ся не только старшим офицером, но и чиновником управления финансов Империи. Кроме того, Марк был осведомлен о том, что происходит в столице, гораздо лучше, чем Корик. -- Дай нам припасы и свежих лошадей. Мы идем к Туризину Гавру, -- сказал Ариг. При обычных обстоятельствах каган перепугал бы Корика до полусмерти. Однако сейчас Ариг просто развлекался. Он даже не соизволил показать, что представляет собой нечто большее, нежели обычного варвара, глазеющего на имперского чиновника. -- Автократора сейчас нет в Видессе, -- важно сказал Корик. -- Как же это вышло, что столь важные, якобы высокие официальные персоны, как вы, не информированы об этом обстоятельстве? Но несчастному губернатору недолго пришлось наслаждаться кратким замешательством незваных гостей. -- Ну так где же он, ты, безмозглый кретин?! -- рявкнул Гай Филипп, нависая над столом Корика, словно собираясь вырвать у него ответ силой. Если Туризин отправился на восток, выступив против намдалени, то все надежды Арига рухнули... На этот раз, однако, Гуделин не собирался задерживать друзей долгими словопрениями. Он шагнул вперед, положив руку на рукоять меча, и этот жест непроизвольно выдал, как изменился чиновник за минувший год. -- То есть как это -- "где"? В Аморионе, конечно, где же еще? -- вырвалось у Корика. -- Это невозможно! -- в один голос воскликнули Скавр, Гай Филипп и Тамасп. Купеческий караван ушел из Амориона буквально из-под носа наседающих на город йездов. -- Да что вы говорите? -- с презрением переспросил Корик. Он стал ворошить на своем столе свитки пергамента. Поскольку бюрократические дела в Серресе вершились так же медленно, как и все остальное, пергаментов было совсем немного. Марк узнал солнечные лучи императорской печати на документе, когда губернатор наконец нашел то, что искал. Удерживая лист на расстоянии вытянутой руки, Евтихий Корик прочитал: "...таким образом, надлежит послать контингент численностью в треть от общих сил гарнизона Серреса. Этот отряд должен присоединиться к нашей армии в Аморионе. В случае невыполнения приказа никакие оправдания не будут приняты к рассмотрению". -- Губернатор победоносно взглянул на неприятных визитеров. -- Повинуясь этому распоряжению, я и направил в Аморион, к Его Императорскому Величеству, ровно треть от моего гарнизона, то есть девять солдат. -- Великолепно, -- сказал Гай Филипп. -- Я уверен, что йезды поблагодарят тебя за своевременно присланную закуску. Корик с удивлением уставился на центуриона, по-прежнему не понимая, что все это значит. Ветеран вздохнул и сдался. -- Это, безусловно, писал Гавр. Нельзя не узнать его ужасного солдафонского стиля, -- сказал Гуделин. -- Никакой изысканности! Скилицез хмыкнул, но спорить не стал, позволив бюрократу насладиться своей насмешкой над военными. -- Но что же Туризин делает в Аморионе? -- настойчиво повторил Марк. Йезды, Земарк -- кто угодно мог сейчас контролировать этот город, но только не Империя. Похоже, именно этот вопрос послужил последней каплей для бедняги губернатора, осаждаемого со всех сторон. -- Не знаю и знать не хочу! Мне наплевать на это! -- завизжал он. -- Ступайте туда и узнайте все сами, а меня оставьте в покое! Под влиянием этой неожиданной вспышки энергии Корик выхватил у ошеломленного Тамаспа документ об освобождении каравана от пошлин, стремительно написал свое имя большими неровными буквами, поставив его под подписью Гуделина, и швырнул лист пергамента прямо в лицо караванщика. -- А теперь убирайтесь, иначе я позову стражу и вас выгонят силой! Тамасп хлопнул себя ладонью по лбу. -- Стражу? Всех восемнадцать человек, которые у тебя остались? -- осведомился Марк самым вежливым тоном. Ариг громко рассмеялся: -- Тащи их всех сюда! Мы сами их выгоним взашей, кроме тех двух-трех, которые уже, наверное, спрятались. Корик побагровел от бессильной ярости. Скилицез иронически отсалютовал ему. Губернатор продолжал выкрикивать проклятия вслед незваным гостям, когда те выходили из его резиденции, но Марк все же успел заметить облегчение, мелькнувшее на лице Корика. Серрес остался в двух днях пути. Вместо того чтобы строить дома из мягкого серого камня, которого было здесь в изобилии, местные жители вырубали жилые дома и даже храмы Фоса прямо в скалах. Горгид записывал свои наблюдения каждый раз, как встречал на пути такую деревню или городок. "...Удивительно, что даже строители подобных домов понимают, что эта технология весьма необычна. Поэтому они стараются имитировать более привычные стили. Таким образом, можно видеть вырезанные на цельной скале "кирпичи", ставни, окна, даже балюстрады, выполненные в форме глубокого рельефа, чтобы обмануть глаз и создать иллюзию настоящей постройки". Жители этих городов-"скал" реагировали на прибытие армии аршаумов примерно так же, как Серрес. Большинство захлопывало двери перед самым носом пришельцев и (Марк был уверен в этом) баррикадировали их тяжелой мебелью. С десяток наиболее храбрых выходили на рыночную площадь поторговаться с купцами Тамаспа. Караванщик был чрезвычайно расстроен тем, что торговля идет так вяло. -- Что толку в том, что с меня не берут ни гроша пошлины, если никто не покупает мои товары? -- Что толку будет в том, если ты разбогатеешь и как раз в этот момент на тебя обрушатся иезды? -- парировал Марк. -- Не могу сказать, что ты не прав, -- вздохнул Тамасп, -- но мне куда больше бы понравилось, если бы город не выглядел так, словно отсюда только что ушли захватчики. В его жалобах была доля правды. Если бы аршаумы пошли на восток, к Амориону, то для любого непривычного к кочевникам человека они были бы только еще одним отрядом степняков, движущихся к Видессу. На большом расстоянии даже йезды принимали их за своих соплеменников. Маленькие отряды всадников проходили мимо них совсем близко, даже не оборачиваясь. Что касается видессиан, то те пугались аршаумов Арига не меньше, чем йездов. Даже мощная словесная эквилибристика Гуделина подчас оказывалась бессильна завоевать доверие местных жителей. -- В эти дни никому нельзя верить, -- так высказался седобородый старейшина одного из скальных поселков, когда предстал наконец перед чужаками. Его дом был тоже вырублен в камне, и было очевидно, что хозяин этого жилища готов в любой момент перейти к обороне. Старейшина кашлянул и сплюнул в пыль сквозь щель между передними зубами. -- В прошлом году нас могла постичь одна большая беда, если бы не другая глупая удача. -- Как это? -- осведомился Тамасп. Теперь караванщик стал куда менее мрачным -- деревенские жители начали постепенно выходить на площадь и покупать кое-что у него и его купцов. Женщины обменивались радостными восклицаниями, громко обсуждая достоинства и недостатки холстов с набивным рисунком и рулонов макуранских тканей с геометрическим узором или в полоску. Хозяйки спорили с торговцами о качестве специй и лаврового листа, в то время как их мужья проверяли на ноготь остроту кинжалов. Деревенские жители пытались купить как можно больше товаров на свои золотые монеты (в большинстве случаев плохой чеканки, с добавлением серебра или меди). Почтенный старейшина снова сплюнул. -- У нас праздновали свадьбу, и все собрались на пир. Кстати, это была свадьба моей внучки. На следующее утро мы вышли на поля... и что же мы видим? Множество следов. Отряд мародеров-йездов подошел к самому краю городка, а потом вдруг резко повернул в сторону и удрал, словно сам Скотос гнался за ним. Наверное, наше пение, пляски и шум пирушки испугали их, вот они и решили, что у нас тут на постое множество солдат. -- Наилучшее применение для свадьбы, -- пробормотал Гуделин. -- Я раньше даже и представить себе не мог, что из этого дела можно извлечь пользу. Марку доводилось как-то встречать супругу Гуделина, широкоскулую крикливую матрону, которая переставала болтать только засыпая. Скавр отлично понимал, что именно толкнуло бюрократа на это замечание. Старик принял его слова за шутку и засмеялся, обхватив себя за худые бока. -- Хи-хи! Я должен передать это своей старушке! Она взбесится! Но пусть эта шутка будет стоить мне недели ночевки в хлеву, она стоит того, клянусь Фосом! -- Скажи спасибо, что у тебя еще есть, кому ее пересказать, -- заметил Виридовикс, который хоть и озадачил видессианина, но не смог унять его веселья. И кельт, и видессианин расстались, весьма недовольные своим кратким диалогом. ---------- Путешествие по плато наглядно продемонстрировало таланты Тамаспа и его обширные познания. Ему было известно, какая река пересыхает в это время года, а какая будет полноводной; какие пастухи продадут или обменяют несколько овец или коров из своих стад, а какие спрячутся при первом же появлении чужаков. Он отлично знал местность и мог выбрать любой удобный маршрут, зная, какими тропами ходят йезды, а каких избегают. Аршаумам пришлось вступить в бой только один раз, да и то стычка была очень короткой. Банда йездов столкнулась с авангардом Арига и сражалась, пока не подоспели остальные аршаумы. После этого враги потеряли к ним всякий интерес и поспешно отступили. В добавление к остальным своим талантам воин-караванщик вскоре приобрел еще один: он научился бегло ругаться на языке аршаумов. Громовой голос и надменные манеры Тамаспа вызывали у кочевников улыбки, однако спустя короткое время они уже повиновались ему столь же охотно, как Аригу, который только удивленно покачивал головой. -- Хотел бы я уметь писать, как это делаешь ты, -- заметил Ариг, разговаривая как-то с Горгидом. -- Я обязательно записал бы все это. Но несмотря на весь опыт Тамаспа, путники не могли пройти мимо того обстоятельства, что в западных землях разбойничают захватчики. Разрушенные мосты, обугленные бревна -- все, что осталось от некогда богатой усадьбы, вытоптанные поля -- все это подтверждало первое впечатление. Один раз аршаумы миновали старое поле боя, где лежали трупы йездов. Судя по всему, тут одни йезды сражались против других. Как обычно, Горгид искал более глубинные корни случившегося. -- Вот свидетельство того, что для Видесса еще осталась надежда, -- сказал грек, когда аршаумы разбивали лагерь на ночь. -- Сама природа зла заключается в том, чтобы предавать, нападать друг на друга, совершать братоубийство. И в этом -- величайшая уязвимость зла. Вспомни, как Вулгхаш и Авшар набросились друг на друга вместо того, чтобы действовать сообща против общего врага. -- Хорошо сказано! -- воскликнул Ланкин Скилицез. -- В последней великой схватке Фос, вне всякого сомнения, выйдет победителем. -- Я этого не говорил, -- сухо ответил Горгид. Скилицеэ сделал совершенно не тот вывод, к которому стремился в своих рассуждениях грек. Гай Филипп заметил, вызвав раздражение одновременно и у грека, и у видессианина: -- Лично я не стал бы валить в одну кучу Авшара и Вулгхаша. Они совершенно разные люди. -- В чем же разница, если оба они стремятся разрушить Империю? -- осведомился Скилицез. -- Намдалени тоже пытались сделать это. Только дай им любую возможность, и они попытаются сделать это опять. Из того, что я видел, наблюдая за Вулгхашем, могу сказать: он, конечно, наш враг -- это да. Но он честен, и у него вовсе не дьявольская душа. Что касается Авшара... -- Старший центурион выдержал паузу и покачал головой: -- Авшар -- это нечто совсем иное. Никто не стал с этим спорить. Марк сказал: -- Я думаю, что в утверждении Горгида есть какая-то глобальная ошибка. Дело даже не в том, насколько Вулгхаш предался злу и дьявольская ли у него душа. Хотя в вопросе о Вулгхаше я полностью согласен с Гаем Филиппом. -- Продолжай, я слушаю. -- Мысль об удовольствии долгого теоретического спора была для Горгида настолько привлекательной, что грек даже не обратил внимания на критику в свой адрес. Скавр заговорил, тщательно подбирая слова: -- Мне просто пришло в голову, что недоверие друг к другу и разобщенность заложены в самой природе человечества. Они не являются просто частью зла. Иначе как можно объяснить междуусобицу, раздирающую Видесс в последние несколько лет? Или, скажем, Рим? Пока грек колебался с ответом, Скилицез быстро произнес: -- Дело в том, что Скотос соблазняет людей и склоняет их ко злу. Эта нерассуждающая самоуверенность привела Горгида в ярость. Грек даже забыл на миг о том, как глубоко видессиане убеждены в правоте своей веры. Он сердито буркнул: -- Какая чушь! Ответственность за зло лежит на каждом конкретном человеке, а не на каком-то абстрактом "зле", существующем вне людей. Зло не появляется само по себе, его создают люди. Личная ответственность каждого за свои поступки была для Марка очевидной, как и для Горгида, но Скилицеза это утверждение шокировало. Виридовикс во время всего разговора сидел молча, но когда он увидел, как окаменело лицо имперского офицера, бросил одно из своих язвительных замечаний, которые так часто срывались с его губ в эти дни: -- Берегись, милый мой Горгид! Разве ты не видишь, что он уже готовится отхлестать тебя прутьями до крови? В степи Скилицез сумел бы выдавить кислую улыбку и обо всем забыть. Но сейчас он находился у себя на родине, и выражение его лица не изменилось. Разговор постепенно угас. Иногда, подумал Марк, с имперцами иметь дело было почти так же трудно, как и с их врагами -- еще один аргумент против первого тезиса грека. ---------- Маленький ручей пробивался между двумя большими камнями и уходил на восток. -- Хотите верьте, хотите нет, но это исток Итоми, -- сказал Тамасп. -- Двигаясь вниз по течению, можно дойти до самого Амориона. -- Значит, ты не пойдешь с нами в город? -- разочарованно спросил Виридовикс. Шумный, живописный человек, караванщик был близок душе кельта. -- Стоило зайти с вами так далеко, а в самом конце пути свернуть с дороги? -- Будь ты купцом, ты бы уже умер от голода, -- ответил ему Тамасп. -- Ни один купец, у которого есть хоть капля ума, не станет ходить в один и тот же город дважды за год. Я держался сделки, которую вы мне навязали; теперь же настало время подумать и о моей выгоде. Через две недели в Доксоне будет большая ярмарка. Если я поспешу, то еще смогу попасть туда вовремя. Никакие доводы не могли заставить караванщика изменить решение. Когда Ариг, высоко оценивший его знания и опыт, принялся его уговаривать, Тамасп сказал: -- Честно говоря, я хочу поскорее избавиться от твоих солдат. Вы относились ко мне лучше, чем я даже мог подумать, но в Аморионе стоит большая армия. С ней я не желаю иметь никакого дела. Для купца солдаты хуже бандитов, потому что солдат защищает закон. Как ты думаешь, почему я так быстро сбежал из Машиза? У аршаума не нашлось ответа. Тамасп похлопал Гая Филиппа по плечу: -- Ты неплохой парень. -- Он повернулся к Скавру, добавив: -- Что касается тебя, то я рад, что мне не нужно торговаться с тобой. Я никогда не сумел бы прочитать твои мысли. Желаю удачи! У меня такое чувство, что она тебе понадобится. -- И у меня тоже, -- сказал трибун. Но ему показалось, что Тамасп даже не слышит его. Караванщик уже раздавал распоряжения охранникам и купцам, находящимся в его караване. Охранники под командой Камницеза и Музафара занимали своп места. Когда торговцы было замешкались, Тамасп громко крикнул: -- Последний, кто задержится, будет моим подарком аршаумам! Это быстро сдвинуло копуш с места. Больше бритая голова Тамаспа заблестела в лучах солнца; караванщик затянул непристойную песню; караван выступил в путь. Ни один из охранников и купцов не оглянулся назад. -- Свободный человек вернулся на волю, -- сказал Гай Филипп, провожая его глазами. -- Надолго ли хватит этой воли, если Авшар победит? Наша задача -- позволить Тамаспу оставаться свободным человеком, -- ответил Марк. -- Будет много паршивой и тяжелой работы, когда до этого дойдет. Аршаумы следовали вдоль Итоми на восток. Вскоре речка превратилась в быстрый и полноводный поток; все больше маленьких притоков несли в нее свои воды. К концу первого дня пути Итоми была уже большой рекой. Местность, по которой она протекала, становилась для римлян все более знакомой. -- При таком темпе мы будем в Аморионе уже через два дня, -- заметил Скавр, когда всадники разбили лагерь на берегу. -- Гавру, черт побери, лучше бы обрадоваться нашему появлению, -- добавил Гай Филипп. -- Он сейчас в Аморионе. А вернули ему этот город мы. С этим он не может не согласиться. -- Я тоже иногда думаю об этом. Теперь, когда цель была так близка, трибун чувствовал, как растет его тревога при мысли о скорой встрече с Императором. Если бы Автократор обещал трибуну только баронский титул, Марк был бы уверен, что тот сдержит слово. Но сделка заключала в себе куда большее... Не знал Марк и того, что происходит сейчас с Алипией. Виридовикс не сделал ничего, чтобы подбодрить друга, когда сказал: -- И я о том же. Этот владыка не слишком-то любит выполнять своя обещания, потому что некому заставить его держать слово. От римлян Виридовикс уже знал об опале Комитты Рангаве, но, несмотря на это, кельт тоже далеко не был уверен в том, что Туризин будет счастлив его видеть. На бледной утренней заре аршаумов подняли по тревоге. Часовые заметили появление чужих всадников. -- Какие неосторожные ублюдки, -- сказал Гай Филипп, наскоро проглотив большой кусок лепешки. -- Стоят, как шлюхи на свадьбе. Их видно в солнечных лучах. В любой другой стороне они были бы просто невидимы. Когда всадников обнаружили, они не сделали ни одного движения, хотя бы намекающего на намерение отступить. -- Вот наглецы! Глазеют на нас и не двигаются с места, -- сказал Виридовикс. Он поправил свой галльский шлем с металлическим обручем, обитый семью бронзовыми пластинками. Шлем горел в лучах восходящего солнца, соперничая с огненно-рыжими вихрами кельта. Марк прикрыл глаза ладонью, всматриваясь в чужих всадников, которые все еще не двигались с места. -- Не думаю, чтобы это была пустая бравада, -- сказал он наконец. -- Это уверенность в себе. У них за плечами большой отряд, если только я не ошибаюсь. Горгид тоже, прищурившись, вглядывался в даль. У него развилась с годами небольшая дальнозоркость, и он видел на большом расстоянии дальше, чем трибун. -- Это кочевники, -- проговорил грек с тревогой в голосе. -- Интересно, что делает такой большой отряд йездов так близко от имперской армии? Большинство аршаумов уже сидели в седлах, и римлян освистали за медлительность. -- Вы не слишком-то торопились, -- фыркнул Ариг, когда те наконец уселись на коней. -- Что ж, давайте для разнообразия узнаем, что здесь происходит. Он отправил навстречу незнакомцам сотню всадников. Маленький отряд двигался растянутой линией, а не колонной, но приближался медленно, чтобы это не было похоже на угрожающий маневр. Марк видел, как чужие всадники потянулись за стрелами, но ни один из них пока не поднимал лука. Двое или трое были в доспехах из толстой кожи, какие носили и аршаумы, но у большинства сверкали кольчуги. Подняв руку вверх, Ариг остановил своих людей прямо на границе полета стрелы и осторожно выехал вперед -- один. Через несколько мгновений один из стоящих в ожидании всадников повторил его жест и двинулся ему навстречу. Когда их разделяло расстояние метров в пятьдесят, вождь аршаумов крикнул на хаморском языке фразу, которую успел выучить: -- Кто вы? Судя по облику, приближающийся всадник с одинаковым успехом мог быть и йездом, и кочевником из Пардрайской степи. -- А вы-то сами кто? Ответ был произнесен на видессианском языке, но с очень жестким акцентом. Марк пришпорил своего коня и быстро подскакал к Аригу. Несколько аршаумов громко закричали, чтобы он вернулся в строй. Но возглас Марка перекрыл все вопли: -- Хо, хатриш! А где же Пакимер? Незнакомец положил руку на рукоять сабли, когда римлянин приблизился к нему, однако из ножен ее не вынул. -- Он там, где ему быть полагается, и нигде больше! -- прокричал он в ответ. -- А кто это хочет знать о нем? Насмешливый ответ не задел Скавра; трибун хорошо успел узнать легкомысленный нрав хатришей. -- Это друзья, -- сказал он Аригу, а потом громко назвал свое имя. -- Ах ты, лживый ублюдок! Скавр же мертв! -- Кто мертв? Я? Трибун выехал вперед и остановился на достаточном расстоянии от хатриша, чтобы тот мог увидеть его лицо. Как и надеялся Марк, дерзкий хатриш оказался одним из младших офицеров Лаона Пакимера. Как же его зовут? А, вспомнил!.. -- Ну, посмотри на меня внимательно, Конон, и скажи честно, мертв я или нет. Конон внимательно оглядел римлянина. -- Ух ты, чума на мою голову! -- воскликнул он. -- Это и вправду ты! А тот мрачный зануда -- он все еще с тобой? -- Гай? -- Марк скрыл улыбку. -- Да, он с нами. -- Ну конечно, куда он денется, -- мрачно проворчал Конон и махнул рукой в сторону аршаумов. -- А это еще что за жулики? Если ты с ними, то, я полагаю, они не йезды. -- Нет. Аршаумы и хатриши, видя, что их парламентеры мирно беседуют, приблизились друг к другу. Конон с нескрываемым любопытством рассматривал кочевников Шаумкиила. Их широкие, почти безбородые лица, плоские, приплюснутые носы и раскосые глаза были для него непривычны. -- Странные и забавные на вид ублюдки, -- заметил он беззлобно. -- Сражаться-то они умеют? -- Они прошли через всю Пардрайю и Йезд. -- Да, в таком случае, умеют. Трибун представил Конона Аригу и наконец задал вопрос, мучивший его так долго: -- Что делает Гавр в Аморионе? -- Ну, уж тебе-то это должно быть хорошо известно, -- ответил хатриш. -- Это все твоя вина. -- Что? -- Такого ответа Скавр не ожидал. -- А чья же еще? -- развязно продолжал Конон. -- Когда Сенпат и Неврат примчались к Муницию и наперебой принялись вопить о том, что Император погнал тебя в Аморион, в пасть к Земарку, ничто на свете не могло удержать его. Весь легион отправился тебя спасать. Разумеется, Пакимер взял на прогулку и нас всех. Несмотря на веселый тон хатриша, к горлу трибуна подступил комок. Возможно, раньше Марк просто не задумывался о том, как относятся к нему его солдаты... да и хатриши тоже. -- Значит, легионеры сейчас в Аморионе? -- Я только что сказал тебе это, еще не забыл? Гай Филипп подошел к собеседникам вместе с Горгидом и Виридовиксом, чтобы услышать свежие новости. Хатриш еще раз повторил для них свое сообщение и, усмехнувшись, добавил: -- У нас было веселенькое времечко, пока мы шли вверх по течению Аранда. Мы двигались так быстро, что Явлак до сих пор не сообразил, кто же это дал ему по зубам. Гай Филипп обвиняюще ткнул в хатриша своим острым пальцем. -- Так это ваша проклятая армия... нет, наша проклятая армия? Так это вы шли на Аморион в дни гибели Земарка?! -- Ну конечно! А кто еще, как ты думаешь? -- О, моя бедная голова! -- простонал ветеран. Марку хотелось смеяться и плакать одновременно. Они с Гаем Филиппом бежали на запад с караваном Тамаспа, попали в Машиз, прошли страшные подземные тоннели -- и все только потому, что были уверены: армия, идущая на Аморион, могла быть только армией иездов. Конон повернулся к трибуну: - Ах да, еще одно: Гагик Багратони сердит на тебя. - За что? Я же разделался с Земарком! - Именно поэтому он и зол. Накхарар мечтал сделать это сам -- и постепенно, а не сразу. Не могу винить его за это после всего, что я слышал о Его Святейшестве Земарке Благочестивом. Как ты думаешь, простит ли тебя когда-нибудь Багратони? -- На мгновение хатриш посерьезнел. -- Мы, честно говоря, уж решили, что оба вы попали в ловушку, из которой живыми не выбрались. Мы разобрали Аморион по кирпичику, разыскивая вас, но не нашли и следа. -- Казалось, хатриш искренне возмущен тем, что они все-таки уцелели. -- В ловушку, из которой не выйти живым? -- повторил Скавр и содрогнулся при мысли о пропасти с кольями на дне. -- Ты почти прав. На свете есть места, куда более страшные, чем Аморион. ---------- Ровные ряды кожаных палаток на восемь человек каждая располагались позади насыпи, квадратной в плане. Лагерь легионеров разительно контрастировал с царившим вокруг хаосом. Тут высился шатер из белого шелка; там сгрудилась куча юрт; еще дальше вырос целый лес палаток и укрытий, разбросанных в полном беспорядке. Одни палатки были маленькими, в других мог укрыться от непогоды целый отряд в сто -- сто пятьдесят человек... Часовой у ворот римского лагеря, смуглый, плотно сбитый солдат в кольчуге-безрукавке, пристально вглядывался поверх большого полуцилиндрического щита в приближающихся всадников, одетых как кочевники в меха и кожу. Подняв тяжелое копье, он крикнул: - Стойте! Что вы здесь делаете? -- Привет, Пинарий. Не слишком хорошая погода, а? -- сказал Марк по-латыни. Ошеломленный легионер со звоном выронил копье... -- Нет, вы только поглядите на этого несчастного дурня! -- проговорил Виридовикс, печально качая головой. -- Если он не сможет назвать нас по именам, значит, с ним все кончено. Похоже, он, бедняжка, рехнулся. Не может даже отличить друга от врага. Пинарий уже собрался было броситься со всех ног в лагерь, когда разглядел Гая Филиппа... и не посмел оставить свой пост. Вместо этого он громко крикнул: -- Клянусь всеми богами! Наш трибун вернулся и все вместе с ним! Подхватив свое копье, он отступил в сторону и, отдав Марку салют, пропустил гостей в лагерь. И в тот же миг хваленая римская дисциплина с грохотом рухнула. Римляне выскакивали из палаток, бросали свои тренировки на мечах и копьях и со всех ног мчались к трибуну. Марк и его товарищи не успели соскочить с лошадей -- их сняли с седел десятки рук. Легионеры облепили их со всех сторон, обнимали, пожимали им руки, хлопали по спине, чтобы убедиться, что все это происходит, наяву. -- В Галлии вы приветствовали меня далеко не так горячо, -- жаловался Виридовикс. Горгид слишком настороженно воспринимал прикосновения чужих рук. Для него буйная радость легионеров была в некотором роде испытанием. Ракио стоял рядом. Кто-то заметил незнакомца. -- Кто это? -- Друг, -- ответил грек. С этого мига Ракио приветствовали с таким же восторженным энтузиазмом, как и всех остальных. В отличие от Горгида, ирмидо получал от этого большое удовольствие. - Отойдите же в сторону! -- К вновь прибывшим, расталкивая легионеров, шел Секст Муниций. Но продвигался он медленно, поскольку толпа была очень плотной. В конце концов он все же подобрался к трибуну. Месяцы, проведенные Муницием в командирской должности, не прошли для него даром. Молодой солдат возмужал на глазах; на его широком красивом лице появилось серьезное, слегка суровое выражение, которого Скавр прежде не видел. Муниций отдал Скавру четкий салют. -- Рад передать тебе отряд и командование! Марк покачал головой: -- Отряд мне не принадлежит. Гавр разжаловал меня. Легионеры разразились сердитыми криками. Муниций сказал так: -- Мы слышали об этом. Я тебе так скажу: мы сами выбираем, кто нами командует. Он снова отдал трибуну честь. Римляне одобрительно загудели. -- Он прав, черт подери! Мы же не указываем Гавру, как ему поступать, и он пусть тоже не лезет в наши дела! Если бы не мы, он все еще сидел бы у себя в Видессе. Мы пробили в рядах йездов брешь, через которую может пройти и слепой! И в толпе все громче поднимался возбужденный хор голосов: -- Скавр, Скавр, Скавр!!! Тронутый до глубины души, не находя слов, чтобы выразить свои чувства, трибун отдал ответный салют. Радостные вопли стали оглушительными. Виридовикс тронул Гая Филиппа за плечо. -- Ты, должно быть, заметил, что никто из них не обрадовался твоему появлению? -- Меня здорово удивило бы, случись иначе, -- не остался в долгу старший центурион. -- Мне положено быть черствым, бессердечным ублюдком, который делает свое дело. На моем фоне командир выглядит просто ангелом. Видессиане и другие не-римляне среди легионеров поначалу стояли в стороне, чтобы подпустить к Марку его соотечественников, но вскоре и они присоединились к торжеству. Суровые коренастые васпуракане сжимали его в своих медвежьих объятиях, выкрикивали приветствия по-латыни, и все это было сдобрено веселыми и грязными ругательствами на ридессианском и васпураканском. -- Значит, ты все-таки уцелел, -- прогудел Гагик Багратони, стиснув трибуна так, что тот едва не задохнулся. Накхарар с его широким крепким лицом, густыми волнистыми волосами и черной копной бороды всегда напоминал Скавру льва. -- Мы мчались со всех ног. Клянусь, сделали все, что было в наших силах! Когда мы не нашли тебя, то решили уж, что ты мертв. -- Я поражаюсь, что вы вообще добрались до этих мест, -- сказал Марк. -- Хорошо поставленная разведка, -- хитро отозвался Багратони. Он оглянулся. -- Сенпат, Неврат, идите-ка сюда! Молодые "принцы", растолкав легионеров локтями, пробились к накхарару и Скавру. Сенпат Свиодо был единственным человеком в легионе, который мог носить в любое время дня и ночи свою традиционную васпураканскую треуголку, украшенную цветными лентами. Красивое лицо и веселый, добродушный нрав позволяли ему делать многое из того, за что любой другой давно бы уже поплатился выбитыми зубами. Сенпат топнул ногой и громко запел первый куплет солдатской песенки: "Хей, хей, хей! Мы встретиться хотели поскорей! И лучше поздно, чем никогда, как говорила старая и ржавая пила..." Улыбка его была неотразима; Скавр почувствовал, что невольно растягивает рот в ответной ухмылке. Марк повернулся к Неврат. Лица большинства васпураканок были грубоваты, но Неврат была счастливым исключением; как и у ее мужа, часть этой красоты заключалась в ее сильном характере. Она даже не захотела слушать благодарностей трибуна. -- Сущие пустяки. Несколько дней прогулки по приятной местности из Видесса в Гарсавру. Не о чем говорить. Разве ты не спас меня от намдалени, когда мы сражались с Драксом во время первой гражданской войны? Ты заколол его как раз вовремя. -- А ты помнишь, кик ты отплатила мне за это? Легионеры взвыли и засвистели. Что-то в глазах Неврат сказало Марку, что помнила она и другие вещи, но в ее больших черных глазах сверкало и озорство. -- Очень хорошо помню, -- ответила она просто и прямо. -- Что ж, тогда сравняем счет, -- заявил Марк. Крики и улюлюканье стали еще громче. Трибун обратился к Багратони: -- Смотри внимательно, Гагик, я собираюсь поцеловать замужнюю женщину. И обнял Неврат. -- Ты не возражаешь? -- прошептала она ему в ухо. Он кивнул. Неврат поцеловала его на этот раз по-настоящему, более нежно, чем собиралась. Губы ее были уверенными и сладкими. -- Если ты делаешь что-то, то лучше делать это, как полагается, -- заметила она. -- Возможно, мне следовало оставить тебя в Видессе, -- зарычал Сенпат, но и он весело смеялся. Легким кивком Неврат дала понять Марку, что Сенпат ничего не знает. Впрочем, не было ничего такого, что он должен был бы "знать". Багратони подтолкнул трибуна локтем. -- Так что же такого особенного я должен был увидеть? Такие вещи я знал, когда мне было только двенадцать лет. Шум в римском лагере привлек и других имперских солдат -- видессиан, хатришей, халогаев, хаморов, нескольких намдалени. Они бросились к укрепленной насыпи, чтобы посмотреть, что же привело в такое возбуждение обычно спокойных, невозмутимых легионеров. -- Ну вот, а мы хотели, чтобы наше прибытие осталось незамеченным, -- сказал Горгид. Скавр отлично понял, что он имел в виду. -- Это уже не имеет значения, -- ответил он. -- Когда Гуделин и Скилицез доложат Императору обо всем, он и так узнает, кто прибыл вместе с аршаумами. И очень скоро, подумал Марк, последует официальный вызов к Туризину. Виридовикс нахмурился. -- Тебе-то он, по крайней мере, дал хоть какие-то обещания, -- сказал он Марку. -- А меня он точно изрубит на кусочки, как собаку, за то, что я мял его любовницу в постели. Ничто не могло убедить Виридовикса в том, что Туризин был только рад избавиться от Комитты Рангаве. Трибун, в свою очередь, размышлял над тем, много ли стоят обещания Автократора. Он знал Гавра как человека, который держит слово, но знал также, как велик будет соблазн нарушить клятву. Ну что ж, тут уж ничего поделать нельзя. И не имеет значения, что собирается делать Туризин. У Авшара тоже имеются свои планы, и эти планы могут разрушить намерения всех остальных. -- Нам нужно узнать побольше о том, что здесь происходит, -- сказал трибун Гаю Филиппу. -- Муниций и Багратони будут твоей правой и левой рукой, -- ответил ветеран. -- И я уже послал за Пакимером. -- Отлично. Муниций провел их к командирской палатке, которая стояла в центре главной "улицы" лагеря. Он посторонился, пропуская Скавра вперед. -- Похоже, мне нужно снова привыкать к маленькой палатке, -- заметил Муниций. Палатка действительно была просторной. Но, если не считать постели, нескольких циновок и простого походного мешка, она была совершенно пустой. Муниций был солдатом. Оглядевшись по сторонам, Виридовикс сказал: -- Какая разница, сколько у тебя свободного места? Ты мог спокойно жить и в бочке. Все равно у тебя нет вещей. -- Не думаю, что Ирэна будет этим довольна, -- сказал Муниций. -- Она снова ждет ребенка. -- Она в Гарсавре? -- спросил Марк. -- Да. Все женщины там, за исключением Неврат, но она настоящий воин. Мы бросились на запад в необычайной спешке. Мы не пытались прогнать йездов, а просто прошли сквозь них. Гавр поступил точно так же. Эти ублюдки все еще роятся, как мухи, между Гарсаврой и Аморионом. -- Вот и ответ на один из моих вопросов, -- сказал Гай Филипп. -- Это не совсем то, что я хотел бы слышать, но именно этого я и ожидал. Лаон Пакимер прибыл, едва они уселись на циновки. Хатриш тоже сел и кивнул Скавру и Гаю Филиппу так спокойно и непринужденно, как будто они расстались несколько часов назад. -- Ты пришел довольно быстро, -- нехотя признал старший центурион. Трудно было сказать наверняка, что больше раздражало его: быстрота и эффективность действий Пакимера или его легкомысленный, ребяческий стиль командования. Командир хатришей знал, что выводит ветерана из себя, и решил подшутить над ним. -- У нас есть свои обычаи, -- сказал он весело. -- Пакимер переговорил с Кононом прежде, чем римский гонец добрался до лагеря хатришей, -- пояснил Горгид. Пакимер обиженно надулся: -- Ты опять испортил мне фокус! -- Ладно, давай о серьезном, -- сказал Марк. Хатриш внезапно стал деловитым, как и остальные собравшиеся. Он сообщил Скавру подробности: легионеры и хатриши вместе пробились к Амориону из Гарсавры. Когда Туризин увидел, что их поход увенчался удачей, он последовал за ними с остальной частью армии, которая теперь базируется в Аморионе. Гавр не сумел полностью взять под свой контроль долину реки Аранд, но послал отряд к северу от порта Наколея на побережье Видесского моря. -- Это разумно, -- сказал трибун. -- Таким образом, мы не будем совершенно отрезаны от Империи. После этого разговор перешел к вопросам обеспечения продовольствием, готовности солдат к походу и войне, о планах Гавра. Секст Муниций сказал: -- Вряд ли у него вообще были какие-то планы, когда он пошел за нами. Разве что хотел убедиться, что мы не захватим Аморион. Но теперь получено донесение о том, что Авшар движется на нас через Васпуракан. Если это так, то Аморион послужит хорошей базой. Трибун и его друзья обменялись торопливыми взглядами. -- Этот проклятый высохший труп передвигается, на мой взгляд, слишком быстро, -- заметил Гай Филипп. Никто не сомневался в том, что князь-колдун намерен сокрушить Видесс раз и навсегда. Они видели приготовления Авшара собственными глазами; трибун и старший центурион слышали похвальбу и угрозы, срывавшиеся с сухих губ колдуна. Пакимер сказал: -- Мне кажется, в прибытии Императора сразу вслед за нами кроется куда больше смысла, чем говорил Муниций. -- Хатриш замолчал и стал ждать, пока Скавр и его друзья сами найдут ответ на эти слова. -- Политика? -- предположил Гай Филипп. Командир хатришей в замешательстве почесал голову. Пусть его религия и отличалась от ортодоксального видессианского учения, но Пакимер был частью этого мира -- в отличие от грека, римлян и Виридовикса. -- Иногда мне кажется, -- проговорил он, -- что вы родились полуслепыми. Попробуйте понять, если сможете: за последние несколько лет Аморион был заражен схизмой. Этот город выступал против жрецов Фоса и официальной столицы, за что спасибо Земарку. Вы, римляне, в большинстве своем язычники и неверующие. Имперцы же считают мой народ одним сортом еретиков, а народ Багратони -- другим. Туризин не мог доверить никому из нас установить здесь власть; иначе зачем же он привез с собой Бальзамона? Разве не для того, чтобы вернуть схизматиков в лоно ортодоксальной веры? -- Бальзамон здесь? -- Марк насторожился. -- Я ничего не слышал об этом. -- Да, это так. Старый лысый человек проповедовал направо и налево -- очень здорово проповедовал, надо признать. Я сам слушал его раз или два. Очень живой человек. По правде говоря, еще бы несколько таких жрецов, как он, и я сам обратился бы в веру имперцев. Он заставляет тебя поверить в Добро. -- Я тоже слушал его, -- подхватил Багратони. -- Он куда лучше, чем Земарк, -- да, в тысячу раз! Но переменить веру? Нет, никогда. Слишком много страданий претерпели "принцы" от Видесса, чтобы теперь принять веру Империи. После этого совещание быстро закончилось. Марк подумал, что даже истовый религиозный Скилицез не осмелился бы в эту минуту спорить с накхараром о религии. Что касается самого Марка, то он вообще не следовал вере Фоса. И куда больше понимал светского владыку Видесса, чем всех его жрецов и патриархов вместе взятых. ---------- На следующее утро двое стражников-халогаев уже поджидали Скавра у главных ворот римского лагеря. Кое-чему халогаи от легионеров уже научились, подумал Марк. Из четырех ворот лагеря главные были самыми близкими к палатке командира. На самом деле Скавр пытался отвлечься от гнетущей тревоги, думая о таких обыденных вещах. Халогаи вызвали только его, а не Гая Филиппа, Горгида или Виридовикса. Марк не был уверен, что это хороший знак. Наемники-северяне обливались потом под знойным видессианским солнцем. Это были высокие белокурые люди, такие же рослые, как трибун, но более широкие в плечах. У одного из них волосы свободно падали на плечи, другой заплел их в толстую косу, которая спускалась ему на спину. У обоих висели в ножнах мечи, хотя основным оружием гвардейцев-халогаев были тяжелые боевые топоры на длинных рукоятях. Они кивнули Марку, узнав его. Халогаи с косой сказал: -- Нам приказано отвести тебя к Автократору. Халогай говорил с сильным жестким акцентом, но трибун понял его. Он пошел между двух стражников, которые подняли свои топоры на плечи и двинулись к императорскому шатру. Гавр не стремился к роскоши и в походе жил очень просто и скромно. Голубой флаг с золотым солнечным шаром в расходящихся лучах развевался перед его палаткой. Это был единственный знак, свидетельствовавший о его высоком положении. У многих офицеро