Или штанов ему надо и в кино сходить. Вот эта вещь все это вычисляет и потом либо заем берет, либо сама банкноты печатает. А потом? Потом суп с котом! Потом человек на работу идет. Человек вообще зачем на работу ходит? Чтоб деньги получать. Ну вот там ему и говорят, чего делать, чтобы деньги получать. А они откуда знают? Да компьютер им сообщает. Автоматически. А он откуда знает? А ему Общий Рынок сообщает. А Общий Рынок откуда? От верблюда. У попа была собака. Сказка про белого бычка. Какая разница, Петрович, откуда Общий Рынок знает, раз компьютер знает. Что важнее, причина или следствие? Следствие, разумеется. Правильно, Петрович. Вот компьютер и знает. Что производить, в каком объеме, откуда сырье, куда сбывать. Колется? Признается, то есть? Если настаиваешь. Главное ведь в чем -- чтоб голову не ломать: бекон или газировку или тяжелая промышленность. Вот он и решает: что, когда, где. Автоматически. Сроки устанавливает. Вернее, дает? Если настаиваешь. Главное, что автоматически. И голову ломать не надо. Ни нам, ни населению. Просто тянуть. Ну, если угодно. Но -- разные. Да, люди не все одинаковые. Ага, даже у нас. Запросы все время меняются. Ага, то им то подай, то это. С требованиями все время выступают. Ну, это все учтено. С поправками в определенных пределах. И само население тоже меняется. Ага. Прирост там, смертность, эмиграция. Учтено-учтено, Густав. Смертность особенно. Ничего нет легче учесть, чем смертность. Да, даже нам в свое время удавалось. Регулятор жизненных стандартов, если вдуматься. Кое-где просто гарантия их повышения. Или -- стабилизации. Например, Эфиопия. Или -- Бангладеш. Нет, там -- повышения. Макабр. А если человек на работу решит не идти? Да, если он в отказе? Решит, что мало платят, и не пойдет. Или -- что Золотой век настал. Нет, серьезно -- если профсоюз забастовку объявит? Демократия все-таки. Откуда я знаю, господа министры! Не я же пластинку записывал. Ну, либо полицию вызовут, либо профсоюз в долю примут. С натуры же списано. Н-да, техника. Главное, что -- автоматически. Так ведь и вариантов немного. Взять хоть ту же рождаемость. Не говоря -- смертность. Вообще -- потребности. И потребности, и способности. Жалко, раньше до компьютера не додумались. Ну, отчего же! Додумались. Государство, например. Оно ведь, в сущности, лишь его разновидность. Только громоздкая. Правительство, например. Политические системы разные, не говоря -- партии. И демократия? И демократия. Просто больше места занимает. И никакой автоматики. Сплошной индивидуализм, и все вручную. Ну уж и вручную! Налоги, например, взимаются автоматически. Так то налоги. И выборы. Тоже автоматически. Ну уж и автоматически! Ритмически! И статистически. Практически арифметически. Н-да. А если все-таки свергнут... Если народные массы... Для этого стадион есть... Ну, не массы... Но если армия взбунтуется? Да чего ей бунтовать? Тем более -- трехразовое питание. Не то что некоторые. Спасибо еще должна сказать. В самом деле. Но все-таки. Если -- государственный переворот? Дворцовый мятеж. Путч. И в результате -- свергают... Ах, Густав, Густав. Свергнуть можно только индивидуума. В худшем случае, правящую, как говорится, клику. Царя, тирана, политбюро, хунту. Вся прелесть компьютера, Густав, в том и состоит, что он не личность, а машина. Его к стенке не поставишь, на фонарь не вздернешь. Даже в морду плюнуть нельзя. Он если и зло, то -- неодушевленное. Как, впрочем, и в том случае, если он -- добро. А неодушевленное зло, Густав, терпеть проще. Нам ли этого не знать. Вы хотите сказать, Базиль Модестович, что он еще семьдесят -- стоп (пересчитывает на пальцах) -- еще семьдесят четыре года протянет? Ну, это, Цецилия, как минимум. Одно могу сказать, свергнуть его нельзя. При всем желании. То есть он -- как бы новая номенклатура. Примерно. А мы тогда -- как бы старый он. Вроде того. Но тогда -- тогда его можно сломать. Теоретически. Хотя нас нельзя. Практически. Теоретически -- тоже. Да и кому в голову придет его ломать, Петрович? Да мало ли кому! Он же все правительство без работы оставит. Весь государственный аппарат. Они и придут ломать. Луддиты новые. Может, тогда заминировать его, Базиль Модестович? Ну, луддитов это не удержит. Атомную бомбу вмонтировать. Я думал об этом, Петрович. Но это -- Женевскую конвенцию о нераспространении нарушать. Да какое же это распространение! Братья-славяне вон их сколько в болотах оставили. Ха! В этом что-то есть! В конце концов, это, может быть, выход. Во всяком случае -- довод. У других его нет. Поэтому им и не до компьютера. Да, боятся нарушать. Великие державы особенно. Еще бы! У них государственный аппарат гигантский. Там никакой бомбы не хватит. Вмиг бедный компьютер разнесут. Безработица -- ужасная вещь. Луддиты. Да, авансом. Еще до внедрения новой техники. Потому, видать, они и Женевскую конвенцию придумали. Чтоб компьютер легче ломать было. Хотя он ни в чем не виноват. Пауза. В конце концов, можно ведь и не ломать. ??? Можно просто не включать. Пауза. Одно слово -- луддиты. Пауза. Заминируем, Базиль Модестыч? А? Другого выхода, боюсь, нет. Господа министры, кто -- за? Петрович и Цецилия поднимают руки. Неужели другого выхода нет? Густав, вспомни Любек. Густав поднимает руку. Матильдаааа! А ты, Цецилия, отвлеки Топтыгина. Если удастся... Петрович! Цецилия поднимается и подходит к медведю. Пантомима соблазнения. Пружинистым шагом, двигаясь со звериной грацией, входит Матильда в чем мать родила, но с хвостом леопарда. Господин Президент, вы меня вызывали? Да. Меморандум продиктовать. Записываешь? Сию секунду. Диктую: Министру вооруженных сил. Совершенно секретно. Прошу доставить в президентский дворец атомную бомбу мощностью до двадцати мегатонн. Портативный вариант предпочтительнее. Срок исполнения -- двадцать четыре часа. По поручению Государственного Совета: Президент. Записала? Ага. Может, все-таки лучше нейтронную, Базиль Модестыч? Пожалуй, ты прав, Петрович. Матильда! Слушаю. Зачеркни "атомную", поставь "нейтронную". Готово. А чем, Базиль Модестович, нейтронная лучше атомной? Объясни ему, Петрович. Видишь ли, Густав, если атомная или, допустим, водородная, то -- всему кранты. А с нейтронной -- нам, скажем, кранты, а бутылки стоят. Давай, Матильда, подпишу. (Подписывает.) Ступай, переводи. Постой, это -- что за маскарад? Медведь отталкивает Цецилию и подъезжает вплотную к Матильде. Это не маскарад, господин Президент. Я решила записаться в хищники. Чтооо? Езус Мария! Спятила! Ну дает! В хищники. В разряд кошачьих. Точней -- в леопарды. И можно узнать, почему? Прежде всего, господин Президент, потому что история кончилась. И? Когда кончается история, начинается зоология. У нас уже демократия, а я еще молода. Следовательно, мое будущее -- природа. Точней -- джунгли. В джунглях выживает либо сильнейший, либо -- с лучшей мимикрией. Леопард -- идеальная комбинация того и другого. Плюс, я -- самка. Период беременности -- девяносто дней; помет -- до восьми котят. Это, согласитесь, куда лучше, чем мои исходные данные. Плавать и лазать по деревьям я уже умею. Длина хвоста достигает девяноста сантиметров, даже искусственного. И каким же образом ты намерена превратить его в естественный? Прежде всего -- внутреннее отождествление. Вживаешься в образ. Подбираешь диету. Сырое мясо... Ты имеешь в виду "стейк тартар"? Да, учитывая наше географическое положение... Затем -- медитация. Затем -- вылазки на природу. Упражнения в ориентировке без компаса и по развитию обоняния, плюс бег по пересеченной местности. Если камуфляж, то лучше от Диора или Живанши, но лучше без, так как с этим у нас перебои. Ах, но это же чистый Станиславский! Да, голый человек на голой земле. Вернее, голая баба на голой... Петрооович! Да, как когда-то в партизанах... Но без патриотического подъема. То-то и оно... Эх-ма... Своего рода Маугли, но навыворот? Вот именно, господин Президент. Честное слово, я не вижу впереди ничего, кроме животных. Сочетание человеческого облика со звериными нравами меня не устраивает -- как, впрочем, и наоборот. Я -- за чистоту эволюционной теории, не говоря -- практики. Для меня будущее -- абсолютная свобода, и леопард, если угодно, моя утопия. Кроме того, распространен в Китае, Индии, Средней Азии и в Северной Африке. Встречается в живописи и в скульптуре, не говоря -- в геральдике. Говоря о прошлом, Помпей и Цезарь Август ввозили их в Рим. Поэтому я сейчас штудирую латынь. Похвально-похвально. Но что будет с твоим французским, английским, немецким? Не считая славянских, не считая местного? У тебя все-таки дипломы. И по музыковедению тоже. Для этого, господин Президент, существует подсознание. В просторечии -- память. Расположено у человека в мозжечке, точней в гипоталамусе, то есть редуцированный хвост. У леопарда, как я сказала, он достигает девяноста сантиметров. Так-с. И когда предполагаешь озвереть окончательно? То есть -- подать заявление об уходе? Учитывая темпы тренинга, господин Президент, к следующим выборам. Даже если меня переизберут? Боюсь, что да. О'кей, спасибо за предупреждение. Ступай переводи. Слушаюсь. (Медведю.) А ну отзынь, грызло! РРРРРРРРРРРРР! Медведь в ужасе отшатывается. Той же пружинистой походкой Матильда уходит. Н-да, разница поколений. Нам увядать, а им цвести. Спятила, видать. Все-таки напряжение. Просто показатель всеобщего озверения. Ну, это ты, Густав, хватил! Да? А на стадион кто валит? Так это же толпа. Демонстрация. По-вашему, толпа -- демонстрация, а по-нашему -- стадо. Ну, если приглядываться... Вот именно! Носороги, бараны, буйволы. Козлы! И все прут куда-то! Мешают транспорту. Мне моего пуделя... Транспорту?! А транспорт что такое? Особенно издали? Четырехколесное, извивающееся... Не говоря -- такси. ВсЈ пятнистое. Действительно, озверение. Вот она и нахваталась. Поразительно, что у них еще возникают разногласия. Козел барана за животное не считает! Не что иное, как национализм. Скорее -- расизм. Во всяком случае -- шовинизм. Дай им волю, они все между собою перегрызутся. А ничего она Топтыгина отшила, а? Ага! Получается. Тем более что -- неодушевленный. Это на тебя, Цецилия, он неодушевленный, а на Матильду... Петрооович! Чего "Петрооович"? Вон у него -- эрекция. Петрович, да это же камера. Какая разница! А такая, что -- постоянная. Подумаешь! Постоянная камера. Экая невидаль. "Подумаешь"? Непрерывная трансляция! Иногда -- крупным планом! Крупным -- общим, крупным -- общим. Забыла ты, видать, Цецилия, как это делается. Петрович, как вы смеете! Поцелуй "в диафрагму". В самом деле, Петрович... Ааа... (Машет рукой.) Сидят они небось сейчас там, на Западе, смотрят на экран и лыбятся. А на экране -- мы. Н-да, этого им не понять. Этого, Густав, никому не понять. Пауза. С другой стороны, им виднее. Хотя и перебивается рекламой. А еще говорила -- постоянная. Постоянная, но перебивается рекламой! Может, раздеться до трусов и показать им "корнфлекс"? Или -- кетчуп. Это только собьет их с толку. Тем лучше. Чем лучше-то, Петрович? А тем, что если нам происходящее непонятно, то им и не должно. Что ж, пожалуй, это единственный доступный нам в данный момент способ поменяться местами... При этих словах все четверо плюс фиксирующий эту сцену медведь приближаются к рампе, держа в руках кто -- пакет "корнфлекса", кто -- бутылку кетчупа, кто -- блок "Мальборо" и т.д. Пантомима -- жестикуляция и оскал -- рекламы, секунд на 30. Некоторое время смотрят в зал. Видишь что-нибудь? Нет. А ты, Петрович? Снег идет. Или это -- помехи? Помехи могут быть только у них. У нас -- снег. Разбредаются по своим местам. Не думаю, что мы можем им что-либо продать. Н-да, не с нашими внешними данными. Даже ихнюю собственную продукцию. Не говоря -- отечественную. Но и купить ничего не можем. Это, пожалуй, утешение. Н-да, рокировка не удалась. Зато пат. Остаются только займы. С чудовищными процентами. Я и говорю -- пат. Десять процентов -- чудовищно? Ты считаешь, Густав, что наши десять процентов чудовищно? Да я не про вас -- эээээээ -- нас говорю. Про нацию. Но им же девяносто процентов остается! Да, но девяносто-то эти процентов под двадцать процентов ссужаются! Нации их никогда не выплатить. Ни в этом поколении, ни в следующем. Даже если мы станем размножаться, как кролики. Петрович прав: действительно пат. Тогда, может, не оставлять им девяносто процентов? Не обременять нацию? Оставим им восемьдесят -- хотя даже это многовато... Оставим им семьдесят, а, чтоб бабам не надрываться? В конце концов, тридцать процентов мы можем взять на себя. Да и компьютеру проще будет. Как думаешь, Базиль Модестыч? Вообще-то грех отнимать у народа плотские радости. Особенно при демократии... Так это же не демократия отнимает, а Бундесбанк! Обсудим на завтрашнем заседании. Поздно уже... Ах, я всегда мечтала, чтобы у меня был плавательный бассейн. Дно можно выложить мозаикой, как древние римляне. А еще лучше -- большой телевизионный экран. Плаваешь и новости смотришь. Или -- кино. Завтра, завтра все обсудим, Цецилия... Матильдааааа! Пружинистой походкой входит Матильда, таща на поводке трех искусственных леопардов. В дочки-матери играем, а? Вживаюсь в образ, господин Президент. Имитация среды. Ничто не может заменить осмос. Синтетика, конечно, но узор отличается высокой степенью аутентичности. Пигментация представляет собой закодированную информацию, до сих пор не поддающуюся расшифровке. Скорей всего -- звериный вариант паспорта или анкетных данных. Своего рода ур-письменность. (Наклоняется к леопарду.) Урр, урр, урррр... Ну-ну. Меморандум перевела? Перевела, зашифровала, телеграфировала, получила ответ, расшифровала. Вот. Так, так, так... (Читает.) Так. Генштаб уведомляет нас, что двадцатимегатонной в их распоряжении нет, но что есть несколько стомегатонных. Среди них -- цитирую -- несколько в компактном варианте, размером с кушетку или с кухонную плиту. С кушетку! С кушетку, Базиль Модестович. Будь по-твоему, Цецилия. С кушетку... Матильда, сообщи Генштабу, что хотим с кушетку. Срок исполнения -- прежний. Совершенно секретно. А поменьше у них нет? Говорят, что нет. Да чем плохо с кушетку, Густав? Расходы по транспортировке. Так это же копейки, Густав. Копейка рубль бережет. То есть, что я! Пфенниг -- марку. Бензин дорожает. Кушетка зато бесплатная. И потом ведь не в валюте! Что да, то да. Значит, где я остановился, Матильда?.. Срок исполнения -- прежний. Совершенно секретно. Шифруешь? Ага. Хороша секретность! А эти? (Петрович кивает на леопардов.) Так они же неодушевленные. Это еще проверить надо. Топтыгин ваш тоже неодушевленный, а вон как на Матильду пялится... (С этими словами Петрович приближается к леопардам и поглаживает первого.) Уррр, уррр, кыса, кыса... (Внезапно резким движением засовывает руку леопарду под хвост; тот не реагирует.) Похоже, что вы правы... (Приближается ко второму.) Уррр, уррр, кыса, кыса... (То же самое движение, тот же результат.)... что неодушевленные... Но -- доверяй, но проверяй... (Приближается к третьему.) Кыса, кыса, уррр-уррр-уррр, хвост какой роскошный, девяноста сантиметров, говорят, достигает, уррр, уррр... (То же движение, тот же результат.) Доверяй -- но проверяй... Уррр, уррр... Котик-пушистый хвостик, кыса, кыса... (Совершенно поглощенный этим занятием, Петрович резко сует руку под хвост Матильде.) УУУУУУУУУУУУ! АЙАЙАЙ! А говорили -- неодушевленные, да? Петроовииич! Петровииич! Петрович! Петрович!.. Неодушевленные, да?! Неодушевленные?! Шпионаж! Мата Хари!.. ААААА! В полном ажиотаже Петрович выхватывает наручники, валит Матильду на пол, наполовину собираясь ее арестовывать, наполовину насиловать. Внезапно осознает противоречивость своих намерений. Их растаскивают. Майн Готт! Как вам не стыдно, Петрович! Фе! Н-да, вот вам и Станиславский... Это же Матильда, Петрович... Петрович в состоянии полного столбняка. Д-д-д-довер-р-ряй, но п-п-п-рррррровер-р-р-ряй... Матильда рыдает. М-да, боюсь, придется переходить на компьютер, не дожидаясь перевыборов. Пауза. Петрович в столбняке. Матильда рыдает. Базиль Модестович подходит к Матильде. Успокойся, детка, он нечаянно. Напряжение все-таки. При демократии приходится думать о массе вещей сразу. По крайней мере, о двух. А по-моему, он думал только об одном, Густав. По-твоему, Цецилия, все только об этом и думают. Матильда рыдает. Базиль Модестович продолжает, поглаживая Матильду по голому заду. Успокойся, успокойся. Напряжение, понимаешь, большое. Даже хуже, чем при тирании. О Западе, например (стреляет глазами в сторону медведя), приходится думать. О будущем. О настоящем тоже. Раньше-то только о Востоке. Плюс о прошлом. Целых два (ладонь скользит по ягодицам Матильды) новых времени, детка, прибавилось. Напряжение. От этого голова пухнет. Пухнет. (Движение бедрами.) Прямо-таки разбухает... Так, о чем это я? Да, так что он нечаянно... Матильда всхлипывает. Да, нечаянно! Грязное животное... Но не хищник ведь, Матильда, не хищник. (Берет себя в руки.) Хотя, конечно, животное. Из всех животных (на лице отражение внутренней борьбы) человек самое опасное. Особенно при демократии, потому что она, как ты правильно сказала, граничит с зоологией. Инстинкты, понимаешь, при тирании в человеке дремавшие, просыпаются... При демократии от него даже хищникам достается, даже леопардам... В будущем (всхлипывает) все будет иначе... Это уж точно. В будущем... А он хотел мне его испортить... (Всхлипывает.) Хотел в него загляяянуууть... (Разражается рыданиями.) Успокойся, успокойся... Ну что ты в самом деле, детка... На кой ему туда заглядывать? Чего он там (стреляя глазами в Цецилию и Густава) не видел? Да и не думает он о нем (взгляд соскальзывает к Матильдовым зарослям) совсем, я его знаю. Скорей всего, просто боится его. Болезней, например, или, там, кладбища... Вот он и кричит: шпионаж! одушевленные! И Мата Хари... Ну, это скорее комплимент. Особенно если с Гретой Гарбо. Нет, я предпочитаю Жанну Моро. А я так Марлен Дитрих. Матильда перестает всхлипывать и ласкает игрушки. Вы мои миленькие, вы мои одушевленные-неодушевленные... Н-да, хорошее было кино, пока история не кончилась... Вы мои кисоньки... В будущем все будет иначе... Ты, Матильда, действительно смотри, чтоб котят побольше. А то когда животные в меньшинстве, они одомашниваются. Взять хоть местное население... А когда в большинстве, господин Президент? Тоже, знаешь, не сахар. Жрать вокруг нечего становится, все вытаптывается. Взять хоть супердержавы. Так то травоядные. Ну, когда жрать нечего, травоядные тоже мясом не брезгают. Кто знает, может, так и появились хищники. Но плотоядное скорей нападет на травоядное, чем наоборот. Ибо плотоядное есть по существу всеядное, тогда как травоядное -- нет. Взять хоть человека... Травоядное, плотоядное, термоядерное -- надоело! Да! Взять хоть человека... Так рассуждать, детка, зоология твоя очень быстро кончится и снова станет историей... ...Тем более -- Дарвина. Выживает сильнейший. Или -- с лучшей мимикрией. Закон джунглей... Ах, Матильда, Матильда. Сильнейший... слабейший... закон джунглей... Не выживает, детка, никто. Это и есть закон джунглей. Также -- смешанных лесов, равнин, гор, пустынь. Не выживает никто. А... эээээ... произведение искусства? Только потому, что перестает быть человеком, не становясь при этом животным. Не выживает никто. Заруби себе это на носу. Или запиши себе на хвосте. Своими уррр-знаками... Вообще, возьми карандаш и записывай, благо пришла в себя. Да, я опять на задних лапах. Значит, так. Повестка дня завтрашнего заседания... Петрович! А? (Выходит из оцепенения.) Чего? Застегни штаны и спрячь наручники; это и тебя касается. Что? Повестка дня завтрашнего заседания. Начинаем в обычное время. Первое: продолжение обсуждения национального бюджета. Второе: составление прокламации к населению о переводе работы Совета министров на научно-техническую основу, т.е. о введении компьютера. Третье: сообщение министра внутренних дел о реакции образованных кругов на новые законы против нищих. Четвертое: разное. ВсЈ. На завтра хватит. На сегодня -- тем более. (Встает.) А как же открытие памятника, господин Президент? Какого памятника? Жертвам Истории? Ох, совсем вылетело из головы. Когда? В три часа пополудни. Придется доверить это дело Петровичу. Я не смогу. Буду занят с кушеткой. Петрович! Возьмешь мой "ролекс". Но он же внутренних дел, господин Президент. Как-то неудобно. Все-таки -- Жертвам Истории. Может -- Густаву? Но он же финансовый. Хотя -- только он один и может их сосчитать. Густав! Да? Возьмешь мой "ролекс". Данке. Базиль Модестович, а может, лучше я? И "ролекса" мне не нужно: я живу неподалеку. Чудно. Идеально. "Министр культуры открывает памятник Жертвам Истории". Западным журналистам это понравится... Кстати, где его в конце концов поставили: напротив тюрьмы? Нет, на месте роддома. Занавес.