ул лицо к холодной
безучастной луне.
Мое тело начало дрожать, и я опустился на камни, закрыв глаза. Я не
знал, откуда она появится; почему-то мне казалось, что она выступит из
отражения луны в центре пруда. Камень подо мной задвигался, с закрытыми
глазами я плыл вместе с ним неведомо куда. Мне показалось, что навстречу мне
из камня поднимается мой двойник, готовясь схватить меня холодными руками.
Когда я снова открыл глаза, я так же сидел на камне, который продолжал
дрожать и пульсировать подо мной. Я не мог сдвинуться с места. Водная гладь
подо мной лежала спокойная, ожидая меня. Я знал, что времени осталось
немного. Остаток жизни мне предстояло ждать. И думать.
Но мысли и ожидание успокаивают, и через некоторое время мой
лихорадочный пульс замедлился. Я перестал дрожать. Снова открыв глаза, я
поглядел на мерцающие зеленым стрелки часов: десять сорок пять.
Я попытался вспомнить, когда мы вошли в воду. Что-то между одиннадцатью
и двенадцатью. Алисон умерла около полуночи. Я посмотрел на звезды, потом
опять на отражение луны в воде. Я помнил каждое слово той ночи, каждый жест.
Через двадцать лет все они теснились в моей голове, как бывало уже несколько
раз -- особенно на лекциях, когда в мой рассудок, умудренный литературным
опытом, вторгались события того далекого дня.
Все это до сих пор происходило в каком-то заресничном пространстве, и
мне стоило только открыть глаза, чтобы увидеть ее улыбающееся лицо. Хочешь
сделать, как делают в Калифорнии? Ее руки на бедрах. Я мог увидеть и свои
руки, расстегивающие пуговицы, свои ноги, худое бледное тело
тринадцатилетнего мальчика. Я мог увидеть ее руки и плечи, белой аркой
встающие над водой.
Все это отпечаталось в памяти еще двух человек. Они видели нас: наши
сплетенные тела, наши белеющие руки, ее волосы, закрывающие мое лицо. Им
наши белые лица должны были казаться очень похожими, словно растущими из
одного корня.
Я поднял руку и посмотрел на часы. Одиннадцать. Меня опять начала
пробирать дрожь.
Я снова закрыл глаза, и снова энергия камня хлынула в мои руки, ноги,
ягодицы. Весь пруд подо мной колыхался, вдыхая и выпуская воздух. Я стал
считать его вздохи и досчитал до сотни.
Совсем скоро.
Я вспомнил себя месяц назад, когда я едва осмеливался признаться, что
вернулся на ферму, чтобы сдержать обещание, данное духу. Когда я принес с
собой в долину смерть. Несмотря на все книги, выписки и материалы, я
проработал над диссертацией не больше трех дней. Я отказался от работы под
дурацким предлогом: что идеи
Зака напоминают мне идеи Лоуренса. Я сознательно настроил всех против
себя. Я увидел себя со стороны: крупный мужчина с редеющими волосами, чье
лицо отражает все его эмоции, и большую их часть трудно назвать
положительными. За четыре дня я оскорбил больше людей, чем за предыдущие
четыре года. Я смотрел со стороны, как я врываюсь в магазины и бары, всем
своим видом выказывая отвращение и презрение. С самого моего приезда я
чувствовал приближение Алисон Грининг, и ее призрак на краю леса заставлял
меня вести себя так глупо.
Я произнес ее имя. Прошелестел лист. Мое тело в лунном свете казалось
двухмерным, будто вырезанное из картона.
Полдвенадцатого. Я почувствовал резь в мочевом пузыре и подвигал
ногами, пока она не утихла. Потом я начал подтягиваться на руках. Нервы
камня отозвались на мое движение, и скоро вся каменная громада завибрировала
подо мной. Я лег, предоставив камню подготовить ложе для моей головы. Мои
руки вытянулись, найдя свои места.
Совсем скоро.
Облако медленно надвигалось на мертвый диск луны. Камень, казалось,
медленно забирал мою жизнь, перекачивая ее в себя. От пруда дохнуло холодом;
я думал, что это она, но ветерок пронесся мимо. Я подумал: нет, это не может
кончиться просто так, я должен умереть. Внезапно мне показалось, что я
вернулся в долину, чтобы умереть.
Я услышал музыку и понял, что она исходит из точки соприкосновения
между моей головой и камнем.
Скоро, скоро. Смерть надвигалась, и я чувствовал, как легчает мое тело.
Непонятная сила, казалось, подняла меня над камнем на дюйм или два, и я
повис там, игнорируя всеми своими чувствами силу тяготения, став союзником
лунного света.
Все мое существо говорило, что приближается полночь. Во второй раз я не
сумел сдержать боль в мочевом пузыре и позволил теплой жидкости заструиться
по ногам. Я потянулся к ней в отчаянном порыве, но поймал только пустой
холодный воздух.
И упал назад на камни. В этом чудовищном разочаровании музыка смолкла,
камень подо мной сделался холодным и безжизненным. Пруд лежал передо мной
черный, равнодушный, молчащий. Мокрые штаны липли к моим ногам. Я подумал,
что неправильно рассчитал время, что это случится позже, но мой рассудок уже
знал: я совершил самую большую ошибку в жизни.
Было две минуты первого. Она не появилась. Двадцать первое июля ушло в
прошлое, а она не появилась. Она была мертва. Я остался один на один с миром
людей. Моя вина сдвинулась во мне и нашла себе новую цель.
Я все выдумал. Я не видел ничего на краю леса -- ничего, кроме моих
собственных измышлений. Повинуясь инстинкту, пришедшему из детства, я
плотнее закутался в куртку.
Шок длился часы. Когда мои штаны уже подсохли, я почувствовал, что руки
и ноги у меня оцепенели, и попытался встать. Боль пронизала меня, и я был ей
благодарен -- она отвлекала меня от отчаяния. Походив немного на деревянных
ногах, я сел и опять погрузился в раздумья. Меня лишили Алисон Грининг, и
теперь я чувствовал себя сиамским близнецом, у которого ампутировали
половину. Моя вина сменила ориентацию, но я не мог сказать, меньше она стала
или больше. Мне придется жить.
Я провел у пруда всю ночь, хотя знал -- с того момента, как упал на
камни, даже не взглянув еще на часы, -- что Алисон Грининг ушла из моей
жизни в вечность.
В последний час я уже не оплакивал Алисон и ее окончательное прощание
со мной. Я думал об Ардене и о том, что там случилось. О Дуэйне, о Белом
Медведе, о Поле Канте, о себе. Как через двадцать лет мы все опять сошлись
вместе на трагической картине. Как на всех нас оставили свою печать женщины.
И я увидел еще кое-что.
Я понял, что убийцей девушек был мой кузен Дуэйн, который ненавидел
женщин больше, чем любой из знакомых мне мужчин, который, быть может,
планировал убийства девушек, похожих на Алисон Грининг, с того дня, как я
написал ему, что приезжаю в Арден. У Дуэйна были бутылки из-под коки,
топоры, дверные ручки; Зак, должно быть, стащил одну из них с места, где
Дуэйн их спрятал.
Сидя у пруда, все еще раздавленный ощущением потери, я увидел все с
абсолютной ясностью. Алисон не делала этого -- оставался только Дуэйн. И его
дочь боялась этого: она уходила от любых разговоров о смерти девушек. То,
что я принял за ее желание выглядеть более взрослой, было на самом деле
страхом увидеть убийцу в родном отце.
Я встал; я мог идти. Ко мне вернулись силы. Целая эра моей жизни, целая
геологическая эпоха подходила к концу -- она закончится, когда я решу, что
мне делать. Я не слушал внутренний голос, спрашивающий, что я буду делать
потом.
Я спустился с холма и нашел свои туфли. За ночь они вымокли и
стянулись, и я с трудом втиснул в них ноги.
Стельки на ощупь стали похожи на языки мертвых ящериц.
Выйдя на шоссе, я увидел грузовик, идущий в направлении Ардена. Он был
как две капли воды похож на грузовик, от которого я прятался накануне. Я
поднял палец, и водитель остановил машину. Из кузова пахло свиньями.
-- Мистер?
-- У меня сломалась машина, -- сказал я. -- Не могли бы вы подбросить
меня до Норвежской долины?
-- Влезайте, -- он нагнулся открыть мне дверцу. Я залез в кабину и сел
рядом с ним. Это был старик с белыми волосами, подстриженными ежиком. Его
руки, размером со сковороду, лежали на руле.
-- Вы рано, -- заметил он полувопросительно.
-- Я долго шел.
Он тронул грузовик с места, и мотор сразу начал фыркать и чихать.
-- Вы правда едете в долину?
-- Конечно, -- ответил он. -- Отвозил хрюшек в город, а теперь вот
возвращаюсь домой. У нас с сыном ферма миль восемь вниз по долине. Вы там
были?
-- Нет.
-- Там здорово. Не знаю, почему такой цветущий молодой человек, как вы,
без толку ездит по стране, когда здесь его ждет лучшая земля в штате. Люди
рождены не затем, чтобы жить в городах, так ведь?
Я кивнул. Его слова открыли мне, что я не собираюсь возвращаться в
Нью-Йорк.
-- Вы что, коммивояжер?
-- Сейчас я без работы, -- сказал я и в ответ получил изумленный
взгляд.
-- Стыдно. Но голосуйте за демократов: мы поставим эту страну на ноги,
и молодые люди вроде вас будут всегда иметь работу, -- он прищурился на
восходящее солнце, пока его вихляющий грузовик продолжал обдавать нас
волнами свиного запаха.
Свернув в долину, он спросил, где меня высадить.
-- Вы можете поехать со мной, и я угощу вас кофе. Что скажете?
-- Спасибо, не могу. Высадите меня, пожалуйста, у Энди.
-- Как хотите, -- он пожал плечами.
Мы затормозили возле колонки Энди. Утреннее солнце освещало пыль и
гравий. Когда я открывал дверь, он повернул ко мне белую голову и сказал:
-- А вы меня надули, молодой человек.
Я взглянул на него с удивлением, думая, что же он прочитал в моем лице.
-- Насчет машины. У вас ведь не было никакой машины. Вы так и шли
пешком.
Я увидел, что он улыбается.
-- Спасибо, что подвезли, -- я вышел из кабины и вместо запаха свиней
окунулся в привычный аромат фермы.
Он прогрохотал дальше, а я прошел через двор и поднялся на крыльцо.
Дверь была заперта. Заглянув внутрь, я не увидел света. На двери не
было таблички "закрыто", но рядом с ней я обнаружил запыленную вывеску:
Пон. 7.30 -- 6.30 Пят. 7.30 -- 6.30 Суб. 7.30 -- 9.00
Я постучал и секунд через сорок увидел ковыляющего ко мне Энди,
пытающегося сквозь сон разобрать, кто пришел.
Увидев меня, он остановился:
-- У нас закрыто.
-- Прошу вас! -- крикнул я. -- Мне нужно позвонить! Он, поколебавшись,
медленно двинулся к двери. Он выглядел обеспокоенным и напуганным.
-- Вы могли бы позвонить от Дуэйна, -- буркнул он сквозь стекло.
-- Я хочу позвонить до того, как приду туда.
-- Кому?
-- В полицию. Белому Медведю Говру.
-- А что вам от него нужно?
-- Послушайте и поймете.
Он сделал еще два шага, отодвинул засов и открыл мне дверь -- первую.
Но оставалась еще дверь крыльца.
-- Майлс, допустим, вы собираетесь звонить в полицию... но откуда я
знаю, что это правда?
-- Стойте рядом. Увидите, как я буду набирать.
Он откинул крючок.
-- Тише. Маргарет в кухне. Ей это не понравится. Я вошел внутрь вслед
за ним. Он выглядел еще более обеспокоенным.
-- Телефон на прилавке, -- прошептал он.
Когда мы прошли вглубь, раздался голос его жены:
-- Кто там?
-- Коммивояжер.
-- Отошли его, ради Бога. Еще рано.
-- Сейчас, -- Энди указал на телефон и прошептал. -- Я сам наберу.
Он набрал номер, передал мне трубку и встал рядом, скрестив руки на
груди.
Телефон прозвонил раз, другой, и я услышал голос Локкена.
-- Полиция.
Мне нужен был Белый Медведь. "Если тебе нужен твой убийца, -- скажу я
ему, -- иди за ним. Он у себя на ферме, ездит на тракторе или чинит
что-нибудь".
-- Тигарден? -- удивленный голос Локкена. -- Куда вас черт унес? Вы же
должны были утром быть здесь. Что за ерунда?
-- Что значит: я должен?
-- В общем слушайте -- вчера шеф послал меня на задание. Но я ничего не
нашел, да и не мог найти. Похоже, он просто хотел меня спровадить. Вернулся
я около полуночи, и он прямо рвал и метал. Сказал, что вы сбежали. Ему
позвонил Дуэйн и сказал, что вы куда-то уехали. Он и говорит: далеко не
уедет, -- и поехал вас ловить. Старину Дуэйна он вроде взял с собой. Так где
вы сейчас? И где шеф?
-- Я у Энди, -- я оглянулся на него. Энди испуганно смотрел вглубь
магазина, боясь, что появится жена.
-- Послушайте, Локкен. Я знаю, кого нужно арестовать, и знаю, где может
быть ваш шеф. Заезжайте за мной к Энди.
-- Чего это я должен за вами заезжать?
-- Получите вашего убийцу, -- я передал трубку Энди. Он уставился на
меня, заметив, наконец, мою щетину и рваную одежду.
-- Спасибо, -- я повернулся и вышел, оставив его с телефонной трубкой в
руке.
Через восемь минут, что можно было считать рекордом, на дороге
показался полицейский автомобиль. Я помахал, и машина, чихнув, остановилась.
Из нее выпрыгнул Локкен.
-- Ну, в чем дело? Объясните, что вы задумали? Где шериф Говр?
-- Я думаю, он отправился на поляну, где вы нашли Кэндис Мичальски. И
Дуэйн, должно быть, с ним.
-- Может, и так, -- Локкен держал руку на кобуре. -- Может, мы поедем
туда, а может, и нет. Зачем вы звонили в участок?
-- Я же сказал. Я знаю, кто убил тех девушек. Давайте сядем в машину и
поговорим по пути.
Он вышел, все время держась ко мне лицом и не выпуская рукоятки
револьвера, и пропустил меня в кабину. Я прижался к горячему пластику
сиденья.
-- Ладно, -- сказал Локкен. -- Вы можете начинать. Я слушаю.
-- Это Дуэйн Апдаль, -- сказал я. Его рука, держащая ключ зажигания,
замерла на пути к замку.
-- Меня даже не было в городе, когда умерла Гвен Олсон.
-- Поэтому я вас и слушаю. Нам утром звонили из Огайо. Тамошняя полиция
проверила ваше сообщение насчет мотеля. Они, наконец, нашли парня по фамилии
Рольфус, который опознал ваше фото. Он дежурил в мотеле и подтвердил, что вы
ночевали там.
-- Вы имеете в виду, что Белый Медведь искал этот мотель с тех пор, как
я ему сказал?
-- FL собирал показания. Вы тут многим не нравитесь, -- он завел
машину. -- Не знаю, что думает шеф, но, похоже, вы ни при чем. Во всяком
случае, с Олсон. Но почему вы говорите, что это Дуэйн?
Пока мы ехали, я сообщил ему причины. Ненависть к женщинам. Ненависть
ко мне. И все остальное.
-- Думаю, он затеял все это, чтобы отомстить мне, -- заключил я. -- А
Белый Медведь надеялся, что он меня застрелит, чтобы я не рассказал, что они
сделали с Алисон Грининг. Поэтому он и отослал вас на это время.
-- Господи, я и не знаю, -- сказал Локкен. -- Не знаю. С ума можно
сойти. А что там насчет Алисон Грининг? Я рассказал ему и про это.
-- И я думаю, Дуэйн с тех пор слегка помешался. Когда я написал ему,
что хочу приехать, у него что-то соскочило.
-- О Боже.
-- И у меня тоже. Иначе я заметил бы это раньше. У меня была своя
безумная теория, но эта ночь ее опровергла.
-- Здесь все безумное, -- сказал Локкен, останавливая автомобиль у
обочины. На другой стороне дороги, носом к нам, стояла машина Белого
Медведя. Пустая.
-- Похоже, вы были правы насчет шефа. Думаете, они оба здесь?
-- Я думаю, Дуэйн пошел с ним. Для него слишком рискованно было
отказаться.
-- Пошли посмотрим, -- мы вышли из машины и перепрыгнули кювет. Он
больше не держал руку на кобуре.
Только когда мы перешли ручей, Локкен заговорил снова:
-- Если то, что вы сказали, правда, Дуэйн может что-нибудь сделать с
шефом.
-- Не думаю.
-- Да, но он может, -- он вытащил пистолет. -- Я и не помню, где эта
чертова поляна.
-- Идите за мной, -- и я начал подниматься по склону в направлении
леса. Локкен поспешил за мной, треща сучьями.
Я пошел в сторону хижины Ринн, совершенно не представляя, что ждет меня
впереди. В любом случае, хорошо, что со мной был Локкен. Мне казалось
странным, что Белый Медведь решил провести на поляне всю ночь. Я замедлил
шаг. Местами приходилось раздвигать ветки и кусты руками, как в моем сне.
-- Вы не заметили ничего странного? -- спросил я через некоторое время.
-- Что?
-- Никаких звуков. Ни птиц, ни белок. Ничего живого.
-- Ага, -- пропыхтел Локкен.
Это было действительно так. Раньше, когда я был в лесу, он был наполнен
звуками. Казалось, все живые существа умерли. В этом темном месте,
окруженном нависшими над нами деревьями, тишина была особенно жуткой.
-- Пошли скорее, -- сказал Локкен. -- Может, там что-то случилось, --
голос его звучал тревожно; он явно чувствовал то же, что и я.
-- Мы уже близко. Скоро все узнаем. Через несколько минут я увидел
кольцо деревьев вокруг поляны.
-- Прямо, -- я повернулся к Локкену. Его лицо побагровело от
напряжения.
-- Да. Теперь вспомнил, -- он приставил ладони ко рту. -- Шеф! Вы
здесь? -- ему не ответило даже эхо. Он закричал опять. -- Шеф! Шериф Говр!
-- он сердито поглядел на меня; по лицу его струился пот. -- Черт, Тигарден,
шевелите задницей.
Мне было холодно, но я тоже вспотел. Я не мог сказать Локкену, что
боюсь идти на поляну.
-- Давайте, давайте. Машина здесь, значит, и он здесь.
-- Странно все это, -- сказал я. Мне показалось, что я чувствую запах
холодной воды. Но это было невозможно.
-- Давайте. Вперед, -- позади меня щелкнул затвор револьвера.
Я вошел в круг деревьев.
Сперва меня ослепил солнечный свет. Потом я увидел черный круг в центре
поляны и шагнул к нему. Я протер глаза.
И тут я увидел их, и слова застыли у меня во рту. Локкен шумно ворвался
на поляну.
-- Эй, что там такое? Они здесь? Что... -- его голос оборвался, как
обрубленный топором.
Я понял, почему Локкена стошнило, когда он увидел тело Дженни Странд.
Белый Медведь был впереди, Дуэйн за ним. Оба висели на деревьях, голые,
с обожженной кожей, похожие на гнилые, почерневшие фрукты.
Локкен застыл рядом со мной. Я не отрывал от них глаз -- это было самое
страшное зрелище, какое я когда-либо видел. Пистолет стукнулся о землю.
-- Что это... -- начал Локкен. -- Что это?
-- Боже, -- прошептал я. -- Боже. Я ошибся. Она все-таки вернулась.
-- Что...
-- Это не Дуэйн. Это Алисон Грининг. Они пришли сюда ночью, и она их
убила.
-- Господи, взгляните на их кожу!
-- Она оставила меня на потом. Она знает, что достанет меня где угодно.
-- Их кожа...
-- Она покарала их за то, что они сделали с ней, -- сказал я. -- О
Боже!
Локкен сел прямо в траву.
-- Теперь она придет за дочерью Дуэйна, -- внезапно я осознал, что в
опасности еще одна жизнь. -- Нам нужно скорее ехать на ферму.
-- Кто... кто мог их так подвесить?
-- Моя безумная теория оказалась права, -- сказал я. -- Нам нужно на
ферму. Вы можете бежать?
-- Бежать?
-- Тогда идите за мной так быстро, как можете. Садитесь в машину и
езжайте прямо на ферму Дуэйна.
-- ...ферму, -- повторил он. Потом, немного придя в себя, поднял
пистолет. -- Постойте. Вы ведь никуда не убежите?
Я взял пистолет из его покорно протянутой руки.
-- Я же вас сам сюда привел. И неужели вы думаете, у меня хватило бы
сил поднять этих двоих? Идите быстрее. Мы еще можем спасти ее.
-- Как...
-- Не знаю, -- я пошел прочь и остановился. -- Дайте-ка ключи. Вы
поедете в машине Белого Медведя.
Вернувшись на дорогу, я сел в машину Локкена, завел мотор и на полной
скорости помчался по дороге.
За церковью Бертильсона дорогу загородил трактор. Я нажал гудок, но
водитель, грузный мужчина в соломенной шляпе, только помахал в ответ, не
оборачиваясь. Я нашел кнопку сирены и надавил ее. Тракторист подпрыгнул на
сиденье, обернулся и резко вырулил свою махину к обочине. Я поспешил дальше.
У фермы не было ничего необычного -- та же кобыла у изгороди, та же
обожженная лужайка. Алисон не было видно. Я оглядел двор, боясь, что сейчас
увижу ее такой же, как увидел ее отца и Белого Медведя. Я затормозил и
выпрыгнул из машины еще до того, как она остановилась.
Я чуял ее -- пахло холодной водой, будто только что прошел дождь. Мои
ноги двигались с трудом, желудок словно сковало льдом. Страх вернулся снова.
Я пошел по тропинке к дому Дуэйна. Хлопнула дверь. Я понял, что Алисон
Апдаль увидела полицейскую машину. Она выбежала из дома, но, увидев меня
вместо Говра или Дейва Локкена, замерла на месте. Воздух, казалось,
сгустился, как в первую мою ночь в лесу, и наполнился почти ощутимой
ненавистью.
-- Беги! -- крикнул я ей, бешено махая рукой. Запах пруда омывал нас, и
она тоже его почувствовала, потому что полуобернулась и вскинула голову.
-- Беги! -- я рванулся к ней.
Ветер сбил меня с ног легко, как бумажную фигурку.
-- Майлс? Мой отец не...
Прежде чем она успела произнести "пришел домой", я увидел другую
женщину, маленькую и легкую, появившуюся на тропинке позади нее. Сердце у
меня замерло. Она стояла, уперев руки в бедра, глядя на нас. В следующую
секунду она исчезла. Алисон Апдаль почувствовала что-то, обернулась, и на
лице ее отразился ужас. Не знаю, что она увидела, но она замерла, будто
парализованная.
Я поднялся с земли.
-- Беги!
Но было поздно. Она слишком испугалась, чтобы бежать.
-- Алисон! -- закричал я, на этот раз обращаясь не к живой девушке. --
Оставь ее в покое!
Бешено засвистел, зашипел ветер. Я повернулся в его сторону, и Алисон
Апдаль тоже повернулась, как завороженная. В высокой траве у дороги ветер
закрутился вихрем, собирая листья и иглы в какой-то рисунок. Камни и куски
асфальта с дороги летели туда же, вписываясь в круговорот.
-- Ко мне! -- крикнул я Алисон, но она только беспомощно дергалась на
месте. Тогда я сам побежал к ней. На нас обоих обрушился град камешков и
веток. Я схватил ее за руку и потащил.
-- Я что-то видела, -- прошептала она.
-- Я тоже. Бежим скорее.
Кружащийся вихрь взорвался. Большинство иголок и листьев беззвучно
упали вниз, усеяв ковром пространство между двумя домами. Осталась стоять
лишь высокая скелетообразная фигура; потом упала и она. Но свист ветра не
умолкал. Трава на месте падения начала собираться в широкие, волнообразно
расходящиеся круги.
Я схватил Алисон за руку крепче и побежал. В это время к дому подъехал
Локкен на машине Белого Медведя. Он все еще был похож на пьяницу после
многодневного запоя. Он огляделся и увидел нас, бегущих в его направлении.
-- Эй! Что тут у вас...
Травяные круги двинулись к нему. Потом я увидел призрачную фигуру
девушки, появившуюся прямо перед его автомобилем. Ту же вылетели стекла.
Локкен вскрикнул и закрыл лицо руками. Невероятная сила вытащила его из
машины через разбитое окошко и швырнула на гравий. Из носа у него потекла
кровь.
Поняв, что в доме прятаться бесполезно, я решил попробовать увести
Алисон Апдаль в поля. Не пробежали мы и трех шагов, как ветер, пахнущий
гнилью и сырой землей, оторвал меня от нее и бросил на дерево, где мой отец
обычно вешал косу. Что-то двинулось по траве к упавшей девушке.
Мне показалось, что весь привычный, обычный мир провалился в тартарары
-- дома, люди, собаки, солнце, все, -- и осталась лишь тьма, в которой
бродят примитивные создания, первичные твари, бывшие до солнца и луны,
которых невозможно себе представить. Локкен, лежащий в траве, увидел то же,
что и я, и закричал во второй раз. Я знал, что он закрыл глаза.
Алисон из последних сил вбежала на крыльцо и скрылась в доме. Вихрь и
то, что было в нем, устремились следом, вышибив дверь.
Я вспомнил, что в гараже осталась еще одна канистра бензина, и в полном
отчаянии, не зная, поможет это или нет, побежал туда. Сгибаясь под весом
десяти галлонов жидкости, которые, казалось, тянули меня вперед, я поспешил
обратно.
В прошлую ночь у пруда я был готов умереть; теперь мне вдруг захотелось
жить. Локкен наполовину заполз в кусты и лежал там, издавая невнятные звуки.
Его рубашка пропиталась кровью. В доме все было тихо. Я вновь увидел перед
собой бедного Дуэйна, бедного Белого Медведя -- как они висят на деревьях,
словно гнилые плоды, -- и непривычное чувство, похожее на любовь, бросило
меня вперед.
Я зашел на крыльцо с тяжелой канистрой в руке. Пахло чем-то, похожим на
воду, текущую из могилы. Я вошел в комнату, которую приготовил для Алисон
Грининг. Там как будто ничего не изменилось, но все потемнело, набрякло
водой, и запах могилы был здесь гуще, чем на крыльце. Алисон Апдаль сидела в
кресле, подтянув к себе ноги, будто готовясь пнуть кого-то. Думаю, она не
видела меня -- ее лицо было застывшей белой маской.
-- Я не отдам тебя ей, -- сказал я. -- Я тебя выведу. Во всем доме
вылетели стекла. Девушка в кресле выгнулась. Глаза ее закатились.
-- Вставай!
Она попыталась подняться. Удовлетворенный тем, что она в состоянии
двигаться, я принялся разбрызгивать вокруг бензин из канистры. "Если мы
погибнем так, -- подумал я, -- это лучше, чем..." Я снова увидел тела,
висящие на деревьях.
Она была там, я знал это; я чувствовал ее близость. Чувствовал
присутствие враждебной силы, как тогда, в лесу. Алисон Апдаль встала,
выставив вперед руки, как слепая. Пол в комнате был покрыт грязью, в углу я
заметил островок проросшего мха.
Потом я увидел тень на залитой бензином стене -- маленькую,
бесформенную, но с человеческими очертаниями. Я отшвырнул пустую канистру.
Ветки царапали стены снаружи.
-- Майлс, -- тихо сказала Алисон Апдаль.
-- Я здесь, -- бесполезное утешение.
В разбитое окно кухни ворвался ворох листьев. Я слышал, как они шуршат
в воздухе.
Тень на стене сгущалась. Я взял девушку за руку и вытащил из кресла.
-- Этот запах, -- она была на грани истерики. Похоже, она заметила
сгущающуюся тень на стене. Земля на полу двигалась, собираясь в круги.
-- Я сейчас зажгу спичку, -- сказал я. -- В это время ты должна
выбежать на крыльцо. А потом беги что есть силы.
Она с ужасом смотрела на тень, которая делалась все темнее.
-- Я однажды хоронила собаку... и после этого... Тень стала трехмерной,
выступая из стены, как барельеф. Воздух наполнился шуршанием листьев. Я
подумал, что комната как будто уплывает куда-то по бесконечной реке. Я сжал
плечо Алисон.
-- Давай. Быстрее!
Коробка спичек была у меня в руке. Воздух вокруг зашипел. Я вытащил
сразу пять или шесть спичек и попытался их зажечь. Вспыхнуло пламя, и я
бросил спички как можно дальше от себя.
Вспышка на миг ослепила меня. Потом я увидел не тень, не фигуру из
листьев, не тварь из преисподней -- живое существо. Может, будь я к ней
ближе, я заметил бы отличия -- слишком толстые жилы на руках или другой цвет
глаз, -- но передо мной стояла во плоти и крови девушка из далекого 1955-го.
Даже сейчас, когда вокруг бушевал огонь, она заворожила меня, как заворожила
бы сладкой болью любого мужчину.
Она не улыбалась, но ее серьезность лишь подчеркивала очарование всех
ее черт. Позади нее полыхали языки огня, и я увидел, что кончики пальцев на
одной ее руке уже горят. Но она продолжала удерживать меня -- бесстрастно, с
серьезностью, сулящей больше, чем я мог или осмеливался представить.
Вверху раздался звук, похожий на вздох. Пламя рыжим факелом устремилось
по узкой лестнице. Я шагнул к двери, не оборачиваясь. Мои волосы и брови
трещали от жара.
Я понял, что она отпускает меня. Контракт заключен; мне позволено жить
ради ее тезки, дочери Дуэйна. Теперь горела уже вся ее рука.
Она позволила мне дойти до двери. За это время выражение ее лица, ее
любимого лица не изменилось ни на миллиметр. Я повернулся и побежал -- от
огня и от ее взгляда.
Старый дом пылал за моей спиной, как Волшебный Замок Дуэйна. Он и был
волшебным замком; я чувствовал, что часть меня осталась внутри его. Я
двадцать лет был привязан к нему. Несколько часов назад я думал, что начал
новую жизнь, но теперь до меня дошло, что новая жизнь -- всегда продолжение
старой. Я испытывал одновременно тяжесть и облегчение, думая о том, что
обязательства, которые я добровольно взвалил на себя, остаются со мной, хотя
все происшедшее и наполнило их новым смыслом. Дочь моего кузена стояла у
ореховых деревьев, глядя на меня. Когда я увидел выражение ее глаз, я ощутил
дрожь. Я отвернулся и стал смотреть на дом. Позади стонал Дейв Локкен.
Теперь уже весь дом был охвачен пламенем. Я засмеялся при мысли о том,
что Дуэйн не знал, что у меня тоже есть Волшебный Замок. Он заплатил за свое
незнание и за ту ночь, когда они одолели меня.
-- Тут была... был кто-то, -- выдохнула Алисон Апдаль. -- Я думала, ты
умер.
-- И я думал так же. Я не знал, что смогу это остановить.
-- Но ты смог.
-- Не знаю. Не знаю.
Дом превратился в один ревущий костер. Она повернулась ко мне.
-- Я видела что-то ужасное, -- сказала она. -- Майлс...
-- Мы видели это тоже. Потому он и такой, -- я указал на Локкена,
который теперь стоял на коленях и смотрел на огонь красными воспаленными
глазами. Его рубашку покрывали пятна крови и рвоты.
-- Если бы ты не пришел...
-- Тебя бы убили. И меня тоже.
-- Но теперь она... то, что было -- оно не вернется?
-- Не знаю. Не думаю. Во всяком случае, она не вернется так.
Дом готов был обрушиться, и я чувствовал, как новый жар опаляет мое
обожженное лицо. На ладонях вздулись ожоги. Каркас дома колыхался в пламени,
как корабль, готовый улететь.
-- Когда я хоронила собаку, она пахла так же, -- сказала Алисон. -- Как
внутри.
Крыльцо целиком исчезло в стене пламени. Дом вздохнул, как усталый
ребенок, и беззвучно осел.
-- А если она вернется, то какой? -- спросила она.
-- Такой, как мы.
-- Твой отец и я любили ее, -- сказал я. -- Думаю, он и ненавидел ее
тоже, но он назвал тебя в ее честь, потому что он любил ее сильней, чем
ненавидел.
-- И он убил ее, верно? И свалил все на тебя.
-- Он был там. Но убил ее отец Зака.
-- Я знала, что это не ты. Я хотела, чтобы ты сказал это там, у пруда.
Я думала, что это папа, -- ее горло судорожно подпрыгнуло. -- Я рада, что
это не он.
-- Да.
-- Я чувствую... усталость. Больше ничего.
-- Да.
-- Я чувствую, что могла бы много сказать или вообще ничего не
говорить.
-- Я знаю.
В центре дома еще оставались две комнаты, стены которых жадно
облизывало пламя. В колонне огня чернела неподвижная тень, едва заметный
сгусток темноты.
Дейв Локкен начал подниматься на ноги.
-- Мой отец... -- она взяла меня за руку; и ее пальцы были холодны.
-- Мы не успели. Мы с Локкеном нашли твоего отца и Белого Медведя. В
лесу. Жаль, что мы не смогли ничего сделать. Локкен их привезет.
Тень в сердце огня на миг сгустилась, потом исчезла. Я обнял ее,
чувствуя, как ее слезы обжигают мне кожу.
Я отвел ее в свою машину. Я не мог больше оставаться здесь. Локкен
смотрел, как мы отъезжаем, но ничего не сказал. Мои руки и лицо болели, но
боли я не чувствовал. Я в последний раз оглянулся на дом. Прощай, бабушка;
прощай, Волшебный Замок; прощай, Алисон. Прощай. Может быть, ты вернешься --
лицом в уличной толпе, аккордом музыки из раскрытого окна, ребенком. Как бы
то ни было, ты всегда со мной.
Соседи шли и ехали к месту пожара, держа в руках багры и ведра. Ред и
Тута Сандерсон спешили к Локкену. Огонь уже почти успокоился. Я проехал мимо
них и вывел машину на дорогу.
-- Мы куда? -- спросила Алисон.
-- Не знаю.
-- Мой отец правда умер?
-- Да. И Белый Медведь тоже.
-- Я думала, это он -- он убил тех девушек.
-- Я тоже так думал, только потом. Я думаю, Белый Медведь тоже в конце
концов так подумал, потому и взял его с собой.
-- Я не могу вернуться, Майлс.
-- Ну и ладно.
-- Смогу я вернуться когда-нибудь?
-- Ты решишь это сама.
Я вел машину, глядя только вперед, на дорогу. Постепенно ее рыдания
сзади перешли в всхлипы, потом стихли. За этой долиной началась другая,
потом еще одна. Здесь деревья росли гуще, подступая прямо к домам.
Она выпрямилась на сиденье рядом со мной.
-- Поехали, -- сказала она. -- Я не хочу видеть Зака. Никого не хочу
видеть. Я потом им напишу.
-- Ладно.
-- Поедем куда-нибудь. В Вайоминг или в Колорадо.
-- Куда хочешь, -- сказал я. -- Поехали, куда хочешь. Изгиб шеи, ее
рука на моем плече, знакомый взгляд.
Ожоги на лице и руках начинали болеть. Я понемногу возвращался к жизни.
На следующем повороте мотор всхлипнул и заглох. С удивлением я услышал
собственный смех.