удивительно ровной - словно льдина была отрезана от материка
каким-то острым орудием. Кое-где по срезу можно было проследить
расположение пластов почвы. Этот крутой берег, сложенный наполовину изо
льда, наполовину из земли и песка, поднимался футов на десять над водой.
Он падал совершенно отвесно, без всякого откоса; но на некоторых его
участках и выступах видны были свежие следы обвала. Сержант Лонг показал
на две-три небольшие льдины, отделившиеся от берега; очутившись в открытом
море, они почти совершенно растаяли. Вполне понятно, что во время прибоя
более теплая вода размывала эту новую береговую линию острова, еще не
успевшую одеться в защитный покров из песка и снега, какой лежал на всем
остальном побережье. И это обстоятельство было, конечно, малоутешительным.
Миссис Полина Барнет и оба ее спутника решили, прежде чем
останавливаться на отдых, закончить обследование этой южной оконечности
острова. Солнце, описывавшее в небе сильно удлиненную дугу, должно было
закатиться не раньше одиннадцати часов вечера, и до сумерек было еще
далеко. Сверкающий солнечный диск медленно опускался к западному краю
горизонта, и его косые лучи отбрасывали перед пешеходами их непомерно
длинные тени. Порой разговор оживлялся, но затем путники снова надолго
затихали и шли молча, вопрошая море и думая о будущем.
Джаспер Гобсон намеревался устроить ночной привал возле залива Уошберн.
Дойдя до него, наши исследователи сделали бы в этот день восемнадцать
миль, то есть - если их расчеты были правильны - половину всего пути вдоль
берегов острова. Лейтенант предполагал, что, отдохнув несколько часов и
восстановив свои силы, миссис Барнет будет в состоянии возобновить
путешествие, и, обогнув восточное побережье, они возвратятся в форт
Надежды.
Обследование части вновь образовавшегося побережья - между бухтой
Моржовой и заливом Уошберн - прошло без всяких приключений. В семь часов
вечера лейтенант Гобсон и его спутники прибыли к месту привала. Здесь они
нашли те же разрушения. От бухты Уошберн на побережье сохранилась только
продолговатая излучина, которая когда-то огибала эту бухту с севера. Она
тянулась на семь миль, до так называемого мыса Майкл, и нисколько не
пострадала от разрыва перешейка. Молодые сосны и березы, разросшиеся
поодаль от берега, в это время года были покрыты густой зеленью. На
полянах прыгало множество пушистых зверьков.
Путешественники решили здесь остановиться. Если северная часть
горизонта была закрыта от их взоров, то южный горизонт был им наполовину
открыт. Солнце описывало такую низкую дугу, что лучи его, заслоненные
рельефом местности, подымавшейся к западу острова, уже не достигали
побережья бухты Уошберн. Нет, это была еще не ночь и даже не сумерки, ибо
лучезарное светило не исчезло.
- Скажите, лейтенант, - произнес вдруг сержант Лонг самым серьезным
тоном, - если бы чудом сейчас раздался звон колокола, что бы он,
по-вашему, возвестил?
- Что время ужинать! - ответил Джаспер Гобсон. - Надеюсь, сударыня, вы
со мной согласны?
- Вполне! - подтвердила путешественница. - А так как нам стоит лишь
сесть, и стол будет готов, то прошу садиться. А вот и скатерть! Она из мха
и, признаться, не совсем свежа, но зато словно разостлана для нас самой
природой.
Развязали сумку с провизией. В меню вошло: вяленое мясо, паштет из
зайца, приготовленный на кухне миссис Джолиф, и несколько галет.
Четверть часа спустя ужин был окончен, и Джаспер Гобсон вновь вернулся
на побережье, чтобы обследовать юго-восточный угол острова. Миссис Барнет
уселась отдохнуть под чахлой елью с наполовину опавшими ветвями, а сержант
Лонг стал готовить место для ночлега.
Лейтенант Гобсон хотел исследовать структуру льдины, служившей
основанием острова, и, по возможности, разобраться в системе ее
последовательных напластований. Спустившись по небольшому откосу к самому
морю, он очутился перед отвесной стеной разрушенного берега.
В этом месте остров поднимался всего на три фута над уровнем моря.
Верхний слой береговой толщи состоял из тонкого пласта земли и песка,
смешанного с ракушечной пылью; нижний же представлял собою плотную,
твердую, почти как металл, массу льда. Толщина надводной части льдины была
не больше одного фута. По свежему срезу можно было точно определить ее
слоистое строение. Горизонтальные слои льдины указывали на то, что
последовательное оледенение ее происходило в сравнительно спокойных водах.
Известно, что замерзание начинается обычно с верхних слоев жидкости; и
если мороз крепнет, толщина ледяного панциря увеличивается сверху вниз.
Это верно по крайней мере для стоячих вод. Процесс замерзания проточных
вод идет, наоборот, снизу, со дна, где, как установлено наблюдениями,
образуется так называемый донный лед, который затем всплывает на
поверхность.
Что касается льдины, служившей основой острову Виктория, то она,
несомненно, образовалась у побережья американского материка, в условиях
спокойных вод. Замерзание ее происходило, очевидно, начиная с верхних
слоев, и, рассуждая логически, следовало предположить, что таяние ее
начнется с нижних слоев. Когда под влиянием нагретых вод толщина тающей
льдины станет уменьшаться, остров глубже погрузится в воду.
В этом и крылась главная опасность.
Как уже было сказано, Джаспер Гобсон обнаружил, что твердая опора
острова, то есть льдина, поднималась над уровнем моря приблизительно на
один фут; при этом согласно законам физики четыре пятых ее оставались под
водой. Для любого ледяного поля или айсберга на один фут его надводной
части приходится пять футов подводной. Следует, однако, заметить, что
плотность, или, если угодно, удельный вес, плавучих льдов различен и
зависит от способа их замерзания или от их происхождения. Льдины,
образовавшиеся из морской воды, пористые, ноздреватые, непрозрачные,
окрашиваемые проходящими сквозь них световыми лучами в голубоватый или
зеленоватый цвет, весят меньше, чем льдины, образовавшиеся из пресной
воды. Их выпуклая поверхность выступает над уровнем океана немного больше.
Поэтому можно было не сомневаться, что льдина, составлявшая основу острова
Виктории, образовалась из морской воды. Исходя из всех этих свойств
морского льда и приняв во внимание вес покрывавшего льдину минерального
слоя и растительного покрова, Джаспер Гобсон пришел к заключению, что
толщина подводной части льдины составляла приблизительно от четырех до
пяти футов. Что касается рельефа острова, то более или менее значительные
возвышенности были образованы, очевидно; из верхнего слоя - слоя земли и
песка, и не оказывали заметного влияния на глубину погружения плавучего
острова, которая не превышала пяти футов.
Это открытие весьма встревожило Джаспера Гобсона. Всего лишь пять
футов! Ведь не говоря уже о том, что ледяное поле постепенно подтаивало,
одного серьезного толчка могло оказаться достаточно, чтобы поверхность его
треснула. Бурный напор волн, сильный порыв урагана - все, это могло
привести к смещению слоев ледяного поля, раздроблению, а затем и к полному
его разрушению. Ах, скорей бы зима, мороз, замерзший столбик ртути в
стеклянной трубке! Вот чего жаждал лейтенант Гобсон. Только свирепая стужа
полярных стран, морозы арктической зимы могли скрепить, увеличить толщу
ледяной основы острова и установить сообщение между "им и континентом.
Лейтенант Гобсон возвратился на место стоянки и застал Лонга за
устройством ночлега. Сержант не собирался спать под открытым небом, хотя
миссис Барнет готова была покориться этой необходимости. Он объявил
Джасперу Гобсону, что хочет вырыть в земле нечто вроде ледяной хижины или
"снежного дома", в котором свободно поместятся три человека и где можно
будет укрыться от ночной стужи.
- В стране эскимосов, - сказал он, - разумнее всего жить на эскимосский
лад.
Джаспер Гобсон согласился, но посоветовал сержанту не углубляться
слишком в толщу льда, так как она не больше пяти футов.
Сержант принялся за дело. Работая топориком и ножом, он вскоре
расчистил землю и прорыл нечто вроде коридора, отлого спускавшегося до
ледяного пласта, а затем принялся и за эту хрупкую массу, которая столько
веков была укрыта землей и песком.
Ему понадобилось не больше часа, чтобы вырыть это подземное убежище,
или, вернее, ледяное логово, прекрасно сохранявшее тепло и, следовательно,
вполне пригодное для того, чтобы провести в нем несколько ночных часов.
Пока сержант Лонг работал подобно термиту, лейтенант Гобсон, подойдя к
путешественнице, стал рассказывать ей о результатах обследования
геологического строения острова Виктории. Он не скрыл от нее, что
состояние острова внушает ему серьезные опасения. По его мнению,
недостаточная толщина ледяного основания острова должна была вскоре
вызвать на его поверхности трещины, а затем и переломы, которые невозможно
заранее предвидеть, а значит, и предупредить. Плавучий остров, вследствие
изменений в удельном весе мог в любую минуту начать постепенно погружаться
в воду или - что еще того хуже - распасться на отдельные более или менее
крупные островки, разумеется, недолговечные. В заключение лейтенант Гобсон
заметил, что впредь обитатели форта Надежды не должны уходить далеко от
фактории и им следует быть, по возможности, вместе, чтобы разделить общую
участь.
Их разговор был прерван каким-то криком. Они вскочили и обвели взглядом
заросли, поляну, море.
Никого!
Но крик раздался громче.
- Сержант! Сержант! - вскричал Джаспер Гобсон и вместе с миссис Барнет
бросился к месту ночлега.
Не успел он добежать до зияющего спуска в ледяной дом, как увидел
висящего над ямой сержанта. Лонг вцепился обеими руками в вонзенный в
ледяную стену снежный нож и, не теряя хладнокровия, продолжал громко звать
на помощь.
Видны были только его голова и руки. В то время как сержант долбил
стены подземелья, лед под ним внезапно треснул, и он до пояса погрузился в
воду.
Джаспер Гобсон произнес только: "Держитесь!" - и бросился на землю.
Дотянувшись до края отверстия, он подал сержанту руку. Почувствовав
крепкую опору, тот выбрался из ямы.
- Боже, что это с вами случилось, сержант? - вскричала миссис Барнет.
- А то, сударыня, - ответил Лонг, отряхиваясь, как мокрый пудель, - что
подо мной провалился ледяной пол, и волей-неволей пришлось искупаться.
- Значит, вы, - сказал Джаспер Гобсон, - не обратили внимания на мое
предупреждение и стали рыть слишком глубоко.
- Виноват, лейтенант! Но вы сами видите, что я соскоблил всего
каких-нибудь четырнадцать дюймов ледяной толщи. Дело в том, что в ней
была, должно быть, какая-то пустота, что-то вроде пещеры. Лед торчал
горбылем, и я провалился сквозь него, как сквозь треснувший потолок. Не
сцепись я в свой снежный нож, плавать бы мне сейчас под островом. А ведь
досадно было бы пропасть из-за такой глупости, не правда ли, сударыня?.
- Даже очень досадно, мой добрый сержант! - согласилась миссис Барнет и
дружески протянула руку этому достойному человеку.
Сержант Лонг дал совершенно правильное объяснение. В этом месте льдина
неизвестно почему, - быть может, от скопления, в ней воздуха, - образовала
выпуклость с довольно тонкой стенкой, прилегавшей непосредственно к
земляному пласту острова. Роя подземный ход, сержант задел верхний слой
этой стенки, отчего она сразу обрушилась под его тяжестью.
Такое явление, происходившее, возможно, и в других местах ледяного
поля, создавало серьезную опасность. Не было никакой уверенности, что нога
ступает по надежному грунту, который не поддастся под тяжестью человека. У
кого не дрогнет сердце, будь оно самое мужественное, когда он представит
себе под этим тонким слоем земли и льда бездну океана?
Между тем сержант Лонг, уже забыв о холодной ванне, готовился
продолжить земляные работы в другом месте. Однако на этот раз миссис
Барнет решительно воспротивилась. Что стоит ей провести одну ночь под
открытым небом? Под сенью ближайшей рощицы она будет чувствовать себя не
хуже, чем ее спутники. И она окончательно восстала против повторения этой
опасной затеи. Лонг должен был в конце концов уступить ей и подчиниться.
Лагерь был перенесен шагов на сто вглубь побережья, на небольшой бугор,
где росли молодые деревья - сосны и березы, так редко расставленные, что
это место ни в коем случае нельзя было назвать зарослью. Набрали хворосту
и разожгли весело потрескивавший костер. Было десять часов вечера, и
заходящее солнце уже коснулось края горизонта, за которым оно готовилось
скрыться всего на несколько часов.
Сержант Лонг решил воспользоваться удобным случаем, чтобы высушить у
костра свои сапоги, и подсел к лейтенанту Гобсону. Беседа их длилась до
тех пор, пока дневной свет не сменился сумерками. Миссис Барнет время от
времени вступала в разговор, стараясь рассеять невеселые думы лейтенанта.
Впрочем, эта полярная ночь, прекрасная, как все полярные ночи, с мириадами
звезд, горящих над головою, тоже действовала умиротворяюще на
встревоженный ум. Ветер шелестел ветвями елей. Океан, прильнув к берегу,
казалось, дремал. Медленная волна, чуть всколыхнув его спокойную гладь,
бесшумно замирала у острова. Ни птичьего гомона в воздухе, ни крика на
равнине. Треск еловых поленьев, изливавших огненные потоки смолистого
аромата, да тихий шепот уносящихся вдаль голосов - одни только и нарушали
торжественную тишину ночи.
- Ну, кто поверит, что мы вот так блуждаем по океану! - произнесла
вдруг миссис Барнет. - Сказать по правде, лейтенант, мне нужно сделать над
собою некоторое усилие, чтобы поверить, что все это происходит наяву. А
ведь море, как будто совсем неподвижное, уносит нас с непреодолимой силой.
- А знаете, сударыня, - откликнулся Джаспер Гобсон, - говоря
откровенно, если бы палуба нашего корабля была прочнее, если бы его
подводная часть не грозила сегодня-завтра развалиться, если бы я не
боялся, что в один прекрасный день его корпус может треснуть пополам, и
знал, куда это судно меня доставит, я бы не прочь был поплавать на нем по
океану.
- В самом деле, мистер Гобсон, - подхватила миссис Барнет, - есть ли на
свете более удобный и приятный способ передвижения, чем этот! У нас,
например, нет ощущения, что мы движемся. Наш остров дрейфует со скоростью
течения, которое его уносит. Разве это не то же явление, которое
сопутствует полету воздушного шара? И что за прелесть само это
путешествие: вместе со своим домом, садом, парком и даже своим родным
краем. Такой блуждающий остров, будь он на прочной опоре и нетонущий, надо
было бы признать самым удобным и чудесным экипажем, какой только можно
себе вообразить. Говорят, когда-то строили висячие сады. Так почему бы со
временем не начать строить и плавучие парки, которые могли бы перевозить
нас в любой уголок земного шара. Они будут громадных размеров и потому
совсем нечувствительны к морской качке. Им не страшны будут никакие бури!
При попутном ветре ими даже удастся, пожалуй, управлять посредством
огромных парусов. А какие чудеса растительного мира откроются перед
пассажирами, когда они из умеренного пояса попадут в тропики! Я даже
думаю, что с искусным лоцманом, хорошо изучившим морские течения, можно
будет, по желанию, делать остановки под любой параллелью и наслаждаться
вечной весной.
Лейтенант мог только улыбаться, слушая Полину Барнет, увлеченную этими
фантастическими мечтами, отчего она стала еще прелестнее. Отважная
путешественница казалась в эти минуты олицетворением самого острова
Виктории, стремительно уносившегося вперед. Конечно, попав в подобное
положение, нечего было жаловаться на столь странный способ морского
путешествия, но можно было желать по крайней мере, чтобы острову не
грозила ежеминутно опасность растаять и провалиться в пучину.
Ночь прошла. Спали всего несколько часов. Проснувшись, позавтракали,
причем все нашли завтрак превосходным. У жаркого пламени костра согрели
ноги, онемевшие от ночного холода.
В шесть часов утра все трое двинулись в обратный путь.
От мыса Майкл до бывшего порта Барнет берег шел на протяжении
одиннадцати миль почти по прямой, с юга на север. Здесь не было заметно
перемен, и, по-видимому, с момента разлома перешейка тут ничего не
изменилось. Берег здесь был невысок, но слегка извилист. Сержант Лонг, по
распоряжению Джаспера Гобсона, расставил вдоль береговой полосы
опознавательные знаки, по которым можно было бы впоследствии проследить
происходящие перемены.
Лейтенант обязательно хотел в тот же вечер вернуться в форт Надежды.
Миссис Барнет торопилась повидать своих товарищей и друзей. Положение дел
требовало немедленного присутствия главы отряда в фактории.
Поэтому они шли быстро, срезая повороты, и уже к полудню обогнули
небольшой мыс, когда-то защищавший порт Барнет от восточных ветров.
Отсюда до форта Надежды оставалось не более восьми миль. И не было еще
четырех часов, как эти восемь миль были пройдены и капрал Джолиф
приветствовал возвращение наших путешественников громким "ура".
5. С 25 ИЮЛЯ ПО 20 АВГУСТА
Возвратившись в форт, Джаспер Гобсон прежде всего осведомился у Томаса
Блэка о состоянии маленькой колонии. За сутки никаких событий не
произошло, но остров, как показало последовательное наблюдение, опустился
на один градус широты, то есть переместился к югу, продолжая одновременно
двигаться на запад. Таким образом, остров находился теперь в двухстах
милях от американского побережья, на одной широте с Ледовым мысом - острым
выступом в западной Джорджии. Скорость течения в этой части Северного
Ледовитого океана была, очевидно, не так велика, как в восточной, но
остров все время перемещался и, к большому огорчению лейтенанта Гобсона,
приближался к Берингову проливу. Было еще только 24 июля; и если бы остров
попал под влияние более быстрого течения, его в какой-нибудь месяц могло
унести через этот пролив прямо в нагретые воды Тихого океана, где он и
растаял бы, "как кусок сахара в стакане воды".
Миссис Барнет сообщила Мэдж о результатах обследования побережья. Она
описала ей обнаруженное во время обхода острова место его отрыва от
перешейка, сложное строение его верхнего, земляного, пласта и толщу
льдины, погруженной на пять футов под воду; затем рассказала о приключении
с сержантом Лонгом, которое окончилось для него холодной ванной, и
объяснила, почему ледяной остров может каждую минуту расколоться на части
или пойти ко дну.
Между тем обитатели фактории были уверены в полной своей безопасности.
Этим честным людям никогда и в голову не приходило, что форт Надежды
блуждает над бездной, а им ежеминутно грозит смертельная опасность.
Здоровый климат, прекрасная погода, живительный морской воздух - все
поддерживало в них бодрость духа и жизнерадостность, и женщины соперничали
в хорошем настроении с мужчинами. Маленький Майкл рос на славу и уже начал
бегать на своих крепких ножках по двору форта. Капрал Джолиф в нем души не
чаял и не мог дождаться дня, когда начнет обучать его обращению с мушкетом
и основам воинского дела. Ах, если бы миссис Джолиф подарила ему сына,
какого бы солдата он из него сделал! Но чересчур практичная чета Джолиф,
видимо, не заслужила благоволения свыше, и небо - по крайней мере до сих
пор - отказывалось благословить ее потомством, хотя супруги ежедневно
молили его об этом.
Что касается солдат, то они не сидели сложа руки. Плотник Мак-Нап и его
подручные - Петерсен, Бельчер, Гарри, Понд и Хоуп - ревностно трудились
над сооружением бота; для осуществления этой нелегкой задачи требовалось
не менее трех месяцев. Но так как судном нельзя было воспользоваться
раньше будущего лета, когда море освободится от льда, они не откладывали
из-за этого других дел, необходимых для жизни фактории. Джаспер Гобсон
держал себя так, словно форт должен был просуществовать неограниченное
время. Он продолжал скрывать от своих подчиненных опасное состояние
острова, хотя те, кто составлял своего рода генеральный штаб форта
Надежды, уже не раз обсуждали вместе с ним этот весьма серьезный вопрос. И
миссис Барнет и Мэдж отнюдь не разделяли мнения лейтенанта на сей счет. Им
казалось, что их товарищи, люди энергичные и стойкие, не способны впасть в
отчаяние и что во всяком случае удар будет гораздо чувствительнее, если
опасность настолько возрастет, что ее уже нельзя будет скрыть от них. Но
хотя этот довод и был достаточно убедителен, Джаспер Гобсон не сдавался, и
сержант Лонг поддерживал его в этом вопросе. Возможно, что они в конце
концов были правы, и такое решение подсказывал им их жизненный опыт и
знание людей.
Продолжались и работы по оборудованию и защите форта. Крепостная
ограда, укрепленная новыми столбами и во многих местах поднятая на
значительную высоту, представляла теперь собою вполне солидное
оборонительное сооружение. Мастер Мак-Нап выполнил даже один свой проект,
который пришелся ему особенно по сердцу и был одобрен лейтенантом
Гобсоном. По углам крепостной ограды со стороны озера он выстроил две
остроконечные караульные башенки. Они прекрасно завершали это сооружение и
придавали форту боевой вид, особенно радовавший капрала Джолифа,
мечтавшего о том времени, когда он будет подниматься туда для смены
часовых.
Закончив укрепление форта, Мак-Нап перешел к хозяйственным постройкам.
Помня о жестоких морозах прошедшей зимы, он решил пристроить с правой
стороны главного дома новый дровяной сарай, с которым можно было бы
сообщаться через внутреннюю дверь, не выходя наружу. Таким образом,
топливо было бы всегда под рукой. По левую сторону дома Мак-Нап выстроил
просторный флигель для солдат, которые до тех пор жили в общей зале.
Теперь походные кровати оттуда вынесли, и в дальнейшем залой должны были
пользоваться только как столовой, местом отдыха и рабочей комнатой. В
новый флигель поместили три семьи - причем каждая получила отдельную
комнату, - а также одиноких солдат колонии. Позади главного дома, недалеко
от порохового погреба, был сооружен специальный склад для хранения мехов.
Это полностью освобождало чердак; стропила и фермы дома были скреплены
железными скобами, что предохраняло обитателей форта от нападения с крыши.
Мак-Нап намеревался также воздвигнуть небольшую деревянную часовню. По
первоначальному замыслу Джаспера Гобсона, она должна была завершить
архитектурный ансамбль фактории. Но сооружение часовни было отложено до
будущего лета.
С какой заботой, рвением и энергией занимался бы в другое время
лейтенант Гобсон всеми этими мелочами своего предприятия! С каким
удовлетворением смотрел бы он на окружавшие его дома, сараи, склады, если
бы они были построены на твердой земле! А этот, ныне уже бесполезный
проект увенчать мыс Батерст сооружением, которое должно было стоять на
страже форта Надежды! Форт Надежды! Теперь при звуке этого имени у него
сжималось сердце. Мыс Батерст навсегда оторвался от американского
континента, и форту Надежды ныне более подобало бы называться фортом
Безнадежности.
Работа шла беспрерывно все лето, и люди трудились не покладая рук. Изо
дня в день работали и над сооружением судна. Мак-Нап задумал построить бот
водоизмещением в тридцать тонн; при благоприятной погоде такой бот мог
перевезти двадцать пассажиров на расстояние нескольких сот миль. Мастеру
посчастливилось найти изогнутые стволы для корпуса, и вскоре установленные
на киле форштевень и ахтерштевень уже высились над верфью у подножья мыса
Батерст.
В то время как плотники работали топором, пилой, теслом, звероловы
охотились за дичью для стола, за северными оленями и полярными зайцами,
которые в изобилии водились в окрестностях фактории. Впрочем, лейтенант
Гобсон запретил Сэбину и Марбру уходить далеко от форта, сославшись на то,
что, пока укрепление форта не закончено, приходится остерегаться, как бы
по их следу сюда не проникли какие-нибудь враждебно настроенные охотничьи
партии; в действительности же Джаспер Гобсон боялся, как бы Марбр и Сэбин,
заметив на мнимом полуострове перемены, не заподозрили истины.
Однажды на вопрос Марбра, не пора ли отправиться к Моржовой бухте для
охоты на тюленей, жир которых был превосходным горючим, лейтенант Гобсон
поспешил ответить:
- Нет, Марбр, это бесполезно!
Ведь он прекрасно знал, что Моржовая бухта осталась далеко на юге,
более чем за двести миль от них, и что тюлени уже не посещали берегов
острова Виктории!
Не следует, однако, думать, что Джаспер Гобсон считал положение
безнадежным. Вовсе нет! И он не раз совершенно искренно говорил об этом и
миссис Барнет и сержанту Лонгу. Он утверждал, и самым решительным образом,
что остров продержится до тех пор, пока не наступит полярная зима,
которая, с одной стороны, укрепит его ледяную основу, с другой - остановит
его движение.
Возвратившись после обследования своих новых владений, Джаспер Гобсон
точно вычислил периметр острова Виктории. Остров имел более сорока миль в
окружности, что составляло площадь примерно в сто сорок квадратных миль,
то есть он был даже немного больше острова Святой Елены. Периметр его
равнялся приблизительно периметру Парижа по линии городских укреплений.
Если бы даже остров раскололся на части, его обломки были бы, вероятно,
так велики, что на них можно было бы прожить еще какое-то время.
Когда миссис Барнет удивилась, что ледяное поле может иметь такую
большую площадь, лейтенант сослался на свидетельства полярных
мореплавателей. Такие исследователи, как Парри, Пэнни, Франклин, во время
своих путешествий по арктическим морям нередко встречали ледяные поля
длиной до ста и шириной до пятидесяти миль. Капитан Келлет оставил свой
корабль на ледяном поле площадью не менее трехсот квадратных миль. Что же
в сравнении с такими ледяными равнинами представлял собою остров Виктория!
И все же он был достаточно велик, чтобы, сопротивляясь теплым течениям,
которые подтачивали его ледяную опору, продержаться до зимних холодов.
Джаспер Гобсон нисколько в этом не сомневался, он лишь страдал от
сознания, что потеряно столько трудов, напрасно потрачено столько энергии,
погибли столько замыслов и уже готовая осуществиться мечта. Все пошло
прахом! И он, понятно, уже не мог проявлять прежнего интереса к работам
фактории. Он не мешал им - и только!
Что касается миссис Барнет, то она, как говорится, в беде не унывала.
Она старалась поощрять труды жен зимовщиков и сама в них участвовала, как
будто грядущее зависело от нее. Заметив, что миссис Джолиф усердно
занялась огородом, она повседневно стала помогать ей советами. Щавель и
ложечник дали хороший урожай, и в этом была немалая заслуга капрала
Джолифа, который с невозмутимым спокойствием огородного чучела охранял
засеянное пространство от целой тучи всякого рода пернатых.
Очень удачно прошло в форте Надежды и приручение северных оленей.
Несколько самок дали уже приплод, и маленький Майкл наравне с оленятами
получал свою порцию молока. Стадо этих полезных животных возросло теперь
до тридцати голов. Его пасли на травяных угодьях мыса Батерст, а на зиму
уже запасали скошенную в зарослях короткую и сухую траву. Олени быстро
осваивались и, привыкнув к людям, больше не уходили со двора, а некоторые
даже позволяли запрягать себя в сани.
Кроме того, несколько животных той же породы, бродивших в окрестностях
форта, попались в западни, вырытые на полдороге между факторией и портом
Барнет. Охотники вспомнили, что в прошлом году в такую яму попался
огромный медведь, а теперь туда часто попадались олени. Мясо их солили,
вялили и заготовляли впрок. Таким образом изловили по крайней мере
двадцать голов этих жвачных животных, которые с наступлением зимы обычно
уходят в более южные области.
Но вот однажды смещение почвы привело западню в негодность, и 5 августа
охотник Марбр, вернувшись с проверки своего звероловного хозяйства,
подошел к Джасперу Гобсону и обратился к нему довольно странным тоном:
- Я, лейтенант, только что обошел все ловушки.
- Ну и что же? - спросил Джаспер Гобсон. - Надеюсь, Марбр, вы были
нынче не менее удачливы, чем вчера? Не попалась ли еще парочка оленей в
яму?
- Никак нет, лейтенант... никак нет, - растерянно ответил Марбр.
- Как? Ваша западня не дала сегодня обычного контингента рекрутов?
- Нет! А если какой зверь туда и попал, то, наверно, пошел ко дну.
- Почему ко дну? - вскричал лейтенант, с беспокойством уставившись на
охотника.
- Да, ко дну, - ответит тот, пристально взглянув на своего командира, -
ведь в яме полно воды.
- Понятно, - ответил лейтенант тоном человека, который не придает
событию никакого значения, - вы же знаете, что яма была вырыта во льду.
Солнце растопило стенки, и...
- Виноват, лейтенант, я вас перебью, - но эта вода никак не могла
образоваться от таяния льда.
- Почему?
- Да потому что, будь она талая, она была бы пресной, как вы мне
когда-то объясняли, а та, что в яме, наоборот, - соленая!
Как ни владел собою Джаспер Гобсон, он слегка побледнел и ничего не
ответил.
- К тому же, - продолжал охотник, - когда я захотел узнать, много ли
там воды, то как ни старался, а дна не достал.
- Ну и что же, - торопливо проговорил лейтенант Гобсон, - тут нет
ничего удивительного. Возможно, почва дала небольшую трещину, и яма стала
сообщаться с морем! Это случается иногда... даже при самом стойком грунте.
Итак, не беспокойтесь, мой друг. Перестаньте на время пользоваться этой
ямой и удовольствуйтесь капканами; их можно расставлять поблизости от
форта.
Марбр поднес руку ко лбу, отдавая честь, и повернулся на каблуках; но,
отходя от лейтенанта, бросил на него странный взгляд.
Джаспер Гобсон на минуту задумался. Новость, которую сообщил ему
охотник, внушала серьезную тревогу. Должно быть, дно ямы, омываясь более
теплыми водами и постепенно подтаивая, провалилось, и сейчас яма
сообщалась непосредственно с водами океана.
Лейтенант, разыскав сержанта Лонга, рассказал ему об этом случае, и оба
они незаметно отправились на "берег, где у подножья мыса Батерст были
расставлены опознавательные знаки и сделаны зарубки.
Они стали их проверять.
Со времени последнего обследования уровень плавучего острова понизился
на шесть дюймов.
- Значит, мы мало-помалу погружаемся! - пробормотал Лонг. - Дно
ледяного поля потихоньку подтаивает!
- О, зима! Зима! - воскликнул Джаспер Гобсон, топнув ногой по земле
злосчастного острова.
Однако еще ни одна примета не возвещала приближения холодной поры.
Термометр Фаренгейта держался в среднем на пятидесяти девяти градусах
(+15oC), опускаясь за несколько ночных часов приблизительно на четыре
градуса.
Обитатели форта Надежды продолжали усердно готовиться к предстоящей
зимовке. У них всего было вдоволь, и, хотя фактория никакой провизии от
капитана Крэвенти не получила, обитатели ее могли спать спокойно в
ожидании долгой полярной ночи. Единственно, что требовало экономии, это
боевые припасы. Нельзя было также пополнить запаса ничем не заменимых
галет и спиртных напитков, которых, впрочем, потреблялось немного и
оставалось еще достаточно. Что же касается запасов дичины и
консервированного мяса, то они постоянно возобновлялись. Благодаря обилию
этой здоровой и сытной пищи, сдабриваемой обычно какими-нибудь
противоцинготными травами, обитатели маленькой колонии чувствовали себя
превосходно.
Запасаясь топливом, рубили деревья в лесах, окаймлявших восточный берег
озера Барнет. Под топором Мак-Напа свалилось немало берез, сосен и елей,
которые отвозили затем в склады форта на прирученных оленях. Плотник не
жалел леса, очищая стволы от сучьев и хвороста; он все еще считал остров
Викторию полуостровом и думал, что леса здесь никогда не переведутся.
Действительно, часть территории, прилегавшая к мысу Майкл, была богата
всевозможными породами деревьев.
Мак-Нап не раз приходил в восторг и поздравлял лейтенанта Гобсона с
открытием этой благодатной земли, изобилующей всем, что было необходимо
для полного процветания новой фактории. Всякого рода лесной материал,
дичь, пушнина, казалось, сами собой наполнявшие склады компании, богатое
рыбой озеро, продукты которого вносили такое приятное разнообразие в
повседневный рацион! Подножный корм для домашнего скота и "двойное
жалованье для людей", непременно добавил бы капрал Джолиф! Так разве не
был мыс Батерст тем благодатным уголком земли, подобного которому не найти
на всем этом далеком северном пространстве? Да, должно быть, у лейтенанта
Гобсона легкая рука, и как не благодарить провидение, направившее их в это
единственное в мире место!
Единственное в мире! Честный Мак-Нап! В простоте своей он и не
подозревал, какая тревога просыпалась в душе лейтенанта при этих словах.
Само собой разумеется, в маленькой колонии не забывали и о том, чтобы к
зиме все были тепло одеты. Миссис Барнет, Мэдж и жены Рэя и Мак-Напа
усердно шили; к ним, покончив со стряпней, присоединялась и миссис Джолиф.
Полина Барнет, зная, что вскоре им всем предстоит покинуть форт Надежды и
добираться до американского континента пешком по льду, решила
позаботиться, чтобы у всех была особенно теплая и удобная одежда. Если
остров Виктория будет остановлен льдами далеко от материка, люди
столкнутся с жестокими морозами долгой полярной ночи. Чтобы в таких
условиях преодолеть переход по льду в несколько сот миль, надо было
запастись не только теплой одеждой, но и теплой обувью. Вот почему миссис
Барнет и Мэдж направили на это все свое внимание и заботу. Они понимали,
что в случае катастрофы о спасении запасов пушнины нечего будет и думать,
и решили употребить их на это дело. Шкуры сшивались вдвое, мехом внутрь и
наружу, и если бы наступил день, когда этим достойным женам солдат, самим
солдатам и их командиру пришлось бы надеть на себя эти ценные меха, им
позавидовали бы не только супруги миллионеров, но и самые богатые русские
княжны. Конечно, жены зимовщиков были на первых порах несколько удивлены
таким употреблением ценного имущества компании, но распоряжение лейтенанта
Гобсона на сей счет носило характер недвусмысленного приказа. Впрочем,
куницы, норки, мускусные крысы, бобры и даже лисы кишмя кишели вокруг
фактории, и истраченную таким образом пушнину нетрудно было возместить в
любое время: стоило только дать несколько ружейных выстрелов или
расставить ловушки. А когда миссис Мак-Нап увидела прелестную горностаевую
шубку, сшитую Мэдж для ее малыша, она и подавно перестала считать это
чем-то особенным.
Так проходил день за днем вплоть до середины августа. Все еще
удерживалась прекрасная погода, и хотя небо слегка заволакивало туманом,
солнце быстро его поглощало.
Джаспер Гобсон продолжал ежедневные измерения. Но чтобы не возбуждать у
зимовщиков каких-либо подозрений, он старался уходить для этого подальше
от форта. Лейтенант обследовал то одну, то другую часть острова и был
очень счастлив, ибо не отмечал никаких существенных перемен.
Шестнадцатого августа остров Виктория находился на 167o27' долготы и
70o49' широты. Значит, с некоторых пор его отнесло немного к югу, но при
этом он не приблизился к материку, береговая линия которого также
отклонялась здесь в южном направлении; континент все еще отстоял от
острова более чем на двести миль к юго-востоку.
Что же касается расстояния, пройденного островом со времени разлома
перешейка, или, вернее, с начала движения льдов, то можно было считать,
что остров переместился на тысячу сто или тысячу двести миль к западу.
Но что значило это расстояние в сравнении с безграничными просторами
океана? И разве не известны случаи, когда такие суда, как английский
корабль "Резольют", американский бриг "Эдванс" и, наконец, "Фокс",
затертые льдами, были отнесены течениями на тысячи миль. Они передвинулись
вместе со сковавшими их ледяными полями на расстояние, исчисляемое многими
градусами, и только полярная зима остановила их движение.
6. ДЕСЯТЬ ДНЕЙ ШТОРМА
В течение четырех дней, с 17 по 20 августа, стояла прекрасная погода и
удерживалась сравнительно высокая температура. Туманы, клубившиеся на
горизонте, не сгущались в тучи. В северных широтах столь продолжительная
ясность - явление довольно редкое. Вполне понятно, что такое состояние
атмосферы не могло не беспокоить лейтенанта Гобсона.
Но 21 августа барометр возвестил о скорой перемене погоды. Ртутный
столбик термометра внезапно опустился на несколько делений. На следующий
день он снова поднялся, потом опять упал, и с двадцать третьего числа
понижение температуры приняло устойчивый характер.
Двадцать четвертого августа постепенно скопившиеся испарения, вместо
того чтобы рассеяться, поднялись вверх. Солнце в момент прохождения через
меридиан затянулось густой пеленой тумана, и лейтенант Гобсон не мог
произвести свои ежедневные измерения. Наутро подул сильный северо-западный
ветер, который, временами затихая, сменялся проливным дождем. Тем не менее
температура продолжала держаться на пятидесяти четырех градусах по
Фаренгейту (+12oC).
По счастью, все нужные работы к этому времени были закончены, и Мак-Нап
успел уже собрать и обшить корпус судна. Можно было даже прекратить охоту
на съедобную дичь, ибо запасов продовольствия было вполне достаточно.
Впрочем, погода вскоре окончательно испортилась, подул пронзительный
ветер, полили холодные, пронизывающие дожди, нависли густые туманы, и
людям волей-неволей приходилось безвыходно сидеть в фактории.
- А что вы думаете по поводу такой перемены погоды, мистер Гобсон, -
спросила утром 27 августа миссис Барнет, заметив, что ветер с часу на час
все свирепеет. - Не кажется ли вам, что она может оказать нам услугу?
- Я не уверен в этом, сударыня, но надо вам сказать, что для нас любая
погода лучше, чем ясные дни, когда солнце весь день нагревает воды океана.
Кроме того, сейчас, как видно, установился северо-западный ветер и очень
сильный, так что наш остров при всей своей тяжести не может противиться
ему. Поэтому я не буду удивлен, если мы приблизимся к американскому
континенту.
- Экая досада, - заметил сержант Лонг, - что нам нельзя будет ежедневно
проверять координаты острова. Ведь за этим туманом не видно ни солнца, ни
луны, ни звезд! Попробуйте-ка в таких условиях определить высоту солнца!
- Не беспокойтесь, сержант! - ответила миссис Барнет. - Если перед нами
появится земля, мы ее и так узнаем, ручаюсь вам. И, какова бы она ни была,
будем ей рады. Вот увидите, это окажется непременно какая-нибудь часть
Русской Америки, возможно Западная Джорджия.
- Да, пожалуй, что так, - согласился Джаспер Гобсон, - потому что во
всей этой части Северного Ледовитого океана нет, к сожалению, ни острова,
ни островка, ни даже подводного камня, за который мы могли бы уцепиться!
- Ах, - воскликнула миссис Барнет, - и почему бы нашей карете не
доставить нас прямо к берегам Азии? Разве, подгоняемая течением, она не
может проскользнуть в ворота Берингова пролива и отправиться к Чукотской
земле, чтобы примерзнуть к ней?
- Нет, сударыня, нет! - воскликнул лейтенант. - Наша льдина скоро,
вероятно, встретится с Камчатским течением, и оно немедля унесет ее на
северо-восток, что будет весьма плачевно. Но, пожалуй, северо-западный
ветер и в самом деле приблизит нас к берегам Русской Америки!
- Тогда надо быть начеку, - сказала путешественница, - и по возможности
определить наше направление.
- Мы и будем начеку, сударыня, - ответил лейтенант Гобсон, - хотя такой
густой туман сильно ограничивает видимость. А если нас отбросит к берегу,
то так тряхнет, что мы обязательно почувствуем. Но будем все же надеяться,
что остров не разлетится вдребезги от такого удара. Вот чего надо
опасаться! Словом, если это случится, тогда посмотрим. А пока делать
нечего!