ая Галлия
была плодородна. Виридовикс не мог представить себе, чтобы выжженная солнцем
местность, даже если ее орошать, также способна приносить хороший урожай.
Однако Скилицез поддержал своего соотечественника:
-- Можешь не верить, но это чистая правда. Междуречье Тиба и Тубтуба
называют еще Страной Тысячи Городов, потому что эта земля действительно
может прокормить тысячу городов. Вернее, могла -- с тех пор, как йезды
захватили ее, здесь настали не лучшие времена.
Виридовикс недоверчиво хмыкнул и сменил тему:
-- А где находится Машиз?
-- Моя бы воля, он находился бы на луне, -- грустно ответил Гуделин, --
но, к сожалению, это не так. Тем хуже для нас! Этот проклятый город
располагается в предгорьях Дилбата, к западу от истоков Тубтуба.
Когда армия разбила лагерь на ночь, кельт нарисовал в пыли
схематическую карту местности. Он растолковал значение своих каракулей
Горгиду, а тот несколькими быстрыми точными штрихами скопировал их на
восковую табличку.
-- Любопытно. -- Грек закрыл таблички и сообщил: -- Я ухожу в лагерь к
ирмидо. У них очень интересные рассказы. Думаю, запишу несколько историй.
-- Интересные рассказы? -- Виридовикс еле сдерживал смех. Сейчас Горгид
был почти прозрачен -- кельт легко читал его мысли. Под тем же предлогом
грек уходил в лагерь ирмидо три вечера подряд. Дважды он возвращался после
полуночи, а в третий раз провел всю ночь у Клятвенного Братства.
-- Да, -- невозмутимо отозвался Горгид. -- Например, описание первого
похода йездов в Эрзерум просто поразительно... Чему ты ухмыляешься?
-- Кто ухмыляется? Я? -- Кельт распахнул зеленые глаза. На его лице
появилось выражение полной невинности. Наконец он сдался и фыркнул: -- Ну
конечно, тебя тянет к ирмидо неуемная жажда знаний. Именно поэтому ты теперь
ночами спишь как убитый, а днем с твоего лица не сходит глупая, блаженная
улыбка.
-- Какая еще глупая, блаженная... -- Грек вздрогнул. -- Слушай, если ты
все знаешь и без меня, то зачем спрашивать?
-- Прости, -- быстро сказал Виридовикс. Ему не понравилось тревожное
выражение, появившееся на лице Горгида. Грек всегда сжимался, когда
заговаривали о том, что в римской армии каралось смертью. -- Просто я хотел
сказать: странно видеть такого старого кислого сухаря, как ты, прыгающим от
радости, точно малое дитя.
-- Убирайся ты к воронам.
По привычке грек внимательно поглядел на Виридовикса, словно ожидая
увидеть на его лице выражение убийственного презрения. Но ничего подобного
не было и в помине. В конце концов, о предпочтениях своего друга Виридовикс
узнал не вчера.
Кельт хлопнул Горгида по спине так, что тот пригнулся.
-- Ты целый год провел с женщинами, -- начал любопытный кельт. -- Не
мог бы ты поделиться со мной впечатлениями? Ну, как тебе теперь мужчины?
-- Проживи ты целый год с парнями -- как бы ты нашел девку?
Кельт присвистнул:
-- Об этом я не подумал. Будь я проклят, если бы не женился на ней, не
сходя с места.
-- Ну, это мне не грозит, -- сказал Горгид, и оба рассмеялись.
Но в шутке Виридовикса было слишком много правды. Ракио никогда не смог
бы занять в душе Горгида то место, которое занимал Квинт Глабрио. Конечно,
Ракио -- как большинство ирмидо -- был отважен в бою и обладал хорошим
чувством юмора. Но он был безнадежно провинциален. Несмотря на то что
некоторое время он провел в Империи, мысли ирмидо никогда не простирались за
пределы его родной долины. А для Горгида весь мир казался недостаточно
великим. Чужой язык и незнакомые обычаи Ракио были самым незначительным из
всего, что разделяло его и грека. Кроме того, ирмидо презирал верность в
любви.
-- Постоянство -- это для женщин, -- сказал он как-то Горгиду. -- А
мужчина должен получать удовольствие.
Что ж, по крайней мере, грек мог радоваться удовольствиям. И пусть
радость длится столько, сколько ей отпущено. На сегодня довольно и этого.
----------
Армия аршаумов и их союзников передвигалась очень быстро. Ариг
собирался перейти реку Мауш и войти в Йезд прежде, чем враги успеют
подготовиться к обороне.
Но он не принял в расчет Авшара. Князь-колдун далеко опередил своих
преследователей и успел предупредить йездов. Плавучие мосты, соединяющие
берега Мауша, были оттянуты. Конные отряды йездов патрулировали южный берег
Мауша. Хорошо обученные воины, куда более дисциплинированные, чем кочевники
(судя по их облику, в их жилах текла макуранская кровь), охраняли брод. У
них имелась катапульта.
Пренебрегая советами эрзерумцев, Ариг попытался с ходу форсировать
реку, но катапульты йездов быстро отбросили аршаумов назад. Камни,
выпущенные из метательных снарядов, летели значительно дальше, чем стрелы.
Кроме того, йезды заряжали катапульты не только камнями. Горшки с горючей
смесью взрывались среди аршаумов, разбрызгивая жидкое пламя. Люди и животные
дико кричали от боли; вскоре в рядах аршаумов началась паника, и они бежали
от берега на безопасное расстояние.
Ариг, не колеблясь, взял вину за эту неудачу на себя.
-- Мне следовало прислушаться к советам. Горцы знают о метательных
машинах куда больше, чем я. -- Вождь почесал шрамы на щеке -- они уже зажили
и стали розовыми. -- С этого часа я буду делать то, что мы, аршаумы, умеем
лучше всего. А йезды пусть сами догадываются, что у меня на уме.
-- Вот слова истинно мудрого военачальника, -- сказал Ланкин Скилицез.
Глаза аршаума вспыхнули от удовольствия.
Ариг вскоре доказал, что похвала Скилицеза -- не пустые слова.
Кочевники были необычайно мобильны. Пользуясь этим, под прикрытием ночи Ариг
отправил сотню аршаумов к самому широкому месту Мауша. Те бесшумно переплыли
реку. К хвостам лошадей были привязаны кожаные мешки с оружием и легкими
доспехами.
Перебравшись на другой берег, они оседлали лошадей. За аршаумами
последовали их товарищи.
По несчастливому стечению обстоятельств один из йездов заметил первых
всадников, когда те выходили на берег. Он громко закричал, поднимая тревогу,
и исчез в темноте.
Йезды и сами были кочевниками. Они быстро реагировали на любые
изменения обстановки, особенно когда доходило до военных действий. Через
несколько минут в темноте уже начался жестокий бой.
Аршаумы яростно сопротивлялись. Йезды, в свою очередь, упорно пытались
оттеснить их к реке прежде, чем основная часть армии сумеет перебраться на
другой берег.
Раздевшись до пояса, Виридовикс плюхнулся в Мауш, разбрызгивая воду. Он
переправлялся в первых рядах. Кто-то из аршаумов насмешливо засвистел ему
вслед.
-- Много ли толку от твоего меча, если ты не видишь, куда бить? --
крикнули ему в спину.
-- Не меньше, чем от твоего лука! -- огрызнулся кельт. -- Или у твоих
стрел выросли глаза, которыми они видят в темноте?
Почувствовав под ногами дно, Виридовикс вскочил и первым делом быстро
вооружился. Совсем недавно он радостно кинулся бы в бой. Но это время ушло
навсегда. Йезды были препятствием, стоящим между ним и Авшаром. Поэтому их
требовалось убрать. И ничего больше.
Виридовикс слышал, как перекликаются впереди враги, и пришпорил коня.
Речь йездов, как ни странно, была ему понятна. Она мало отличалась от
хаморской.
Внезапно из темноты перед Виридовиксом возник всадник. Он находился на
расстоянии шагов пяти.
-- Эй, ты слышишь меня? -- окликнул его кельт на языке хаморов,
которому обучился в шатре Таргитая.
-- Ты кто? -- спросил всадник, подъезжая ближе.
-- Только не твой друг! -- ответил Виридовикс и ударил его мечом. Йезд
со стоном упал.
Сзади кто-то пустил стрелу. Она свистнула мимо уха Видовикса. Тот
выругался.
-- Эй, осторожнее там, вы, туловища с соломенной головой! -- заревел
он, на этот раз на языке аршаумов.
Крик привлек внимание еще одного йезда. Сабля противника скользнула по
левой руке Виридовикса и оставила царапину на его колене. Затем человек
двадцать аршаумов, мокрые, выбрались из Мауша. Увидев впереди такое большое
число врагов, йезд отступил. Его товарищи один за другим начали отходить от
берега.
Отряд, оказавшийся неподалеку от места высадки Арига, был достаточно
велик, чтобы удержать первую волну аршаумов, но на берегу перед йездами
появлялось все больше и больше врагов. Едва очутившись на земле, аршаумы
тотчас же бросались в бой, выручая своих товарищей.
Как всякие кочевники, йезды не привыкли стоять в неподвижном строю,
отражая атаки превосходящих сил противника. Йезды рассеялись, оставив берег
на милость врага.
Было слишком темно, чтобы пользоваться сигнальными флагами. Загудел
боевой барабан. Вестовые Арига разнесли приказ:
-- Всем -- на запад, к броду!
Осторожно двигаясь в темноте по незнакомой местности, аршаумы
направились в сторону брода.
Эрзерумцы пока оставались на северном берегу реки. Тяжелые доспехи и
вооружение горцев не позволяли им переплыть реку с такой легкостью, с какой
сделали это кочевники.
Виридовикс надеялся захватить часовых у брода врасплох, но просчитался.
Высокие костры озаряли лагерь. Там было светло, как днем. Йезды стояли у
катапульт. Длинные дротики, камни и горшки с горючей смесью, сложенные
пирамидами, ждали у метательных орудий. Длинный строй конников с копьями
готов был встретить врага. Это были не набранные где попало добровольцы;
Аригу предстояло схватиться с испытанными ветеранами -- макуранскими
воинами, воюющими за своих новых повелителей.
Ариг весело оскалил белоснежные зубы:
-- Дело простое и легкое -- их всего несколько сотен. Мы раздавим их
прежде, чем они получат подкрепления.
Аршаум начал уверенно разворачивать своих солдат. В это время от рядов
макуранцев отделилась одинокая фигура всадника. Его силуэт, гордый и
величественный, отчетливо вырисовывался на фоне костров. Сердце Виридовикса
болезненно сжалось -- он был почти уверен, что человек этот окажется
Авшаром. Но тут всадник повернул голову, и кельт увидел его суровый профиль.
Это не Авшар, подумал Виридовикс разочарованно. Князь-колдун скрывал лицо
под покрывалом.
Всадник подъехал ближе, держа копье наготове. Он что-то выкрикнул,
сперва на своем языке, которого Виридовикс не понимал, затем на
васпураканском и, наконец, на языке йездов. Кельт разобрал:
-- Эй вы, собаки! Есть ли здесь кто-нибудь, кто осмелится принять мой
вызов? Меня зовут Гаснап по прозванию Кормитель Воронья! На таких поединках
я бросил в пыль четырнадцать воинов! Кто хочет стать пятнадцатым?
Он гарцевал на коне перед строем аршаумов, уверенный в своей
непобедимости, снова и снова повторяя дерзкий вызов. Аршаумы
переговаривались, переводя его речи тем, кто не понимал. Но пока что ни один
не рвался ответить Ганаспу. Макуранец крепко сидел на своей крупной, сильной
лошади. Закованный в металл с головы до ног, Кормитель Воронья походил на
железную башню.
Наконец Ганасп презрительно засмеялся и развернулся к своему отряду.
Тогда Виридовикс, гикнув, ударил коня сапогами.
- Назад, ты! -- услышал он окрик Скилицеза. -- С мечом против копья?
Но кельт даже не оглянулся. В Галлии его бой с легионом Скавра был
почти выигран, и все же Виридовикс принял вызов командира римлян. Не сделай
он этого, все они до сих пор оставались бы на родине... Но что толку
сожалеть о былом? Виридовикс не колебался тогда, не станет колебаться и
сейчас. Вождь стоит сотни обычных солдат, а победа над ним иной раз
оказывается дороже выигранной битвы.
Гаснап отсалютовал кельту копьем, опустил острие и быстро поскакал
вперед. Земля гудела под копытами его коня. С каждым мгновением Гаснап
становился все больше и больше. Его копье было направлено прямо в грудь
Виридовикса. В последний миг кельт сделал ложный выпад, но Гаснап уверенно
отразил его. Слишком уверенно! Наконечник копья скользнул по плечу кельта,
почти не оцарапав, однако лошади с разбегу грянулись друг о друга. Оба
воина, выбитые из седел, тяжко рухнули на землю.
Виридовикс кое-как поднялся на ноги, но сделал это быстрее, чем Гаснап,
-- движения макуранца замедляли доспехи. Копье оказалось придавлено упавшей
лошадью. Гаснап потянулся за тем оружием, что носил на поясе, -- кельт так и
не узнал, что это было -- меч, булава, кинжал?..
Разъяренной пантерой Виридовикс метнулся к врагу. Гаснап едва успел
встать на колено, когда меч кельта обрушился на него. Макуранец беззвучно
упал в пыль. Следуя обычаю своего народа, Виридовикс наклонился, взмахнул
мечом и схватил за волосы отрубленную голову. С головы стекала кровь. Кельт
поднял ее повыше, чтобы все могли видеть.
У костров наступила мертвая тишина.
Степная лошадка Виридовикса ловко поднялась на ноги. Могучий конь
Гаснапа жалобно ржал. Кельт подумал, что у него, вероятно, сломана нога.
Учуяв запах крови, лошадь кельта отшатнулась, когда тот приблизился к
ней со своим трофеем.
-- У меня нет ворот, куда можно было бы прибить эту голову, -- с
сожалением молвил Виридовикс. Лошадь нервно переступила копытами, однако
позволила всаднику вскочить в седло.
Виридовикс отсалютовал мечом аршаумам. Те взорвались радостными
криками.
-- Чего вы ждете?! -- крикнул кельт.
Кочевники помчались на врага. Йезды не стали дожидаться, пока первые
стрелы полетят в них из темноты, и отошли, бросив шатры, катапульты и
охраняемый ими брод.
Когда забрезжил рассвет, Ариг уже стоял на берегу Мауша и махал рукой
эрзерумцам в знак того, что те могут переправляться. Отряд за отрядом
входили в воду. Глубина была невелика, но все же лошади погружались по пояс.
Горгид пересекал реку вместе с Клятвенным Братством. В доспехах из
толстой кожи, вооруженный одним только гладием, грек чувствовал себя не при
деле в отряде ирмидо, носивших тяжелые доспехи и большие копья. Но Платон
оказался прав: грек сделал все, что мог, лишь бы любовник не заподозрил,
будто он струсил.
На рассвете иезды пытались атаковать. Лучники уже обменивались стрелами
-- обычное начало боя у кочевников. Однако ночью они столкнулись только с
аршаумами. Появление эрзерумцев оказалось для них полной неожиданностью.
Отряд легковооруженных кочевников расступился, и крупные лошади горцев
вынесли прямо на йездов рослых, тяжеловооруженных всадников. Те безжалостно
обрушились на врага.
Горгид скакал вместе с ирмидо: на несколько мгновений в рядах йездов
началась паника. Клятвенное Братство выбивало врагов копьями, сшибало их
более легких лошадей своими скакунами. Некоторые ирмидо погибли в этом бою.
Один из них рухнул с рассеченной головой; его лицо превратилось в сплошную
кровавую маску. Второй зарубил кочевника, убившего его друга; по лицу ирмидо
текли слезы.
Однако наступление эрзерумцев не встретило большого сопротивления. Они
прошли сквозь йездов, как нож сквозь масло.
Грашвил прокричал что-то по-васпуракански, обращаясь к Килеу. На
позолоченном шлеме повелителя Гуниба красовалась большая вмятина, однако,
похоже, это обстоятельство не приводило того в уныние. Килеу, усмехаясь,
ответил Грашвилу грязным жестом.
-- Что он сказал? -- спросил Горгид у Ракио, который перевязывал ранку
на левом локте.
-- Сказал Грашвил: в одном вы ублюдки, в другом -- герои. Хорошо
бьетесь!
Для Ракио война была столь же естественна, как дыхание. Пришпорив коня,
он бросился в погоню за йездами. Степная лошадка Горгида недовольно
фыркнула, когда он ударил ее по бокам, но подчинилась.
Неожиданно для всех враг обратился в бегство. Йезды и не думали
остановиться и оказать противнику упорное сопротивление. Каждый спешил
спасти свою жизнь. Аршаумы и горцы весело перекрикивались, пока не охрипли.
Путь на Машиз был свободен.
Глава седьмая
Гай Филипп хлопнул ладонью по гриве костлявой лошадки, на которой ехал.
Назойливый овод улетел.
-- Я еще удивляюсь, -- фыркнул ветеран, -- что этот кусок падали в
состоянии привлекать мух! Вперед, несчастная кляча! Сперва доберись до
Амориона, а там можешь и подыхать!
Лошадка обиженно покосилась на него и с медленного шага перешла в
неторопливую трусцу. Тощие бока клячонки вздымались, словно и такое
небольшое усилие оказалось для нее изнурительным.
-- Да, это старый солдат, -- усмехнулся Марк. -- Скажи спасибо, что нам
не удалось достать лошадь получше этой. Иначе йезды перед ней бы не устояли.
-- Надеюсь, эта падаль их не соблазнит! -- подбоченясь произнес Гай
Филипп, словно испытывая некую извращенную гордость за своего престарелого
скакуна. -- Помнишь того ублюдка, что глазел на нас два дня назад? Он так
хохотал, что чуть не рухнул с лошади!
-- Тем лучше для нас, -- отозвался трибун. -- Вероятно, то был
разведчик, скакавший впереди целого отряда.
При мысли об этом хорошее настроение как рукой сняло. Дорога из порта
Наколея в глубь страны оказалась значительно хуже, чем рассчитывал трибун.
Правда, сам порт все еще находился в руках видессиан, однако пригороды
Наколеи уже кишели йездами. Кочевники беспощадно грабили крестьян. Села за
Наколеей стояли опустошенные. Наколея давно бы вымерла от голода, если бы
имперское правительство не доставляло туда припасы морем.
Почти все города и села вдоль пыльного тракта, ведущего от моря на юг,
были безлюдны. Опустели даже те небольшие городки, которые еще сохранили
крепкие стены. Постоянные налеты йездов сделали невозможным мирный труд на
полях. Чтобы не умереть от голода, население бежало.
Марк сокрушенно покачал головой. Ничего удивительного, что здесь
развивалось еретическое учение о равенстве сил Фоса и Скотоса. В подобное
так легко поверить сейчас, когда дьявольские порождения Зла вышли на волю.
На дороге показалось человек двадцать всадников. Кони быстро несли их
на север. Заметив римлян, командир отряда поднял руку. С такого расстояния
он уже понял, что перед ним не йезды, однако счел необходимым переговорить с
путниками.
Видессиане, вооруженные луками и короткими мечами, не носили доспехов,
за исключением шлемов. Их кони представляли собой весьма пеструю коллекцию--
от кавалерийских лошадей до мохноногих крестьянских коньков. Скавру уже
доводилось видеть на дороге подобных вояк -- это были люди Земарка.
Их командир -- высокий, худощавый человек лет тридцати -- очертил
вокруг сердца знак Солнца. Марк и Гай Филипп ответили тем же жестом; было
слишком опасно не сделать этого.
-- Да пребудет с вами Фос, -- проговорил командир видессианского
отряда. На его суровом, покрытом шрамами лице горели пронзительные глаза.
-- И с вами, -- отозвался трибун.
Видессианин коротко кивнул.
-- Итак, чужеземцы, позвольте спросить: что вы делаете во владениях
Защитника Правоверных?
Титул, присвоенный Земарком, уже достигал слуха римлян. Поэтому,
услышав о "правоверных", трибун и глазом не моргнул.
-- Мы направляемся в Аморион на панегирис святого Моисея, -- ответил
Марк. -- Возможно, наймемся охранниками в караван к какому-нибудь купцу,
каких немало будет сейчас в городе.
Командир видессиан внимательно рассматривал Марка.
-- У тебя светлые волосы и странный акцент, -- сказал он наконец. -- Ты
не видессианин. Однако и на васпураканина ты не похож. Может быть, ты один
из этих еретиков-намдалени?
Случалось, Марк благословлял свои светлые волосы. Хотя они выдавали в
нем чужеземца, зато полностью исключали присутствие в его жилах
васпураканской крови. Принцев Васпуракана фанатики Земарка убивали на месте.
Вместо ответа Скавр произнес слова ортодоксальной молитвы Фосу.
Намдалени обычно добавляли: "...И на это мы поставим свои души" -- последняя
формула выводила из себя видессианских теологов. Гай Филипп старательно
повторил за Скавром, правда, спотыкаясь на каждом слове, но без ошибок.
Всадники сняли руки с оружия.
-- Да, они -- правоверные, в этом нет сомнений, -- проговорил командир.
-- Знайте, никто не причинит вам зла, покуда вы с благоговением в сердце
произносите слова истинной веры. Однако вскоре вы заметите, что многие из
почтения к нашему повелителю Земарку добавляют, окончив молитву: "Да будет
благословен Защитник Истинной Веры!" Это, разумеется, дело личных убеждений
и сердечной веры каждого. Но в Аморионе вас примут куда лучше, если вы
разделите с нами это благословение.
-- Да будет благословен Защитник Истинной Веры, -- повторил Скавр и
снова начертил знак круга.
Земарк, судя по всему, обладал вполне земной слабостью ж
самовосхвалению, пусть даже облаченной в ханжескую оболочку.
-- Благодарим за совет, -- добавил Марк.
-- Не стоит благодарности, -- отозвался видессианин. -- Вы, чужеземцы,
пришли к истинной вере по доброй воле, в чистоте сердца своего и ясности
ума. Одно это уже делает вас достойными нашего уважения. Желаю вам удачи в
Аморионе! Мы патрулируем эту дорогу, чтобы не дать войти в город йездам и
бандитам.
-- И грязным васпураканам, -- добавил один из солдат. -- Вонючие
выродки все еще рыщут вокруг, несмотря на наши усилия выкорчевать этот
сорняк.
-- Все не так уж и плохо, -- проговорил другой солдат. -- Охотиться на
васпуракан интереснее, чем на хорьков. В прошлую зиму я поймал троих. --
Видессианин говорил совершенно спокойно, словно речь шла об обычной ловле
дикого зверя.
Если до этого мгновения Скавра и покусывала совесть за то, что он
лицемерно читал молитвы Фосу, то теперь всякие угрызения совершенно оставили
его.
Командир видессианского отряда коснулся ладонью шлема, кивнул римлянам
и повел своих солдат дальше на север.
Гай Филипп, который на протяжении всего разговора молчал, вдруг
окликнул его. Видессианин остановился.
Тогда старший центурион спросил:
-- Несколько лет назад мне случалось бывать в этих краях. В городе
Аптос у меня остались добрые друзья. Что там сейчас происходит? Кто занял
Аптос -- йезды или Земарк?
-- Этот город находится полностью под нашей властью,-- ответил
видессианин.
-- Рад слышать, -- сказал Гай Филипп.
Марк подозревал, что Гай Филипп тревожится преимущественно о Нерсе
Форкайне, вдове одного из местных владетелей. Ее муж Форк погиб в битве при
Марагхе. Нерсе оказалась единственной женщиной, заслужившей любовь и
уважение старшего центуриона. Впрочем, Гай Филипп сделал все, чтобы Нерсе не
догадалась о его восхищении. Страх перед любовью оказался слишком тяжелым
испытанием для этого мужественного человека.
----------
Аморион казался небольшим даже по сравнению с Гарсаврой. Пыльный
городок в самом середине плато. Жизнь ему дала река Итоми, приток Аранда.
Марк явился сюда во второй раз, и снова Аморион кишел людьми: некогда --
армией Маврикия Гавра, выступившей отсюда на запад, навстречу поражению и
гибели, а сегодня -- толпами торговцев, собравшихся на панегирис.
Уже сгущались сумерки, когда римляне достигли города и двинулись по
дороге между рядами торговых палаток, разбитых за городскими стенами.
Туризин оказался прав. В огромной толпе, в сутолоке ничего не стоило
затеряться еще двум безвестным чужеземцам.
Кругом уже кипела торговля. Макуранский купец с удлиненным лицом и
влажными глазами смеялся с деланным изумлением в ответ на предложение
видессианина купить у него фисташки по заниженной цене. С полдюжины
кочевников в цветных тюрбанах -- худощавые, крепко сложенные мужчины, все
как на подбор с огромными носами (похоже, родственники) -- распаковывали
пряности и благовония. Возле их палаток были привязаны верблюды. Конь Марка
попятился, почуяв непривычный запах.
Поблиэости какой-то жрец торговался с толстым крестьянином из-за мула.
Крестьянин, несомненно, принадлежал к числу правоверных, однако не
усматривал в том повода снизать цену ни на медяк -- даже для жреца.
Марк заметил купца-намдалени, который привел в Аморион вьючную лошадь с
притороченными к седлу тюками. Намдалени привез глиняные лампы и
светильники. Торговля у него шла довольно бойко.
Потерпев неудачу с мулом (услышав цену, предложенную жрецом, крестьянин
рассмеялся святому отцу в лицо), жрец отошел к намдалени и тоже купил себе
светильник.
-- Что-то не вижу, чтобы он обрушил на этого еретика громы, молнии и
прочие анафемы, -- заметил Гай Филипп.
-- Мне кажется, для Земарка "еретиками" являются только васпуракане, --
ответил Скавр. -- Во всяком случае, он рассматривает эти слова как синонимы.
Наш дорогой "защитник правоверных" и его милые последователи довели себя до
такого праведного гнева, что на прочих уклонистов у них просто уже сил не
остается.
В толпе, где были и владельцы караванов, и торговцы, и охранники,
берегущие купцов и их товар, и зеваки, и перекупщики, и простые покупатели,
смешались представители самых различных народов и вероисповеданий -- от
ортодоксальных послeдoвaтeлeй Фоса до сектантов, от еретиков до людей, чья
вера вообще ничего общего не имела с религией Доброго Бога Видесса. Однако
никого из них аморионские жрецы не трогали.
Имелось лишь одно исключение. В толпе не было ни одного васпураканина,
хотя земли "принцев" располагались недалеко отсюда -- к северо-западу от
Амориона. В свое время многие васпуракане осели в этом городе, спасаясь от
набегов йездов. Но после погромов, учиненных Земарком...
От этих мыслей римлян отвлекла громкая, сочная брань. Хозяин одного из
караванов -- широкоплечий рослый мужчина с толстым животом, выбритой
головой, крупным носом и густыми усищами, которым мог бы позавидовать сам
Виридовикс, -- распекал погонщика мулов за то, что животные отвязались.
Толстяк изрыгал проклятия сразу на нескольких языках. Его бас рокотал, как
камнепад.
Не сговариваясь. Гай Филипп и Марк остановились и стали с восхищением
слушать. Усатый торговец краем глаза заметил их, прервал словоизвержение и
заорал напоследок:
-- Чтоб это больше не повторялось, ты, сын козлиной блевотины!
Что и говорить, выглядел торговец чрезвычайно эффектно: вишневая
рубашка, распахнутая на груди, просторные ярко-голубые шаровары,
заправленные в сверкающие черные сапоги. В правом ухе горело золотое кольцо,
в левом -- серебряное. Подбоченясь, он заговорил с римлянами; когда он
ухмыльнулся, блеснули три золотых зуба.
-- Что-нибудь случилось, ребята?
-- Да нет, просто мы пытались запомнить все то, что ты тут говорил, --
отозвался Гай Филипп, усмехаясь в ответ.
-- Ха! Я не сказал ему и половины того, что он заслуживает. -- В груди
купца зарокотал смех. На этот раз он поглядел на римлян куда более
внимательно. -- А вы, ребята, воины, как я погляжу, -- проговорил он
уверенно. Купец и сам был не дурак помахать мечом, который носил на поясе.
-- Знаете, я нанял бы еще несколько охранников. Правда, кляча у тебя, седой,
того и гляди отбросит копыта, ну да ладно.
-- С чего ты решил, что я захочу с утра до вечера слушать, как ты
бранишься? -- возразил Гай Филипп.
-- Ладно тебе. Плата -- золотой в месяц, кормежка от пуза и за
хозяйский счет -- то есть за мой, и доля в прибыли после того, как я все
распродам. Ну что, согласны?
-- Мы вернемся к тебе через денек-другой, -- ответил Марк. -- Сперва
нам нужно закончить в городе одно дельце.
-- Что ж, можете облить меня мочой с ног до головы, если я стану вас
дожидаться. Однако будете свободны и сумеете меня отыскать -- договоримся!
Скорее всего, я буду торговать на этом же месте. Торговля стала никудышной.
Йезды подгадили, да и вся эта дурацкая возня из-за васпупуркан -- тоже. Если
сразу не найдете, спросите Тамаспа.
Макуранское имя объясняло многое: и гортанный акцент торговца, и его
равнодушие к судьбе васпуракан. Тамаспа тревожило лишь то, что все это
мешало торговле.
В этот момент кто-то громко позвал макуранца. Тот крикнул: "Иду!" и на
прощание сказал римлянам:
-- До встречи!
Гай Филипп тронул лошадь.
-- Вперед, ты, улитка-переросток. Знаешь, -- обратился старший
центурион к Марку, -- а я бы не отказался пойти на службу к этому носатому
ублюдку.
-- Да уж. Вот с кем не соскучишься, -- согласился Скавр.
Оба засмеялись.
Близилась ночь. В любое другое время года с наступлением сумерек
Аморион бы опустел. В темноте слышались бы торопливые шаги случайных
прохожих да бег слуг, несущих на плечах носилки с возвращающимся домой
хозяином.
Однако в течение всего панегириса главная торговая улица по ночам ярко
освещалась горящими факелами, чтобы облегчить торговцам охрану своих
товаров. При свете огней по городу двигались религиозные процессии,
сопровождаемые хором, -- город праздновал дни святого Моисея.
-- Не желаешь ли засахаренных фиг? -- обратился к трибуну уличный
разносчик. Поднос с товаром висел у него на груди. Когда Марк купил
несколько фиг, разносчик добавил: -- Да благословят тебя Фос, святой Моисей
и Защитник! Становись сюда. Шествие скоро начнется. Отсюда тебе хорошо
видно.
Опять этот "Защитник", чума на его голову! Трибун нахмурился. Похоже,
Земарк крепко держит Аморион в руках. Нелегко будет сломать его духовную
власть. Хуже всего было то, что у Марка не имелось ни малейшего понятия о
том, как это сделать.
Практичный Гай Филипп оторвал трибуна от тягостных раздумий.
-- Идем, надо найти место для ночлега.
-- Лучше постоялого двора Соанития вам не найти, -- убежденно заметил
продавец фиг. -- Меня зовут Лейкод. Упомяните там мое имя, с вас возьмут
дешевле.
Марк без труда перевел эти речи на простой и ясный язык: Лейкод желает,
чтобы Соанитий узнал, кто направил к нему постояльцев. Наверняка получит
вознаграждение. Однако другого постоялого двора у Марка на примете не
водилось, поэтому трибун попросил Лейкода объяснить, как пройти к этому
самому Соанитию.
К величайшему удивлению Марка, они довольно быстро отыскали постоялый
двор.
-- О, у меня имеются недурные апартаменты! -- воскликнул Соанитий.
"Апартаменты" представляли собой угол в конюшне и клок чистой соломы.
Стоили они как хорошая комната в приличной гостинице. Однако Скавр заплатил
без споров. Скорее всего, почти весь год заведение Соанития пустовало, зато
во время панегириса харчевник с лихвой возмещал убытки. Сейчас гостиница
была переполнена народом.
Устроив лошадей и сунув нехитрые пожитки под солому, Гай Филипп спросил
трибуна:
-- Не хочешь взглянуть на их дурацкое шествие?
-- Почему бы и нет? По крайней мере, поглядим для начала, с чем именно
нам предстоит иметь дело, -- отозвался трибун.
- Если только нас не прихлопнут раньше, -- мрачно заметил Гай Филипп,
но со вздохом последовал за трибуном.
Они выбрались на улицу и вскоре заблудились, но шум и яркий свет
факелов не позволил им потеряться в Аморионе. Сегодня любой мог без труда
выйти на главную торговую магистраль.
Вскоре римляне опять столкнулись с продавцом засахаренных фиг. Лоточник
деловито пробивался в густой толпе. Его поднос почти опустел.
Заметив римлян, он виновато развел руками:
-- Ну вот, теперь я потерял свое отличное место, откуда можно было
смотреть на процессию.
-- Спасибо. Ты уже сделал для нас одно доброе дело, -- ответил Марк.
Втроем они кое-как протолкались вперед. Многие поглядывали на наглецов
мрачновато, но Скавр был на полголовы выше любого в толпе, да и Гай Филипп
не выглядел человеком, с которым стоило связываться.
Они попали в первые ряды как раз вовремя. При виде отряда
телохранителей Земарка толпа разразилась радостными криками. На взгляд
Марка, воины фанатика выглядели недисциплинированными, недостаточно
обученными и слишком пестро вооруженными. Им удавалось отбивать атаки
йездов, опираясь больше на "священную ярость", чем на воинскую выучку, но на
параде они явно не блистали.
Не слишком впечатлили трибуна и хоры, распевающие гимны Фосу и Земарку.
Даже немузыкальное ухо Скавра страдало от махрового дилетантизма певцов.
Кроме того, большинство песнопений исполнялось на архаическом языке
видессианской литургии, которого Скавр почти не понимал.
-- Разве они не великолепны! -- восторженно воскликнул Лейкод. --
Смотри, вон там, в третьем ряду, -- мой двоюродный брат Стасий. Он сапожник.
-- Уличный разносчик замахал руками и закричал: -- Эй, Стасий!
Марк искренне сказал:
-- Я никогда еще не слышал ничего подобного.
-- Я тоже, -- поддержал его Гай Филипп. И добавил: -- Зато не раз
слышал кое-что куда получше. -- Последнюю фразу он произнес по-латыни.
Новый гимн исполнялся в сопровождении аккомпанемента дудок, рожков и
барабанов. Этот шум был просто ужасен.
Хор сменился небольшим конным отрядом юношей -- сыновей богатейших
граждан Амориона. Гривы гарцующих коней были тщательно расчесаны, украшены
разноцветными лентами, золотыми и серебряными нитями.
В толпе поднялся оглушительный крик -- следом за отрядом протащили с
десяток полуобнаженных людей, закованных в цепи. Пленники шли, спотыкаясь,
подгоняемые уколами копий.
-- Проклятые Фосом васпуры! -- завизжал Лейкод. -- Это из-за ваших
грехов и вашей подлой ереси Фос допустил йездам напасть на нас!
Из толпы в пленников швыряли комьями глины, кусками навоза, гнильем.
Трясясь от ненависти, Лейкод запустил в них последними фигами.
Переступив с ноги на ногу, Гай Филипп грязно выругался по-латыни. У
несчастных не было ни единого шанса на спасение. Любое неосторожное движение
-- и озверевшая толпа растерзает васпуракан на части.
Вопли ярости сменились приветственными кликами:
-- Земарк! Земарк! Его святейшество! Защитник! Истинная Вера!
Сейчас в толпе не нашлось бы ни одного человека, который посмел бы не
выкрикивать эти слова во все горло.
Впереди жреца шли зонтоносцы. Разноцветные зонтики символизировали в
Видессе власть -- точно так же, как в Риме -- связки прутьев и топорики
ликторов.
Сосчитав шелковые зонты, Марк присвистнул. Четырнадцать! Даже Туризину
Гавру полагалось только двенадцать.
Земарк шествовал по улице спокойно и прямо, сохраняя на лице
равнодушное выражение. Ни клики приветствий, ни великолепная процессия
зонтоносцев, казалось, не могли задеть его возвышенную душу. Мрачное
изможденное лицо жреца покрывали шрамы. Он заметно прихрамывал.
И хромота, и шрамы достались Земарку от огромного пса, бежавшего рядом
с ним на длинной цепи. Собаку звали Васпуром -- по имени легендарного
прародителя васпуракан. В свое время Гагик Багратони преподнес
насмешнику-жрецу хороший урок -- и пса, и его фанатичного хозяина накхарар
засунул в один мешок. Марк, бывший в тот день гостем Багратони, убедил того
выпустить жреца на волю. Тогда Скавр опасался, что мученическая смерть
превратит Земарка в "святого" и вызовет гонения на васпуракан. Но живой
Земарк оказался куда опаснее мертвого... Сейчас трибун готов был грызть себе
локти, вспоминая, как уговаривал Багратони оставить фанатика в живых.
Проходя вместе с Земарком мимо римлян, пес Васпур вдруг приостановился
и зарычал. Шерсть на загривке животного поднялась дыбом. Трибун похолодел.
Прошло уже почти три года... Неужели пес вспомнил? Неужели он не забыл их
запаха? Васпур видел римлян лишь несколько минут... А Земарк? Узнает ли
Земарк римлян, если увидит их снова? Скавр внезапно пожалел о своем высоком
росте и соломенных волосах. Хотел бы он сейчас не так выделяться в толпе...
Но пес прошел мимо. Следом за собакой ушел и Земарк.
Трибун вздохнул с облегчением. Земарк и прежде был очень опасен. Но
сейчас трибун ощущал заключенное в нем сверхъестественное могущество. Будь
Марк собакой, у него, как у Васпура, сейчас вздыбилась бы шерсть на
загривке. Вряд ли одна только светская власть придавала изуродованному лицу
жреца такое страшное выражение. Что-то темное, дьявольское, нечеловеческое
кипело в душе Земарка. И эта тьма питалась ненавистью, как живительным
соком.
С криками: "Фос да благословит Земарка!" толпа смыкалась позади жреца и
следовала за ним по направлению к центральной площади Амориона. Бушующее
людское море повлекло за собой Скавра и Гая Филиппа. Повсюду толкались
локтями, пробиваясь вперед.
Пленников-васпуракан копьями выгнали на середину площади. Отвязав их от
общей цепи, каждого приковали к столбам, вбитым в землю. Некоторые пленники
пытались вырваться, дергали руками, но большинство стояли неподвижно.
Закончив свою работу, стражники поспешно отошли в сторону, как бы боясь
замараться.
Земарк, хромая, подошел к васпураканам. Пес рычал, ощеривая блестящие
клыки.
-- Боги милостивые, неужели он собирается травить их собакой? --
пробормотал Гай Филипп. -- Что же они такого совершили?
Однако по команде хозяина пес уселся рядом и замолчал. В этот миг лицо
Земарка утратило человеческое выражение. Жрец сам превратился в плотоядного
зверя. Вытянув длинный палец в сторону васпуракан, Земарк словно собрал всю
свою злую волю в узкий пучок. Толпа затихла. Дрожь пробежала по телу жреца.
Скавр почти воочию видел, как чудовищная сила, клубившаяся в душе Земарка,
вдруг протянула к пленникам сфокусированный луч. Марк понял, на что похож
этот отвратительный обряд. Он напоминал работу жреца-целителя. Однако Земарк
вызвал в себе эту мощь вовсе не ради того, чтобы спасти человеческую
жизнь...
- Да будет проклята вовеки и стерта с лица земли подлая раса
васпуракан! -- прокричал он. Пронзительный голос обжигал, как кислота. --
Лживые! Подлые! Безумные! Вы умножили зло в тысячу раз! Вы злобные упрямцы!
Вы уродливые рассадники грязной ереси! Да будьте вы прокляты, прокляты,
прокляты!
Каждый выкрик Земарк сопровождал яростным взмахом руки. Толпа
кровожадно выла. Прикованные к столбам люди извивались и корчились, словно
их хлестали бичами. Двое или трое закричали от боли, но их крик потонул в
реве толпы.
-- Да будут прокляты порождения Скотоса! -- провизжал Земарк.
Пленники обвисли на цепях, кусая губы в нестерпимой муке.
-- Да будет проклят каждый их обряд и каждая молитва! Да будут прокляты
их слова, полные ненависти к Фосу! Да будут прокляты их ядовитые языки,
изрыгающие лишь святотатство!
По густым бородам васпуракан текла кровь.
-- Да будут прокляты эти дикие псы! Да будут прокляты эти отродья змей
и скорпионов! Я проклинаю вас всех и посылаю вас на смерть!
Собрав все свои силы, он еще раз ткнул в сторону пленных острым
пальцем. Глаза умирающих наполнились ужасом и стали вылезать из орбит.
Васпуракане бились, как выброшенные на сушу рыбы, а затем, один за другим,
замирали.
Лишь тогда торжествующий Земарк подошел к ним и, глядя на трупы
горящими глазами, стал пинать их ногами.
Возбужденная религиозным фанатизмом толпа радостно завопила:
-- Да хранит Фос Защитника Правоверных! Да постигнет злая участь всех
еретиков! Да побеждает Истинная Вера всегда и во всем!
Одна женщина выкрикнула приветствие, обращаемое обычно к Императору:
-- Ты победитель еси, Земарк!
Жрец никак не показал, что воздаваемые ему шумные почести как-то
тронули его. Прихрамывая, он в сопровождении пса направился к своей
резиденции. На миг фанатик-жрец обратился к толпе, устремив на нее суровый
неподвижный взгляд.
-- Смотрите! -- крикнул он резко. -- Да не погрязнет никто из вас в
ереси! Следите, чтобы она не заразила ваших друзей и соседей!
В ответ на свирепое предостережение толпа вновь разразилась
приветственными воплями, словно Земарк только что благословил собравшихся.
Толпа расходилась, довольная увиденным.
Когда римляне возвращались в свое жалкое жилище, Гай Филипп обратился к
Марку:
-- Ты уверен, что хочешь вступить с ним в схватку?
-- Откровенно говоря, нет.
Сила колдовства Земарка потрясла даже трибуна. Несколько шагов он
прошел в полном молчании. Наконец Марк сказал:
-- Однако выбора у меня нет. По-твоему, мне следует убить его из-за
угла?
-- Я бы так и поступил, -- тут же ответил Гай Филипп. -- Если б