ом не стал.
Когда он вернулся в лагерь, костры уже догорели, в темноте мерцали лишь
красные угли. Несколько человек сонно болтали у догорающего огня, попивая
вино и позевывая. Почти все уже легли спать.
-- Узнаешь все утром, -- утешил Марка Н'Джал, когда они растянулись в
палатке. Трибун заснул, едва донеся голову до подушки. Ему пришлось дышать
ртом; распухший нос стал вдвое больше обычного.
Вкусный запах свежих пшеничных лепешек показался намного
привлекательнее после затхлого воздуха палатки. Марк утащил одну прямо с
раскаленного камня, подцепив кинжалом, и несколько раз подбросил в воздух,
чтобы она остыла. Не обращая внимания на проклятия повара в его адрес, Марк
уничтожил ее в одно мгновение. Она оказалась необычайно вкусной.
Тычок по ребрам заставил Скавра резко повернуться. Перед ним стоял
Камицез, довольный, как лисица, только что опустошившая курятник.
Видессианин протянул Марку две серебряные монеты.
-- Я заработал куда больше, -- сообщил он. -- Это тебе за информацию.
Марк сунул монеты в пояс. Он огляделся, ища глазами Гая Филиппа, но
подразделение Музафара находилось на другом краю лагеря.
-- Ну и как он это проделал? -- спросил Марк Камицеза.
-- Они выбрали здоровенного облома. Знаешь, эдакая гора мышц и ни капли
ума. Сплошные рефлексы и чуть-чуть эмоций. Ну вот. Когда этот человек-гора
пер на твоего друга, точно медведь, даже слепой болван догадался бы, что у
него на уме. Твой друг еще не успел сесть за ужин. Как его зовут? Гайос? Так
вот, Гайос делал вид, будто ничего не замечает, покуда лопух едва не засел
ему на шею. Тогда он резко развернулся, оглушил его градом ударов и поволок
к уборной. Опустил туда сперва ступнями, потом и пониже. Топить не
собирался. Затем невозмутимо вернулся к костру и принялся за ужин.
Происшествие носило на себе неповторимый отпечаток опыта, умения и
специфического юмора, присущих старшему центуриону.
-- Он что-нибудь сказал? -- спросил Марк Камицеза.
-- А, я как раз подхожу к этому моменту. -- Глаза видессианина
заблестели. -- Слопав несколько ложек каши, он поднял голову и задумчиво
произнес, не обращаясь ни к кому в отдельности: "Если подобное повторится,
это может привести меня в плохое настроение".
-- Да, на него похоже. Сомневаюсь, что повторение возможно.
-- Я тоже.
Украв лепешку точно таким же маневром, что и Марк, Камицез побежал
вперед, чтобы помочь Тамаспу подготовить караван для подъема.
Через полтора часа после восхода солнца купцы уже выступили в путь.
Очень медленно для легиона, но совсем недурно для пестрого отряда
авантюристов и торговцев.
Тамасп обходил купцов, путешествовавших вместе с ним, и ругался на чем
свет стоит. Макуранец без устали подгонял "этих ленивых бездельников", чтобы
они не отставали.
-- Да ты кто -- торговец или евнух, сидящий на своих отрезанных яйцах в
дырявом портшезе? -- орал он одному из купцов, найдя того слишком
медлительным. -- Если ты поползешь как улитка, мы тебя бросим. Увидишь, как
быстро ты побежишь, если йезды сядут тебе на хвост!
Купцы не знали более страшной угрозы, чем быть брошенными караваном.
Как и прежде, путешественники шли на запад. Марк махнул рукой Тамаспу,
когда тот подошел к его тройке, не переставая немилосердно разносить в пух и
прах все, что ему не нравилось, -- а не нравилось макуранцу решительно все.
-- Ну, что тебе нужно? -- осведомился караванщик. -- Камицез сказал
мне, что ты честно заработал место в отряде. Не думай, что обзаводясь носом
размером с мой, ты начнешь получать мои доходы.
-- К счастью, с таким носом я не родился, так что через пару дней мой
носик снова станет изящным, -- парировал трибун.
Довольный тем, что поймал Тамаспа в хорошем настроении, Марк спросил,
скоро ли караван повернет на север, в сторону имперских портов на побережье
Видесского моря.
Тамасп прочистил себе ухо пальцем, как бы желая убедиться в том, что не
ослышался. Затем караванщик откинул голову назад и захохотал так громко, что
слезы выступили у него на глазах.
-- А кто хотя бы слово говорил о севере? Ах ты, несчастный сукин сын,
да разве ты не знаешь, куда я иду? Сдались мне твои дурацкие имперские
порты! Я иду в Машиз! -- Тамасп едва не задохнулся от смеха. -- Надеюсь,
путешествие тебе понравится.
Глава восьмая
- Сдавайтесь! -- крикнул Ланкин Скилицез командиру йездов, стоящему на
кирпичной стене.
Йезд подбоченился и засмеялся:
-- Хотел бы я поглядеть, как ты заставишь меня сдаться!
Он плюнул в сторону видессианина, который перевел его слова Аригу.
-- Вы только послушайте этого грязного мерзавца! -- Виридовикс погрозил
йезду кулаком. -- Спускайся, ты, негодяй с черным сердцем!
-- Заставь меня! -- повторил командир, все еще смеясь, и махнул рукой
своим лучникам. Те натянули двойные луки, отведя тетиву до уха. Солнце
сверкнуло на тяжелых металлических наконечниках стрел. Горгиду казалось, что
каждая стрела нацелена именно на него.
Йезд крикнул:
-- Разговоры закончены! Назад -- или я прикажу стрелять! А потом
поступайте как хотите. Можете уйти, можете атаковать.
Доказывая, что эти слова не были пустым звуком, один из лучников пустил
стрелу. Она вонзилась в землю у самых копыт лошади Арига. Аршаум, не
шевелясь, глядел на йезда в упор, словно желал бросить ему вызов. Однако
йезд не стал стрелять в вождя аршаумов. Спустя минуту Ариг кивнул людям,
пришедшим вместе с ним на переговоры, и нарочито медленно отошел,
повернувшись к гарнизону спиной.
Как только они вышли из тени, падавшей от высокой стены, безжалостное
солнце вновь обожгло их. На голове Виридовикса красовалась уродливая
соломенная шляпа -- таким способом тот пытался спасти от палящих лучей свою
бледную кожу. Но, несмотря на все предосторожности, лицо кельта покраснело и
шелушилось. Пот, стекавший ручьями, казался едким, как уксус. Доспехи жгли,
усиливая пытку, и никакая вода, казалось, не могла облегчить мучений кельта.
Отойдя от города на достаточно большое расстояние, Ариг замысловато
выругался. Он не хотел, чтобы йезд увидел, что сумел довести аршаума до
бешенства.
Знамена аршаумов и их союзников лениво колыхались в раскаленном
воздухе. Армия представляла собой довольно внушительное зрелище. Но
атаковать город, защищенный крепостными стенами и большим гарнизоном, не
имея осадных машин, было слишком большой роскошью. Ариг не мог позволить
себе таких потерь.
-- Пусть духи ветров поразят этого пса и унесут его душу, чтобы ей
никогда не найти дороги домой! -- взорвался наконец Ариг, ударив себя
кулаком по колену. -- Видеть этого ублюдка, который, имея всего две сотни
вшивых людишек, бросает мне наглый вызов, -- и не иметь возможности утопить
его в крови!..
-- Беда в том, что он хорошо знает свое положение, -- сказал Пикридий
Гуделин. -- У нас нет осадных лестниц, чтобы вскарабкаться на стены этой
разросшейся деревни, как бишь она называется...
- Эрек, -- подсказал Скилицез.
-- Вполне подходящее имечко для этой грязной дыры. В общем, лестниц у
нас нет, а без них мы ничего не можем поделать. На этой раскаленной
сковородке, где по недоразумению живут люди, растут только финиковые пальмы,
для нас совершенно бесполезные. И вот мы застряли! Если мы просидим у этого
городишки еще несколько дней, все гарнизоны йездов успеют объединиться и
раздавить нас общими силами.
-- Ты, кажется, принял на себя командование моими войсками? -- рявкнул
Ариг. Но он не мог отрицать правоты видессианского бюрократа. -- Да, такая
проволочка обошлась бы нам слишком дорого.
Приблизившись к ожидавшим его отрядам, Ариг махнул рукой, указывая в
сторону юго-запада, и громко крикнул:
-- Штурмовать не будем! Обойдем крепость!
Он отдал приказ продолжать поход сначала на языке аршаумов, а потом
по-видессиански, чтобы Нарба Кайс мог перевести его слова на васпураканский.
Ряды горцев колыхнулись. Нужно быть слепым и глухим, чтобы не заметить
их явного недовольства. Некоторые не ограничивались ропотом. Особенно
разъярились меши.
Один из их военачальников подъехал к Аригу. Смуглое лицо горца искажала
ярость. Он начал что-то кричать на своем родном языке, которого никто не
понял. Затем меши перевел дыхание, взял себя в руки и перешел на
васпураканский. Гортанный выговор делал его речь почти невозможной для
перевода. Нарба Кайс, хмурясь, пытался разобрать слова меши. Наконец солдат
перевел Аригу:
-- Он назвал тебя человеком слабого духа и дохлой воли.
Меши рычал и бесновался; судя по всему, перевод Кайса сильно смягчил
выражения, которыми горец осыпал кагана аршаумов.
-- Он говорит, что пришел сюда воевать, а ты отступаешь. Ты обещал
богатую добычу, а он получил лишь несколько бронзовых побрякушек, которые
стали бы позором для любого кузнеца. Он говорит, что обманут и возвращается
домой.
-- Останови его, -- сказал Ариг и повторил для горца аргументы
Гуделина. Затем добавил: -- Мы сильны; наша армия крепка, а впереди нас
ожидает Машиз. Машиз был нашей целью с самого начала похода. Пусть он
останется с нами, чтобы помочь нам завоевать столицу Йезда.
Выслушав Арига, меши нахмурился. Казалось, он сосредоточенно обдумывает
какую-то важную дилемму. Неожиданно горец громко выпустил газы. Его лицо
тотчас прояснилось.
-- Красноречивый и однозначный ответ, -- заметил Гуделин.
Торжествующе улыбаясь, горец поскакал к своему отряду. Некоторое время
меши шумно переговаривались. Затем они одобрительно закричали, воинственно
взмахивая копьями и мечами. Сбруя лошадей и тяжелые доспехи воинов гремели,
когда меши отделились от армии Арига и направились в сторону гор.
Ариг невозмутимо смотрел, как меши удаляются, постепенно становясь
маленькой темной точкой на фоне голубого неба.
-- Любопытно, кто будет следующим,-- проговорил он.-- Эта крепость,
которую мы не стали штурмовать, -- не последняя.
Уже добрая треть эрзерумцев отказалась продолжать поход и повернула
назад.
Виридовикс шумно перевел дыхание.
-- А начиналось так хорошо! -- сказал он.
Едва они перешли Тубтуб, как с ходу взяли три города. Пораженные
защитники этих крепостей не успели даже понять, что в Стране Тысячи Городов
появился враг. Было так легко врываться в открытые ворота, не встречая
сопротивления гарнизона. Меши жаловался напрасно -- в этих городах
нападавшие взяли обильную добычу, и к седлам в те дни было приторочено
немало тяжелых мешков.
Но такая удача не могла сопутствовать им долго. Теперь все города
встречали захватчиков плотно закрытыми воротами, а на сторожевых башнях день
и ночь стояли дозорные. Летучие отряды йездов тревожили аршаумов, нападая и
тут же скрываясь. Два разведчика Арига попали в засаду в одном месте,
фуражир -- в другом... Йезды тоже теряли в этих стычках людей, но в их
распоряжении имелись резервы, которых у Арига не было.
Ариг отдал приказ барабанщику. Тотчас гулкий гром большого барабана
разнесся по всей армии. Армия начала строиться для похода. В ее центре
двигалась длинная колонна эрзерумцев -- той их части, что еще оставалась с
Аригом. С флангов тяжелую кавалерию горцев прикрывали легкие конники --
аршаумы.
Горгид ехал рядом с Ракио, в отряде эрзерумцев. Большинство воинов
Клятвенного Братства уже вернулись в долину ирмидо. Килеу не слишком
улыбалось бросать кампанию на середине, но ему не хотелось оставлять свою
землю беззащитной. Слишком много эрзерумцев повернуло назад. И почти все они
весьма недружелюбно относились к ирмидо. Остаться и продолжать поход решили
в основном "сироты" и дюжина пар.
Горгиду было приятно узнать, что Ракио остался из-за него. Ирмидо явно
не получал от этого похода большого удовольствия.
-- Какая страшная местность! -- заметил он и указал на холм,
поднимавшийся посреди голой степи. -- Что это? Я видел уже несколько таких.
Этот холм не был особенно высоким, но посреди ровной, как стол, степи
высился настоящей горой. Он выглядел здесь так неожиданно, что казался
чем-то неестественным.
Грек извлек из мешка восковую табличку и начал расспрашивать
окружающих, не знает ли кто-нибудь, что это такое.
Скилицеэ, который в это время беседовал с Вартангом из Гуниба, поднял
голову.
-- Это мертвый город, -- пояснил Скилицез чуть снисходительно. -- Разве
ты не видел, как здесь строят? Они лепят дома из сырца. В этой местности нет
другого строительного материала. Фос свидетель, здесь нет камней. Сырец не
слишком долговечная вещь, но здешние люди ленивы, ибо это вообще в
человеческой природе. Когда дом рушится, они начинают строить заново на
руинах. Если продолжать так довольно долго, то постепенно вырастает
небольшой холм. А когда город умирает, на его месте остается такая гора. Я
думал, это очевидно.
Слегка покровительственный тон видессианина заставил грека нахмуриться.
Скилицез рассмеялся:
-- Ну что, понравилось, когда тебе читают лекцию? Ничего, не все тебе
поучать других.
У Горгида запылали уши. Он торопливо убрал табличку в мешок.
Ракио не заметил смущения друга, он продолжал жаловаться:
-- Эта земля -- как лицо прокаженного! Там, где растет урожай, --
богато. Но тут -- безобразные, бесплодные пустыни.
В ответ Скилицез заметил:
-- Язвы пустынь -- новые. Благодари йездов. Для того чтобы эта
местность стала безобразной и бесплодной, йездам понадобилось всего лишь...
-- ...разрушить местные водоемы и ирригационные каналы, -- заключил
Горгид. Он не собирался дать Скилицезу возможность вторично уязвить его
самолюбие. -- Не будь Тиба и Тубтуба, вся эта земля превратилась бы в
пустыню. Здесь что-либо растет лишь там, куда достигает вода. Йезды -
кочевники. Им нет дела до урожая. Их стада могут питаться сухой травой, а
если крестьяне вымрут от голода -- что ж, тем лучше.
-- Именно это я и собирался сказать, -- сообщил Скилицез. И добавил: --
Но в два раза короче.
-- О чем спор? -- вмешался Вартанг. Когда Скилицез перевел ему беседу,
эрзерумец посоветовал Горгиду: -- Не обращай внимания на этого человека. Я
знаю его совсем недолго, но уже понял: он пробует на зуб каждое слово,
прежде чем произнести его.
-- Лучше уж так, чем выплескивать реку чепухи всякий раз, как
открываешь рот, -- заметил Скилицез. -- И яркий пример тому -- наш дражайший
Гуделин.
Скилицез не упускал ни одной возможности ужалить человека, который в
Видессе был его политическим противником. Однако Вартанг предпочитал более
цветистый ораторский стиль:
-- Смысл сказанного одинаково легко утопить и в двух-трех словах, и в
целом водопаде речи.
Этот спор лениво тянулся до конца дня, а отряд все шел и шел через поля
и пустыню. Поля вокруг стояли пустые. Ракио с первого взгляда понял, что
означает встречающее их безмолвие.
-- Они спрятались, -- сказал ирмидо. -- Крестьяне всегда прячутся.
Через неделю вернутся. Будут опять копошиться в земле, как муравьи.
-- Ты прав, -- вздохнул грек. Ему вдруг стало грустно при мысли о том,
что местные жители приняли их за грабителей.
----------
Крестьянин был низкорослым, сгорбленным, почти нагим. Широко раскрыв
большие глаза, он указывал на один из искусственных холмов, что высился на
южном горизонте. Этот холм был выше, чем тот, который заметил несколько дней
назад Ракио.
-- Йезды!
Крестьянин быстро растопырил пальцы и снова сжал их, показывая, что
йездов очень много.
Ариг нахмурился.
-- Наши разведчики нынешним утром доносили, что впереди никого нет. --
Вождь внимательно посмотрел на местного жителя, повторявшего свои жесты. --
Как бы я хотел, чтобы ты говорил на языке, понятном одному из нас!
Но крестьянин лопотал на тягучем наречии Страны Тысячи Городов. Он
жалко улыбнулся Аригу и еще раз изобразил, как всадники привязывают коней в
руинах мертвого города.
-- Вчера? -- спросил Ариг. -- Это было вчера?
Крестьянин пожал плечами. Он не понял вопроса.
-- Ладно. Посмотрим еще раз, -- решил Ариг. Он приказал армии
остановиться и послал к холму отряд из двадцати всадников.
Уже почти стемнело, когда разведчики вернулись.
-- Там никого нет, -- сердито сказал их командир Аригу. -- Ни следов,
ни конского навоза, ни походных костров, ни углей. Ничего.
По интонации говорившего крестьянин понял, о чем шла речь. Он упал
перед Аригом на колени, дрожа от страха. И тем не менее продолжал упрямо
показывать на юг
-- Что он делает? -- спросил Горгид, соскакивая с лошади.
-- Врет, будто вон на том холме нас подстерегают в засаде йезды, --
ответил аршаум. -- Из-за его брехни мы потеряли несколько часов. Я ему уши
отрежу!
Ариг выразительным жестом показал, что именно он собирается сделать,
чтобы крестьянин понял. Несчастный рухнул лицом в пыль, жалобно крича что-то
на своем языке.
-- Послушай, -- сказал Горгид Аригу, -- зачем ему подвергать себя
смертельному риску ради того, чтобы солгать тебе? Ему не за что любить
йездов! Погляди, как "хорошо" ему живется под их ярмом! -- Выпирающие ребра,
казалось, грозили порвать смуглую кожу крестьянина. -- Может быть, он хотел
оказать нам услугу?
-- В таком случае где же эти проклятые йезды? -- осведомился Ариг,
подбоченясь. -- Или ты хочешь сказать, что мои разведчики -- слепые? В таком
случае можешь сразу перерезать себе горло!
-- Слепые? Вряд ли... -- Грек пристально посмотрел на несчастного
крестьянина. Тот перестал стонать и безмолвно уставился на Горгида молящим
взглядом. Врач заметил легкое темное облачко начинающейся катаракты на левом
глазу крестьянина. И вдруг грека осенило:-- Не слепые, нет! Ослепленные --
возможно! Магия умеет скрывать людей лучше, чем кусты или руины.
-- Такое возможно, -- признал Ариг. -- Надо было отнестись к этой крысе
более серьезно. -- С этими словами аршаум пнул сапогом лежащего у его ног
крестьянина. Застонав, тот закрыл лицо руками в ожидании скорой смерти. --
Послать, что ли, с разведчиками шамана, чтобы тот обнюхал весь холм? Ладно,
может, ты и прав. Возьми Толаи и отряд лучников.
--Я?-- недовольно переспросил грек.
-- Ты, кто же еще. Это ведь твоя идея. Давай иди в мертвый город или
убирайся к дьяволу. Иначе я буду думать, что этот кусок грязи -- лазутчик.
-- Он еще раз пнул несчастного крестьянина.
Ариг на диво ловко умеет добиваться от людей повиновения, подумал
Горгнд. И отправился искать Толаи.
Шамана он нашел за миской простокваши.
-- Чары невидимости? Вполне возможно, -- сказал Толаи. -- Это не боевая
магия. Тот, кто накладывал чары, не слишком старался. Она рухнет, едва
солдаты выскочат из засады. -- Шаман снял через голову тунику, со вздохом
развязал пояс на штанах. -- В такую жару маска -- настоящая пытка, а плащ из
толстой шкуры, да еще с бахромой... Ладно, все одно лучше делать это ночью,
чем днем.
"Возьми отряд лучников", -- велел Ариг. Легче распорядиться, чем
сделать. Хотел бы Горгид знать, как заставить аршаумов повиноваться
чужеземцу. Помогло, в конце концов, присутствие Толаи. Грек кое-как убедил
командира сотни бойцов возглавить отряд разведчиков.
-- Гоняться за призраками? -- кисло переспросил аршаум по имени
Каратон, крупный человек со сломанным носом. У него был слишком высокий
голос. Этот голос разрушал образ мрачного, сурового воина, который Каратон
тщательно создавал и поддерживал.
Аршаумы ворчали. Кому понравится торопливо проглотить ужин и идти в
темноту на встречу с неизвестным врагом. Кочевники с недовольным видом
седлали коней. Горгид справился с этой задачей последним, и Каратон с
удовольствием выплеснул раздражение на неумеху-чужеземца.
Еще не окончательно стемнело, когда они двинулись в сторону высокого
холма, который некогда был городом. Ракио увидел их на полпути и нагнал.
-- Почему ты не сказал мне, что идешь в бой? -- обиженно спросил он
Горгида.
-- Прости, -- отозвался смущенный грек. Он даже не подумал о том, чтобы
позвать с собой Ракио. Ему постоянно приходилось напоминать себе о том, что
друзья не разделяют его отвращения к войне. Ракио рвался в бой не меньше,
чем Виридовикс.
В таинственном лунном свете мертвый город выглядел жутковато. Наверху
еще виднелись остатки рухнувшей стены. Горгид вдруг представил себе те
далекие времена, когда эта стена была еще высокой и прочной, а по улицам
ходили мужчины в длинных одеждах, с посохами в руках, женщины, закутанные в
покрывала, с гибким станом и легкой походкой... Звучала музыка, гомонили
веселые, громкие голоса... Но сейчас здесь царила мертвая тишина. Даже
ночные птицы молчали.
Аршаумы быстро окружили подножие холма. Каратон действовал умело и
привычно -- ему не впервой было ходить на разведку. Однако всем видом он
показывал, что сердце его не лежит к этому пустому делу.
-- Вижу, здесь скрывается по меньшей мере тысяча воинов! -- Он махнул
рукой.
-- Хватит жужжать и кусаться, овод! -- резко отозвался Горгид.
Он уже не раз успел горько пожалеть о том, что вообще бросил взгляд на
несчастного крестьянина. Больше всего на свете Горгид ненавидел выглядеть
последним дураком. Злясь, он даже не заметил, как Каратон потянулся за
саблей.
-- Прекратите, оба! -- рявкнул на них Толаи. -- Мне нужна тишина и
гармония, чтобы духи могли внять моим призывам.
В словах шамана не было ни грана правды, однако спорщики тотчас
прекратили ругаться. Каратон даже присел от изумления
-- Зачем тебе вызывать духов, шаман? Четырехлетний ребенок -- и тот
сказал бы, что это место мертво, как баранья шкура.
-- В следующий раз возьму с собой четырехлетнего ребенка. Оставь меня в
покое, -- ответил Толаи. Голос из-под демонской маски звучал жутковато и
внушал повиновение. Каратон коснулся пальцем лба в знак того, что просит
прощения за необдуманные слова.
Толаи сунул руку в мешок, притороченный к седлу, и вынул плоский
молочно-белый полупрозрачный камень с жилкой посередине.
-- Халцедон и корунд, -- пояснил шаман Горгиду. -- Жесткость корунда
позволяет видеть сквозь чистый халцедон. Она разгоняет призраки, рассеивает
ложные видения.
-- Дай! -- нетерпеливо сказал Каратон. Он взял камень и стал
внимательно смотреть на вершину холма. -- Ничего...
Однако в голосе Каратона прозвучала нотка сомнения.
Толаи забрал у него камень и передал Горгиду. Грек заметил, что на
вершине холма что-то шевельнулось... дрогнули какие-то тени... Но все
произошло так быстро, что Горгид не успел понять -- была то игра воображения
или что-то реальное.
-- Не знаю, -- сказал он наконец. -- Я видел какое-то движение, но...
-- Он протянул камень Толаи. -- Смотри сам. В конце концов, это твоя
игрушка. Думаю, ты лучше всех сумеешь с ней справиться.
Шаман снял демонскую маску и положил ее себе на колени. Примерно минуту
он вглядывался в магический камень. Горгид почти физически ощущал его
напряжение. Грек никогда не считал Толаи могущественным магом. Толаи всегда
был вторым после Оногона. Когда Оногон умер, Толаи сделался главным шаманом
племени. Его магия всегда действовала сильно и уверенно, шаман работал умело
и ловко, но Горгид всегда полагал, что Толаи -- не более чем второстепенный
колдун. Скорее знахарь, изучающий травы и целебные коренья и практикующий
обычные у кочевников гадания о будущем.
Так было до сегодняшней ночи, когда Горгид впервые увидел Толаи в
настоящем деле. Внезапно грек понял, что до сих пор не имел возможности
по-настоящему оценить способности шамана аршаумов.
Вот Толаи выкрикнул:
-- Духи Ветров! Придите ко мне на помощь! Сокрушите паутину заклинаний,
что застилает мне глаза!
Казалось, ночь задержала свое тихое дыхание. А затем над холмом
пронесся дикий вой, словно надвигался ураган. Но ни дуновения не коснулось
лица Горгида.
Каратон изумленно вскрикнул, а его люди схватились за луки и сабли.
Словно занавес был сдернут со сцены, открывая кукольный театр! Иллюзия
пустоты развеялась. На холме горело с полдюжины походных костров, среди руин
лежали воины.
В воздух взлетели стрелы. Один йезд рухнул лицом в огонь, второй
вскрикнул -- стрела впилась ему в грудь...
С вершины холма послышался яростный вопль. Двое колдунов-йездов
увидели, что их чары развеяны.
-- Быстрей, пока они не опомнились! -- крикнул Каратон.
Крича и размахивая саблями, ашраумы пришпорили коней, а затем,
спешившись, стали карабкаться по крутым склонам холма. Горгид и Ракио бежали
вместе с остальными. Грек хватался за обломки стены и за кусты, чтобы
удержаться на крутых склонах. Бросив взгляд наверх, он увидел в свете
костров смятенных йездов. Колдуны пытались восстановить заклинание
невидимости. Но Толаи продолжал взывать к духам.
Пламя костров вспыхнуло еще ярче. Диким галопом пронеслась по склону
лошадь. Отчаянный смельчак-йезд увидел единственный путь к спасению в
бегстве. Сделав невероятный прыжок, лошадь приземлилась на песок у подножия
холма и помчалась прочь.
-- Великолепный наездник! -- воскликнул Ракио.
Глухой удар и два крика -- человека и коня -- свидетельствовали о том,
что второй всадник повторил попытку первого и сломал себе шею.
Еще несколько йездов вырвались из окружения. Но большинство оказалось
слишком ошеломлено ночным нападением. Они успели лишь забросить седло на
спину лошади или схватиться за саблю, когда люди Каратона ворвались в
лагерь.
Забравшись на вершину холма, грек побежал вперед и тут же споткнулся об
обломок черепицы. Стрела ударила о камень и отскочила, едва не задев его
голову.
Ракио рывком поднял Горгида на ноги.
-- Ты дурак, да? -- закричал он прямо в ухо Горгиду. -- Где твой меч?
-- Ах да, конечно, -- отозвался Горгид, словно прилежный ученик,
которому указали на ошибку.
Внезапно из темноты прямо на него выскочил йезд, замахиваясь саблей.
Грек отбил удар-другой, еще немного -- и йезд выпустил бы своему противнику
кишки. Затем йезд неожиданно атаковал сверху. Горгид не почувствовал боли.
Теплая липкая струйка потекла по шее. Грек понял, что сабля зацепила ухо. В
ответ Горгид быстро сделал выпад. Враг отступил. Горгид подался вперед и
резко выбросил руку с мечом. Кочевник не предполагал, что колющий удар может
убить человека на таком большом расстоянии. Гладий пронзил живот врага. Йезд
застонал и, скорчившись, рухнул на землю.
Почти все йезды отступили под прикрытие разрушенного здания. Руины
скрывали человека по грудь. Аршаумы, численностью превосходившие йездов
почти вдвое, осыпали их градом стрел и камней. С яростью, порожденной
отчаянием, йезды бросились в атаку.
Каратон гневно завопил, когда несколько йездов пробились к тропе и
покатились вниз по склону холма, пренебрегая опасностью переломать себе ноги
и шею и мечтая лишь об одном: вырваться из рук аршаумов. Однако лишь
немногим йездам повезло. Большинство погибло в этой отчаянной атаке. Стрелы
и сабли аршаумов разили врагов без промаха.
Один из колдунов, облаченный в такую же бахромчатую одежду, что и
Толаи, неподвижно лежал в пыли. Меч выпал из его мертвой руки. Оружие
защитило его куда хуже, чем магия.
Однако второй колдун оказался более крепким орешком. Горгиду
почудилось, будто он улавливает какое-то движение в одном из узких проходов
между руинами. Он крикнул на языке аршаумов:
-- Друг?
Ему никто не ответил. Держа меч наготове, грек вошел в проход,
наполовину засыпанный битыми кирпичами и щебнем. Позади ярко вспыхнуло пламя
костра. В этом свете грек увидел, что проход заканчивается тупиком.
Однако в ловушку угодил не рядовой кочевник. Высвеченный вспышкой
пламени, перед Горгидом предстал человек в красном плаще. На его бритой
голове были оставлены две полоски волос. Внезапный холодок пробежал по спине
грека -- он узнал символы Скотоса. Впрочем, даже если бы все другие признаки
отсутствовали, ошибиться было невозможно: неизгладимая печать зла лежала на
лице колдуна. Это было лицо человека, который познал и добро, и зло и
сознательно избрал последнее. Глаза его сверкали огнем, как у волка. Рот
скалился в гримасе ненависти. Однако грек был уверен, что эта ненависть не
направлена лично на него; маска злобы сохранялась на лице колдуна, вероятно,
даже во время сна.
Горгид метнулся вперед. Он увидел, что его противник вооружен только
коротким кинжалом.
-- Ты, йезд, -- сказал Горгид по-видессиански и по-хаморски, -- я не
хочу убивать.
Колдун смотрел на Горгида с жуткой насмешкой. Он воздел руки и
шевельнул губами, беззвучно произнося заклинание. Горгид покачнулся, будто
его оглушили дубиной. Взор затуманился, ноги сделались ватными, меч выпал из
обессилевших пальцев. Воздух с хрипом вырывался из горла. Грек споткнулся и
опустился на колени, тряся головой. Он пытался прогнать головокружение,
сосредоточиться... однако ему с трудом удавалось даже дышать.
Чары были рассчитаны на то, чтобы убить его. Возможно, привычка к
дисциплине духа и искусство целителя позволили Горгиду собрать волю и хотя
бы частично выдержать магическую атаку.
В руке колдуна блеснул кинжал. Йезд наклонился над поверженным
Горгидом, желая добить врага. Жестокая улыбка появилась на худом, обтянутом
кожей лице. Горгид успел услышать хруст и подумал, что кинжал вонзился в его
тело. Однако колдун вдруг покачнулся и приглушенно застонал от боли.
Заклинание тотчас же отпустило грека. Горгид бросился на врага. Но кто-то
невидимый оказался быстрее. Послышался свист меча. Иезд покачнулся еще раз и
упал на битые кирпичи. Он дернулся раз-другой и застыл навеки.
-- А, ты дурак! -- сказал Ракио, вытирая окровавленный меч о плащ
колдуна. Затем схватил грека за плечи и резко встряхнул. -- Ты правда такой?
Не шутка? Ты не понимаешь опасность? Ты мог умереть. Только потому, что
решил -- без помощи, в одиночку. Так не лезут в пасть к волку.
-- Я не подумал об этом. Ведь я еще новичок в военном деле, --
признался Горгид. Он обнял Ракио и коснулся его щеки. -- Я рад, что ты
оказался рядом. Благодаря тебе мне не пришлось платить за свою ошибку
слишком дорого.
-- Сделай так же для меня,-- сказал ирмидо.-- Сумеешь?
-- Надеюсь, -- ответил Горгид, понимая, что это не совсем тот ответ,
которого ждал Ракио.
Неподалеку они услышали крики аршаумов и бросились к ним на помощь.
Меньше половины йездов сумело спастись бегством. Они так хорошо
спрятались в руинах, что аршаумы не сумели их найти. Остальные были убиты. В
живых оставили лишь двоих, чтобы допросить. Люди Арига захватили три дюжины
лошадей. Аршаумы потеряли семерых убитыми и десять человек ранеными.
-- Твои мысли были правильными, -- сказал Каратон Горгиду. Этой фразой
исчерпывалась способность Каратона извиняться перед чужеземцами.
Каратон лежал на животе, пока грек скреплял фибулами резаную рану на
его бедре. Рана была довольно глубокой, но, к счастью, сухожилия остались
целы. Там не было яда, и поэтому не требовалось искусство целителя.
Кочевник даже глазом не моргнул, пока игла протыкала кожу, и не
вздрогнул, когда врач облил рану дезинфицирующим составом из ярь-медянки,
смолы, дегтя, уксуса и жидкого масла.
-- Лучше бы ты оставил этого колдуна в живых, -- как ни в чем не бывало
продолжал говорить Каратон. Можно подумать, он сидел у костра и вел
неторопливую беседу. -- Он мог бы поведать куда больше, чем эти дурни,
которых мы схватили.
Высокомерный и вспыльчивый Каратон не слишком пришелся по душе Горгиду,
однако сейчас грек не мог не восхищаться его мужеством.
Уже ночью Горгид бурно делился впечатлениями с Виридовиксом. Кельт
отчаянно зевал, но Горгид был слишком возбужден, чтобы сразу заснуть.
Крестьянин, которому Ариг поначалу хотел отрезать уши, был осыпан
золотом и с почетом препровожден до дома. А Горгид все обсуждал события
минувшего вечера.
-- Это дело обошлось бы куда меньшей кровью, ребята, если бы вы взяли
меня с собой, -- прервал наконец излияния грека Виридовикс. Обычно он с
удовольствием слушал друга, но сейчас его веки наливались свинцом от
усталости.
-- Не сомневаюсь. Ты просто раздавил бы холм в лепешку своей тяжелой
задницей, -- ядовито отозвался Горгид. -- Я думал, ты уже изжил свои детские
кровожадные восторги.
-- Изжил, -- согласился кельт. -- А ты, как я погляжу, продолжаешь
кичиться своим непревзойденным умом и считать окружающих дураками. Говоришь,
ты сразу заподозрил на холме магию? Так почему же, умник-разумник, ты не
взял с собой меня и мой меч? Магия друидов сразу разрушила бы чары, а твой
Толаи не тратил бы драгоценное время на вызывание духов!
-- Чума! Как я не подумал об этом!
Ничто не могло так вывести из себя Горгида, как мысль о том, что
Виридовикс оказался сообразительнее его. Упустить такой простой выход!.. А
Виридовикс сидел напротив грека и расчесывал пальцами свои великолепные усы
с таким самодовольным видом, что Горгиду яростно захотелось его убить.
-- Да не расстраивайся ты так, -- усмехнулся кельт. -- В конце концов,
ты же победил всех врагов. А главное -- сам вернулся живым и невредимым.
Виридовикс положил на плечо грека свою широкую ладонь. Горгид хотел
было сердито сбросить ее, но тут ему в голову пришла куда более удачная
мысль.
-- Ты прав, Виридовикс. На этот раз я действительно сглупил, -- сказал
грек покаянно.
На лице Виридовикса появилось выражение такого глубокого и искреннего
замешательства, что Горгид почувствовал себя вполне удовлетворенным.
----------
Отряд йездов пробился сквозь кавалерийский заслон аршаумов и осыпал
стрелами эрзерумцев, после чего отступил так быстро, что тяжеловооруженные
горцы не успели броситься в погоню. Более легкие и подвижные аршаумы
преследовали йездов, промчавшись по полям, засеянным ячменем. Горгид видел,
как один из всадников рухнул с седла, приминая колосья. Через несколько дней
местные крестьяне обнаружат этот труп и, вероятно, сочтут его весьма жалкой
компенсацией за вытоптанные поля. А следом за уничтоженным урожаем придет
голод...
Когда последний из нападавших йездов был убит или успел бежать,
преследователи вернулись назад. Несколько аршаумов захватили вражеских
лошадей; другие хвастались новыми мечами, сапогами и поясами.
Однако эта удача не порадовала Виридовикса. Он тревожно прищелкивал
языком, качал головой:
-- Чем больше мы углубляемся в Страну Тысячи Городов, тем больше
наглеют эти ублюдки-йезды. Последние два дня -- сплошной бой. И всякий раз
они стремятся прежде всего нанести удар по эрзерумцам.
-- Кстати, такая тактика приносит им неплохие плоды. -- Мрачное
настроение заставило Пикридия Гуделина выразиться откровенно и прямо.
Горцы действительно были сыты по горло этим походом. Многие заявили
Аригу, что с них достаточно. С аршаумами остались всего сотня воинов из
разных кланов да отряд Грашвила. Грашвил не считал возможным нарушить
клятву, которую дал в замке Гуниб. Для него оставаться с аршаумами
превратилось в дело чести. Но потери и дезертирство делали свое дело, и ряды
эрзерумцев таяли с каждым днем.
-- А завтра будет еще хуже, -- сказал Скилицез. -- Йезды теперь знают,
сколько нас и как мы действуем. Они знают, какие из их городов мы можем
взять штурмом, а какие для нас недоступны. К их гарнизонам каждый день
подходят свежие подкрепления, а летучие отряды, которые грызут нас все
время, получают поддержку из городов.
Вывод, который следовал из этих рассуждений, вовсе не понравился
Виридовиксу:
- Стало быть, они сожрут нас по кусочкам. И очень скоро. У нас нет
резервов.
-- У нас были бы резервы, -- сказал Гуделин, -- если бы не несчастливое
стечение обстоятельств. По злой случайности погиб Аргун, а затем аршаумы
перегрызлись между собой -- и вот мы лишились почти половины армии. Если бы
не эта неудача...
-- Когда-то я служил под командой Нефона Комнина, -- задумчиво
проговорил Скилицез. -- Знаешь, как он говаривал? Если бы все "если" были
засахаренными орешками, в мире не осталось бы голодных. -- Его взгляд
задержался на толстом животе Гуделина. -- Может, он имел в виду тебя?
Возможно, Скилицезу не стоило напоминать сейчас бюрократу об их давней
политической распре.
-- Возможно, -- кратко отвечал Гуделин. -- Не сомневаюсь, что сейчас
Комнин нашел в своей философии подлинное утешение.
После этой реплики повисла мертвая тишина. Слова чиновника ошеломили
всех. Они казались почти кощунственными: Комнин погиб от страшного
колдовства Авшара в битве при Марагхе. Гуделин понял, что зашел слишком
далеко, и покраснел. Он торопливо сменил тему:
-- Кто знает, может, нам лучше будет обойтись вообще без эрзерумцев,
раз они при малейшей трудности бегут домой.
В словах Гуделина была доля правды, но после неудачного выпада в адрес
Нефона Комнина он не мог рассчитывать на поддержку своих товарищей.
-- Это несправедливо! -- сказал Горгид, раздраженный еще и тем, что
чиновник оскорбляет соотечественников Ракио. -- С самого начала они не
скрывали, что воюют за себя, а не за нас. Кроме того, мы видели, что йезды
относятся к ним с "особым вниманием".
-- Просто йезды хотят, чтобы горцы поскорее бросили нас. -- Гуделин не
собирался сдаваться. -- Но когда эрзерумцы отступают, они бегут к себе
домой, а нам остается лишь расплачиваться за их бегство. Не слишком ли
горькой подчас оказывается эта расплата? Попробуй отрицать, если можешь!
Никто не сумел возразить Гуделину. Однако вскоре слова Горгида получили
страшное подтверждение. На дороге йезды выставили колья, на которые насадили
тела нескольких эрзерумцев, взятых в плен во время одного из набегов. У
йездов было достаточно времени для пыток, и они применили всю свою
дьявольскую изобретательность, замучив пленников до смерти. Одному горцу
облили маслом бороду и подожгли.
Ариг, не проронив ни слова, похоронил погибших. Если йезды хотели таким
образом запугать аршаумов, то просчитались. Страшное зрелище лишь ожесточило
сердца кочевников Шаумкиила. В холодной ярости они окружили человек двадцать
разведчиков-йездов и погнали их прямо на ощетинившийся копьями отряд горцев.
Враги погибли до единого. Это зрелище доставило эрзерумцам мрачное
удовлетворение.
Но на следующий день йезды атаковали снова. Окованные железом тяжелые
ворота одного из самых больших городов -- Дар-Шаракина -- распахнулись, и
отряд йездов вырвался из него, чтобы наброситься на аршаумов. Двое
разведчиков, издалека наблюдавших за армией Арига, присоединились к
нападавшим.
Ариг решил основные силы своей армии бросить на Дар-Шаракин. Если бы
ему удалось ворваться в ворота, пока они открыты, он захватил бы город.
Но командир гарнизона понял это тоже и успел захлопнуть ворота перед
носом у аршаумов. Почти весь гарнизон оказался под стенами, однако город был
спасен. Аршаумы в замешательстве кружили вокруг Дар-Шаракина. Они оторвались
от горцев, и теперь эрзерумцы остались без прикрытия.
Отряд Грашвила остановил атаку йездов почти мгновенно. Привыкшие к
стычкам с каморами на краю степи, ветераны крепости Гуниб ждали, пока йезды
не приблизятся на достаточно малое расстояние, чтобы нанести им сильный
удар. Десятки легковооруженных конников-йездов были выбиты из седел длинными
копьями эрзерумцев, остальные изо всех сил погнали лошадей назад, спасая
свою жизнь.
На правом крыле события развивались иначе. Здесь остались разрозненные
группы горцев, которые не ушли домой вместе со своими отрядами. У них не
было даже единого командира. Каждая маленькая группа, объединенная узами
родства или дружбы, воевала как ей вздумается. Не имея возможности провести
единую атаку, они вели бой, как кочевники, -- беспорядочно, часто отступая и
снова бросаясь вперед. Однако йезды владели этой тактикой куда лучше.
-- Держись рядом, -- сказал Ракио Горгиду, ко