й,
которые были уже изрядно навеселе. Гавр дождался тишины.
-- Я уже пожаловал Скавру должность Ипосеваста! Но звание не кормит и
не поит, хотя порой мне кажется, что в этом городе мы даже дышим нашими
должностями. -- Шутка Императора неизбежно вызывала веселый смех. Туризин
продолжал: -- Чтобы муж нашей племянницы мог нормально жить и растить детей,
мы жалуем ему поместья и земли в западных провинциях, конфискованные у
предателя и мятежника Баана Ономагула, и разрешаем ему расселить на этих
землях солдат, находящихся под его командой. Мы верим, что Скавр и его
легионеры будут надежно защищать Видесс в будущем, как делали это в прошлом.
В самом ближайшем будущем, подумал Марк. Земли Ономагула находились
рядом с Гарсаврой. Иезды подступали почти к самому городу. Это был богатый
дар, но и очень опасный -- Туризин оставался верен себе.
И все же Император пожаловал Марку то, о чем мечтал каждый римский
военачальник: землю для его солдат. Преисполненный гордости, Марк низко
поклонился и прошептал Алипии:
-- Ведь это ты помогла ему выбрать подарок, не так ли?
Принцесса тщательно изучала прошлое Видесса и видела, что все беды
Империи начинались, когда крестьяне местной самообороны превращались в
крепостных.
Алипия отрицательно покачала головой.
-- Мой дядя всегда принимает решения сам. Он не спрашивает советов. --
Глаза Алипии сверкнули. -- Он принял хорошее решение.
Судя по всему, того же мнения держалось большинство видессиан, которые
окружили Скавра, поздравляя его. Возможно, кое-кто желал заранее
подольститься к человеку, столь быстро поднявшемуся в фаворе у Императора.
Если среди гостей и были такие, кто считал чужеземца ниже себя, то они
предусмотрительно держали свое мнение при себе.
Но Провк Марзофл оказался достаточно дерзок, чтобы выкрикнуть:
-- Этот проклятый чужеземец не заслуживает милостей, которыми ты его
осыпал!
Голос Турнзика стал ледяным:
-- Когда твоя заслуги сравняются с его заслугами, Провк, ты можешь
поспорить со мной. Но до той поры изволь прикусить язык.
Разъяренный, вспыльчивый аристократ выбежал прочь. Но этот инцидент был
единственным темным пятном в торжестве сегодняшнего дня.
Марку, правда, пришлось пережить еще один напряженный момент, когда
Туризин подвел его к столу с подарками и осведомился:
-- Полагаю, ты сумеешь объяснить вот это.
"Это" -- мастерской работы небольшая резная статуэтка из слоновой кости
-- изображала стоящего воина. Она была выполнена в изысканном макуранском
стиле. Меч, который воин держал в правой руке, был из золота, а глаза -- из
громадных сапфиров.
-- От Вулгхаша, -- вяло сказал трибун.
-- Знаю. Первый подарок, доставленный после заключения мира, держу
пари. Ох, чума на вас всех!
Император, казалось, забавлялся.
-- Чудесный шелк, -- заметил Гавр, потрогав опытной рукой знатока
гладкую мягкую ткань, выкрашенную в пурпурный цвет. -- Дорогой подарок. Да
будет мне также дозволено узнать, откуда это взялось?
-- Тамасп, -- сказал Марк.
Туризин поднял бровь при этом экзотическом имени.
-- А, этот караванщик!.. Но как он узнал, что ты женишься?
-- Понятия не имею, -- ответил трибун. Однако ничто из всего, что делал
Тамасп, не могло поразить Марка сильнее. Казалось, караванщик действительно
был провидцем... или же получал информацию из самых необычных источников.
Сюрпризом был и метательный нож хорошей закалки, лежавший рядом со
свертком шелка. Нож был подарком Камицеза, и Марк немного этому удивился --
он думал, что его бывший командир начисто лишен сентиментальности.
В зале играли арфа, несколько флейт и виолончелей. Музыка звучала мягко
и спокойно. Трибун, который вообще плохо разбирался в музыке и почти не имел
слуха, едва замечал ее.
Но Сенпата Свиодо она чрезвычайно раздражала. Он бросил слуге несколько
медяков и передал ему пароль, чтобы тот мог сходить в казарму легионеров и
его там не приняли бы за вора. Слуга убежал и вскоре вернулся с любимой
лютней васпураканина.
-- Ха! Молодец парень, быстро обернулся, -- сказал Сенпат и дал ему еще
две монетки. С этими словами молодой васпураканин одним прыжком забрался на
возвышение, где пиликал оркестр. Ошеломленные музыканты остановились.
-- Довольно ерунды! -- крикнул Сенпат. -- Сейчас вы послушаете песню,
которая гораздо больше подходит к нашему празднеству!
Он ударил пальцами по струнам, заиграв быструю, звонкую и веселую
мелодию. Все невольно повернулись к Сенпату, будто притянутые магнитом. Он
запел сильным, чистым тенором, ударяя в такт сапогом об пол.
Не многие из присутствующих понимали слова васпурканской песни, но
никто не мог усидеть на месте. Буйно-веселая мелодия понеслась по залу, и
вскоре все пирующие кружились в безудержной пляске -- круг налево, круг
направо. Они поднимали руки, хлопали в ладоши, отбивая такт вместе с
Сенпатом.
Сапожок Алипии нетерпеливо притоптывал под столом.
-- Пошли, -- сказала она, коснувшись рукава Марка. Он отодвинулся,
поскольку танцевать по-настоящему не умел, но сдался, заметив разочарованный
взгляд жены. В конце концов Марк позволил стянуть себя во внешний круг
танцующих.
-- Так легко ты не отделаешься! -- сказал Гай Филипп.
Предатель-центурион затащил Скавра с Алипией в самый центр. Остальные,
смеясь и хлопая, подталкивали их все дальше и дальше, покуда молодые не
очутились на открытом пространстве, где в полном одиночестве отплясывал
неистовый рыжеволосый Виридовикс -- неподражаемый танцор.
-- Сейчас я посторонюсь, чтобы вам было где поплясать на славу, --
сказал кельт, отступая.
Вот когда Скавр понял, что такое произносить проповедь после
Бальзамона. Трибун брыкался и ударял ногами, иногда в такт музыке, но чаще
-- нет. Даже рядом с худенькой и грациозной Алипией, которая помогала ему
как могла, он знал, что являл собой весьма жалкое зрелище. Но очень скоро
понял, что это, в общем, не имеет значения. Жених обязан быть в центре. А до
остального никому не было дела.
Сенпат Свиодо закончил песню виртуозным перебором струн, после чего
выкрикнул "Хей!" и прыгнул с возвышения, держа лютню над головой. Его
наградили штормом аплодисментов.
Задыхаясь и пыхтя, Марк стремительно выскочил из круга.
Таланты Сенпата и его красивое, точеное лицо привлекало к нему
множество восхищенных поклонниц. Сенпат безудержно флиртовал со всеми
подряд, но не делал ни одного лишнего шага. Скавр видел, как он
заговорщически подмигнул жене. Неврат невозмутимо наблюдала за ним; она
знала, что ее чести ничто не угрожает, и давала ему возможность забавляться.
Виридовикс, подумал Марк, после своего великолепного танца тоже,
небось, купается во внимании дам. Однако Марк нигде не мог найти кельта,
несмотря на то что высокий рост и огненная грива делали его заметным даже в
большой толпе людей. Впрочем, Виридовикс вскоре вернулся, сопровождаемый
молодой знатной дамой, которая (не очень даже скрываясь) оправляла на ходу
измятое платье.
Трибун нахмурился; ему только сейчас пришло в голову, что Виридовикс
исчезает не в первый раз... Кельт, должно быть, уловил выражение лица
Скавра, глядящего на него через весь зал.
-- Да, ты прав, -- сказал Виридовикс по-латыни, когда оказался рядом с
Марком. -- Я свинья, это уж точно.
Только сейчас Марк заметил, как он пьян.
Глаза Виридовикса наполнились слезами.
-- Моя милая Сейрем мертва. Она лежит, холодная, в могиле, а я, как
кобель, забавляюсь с Идоксией и с этой... Позор мне, я так и не узнал имя
второй девки!
-- Ничего, ничего. -- Марк положил руку ему на плечо.
-- Тебе-то легко говорить, когда рядом с тобой чудесная жена и все
такое прочее. А я... Я могу только позавидовать, как тебе повезло. Эти
любовные шашни -- жестокая насмешка, но как еще обрести то, что я потерял?
-- Что его терзает? -- спросила Алипия. Она не понимала разговора, но
без всяких слов видела, что Виридовикс страдает. Скавр кратко рассказал
Алипии о его горе.
Принцесса отнеслась к беде Виридовикса очень серьезно, как будто
разбирая историческую коллизию.
-- Думаю, неправильно смешивать то, что называется "заниматься
любовью", и настоящую любовь. Нет более быстрого пути к сердцу женщины, чем
тот, что начинается у нее между ног. Но есть куда более надежные и верные.
-- О, она мудра, -- сказал Виридовикс, обдумав слова Алипии. Он
повернулся к Марку и внезапно обрел пьяно-торжественный вид. -- Она
настоящее сокровище. Береги ее.
-- Хочешь, чтоб я уложил его в постель, Скавр? -- Горгид появился рядом
с трибуном, как всегда в тот момент, когда был нужен.
-- Ладно, так и быть, пойду с тобой. -- Некоторое время Виридовикс
беседовал сам с собой, потом с большим уважением поклонился Алипии. --
Госпожа, я, пожалуй, удалюсь! Позор мне, что я был болваном и бросил темное
пятно на ваш свадебный день.
-- Глупости, -- ответила Алипия твердо. -- Печаль нужно разделять с
друзьями, как и радость. К сожалению, это не всегда получается. Я помню...
-- Ее голос стал мягким и тихим, а глаза затуманились. Марк обнял ее за
талию. Она вздрогнула и снова пришла в себя. -- Не бойся, милый. Со мной все
в порядке, правда.
Она говорила тихо, но с той же решительностью, с которой разговаривала
с Виридовиксом. Увидев, что Скавр все еще тревожится, она добавила:
-- Мы в самом деле подходим друг другу. Вот ты и доказал это. Ведь ты
сразу замечаешь, когда я становлюсь печальной. А вот тебе доказательство от
меня. -- Она поцеловала его, что вызвало громкие одобрительные крики у
пирующих. -- Ну вот. Теперь ты веришь мне?
Самым лучшим ответом, который у него нашелся, был ответный поцелуй.
Кажется, это был самый правильный ответ.
----------
Гости еще распевали пьяные песни в темноте за стенами уединенного
дворца -- личных апартаментов императорской семьи. Но никто не следовал за
Марком и Алипией в само здание, за исключением Туризина и Алании. Однако
императорская чета тут же направилась в свои покои.
Трибун широко раскрыл дверь в комнату, отведенную им с Алипией, --
здесь молодоженам предстояло жить до отъезда в поместья, пожалованные
Императором, 3апотевший кувшинчик вина покоился в чаше колотого льда, рядом
лежал один-единственный бокал (общий для жениха и невесты). Шелковые одеяла
и мягкие меха устилали постель. Масляный светильник горел на ночном столике
у кровати.
Вдруг Алипия взвизгнула:
-- Что ты делаешь? Отпусти!
Марк поставил ее на ноги, но уже в самой комнате. Улыбаясь, он сказал:
-- Всю свадьбу я честно следовал видессианским обычаям. И не жаловался,
делал все, как положено. Но уж от этого римского обычая я отступать не
собираюсь. Невесту нужно перенести через порог на руках.
-- О... Ну ладно. Но ты мог бы предупредить меня заранее.
-- Прости. -- Он выглядел таким сокрушенным и виноватым, что Алипия
прыснула. Марк вздохнул с облегчением и закрыл дверь на замок и засов, после
чего тоже рассмеялся.
-- Что это, муж мой? -- спросила Алипия. Она произнесла эти слова с
гордостью обладания. -- Или, что будет более правильным, дважды доказанный
муж мой?
-- Знаешь, -- сказал Марк, -- я только что подумал, что в первый раз
закрываю за нами дверь и не боюсь, что кто-нибудь в нее вломится.
-- Благодарение Фосу, -- тут же отозвалась Алипия. Ее смешок прозвучал
немного нервно. -- Но эта дверь, заметь, еще и более крепкая.
-- Ты права. Можно, я не буду обсуждать достоинства нашей двери всю
ночь?
-- Можно. -- Она бросила беглый взгляд на кувшин. -- Хочешь немного
вина? Оно очень неплохое, но еще один бокал -- и я засну.
-- Нет, -- сурово ответил Марк. -- Я и так выпил изрядно.
Он снял с головы душистый свадебный венок и хотел уже отбросить его в
сторону.
-- Не делай этого! -- воскликнула Алипия. -- Венки нужно повесить на
края кровати на счастье.
Она сама повесила венки на угловые шишечки кровати. Трибун шагнул
вперед и нежно коснулся ее лица. Она обняла его, прошептав:
-- О Марк, мы прошли через все испытания. Я так люблю тебя.
У него было еще мгновение ответить: "И я тебя", прежде чем их губы
встретились. Толстые церемониальные халаты мешали объятию почти так же, как
в прошлом доспехи.
-- Скорее, -- сказала Алипия, когда он начал снимать халат.
-- Здесь довольно холодно. Если ты лежишь в постели один, конечно.
Когда он сбросил одежду с плеч, Алипия вдруг нахмурилась.
-- Этот шрам новый. -- Она провела пальцем по длинному шраму на его
груди.
-- Это та рана, которую я получил в Машизе. Могло быть хуже, но Горгид
исцелил меня.
-- Помню, ты рассказывал об этом. Ты был ранен в грудь -- честная рана.
Но похоже, мне нужно снова привыкать к твоему телу, милый.
-- У тебя будет для этого много лет.
Она еще крепче прижала его к себе.
-- Да. О да.
Он потуши светильник.
----------
Гай Филипп шагал по площади Паламы, шлепая по лужам.
-- Дело к весне. Снега, похоже, больше не будет.
Марк купил у лоточника маленького жареного спрута, съел его и теперь
облизывал пальцы.
-- Как бы мне хотелось убедить тебя поехать с нами на запад!
-- Мы с тобой сто раз обсуждали это, -- терпеливо ответил старший
центурион. -- Ты хочешь жить в своем поместье, отлично. Это твое дело. Что
касается меня, то я вырос в селе -- и удрал оттуда так быстро, как только
смог.
-- Все будет совсем иначе, -- запротестовал Скавр. -- Ты получишь
большой кусок собственной хорошей земли, где сможешь делать все, что угодно.
Это тебе не тот крошечный клочок, где можно помереть с голоду, как было в
Риме.
-- Ну что ж, в таком случае я помру там от скуки. Ну уж нет. Я
предпочитаю заниматься своим делом. Гавр предоставил мне неплохой дом в
столице. Обучать пехотинцев -- это работа, которую я действительно хорошо
выполняю. И не бойся, латынь я не забуду. Со мной в городе остается немало
римлян.
Это было правдой. Хотя большинство легионеров с радостью согласились
получить от Марка наделы земли, примерно пятьдесят солдат и офицеров
предпочли служить Императору и дальше. Туризин был рад оставить их у себя.
Он желал создать в видессианской армии легион по римскому образцу, и ему
необходимы были для этого римляне старой выучки.
-- Кроме того, мы нужны Империи, -- добавил Гай Филипп. -- Вы там
быстро утратите боевые качества, поглощенные сбором урожая, скотиной и
пацаньем, которое будет отвлекать вас от тренировок. Вы станете крестьянами
и не сможете передать свое искусство сыновьям. Римская боевая наука будет
потеряна для вас навсегда. Пусть же это учение переймут имперцы. И
хорошенько запомнят его -- а под моим руководством они запомнят его навеки,
можешь не сомневаться. Я не писака, как Горгид. Какую еще память я могу
оставить по себе? Какой памятник старшее центуриону лучше, чем хорошо
обученная армия?
-- Любой, кто останется в живых после твоих тренировок, запомнит их на
всю жизнь, -- заверил его Марк.
Гай Филипп крякнул, в основном от удовольствия. Трибун продолжал:
-- Ну хорошо, ты убедил меня. Хотя, имея таких добрых соседей, как
йезды, вряд ли мы разжиреем и станем обычными крестьянами. Не думаю, чтобы
мы там, в западных провинциях, перестали быть солдатами. Но знаешь -- я
просто эгоист! На самом деле мне будет не хватать тебя, как не хватало бы
правой руки...
-- Ну, клянусь богами... -- Ветеран все еще не признавал веры Фоса. --
Можно подумать, будто мы никогда больше друг друга не увидим. Не навеки же
расстаемся! Грянет беда -- и первое, что сделает Туризин, это призовет на
помощь нас, римлян. А если йезды будут досаждать тебе в Гарсавре, мы придем
на выручку из столицы и отгоним Явлака. И кроме того, если я не хочу пахать
землю, это вовсе не означает, что я не стану навещать тебя. Вот увидишь, я
еще буду наезжать к вам в гости время от времени, попивать твое винцо и
пощипывать твоих девок. И кто знает? Может быть, в один прекрасный день я
снова отправлюсь в Аптос, и твое поместье станет хорошим перевалочным
пунктом по дороге туда...
В течение всей зимы Гай Филипп вел настойчивые разговоры о том, что
решится и начнет ухаживать за Нерсе Форкайной. Скавр не думал, что старший
центурион сумеет даже выговорить эти слова. Судя по тому, что прошлой осенью
Нерсе встретила ветерана тепло, почти дружески, возможно, она действительно
питает к нему какие-то чувства... Возможно, подумал Марк, если подсказать ей
сделать первой осторожный ход в этом направлении, это поможет делу. Кроме
того, ведь жена Скавра -- племянница Императора. Это тоже придаст вес его
совету. Марк решил начать действовать, когда наступит нужный момент.
На деревьях в саду дворцового комплекса уже лопнули почки. Первая
зеленая травка показалась на газонах, скрадывая грязь и пожухлые листья,
оставшиеся от прошлого года.
Гай Филипп покинул трибуна, чтобы ввязаться в яростный спор с
оружейником по поводу балансировки кинжала. Марк вернулся в императорскую
резиденцию.
Вишневые деревья, окружающие кирпичное здание, стояли с голыми ветвями,
но скоро уже они покроются душистыми розовыми цветами. Довольно рассеянно
Скавр ответил салютом на приветствие часовых у входа. Глаза его остановились
на коробках, ящиках и тюках, сваленных в кучу перед зданием: мебель, одежда,
домашняя утварь были готовы к отправке в его новый дом. Скоро уже дороги
просохнут -- и тогда...
Годы, проведенные в армии, приучили его довольствоваться только самым
необходимым. Мысль о том, что теперь он владеет таким огромным количеством
скарба, показалась ему немного страшной.
В резиденции застоялся легкий запах кислого молока. Месяц назад
повитухи помогли появиться на свет Фаросу Гавру. Мальчишка родился сильным и
здоровым, хотя на вид походил на маленькую розовощекую голую обезьянку. Марк
поморщился, вспомнив, как трещала с похмелья голова после того, как Туризин
бурно отпраздновал рождение наследника.
До Марка донесся раздраженный голос Алипии -- она с кем-то спорила:
-- Ну -- и что означает эта кислая мина, господин мой? Мужской голос,
раздавшийся в ответ, был таким же колючим:
-- Совсем не то, что тебе бы хотелось, госпожа моя!
Трибун заглянул в рабочий кабинет жены. Как и другие их апартаменты,
комната была почти пуста, если не считать дивана и письменного стола. Все
остальное было уже упаковано.
-- Потише, господа, умоляю вас. Вы оба до смерти перепугаете евнухов.
Или, что еще вероятнее, сюда набегут часовые, чтобы растащить вас, пока вы
не вцепились друг другу в горло. -- Это вмешался секретарь.
Алипия и Горгид выглядели вызывающе и смущенно. Секретарь, сидевший
между ними, казался встревоженным. Скавр видел, что он записал всего
несколько строк и из этого десятка треть была зачеркнута.
Горгид сказал:
-- Теперь я понимаю Сизифа. Камень, который ему предстояло вкатить на
холм, был переводом с греческого на видессианский, и я удивляюсь, как он не
раздавил беднягу, когда скатился вниз.
После чего грек рассказал Алипии историю Сизифа; принцесса тут же
черкнула несколько строчек, которые когда-нибудь появятся в ее собственной
исторической книге.
-- Хотя кто может сказать мне, когда это будет закончено? -- сказала
она Марку. -- Вот и еще одна причина для частых возвращений в столицу. Как
мне писать историю, не имея под рукой документов?
Прежде чем он успел ей ответить, она вновь повернулась к Горгиду. Скавр
уже привык к этому. Долгая работа над историческим трудом Горгида сделала
принцессу и грека хитроватыми, как заговорщики. Оба хотели превратить
заметки грека в книгу, которую с интересом приняла бы видессианская
аудитория.
Алипия вздохнула:
-- Мы ходим по очень тонкой ниточке. Передавать слова буквально? На
моем языке это теряет всякий смысл. Пересказывать? Но не теряем ли мы, в
таком случае, то основное, что ты хотел сказать? К воронам все это! --
добавила она по-гречески.
Последнее восклицание Алипии заставило удивленно рассмеяться и трибуна,
и Горгида.
-- В конце концов, на что я жалуюсь? -- сказал Горгид. -- Когда я начал
писать свою "Историю", я думал, что единственным, кому придется потом читать
эту неразбериху, буду я сам -- за исключением, пожалуй, Марка. Разве я
рассчитывал на то, что мои записи будут переведены на видессианский язык?
-- Они заслуживают этого,-- твердо ответила Алипия.-- Прежде всего --
как документ участника описываемых событий. Кроме того, ты -- настоящий
историк. Ты стараешься заглянуть за внешний фасад событий и вскрыть причины
происходящего.
-- Во всяком случае, пытаюсь, -- кивнул Горгид. -- Ту часть, над
которой мы сейчас бьемся, ты понимаешь куда лучше меня. Я лишь пересказываю
то, что услышал от Виридовикса. Вот здесь, Скавр. Может, ты сумеешь нам
помочь. -- Он сунул пергамент в руки римлянина. -- Как бы ты перевел этот
кусочек на видессианский язык?
-- Я? -- встревожился Марк; большинство его попыток в этом направлении
встречались в штыки. -- Какая часть?
Горгид показал ему спорное место в тексте. Уповая на то, что он еще не
забыл греческие глаголы, Марк нерешительно сказал:
-- Как насчет такого: "...некоторые кланы поддерживали Варатеша потому,
что больше ненавидели Таргитая, нежели боялись Авшара"?
-- Неплохо, -- сказал Горгид. -- Это придает больше контраста.
Алипия плотно сжала губы и рассудительно кивнула.
-- Будь любезен, повтори этот текст, пожалуйста, -- попросил секретарь,
записывая услышанное.
Объединенными усилиями Горгид и Алипия разнесли следующее предложение
Скавра в клочки. Через десять минут бурного обсуждения Горгид сказал:
-- Слушайте, хватит на сегодня. Возможно, на свежую голову дело пойдет
лучше. -- Он слегка поклонился Алипии. -- Я сочту за честь разыскивать в
архивах нужные тебе записи, делать с них копии и отправлять их в твое
поместье. Это, конечно, не заменит тебе самостоятельных исследований, но все
же поможет немного.
-- По рукам, -- сказала она с той же быстрой решимостью, что отличала и
Туризина.
Грек поднялся, чтобы уйти.
-- Похоже, ты решил загрузить себя работой по горло. Исторические
исследования, подбор документов для книг Алипии да еще твоя медицина... И
целительское искусство... -- заметил Марк, провожая Горгида к выходу.
-- Врач и должен быть занятым. А что касается архивов... Это самое
малое, что я могу сделать для твоей жены. Она тепло и с пониманием отнеслась
к моей книге. Родственная душа, что называется. Кроме того, Алипия сумела
многому меня научить.
В устах грека это, пожалуй, была самая большая похвала. Горгид удивил
Марка, прошептав:
-- Какая жалость, что у нее нет сестры. -- Он засмеялся, увидев
ошеломленное выражение на лице трибуна. -- Не все из того, что случилось в
степи, записано на пергаменте. Я тут как-то раз потренировался... Думаю, у
меня стало неплохо получаться. Хотел бы я тоже когда-нибудь иметь сына.
Как будто в ответ из детской донесся оглушительный рев маленького
Гавра.
Один из часовых у входа, видимо, отпустил сальную шутку. Скавр услышал
приглушенный смех и затем голос Виридовикса:
-- Ну, хватит болтовни, приятель. Ты мне напоминаешь блоху, которая
прыгала по спине волчицы и говорила ей: "Надеюсь, не сделала тебе больно,
моя милая".
Раздался еще более громкий смех. Горгид приглушенно фыркнул. Часовой
сказал:
-- Ты пришел оскорблять меня или у тебя есть более важная причина?
-- Мне это нравится! -- воскликнул кельт, как бы желая быстрее
закончить разговор. -- Я пришел навестить Скавра, если он дома.
-- Я здесь. -- Марк вышел на ослепительное дневное солнце.
-- Это он, это он собственной персоной! -- воскликнул Виридовикс и
махнул в сторону ящиков и сундуков. -- Ты наверняка опустошил здесь все
дворцы и Собор в придачу. Ах, грабитель! А я, я ношу с собой только то, что
могу взвалить себе на спину.
-- Однако не забывай, что "мулы" могут взвалить на себя изрядный вес,
-- сказал Горгид, намекая на старое армейское прозвище легионеров. -- И если
бы Туризин не пожаловал тебе во владение поместье, то половина столичных
аристократов с радостью подарили бы его тебе, лишь бы убрать подальше от
своих жен.
Виридовикс пожал плечами:
-- А другая половина -- это те, кто сдуру переженились на уродливых
девках. О, бедные олухи!
Часовые смеялись так, что им пришлось держаться друг за друга, чтобы не
упасть. Похоже, Виридовикс был не в состоянии принять дружеский совет
Алипии; его любовные похождения пользовались во всем городе скандальной
известностью. Но натура кельта была настолько добродушной, что он каким-то
образом умудрялся не наживать себе смертельных врагов -- как среди женщин,
так и среди мужчин.
Марк спросил:
-- Ты пришел оскорблять меня или у тебя есть более важная причина для
визита?
-- Какой ты все-таки гад, Скавр. Стоишь за спиной и подслушиваешь. Но
ты прав, я действительно пришел по делу. -- К великому разочарованию
часовых, он перешел на латынь: -- Теперь, когда все утряслось и мы
отправляемся в западные провинции, я хочу поблагодарить тебя за то, что ты
уговорил Гавра дать мне землю лично от себя. Было бы нехорошо, если бы я
принял участок земли из твоих рук.
-- А, вот ты о чем, -- отозвался Марк тоже по-латыни. -- Выбрось из
головы. Случись иначе, мне было бы неловко. Для Туризина мы все
единоплеменники. Он привык считать нас единым отрядом. Поскольку он в
основном имел дело со мной как с командиром этого отряда, ему даже в голову
не пришло, что ты не легионер. Не то чтобы ты, -- добавил трибун, --
когда-либо подчинялся моим приказам...
-- Ты мне их никогда и не отдавал, за что, честно говоря, я тебе тоже
благодарен. -- Виридовикс расправил плечи, печальный, гордый и одинокий. --
И все же я не жалею о том, что я -- не легионер. Не хотелось бы мне вечно
торчать у Гая Филиппа, который твердил бы мне, что он все время прав.
-- Неужели вы с ним еще не прекратили эту дурацкую войну? -- с
отвращением спросил Горгид. -- Неужели ты не нашел достаточно новых способов
удовлетворять свою варварскую кровожадность?
-- Оставь его таким, каков он есть, -- сказал Марк. -- Каждый из нас
бережет в памяти то, что ему дорого. Это помогает нам держаться вместе.
-- Да, -- сказал Виридовикс. -- Вы, римляне, даже не знаете, как вам
повезло. Вас тут так много... Возможно, даже ваши внуки будут знать два-три
слова по-латыни. А у грека есть его "История", чтобы обо всем помнить. Но я
тоже все запомню, и чума на любого, кто велит мне позабыть. -- Он бросил
острый взгляд прямо в лицо Горгиду.
-- Ну хорошо, согласен, согласен! -- Горгид гневно пыхтел несколько
секунд и вдруг криво улыбнулся. -- Меня всегда раздражало, когда ты побеждал
меня в спорах. Эти длинные рыжие волосы вечно заставляют забывать, что под
ними скрывается цепкий ум. -- Покачав головой, он направился к двери.
-- Эй, подожди! -- крикнул ему вдогонку Виридовикс. -- Мы должны обмыть
это дело кувшином доброго винца.
Он побежал следом за Горгидом. Стражники не могли понять разговора, но
они уловили интонацию.
-- Как собака и кошка, -- сказал один из них.
-- Это точно, -- отозвался трибун. Он вернулся в здание, прошел мимо
портрета давно усопшего Императора Ласкаря, чье грубое, крестьянское лицо
больше напоминало Марку лицо младшего центуриона, нежели властелина Империи.
Кровавое пятно в нижней части картины было одним из немногих напоминаний о
том отчаянном сражении, что кипело здесь два года назад.
Из рабочего кабинета Алипии вышел секретарь. Алипия бросила ему вслед:
-- Мне хотелось бы получить эту копию завтра, Артан. Пожалуйста,
постарайся это сделать.
Артан печально вздохнул.
-- Я сделаю все, что смогу. Ваше Высочество. -- Он поклонился трибуну и
поспешил уйти, положив свой набор карандашей и перьев в карман.
-- Я не должна так перегружать его работой, -- призналась Алипия Марку.
-- Но хочется успеть как можно больше до того дня, как мы покинем столицу.
-- Она рассмеялась. -- Хотя о чем я говорю! Почти все мои вещи запакованы, и
я не могу до них добраться.
Трибун давно уже знал, что Алипия жаловалась только на мелочи; она
терпеть не могла, когда несущественные проблемы и неприятности мешали ей
встречать лицом к лицу настоящие тревоги.
Он решил сменить тему разговора. Однако заговорил он осторожно,
поскольку все еще приспосабливался к ее характеру и привычкам:
-- Надеюсь, жизнь на новом месте, так далеко от столицы, не покажется
тебе странной и необычной.
-- Странной? -- удивилась она. -- Это будет, скорее, возвращение домой.
Разве ты забыл, что я родилась и выросла в провинциальном поместье. Кстати,
оно было расположено не так далеко от того места, где нам предстоит жить. Я
никогда не думала, что вообще увижу большой город, пока мой отец не
возглавил восстание, сбросившее с трона Стробила Сфранцеза...
Марк окончательно растерялся. Он действительно забыл об этом. Поэтому
он пробормотал, стараясь скрыть смущение:
-- Ну конечно, конечно...
Но это прозвучало так неубедительно, что Алипия рассмеялась:
-- Да нет же, любимый, все прекрасно! Это тот самый счастливый конец, о
котором пишется во всех романтических историях. Кстати, в реальной жизни так
никогда не бывает. Странно даже, что с нами случилось именно так... Злодей
пал от твоей руки, ты получил заслуженную награду, и вот мы с тобой вместе
-- навеки. Или я ошибаюсь?
Марк тоже засмеялся.
-- Нет, ты совершенно права, -- сказал он. -- Особенно в последнем.
И поцеловал ее.
В жизни Марка с Алипией совершенно не было тех страшных ссор, что
пронизывали его отношения с Хелвис. Но это был лишь явный признак куда более
полного внутреннего душевного покоя. Не самой последней причиной этому было
то, что он учился на своих прошлых ошибках.
И в то же время нельзя было отрицать той большой роли, которую играла в
их браке Алипия. Она не пыталась подавить Марка и тем самым давала ему
полную свободу меняться. У него просто не осталось повода отгораживаться от
нее, спрятавшись за щитом упрямства. Ему казалось, что с каждым днем они
любили друг друга все больше и больше. А в жизни с Хелвис счастье, наоборот,
постепенно иссякало.
Нельзя сказать, конечно, что у них Алипией совершенно не было
расхождений. Ее рассуждения о "счастливом конце" только подчеркивали одно из
них. Марк подумал, что, несомненно, к этому имела отношение видессианская
религия с ее пристальным вниманием к битвам между Добром и Злом. Скавр
постепенно приближался к пониманию веры Фоса, но все еще чувствовал сильное
влияние стоиков.
Счастливые концовки возможны только в любовных романах, где героев
совершенно не тревожит, что ждет их за пределами книги. А в обычной жизни
беда следует за бедой -- и так без остановки. В реальном мире существовал
лишь один конец, и он был предопределен заранее. Но к нему ведет множество
путей.
-- Давай лучше назовем это хорошим началом, -- сказал Марк, и Алипия не
стала возражать ему.
ГЛОССАРИЙ
латинских и видессианских слов, встречающихся в книге
АГДЕР -- королевство, расположенное к северо-востоку от Видесса. На
территории Агдера бытует архаический видессианский язык,
"законсервировавшийся" в таком состоянии с древних времен.
АКВИЛА -- римский боевой штандарт с виде орла с распростертыми крыльями
в венке из дубовых листьев, открепленный на длинном древке.
АМОРИОН -- город, расположенный на западе Империи Видесс. Вокруг этого
города поселились беженцы-васпуракане, согнанные со своих земель йездами.
Аморион стал оплотом религиозной диктатуры жреца-фанатика Земарка.
АРАНД -- большая равнинная река, главная водная магистраль засушливых
западных плато Империи.
АРШАУМЫ -- кочевой народ, живущий в степях Шаумкиила, за рекой Шаум.
АСТРИС -- пограничная река, отделяющая Империю Видесс от Хатриша и
земель хаморов.
АЯКС -- герой Троянской войны, уступающий в доблести только Ахиллу.
Горгид вспоминает титанический поединок Аякса Теламонида с Гектором, сыном
Приама.
"Мощный Аякс, размахнувши, послал длиннотенную пику
И вогнал Приамиду оружие в щит кругловидный:
Щит светозарный насквозь пролетела могучая пика,
Броню насквозь, украшеньем изящную, быстро пронзила
И на чреве, под ребрами, самый хитон растерзала...
Сшиблися вновь, как свирепые львы, пожиратели крови,
Или как звери лесов, нелегко одолимые вепри..."
ВАСПУР -- "первое и самое знатное порождение Фоса", легендарный предок
народа васпуракан. Поэтому все васпуракане называют себя "принцами" и
"принцессами".
ВЕСОВЩИКИ, ересь весовщиков, ересь Равновесия. -- Согласно религиозному
учению хатришей, борьба Добра и Зла находится в постоянном равновесии, и
исход ее неизвестен. Учение хатришей насквозь фаталистично.
ВИА ПРИНЦИПАЛИС, via principalis -- "главная дорога" в римском
легионном лагере. Посередине ее отводилось место для палатки командующего (в
данном случае -- трибуна).
ГАРСАВРА -- "маленькая столица" западных территорий Видесса, ключ к
этим землям.
ГЛАДИЙ -- короткий римский меч, предназначенный для нанесения колющего
удара в ходе сражения плотно сомкнутыми рядами на очень близком расстоянии
от противника.
ДРУНГАРИЙ -- адмирал флота.
ЙЕЗД -- государство, основанное на месте древнего царства Макуран.
Столица Йезда -- Машиз. Подпав под влияние "дьяволопоклонника" Авшара, йезды
избрали своим божеством темного Скотоса. Они широко применяли черную магию,
прибегали к кровавым ритуалам и человеческим жертвоприношениям. Исконная
религия Макурана -- поклонение Четырем Пророкам -- была в Йезде гонима так
же, как и религия Фоса.
КАГАН, хаган -- "не король или император, а выбранный пожизненно
военный вождь, по совместительству выполняющий обряды почитания предков" (Л.
Н. Гумилев). В эпопее о Пропавшем Легионе это слово служит, скорее, своего
рода "степным синонимом" понятию "царь", что не совсем точно.
ЛАСКАРЬ -- легендарный император Видесса, знаменитый тем, что взял
штурмом Машиз -- столицу Макурана -- и обратил в веру Фоса весь Макуран.
Нечто вроде национального героя.
ЛЕКСОВИИ -- галльское приморское племя в Нормандии. Возможно, читателю
будет любопытно узнать о прототипе одного из главных персонажей романа,
вожде лексовиев: "Титурий Сабин прибыл с теми войсками, которые он получил
от Цезаря, в страну венеллов. Во главе их стоял Виридовик; он же был
главнокомандующим всех вообще отпавших племен, у которых он набрал войско...
за последние дни аулерки, эбуровики и лексовии перебили свой сенат за его
нежелание согласиться на эту войну, заперли ворота и соединились с
Виридовиком. Кроме того, сюда сошлись во множестве со всей Галлии люди
отчаянные и разбойники, которых отвлекала от земледелия и повседневного
труда надежда на добычу и страсть к войне. Сабин спокойно стоял в лагере на
позиции, во всех отношениях выгодной, несмотря на то что Виридовик,
утвердившийся против него в двух милях, ежедневно выводил против него свои
войска и готов был дать сражение..." (Юлий Цезарь, "Записки о Галльской
войне"). Спровоцировав Виридовика, Сабин воспользовался легкомыслием галлов
и разбил их. Об этом, впрочем, Виридовикс "Пропавшего легиона" не знает.
ЛЯГУШКИ -- В эпизоде дождя из лягушек Горгид цитирует комедию
Аристофана "Лягушки":
Брекекекс, коакс, коакс!
Брекекекс, коакс, коакс!
Болотных вод дети мы,
Затянем гимн, дружный хор,
Протяжный стон, звонкую нашу песню.
Одна из наиболее популярных комедий Аристофана, поставленная в Афинах в
405 году до н. э. дважды.
МАКУРАН -- древний соперник Видесса, страна со своеобразной культурой,
завоеванная йездами.
МАНИПУЛА -- "рота" в римском легионе. Обычно состояла из 120 человек.
Манипула распадалась на две центурии, каждую из которых возглавлял
центурион. Старшим центурионом легиона был командир первой центурии первой
манипулы.
МАРАГХА -- город в Васпуракане, возле которого произошло генеральное
сражение между видессианской армией и воинством Иезда. Закончилось
сокрушительным разгромом Видесса и гибелью Императора Маврикия Гавра.
Большую роль в этом сыграла черная магия Авшара, уничтожившая лучшего
полководца Гавра -- Нефона Комнина. Сражение при Марагхе на несколько лет
определило судьбу Видесса.
НАКХАРАР -- "принц-воин", васпураканский военачальник.
НАМДАЛЕН -- островное княжество, расположенное к востоку от Видесса.
Многие годы находилось под властью северян-халогаев, с которыми местные
жители смешали свою кровь и от которых переняли многие обычаи. Характерная
черта религии намдалени -- перенесение правил и эмоций азартной игры на
извечную борьбу Добра и Зла. Доброго Бога Фоса они именуют "Игроком" (отсюда
их презрительное прозвище -- "игроки"). Можно предположить, что в реальном
мире аналогом намдалени являются готы (ср. роль готских наемников в истории
Византии).
ОПТИО -- помощник, избираемый самим военачальником (а не назначаемый
"сверху"); лицо, ведавшее, в частности, доставкой провианта в отряд; младший
офицерский чин.
ПОД РОЗОЙ, sub rosa (dictum), лат. -- "Сказано под розой", т. е.
доверительно. В римских домах часто вешали над столом ветку розы как символ
того, что произнесенное "под розой" должно остаться тайной.
ПРОСКИНЕЗА -- обычай простираться ниц перед владыкой.
СВЯЩЕННАЯ ДРУЖИНА -- Об этой военной организации вспоминал Скавр, когда
впервые столкнулся с гомосексуализмом у себя в легионе (роман "Император для
легиона"). Плутарх в жизнеописании основателя "священной дружины", носившего
имя Горгид, сообщает: "...в него (отряд) входили триста отборных мужей,
получавших от города (Фив) все необходимое для их обучения и содержания и
стоявших лагерем в Кадмее (Фиванский "кремль")... Некоторые утверждают, что
отряд был составлен из любовников и возлюбленных... Строй, сплоченный
взаимной любовью, нерасторжим и несокрушим, поскольку любящие, стыдясь
обнаружить свою трусость, в случае опасности всегда остаются друг подле
друга... Говорят, что Иолай, возлюбленный Геракла, помогал ему в трудах и
битвах. Аристотель сообщает, что даже в его время влюбленные перед могилой
Иолая приносили друг другу клятвы в верности. Вполне возможно, что отряд
получил наименование "священного" по той же причине, по какой Платон зовет
любовника "боговдохновенным другом". Существует рассказ, что вплоть до битвы
при Херонее он оставался непобедимым; когда же после битвы Филипп
Македонский, осматривая трупы, оказался на том месте, где в полном
вооружении, грудью встретив удары македонских копий, лежали все триста
мужей, и на его вопрос ему ответили, что это отряд любовников и
возлюбленных, он заплакал и промолвил: "Да погибнут злой смертью
подозревающие их в том, что они были виновниками или соучастниками чего бы
то ни было позорного".
СКОТОС -- персонифицированное Зло, главный антатонист Доброго Бога
видессиан Фоса. Повелитель царства мертвых. Его владения находятся глубоко
под землей, в вечном льду, отсюда выражение -- "убирайся под лед". Ад
Скотоса принял Авшара в момент гибели князя-колдуна. Символы Скотоса --
черная пантера, черный всадник, три параллельные молнии.
СПАФАРИЙ -- римский чиновник.
СТОИЦИЗМ -- греческая философская школа. Основу ее этики составляет
представление о том, что для счастья довольно одной добродетели. Стоицизм
учит пренебрегать болью, удовольствием, печалью, страданием. Спокойствие в
тяжелых испытаниях, умение принимать людей и обстоятельства, не пытаясь их
изменить, были отличительными чертами стоиков. Стоиков иногда именовали
"христианами до Христа", поскольку их этика во многом была близка
христианской. Неудивительно, что стоику Скавру нетрудно было в конце концов
принять веру Фоса