то вы Густава спрашивайте. Что до молочка, то все-таки не советую. Коровы все-таки местные. От ихнего вымени Гейгер больше балдеет, чем от самого реактора. Верно, Петрович? Да. Молочко это за вредность -- сплошная тавтология. Если только, конечно, Сам в Общий Рынок не вступит. Чего бы я ему, конечно, желала; а то у них там уже мыла нет. Да и на кой ему всю дорогу с пятилетним планом себе голову морочить? Пусть его в Брюсселе составляют. У них и компьютеры получше. То-то он про общий европейский дом распелся. С другой стороны, они там в Евразии только раз в месяц в баню ходят. Спросите хоть Цецилию. Или лучше Петровича. Да ты, Густав, молчи! Тебя каким мылом ни три, контру не отмоешь. Вот-вот, патриот разговорился. По Рязани своей скучать изволите, Петрович? Ностальжи де ла бу, иначе не назовешь. Сколько лет тут живете, а все в хлев тянет. Хотя, казалось бы, на местной женат. Ты бабу мою, Густав, не трожь. Она хоть местная, да полукровка. У местных ваших клитора днем с огнем не сыщешь. Рыбы! Петрович! При дамах! Оттого мужик тут в педрильство и кидается. Или на демонстрации. Часто не знаешь, какую статью ему шить. Базиль Модестович, он наше национальное достоинство оскорбляет! Господа министры, господа министры, не ссорьтесь. Я всегда считал, что иностранец не должен быть министром внутренних дел. Иностранных -- пожалуйста, а внутренних -- нет. Контра ты, Густав, нераскаянная. Не говоря -- клитор дело внутреннее. Ну, да откуда тебе знать-то с твоей местной. Да как вы смеете! Да как вам, Петрович, не стыдно! Господа, господа, не ссорьтесь. Министру внутренних дел стыд неизвестен, Цецилия. Министр внутренних дел -- он как гинеколог. Я всегда считал, что иностранцу нельзя... Господа министры, господа министры, успокойтесь. Во-первых, Густав, ты не прав. Министр внутренних дел... И юстиции. ...и юстиции должен быть иностранцем. Гарантия большей объективности, и никакого непотизма. Вспомним римское право. Плюс всегда лучше, если угнетатель -- а закон всегда угнетатель -- чужеземец. Лучше проклинать чужеземца, чем соотечественника. На этом все империи держатся. Вспомним цезарей, в худшем случае Сталина. Своего рода психотерапия. Здоровей ненавидеть чужого, чем своего. Ой, записываю. Но я не могу голосовать вместе с человеком, который оскорбляет достоинство моей нации! Если бы он был свой, то да, тогда бы ты, Густав, не мог. Но поскольку он иностранец -- можешь. Ибо он ведет себя естественно. Более того: благодаря его естественности и ты ведешь себя естественно, приходя в бешенство. Что есть естественная реакция. Это, значит, во-первых. Во-вторых, гинекологические его наблюдения если и оскорбительны для достоинства нации, то только для ее половины. Вот даже Цецилия не реагирует. Ей что. У нее четверо детей. Скуластенькие. Или потому что знает, что Петрович преувеличивает. То есть преуменьшает. Погорячился он, Базиль Модестович. Погорячился ты, Петрович? Ага. В любом случае достоинство нации не размером этой вещи определяется. И в любом случае мы должны заботиться о достоинстве всей нации. Поэтому прибавим еще восстановление флага и гимна, которые до Перемены К Лучшему существовали, а? Ты как на это, Петрович? Я -- чего, я -- за. Хотя чего он символизировал -- никогда не мог добиться. Даже пыткой. Ну-ка, Цецилия, по твоей части. Серые полосы на белом поле. Символизируют местный климат. Погоду вообще. На телепомехи похоже. А я на американский флаг грешил. Или на кошачью спинку. Значит, восстанавливаем Цвета Национальной Погоды. Гимн? Гимн, Базиль Модестович, был не Бог весть что. Можно было петь на мотив или "О май дарлинг Клементайн", или "Кукарачи". Как "Дойчланд, Дойчланд юбер аллес". Н-да, Сам может фыркнуть. Не понять. Понять неправильно. Может, ихний обработать? Не будем впадать в крайности. Десять же минут осталось. Как насчет "Тэйк файв" Брубека? Холодно и энергично. Жив он: авторские платить -- казны не хватит. Может, что-нибудь народное? "Слезы рыбачки"? Заунывно. "Где мой милый"? Сам не поймет. Ясно, что в Сибири. Может, "Милый край, не расстанусь с тобой!"? Это лучше. Гораздо лучше. Музыка и слова народные. Никакой идеологии. Я это для себя всегда на мотив "Маленького цветка" Сиднея Беше пою. Ну-ка, ну-ка. Цецилия поет. "Милый край, не расстанусь с тобой! / Ни за что никогда не покину тебя". Ой, я сегодня не в голосе. Недурно, недурно. Совсем недурно. Так голосуем, господа министры? (Напевает.) Милый край, не расстанусь с тобой, пум-пум-пум-пум-пум-пум-пум, пум-пум-пум-пум-пум. Голосуем, голосуем. Исторический момент. Великое -- пум-пум-пум-пум-пум-пум -- событие. Поворот на сто восемьдесят градусов. Демократия. И волки сыты, и овцы целы. И волки, и овцы. Пум-пум-пум-пум-пум-пум, пум-пум-пум-пум-пум-пум. Кто за -- поднимите руки. А чего поднимать -- и так все ясно. А того, что -- (кивает в сторону медведя) записывается. И на видео -- тоже. Сам, может, даже по прямой трансляции смотрит. Хотя он на пресс-конференции. Да, наверно, уже кончилась. У него кончилась, у нас -- начинается. Через две минуты. Ну, кто -- за? (Голосуют.) Так: три -- за. Кто против? (Поднимает руку.) Так: я -- против. Большинством голосов -- пум-пум-пум-пум-пум-пум, тьфу, привязалось... Базиль Модестович, это же национальный гимн! Ах, да, простите... резолюция о переходе к демократической форме правления и экономической реформе пум-пум-пум-тьфу!.. принята. Подписи. (Расписывается.) Густав! (Протягивает бумагу Густаву, тот расписывается.) Петрович! (Протягивает бумагу Петровичу, тот расписывается.) Передай Цецилии. (Петрович передает документ Цецилии, та расписывается.) Матильда! Эй, Матильда! Входит Матильда в чем мать родила. Переведи это на местный язык. Когда? Сейчас. Ой, так там же пресса. Подождут. Обеденный перерыв еще не кончился. Но они в двери лезут. Обождут. Не 17-й год. Переводи. Это -- что за маскарад? Вернее -- наоборот. Так ведь поворот на сто восемьдесят градусов. Так то на сто восемьдесят, Матильда, а ты на все триста шестьдесят хватила. Это чтоб бесповоротность символизировать, господин Президент: что после демократии дальше ничего не будет. И что демократия естественна. Прессе это должно понравиться. Хороший кадр: рядом с Топтыгиным. (Распускает галстук.) Переводи. Ой, щас. (Убегает.) Петрович, сигару хочешь? Фидель прислал. Ага... Кровь, говорю, с молоком. Держи. Ну, про молоко мы всЈ знаем. Гейгер зашкаливает. Про кровь тоже. Что да, то да. Даже неинтересно. Интересно, что это в Матильде больше демократии радуется: кровь или молочко? И-и, Густав, сигару? Впрочем, что ж это я? Ты ж некурящий. Тебе, Цецилия, тоже не предлагаю. Кончай арбуз. Я бы взял одну. Ради такого случая. Какого "такого"? Держи. Ну, демократия все-таки. В Густаве это, конечно, кровь. Ну, я бы ради этого, Густав, не стал развязывать. Тем более -- если кровь. А ради чего вы б развязали, Базиль Модестович? Да ни ради чего. Я ведь, Густав, заметь, и не завязывал. Да вот хоть тот же Фидель: мне присылает, а Самому перестал. Ему хорошо: у него остров. Одни идеалы общие. Можно и не бриться (кивает на портреты). Базиль Модестович, а если спросят, кто нас уполномочил? Ведь без парламента, без всего... Не спросят, Цецилия. Им в голову не придет. А если все-таки? Скажи: история. Но они же дотошные. Настырные и дотошные. Ну и? Ведь ни парламента, ни конституции. Только телефонный звонок. История и есть. Телефон, Цецилия, орудие истории. Личной, во всяком случае. Иногда -- национальной. Особенно -- если записывается. Тогда личного от национального не отличить. История, скажи, устала от конституции. Тем более что все -- одинаковые. Да, и теперь ей больше телефон нравится. Не говоря -- телек. Да, новые формы. Все-таки: переход от тирании к демократии. Ага, требует новых форм. Вызывает их к жизни. Так что скажи: история. Или скажи: революция. Для них -- одно и то же. А они скажут: где народные массы, стрельба, баррикады? А ты скажи, что -- не в кино. Что революция народ всегда врасплох застает. И что если им так охота кровопролитие увидеть, я могу вызвать войска и открыть по ним огонь. Надоели! Ой! Не ойкай: не спросят. Да, Петрович, -- позвони, пожалуйста, Бехеру в Японию. Скажи ему, чтоб не волновался, когда газеты увидит. Особенно -- Матильду голую. А то он, чего доброго, с перепугу политического убежища попросит и правительство в изгнании создаст. Да, старой закалки человек. Жаль, не было его сегодня. Ага, мне тоже: рябчик был замечательный, не говоря -- подлива. Да, теперь следующая партия еще когда будет. Будет -- да только немецкая. Или американская. Скорее немецкая. Как часть займа. Арбузы, поди, совсем кончатся. Не кончатся, Густав, не волнуйся. Сам не допустит. Да, все-таки символическое растение. Овощ. Все равно. Главное -- снаружи зеленый, внутри -- красный. Да, цвет надежды и страсти. Не говоря -- пролитой крови. Какая разница. Только, пока не разрежешь, не знаешь -- зрелый или незрелый. Да. И потом -- семечки. Подумаешь, семечки! Семечки всегда можно выплюнуть. Что да, то да. Послушай, Петрович. Тебе что больше нравится: прошлое или будущее? Не знаю, Базиль Модестович, не думал. Раньше будущее. Теперь, думаю, прошлое. Все-таки я -- внутренних дел. А тебе, Густав? Как когда. Когда будущее, когда прошлое. Настоящее, значит. Тебя, Цецилия, не спрашиваю. С тобой все ясно. Сплошная надежда и страсть. Женщина, Базиль Модестович, всегда будущим интересуется. Все-таки материнский инстинкт. Усложняешь, Цецилия. При чем тут материнский? Просто инстинкт. Какой вы все-таки грубый, Петрович! Если я и грубый, то оттого, что неохота на старости лет немецкий учить. Или английский. Правильно я говорю, Базиль Модестыч? Что да, то да. А тебе самому, Базиль Модестыч, что больше нравится? Сам не знаю, Петрович. Думаю, все-таки прошлое. В большинстве оно... Кофе будешь? Занавес. -------- Акт второй Кабинет Главы небольшого капиталистического государства. На стенах -- портреты звезд рок-н-ролла или киноартистов. Интерьер -- как и в 1-м действии, включая медведя, отношение к которому со стороны персонажей, в свою очередь, не претерпело никаких изменений. Оленьи рога. Высокие окна, в стиле Регента, затянутые белыми гардинами, сквозь которые просвечивают шпили лютеранских кирх и реклама -- "Чинзано", "Кока-Кола", "Макдональд" и т.п. Длинный стол заседаний, заставленный пивными бутылками и едой. Рабочий стол Главы государства: столпотворение телефонов. Вечер. Трое мужчин среднего возраста и одна женщина -- неопределенного -- поглощают пищу. Ничего устрицы, а? Да, свежие. Все-таки самолетом. Какие-то два-три часа. Три. Зависит от авиалинии. Все-таки свежие. С лимоном их хорошо. Преимущества географического положения. Все-таки -- Европа. Да, хоть и Центральная. Да хоть бы и Восточная. Даже если и Азия, то -- Западная. Почти Общий Рынок. Только "мерседесов" нет. Так ведь и дороги... того-сь. Автобан еще когда построят. Непростое дело. Все-таки тыща км болотом. До западной границы только. А до восточной и не надо. Да, туда три года скачи -- не доскачешь. С лимоном их, с лимоном. Только на тракторе. Или еще на танке. На танке это не туда, а оттуда. Кто старое помянет, Густав, тому глаз вон. А кто забудет -- тому оба. Да прекратите вы. В самом деле. Тем более, история кончилась. Да, я статью читала. Матильда с английского перевела. Осталась одна география. И ее преимущества. История, пока чего-то хочется, не кончилась. Например, "мерседес". Или "ролекс". Ну, "ролекс" у Базиль Модестыча уже есть. Так ведь -- Президент он. Для представительства. Мало ли кто приедет. Прилетит. Королева английская. Канцлер немецкий. Президент египетский. Аятолла иранский. Папа Римский. Микадо. Без "ролекса" никак нельзя. А то в аэропорт опоздаешь. Вот и первое долго не несут. Не говоря -- на работу. Событие можно пропустить. Особенно историческое. Они же всегда с историческим визитом прибывают. Даже из Бельгии. Пока аэропорт работает, история не кончится. И пока чего-нибудь хочется. Тебе еще хочется чего-нибудь, Цецилия? Кроме "мерседеса"? Я бы еще устриц взяла. Больше нет. Четыре дюжины только и прислали. Только для членов Государственного Совета. Да, для головки. Следят все-таки. (Кивает на медведя.) Непрерывная трансляция. Раньше тоже была непрерывная. Эк сравнил! Раньше только звук писался. А теперь цветное изображение. Иногда даже крупным планом. Си-эн-эн называется. Заботятся. Скорее -- следят. Все-таки, Петрович, у тебя мания преследования. У него всегда была. Одно слово: министр внутренних дел. Либо он преследует, либо его. Бывает. Комплекс такой. Чистая клиника! Да чего вы ко мне пристали! Не за нами, говорю, следят. За историей. А чего за ней следить. Особенно если кончилась. Тем более -- если нет. Да, если у нее репертуар ограниченный. Ага. Демократия или тирания. Всего и делов. Верно, Базиль Модестович? Отчасти да, Цецилия, но вообще нет... Первое что-то запаздывает... То есть (широко раскрывает глаза) их больше? Зависит от географии. Европейская, например, истории мало вариантов оставляет. Чем больше страна, тем их, Цецилия, меньше. У большой страны их вообще только два. Либо могущественной быть и всех в бараний рог скручивать. Либо -- наоборот. Хоть Дойчланд взять, хоть Русланд. То они великие, то они раздробленные. Полвека так, а полвека -- этак. Округляю, конечно. Для наглядности. То есть, как Петрович? То он преследует, то -- его? Вроде. Потому он и внутренних дел. Н-да, православным теперь не до внешних. Католикам тоже не очень. Не говоря -- неверующим. Да, теперь лютеранам черед пришел в Европе распоряжаться. Поэтому и Густав до сих пор -- финансовый? Именно. Теперь дела у нас только внутренние и финансовые. Плюс культура. Конечно. У малых стран культура -- большой плюс. Даже если у них вариантов больше. Да кто их считал! Ну, все-таки. Олигархия, теократия, партократия, бюрократия, анархия, оккупация, утопия. Минимум семь. Ну, с Базиль Модестычем нам это не грозит... Первое что-то долго не несут. Да какие там семь! От силы -- три. Все-таки мы между двумя великими державами. Что упрощает выбор. Да: сфера влияния. Это если они великие не одновременно. А если одновременно, то и еще проще. Просто раздел. Эх. Н-да. То-то и оно... Кто старое помянет... Появляется Матильда в леопардовой шубке на голое тело, катя перед собой тележку, на которую водружен поднос с дымящейся едой. Первое! Наконец-то! Валентино? Карден. А шарфик? Шарфик Гермес. Леопардовый... Горячее... Что у нас сегодня, Матильда? Утка пекинская, креветки сечуанские, поросенок хунаньский. И пельмени. Опять китайское! Не привередничай, Петрович. Вкусно ведь ужасно. Главное -- разное. Первое. Второе. Третье... Да я не привередничаю. Просто палочками есть -- пытка. Ну, это вас никогда не останавливало. Густав! Какое разнообразие все-таки! Гастрономический вариант демократии, ни дать ни взять. То-то они с политическим не торопятся. Мы -- тоже. Хотя у нас -- диетический. Да ты представь себе парламент ихний. При миллиардном-то населении. Там голосуй не голосуй. Да, представь, что ты в меньшинстве. Что 70 процентов за, а 30 процентов против. Все равно триста миллионов. И все палочками едят. Это если на два помножить, шестьсот миллионов палочек получается. Для одного только меньшинства. Может, нам им лес на палочки продавать, а, Густав? Нельзя, Базиль Модестович. Страна в год облысеет. Да и народу у нас на это не хватит. Даже если процесс механизировать. Не говоря -- вручную. Хотя ручная работа лучше оплачивается. Теоретически. Может, спички тогда? Спички -- шведская монополия. Да и не все китайцы курят. Но которые в меньшинстве -- должны. Верно; взять хоть нас. Вся нация дымит... А еще можно спички вместе с сигаретами выпускать. С этой стороны пачки -- наждак, а с этой -- спички. А то их всегда ищешь. Шведы до этого вряд ли додумаются. Да у нас же табак не растет. Ну, на "Мальборо" можно наклеивать. Вручную или механизировать. Что скажешь, Густав? Да где нам столько "Мальборо" взять? Что да, то да. Жуют. Жалко такой рынок терять. Даже если только на меньшинство ориентироваться. Не говоря уже о том, что это была бы поддержка демократии. Может, наручники им продать, Петрович? А то лежат, ржавеют. Во-первых, из нержавейки они. Во-вторых, сколько их у нас? Мы их покупали из расчета на одну треть населения. А у китайцев в одном Шанхае народу больше, чем у нас, включая новорожденных. И вообще -- наручники продавать -- большинство поддерживать. То есть тиранию. Западу не понравится. Ты бы об этом, Петрович, раньше подумал. Так я же брал их со скидкой! Как особо дружественная держава. Все равно. Вот куда весь наш золотой запас и ухнул. Да, теперь расхлебываем. А нельзя большинству продавать наручники, а меньшинству -- ключики? Это, Базиль Модестович, статус кво поддерживать. Западу не понравится. Жалко все-таки такой рынок терять. Тем более, утка замечательная. Не говоря -- креветки. А баранина? Арабские страны еще есть. Там все курят. Да, и большинство и меньшинство. И у всех -- "ронсон". Тоже, между прочим, из нержавейки. И одежа у них тоже такая: не поймешь, где руки прячут. Там, где "ронсон" лежит. Не говоря -- чадра. Это чтобы каждую бабу мужиком обеспечить. Независимо от внешних данных. И никаких тебе там трагедий Шекспира. В худшем случае шок первой ночи, да и тот -- взаимный. Петрович, как вам не стыдно. Им не наручники нужны, а... Петрович!!! За столом все-таки. Да ладно уж вам! Ты-то, Цецилия, чего? Ты-то лучше других знаешь, что с литературой у них швах. Ни тебе Лютера, ни тебе Вертера. Что да, то да. Жалко все-таки такой рынок терять. Может, бекон им наш продавать, Густав? Сначала поголовье свиное надо наладить. Хотя бы в довоенных масштабах. Ну, это не сложно. В конце концов, они не воевали. Восстановим... Так ведь на то и займы. С другой стороны, Базиль Модестович, сура 16-я Корана гласит: "Кто ест свинью, сам свинья". И рыбу они тоже не любят. Угря тем более. Портится быстро. Жуют. И вообще займы нам не под это дают. ??? Там все это конкретно оговаривается. ??? Ну, во-первых, на нужды Государственного Совета. Так. Это понятно. Это -- мы. Во-вторых, создание новых демократических структур и проведение реформ. Примерно то же самое. Потом на развитие современной технологии. Из той же оперы. Последний -- самый крупный -- на освоение национальных ресурсов... Я это, Густав, и имел в виду. В частности, водных. "Водных" подчеркнуто. Правильно. Набережную давно пора отремонтировать. Мне моего пуделя выводить стыдно. Замолчи, Цецилия... Что это они имеют в виду, Густав? Что вода -- наше главное национальное богатство. А что! Они правы. Одни озера чего стоят! Не говоря про выход к морю. А реки? Не говоря про болота. На карту посмотришь -- пить хочется. Или со спутника. Следят все-таки. Я имею в виду -- за географией. Хотелось бы знать только, как их осваивать. Это в займе тоже оговорено. Мы должны начать производство газированной воды в европейском масштабе. Хотя могли бы и в азиатском. На карту посмотреть -- и в мировом. Прожилки эти всюду синенькие. Как ляжки у Цецилии. Петроооооович! К 2000-му году, они считают, можем стать монопольными производителями газировки. Так это -- когда еще будет. Сначала дожить надо. Мне только год до пенсии. Кроме того -- выборы. А займы -- вот они. Все смотрят на Густава. Густав пятится, прижимая к себе туго набитый портфель. Что это вы на меня так смотрите? Как? Так. Как "так"? Вокруг Густава постепенно смыкается кольцо. Сами знаете. А ты не боись. Да. Это не больно. Никто тебя не обидит. Цецилия, мишку загороди. Так он же неодушевленный. Это еще проверить надо. Ой! Трое на одного! Большинство называется. Ой! Не боись, говорю. Ой! Ой! Ой! Короткая схватка. Петрович с портфелем Густава. Люди гибнут за металл. Как говорил Шаляпин. Гуно, "Фауст". Все-таки при социализме до рукоприкладства не доходило. Базиль Модестович? Я имею в виду, на заседаниях кабинета. Дензнаки были другие. И вообще -- ценности. Их как раз не было. Поэтому и не доходило. Н-да... То-то и оно... Сколько там, Петрович? Согласно накладной, два миллиона. Чего: марок? Нет, долларов. Другие дензнаки. Значит, по пятьсот тысяч каждому. То есть как это каждому?! Густаву тоже? Густаву тоже. Да он же отдавать не хотел, господин Президент! То есть Базиль Модестыч. За что ему? Он же сопротивлялся! Он такой же член кабинета, Петрович, как ты, Цецилия или я. Да, просто в меньшинстве оказался. Демагогия! Мозги у вас от демократии размякли, что ли! Да наша доля увеличивается на пятьсот тысяч. Это даже если на три разделить... Пятьсот на три разделить -- тем более поровну -- даже Густав не сможет. Тем более -- ты. А я и не буду! (Взрывается.) Ни на четыре, ни на три, ни пополам! Пошли вы все в задницу! Буржуи мягкотелые! Гнилье! ВсЈ -- моЈ! Я отобрал, и это -- мое! Пока. До встречи в Париже! Бросается к выходу. Путь ему преграждает медведь с револьвером в руке. Не валяй дурака, Петрович. Сядь и кончай пельмени, а то остынут. Петрович, совершенно уничтоженный, бредет к столу, бросает портфель на стол и садится. Топтыгин теперь, значит, на тебя работает. Для меня это, честное слово, Петрович, такая же неожиданность, как и для тебя. Просто ученый медведь, Базиль Модестович. Пережитки фольклора. Цыгане раньше на ярмарке с таким выступали. Но -- неодушевленный. Единственное утешение. Но надо еще проверить. Многоцелевой робот, наверное. Непрерывная трансляция плюс защита интересов вкладчиков. Логическое завершение принципа скрытой камеры, Я и говорю: следят. Так ведь только за экономикой, Петрович. Цецилия, дай Густаву воды. Спасибо, мне уже лучше. Тогда садись и кончай креветки. С пивом, Густав. Пиво еще осталось. И ты тоже, Петрович. Охолонуть не мешает. Да я, Базиль Модестыч, уже. Между прочим, Петрович, ты на каком языке в Париже объясняться собирался? Ну, на этом. Там эмигрантов наших полно. Половина до сих пор на меня работает. А деньги куда? Ну, в банк, наверное. В какой? Да не все ли равно? Зачем зря мучаешь, Базиль Модестыч? А ты представляешь себе, какие там налоги? Представляешь себе, что налогами этими тебя бы обобрали в одночасье -- особенно если без гражданства -- почище, чем ты только что пытался нас? Зачем человека зря мучить? Затем, что деньги лучше вкладывать помалу в разные вещи, чем в банке держать, Петрович. Пора бы тебе это знать, тем более -- пенсия не за горами. Землю хорошо купить или, скажем, дом. Недвижимость, словом. И лучше это делать отсюда, чем на месте: опять-таки из-за налогов. Да что ж ты, Базиль Модестыч, со мной делаешь... Эх, Петрович, все мы тут -- люди временные. И ты, и Густав, и Цецилия, и я. И не потому что демократия с ее выборами -- с этим-то мы разберемся. Просто возраст не тот. К 2000-му году нас тут не будет, и газированную монополию -- даже если она наступит -- мы не увидим. В худшем случае, нас свергнут, как сам знаешь где в 17-м году, в лучшем -- марку выпустят за то, что демократию ввели. Так что не надо все самому хватать, надо и о других подумать. Не говоря о том, что и вообще на четыре всЈ делится как-то легче, чем на три. Базиль Модестыч, голубчик ты мой... Петрович, не превращайся в бабу. Да, Петрович, выпейте пива. Входит Матильда в пятнистой, а-ля леопард, комбинации, катя перед собой коляску, на которой возвышается большая картонная коробка, на которой стоит поднос с десертом. Медведь "настраивается" на Матильду. Десерт, дамы и господа! А это (указывая на коробку) для вас, господин Президент. Из Лондона. И еще, господин Президент: в городе большая демонстрация. Направляется к дворцу. Бон апети, дамы и господа! Гермес? Видаль Сассун. Матильда выходит. Они теперь повадились уже и по вечерам шляться. Вряд ли это серьезно. Тем более вечером иностранные корреспонденты ужинают. Не то что местные! Может, из-за цен? Вряд ли. Ценами теперь не удивишь. Может, опять канализационные трубы лопнули? Да, вчера ночью мороз был сильный. Скорей всего, это мои новые законы против нищих. Полицию, что ли, вызвать? В самом деле, Петрович, позвоните и узнайте, в чем там дело. Ладно, только торт шоколадный с абрикосами не весь съедайте. Петрович идет к рабочему столу Главы государства, поднимает трубку и набирает номер; в то же время медведь оборачивается к окну и обращает свою морду вовне. Густав, подели торт на четыре части. С удовольствием. Не то что портфель, а? Портфель невозможно. Да тем же ножом. Ха-ха. Не могу, господин Президент. Национальное достояние. Густав, вы -- душка. Национальное! Вон нация твоя -- к дворцу идет. Может, он сам их и подговорил. Как вы можете так думать, Базиль Модестович! Что слышно, Петрович? В полиции занято. Как? Они уже полицию заняли?! Да нет, телефон. Телефон и телеграф? Успокойся, Цецилия. Просто занято. Короткие гудки. А-а-а... Торт возьми. Чудный. Густав тебе отрезал. Сначала дозвонюсь. Да не волнуйся ты! Вон Топтыгин на стреме. Торт-то торт, а как насчет этого? (Кивает на портфель.) Тем более, к дворцу идут. Густав говорит: нельзя. Национальное достояние. Чегоооо? Опять, сука, за свое? Всего два миллиона. А остальные где? Десять процентов займа, господин Президент, наличными. Чтобы ускорить закупку стекла в Швеции. Какого стекла? В какой Швеции? Ты что -- спятил? Стеклотара для фабрики газированной воды. Посуда по-вашему. Да мы свою сдадим. Да на мои бутылки денщик мой уже троих детей в люди вывел. С высшим образованием. А я собираю. Наклейки красивые. "Мартель"... В самом деле, Густав: объявим кампанию по сбору. В национальном масштабе. Чего-чего, а бутылок в стране навалом. Швецию за пояс заткнем. Да они же разнокалиберные. Гуууустав! Не валяй дурака! К дворцу же идут! Времени мало! Давай сюда портфель. Цецилия, медведя загороди. Он все равно в другую сторону смотрит. Тем более. Я не могу! Я протестую! Держи пятьсот косых и заткнись. А это -- мне. А это -- мне. Это, Базиль Модестович, ваши. Спасибо. Пауза. Это нарушение... Вот зануда! Говорил я: не надо ему давать. Независимо от его взглядов, Петрович, он тоже не мальчик. Ну да -- христианские чувства... Скорей -- дело принципа. Да, в конце концов -- демократия. Так мы никогда в Общий Рынок не вступим. Кончай нудить. Тем более, к дворцу идут. В самом деле, Петрович. В чем там дело? Позвони. Сейчас. Петрович идет к телефону и набирает номер. Медведь отворачивается от окна. А? Чего? Сколько тысяч? Двадцать-тридцать? Молодежь, говоришь? В коже? Чего? Возбужденные? Поддатых много? Транспаранты и лозунги? Ага. Не понимаю, повтори. Не понимаю, повтори по буквам. Что значит -- иностранные? Го хоум, что ли? Повтори, говорю, по буквам. Так. Хэ. Е. Вэ. И. Эм. Е. Тэ. А. Эл. Опять Эл? Да, записал. Нет, не понимаю. Абракадабра. ХЕВИ МЕ ТАЛЛ, что ли? Цецилия! ХЕ-ВИ-МЕ-ТАЛЛ. На лекарство похоже. На каком хоть языке? Точно, что не немецкий. И не русский тоже. Тогда не страшно. Английский, что ли? Матильдаааа! Медведь настораживается. Входит Матильда в одних чулках пятнистой, а-ля леопард, расцветки. Взгляни-ка, Матильда, что Петрович тут записал. Требования демонстрантов. Вернее, лозунг. Наверное, "долой", но на каком языке? Минутку-минутку. Скорей! Да они к дворцу подходят. ХЕ-ВИ МЕ-ТАЛЛ. А-аа, это по-английски. ХЕВИ МЕТАЛЛ. Что это значит? ХЕВИ МЕТАЛЛ значит ХЕВИ МЕТАЛЛ. Рок-музыка такая. Телодвижения. Видаль Сассун? Видаль Сассун. Матильда выходит. А-а, у них концерт сегодня на стадионе. Да, по культурному обмену. А ты, Цецилия, нервничала! Так ведь толпа! Толпа, говорят тебе, Цецилия, всегда в форму отливается. То ли улицы, то ли площади, то ли стадиона. На то они и существуют. Чтоб выбор был. Я думала -- площадь. Когда площадь, это демонстрация. Или -- митинг. Или революция. Революция -- это когда во дворец врываются. Во дворец врываются, когда стадиона нет. А у нас есть. Да. Сразу же за дворцовым парком. Это тебе не 17-й год. Тем более что история кончилась. В градостроительстве мы чего-то все-таки добились. Да, не стыдно. Тогда, может, деньги вернуть? Гууустав?! Они же на стадион валят. Ну и? ХЕВИ МЕТАЛЛ слушать. Ну и? То есть во дворец не врываются. Продолжай свою мысль. Значит... Значит, Густав, что им не до газированной воды. И не до займа. Верней, не до десяти его процентов. А нам -- до! До десяти процентов, во всяком случае. Мы же на стадион не несемся. Даже Цецилия. Хотя и министр культуры. Не тот возраст, Густав. Не та -- музыка. Даже не джаз. Да, не Армстронг. С какой стати деньги им отдавать! Так ведь -- национальное достояние! Да это же толпа. Они только бум-бум понимают. Децибелы. Дебилы и децибелы! Им ХЕВИ МЕТАЛЛ подай! А это -- ассигнации. Дикари. Не говоря -- свергнуть готовы. Так мы в Общий Рынок никогда не вступим. Заладил! Да и что в нем хорошего? И в каком-то смысле даже вступим. Вернем им у них же взятое. Да, приобретя недвижимость. Некоторые уже вступили. Густав, как вы смеете! А у кого дом в Биаррице и ферма в Провансе? Клевета! Не клевета, а вырезки из газет. Желтая пресса! Да, была красная, а стала желтая. "Фигаро" и "Ле Монд"? Да хоть "Нью-Йорк Таймс". Господа министры! Ты, Густав, особенно... А кто устрицы и разносолы китайские хрупает? Бургундским запивает? Так на Западе, Густав, весь пролетариат питается. В этом смысле действительно вступили. Верней, соединились. С пролетариатом одной страны, по крайней мере. Да, с французским. Но это -- коррупция! Грабеж! Расхищение национального достояния! (Угрожающе.) Народу это может не по-нра-вить-ся. Западу -- тоже. Ты на что это, гнида тевтонская, намекаешь? Базиль Модестыч, его надо брать! Господа министры! Успокойтесь. Ты, Петрович, особенно. Брать никого не надо. Иначе -- правительственный кризис. В другой раз, Густав, сосиски закажем и пиво из Дортмунда. Устраивает? "Мерседес", на худой конец, купим -- хотя дороги, конечно, не ахти. У Густава, господа министры, расхождения с нами прежде всего гастрономического характера. Плюс естественная при его происхождении франкофобия. Коробит его, когда марки во франки превращаются. Не говоря -- в доллары. Как от чеснока. Протестантская закваска; восходит к Лютеру. Скуповат и предпочитает постное. Поэтому и финансовых дел. Да просто Бундесбанк представляет. А говорит -- национальные. Теперь это одно и то же. Поэтому домик тебе, Густав, надо покупать не в Провансе, а, скажем, в Баварии. Небольшой такой, двухэтажный, с участком. Флоксы с георгинами; летом пчелы жужжат, Альпы вдали синеют... Белеют. Ну, если хочешь -- белеют. Можешь его даже Берхтесгаденом назвать... Лучше в Тюрингии. Может, ты и прав: лучше в Тюрингии. Климат более умеренный, да и ландшафт помягче, а то знаешь, как в нашем возрасте в гору... Да там у всех "мерседес"! Так-то оно так. Но, честно сказать, я бы лично в Шлезвиг-Гольштейне купил. Море, во-первых; потом -- архитектура ганзейская. Театры в Гамбурге хорошие, не говоря -- порт. Улицы тоже для моциона длинные. Утром Дитриха Фишер-Дискау по радио слышно... В Гамбурге все-таки цены высокие. Тогда уж лучше в Любеке. Тем более там Томас Манн жил. Да, он там "Будденброки" написал. Молодец, Цецилия! Хотя я "Доктор Фаустус" предпочитаю. А я, знаешь, "Волшебную гору". А я все-таки "Будденброки" и "Верноподданный". Н-да, "Будденброки"... То-то и оно... Эх... Вот свергнут нас или, там, не переизберут... Разъедемся мы по белу свету, будем письма друг другу писать... Приятно все-таки будет от Густава весточку из Любека получить? А, Цецилия? Или из Тюрингии? Да уж конечно. Как в старые времена. В девятнадцатом веке. До всего этого. Правда ведь, Петрович? Да чего уж там. Хоть из Баварии... Пауза. Нет, я уж лучше из Любека... (Пауза.) Но если не свергнут... Если, грубо говоря, переизберут? Мы все-таки демократию ввели. Петрович -- он вон людей из-под замка выпустил. И Цецилия ХЕВИ МЕТАЛЛ разрешила. И в Рынок в каком-то смысле вступили... В конце концов, кто-то должен сказать "а"... Да? И что тебя беспокоит, Густав? Что фининспектора пришлют. Проверять приедут. Не говоря -- войска введут... Да на кой им это, Густав? Страну в долг загнать -- куда более надежная форма оккупации, чем войска вводить. Да, они не как славяне. Не отсталые. Передовая технология. Тем более -- история кончилась. Устала повторяться и кончилась. А фининспектора мы с Матильдой познакомим. На "Лебединое" контрамарку дадим. Водные ресурсы все-таки. Да, в рамках ознакомления. Матильда его и ознакомит. Нет! На "Лебединое" его отведу я. Ну, если хочешь. Все-таки -- министр культуры. Это и будет твоя, Цецилия, Лебединая Пенсия. Ха-ха! Пауза. Кроме того, если переизберут -- никакого Любека. Ни Биаррица, ни Прованса тоже. Могут переизбрать. Нас же на постоянную работу назначили. Номенклатура все-таки. Н-да. Ни Парижа. Ну, на этот случай, господа министры, у нас есть выход. (Похлопывает по картонной коробке.) И тем самым -- у нации. Что вы имеете в виду, Базиль Модестович? Это. Что -- это? То, что в коробке. А что в ней? Там находится... Погоди-погоди, Базиль Модестыч, не говори! Я знаю! Сейчас скажу... Там находится... Арбуз! Телескоп! Видео! Пальцем в небо, господа министры. А еще мозг государства. Виноват -- нервный центр... В ней находится будущее страны вообще и наше с вами, в частности. В просторечии -- компьютер. В каком это смысле -- наше? Работать на нем, что ли? Клавиши нажимать? Для этого Матильда есть. Да, я не Горовиц. А у меня просто артрит. Суставы трещат, господин Президент. Хотите послушать? Суставы и у меня трещат. (Пауза секунд на тридцать; общий хруст суставов.) Но работать на нем не надо: он сам работает. Как так? От сети. Его только в сеть включить, а там он уже сам действует, потому что запрограммирован. Кем? Как? На что? Не помню, то ли в Гарварде, то ли в Оксфорде. У них там целая серия "Малых стран" есть. Sоftwarе называется. Включает программы по экономике, политической структуре, обороне, экологии, нацменьшинствам и т.д. Диски такие пластмассовые, по-нашему -- пластинки. Ставишь такую пластинку, она и играет. Сам дома сидишь или, например, в Любеке и наслаждаешься. Как? Да по радио. Или -- если хочешь -- телевизор включи. Топтыгин же здесь круглые сутки околачивается. А если электричество отключат -- тогда как? А компьютер тогда на батарейки переходит. Автоматически. Ну и? Ну и, ну и, ну и. Пластинка играет, и нация процветает. А как же культура, Базиль Модестович? С культурой тоже пластинка есть. "Лебединое", например, каждый вторник. Может быть, даже чаще. В общем, с натуры списано. Реализм, значит? И реализм, и натурализм, и даже немножко импрессионизм. Но не кубизм? Не кубизм. Хотя иногда немножко ташизм. В общем, абстракционизм. Да, футуризм. Чудеса! Где вы его только нашли, Базиль Модестович? В газете реклама была. По почте и заказал. А где гарантия, господин Президент, что нам это подойдет? Так ведь я же "Малые страны" взял, Густав. Я же не "Великие державы" выбрал. У них и это есть, и "Третий мир". Даже "Примитивное общество". Пигмеи там всякие и папуасы. "Кочевников" тоже предлагают. А я "Малые страны" выбрал. То есть? То есть, то есть! Примерно с нашим объемом населения. С нашим примерно географическим положением. Я специально смотрел, чтобы там гор не было. Или хуже того -- пустыни. География -- она, Густав, предопределяет. Ибо нет населения без географии. Хотя она без него бывает. Да, пустыня, например. Или Куэнь-Лунь. Или Атлантика. Пустыня может быть вертикальной и горизонтальной. А у нас этого нет. Зато у нас есть история. Да, населения без истории не бывает. Истории без него -- тоже. Ну да, не бывает! А римская? А греческая? А средних веков? Не говоря -- Ренессанс. Не говоря -- Просвещение. Но такой истории, как у нас, нет. Хотя она и кончилась. Тем более. Да, такой истории, как у нас, ни у кого нет. Но пластинка ведь не в девятнадцатом веке начинается. И даже не в 17-м году, и не в 45-м. А то бы население чарльстон и буги-вуги танцевало. И фокстрот, и танго, и матчиш, и кек-уок, и твист, и шейк, и... Да, это был бы анахронизм, Цецилия. Даже если и ламбаду. Когда же она начинается? А когда ее поставишь и в сеть включишь. Допустим, завтра переизберут, завтра и включим. Или через год. Или через два. И что тогда произойдет? Да ничего особенного, Петрович. Ну, сначала цены к Рынку приравниваются. Скажем, у них колбаса два доллара кило, и у нас тоже. У них штаны тридцать долларов -- и у нас. Марок, господин Президент. Да, Густав, прости. Марок. Или -- экю. Да хотя бы и иен. Но как приравниваются? Искусственно? Автоматически, Петрович. Автоматически. А если их нет? Кого? Долларов этих. Верней, марок. Или там экю. Тогда либо заем компьютер берет, либо Монетный двор их печатает. Опять же автоматически. А сколько? А он сам вычислит. Исходя из объема населения и его потребностей. Ну, сколько там средний человек в год колбасы съедает. Или пива выпивает.