезненно било его изнутри. Дикерсон как раз входил в огромный зал, посреди которого карусели, напоминавшие небольшие вулканы, вращаясь, выплевывали из своих жерл на движущиеся ленты транспортеров разноцветные и разнокалиберные чемоданы. Почти все летевшие рейсом Коко и Дикерсона уже собрались у транспортеров. Коко увидел, как Дикерсон протискивается через толпу, чтобы поискать глазами свой чемодан. Из грудной клетки боль переместилась в желудок, как будто по нему летала изнутри жужжащая пчела. Коко прошиб пот, но он продолжал пробираться мимо людей, отделявших его от Дикерсона. Он едва коснулся пальцами пиджака Билли. -- Эй, Бобби, знаешь, мне как-то неловко. Ты знаешь, я по поводу денег, -- сказал Дикерсон, подаваясь вперед и снимая с движущейся ленты огромный чемодан. -- Пусть будет восемьдесят шесть за все, хорошо? Коко кивнул с несчастным видом -- его собственного потрепанного чемодана на транспортере не было. Все поплыло у него перед глазами, как будто какой-то волшебный туман висел в воздухе. Высокая черноволосая женщина взяла чемодан и -- Коко видно было сквозь дымку -- улыбнулась Дикерсону. -- Осторожней, -- сказал Билли. Человек в форме подошел к Дикерсону и, задав ему несколько вопросов, пропустил через барьер таможенного контроля. Удивленный Коко краем глаза заметил, как выскользнул из карусели его чемодан, который проплыл мимо, прежде чем он сообразил схватить его. Он видел, как фигура Дикерсона исчезает за дверью с надписью "Выход". В комнате таможенников служащий нашел в списке его имя: "Мистер Ортиз" и прощупал подкладку пиджака в поисках бриллиантов или героина. В от