Я полюбил ее. Я почувствовал, что на лице ее написана вся правда жизни -- в глазах. В этом мире нет ничего нормального, вот что я увидел. Ничего безопасного, за всем стоит боль и страх. Думаю, именно такой видится наша земля Богу, только он не хочет, чтобы мы все время видели это. Я как будто увидел Пана. Словно девочка сожгла дотла мой мозг. Глаза запеклись в глазницах. Она пробежала по ярко освещенной улице в ореоле шума и криков, показывая всему белому свету свои окровавленные ладошки, -- и вот ее уже нет. Пан-ика. Близость последнего предела. А что сделал ты? Я пошел домой и стал писать. Я пошел домой и стал плакать. Потом я опять писал. Что ты написал? Я написал повесть о лейтенанте Гарри Биверсе, которую назвал "Голубая Роза". 20 Телефон 1 На второй день своего пребывания в Бангкоке Майкл Пул и Конор Линклейтер решили разделиться. Конор обошел с дюжину баров для голубых на Пэтпонг-3, задавая все тот же вопрос о Тиме Андерхилле добродушным японским туристам, которые в ответ обычно предлагали купить ему выпивку, вертлявым американцам, которые в основном делали вид, что не видят Конора в упор и не понимают, о чем он говорит, а также улыбающимся тайцам, которые, все как один, решив, что он ищет своего любовника, предлагали ему взамен услуги красивейших юношей, которые за несколько минут вылечат его разбитое сердце. Пачку с фотографиями Конор, как назло, забыл в номере отеля. Он глядел на хорошеньких мальчиков в женских платьицах, думал о Тиме Андерхилле и одновременно от всей души желал, чтобы эти прехорошенькие создания действительно были девушками, которых так напоминали. Бармен в заведении для трансвеститов под названием "У Мамы" довольно странно заморгал, услышав имя Андерхилла. Конор насторожился. Но тот, посмотрев на него несколько секунд, наконец хихикнул, заявив, что никогда не встречал этого человека. Конор улыбнулся бармену и сказал: -- Судя по вашей реакции, вы его знаете. -- Не уверен, -- ответил бармен. Конор вздохнул, вынул из кармана джинсов двадцатидолларовую банкноту и протянул ее через стойку. Бармен препроводил банкноту в карман и вновь стал похлопывать себя по подбородку. -- Может быть, может быть, -- сказал он. -- Андахилл. Тимофи Андахилл. Затем он поднял глаза на Конора и покачал головой: -- Извините, я ошибся. -- Ты, маленький подонок, -- услышал Конор как бы издалека свой собственный голос. -- Ты, дерьмо, ты взял мои деньги. -- Совершенно не думая о том, что он делает, даже не понимая толком, насколько он зол, Конор свирепо оскалил зубы и потянулся через стойку. Бармен нервно хихикнул и отступил вглубь, но Конор нагнулся и схватил его обеими руками за рубашку. -- Отработай свои деньги, черт бы тебя побрал! Кто я тебе? Просто безмозглый дурак, заглянувший в бар, чтобы за здорово живешь расстаться с двадцаткой? -- Ошибка, ошибка! -- кричал бармен. Несколько человек, выпивавших у стойки, приблизились к ним плотную, и один из них -- таиландец в светло-голубом шелковом костюме похлопал Конора по плечу. -- Успокойтесь, -- сказал он. -- Ерунда, -- огрызнулся Конор. -- Этот подонок взял мои деньги, а теперь он не хочет говорить. -- Вот деньги, -- сказал бармен, все еще стараясь держаться подальше от Конора. -- Выпейте за счет заведения. Пожалуйста. А потом, пожалуйста, уходите. -- Он вынул из кармана банкноту и швырнул ее на стойку. Конор отпустил его. -- Мне не нужны эти деньги, -- сказал он. -- Оставь себе эти чертовы деньги. Мне нужно узнать что-нибудь об Андерхилле. -- Вы ищете человека по имени Тим Андерхилл? -- спросил коротышка в голубом костюме. -- Конечно, я ищу его, -- сказал Конор по-прежнему чересчур громко. -- А что же я еще делаю? Я его друг. Я не видел его четырнадцать лет. Мы с другом специально приехали сюда, чтобы найти Тима. -- Конор резко мотнул головой, как будто желая стряхнуть пот со лба. -- Я не хотел быть грубым. Извините, что схватил вас. -- Вы не видели этого человека четырнадцать лет, а теперь вам с другом надо его найти? -- Да. -- И вы так нервничаете по этому поводу, что даже угрожали насилием этому человеку? -- Да никому я не хотел угрожать. Конор засунул руки в карманы джинсов и стал пятиться к выходу. -- Действительно, так распсиховаться, пытаясь разыскать парня, которого никто не знает. Увидимся как-нибудь... -- Вы меня не поняли, -- сказал таиландец. -- Американцы все такие торопливые. К пущему неудовольствию Конора, в ответ на эти слова расхохоталась примерно половина бара. -- Я хотел сказать, что, возможно, мы действительно можем вам помочь. -- Я так и знал, что этот придурок слышал о нем! -- Конор сверкнул глазами в сторону бармена, который испуганно заслонился руками. -- Не обзывай его, он будет твоим другом, -- сказал таиландец. -- Разве не так? Бармен заговорил по-тайски -- мешанина звуков, звучавшая для Конора как что-то вроде: -- Кумкват крэп кроп крэп кумкват крэп крэп. -- Кроп кумкват телефон крэп кроп ди крэп, -- отозвался человек в голубом костюме. -- Эй, да скажите мне уже что-нибудь наконец, -- взмолился Конор. -- Он что, мертв? Бармен пожал плечами и отступил вглубь бара. Он закурил сигарету и пристально посмотрел на человека в голубом. -- Мы оба думаем, что, кажется, знаем его, -- пояснил тот Конору. Он взял со стойки двадцатидолларовую банкноту Конора и поднял ее вверх, держа как свечку. -- Крэп кроп крэп кроп, -- сказал бармен, отворачиваясь. -- Нашему другу не по себе, -- сказал человек в голубом костюме. -- Он думает, что это ошибка, а я считаю, что нет. -- Деньги исчезли в одном из его карманов. -- Крэп кроп кроп, -- сказал бармен. -- Андерхилл живет в Бангкоке, -- сказал человечек. -- Я уверен что он все еще живет здесь. -- Он ходил сюда. Он ходил в "Розовую кошку". Ходил в "Бронко". -- Коротышка осклабился. -- Он дружил с моим приятелем по имени Чэм. -- Улыбка сделалась еще шире. -- Чэм очень плохой. Очень плохой парень. Вы знаете телефон? Чэм любит телефон. И он знал того, кого вы ищете. -- Он постучал по стойке бара длинным наманикюренным ногтем. -- Я хочу встретиться с этим парнем, Чэмом, -- сказал Конор. -- У вас есть возможность подзаработать. Где тусуется этот парень? Я пойду туда. У него есть номер телефона? -- Мы обойдем несколько баров, -- объявил новый приятель Конора. -- Я позабочусь о вас. Я знаю здесь все. -- Да, он знает все, -- подтвердил бармен. -- А вы знали Андерхилла? -- спросил Конор. Мужчина кивнул, скорчив одновременно забавную рожицу. -- Конечно, да, конечно, я его знаю. Вам нужны доказательства? -- О'кей, дайте мне доказательства, -- потребовал Конор, которому стало вдруг очень интересно, что бы это могло быть. Маленький таиландец приблизил лицо почти вплотную к Конору. От него сильно пахло анисом. В уголках глаз коротышки были крошечные белые шрамики, напоминавшие следы от бритвенных порезов. -- Цветочки, -- произнес он и рассмеялся. -- Ты видел его, точно, -- Конор остался доволен предъявленными доказательствами. -- Сначала выпьем, -- предложил мужчина в голубом. -- Нам надо подготовиться. 2 Готовясь, они выпили не одну порцию. Человечек достал из кармана пиджака какой-то конверт и перьевую ручку и заявил, что необходимо составить список мест, где может быть Андерхилл, а также барменов и завсегдатаев их заведений, которым может быть известно, где его искать. В списке были бары на Пэтпонг-3, бары в районе под названием Сои-Ковбой, бары в отелях, бары в Кланг Туи, бангкокском порте, китайские "чайные домики" на Йаоварой-роуд и две кофейни -- "Терма" и еще одна в "Грейс-отеле". Когда-то Андерхилла знали во всех этих местах и где-то, может быть, знают до сих пор. -- Все это стоит денег, -- сообщил приятель Конора, засовывая сложенный конверт обратно в карман. -- У меня достаточно денег, чтобы обойти несколько баров, -- казал Конор и, заметив на лице человека в голубом недовольное, подозрительное выражение, добавил. -- И кое-что сверх того для вас. -- Сверх того, очень хорошо. Я хочу свою долю сейчас. Давай начнем со сверх того. Конор достал из кармана комок мятых банкнот, и мужчина выбрал ярко-красную пятисотдолларовую бумажку. -- Теперь пошли, -- объявил он. Сначала они обошли еще несколько баров на Пэтпонг-3, но ни в одном из них спутник Конора не заметил ничего такого, что бы его обрадовало. -- Берем такси, -- сказал коротышка. -- Мы объедем весь город, самые лучшие, самые шикарные места, и там мы обязательно найдем его. Они вышли из очередного бара на заполненную народом улицу и остановили машину. Конор забрался на заднее сиденье, а коротышка в голубом костюме еще долго беседовал с водителем. Он отчаянно жестикулировал и улыбался. -- Крэп кроп катуи крэп кроп крэп бахт май крэп. -- Несколько банкнот перекочевали в карман к таксисту. -- Теперь все будет как надо, -- объявил коротышка, усаживаясь рядом с Конором. -- Я даже не знаю, как тебя зовут, -- сказал Конор, протягивая ему руку, которую тот, улыбнувшись, пожал. -- Меня зовут Чэм. Спасибо. -- А я думал Чэм -- это твой друг. Который знает Тима. -- Он Чэм. И я Чэм. И наш водитель, может быть, тоже Чэм. Но мой приятель такой плохой, такой плохой. -- Мужчина опять захихикал. -- А что такое "катуи"? -- спросил Конор, выбрав одно из непонятных слов, слышанных им в разных разговорах на тайском языке. Чэм улыбнулся. -- "Атуи" -- это парень, который одевается, как девушка. Понимаешь? Я приведу тебя куда надо. -- Он на секунду положил руку на колено Конора. "Черт возьми", -- подумал Конор, но только глубже подвинулся на мягком сиденье. -- А что это за чушь по поводу телефона? -- спросил Конор. -- По поводу чего? -- улыбка Чэма выглядела теперь какой-то натянутой. Они ехали довольно быстро среди оживленного дорожного движения, подпрыгивая на трамвайных рельсах и все дальше удаляясь от центра. А может, Конору только так казалось. -- Телефон. Ты что-то говорил об этом там, "У Мамы". -- А-а! Телефон. Мне показалось, ты сказал что-то другое. Это не должно тебя интересовать. Это бангкокское словечко. Имеет много значений. -- Он искоса взглянул на Конора. -- Одно из значений -- сосать. Понимаешь? Телефон. -- Он сложил на груди свои маленькие ручки и мечтательно закрыл глаза. Следующие два часа Конор и его спутник провели в различных барах, полных голодного вида девиц и каких-то прилизанных пронырливых юнцов. Чэм вел долгие беседы, полные смешков и весьма эмоциональных восклицаний, с дюжиной барменов, но затем не происходило ничего, кроме обмена банкнотами. Сначала Конор пил осторожно, но потом, заметив, что предполагаемая близость Андер-хилла заставляет его нервничать и алкоголь почти не оказывает на него действия, стал пить не меньше, чем позволял себе обычно "У Донована". -- Его давно здесь не было, -- сказал в очередной раз Чэм, повернувшись к Конору со своей по-прежнему счастливой и безмятежной улыбкой. Конор снова заметил маленькие шрамики в уголках глаз и около рта своего спутника. Как будто доктор удалил настоящее лицо Чэма и заменил его гладкой маской с мальчишеским выражением лица. Чэм обнял Конора за плечи. -- Не беспокойся, мы скоро найдем его, -- пообещал он. -- Еще водки? -- Да, конечно, но в другом баре. Они вновь оказались снаружи. Рука Чэма лежала теперь где-то между лопаток Конора. Конор подумал, не позвонить ли ему в отель Майклу Пулу. Затем ему вдруг показалось, что он увидел на другой стороне улицы Майкла, который садился в такси возле блестящей вывески бара "Занзибар" на другой стороне улицы. -- Хей, Майк, -- закричал он. Мужчина посмотрел на него через стекло машины. -- Мики! Я здесь! Чэм поднес к губам кончики пальцев. -- Поедим? -- спросил он. -- Я только что видел своего друга, -- сообщил ему Конор. -- Вон там. -- Он тоже ищет Тима Андерхилла? Конор кивнул. -- Тогда нам больше незачем оставаться в Сои-Ковбой. Через минуту они уже мчались по вечернему городу среди мигания фар автомобилей, застрявших в пробках. Мимо то и дело проносились стайки юнцов на мопедах, люди сновали туда-сюда у ночных клубов. Конор повернулся, чтобы что-то сказать Чэму, и вдруг увидел за оконным стеклом лицо бесполого, истощенного призрака, на котором нельзя было прочесть ничего, кроме чудовищного чувства голода. -- Можно спросить тебя кое о чем? -- услышал Конор откуда-то издалека свой голос, и это был голос пьяного человека. Но Конор тут же решил, что это не имеет значения, поскольку Чэм ведь его друг. Тот похлопал Конора по колену. -- Откуда у тебя эти шрамы на лице? Ты что, побывал на фабрике рыболовных крючков? Рука Чэма вдруг неподвижно застыла на его колене. -- Должно быть, это чертовски интересная история. Чэм нагнулся вперед и сказал водителю: -- Крэп кроп крэп клэнг туи. -- Крэп крэп крэп, -- ответил тот. -- Катуи? -- переспросил Конор. -- Я уже устал сегодня от этих парней. -- Клэнг Туи. Портовый район, -- объяснил Чэм. -- И когда мы туда доберемся? -- Мы уже здесь. Конор вылез из такси. В ноздри ему ударил соленый морской воздух, пахнущий рыбой. Костлявое лицо, прижавшееся к окну, по-прежнему стояло перед глазами. -- Телефон, -- закричал он. -- Первый корпус. Как вам это нравится? Чэм втащил его в бар, который назывался "Венера". Они пили в "Венере", "У Джимми", в "Клаб Ханг", в каких-то местах без названия. Конор обнаруживал время от времени, что либо он лежит на Чэме, либо Чэм облокачивается на него, когда таксист заворачивает за угол. Глядя в сторону, он снимал руку Чэма со своего колена и опять видел полупрозрачное костлявое лицо, смотрящее на него мертвыми глазами сквозь стекло машины. Конора пробрала дрожь, как будто бы он стоял промокший и раздетый на холодном ветру. Конор вскрикнул -- лицо вздрогнуло и исчезло. -- Ничего, -- сказал Чэм. Потом они поднимались по каким-то лестничным пролетам и заходили в темные комнаты, где пахло благовониями и стояли диванчики с керамическими изголовьями. Мужчины-китайцы прерывали игру в маджонг ровно настолько, чтобы изучить фотографию Андерхилла. В первом таком заведении они морщили лбы и кивали головами, во втором -- морщили лбы и кивали головами, в третьем -- то же самое. -- Его здесь знали? -- спрашивал Конор. -- Его отсюда вышвыривали, -- отвечал Чэм. Затем Конор обнаружил, что сидит за каким-то столом, покрытым скатертью, в вестибюле отеля. В другом конце зала молодой таиландец в голубом пиджаке читал за конторкой книжку в мягкой обложке. Перед Котором дымилась чашка кофе, он поднес ее к губам и втянул в себя горячий напиток. За всеми столиками сидели молодые мужчины и женщины, девицы вытягивали ноги и клали их на низенькие диванчики, расставленные по всему холлу. Кофе обжег рот Конора. -- Он иногда приходит сюда, -- сказал Чэм. -- Все иногда приходят сюда. Конор нагнулся глотнуть еще кофе. Когда он поднял голову, то был уже не в фойе, а на заднем сиденье такси. -- Твой друг был плохой, очень плохой, -- слышался голос Чэма. -- Его нигде больше не хотят видеть. Он плохой или просто больной? Расскажи мне. Я хочу больше знать об этом человеке. -- Потрахаться он был здоров, -- сказал Конор, тут же поняв, что то, что он имел в виду, вряд ли удастся передать словами. -- Но он очень глупый. -- Ты тоже. -- Я не блюю в общественных местах. Я не сею вокруг себя ужас и отчаяние. Я не угрожаю тем, кто имеет надо мной власть, и не оскорбляю их. -- Все это звучит очень похоже на Андерхилла, -- пробормотал Конор, погружаясь в сон. Ему приснилось все то же ужасное лицо за стеклом машины только теперь это было лицо Андерхилла. Конор в ужасе проснулся и обнаружил, что сидит один на заднем сиденье машины. -- Что такое? -- пробормотал он. -- Крэп кроп кроп кроп, -- сказал водитель и, перегнувшись через спинку сиденья, протянул Конору сложенный листочек бумаги. -- Где все? -- Конор дрожащей рукой потянулся к записке и выглянул в окно. Такси стояло на широкой улице между высоким бетонным зданием, по виду напоминавшим гараж, и низеньким одноэтажным, тоже бетонным, строением без окон. В свете фонаря бетон и асфальт дороги казались ярко-желтыми. -- Где мы? Водитель показал пальцем куда-то вниз. Конор смущенно проследил за движением его руки и увидел собственный член, белевший в темноте салона, который беспомощно свисал на его правое бедро. Конор наклонился, чтобы укрыться от глаз водителя, и застегнул штаны. Сердце его учащенно билось, голова болела. Он взял наконец записку из рук шофера. В ней было несколько строчек мелким почерком: "Ты слишком много пил. Твой друг может быть здесь. Если пойдешь, будь осторожен. Водителю хорошо заплачено". Чуть ниже был приписан номер телефона. Конор смял записку и вышел из машины. Водитель стал разворачиваться. Конор швырнул записку на землю и наподдал по ней ногой. Возле одноэтажного здания как будто материализовались из воздуха несколько таиландцев в облегающих национальных костюмах. Они направились по аллее к Конору. Ему захотелось вдруг убежать -- люди эти напоминали стаю акул. Он еле держался на ногах. Фары машины слепили глаза. И очень хотелось выпить. -- Вы зайдете? -- ближайший к Конору мужчина улыбался улыбкой мумии. -- Чэм говорил с нами. Мы вас ждем. -- Чэм -- не мой друг, -- сказал Конор, но мужчины продолжали махать в сторону здания без окон. -- Я не собирался туда заходить. А что у вас там? -- Секс-шоу, -- ответила голова мумии. -- И всего-то, -- Конор позволил увлечь себя к двери. Внутри он заплатил триста монет за вход женщине в темных очках с серьгами в форме бутылочек "кока-колы" с женской грудью. -- Мне нравятся эти сережки, -- сказал Конор. -- Ты знаешь Тима Андерхилла. -- Еще не пришел, -- сказала женщина. Сережки покачивались в ушах как два повешенных. Конор проследовал за одним из мужчин по длинному темному коридору и оказался в комнате с низким потолком, окрашенной в черный цвет. Неяркий красный цвет заливал ряды складных стульев и две сцены -- одну прямо перед стульями, другую рядом с переполненным баром. На каждой сцене плясала голая девица. У девиц были нессиммeтpичныe груди и узкие бедра. Их губы в лучах красного света выглядели черными. Посетители бара были в основном таиландцами, но в толпе то тут, то там можно было заметить пьяного белокожего мужчину, вроде самого Конора, и было даже несколько пар в американской одежде. Конор упал на один из стульев в дальнем углу зала заказал материализовавшейся рядом с ним полуголой диве пива, которое стоило ему сотню. "Этот негодяй вынул из штанов мой член, -- думал он. -- Мне, небось, еще повезло, что он не отрезал его и не унес в бутылочке с собой на память". Он выпил свое пиво, затем еще несколько порций, пока девицы на сцене меняли тела и лица, меняли длинные волосы на короткие, бейсбольную форму на футбольную, пышные бедра на бедра поджарых борзых собак. Конор решил, что ему, пожалуй, нравятся эти девицы. Одна из них умела открывать влагалищем бутылки "кока-колы", причем пробка отлетала от бутылки с громким щелчком. У девицы было скуластое личико и горящие черные глаза. Открыв бутылку, она высасывала из нее жидкость, которую затем выливала обратно. Насколько было известно Конору, ни одна из девиц "У Донована" так не умела. Конор вдруг осознал, что дошел как раз до той стадии опьянения, когда дальше алкоголь уже не действует. Посмотрев на боковую сцену, Конор густо залился краской -- стройное юное создание освободилось от платья, чтобы продемонстрировать собравшимся, что является одновременно владельцем двух маленьких упругих грудей и внушительных размеров мужского полового органа, который, опустившись на колени, взял в рот другой "катуи". Конор повернулся вновь к центральной сцене, на которой девица с непроницаемым лицом жены диктатора собиралась что-то делать с большой рыжей собакой. -- Дайте мне виски, -- сказал Конор официантке. Когда жена диктатора вместе с собакой покинули сцену, на нее взобрались невысокий мускулистый таиландец и девица с волосами по пояс. Скоро они уже демонстрировали половой акт, все время меняя позы и вращаясь, как гимнасты в воздухе. Один из трансвеститов рядом с Конором тяжело вздохнул. Конор заказал еще виски. Призрак Тима Андерхилла сидел где-то в зале и аплодировал. Конор вдруг понял, что не может с точностью утверждать, кто из людей, выступающих на сцене, на самом деле мужчины, а кто -- женщины. Тут были мужчины с женской грудью, женщины с членами. Сейчас на сцене было четверо, которые сплелись как бы в тугой клубок, из которого Конору удавалось увидеть то женскую улыбку, то пышные бедра, то внушительных размеров зад. Затем все четверо встали и начали кланяться, как артисты. Эти люди показались вдруг Конору хранителями памяти о вечном наслаждении, они отличались от тех, кто сидел в зале, как марсиане, они были нетленны и неприкосновенны, как ангелы. "Вот это да!" -- думал Конор. Ему открылось вдруг, что только что он наблюдал момент полной, абсолютной ясности и правды жизни. Конор увидел самого себя, стоящим перед сверкающей стеной нерушимого и непостижимого мира, где стирались границы между полами а языком служила музыка, и все, что двигалось, было настолько быстрым и ярким, что слепило глаза. Затем он вновь вернулся в жестокую реальность. Выступавшие, облачившись в робы, сошли со сцены в полуопустевший зал, где оставались теперь в основном прибалдевшие наркоманы и проститутки, живущие в хибарках вдоль реки. Конор был пьян. Тим Андерхилл был пьяницей-неудачником, таким же, как он. Конор пытался припомнить этот момент познания абсолютной истины, но вспоминались только бары и задние сиденья такси, которые видел он сегодня во время своей бесплодной охоты -- настолько бесплодной, будто он искал не человека, а единорога или какое-нибудь другое мифическое существо. Конор думал о том, что, в сущности, вся его жизнь была историей непонимания, что происходит с ним и с этим миром. Конор вытер руки о джинсы и устало последовал за остальными засидевшимися посетителями по темному коридору к выходу. Несколько человек двинулись в сторону стоящего рядом гаража. Все они были одеты в облегающие тайские костюмы и напоминали солдат-наемников в отпуске. На одном из них были темные очки. Конор стоял, покачиваясь, перед дверью клуба, соображая, что эти люди стоят и ждут, когда он уйдет. Ему стало вдруг ясно, что увиденное сегодня в клубе было лишь прелюдией к главному номеру. Эти люди не довольствовались тем, чего было достаточно для остальных. "И я тоже", -- подумал Конор, вспомнив, что он испытывал, глядя, как кланяются артисты. Должно быть что-то еще -- еще более захватывающее. И еще одна вещь заставила Конора подойти к этим людям: Тим Андерхилл должен был бы быть вместе с ними. Ведь именно поэтому Чэм привез его сюда. Чего бы ни ждали эти люди, это должно было стать последним действием представления, так захватившего Конора. Когда Конор сделал шаг в сторону кучки людей, тот, что был в темных очках, что-то сказал своим приятелям и пошел ему навстречу. Он поднял руку вверх, как полисмен, регулирующий движение, затем жестом показал Конору, что ему надо уходить. -- Представление закончилось, -- сказал мужчина. -- Вы должны идти. -- Я хочу посмотреть, что еще здесь покажут. -- Больше ничего. Вы должны идти, -- мужчина повторил свой жест. Остальные таиландцы, хотя и не было заметно, чтобы они двигались, были теперь гораздо ближе к Конору. Он почувствовал хорошо знакомые чувства возбуждения и ожидания при встрече с опасностью. Насилие витало в воздухе, эти люди как бы излучали его. -- Тим Андерхилл посоветовал мне прийти сюда, -- громко произнес он. -- Вы ведь знаете Тима, так? Мужчины стали переговариваться вполголоса. Конор услышал что-то похожее на "Андерхилл", затем последовали смешки. Он расслабился. Человек в черных очках глянул на него, как бы беззвучно отдавая команду не двигаться. Мужчины снова стали переговариваться, один из них, видимо, отпустил шутку, которой улыбнулись даже Темные Очки. -- Давайте посмотрим, что еще у вас тут приготовлено, ребята. -- Крэп кроп крэп, -- громко крикнул один из группы, и остальные снова заулыбались. Темные Очки, демонстрируя офицерскую выправку, подошел вплотную к Конору. -- Вы знаете, где находитесь? -- спросил он. -- Бангкок. О, Боже, я не до такой степени пьян! Бангкок, Таиланд, чертово королевство Сиамское. Мужчина обнажил в улыбке желтые зубы. -- На какой улице? В каком районе? -- А плевать я хотел, -- ответил на это Конор. По крайней мере несколько мужчин наверняка поняли, что он сказал, потому что они стали по очереди что-то кричать человеку в темных очках. В тоне их Конору послышалось что-то циничное, интонации людей, которым наплевать на все и вся, которые он не слышал вот уже лет четырнадцать. Они говорили одно из двух: либо "Убей его скорее и пойдем", либо "Пусть этот балбес-американец идет с нами". Темные Очки смотрел на Конора с таким видом, будто в нем боролись сомнения и желание позабавиться. -- Двенадцать сотен, -- изрек он наконец. -- Это шоу должно, черт возьми, оказаться раза в четыре лучше предыдущего, -- пробормотал Конор, доставая из кармана очередную порцию мятых бумажек. Остальные мужчины уже подходили к высокому бетонному гаражу. Конор пристроился в хвост цепочки, стараясь изо всех сил шагать по прямой. Мужчина в темных очках забежал впереди остальных и открыл дверь под пандусом. Все стали спускаться по крутым ступенькам в тускло освещенный колодец. Темные Очки помахал рукой в воздухе, призывая Конора следовать за остальными. -- Я здесь, -- успокоил его Конор. 3 На следующий день Конор все пытался убедить себя, что он не может быть на сто процентов уверен в том, что произошло вчера, после того как он спустился вслед за остальными в глубину гаража. Ведь он выпил за вечер столько, что еле держался на ногах. В секс-клубе он увидел видение -- видение чего? ангелов? света? -- которое овладело его мозгом. Из всего, что говорили в гараже, он понял только одно слово, да и в нем не был уверен. Просто он был достаточно глуп и легкомыслен, чтобы позволить себе слышать то, чего не говорили, и видеть то, чего не было на самом деле. Это легкомыслие овладело им еще на борту самолета, когда они с Майклом и Биверсом летели в самолете из Лос-Анджелеса. После этого сама реальность, казалось, как-то причудливо изогнулась, поместив Конора в мир, где смотрят из темного зала на сцену, на которой пухленькие девчонки пускают из влагалищ колечки дыма, где мужчины превращаются в женщин, а женщины -- в мужчин. Они приближаются к Тиму Андерхиллу, сказал Майкл, и Конор действительно чувствовал близость этого человека всякий раз, когда думал о том, что происходило в гараже. Приближаться к Андерхиллу -- видимо это означало ступить на некую территорию, где все по самой природе своей было поставлено с ног на голову, где нельзя доверять собственным чувствам. Андерхиллу нравились такие места, -- ему нравился Вьетнам. Андерхиллу, подобно летучей мыши, всегда хорошо было в темных углах. Как и Коко, предположил Конор. На следующий день он решил никому не говорить о том, что он видел или не видел, -- даже Майку Пулу. Конор последовал "низ за остальными, размышляя о том, что гражданские люди ничего не понимают в настоящей жестокости и насилии. Они думают, что насилие -- это действие. Один парень бьет другого, трещат кости, льется кровь. Простые люди считают: насилие -- это нечто, что можно увидеть. Они думают, что можно спрятаться от этого, если смотреть в другую сторону. Но насилие -- это не действие. За любым насилием прежде всего стоит чувство. Как ледяной конверт вокруг ударов, ножей и ружей. Это чувство исходит даже не от людей, которые используют оружие, -- они просто кладут свои мысли, свои головы внутрь конверта. И делают то, чего требует содержимое конверта. Конор думал об этом холодно и как бы отстранение, продолжая спускаться по лестнице. Он скоро перестал считать, на сколько пролетов они спустились. Шесть, или семь, или восемь... бетонные ступеньки кончились этажа на два ниже того места, где Конор в последний раз заметил припаркованные машины. Они вошли на этаж неправильной формы, с полом, который сперва показался Конору цементным, но при ближайшем рассмотрении оказался земляным. Лампа, стоявшая у подножия лестницы, бросала рассеянный свет на двадцать-тридцать футов вокруг, где полная теней серая мгла постепенно переходила в абсолютную черноту. Воздух был холодным и одновременно спертым. Один из мужчин что-то выкрикнул, видимо, вопрос. Послышались какие-то звуки и осветилась дальняя часть подвала. Перед вошедшими стоял, все еще держа руку на шнуре выключателя, таиландец лет шестидесяти и весьма натянуто улыбался. На длинном столе перед мужчиной громоздилась импровизированная стойка бара с высокими и низкими бокалами и двумя рядами бутылок. Мужчина медленно развел в стороны руки, как бы предлагая выбирать напитки, и слегка наклонился. Лучи блеклого света отразились на его макушке. Таиландцы подошли к бару. Они говорили тихо, но в звуках их голосов Конору по-прежнему слышались воинственные нотки. Темные Очки подвел его к бару. Он заказал виски, решив, что теплый горячительный напиток придаст ему сил, а не собьет с ног. -- Немного льда, -- попросил он бармена, замечая про себя, что вся лысина его покрыта почти идеально круглыми большими каплями пота. Виски были с каким-то непроизносимым шотландским названием и подозрительно отдавали на вкус дымом, туманом, древесиной и старыми веревками. Глотать этот напиток было все равно, что жевать кусочек земли с дальнего побережья Шотландии. Темные Очки сухо кивнул Конору и взял у бармена свою порцию виски, налитую из той же бутылки. Кто были эти парни? В своих дорогих облегающих костюмах они могли с равной долей вероятности оказаться гангстерами, банкирами или же страховыми агентами. От них веяло уверенностью в себе людей, которым никогда не приходилось заботиться о хлебе насущном. Конор вспомнил Гарри Биверса. Эти тоже сидели, откинувшись на спинку кресла, и ждали, пока деньги сами войдут в дверь. Темные Очки отошел от остальных и махнул рукой куда-то в другую сторону подвала. Где-то там, в темноте, раздались тихие шаги. Конор глотнул еще немного виски. На краю освещенного пространства появились две человеческие фигуры. Низенький таиландец в костюме цвета хаки, лысый, как бильярдный шар, с глубокими складками и оспинами на неулыбчивом лице подошел к мужчинам, стоящим у бара, держа за локоть красивую азиатскую женщину, одетую в черный балахон, который был явно велик ей на несколько размеров. Свет, казалось, слепил ее. "Она не тайка, -- подумал Конор, -- не те черты лица. Она, наверное, китаянка или вьетнамка". Мужчина сжимал ее руку и, казалось, заставлял двигаться. Голова ее безвольно свисала на плечо, губы раскрылись в полуулыбке. Мужчина подвел ее еще на несколько шагов ближе к бару. Только теперь Конор заметил на носу его очки в тонкой металлической оправе. Конор знал этот тип людей -- бойцы, вояки до мозга костей. Лысый явно не был богатым человеком, что не мешало ему иметь апломб по меньшей мере генерала. Конору показалось, что один из стоящих рядом мужчин прошептал слово "телефон". Когда мужчина и его спутница оказались в самом центре освещенного пространства, он убрал руку с ее локтя. Она слегка покачнулась, но тут же выпрямилась, расставив пошире ноги и расправив плечи. Девушка смотрела сквозь полуприкрытые веки и таинственно улыбалась. Генерал зашел ей за спину и спусти робу с плеч девушки. Теперь она выглядела как бы больше, внушительней и меньше напоминала пленницу. Плечи девушки были узкими, и в том, как беспомощно висели ее округлые руки, как проступали вены с обратной стороны локтя, было что-то трогательно-беззащитное, хотя все ее тело в целом было достаточно округлым, гладким, так что казалось даже, что женщина отлита из бронзы. Ее смуглая кожа, напоминавшая мокрый песок на пляже, окончательно убедила Конора в том, что перед ним китаянка -- мужчины, собравшиеся в подвале, казались рядом с ней бледно-желтыми. Первым побуждением Конора, вызванным, видимо, отрешенностью и беспомощностью этого очаровательного создания, было желание завернуть ее вновь в балахон и забрать с собой. Затем сорок лет тренировки американского прагматика-мужчины взяли свое. Ей хорошо заплатили -- или заплатят, -- и то, что девушка выглядела намного здоровей и чище девиц из секс-клуба, означало лишь то, что она стоит раза в три больше любой из них и заработает эти деньги за участие в бардаке, который пожелали устроить несколько добропорядочных граждан Бангкока. Конору вовсе не хотелось к ним присоединяться, но теперь ему уже больше не казалось, что девушка нуждается в его защите. То, что она была безукоризненно красива, было как бы ее профессиональным качеством. Конор оглядел своих спутников. Каждую неделю или около того эти люди собирались в каком-нибудь тайном уединенном месте, чтобы по очереди насладиться сексом с накачанной наркотиками красоткой. Наверное, они говорят о женщинах так же, как настоящие знатоки о хороших винах. Все это было как-то гадко. Конор попросил у бармена еще порцию виски и пообещал себе, что уберется отсюда, как только все остальные займутся делом. Если это то, чем занимался Андерхилл, желая встряхнуться, значит, он стал теперь гораздо более ручным, чем был в те времена, когда Конор знал его. Но зачем бы Андерхиллу присоединяться к группе, которая собралась заниматься любовью с девушкой! "Если они начнут трахать друг друга, -- подумал Конор, -- то я -- пас". В следующую секунду Конор очень сильно обрадовался тому, что взял еще одну выпивку, потому что Генерал встал перед девушкой, размахнулся и ударил ее настолько сильно, что она попятилась на несколько шагов назад. Он выкрикнул несколько слов -- "Крэп, крэп!", -- и девушка выпрямилась и вновь подошла к нему. Голова ее была высоко поднята и она по-прежнему улыбалась. На всей левой щеке девушки наливался кровоподтек в форме ладони Генерала. Конор сделал огромный глоток виски. Генерал ударил китаянку еще раз. У девушки подогнулись колени, но она выпрямилась, не успев упасть. На этот раз по щекам ее покатились слезы. Тогда Генерал ударил кулаком по скуле девушки, и она опрокинулась навзничь. Что-то бормоча, она перекатилась на живот, продемонстрировав пыльные ягодицы и длинную царапину на спине. Ей удалось подняться на четвереньки, при этом волосы ее волочились по полу. Генерал сильно ударил ее в бедро. С каким-то почти животным вскриком женщина снова упала. Сделав несколько шагов вперед, Генерал чуть послабее ударил свою жертву под ребра. Женщина отлетела в тень, куда не достигал свет лампы, и Генерал, наклонившись, подал ей руку, чтобы помочь выбраться на освещенное пространство. Затем он вновь очень сильно ударил ее в бедро, на котором сразу же образовался синяк величиной с блюдце. Генерал ходил я ходил вокруг распростертого на полу тела, осыпая девушку с разных сторон градом ударов. "Действительно то же, что и в секс-клубе", -- думал Конор. Но в этом случае секс-клуб был лишь прикрытием. Когда приподнимался занавес, грубый и сильный мужчина избивал перед зрителями девушку. Вот так и развлекались здесь в гараже, этом секс-клубе насилия и беспредела. Теперь ему было абсолютно понятно, почему над собравшимися витали тени жестокости и насилия. Генерал тщательно изучил безжизненно валявшееся на полу тело, прежде чем принять из рук Темных Очков свою порцию выпивки. Он набрал полный рот жидкости, как бы пополоскал зубы и лишь затем проглотил. Он стоял и смотрел на результат своей работы, держа в руке полупустой бокал. У Генерала был вид человека, остановившегося передохнуть во время тяжелой работы с приятным сознанием того, что до сих пор он выступал отлично. Конору захотелось поскорее выбраться отсюда. Генерал поставил бокал и наклонился, чтобы помочь девушке встать. Поднять ее было не так просто. Каждое движение явно вызывало у девушки жгучую боль, но она охотно ухватилась за руку Генерала. Ее красивое смуглое лицо было теперь красно-черным от синяков, подбородок распух. Она встала на колени и, тяжело дыша, остановилась передохнуть. Она была солдатом, она была бойцом. Генерал легонько подтолкнул девушку пониже спины ботинком, затем ударил довольно сильно. -- Крэп кроп крэп, -- пробормотал он, как бы смущенный тем, что их разговор слышат остальные. Девушка подняла голову к свету, и только тут Конор осознал, насколько далеко она готова была зайти. Они не могли остановить ее. Они не могли ее даже коснуться. Лицо ее снова было бронзовой маской, а нераспухшая часть рта сложилась в некое подобие былой улыбки. Генерал ударил девушку в висок тыльной стороной ладони. Она качнулась, но подставила руку и снова выпрямилась. Женщина вздохнула, уголок ее левого глаза налился кровью. Губы Генерала задвигались в беззвучной команде, девушка взяла себя в руки и поднялась на одно колено, затем встала. Конору захотелось аплодировать. Глаза китаянки сияли. Конор издал горлом какой-то странный клокочущий звук. Все вокруг весело рассмеялись. Конор с удивлением отметил, что женщина тоже смеется. Генерал снял пиджак тайского костюма и достал из кармана брюк револьвер, который, сняв с предохранителя, положил на ладонь. Конор не очень разбирался в оружии. Револьвер был инкрустирован каким-то блестящим белесым материалом, вроде слоновой кости или перламутра, а ствол и часть рукоятки покрывала затейливая гравировка. Шикарная штучка. Конор попятился на несколько шагов назад. Затем еще. Мозгу наконец удалось овладеть непослушным телом. Он не мог стоять вот так и смотреть, как Генерал пристрелит девушку. Он не мог спасти ее, а главное, у Конора было смутное подозрение, что если бы он попытался это сделать, девушка стала бы сопротивляться, потому что ей не хотелось спастись. Стараясь ступать как можно тише, Конор отошел еще на несколько шагов. Все еще держа револьвер на ладони, Генерал начал говорить. Голос его звучал мягко и одновременно настойчиво, убеждающе, утешающе и требовательно. -- Крэп кроп крэп крэп кроп кроп кроп крэп! -- доносилось дп Конора. "Отдайте мне ваши несчастные тела. Слава нам!" Бармен сверкнул на Конора глазами, но с места не двинулся. -- Кроп крэп. "Слава слава небеса небеса любовь любовь небеса небеса слава слава". Когда Конору показалось, что лестница уже достаточно близко, ов повернулся спиной к бару. До лестницы было футов шестьдесят. -- Крэп кроп кроп. Раздался металлический щелчок, который ни с чем нельзя было спутать -- сработал спусковой механизм. Звук выстрела эхом отражался от стен подвала. Конор бегом добежал до лестницы и стал карабкаться на ступеньки, уже нимало не заботясь о шуме, который производит. Добежав до первой площадки, он услышал еще один выстрел. На сей раз звук был глухим отдаленным, и Конор точно знал, что Генерал стреляет не в него, но вновь припустил вперед со всех ног и бежал, пока не добрался наконец до верхнего этажа и не выбрался наружу. Конор задыхался, колени его дрожали. Наконец он вдохнул жаркий и влажный воздух и пошел по аллее в сторону дороги. Улыбающийся однорукий чел