вшись, выругался. Марк почувствовал, что руки стражников сжимают его еще крепче. Один из солдат обнажил меч. Однако в ответ на вопрос Императора Марк кивнул. Холодный пот выступил у него на лбу. -- Чтоб тебе провалиться под лед! -- заорал Туризин. -- Чтоб Скотос оледенил твою душу, Скавр! Теперь я должен Алипии пятьдесят золотых. Она говорила, что ты попросишь меня об этом. Никогда не думал, что в тебе сыщется столько наглости. -- Итак? -- спросил Марк. От облегчения у него слабели колени. -- Если ты вернешься, то за подобную просьбу я не убью тебя на месте, -- произнес Император через силу. Он повернулся к стражникам и повелительно махнул рукой: -- Уберите его отсюда! -- Мой меч, -- напомнил Марк. -- Ты что, хочешь увидеть, близко ли край пропасти, римлянин? -- Гавр яростно ударил кулаком по столу. -- Теперь я начинаю понимать, почему у твоего народа нет царей. Кому захочется взваливать на себя такое бремя? Избави нас Фос от подобных подданных! -- Он снова обратился к стражам: -- Дайте ему любое оружие, любые доспехи, какие он выберет, но только уведите его с глаз моих! Пусть... Пусть ждет свой проклятый меч во дворе! -- И наконец Гавр снова повернулся к Марку, словно пользуясь правом владыки оставить за собой последнее слово: -- Ну так что, Скавр, пожелать тебе успеха? ---------- "Пенитель моря" был грузовым судном с острым носом и кормой. По каждому борту имелось десять длинных весел, а широкий квадратный парус неподвижно висел на мачте, пока корабль покачивался на волнах у причала. Слегка сгибаясь под тяжестью мешка с вещами, Марк остановился у доски, переброшенной с корабля на берег. Взвод императорских гвардейцев наблюдал за ним с причала. -- Разрешите подняться на борт! -- крикнул Марк, опознав капитана по короткой, до колен, тунике и небольшому мечу на поясе. Большинство моряков носили только набедренные повязки и кожаные пояса с ножом в ножнах. Матросы перекатывали в трюм большие кувшины с вином, амфоры с маринованной рыбой и тюки необработанной шерсти. Капитан поглядел на трибуна. -- Так это ты -- наш особый груз? Валяй, лезь! Эй, Озакий! Помоги сухопутному господину! Матрос протянул Скавру руку. Марк довольно неуклюже прыгнул на палубу -- спасибо, не мешком свалился. Истинный римлянин, он не был привычен к морю. Капитан пожал ему руку: -- Меня зовут Стилиан Зота. Я капитан этой посудины. Видессианину, худому седобородому человеку, было около пятидесяти лет. Его густые брови сходились на переносице, а кожа потемнела от многолетнего морского загара. Когда капитан снял шапку, чтобы почесать голову, трибун увидел, что тот почти лыс. Позади Марка на палубу ступил Тарон Леймокер. Моряки замерли, прижав правые кулаки к сердцу. -- Здорово, ребята! -- произнес адмирал своим громким хриплым басом, а затем положил руку на плечо трибуна: -- Береги его, Стил. Он хороший парень. А что попал в опалу к его величеству... Насколько мне известно, добиться этого очень просто. Друнгарий флота тряхнул головой, отбрасывая с глаз светлую прядь. После того как Туризин выпустил его из тюрьмы, он так и не подстриг волос. -- Я в любом случае стал бы беречь своего пассажира, -- отозвался Зота. -- Если с ним что-нибудь случится, это запятнает всех нас... Но где его лошадь? Что-то ее до сих пор не доставили! -- Сухопутные швабры! -- презрительно бросил Леймокер. На борту корабля не было места для ошибок, забывчивости и неточности. -- Хотел бы я задержаться подольше, но времени нет. Нужно снарядить корабли для береговой патрульной службы. Да пребудет с тобой Фос, чужеземец. Леймокер крепко сжал плечо Скавра, хлопнул Зоту по спине и прыгнул на причальную доску. Погрузка на "Пенитель моря" продолжалась. Марк наблюдал, как несут в трюм тюки соломы -- для лошади. Той самой, что до сих пор не было видно. Взвод видессианских солдат все еще стоял на причале. Марк громко окликнул их, пытаясь выяснить, что же случилось с лошадью. Командир видессиан недоуменно развел руками. Зота сказал: -- Прости, Скавр, но если твоя лошадь не появится к полудню, придется отплыть без нее. У меня важные донесения. Они не могут ждать. Возможно, в Наколее ты найдешь коня или мула. -- Возможно, -- с сомнением отозвался трибун. Время тянулось медленно. Марк поглядывал то на пирс, то на палубу, пытаясь понять, скоро ли закончится погрузка. Двое матросов уронили на палубу кувшин с вином. Липкую лужицу они затерли шваброй, а осколки кувшина выбросили за борт. Зота выругался. В довершение беспорядка один из них порезал босую ступню об острый осколок и ушел, прихрамывая, перевязать рану. -- Лучше бы тебе ходить за плугом, Алор, -- бросил ему капитан. Товарищи незадачливого матроса тут же окрестили его "Алор - пахарь". Наблюдая за этим происшествием, Марк отвлекся от пирса и подскочил от неожиданности, когда со сходней донесся громкий голос: -- Эй там! На борту! Ахой! Или как у вас принято орать, вы, ублюдки? Можно мне залезть в вашу чертову лоханку? Трибун резко повернулся: -- Гай! А ты что здесь делаешь? -- Ты что, знаешь этого увальня? -- осведомился Зота, красный от гнева. Капитану вовсе не понравилось, что его любимого "Пенителя" обозвали "чертовой лоханкой". Марк объяснил капитану, кто такой Гай Филипп. Зота нехотя сказал тому: -- Если хочешь -- поднимайся. Старший центурион, крякнув, приземлился на палубу и покачнулся, что неудивительно -- Гай Филипп явился в полном боевом облачении; в шлеме с высоким поперечным гребнем, кольчуге, кожаном поясе с металлическими бляшками, в медных поножах, с тяжелым мешком за плечами. Все это снаряжение, начищенное до блеска, ослепительно сверкало. Марк поддержал Гая Филиппа за плечо и с любопытством уставился на своего старшего офицера: -- Никак ты пришел проводить меня? Мне кажется, для этого ты слишком принарядился. -- Иди ты в задницу с этими проводами. -- Гай Филипп хотел презрительно харкнуть, но под суровым, предупреждающим взглядом капитана сплюнул за борт, а не на палубу. -- Я еду с тобой. -- Что? -- Скавр схватился за рукоять меча. Неужели Туризин решил отдать легион кому-то из своих офицеров? -- Гавр обещал, что передаст тебе мою должность и мое звание, как только я окажусь за пределами столицы. -- Вот именно! Он мне это и предложил. Что было, то было. Я посоветовал Гавру засунуть эту должность себе в задницу. У Зота отвисла челюсть. Никто еще не разговаривал с Автократором Видессиан подобным образом. Гай Филипп бросил взгляд на видессианского капитана и предусмотрительно перешел на латынь. -- Ну, можешь меня распять! -- сказал он трибуну. -- Я не приму легион из рук человека, который лишил тебя звания. -- У него были на то причины, -- ответил Скавр и торопливо, путаясь в словах, поведал старшему центуриону, в чем эти причины заключались. -- Так что, если ты захочешь изменить свое решение, Гавр, скорее всего, отдаст тебе легион. Он очень хорошего мнения о тебе. Я не раз слышал об этом от него самого. Узнав о любви между трибуном и Алипией, Гай Филипп воскликнул: -- Ты, должно быть, рехнулся! Так играть с огнем!.. -- И старший центурион вынес приговор вполне в его духе: -- Нет, женщины приносят куда больше неприятностей, чем радости. Я тебе и раньше об этом говорил. Марк промолчал. -- Но почему он заподозрил тебя в измене? Вот что удивительно, -- продолжал Гай Филипп. -- Что дало бы тебе низвержение Гавра? Кто бы ни пришел ему на смену, он будет хуже. -- Именно так я и считаю. -- Разумеется. Ведь ты не полный дурак. И я назад не вернусь. Лучше мне бедствовать под твоей командой, чем процветать под началом Его Подозрительного Величества. -- Гай Филипп усмехнулся: -- Ну вот я и стал настоящим наемником! Для меня мой командир важнее целого государства. -- Я этому рад, -- просто сказал Марк. И добавил: -- Но имей в виду: веселого нас ждет мало. -- А, ты о Земарке? Так ведь нас теперь будет двое, а это увеличивает наши шансы ровно в два раза. А то и больше. Да, -- добавил ветеран в ответ на невысказанный вопрос Скавра. -- Туризин сказал мне, куда тебя посылает. Насколько я понимаю, тебе повезло. Гавр в такой ярости! Я просто удивлен, что он не прикончил тебя на месте. -- Да я и сам, по правде сказать, до сих пор этому удивляюсь, -- сознался Марк. -- Впрочем, пока я собирал вещи и оружие, у меня было время поразмыслить над решением Туризина. Если Земарк меня убьет -- результат будет равен обычной смертной казни. Фью! Нет Скавра! А если я уничтожу Земарка -- что ж, правда, Скавр останется коптить небо, зато Туризин избавится от сумасшедшего фанатика, который во сто крат опаснее меня. Ну а если мы с милейшим Земарком каким-либо удачным образом угробим друг друга... В таком случае Гавр убьет сразу двух зайцев. Гай Филипп плотно сжал губы. -- Ты прав, -- признал он. -- Эти видессиане еще более верткие, чем греки, клянусь! Чума на них! Три комбинации! И во всех трех Гавр выходит победителем. -- Старший центурион взглянул на трибуна из-под поднятой брови. -- Единственная неприятность заключается в том, что в двух из трех ты -- вернее сказать, мы -- проигрываем. ---------- Путь под парусами из Видесса до Наколеи -- при условии, что удержится попутный ветер, -- занимает дней семь. Зота давал команде возможность отдохнуть и не прикасаться к веслам. Голубой парус нес "Пенителя" на восток. Конь Скавра, в конце концов доставленный на корабль, был привязан к мачте в носовой части корабля. Поначалу великолепное животное испуганно стригло ушами, прислушиваясь к незнакомым звукам. Но затем решило, что они не представляют угрозы, и перестало обращать на них внимание. Трибун делал все, что мог, чтобы конь привык к новому хозяину. Марк, разумеется, знал, что не совладает с крупным серым жеребцом, если между ними не возникнет взаимопонимания; одного опыта, весьма небольшого, римлянину не хватит. Поэтому Марк расчесывал коню шелковистую серую гриву, гладил за ухом, кормил сушеными абрикосами и яблоками, выпрошенными у кока. Конь принимал ласку горделиво. Казалось, он считал, что такое отношение полагается ему по праву. Скавр легко приспособился к судовым порядкам. Он носил только легкую тунику, а из оружия оставил себе меч. Так делали на корабле многие. Гай Филипп упорно таскал штаны и не снимал подбитых гвоздями сапог. На босые ноги трибуна старший центурион поглядывал с явным неодобрением. -- Я решил, что лучше будет последовать примеру матросов, -- пояснил Марк. -- Они знают о море больше, чем я. -- Будь они еще умнее -- остались бы на суше. -- Гай Филипп вынул из ножен гладий и попробовал ногтем острие. -- Не хочешь размяться? После долгой зимы, которую ты провел, зарывшись по уши в пергамент, тебе это не повредит. Трибун вытащил из ножен свой меч и вдруг замер от неожиданности. Вокруг клинка был обмотан длинный свиток. На краях он был залеплен древесной смолой, чтобы не разворачивался. -- Что там у тебя? -- спросил Гай Филипп, увидев, что трибун замешкался. -- Сам еще не знаю. Скавр развернул пергамент и очистил ногтем клинок от прилипшего кусочка смолы. -- От кого это? Что там написано? -- Гай Филипп подошел ближе, вглядываясь в замысловатую вязь видессианских букв. В отличие от трибуна. Гай Филипп так и не научился читать на языке Империи. Ему хватало проблем и с родной латынью. -- От Нейпа, -- ответил Марк. Он не стал читать вслух, а быстро пробежал глазами свиток и пересказал записку по-латыни. "Да хранит тебя Фос! -- писал маг из Академии. -- Я рад, что у меня наконец появилась возможность хорошенько исследовать твое необычное оружие. Я сожалею лишь о том, что обстоятельства, позволившие мне сделать это, столь печальны. Моя записка содержит краткое изложение результатов моих исследований. Закованный в железо дурень уже топочет у меня под дверью..." Марк улыбнулся. Он словно въяве увидел Нейпа, лихорадочно строчащего письмо под злющим взглядом солдата. Впрочем, Скавр не сомневался: солдату не слишком удалось погонять Нейпа. "Заклинания, наложенные на твой меч, чрезвычайно сильны. Должен признаться, подобного я еще не встречал. Я предполагаю, что это явление обусловлено весьма слабой природой чародейства в твоем мире. Ты и твои товарищи нередко говорили мне об этом. Только необыкновенно сильные чары в состоянии действовать в вашем мире хоть каким-то образом. Следствие: чары, наложенные на твой меч, сотворены для более суровых обстоятельств. В нашем мире они сделались необыкновенно могучими. У меня возникли затруднения даже на начальном этапе исследований. Я не мог понять природу их происхождения. Грубая сила твоего меча затрудняла мою работу -- все равно что измерять море, черпая его чайной ложкой. Прости, я отвлекся. Итак, что же я все-таки выяснил. На меч наложены два различных вида заклинаний. Первое охраняет меч и его владельца от чар врага. Ты был свидетелем этому, и не один раз. Я весьма сожалею о том, что не могу сказать, как именно эти чары были наложены на оружие. Поскольку защитные чары меча столь велики, второе заклинание удалось выявить лишь косвенными методами. Боюсь, в данном случае результаты не вполне удовлетворительны. Это заклинание способно защитить не только того, кто носит на себе меч, но и весь его народ. Ни один видессианский маг не смог бы создать ничего подобного. Будь у меня сейчас меч твоего рыжеволосого друга, я мог бы предложить тебе более исчерпывающую информацию. Впрочем, думаю, возьми я в руки оба меча, я погиб бы на месте. Прими мои извинения за то, что не могу рассказать больше. Не думаю, чтобы ты оказался в Видессе случайно. Но это лишь догадка. Я не могу подтвердить ее никакими доказательствами. Добавлю, что один историк, которого мы оба хорошо знаем, разделяет мое мнение. Мы оба желаем тебе успеха! Благостью Повелителя Доброго Разума мы надеемся увидеть тебя снова. Нейп". Трибун не стал переводить для Гая Филиппа последние несколько фраз. Но на душе у него потеплело. У Алипии Гавры не было никакой возможности встретиться с ним открыто. Однако она предположила, что галльский меч вернется к трибуну и Марк получит письмо Нейпа. Скомкав пергамент, Марк бросил его в море. Гай Филипп осведомился: -- Ну и что толку знать, что меч заколдован? Ты ведь не колдун, чтобы возиться с заклинаниями. - К сожалению. Будь я магом, я опалил бы бороду Земарка чарами. -- Поменьше болтай. Ты ведь не сможешь это сделать, -- сказал Гай Филипп. -- Вот тебе мой совет: пользуйся оружием как надо! Иначе ты не доживешь даже до встречи с Земарком. Берегись! Он прыгнул к трибуну, направив острие гладия в грудь Марка. Скавр пружинисто отскочил. Моряки столпились вокруг, наблюдая за поединком. Глава четвертая Простое, черное как сажа знамя, некогда бывшее флагом бандитской шайки, ныне заставляло трепетать всю Пардрайю. Гордые каганы признали Варатеша главой только что поднявшегося Королевского Клана и прислали ему отряды, чтобы воевать с аршаумами. Несдобровать бы этим гордецам, вздумай они отказаться! И они об этом хорошо знали. Варатеш ударил шпорами свою лохматую степную лошадку. Рядом широкой рысью несся громадный черный жеребец. Глядя на всадника в белых одеждах, возвышающегося на черном коне, Варатеш хмурился. "Королевский Каган"! "Повелитель Степи"! Так называли теперь Варатеша. Авшар, как и остальные, громогласно именовал этими титулами бывшего вожака бандитов. Но и князь-колдун, и сам Варатеш слишком хорошо знали, что это ложь. Игрушка, которую дергают за веревочки! Орудие в руках колдуна! Не будь Авшара, Варатеш до сих пор оставался бы жалким вожаком голодной стаи бандитов. Блохой, которая куснет и поскачет дальше, если не прихлопнут. Иногда Варатешу хотелось, чтобы смерть настигла его поскорей. До встречи с Авшаром ему не раз приходилось убивать. Но даже тогда Варатеш еще не знал, что такое настоящее зло. Он стал плохо спать. В кошмарах ему виделись раскаленное докрасна железо, обгоревшая плоть, крики ослепленных людей. И это он сделал сам, своими руками. Он отдал приказ, он участвовал в пытке. Но, пройдя через ужас, он стал Королевским Каганом, и теперь одно его имя наводило страх. Авшар хмыкнул. Его смех был ледяным, как воды зимней реки. Под порывами ветра за спиной князя-колдуна развевался белый, как саван, плащ. Черный конь нес всадника на юго-запад. -- Мы разобьем их, -- проговорил колдун, усмехаясь. Он говорил на языке хаморов без малейшего акцента, хотя и не был кочевником. Варатеш знал, что скрывается под просторными белыми одеждами. Лучше бы ему никогда не видеть этого! -- Да, мы разобьем их, -- повторил Авшар. -- Они заплатят за оскорбление, нанесенное Родаку, а значит, и тебе, о мой повелитель. Колдун легко и естественно назвал Варатеша "повелителем", но это не могло обмануть бандита. Игрушка! Орудие! Эти слова жгли мозг Варатеша. Авшар добавил: -- Твои отважные воины и мои хитроумные чары навсегда развеют сказку о неуязвимости "непобедимых аршаумов". При звуке этого голоса, в котором слышалась неутолимая жестокость, Варатеш содрогнулся. Но логика колдуна была безупречна. Аршаумы шли через Пардрайю, несмотря на запрет, исходивший от Великого Кагана. Что же, он, Варатеш, -- глупая овца или несмышленый мальчишка, чтобы эти аршаумы не обращали на него никакого внимания? - Предвещает ли гадание удачу? -- спросил Варатеш. Авшар обратил на кочевника свой страшный взор. Варатеш отшатнулся. С леденящим душу смешком князь-колдун ответил: -- Какое мне дело до суеверий? Я не энари, Варатеш! Я не жалкий трясущийся в экстазе шаман, что испуганно всматривается в будущее. Будущее я создаю сам! ---------- -- Что предвещают приметы? -- Сам того не зная, Горгид повторил вопрос Варатеша. Большой скептик, грек слабо верил в предсказания, но чудеса нового мира заставили даже упрямого Горгида усомниться в некогда непоколебимом рационализме. -- Скоро узнаем, -- отозвался шаман. Голос звучал приглушенно из-под страшной оскаленной демонской маски. Протянув руку, энари взял тоненькую палочку из ивовой древесины. При этом движении множество полосок бахромы, нашитых на шаманскую одежду, пришло в движение. Сняв с пояса кинжал, Толаи разрезал палочку на две части. Вожди аршаумов окружали верховного шамана. -- Дай руку, -- молвил Толаи, обращаясь к Аргуну. Каган безмолвно повиновался. Он даже не дрогнул, когда шаман сделал надрез на его пальце. Размазав кровь Аргуна по одной из половинок, Толаи пояснил: -- Это будет обозначать нас. Он вонзил вторую палочку в землю Пардрайи, испачкав ее почвой. -- А это -- хаморы. -- Я могу дать свою кровь, если нужно, -- предложил Батбайян. Из-под неподвижных губ маски прозвучало: -- Мне следовало бы добавить: хаморы, являющиеся нашими врагами. Батбайян слегка покраснел. Толаи заключил: -- Довольно разговоров! Посмотрим, что скажут нам духи -- если они смогут ответить мне. Шаман взял барабанчик, края которого были покрыты такой же затейливой бахромой, как и его одежда. Встав, Толаи принялся тихо постукивать по натянутой коже. Глухие удары словно исходили из недр земли. Они звучали в унисон протяжному монотонному пению Толаи. Шаман тянул без слов, выплясывая вокруг двух палочек -- сначала медленно и осторожно, затем все быстрее. Пляска стала стремительной. Шаман подпрыгивал все выше, метался вправо-влево все резче. Теперь он не замечал собравшихся вокруг вождей. Вот хриплый голос выкрикнул что-то на непонятном языке. Звук послышался на высоте примерно трех метров над головой шамана. Ему ответил другой голос, высокий, похожий на женский. От неожиданности Горгид подскочил. Скилицез прошептал побелевшими губами молитву и очертил круг у сердца. Сперва Горгид подумал, что это сам шаман разговаривает под маской на два голоса, но тут оба голоса зазвучали одновременно. Ни один шутник не смог бы этого сделать. Толаи исступленно вертелся по кругу. -- Покажи мне! -- закричал он. Удары барабана гремели, как раскаты грома. -- Покажи мне! Покажи мне! Покажи мне! Первый голос ответил грубо и резко. Демон явно отказывал в просьбе. -- Покажи мне! Покажи мне! Покажи мне! Теперь целый хор голосов присоединился к шаману: -- Будущее! Покажи мне будущее! Гневный вопль чуть не оглушил Горгида. Внезапно настало мертвое молчание. -- Вы только поглядите! -- воскликнул Виридовикс. А Ирнэк удовлетворенно произнес: -- А! Обе палочки, одна красная от крови Аргуна, вторая темная от земли, поднимались, как живые существа. Они медленно двигались по воздуху, пока не повисли на высоте половины человеческого роста. Затем замерли. Аршаумы напряженно смотрели на них. От изумления Виридовикс разинул рот. Как атакующая змея, черная палочка устремилась к красной. Палочка, вымазанная кровью, в ответ атаковала противника. Вдруг обе замерли, словно заколебавшись, и медленно опустились вниз, время от времени пытаясь наброситься друг на друга. Окровавленная поднялась над своей противницей и так зависла. Аршаумы радостно закричали, но тут же прикусили язык: внезапно красная палочка откатилась в сторону. И снова у вождей вырвался громкий крик, на этот раз -- испуганный и недоуменный. Кровь внезапно исчезла с поверхности древесины, а палочка разломилась на три части. Наблюдая за вождями аршаумов, Горгид пришел к выводу, что во время прошлых гаданий шамана ничего подобного они не видели. В этот миг "хаморская" палочка также разломилась, но на двенадцать кусков. Некоторые вспыхнули ярким пламенем. Самый большой обломок исчез. Потеряв сознание, Толаи рухнул ничком. Горгид успел подхватить шамана прежде, чем тот коснулся земли. Сорвав маску с лица шамана, грек мягко похлопал его по щекам. Толаи застонал и медленно пошевелился. Склонившись над Толаи, Ариг прижал к его губам бурдюк с кумысом. Толаи закашлялся и открыл глаза. -- Еще, -- просипел он. -- Ну? -- сказал Ирнэк. -- Такого предсказания мы еще не видывали. Что оно означает? Толаи смахнул со лба холодный пот. Шаман был настолько бледен, что даже темный цвет кожи не мог этого скрыть. С большим трудом Толаи сел. -- Эту головоломку вы должны разрешить сами, -- проговорил он, вздрогнув от ужаса. -- Я не могу разъяснить вам, что именно вы видели. Эта магия намного сильнее моей. Она окутала мои чувства туманом, она едва не вышибла из меня дух. Я был точно хорек, гнавшийся за мышью и не заметивший медведя, пока тот не поддал ему лапой. -- Авшар! -- тут же сказал Горгид. С этой догадкой Батбайян и Виридовикс едва не опередили его. -- Не могу сказать наверняка. Не думаю, чтобы проклятый колдун вообще чувствовал мое присутствие. Будь это так, от меня остался бы лишь хладный труп. Я никогда еще не соприкасался с такой страшной магией. Черный ледяной туман... Холодный, влажный, смертоносный... -- Толаи провел рукой по липу, пытаясь стереть память об этом жутком прикосновении. Внезапно Скилицеза охватил ужас. Офицер выкрикнул имя Скотоса и снова обвел круг вокруг сердца. Пикридий Гуделин, не имевший обыкновения призывать Божество всякую минуту, последовал примеру Скилицеза. Горгид не разделял веры видессиан, но описание Толаи действительно в точности совпадало с атрибутами дьявольского противника Фоса. Грек нахмурился. -- Ну и что? -- сказал Аргун. Для него и Фос, и Скотос были лишь пустыми словами. -- Скотос? Какой-то дух, которому поклоняетесь вы, видессиане? Какое отношение он имеет к нашей степи? Здесь не его дом. Лучше бы ему поберечься! -- Мы не поклоняемся Скотосу! -- сурово произнес Скилицез и начал развивать идею единого универсального божества. Горгид оборвал его: -- Авшар -- не бог и не дух. Когда Скавр в Видессе сразился с ним на мечах, из ран Авшара текла кровь. И в конце концов Скавр побил его. -- Это правда, -- подхватил Ариг. -- Я был при этом. В тот день мы с тобой и встретились, Вридриш, -- помнишь? О! Два высоких воина, и каждый мастерски владеет мечом! -- Увы! Я слишком рано ушел с пирушки и не видел поединка, -- сказал кельт. -- Тем хуже для меня. Я удрал с глупой девкой. Вместо того чтобы полюбоваться отличной схваткой, я убил время с какой-то неуклюжей шлюхой. Ирнэк задумчиво проговорил: -- Не люблю я идти вперед совершенно вслепую. -- Когда дело касается битвы, узнать смысл предсказания всегда непросто, -- возразил Толаи. -- Сильные чувства сражающихся затемняют даже глаза духов. Черные дьявольские чары окружают будущую битву, закрывают ее густыми тенями. Скоро мы без всяких предсказаний узнаем всю правду, так что нам больше не придется ломать себе голову над этой загадкой. ---------- Разведчики Аргуна заметили приближающуюся армию врага, когда она находилась на расстоянии целого дня пути к северо-востоку от аршаумов. В любом другом случае такое заблаговременное предупреждение принесло бы большое преимущество, но когда речь шла об Авшаре и его колдовстве, все это не имело большого значения. Готовясь встретить передовые отряды Варатеша, аршаумы развернули боевые порядки. Они были, как заметил Виридовикс, куда более организованны, чем хаморы. Хаморы воевали кланами, семьями или просто каждый сам по себе. Каждая небольшая группа имела своего вождя. Аршаумы делили кланы на небольшие подразделения по десять человек; десятки объединялись в сотни, сотни -- в тысячи. Каждое подразделение имело командира, так что приказы передавались быстро и исполнялись с точностью, поразившей кельта. -- Да им самое место в римском легионе! -- сказал Виридовикс Горгиду почти жалобным тоном, когда отряд кочевников Аргуна разбился по команде на взводы и снова перестроился в один отряд. Построение происходило в полной тишине. Приказы отдавались черно-белыми сигнальными флагами. В ответ грек только хмыкнул. За свою жизнь он повидал сражений больше, чем мог или хотел припомнить. Но при этом он всегда оставался только врачом, надежно укрытым от опасности за стальными рядами легионеров. Оказавшись в армии аршаумов, Горгид был обречен взять в руки оружие. Среди кочевников не мог находиться человек, который не принимал бы участия в сражении. Даже Толаи брал в руки лук и саблю и сражался наравне с остальными. Горгид педантично осмотрел свои доспехи и оружие. Он убедился в том, что гладий хорошо заточен, панцирь из твердой, как камень, кожи и маленький круглый щит не имеют уязвимых мест, а подпруга хорошо затянута. -- Из тебя еще получится хороший воин, -- одобрительно заметил кельт. Виридовикс мог легкомысленно относиться почти ко всему, но только не к оружию. Здесь он мог дать фору даже дотошному греку. - Не приведи бог! -- отозвался Горгид. -- Но если что-нибудь случится, винить в этом мне придется только самого себя. Он ощущал холодок, бегущий по спине, и одновременно с тем -- теплоту в груди. Отчасти это было вызвано возбуждением, отчасти -- желанием так или иначе покончить с предстоящей опасностью. И это было совсем не похоже на то чувство, которое он обычно испытывал перед боем, оставаясь просто врачом легиона. Прежде Горгид переживал лишь отвращение к предстоящей бойне. Это возбуждение, такое новое и незнакомое, отчасти устыдило грека. Когда он попытался рассказать об этом Виридовиксу, тот понимающе кивнул. -- У меня тоже так было, и не раз. Жажда крови -- это жарче сжигающей горячки, крепче вина, слаще поцелуя красавицы... -- Виридовикс оборвал фразу и помрачнел, вспомнив Сейрем. -- И если бы твое искусство исцеления могло излечить человека от этого жестокого чувства, то лучшего и желать нельзя! -- Так ли? -- Горгид покачал головой. -- Но если мы все исцелимся от жажды убийства, то как нам защищаться от убийц и захватчиков? Кельт потянул себя за длинный ус. -- Убирайся к воронам, трепло! Мы с тобой уже десять раз обежали вокруг дерева. Теперь ты будешь доказывать мне, что в войне есть своя необходимость! А я хочу лишь одного: чтобы войнам настал конец. Гай Филипп, этот угрюмый вояка, ржал бы до рези в животе, если бы мог услышать нас. -- Думаю, Гай Филипп сказал бы, что наш спор не стоит и выеденного яйца. Не слишком-то он любит долгие разговоры о том, что "правильно", а что "неправильно". Он принимает жизнь такой, какова она есть. Гай Филипп умеет приспособиться к обстоятельствам и при этом не умничать. Римляне всегда таковы. Раньше я частенько думал: что это -- величайшая мудрость римлян или же их проклятие? Несколько отрядов аршаумов выступило вперед, оторвавшись от основной армии. Они желали схлестнуться с хаморами и проверить их на прочность в первой стычке. Некоторые аршаумы держали пари, что одного их вида будет достаточно, чтобы рассеять хаморов Варатеша. Батбайян молчал. Его раздирали противоречивые чувства. Он хотел надеяться на то, что аршаумы окажутся правы и хаморы побегут... И в то же время не мог не гневаться, слыша, как потешаются над его соплеменниками. Передовой отряд вернулся задолго до того, как сгустилась темнота. Несколько человек вели коней без седоков. Пятеро были ранены. Пока разбивали лагерь, аршаумы забросали своих товарищей вопросами. -- Было странно. Непонятно, -- сказал один из разведчиков. Он стоял неподалеку от Горгида, так что грек слышал каждое слово.-- Мы столкнулись с несколькими отрядами "косматых". Такие же передовые части, как наша. Первый отряд пустил в нас несколько стрел и удрал. Но второй сражался, как одержимый. -- Аршаум почесал в затылке. -- Так чего же нам ожидать? -- М-да, не густо, -- проворчал Виридовикс. -- Ну да ладно. Скоро мы и без того все будем знать. Вот уж точно! ---------- Багровый свет ночных костров освещал лежавших на земле обнаженных кочевников. Их было с десяток. Они не были связаны, однако не могли пошевелиться. Одни хаморы наблюдали за ними со страхом, другие ухмылялись. -- Смотрите, какова награда за трусость! -- сказал Авшар. Голос князя-колдуна звучно гремел, разносясь по всему лагерю. Авшар сделал два быстрых и в то же время плавных движения руками. Рукава его просторного белого одеяния развевались, как крылья. Раздался душераздирающий крик. Один из беспомощно распластавшихся на земле хаморов застонал от боли, когда его руки -- сперва одна, а потом и другая -- выскочили из суставов. Затем послышался еще один дикий крик. Нога второго кочевника вывернулась из сустава и отлетела в сторону, как сорванная ветром ветка. Варатеш до крови прикусил губу, едва заслышав крики несчастных. Вождь бандитов и сам не был новичком в таких делах. Для достижения своих целей он нередко прибегал к жестокости, однако никогда не наслаждался ею, как Авшар. Крики перешли в протяжные слабеющие стоны. Хлынула кровь. Голоса умирающих стали затихать -- на этот раз навсегда. Наконец настала мертвая тишина. Авшар сказал: -- Похороните эту падаль. Урок окончен. Вы получили хорошее предостережение на будущее. Собравшись с духом, Варатеш обратился к князю-колдуну: -- Это было чересчур жестоко. Так ты только вызовешь ненависть к нам обоим. Насытившийся кровавым зрелищем, Авшар усмехнулся. Варатеш с трудом удержался, чтобы не бежать от него прочь. -- Это только взбодрит их, -- беспечно сказал колдун, жадно поглядывая на искалеченные трупы. -- Пусть ненавидят, лишь бы боялись. Завтра аршаумы позавидуют этим негодяям. Я проделал сложную работу, зато заклинания мои надежны. ---------- Кровь из раны над бровью стекала по лицу конного разведчика, но он, казалось, не замечал этого. -- Если они будут двигаться с той же скоростью, -- устало сказал он Аргуну, -- то будут здесь через час. Каган кивнул: -- Спасибо, друг. Разведчик развернул коня и поспешил к своему отряду. -- Мне тоже пора к моим, -- сказал Ирнэк. -- Удачной охоты! -- Ну, Толаи, -- обратился к шаману Аргун, -- ты готов? -- Уже давно. -- Шаман улыбнулся. Маску демона он держал под мышкой. День выдался теплым и солнечным, а Толаи не хотел взмокнуть от пота, нацепив маску слишком рано. -- Я начну, когда захочешь. Будем надеяться, что заклинания сработают. Если же нет... -- Он пожал плечами. -- Надеюсь, что они не сработают! -- вмешался Дизабул. -- Я хотел бы одолеть врага в честном рукопашном бою! Резня будет страшнее, если мы порубим их саблями! Дизабул взмахнул рукой, как мечом. Его глаза загорелись волчьим огнем. -- Страшная резня будет и среди наших людей, болван! -- ответил Ариг. -- О них и следует думать в первую очередь! Дизабул вспыхнул, но, прежде чем ссора между братьями разгорелась не на шутку, Аргун быстро заговорил с видессианами: -- Ну, мои союзники, примете ли вы участие в битве? Скилицез кивнул, быстро и уверенно. Гуделин наклонил голову с неохотой. Толстый чиновник никогда не скрывал своего отвращения к военному делу. Агафий Псой потянулся через плечо, взял из колчана стрелу и положил ее на тетиву лука. Что касается Батбайяна... - Сегодня я полностью на стороне Дизабула, -- сказал молодой хамор. Его единственный глаз горел огнем, как у хищника, поджидающего добычу. -- И я. Прости уж, милый Ариг, -- подхватил Виридовикс. Прикрыв глаза рукой от яркого солнца, кельт оглядел степь, ожидая появления передового отряда хаморов. -- Сегодня я хочу отомстить! -- Нам вполне хватит просто победы. Неважно, какими средствами она будет достигнута, -- сказал Горгид. -- Наша основная цель -- Йезд. Мне хотелось бы, чтобы эта битва была выиграна малой кровью. Чем меньше потерь мы понесем сейчас, тем сильнее будет наша армия, когда мы подойдем к Машизу. Греку пришлось приложить некоторые усилия, чтобы голос его не дрожал. Сердце билось учащенно, в горле застрял ком. От многих солдат Горгид слыхал, что эти неприятные ощущения исчезают, когда дело действительно доходит до битвы. Он ждал начала сражения, надеясь, что ветераны не лгут. На левом фланге громко загудели трубы. Качнулись вверх-вниз сигнальные флаги. -- Они увидели неприятеля! -- воскликнул Ариг, пристально вглядываясь в сигналы флажков. -- Ирнэк отходит. Они, должно быть, обошли его с флангов. -- В таком случае крыло хаморов оголится, и мы сможем атаковать их, -- отозвался Аргун. Каган махнул знаменосцу, и тот еще выше поднял на длинном копье черный кафтан Боргаза. Сигнальщик взмахнул флагами, и армия двинулась на запад. Большой барабан отбивал глухие удары. Барабанщик, неподвижно сидящий на телеге, подвергался большой опасности. Он был едва ли не единственным аршаумом, защищенным кольчугой. -- Вперед! -- крикнул Аргун. Начало боя пьянило старого кагана. Горгид дернул поводья своей лошади, и она понеслась вперед за остальными. Только Толаи и другие шаманы остались на месте. Они занимались последними приготовлениями. Виридовикс придвинулся поближе к греку. -- Довольно долго ты будешь для них бесполезен, -- предупредил он. -- Сперва в дело вступают лучники. А потом начнется рукопашная. Тогда гляди -- не оплошай! Горгид нетерпеливо наклонил голову в знак согласия. Ему уже доводилось видеть нечеловеческую меткость лучников. Впереди показались движущиеся точки. Кто это скачет -- друзья или враги? У аршаумов, в отличие от грека, сомнений не возникло. Одним слаженным движением они натянули тетиву до уха и пустили первые стрелы. Иным пришлось откинуться в седле назад, такой тугой была тетива. Кони и всадники валились наземь, убитые врагами, которых они даже не успели увидеть. Глаза Горгида расширились. Стрелять по неподвижной мишени -- это одно, но поражать на таком расстоянии движущуюся цель, да еще на скаку, с седла... Да, это было нечто совсем иное! Однако хаморов было слишком много, чтобы стрелы могли истребить их всех. У самого уха Горгида свистнула вражеская стрела. Затем пролетело мимо еще несколько. Один из солдат Псоя вскрикнул и схватился за ногу. Неподалеку с седла рухнул аршаум. В горле у него застряла стрела. Горгид внезапно понял, что имел в виду Виридовикс. Он выхватил меч и выкрикнул проклятие Варатешу. К несчастью, греку пришлось бессильно ждать, пока противник подойдет ближе. Враждующие стороны стремительно опустошали колчаны. То и дело отряды из нескольких лучников молниеносно приближались к врагу, выпускали град тяжелых длинных стрел и тут же неслись прочь. С более дальнего расстояния кочевники посылали более легкие стрелы с тонкими и острыми, как иглы, наконечниками. Эти стрелы были не столь смертоносны. Тяжелые же пробивали даже металлический доспех. Степная война развивалась в постоянном движении. Римлянам с их точными маневрами и правильными передвижениями пехотных частей здесь просто не нашлось бы места. В отступлении степняки не усматривали никакого позора. Наоборот, зачастую это был лишь маневр, цель которого -- завлечь врага в ловушку. Аршаумы с их более крепкой дисциплиной и умелой системой командования владели этой хитрой игрой лучше, чем хаморы. То и дело они пускались в притворное бегство, а затем обходили врага с флангов полумесяцем и отсекали вырвавшихся вперед хаморов от основных сил. Битва стала еще более жестокой. Попавшие в окружение хаморы отчаянно пытались пробиться к своим товарищам. Пришпорив лошадь, Виридовикс помчался туда, где схватка кипела наиболее яростно, и тут же столкнулся с хамором, истекающим кровью. Хотя щека и плечо кочевника были рассечены, он продолжал сражаться. Его лицо казалось сплошной маской боли и ярости. С криком хамор замахнулся на кельта, пытаясь поразить его ударом сверху, а потом сделал выпад, который едва удалось отбить. Враги обменялись несколькими ударами. Длинный меч Виридовикса давал кельту некоторые преимущества, но превосходство кочевника в мастерстве управления конем сводило это преимущество фактически на нет. Хамор без всяких усилий направлял коня одним движением коленей и легко удержался в седле, когда один из выпадов Виридовикса заставил его покачнуться. Кельта спасла лишь сила его рук. Иначе он не удержал бы яростного удара кочевника. Сабля разрезала штанину, и кельт почувствовал, как холодное лезвие коснулось кожи. В этот момент в бок лошади хамора впилась стрела. Животное взвилось на дыбы. Всадник отвлекся от противника -- его силы были направлены на то, чтобы удержаться в седле. Прежде чем он обрел равновесие, меч Виридовикса перерубил ему горло. Хамор рухнул на траву. На его лице навсегда застыло выражение недоумения и ужаса. Кельт не почувствовал того свирепого возбуждения, которого так ожидал, когда ввязывался в битву. Он ощутил лишь удовлетворение от того, что по-прежнему хорошо делает свою работу. Но радость так и не пришла. -- Что ж, мне пришлось это сделать, ничего не поделаешь, -- сказал он самому себе. Затем он на мгновение замер, недовольный таким ходом мыслей. -- Чтоб меня разорвали боги! Похоже, я превращаюсь в римлянина! Гуделин вступил в поединок с хамором, который был еще толще, чем чиновник. Однако тучный кочевник оказался умелым бойцом. Бюрократу приходилось туго. Хамор легко отбивал неуклюжие выпады Гуделина и уже успел несколько раз несильно кольнуть имперца. Пока что удача сопутствовала видессианину и уберегала его от гибели. -- Да не целуйся ты с ним, Пикридий, во имя Фоса! -- взревел Панкин Скилицез. -- Руби, руби!.. Но суровый видессианский офицер был поглощен схваткой с врагом. У него не было никакой возможности прийти Гудел