мощь, если надо, иностранных спасателей с приборами и инструментами.
"Перспективность" объекта определялась в основном по опросам местных
жителей, осмотром (визуальной оценкой). Для этого надо было внимательно
осмотреть, облазить завал, исследовать щели, вылезти вверх по разрушенному
фасаду, спуститься в подвал через узкий лаз...
Конечная цель работы была достигнута, если удавалось извлечь людей, -
мертвых, или живых, это уж как повезет... Как-то естественно сложилось, что
мы работали группами по 8-10 человек, исходя из практики походного опыта.
Такая организация, по-моему, себя вполне оправдала.
Группа из культурных и образованных людей достаточно хорошо
самоуправляется, - это я знал еще по практике горных походов. В такой
хорошей по составу и подготовленной группе роль руководителя во многом
сводится к правильной и своевременной информации о том, что и как предстоит
сделать группе на очередном участке маршрута. И, конечно, контролем над
исполнением, как собственной установки, так и действий группы. Конечно,
нужна постоянная корректировка действий в соответствии с обстановкой,
условиями похода. Нашей слабостью являлось отсутствие опыта действий в очаге
землетрясения. Но мы обрели определенный опыт к концу спасработ.
Естественными лидерами в своих вопросах стали наши специалисты: врач,
переводчик, крановщик. По "их" вопросам мы обращались к ним, зная, что они
всегда окажут квалифицированную помощь.
Тем, кто остался, уговаривать отъезжающих остаться не хотелось. Да и
просто некогда было это делать: мы "врубились" в работу. От уехавших
осталась горечь в душе. Такой исход в чем-то явился поражением всего отряда.
Но не тех, кто остался.
Мы избавились от "балласта".
Возможно, кто-то из спасателей, - руководителей или участников тех
событий оценит действия по быстрому отъезду части отряда, как "форменное
безобразие". Я, думаю, не стоит оценивать этот поступок слишком резко: в
такой новой и непривычной среде, как очаг стихийного бедствия, человек
находит себя не сразу. Не сразу он адаптируется к этим условиям. Так же как,
например, не сразу привыкает к высоте в горах. Не во всех в должной мере
развиты неприхотливость и некоторые морально-волевые качества, необходимые
спасателю. Я думаю, эти качества может воспитать в себе каждый молодой
человек прежде всего путем занятий спортом и активной учебой.
В еще более экстремальных условиях, на фронтах войны, многие люди тоже
не могли себя найти сразу, попав в совершенно другую среду обитания. Кто-то
быстро погибал (так ничего не поняв), кто-то запросто сдавался в плен,
кто-то находился в глубокой депрессии, сходил с ума... Людям же с сильной
волей обычно удавалось преодолеть барьер адаптации к новым условиям. Но
давалось это всем по-разному, зачастую в тяжелейшей борьбе (достаточно
прочесть, например, "Волоколамское шоссе" А.Бека). Конечно, разрушенный
землетрясением город, - это не передовая на фронте. Но все же это совсем
другая среда обитания, лишенная привычного, обыденного благополучия. Есть в
ее воздухе и "дыхание смерти", которое что-то тревожит внутри, пока не
привыкнешь. Эти чувства по-своему мобилизуют одних, а у других могут вызвать
внутреннюю подавленность и растерянность...
Погибшие (продолжение)
Некоторое время мы проработали в крупном завале того же дома на Карла
Маркса, 19, только с другой стороны, - на улице Акопяна (дом 41). Но здесь
работы не приносили успеха: откапывали вещи, а людей в завале не было.
Сложилось впечатление, что и здесь нас вводят в заблуждение, и используют
для спасения вещей, а не людей.
При разборке завалов спасатели находили людей (в основном, конечно,
погибших), часто по указке местных жителей. Но нередко местные указывали
возможные места нахождения людей неверно по разным причинам. И умышленно, и
неумышленно. Неумышленно это делалось в основном тогда, когда они сами точно
не знали, где находились их родные в момент обрушения зданий. Последнее
можно иногда установить из расспросов отдельных людей, - если их показания
расходятся, скорее всего, они не знают точно, есть ли в завале погибшие и
где они находятся. Сходиться же показания могут или из-за знания примерного
местонахождения людей, или из-за того, что родственники договорились давать
одинаковые показания, - такое тоже возможно, хотя и маловероятно. Умышленно
же спасателей вводили в заблуждение тогда, когда стремились спасти ценные
вещи, документы и деньги из разрушенных зданий. Мы, конечно, прежде всего,
стремились спасти и достать людей (пусть, погибших), но не вещи, деньги и
документы. Спасение ценностей тоже входит в прерогативы спасателей,
поскольку облегчает положение пострадавшего населения. Но вещи не были
главной целью.
Поэтому мы опять сменили объект, перейдя на большой завал из двух или
трех точечных девятиэтажек на улице Ширакацы, 78. Они упали друг на друга,
как костяшки домино. Мы начали "внедряться" в завал на свободном месте, -
там, где сверху, как обломки "этажерки", торчали стены и ребра остова одного
из рухнувших домов. Экскаваторы и бульдозеры вгрызались в завал с боков. Но
вначале надо было снять верхнюю часть завала, его "шапку", понизив его
примерно до уровня пола второго этажа. Плиты здесь пришлось стаскивать по
наклонной плоскости, зацепив тросом за зуб экскаватора. Внизу экскаватор их
грузил на самосвалы, вывозившие обломки за город. Бетон крупных балок
дробили отбойным молотком, а толстую стальную арматуру перерезали дисковой
пилой. Мы раскопали "этажерку" изнутри, и постепенно разобрали ее, разрушили
с помощью строительных машин. Сразу ее обрушить было нельзя: в завале могли
еще находиться живые люди, да и непросто это было сделать...
Долгое время нам не удавалось никого обнаружить. Очередного погибшего
нашли, пройдя завал внутри "этажерки" до уровня первого этажа на третий день
работ. Здесь нашли пожилого мужчину, придавленного обломками, которые лежали
и под, и над ним. Он застыл в позе, как будто пытался пролезть в узкий лаз.
Может, так оно и случилось, а может, его придавило сразу.
Живую пожилую женщину удалось извлечь из завала соседней с нами
бригаде, работавшей рядом с "этажеркой". До женщины не сразу добрались, -
потребовалось прокопать внутренний ход. Она лежала в окружении пяти или
шести погибших. Наконец, ее извлекли и на носилках отнесли в машину скорой
помощи. Потом мне ребята сказали, что ее спасти не удалось. Хотелось бы
верить, что это не так...
Мне не забыть порыва благодарности пожилой армянки, когда я передал ей
паспорт, найденный в завале ребятами из моей бригады. Для нее мы были
спасителями, - людьми, реально облегчившими ее страдания. И благодарность в
ее глазах осталась у меня в сердце, как главная награда за работу. Хотя я
здесь, вроде, был и ни при чем: паспорт нашел не я. Его нашел один из нас, и
эта благодарность была наградой всем. Пусть нам и не удалось извлечь живых,
нам удалось живым помочь...
Прокопав в своем месте до уровня пола, мы сместились и начали разборку
рядом, на возвышении. По словам местного парня где-то здесь должна была
лежать его погибшая сестра с маленькой дочкой. Нам удалось их быстро найти
под грудой хлама. Внешне у них не было никаких повреждений. Они лежали,
обнявшись: ребенок искал защиты у мамы. Погибли вместе и, вероятно, сразу,
без мучений, в результате удара сверху. Мы так и положили их в гроб вдвоем,
не разнимая... Стихия, - людская и природная, не пощадила никого: ни
маленьких детей, ни взрослых молодых, ни старых.
Иностранцы
Действия иностранных спасателей отличались высоким профессионализмом,
они были хорошо обучены, хорошо оснащены техникой, инструментом. У них были
специальные инструменты: кусачки, пилы, лебедки, надувные подушки для
поднятия плит, компактные газорезки, мини-генераторы и компрессоры с
наборами электрического или гидравлического инструмента для долбежки камня и
резки арматуры... Об этом и многом другом тогда мы еще и не мечтали...
Запомнился мне рассказ знакомого туриста-врача (Сергея Фарбштейна) о
действиях его коллег, врачей из Израиля. У них был опыт работ по помощи
людям, пострадавшим в руинах от разрушений в условиях войны и стихийных
бедствий. Чтобы спасти живых людей, придавленных обломками, надо было еще до
их извлечения отсекать придавленные конечности, иначе ядовитые продукты
распада мертвых клеток тела сразу разливались токами крови по всему
организму, и человек быстро умирал от общего отравления (интоксикации).
Придавленные омертвелые конечности все равно спасти было невозможно. Для
помощи таким пациентам приходилось подлезать в завале по ходу-лазу раскопа
(подчас весьма сложному) и на месте проводить операцию по отсечению. Для
этого на тело накладывалась специальная дезинфицирующая пленка, и конечности
отсекали по ней. Успех здесь во многом тоже зависел от быстроты действий.
Прежде всего, от того, насколько быстро удавалось остановить кровотечение и
оказать помощь уже в больнице. Далее человека вынимали из раскопа, клали в
санитарную машину, и уже в ней подсоединяли капельницу для очистки крови. По
доставке в больницу делали переливание крови. Часть людей удавалось спасти
путем применения таких экстренных мер. Но часть людей не выдерживала. Многое
зависело от того, насколько долго человек находился в придавленном
состоянии, как велика была придавленная часть тела, и с какой силой ее
придавило. Травмы от сильного придавливания вызывали тяжелейшие мучения.
Людей извлекали в состоянии болевого шока, нередко, в коме. От таких травм
люди погибали очень быстро, потому и спасти их можно было только очень
оперативными и решительными действиями.
На Ширакацы-78 рядом с нами работало звено из чехословацких спасателей
в оранжевых комбинезонах. Они пользовались прекрасным инструментом, -
дисковой пилой (перерезавшей и сталь, и бетон), мощными кусачками (легко
разрезавшими толстую проволоку до 8 мм), топором для камня. У них был
специальный автомобиль с оснасткой. Оказывали помощь и нашей, и соседним
бригадам. При надобности мы их звали, или брали у них на время отдельные
инструменты. Кооперация очень помогала в работе: одной бригаде эти
инструменты требовались нечасто, но десяток бригад, работавших рядом,
загружали их почти постоянно. Они работали в "блуждающем режиме", кочуя по
огромному завалу от места к месту, перерезая арматуру и на открытых местах,
и в лазах через внутренние полости завала. Вообще, конечно, группы
спасателей всегда должны оказывать друг другу помощь, не мешать и оперативно
решать вопросы распределения работ и обеспечения безопасности.
У иностранцев было чему поучиться, и было, что позаимствовать. Жаль,
что внедряется в производство эта техника у нас не слишком-то здорово. Вот
этому, - эффективному внедрению разработок в производство нам тоже надо еще
поучиться. Это я как инженер говорю. Здесь мы и сейчас, спустя 14 лет,
отстаем пока очень здорово. Оснащение же современные подразделения МЧС имеют
куда более мощное, чем мы тогда. Жаль только, что техника эта в основном
импортная.
Нам не хватало очень многого. К примеру, не было ковшей для складывания
и выноса (с помощью автокрана) мелких обломков. Для этого использовали ванны
из разрушенных домов, - загружали их мелким мусором, и относили краном в
сторону.
Безопасность
Машины и люди работали на пределе сил. После 10-11 часов почти
непрерывной работы производительность резко падала. Иногда уставали до
отупения. Надо было ехать отдыхать в лагерь, иначе на следующий день можно
было не восстановить силы для эффективного продолжения работы. Да и
наступавшая темнота существенно затрудняла действия. Конечно, в
первый-второй день после катастрофы можно и нужно было спасать и днем, и
ночью. Просто, чтобы успеть спасти большинство из тех, кого можно спасти,
чьи стоны и плач еще были слышны под руинами, кого легко обнаружить сразу.
Надо учитывать, что в состоянии сильной усталости снижается не только
производительность, но и безопасность работы. А опасности встречались вполне
реальные. Действующие на машины нагрузки нередко выходили за пределы
обычных, допустимых. Если при обычном строительстве вес поднимаемых грузов
естественно ограничен технологическими требованиями к строительным деталям,
то при спасработах поднимать придавленные балки и плиты, вырывать их из
завалов, приходилось с заведомо неизвестными усилиями. Крепления разрушенных
деталей были повреждены и нередко разрушались. Случалось, тяжелые поднятые
детали разваливались в воздухе. При больших усилиях автокраны раскачивались
на подставках, едва не опрокидываясь. Нередко обрывались поднятые грузы: не
выдерживали поврежденные петли, рвалась арматура, срывались тали и тросы. Мы
слышали, что один из спасателей был убит упавшей с крана балкой.
Представление о том, что сумеешь "отскочить", когда стоишь под столь
ненадежным грузом, является весьма наивным. Разрушенный элемент конструкции
может упасть с крана в любой момент, - и при подъеме на несколько
сантиметров, и при подъеме на несколько метров. В любой момент трос или крюк
могут сорваться, а тяга лопнуть. При этом отскочивший трос или крюк, летящие
по воздуху, тоже представляют опасность. Под действием силы груз может пойти
в сторону, особенно по наклонной плоскости, и "наехать на тех, кто стоит
ниже на его пути. Из-за смещения груза может произойти обрушение близлежащих
конструкций. Обрушение поврежденного здания вообще может произойти в любой
момент, в частности, из-за последующих толчков землетрясения. От грузов,
тросов и работающих машин надо держаться подальше. Мне кажется, примерные
размеры зоны безопасности - не менее 6-7 метров от зоны (не "точки", а
возможного "пятна", куда может упасть груз) возможного падения грузов, стрел
кранов, от работающих машин. Здесь лучше немного "перебдеть", чем
"недотянуть".
Получить травму можно было в результате потери равновесия и падения при
ходьбе по завалу, и при переноске грузов по этой рухляди, поэтому применения
каски считаю обязательным. В силу специфических тренировок туристы и
альпинисты хорошо умеют "стоять на рельефе" завалов и лазить по руинам.
Ходьба по завалам во многом близка ходьбе по каменным осыпям, а лазание по
руинам обычно существенно легче лазания по скалам. Люди же без тренировок на
горном рельефе, безусловно, более подвержены опасности травм при проведении
спасработ в результате падения из-за потери равновесия.
Представляет опасность сильно деформированная стальная арматура.
Деформации могут быть вызваны как разрушением здания, так и усилиями со
стороны строительных машин. Из-за смещений разрушенных элементов конструкции
или из-за движения строительных машин может произойти внезапный срыв,
распрямление деформированной проволоки и прутьев с травмой человека.
Стальной прут может ударить, как хлыст, и даже проткнуть человека
насквозь своим концом (как копье) при очень неудачном стечении
обстоятельств. Это я понял "натурально" 20-го декабря. В тот момент
казалось, что никакой опасности нет: бульдозер тащил своим ножом большую
кучу искореженной стальной арматуры и прутьев. Я находился сзади и сбоку,
метрах в пяти, на приступке разрушенного здания (по Ширакацы, 78). Внезапно
стальной прут толщиной около сантиметра хлестнул по ногам с такой силой,
какую человек вряд ли смог бы приложить. Плотные брезентовые брюки костюма
электросварщика смягчили удар, но через них сразу проступили бурые пятнышки
крови. Удар пришелся спереди по обеим ногам, примерно посередине между
коленями и ботинками. Видимо, конец прута зацепила и согнула в дугу гусеница
бульдозера, а вторым концом он уперся в завал. Когда один из концов сорвался
с ненадежной опоры, прут упруго распрямился и ударил хлыстом. Мягкие ткани
("мясо") раздробило до кости, но кости остались целы. Импульс боли пронзил
тело, оставив ноющее ощущение. Тело на время стало "ватным", а ноги почти
перестали гнуться. Ребята проводили меня до ближайшего лазарета, где врач
обработал ранки на ногах, зашил и сделал перевязку. Подобные раны неприятны
более всего тем, что через них в этой грязи можно было "схватить"
какую-нибудь заразу. Конечно, профилактическую прививку от столбняка должен
иметь каждый спасатель. У меня такая прививка была, потому ее делать не
пришлось.
Врач медпункта, перевязывавший мне раны, с горечью заметил, что дома
были выполнены без защитного силового пояса, как полагается в сейсмически
опасных районах для многоэтажных построек. Здесь, на Ширакацы, эти
последствия были налицо...
Представляли опасность и мародеры, - в предпоследний день у меня из
рюкзака украли фотоаппарат, которым сделаны представленные снимки.
Несколько картинок разрушенного города
На общем фоне впечатлений память сохранила несколько картинок с
размышлениями, которые я приведу "для полноты картины".
Гробик. Небольшой, детский, обтянутый красной тканью. Он стоял у
одноэтажного дома, который, видимо, был временно покинут, поскольку в
течение нескольких дней мы никого у этого дома не видели. А гробик тоже так
грустно и простоял, неиспользованный. Возможно, его поставили у дома
специально, чтобы в дом не залезли мародеры. Очень хочется верить, что
только для этого он и использовался, и что погибшего ребенка в
действительности не было...
Обстрел. Наш закрытый грузовик-фургон без окон остановился под мостом в
транспортной пробке. Мы ехали вечером в лагерь на ночевку. Внезапно снаружи
раздался выстрел из автомата, и по фургону сверху забарабанил град осколков.
Ощущение, конечно, было не из приятных: такую "жестянку" вместе с головой
автоматная пуля пробьет запросто. Позже Сережа Романов, который ехал в
кабине, расскажет со смехом следующее. Под мостом сгрудились машины
вследствие чьей-то, или общей "невежливости". Кто-то стремился влезть первым
и организовал затор. Разъяренный офицер-танкист с автоматом бросился к
нарушителю, и в сердцах выстрелил в воздух. Пуля попала в перекрытие моста и
выбила град осколков, которые и ударили по нашему фургону. После этого все
водители вдруг стали вежливо-предупредительными, пробка под мостом мгновенно
рассосалась, и машины благополучно разъехались... Иногда надо и выстрелить в
воздух, чтобы человек быстро понял приказ...
Магазин. Магазин был открыт, и в нем никого не было. Входи по битому
стеклу, и бери, что надо. Это никем и никак не возбранялось. Правда, в нем
остались на тележках-клетках и прилавках только крупные стеклянные банки с
консервированными овощами. Кое-что мы взяли для себя на обед, но немного.
Такой "коммунизм" в этом городе мы наблюдали не раз. Продукты с автомашин
раздавали свободно и совершенно бесплатно. Например, соленую и мороженую
рыбу бросали прямо в толпу: люди хватали крупную рыбу на лету. Гуманитарная
помощь! В столовых кормили бесплатно. Такого рода материальные потери были
настолько невелики по сравнению с общим горем и разрушениями, что с ними
никто не считался. На них никто не обращал внимания... Это было правильно.
Неправильным "это" было тогда, когда на "этом" кто-то "грел руки"...
Комната. Одна стена этой комнаты и часть потолка, прилегающая к ней,
были разрушены. Через дыру в стене я и вошел внутрь, разыскивая кроватку с
ребенком. Я ощутил, что здесь еще совсем недавно и благополучно жили люди.
Стол, диван, шкаф... Обстановка обычной мирной квартиры. Но часть вещей у
разрушенной стены смята и опрокинута. И на всем слой пыли, как свидетельство
и отсутствия людей, и удара стихии. Я испытал непривычное, горькое чувство:
вот был дом, жила семья... И вдруг все рухнуло куда-то в небытие... Минуту
постоял, осмотрел обстановку. Детской кроватки не было. Ощутил какое-то
прикосновение чужой жизни, беды незнакомых людей... Понял, что больше здесь
быть не могу, и полез наружу. Не хотелось даже прикасаться к этой мебели, к
этой пыли.
"Шестиколесник". "Нам бы этот "шестиколесник", - Сережа Романов горько
усмехнулся, имея в виду мощный автокран фирмы "Като". "Но крановщик
ссылается на начальство в исполкоме, а там никто ничего не знает, и никто
ничего делать не хочет..." Конечно, сидеть полдня, и ничего не делать, с
призрачной надеждой получить автокран после окончания совещания в исполкоме,
мы не могли. Так мы бы за день ничего не успели.
Полтергейст. Тишина и ночная темнота лежали над пригородом. Я чуть
прошелся перед сном, наслаждаясь свежим воздухом после пыли развалин.
Внезапно тишину нарушил звон падающих бутылок: в одном из полуразрушенных
бараков в разваленной кладке упал ящик с пустыми бутылками. Упал он, похоже,
сам, поскольку никаких видимых причин я не заметил. Конечно, причина была.
Это мог быть и несильный толчок землетрясения, и пробежавшая кошка или
крыса. Или ток ветра, опрокинувший очень неустойчивую кладку развала... Или
что-то еще, не видимое, или не увиденное. Этот, вроде совсем незначительный
случай, запомнился неким внутренним размышлением: если видишь нечто
непонятное, попытайся внимательно пронаблюдать, осмыслить и понять.
Непонятные явления могут нести очень интересную, даже уникальную информацию.
И дают тренировку для ума и фантазии. Или "самозапудрить" мозги, если в этом
находишь удовольствие...
Завершение работ
Наши бригады работали и на других объектах. В частности, в еще одном
большом завале от экспериментального высотного здания на Ширакацы, 54. Этот
строительный "эксперимент" приводили в прессе, как весьма зловещий, - в этом
доме людей погибло много. Его завал содержал немало сверхтяжелых блоков,
неподъемных для строительных машин. По рассказу Димы Захаренкова и Глеба
Селезнева завал планомерно расчищали для того, чтобы отдельные крупные
бетонные блоки конструкции подцепить тросами и растащить в стороны танками.
Но вдруг явился пьяный экскаваторщик и зубом своего экскаватора раздолбил
всю конструкцию. Ее потом пришлось разбирать с помощью кранов, что замедлило
ход работы. Дурак, конечно, - тоже стихия! Особенно, пьяный дурак. Здесь
проявилось и такое негативное явление, как отсутствие четкого руководства,
отсутствие "прораба" на завале. Он бы запретил необдуманные действия. А в
случае неподчинения ретивого пьяницу следовало силой вынуть из кабины и
отправить просыпаться. Вообще всех пьяных следует решительно удалять с места
работ. Они создают неоправданный риск и для себя, и для других. Они нарушают
ход работы, калечат технику. Ими почти невозможно управлять...
Некоторая общая информация о положении в городе до нас доходила из
разговоров с соседними бригадами. Некоторые ребята посещали штаб, общались с
другими отрядами из нашего города и из других городов. Они передавали
наиболее значимые события, результаты спасательных работ. Спасенных в городе
было очень мало. Во всем городе за день поисков находили 1-2 живых. С каждым
днем их становилось все меньше и меньше, а потом спасения прекратились. Уже
где-то 18-19 декабря стало ясно, что, видимо, уже никого больше спасти не
удастся. Люди просто не могли выдержать столько времени в холодных руинах,
без воды и пищи. Печально, но факт... Но появлялись в городе и люди, которых
считали погибшими. Обычно это были те, кто в момент землетрясения находился
в отъезде на непродолжительный срок, и не сообщил об этом близким и соседям.
После получения травмы я попросил на один день оставить меня дежурным
по лагерю. Днем подошли два молодые мужчины - представители Ленгорисполкома
и Горкома ВЛКСМ, прилетевшие из Ленинграда. Они сообщили, что все
ленинградские отряды отзываются. Автобусы и авиарейсы нам будут
предоставлены. Договорились о времени отъезда. По возвращении групп из
города все были оповещены и стали готовиться к отъезду. Летели мы вместе с
частью отряда Шопина, - в аэропорте встретил нескольких знакомых горных
туристов, - Андрея Бражникова, Сергея Фарбштейна (последний позже и
рассказал о действиях израильских врачей). Меня удивила грузоподъемность
ТУ-154: самолет был весь забит спасателями, и у всех были тяжелые рюкзаки со
снаряжением. А у отряда Шопина еще и куча инструментов, и сварочное
оборудование...
В городе еще раньше разборка завалов стала постепенно переходить из
фазы полу ручной в более грубую, механизированную. Чуть позже начали
подрывать разрушенные дома взрывчаткой (с 24-го декабря) и более решительно
разгребать завалы тяжелой строительной техникой, которая была подтянута к
городу вместе с отрядами строителей. Один из таких отрядов (из Грузии)
разместился рядом с нами на окраине Ахуряна, но поначалу строители подгоняли
свою автоколонну с техникой и устанавливали домики-вагоны для проживания,
готовя их для приема людей. Изменение же тактики раскопов было совершенно
необходимо: следовало быстро очистить город от мусора и трупов, чтобы
предотвратить эпидемии, улучшить санитарную обстановку. Иначе могли иметь
место опасные последствия вторичных, производных проявлений катастрофы.
Борьба с такими возможными проявлениями тоже должна учитываться общим планом
проведения спасательных и санитарно-восстановительных работ в городе. К
счастью, на дворе стоял декабрь, и температура воздуха колебалась где-то в
районе нуля (ночью - в минус, днем в небольшой плюс). В таких условиях
процессы разложения погибших в руинах шли достаточно медленно, а потому и
опасность эпидемии в городе не возникла. И большинство погибших удалось
извлечь и похоронить до начала гнилостного распада тканей. Если бы
землетрясение произошло летом, опасность эпидемии могла бы стать более
существенной.
К сожалению, память не сохранила имена всех товарищей по отряду, но я
запомнил, как настоящих бойцов, Сергея Романова, Юрия Егорова, Алика
Дорошина, Глеба Селезнева, Диму Захаренкова, Николая Орлова, Сергея Керова,
Александра Роднянского, Иосифа Левианта. Эта повесть обо всех нас,
спасателях 88-го, из Ленинакана, Спитака, Кировакана...
По тем же событиям я читал воспоминания Кавуненко (книга "Как будут без
нас одиноки вершины", глава "Землетрясение в Армении", Москва, "Руссkiй
мiръ", 2000) и Клестова (на сайте www.mountain.ru), - последний был
руководителем киевского отряда спасателей из 16 человек. Он людей подбирал
более тщательно, чем наши руководители. В целом у них были те же проблемы,
что и у нас: недостаток техники, проблемы с мощными кранами и с местной
администрацией...
Владимир Кавуненко излагает свои наблюдения. У него, в частности,
изложены данные о общей организации работ со стороны альпинистской
контрольно-спасательной службы (КСС). Нам об этом ничего не было известно. В
частности, не был известен приказ о общем сборе (организации баз)
альпинистских отрядов на городских стадионах. Отряд Шопина остановился как
раз на стадионе, наши ребята их навещали. Конечно, ошибкой руководства
нашего отряда было и то, что не наладили связь с руководством альпинистской
КСС. По многим остальным вопросам наши наблюдения дополняют друг друга.
Кавуненко тоже наблюдал "чудеса организации": руководители спасателей не
могли достать билет на самолет в Ереван, и это со всей "формализацией"
задержало на 2 дня... Тем, кому эта тема интересна, я очень рекомендую
прочесть и Клестова, и Кавуненко "для полноты картины". В конце статьи
Кавуненко кратко касается вопросов последующей организации МЧС.
...Я отдал этому городу 12 дней своей жизни, порыв непрофессионального
спасателя, ведро пота и несколько капель крови. Вынул из его руин вместе со
своей бригадой 9 трупов. Немного. Что смог. Таких, как я, было много сотен,
а может быть, и несколько тысяч из разных городов Союза...
Некоторые общие личные соображения по организации спасработ
(глава, совсем не обязательная для чтения)
Лучшим выходом из ситуации катастрофы является профилактика стихийных
бедствий. Она позволяет если не избежать катастрофических последствий, то по
крайней мере, уменьшить их размеры (масштабы), - сократить число жертв и
разрушений. Надо постараться защититься правильным преобразованием
искусственной среды человека (техники, включая и техническую
инфраструктуру), организационными мерами и хотя бы минимальной подготовкой
людей для правильного их поведения в условиях катастрофы.
Вот, к примеру, последнее наводнение на Северном Кавказе. По моим
наблюдениям в горных селениях пострадали в первую очередь те, кто строил
дома в непосредственной близости от рек, по берегам и в поймах. Дороги
разрушены тоже на участках вблизи рек. Люди не видели серьезной опасности
стихии в горной речке. В условиях же продолжительных ливней, выпадающих на
большой площади, эти речки превращаются в неудержимые потоки, смывающие все
на своем пути. От их опасности можно уйти, возведя дома в защищенных местах
и вовремя предупредив людей о необходимости ухода в безопасные зоны (о
которых люди должны знать заранее). Энергию же стихии серьезными инженерными
сооружениями можно заставить работать на человека. Например, отведя воду в
водохранилища, избавиться от ее недостатка в засуху. Все это реализовано, но
лишь частично...
В определенных природно-климатических условиях и горная река, и горное
озеро, и ледник (вспомним Колку) и даже горные склоны представляют опасность
из-за возможных оползней, селей, лавин, обвалов. Конечно, все здесь
невозможно предусмотреть, но вот многие крупные катастрофы, как мне кажется,
можно научиться предвидеть и уменьшать масштабы их жертв и разрушений. Так,
в Перу есть гора Уаскаран. Каждые 25-30 лет с нее сходит гигантский обвал, -
вал грязи и льда высотой более 100 метров несется вниз по ущелью. Однажды он
накрыл внизу город с 20-титысячным населением, и масштабы катастрофы были во
много раз большими, чем у нас при обвале Колки. Там очередную катастрофу
можно предсказать достаточно определенно...
То, что люди не видят опасности там, где она может возникнуть, - это
недостаток наших представлений, нашей культуры. Его надо преодолевать на
всех уровнях, - от улучшения представлений людей до преобразования природы
на уровне технической инфраструктуры целых районов, критичных к определенным
стихийным бедствиям.
Это простые истины, увы, далеко не всеми еще понятые...
Жертв катастроф было бы значительно меньше, если бы люди действовали
более разумно в своей хозяйственной деятельности. В случае же необходимости
действий по спасению можно также сформулировать несколько таких "простых
истин":
Аксиома 1. Первым залогом успеха спасательных работ является полная
мобилизационная готовность спасотряда, - готовность транспорта, специальных
технических средств (инструмента) и материального обеспечения (продуктов,
горючего, медикаментов), а также полная психологическая готовность и желание
бойцов вступить в борьбу.
Аксиома 2. Вторым залогом успеха является быстрота действий. Все
организационные решения по привлечению сил и средств (прежде всего, по
привлечению техники) должны по возможности опережать действия спасателей.
Доставка спасателей к месту катастрофы должна производиться самыми быстрыми
средствами транспорта (вплоть до десантирования на вертолетах и сброса с
самолетов на парашютах).
Аксиома 3. Третьим залогом успеха являются умелые действия по
организации и проведении разведки всеми наличными силами и средствами.
Аксиома 4. Четвертым залогом успеха является концентрация сил на
перспективных направлениях поиска, обнаруженных в результате разведки.
Аксиома 5. Пятым залогом успеха является оперативное, подготовленное
подключение транспорта и медицины для спасения извлеченных из завалов людей.
...
Еще по опыту спасработ я сделал тяжелые и очень неутешительные выводы о
последствиях даже "ограниченного" применения ядерного оружия, о возможности
спасения людей. В целом (суммарно), разрушения в Ленинакане примерно
соответствовали результатам взрыва бомбы мощностью в несколько килотонн.
Только, конечно, они не были так сконцентрированы, как при взрыве бомбы, и
не сопровождались массовыми пожарами, радиоактивным импульсом и
радиоактивным заражением местности. Весь этот "букет" существенно усложнил
бы условия спасработ и сделал их реально выполнимыми, а их результаты
реально достижимыми, только в зонах, существенно удаленных от эпицентра
взрыва... Реальных возможностей для спасения вблизи эпицентра почти не
будет: если к такого рода разрушениям, как в Ленинакане, добавить хотя бы
радиацию, то спасти удастся очень немногих. При этом жертв среди спасателей
может быть в несколько раз больше, чем спасенных. Здесь не должно быть
иллюзий: в условиях сплошных завалов быстро подтащить технику не удастся, а
потому и завалы не удастся разобрать быстро. Поэтому большинство людей,
спасающихся в бомбоубежищах погибнет, если им не удастся выбраться самим. В
условиях радиации спасать своих будут только родственники (если они еще
останутся в живых среди тех, кто "наверху")... А в условиях массовых пожаров
(вызванных ядерными взрывами) и возможности, и время для спасения уменьшатся
настолько, что... Нет, не хочется верить, что такое когда-либо случится.
Только сумасшедшие маньяки могут допускать мысль о применении ядерного
оружия... Оправданий таким действиям не может быть никаких.
Есть несколько мыслей по работе МЧС. Мне кажется, что вопросы
профилактики стихийных бедствий должны занимать значительное место, причем
для этого МЧС должно иметь и определенные властные полномочия, и контрольные
функции. Строительство должно вестись с жестким учетом опасностей стихийных
бедствий: землетрясений, наводнений, паводков, селей, лавин, камнепадов,
оползней, пожаров, тайфунов, цунами...
МЧС, помимо штатных сотрудников, должно опираться и на силы
общественников из числа квалифицированных альпинистов и туристов,
использовать их опыт проведения спасработ (на это, например, направлены
усилия В.Кавуненко, как руководителя общественных формирований спасателей).
И способствовать накоплению такого опыта. Ведь при мощных ударах стихии
штатных сил спасателей всегда оказывается недостаточно. Руководить отрядами
и группами спасателей должны люди с положительным практическим опытом
спасработ.
Мне кажется, что МЧС должно иметь и свою "маленькую индустрию" в виде
предприятий, производящих определенное снаряжение и оснащение. Конечно, это
могут быть и частные предприятия, выполняющие заказы МЧС. В частности,
необходимо производство жилищ-вагончиков с необходимыми системами
жизнеобеспечения для беженцев в районах стихийных бедствий. В последующем,
после освобождения, их можно будет и переместить в нужный район, и
использовать в качестве баз спасателей, в качестве баз строителей,
туристских баз, гостиниц, хижин и т.п. МЧС должно иметь свою инфраструктуру,
в определенной части достаточно мобильную, перемещаемую. Все это сейчас,
конечно, создается, но очень "постепенно". Спасработы же нельзя вести
медленно.
Война тоже является стихийным бедствием, в зоне которого необходимо
проведение спасработ. Это поможет ее быстрее локализовать и прекратить.
Позволит уменьшить масштабы катастрофы, - выполнить основную функцию
спасателей.
Я не ручаюсь за абсолютную точность в нумерации домов и названиях улиц,
поскольку угловые дома могли иметь нумерацию по другим улицам, а номера на
полностью разрушенных домах не сохранились. Некоторые завалы были образованы
из двух и более домов, стоявших рядом. Может, я где-то немного ошибся в
перечне фамилий, кого-то забыл упомянуть добрым словом, - за тринадцать лет
кое-что позабылось. Хронология событий нарушена лишь в одном месте
(посещение ЖБК с выдачей нам рабочей одежды произошло на день-два позже, чем
в изложении), но это несущественная деталь. Снимки отсканированы на цветных
слайдах, - на их рамках я тогда записал названия улиц и номера домов,
которые уже помнились плохо.
В целом же все было так, как написано, никаких художественных
"домыслов" в этой повести нет. Она документальна. Я в нее вложил только
некоторые выводы на основе своего видения и понимания событий.
Евгений Буянов.