е осталась!" -- вздохнул Лори, когда Мышь скрылась
из глаз; и пожилая креветка не упустила случая сказать своей дочери: "Вот,
дорогая, пусть это послужит тебе уроком -- никогда не выходи из себя!"
"Придержи язык, маманя! -- ответила юная креветка, -- ты способна вывести из
себя даже устрицу!"[10]
-- Хорошо бы Дина была здесь, уж это точно! -- сказала Алиса, ни к кому
персонально не обращаясь. -- Она бы живо притащила ее обратно!
-- А кто такая Дина, позвольте полюбопытствовать? -- осведомился Лори.
Алиса горячо откликнулась на этот вопрос, поскольку всегда была готова
поговорить о своей любимице: "Дина -- это наша кошка. Вы и не представляете,
как она замечательно ловит мышей! А видели бы вы, как она разбирается с
птицами! Ну прямо только увидит птичку -- и в тот же миг уже ест!"
Эта речь произвела заметное впечатление на общество. Некоторые птицы
сразу же поспешили прочь; одна старая сорока принялась тщательно кутаться,
приговаривая: "Мне в самом деле пора домой; ночной воздух вреден для моего
горла!"; канарейка дрожащим голосом созывала своих птенцов: "Идемте, милые!
Вам всем пора в кроватку!" Вскоре под разными предлогами все разбрелись, и
Алиса осталась одна.
"Лучше бы я не упоминала Дину! -- печально сказала она себе. -- Похоже,
никому она здесь не нравится, хотя я уверена, что это самая лучшая кошка в
мире! Ах, дорогая Дина! Увижу ли я тебя когданибудь снова, хотелось бы мне
знать!" И тут бедная Алиса снова заплакала, поскольку ей было очень одиноко
и грустно. Однако прошло совсем немного времени, и она вновь услышала
вдалеке топот маленьких ног. Алиса радостно вскинула глаза, затаенно
надеясь, что Мышь сменила гнев на милость и теперь возвращается, чтобы
досказать свою историю.
Глава IV. Как маленький Билл чуть не разбиллся
Это был Белый Кролик, который неспешно трусил обратно, озабоченно
оглядываясь по сторонам, словно он что-то потерял, и Алиса услышала, как он
бормочет про себя: "Герцогиня! Герцогиня! О мои бедные лапки! О моя шерстка
и усики! Она велит меня казнить, это и хорьку [11] понятно! И где,
спрашивается, я мог их обронить?" Алиса сразу же догадалась, что он
разыскивает веер и пару белых лайковых перчаток, и, по доброте своей,
принялась их искать, но их нигде не было видно -- очевидно, все изменилось с
тех пор, как она плавала в луже слез, и большой зал вместе со стеклянным
столиком и маленькой дверцей исчез целиком и полностью.
Очень скоро Кролик заметил занимавшуюся поисками Алису и сердито
окликнул ее: "Эй, Мэри Энн, с какой стати ты тут ошиваешься? Беги немедленно
домой, и принеси мне пару перчаток и веер! Быстро, бегом!" И Алиса так
испугалась, что сразу же побежала туда, куда он показал, даже не попытавшись
объяснить ему, что он обознался.
"Он принял меня за горничную, -- сказала она себе на бегу. -- Как он
удивится, когда узнает, кто я такая! Но лучше я все-таки принесу ему веер и
перчатки -- если, конечно, сумею их найти." Сказавши это, она подбежала к
изящному маленькому домику, на двери которого висела блестящая латунная
табличка с выгравированным именем "Б. КРОЛИК". Она вошла, не постучав, и
поспешила вверх по лестнице, боясь, что ей встретится настоящая Мэри Энн,
которая выставит ее из дома, не дав отыскать веер и перчатки.
"Как, однако, это странно, -- сказала себе Алиса, -- быть на побегушках
у кролика! Этак в следующий раз Дина станет давать мне приказания!" И она
стала воображать, как бы это могло выглядеть: "'Мисс Алиса, идите скорее
сюда, пора отправляться на прогулку!' 'Минуточку, няня! Я должна следить за
мышиной норкой, чтобы мышь не убежала, пока не вернется Дина.' Вот только не
думаю, -- продолжала она, -- что Дине позволят остаться в нашем доме, если
она так раскомандуется!"
К этому времени она оказалась в маленькой опрятной комнате со столом
возле окна, и на столе, как она и надеялась, лежал веер и две-три пары
маленьких белых лайковых перчаток; она взяла веер и пару перчаток и
собиралась уже покинуть комнату, когда ее взгляд упал на маленькую склянку,
стоявшую возле зеркала. На сей раз там не было никакого ярлыка с надписью
"ВЫПЕЙ МЕНЯ", тем не менее Алиса откупорила пробку и поднесла склянку к
губам. "Я знаю, наверняка случается что-нибудь интересное, -- сказала она
себе, -- стоит мне только съесть или выпить что-нибудь; так что я просто
посмотрю, что делает эта бутылочка. Надеюсь, она позволит мне снова вырасти,
потому что мне уже жутко надоело быть такой крохотулькой!"
Так оно и случилось, и притом гораздо быстрее, чем она ожидала; не
успела Алиса выпить и половину бутылочки, как голова ее уперлась в потолок,
и ей пришлось пригнуться, чтобы не сломать себе шею. Она быстро поставила
склянку, говоря себе: "Этого вполне хватит -- надеюсь, я не стану расти
дальше -- а то ведь я и в дверь не пролезу -- и зачем я только так много
выпила!"
Увы! Было уже слишком поздно для этих благих мыслей! Она все росла и
росла, и скоро ей пришлось встать на колени на пол, но в следующую минуту
места опять не хватило, и она попробовала лечь, одним локтем уперевшись в
дверь, а другую руку завернув вокруг головы. Однако она все продолжала
расти, и, в качестве последнего средства, одну руку высунула в окно, а одну
ногу засунула в каминную трубу, сказав себе: "Больше я ничего не могу
поделать, что бы ни случилось. Что теперь со мной будет?"
К счастью для Алисы, действие волшебной бутылочки на этом закончилось,
и рост прекратился; тем не менее, положение было весьма некомфортным, и при
этом Алиса не видела никакой возможности выбраться из комнаты, так что
неудивительно, что она почувствовала себя несчастной.
"Дома было намного приятней, -- подумала бедная Алиса, -- когда я не
делалась то больше, то меньше, и мной не командовали мыши и кролики. Я почти
жалею, что полезла в ту кроличью нору -- и, все же -- все же -- что ни
говори, такая жизнь довольно интересна! Хотелось бы мне знать, что еще
может со мной случиться? Когда я читала сказки, я думала, что ничего
такого быть не может, а теперь я здесь, в самой гуще этого. Обо мне надо бы
написать книгу, право же, надо! И когда я вырасту, я напишу -- но я уже
выросла, -- добавила она огорченно, -- по крайней мере, здесь мне расти
больше некуда."
"Но тогда, -- подумала Алиса, -- я уже никогда не стану старше? С
одной стороны, это удобно -- никогда не буду старухой -- но тогда придется
всегда учить уроки! О нет, это мне не нравится."
"Глупая ты, Алиса! -- ответила она себе. -- Как это ты можешь учить
здесь уроки? Ты и сама-то тут еле помещаешься, а для учебников тут и вовсе
места нет!"
Она продолжала в том же духе, занимая то одну сторону, то другую, и
поддерживая таким образом беседу, но спустя несколько минут услышала голос
снаружи и замолчала, чтобы послушать.
"Мэри Энн! Мэри Энн!, -- кричал голос. -- Неси сюда мои перчатки сию же
секунду!" Затем послышался топоток на лестнице. Алиса поняла, что это Кролик
пришел за ней, и задрожала так, что весь дом заходил ходуном, так как совсем
забыла, что она теперь раз в тысячу больше Кролика, так что нет никаких
причин его бояться.
Тем временем Кролик подошел к двери и попробовал ее открыть, но,
поскольку дверь открывалась внутрь, и Алиса упиралась в нее локтем, эта
попытка не принесла успеха. Алиса услышала, как он сказал себе: "Тогда я
обойду вокруг и заберусь через окно".
"А вот и нет!", -- подумала Алиса, и, подождав, пока Кролик, насколько
она могла определить на слух, окажется под окном, резко высунула руку и
сделала хватательное движение в воздухе. Ей не удалось ничего схватить,
однако она услышала вскрик и звук падения, а затем звон разбитого стекла, из
чего заключила, что Кролик, по всей видимости, упал на теплицу с огурцами,
или на что-то в этом роде.
Затем раздался разъяренный голос -- Кролика: "Пэт! Пэт! Где ты?" Затем
-- голос, которого она прежде не слышала: "Знамо дело, тут я! Яблочки
копаю,[12] ваш честь!"
-- "Яблочки копаю", ну конечно! -- сердито передразнил Кролик. -- Сюда
иди и помоги мне выбраться из этого! (Снова звуки бьющегося стекла.)
-- Теперь скажи мне, Пэт, что это такое в окне?
-- Знамо дело, рука, ваш честь! (Он произносил "ррука".)
-- Рука, тупица! Кто когда-нибудь видел руку такого размера? Посмотри,
оно заполняет окно целиком!
-- Знамо дело, оно так, ваш честь; но все-таки это рука, что б там ни
было.
-- Ладно, в любом случае, нечего ей здесь делать; иди и убери ее!
После этого наступила долгая тишина, и Алиса лишь изредка слышала
шепот, вроде такого: "Знамо дело, не нравится мне это, ваш честь, совсем не
нравится!" "Делай, что тебе сказано, трус!" В конце концов она снова
высунула руку подальше в окно и опять попыталась кого-нибудь схватить. В
этот раз раздалось уже два вскрика, и еще больше звуков бьющихся стекол.
"Как много у них теплиц! -- подумала Алиса. -- Интересно, что они будут
делать дальше? Насчет того, чтобы убрать меня из окна, так я бы и сама
хотела, чтобы они сумели. У меня нет ни малейшего желания оставаться
здесь, ни на минуту!"
Она принялась ждать; какое-то время ничего не было слышано, а потом
задребежжали колеса маленькой тележки, и сразу множество голосов заговорили
между собой:
-- Где другая лестница?
-- Я тут причем? Я должен был принести одну -- другую нес Билл!
-- Билл! Давай тащи ее сюда, приятель!
-- Так, ставь их у этого угла!
-- Не, сперва свяжи их вместе -- так они и до половины не достанут!
-- Ниче, достанут, не мелочись!
-- Эй, Билл, лови веревку!
-- Крыша-то выдержит?
-- Там одна черепица шатается.
-- Ой, падает! Головы берегите!
(Грохот)
-- Ну, и кто это сделал?
-- Да Билл, небось!
-- Кто полезет в трубу?
-- Не, я не полезу! Лучше ты!
-- Еще чего, делать мне больше нечего!
-- Билл полезет.
-- Эй, Билл! Хозяин сказал, тебе лезть в трубу!
"Ага, стало быть, Билл должен будет спуститься в каминную трубу, так?
-- сказала себе Алиса. -- Ну, кажется, они все вешают на Билла! Не хотелось
бы мне оказаться на его месте! Конечно, этот камин узкий, но, думаю, я
могу малость лягаться."
Она отодвинула ногу вниз по трубе, насколько могла, и подождала, пока
не услышала, как какое-то маленькое животное (она не могла угадать, какое
именно) ползет, скребя коготками и приближаясь к ее ноге; затем, сказав себе
"Вот и Билл", резко наподдала ногой и принялась ждать, что будет.
Сначала она услышала общий хор: "Билл летит!", затем -- одинокий голос
Кролика: "Ловите его, там, у изгороди!", затем наступила пауза, а затем --
снова раздались голоса:
-- Держите ему голову!
-- Давай брэнди!
-- Не придушите его!
-- Как это было, старина? Что с тобой случилось? Расскажи нам всем!
И, наконец, донесся слабый писклявый голос ("Это Билл", подумала
Алиса):
-- Ну, я толком не знаю -- больше не надо, спасибо, мне уже лучше -- но
я слишком взволнован, чтобы рассказать вам... все, что я знаю -- что-то
налетело на меня снизу, как чертик-из-шкатулки,[13] и я ка-ак взлетел, ну
словно ракета!
-- Это точно, старина! -- согласились остальные.
-- Мы должны сжечь дом! -- сказал голос Кролика, и Алиса закричала во
все горло:
-- Только попробуйте, я на вас Дину напущу!
Моментально установилась мертвая тишина, и Алиса подумала: "Интересно,
что они сделают в следующий раз? Если бы у них было хоть немного ума, они бы
сняли крышу." Через-минуту другую они снова задвигались, и Алиса услышала,
как Кролик сказал: "Тачки будет достаточно, для начала."
"Тачки чего?" -- подумала Алиса; однако ей не пришлось долго гадать,
так как в следующий момент в окно градом посыпались камешки, и несколько
штук угодило ей в лицо. "Я прекращу это", -- сказала она себе и крикнула:
"Лучше не пытайтесь проделать это снова!", что вновь вызвало мертвую тишину.
Алиса заметила с некоторым удивлением, что все камешки превращаются в
маленькие пирожные, как только падают на пол, и в голову ей пришла блестящая
идея. "Если я съем одно из этих пирожных, -- подумала она, -- мой размер
наверняка изменится; а так как увеличиваться мне уже некуда, то, очевидно, я
должна уменьшится."
Так что она проглотила одно пирожное и, к радости своей, убедилась, что
начала уменьшаться. Как только она стала достаточно маленькой, чтобы пройти
в дверь, она выбежала из дома и увидела целую толпу мелких животных и птиц,
ожидавших снаружи. Билл, бедная маленькая ящерка, был в середине; его
держали две морские свинки, поившие его чем-то из бутылочки. Все они
бросились к Алисе, едва та появилась, но она пустилась бежать со всех ног и
вскоре была уже в безопасности под сенью густого леса.
"Первое, что я должна сделать, -- сказала себе Алиса, пока брела по
лесу, -- это вырасти до моего правильного роста; а второе -- отыскать дорогу
в тот чудный сад. По-моему, это самый лучший план."[14]
План получился, без сомнения, отличный -- изящный и простой;
единственная трудность состояла в том, что Алиса не имела ни малейшего
понятия, как воплотить его в жизнь. Она настороженно взглядывалась в чащу,
как вдруг пронзительный лай, раздавшийся прямо над головой, заставил ее
поспешно вскинуть глаза.
Огромный щенок смотрел на нее сверху вниз большими круглыми глазами и
нерешительно тянул лапу, пытаясь ее потрогать. "Ах ты маленький бедняжка!",
-- сказала Алиса льстивым голосом и попыталась посвистеть ему, однако была
слишком напугана, поскольку подумала, что щенок может быть голодным, и в
этом случае он очень даже запросто слопает ее, сколько перед ним ни
заискивай.
С трудом понимая, что делает, Алиса подобрала маленькую обломанную
палку и дала ее щенку; тот, радостно взвизгнув, подпрыгнул в воздух всеми
четырьмя лапами сразу, и бросился на палку, и начал демонстративно грызть
ее; тогда Алиса отскочила назад, за огромный куст чертополоха, чтобы не
угодить ему под ноги, и в тот момент, когда она оказалась с другой стороны
куста, щенок вновь набросился на палку, но в спешке не удержался на ногах и
кувырнулся через голову; тогда Алиса, думая, что это весьма похоже на игру с
ломовой лошадью, и, боясь оказаться растоптанной в любой момент, снова
обежала вокруг куста; тут щенок начал серию коротких атак на палку, всякий
раз пробегая очень недалеко вперед, зато далеко пятясь назад, и уже охрипнув
от непрерывного лая -- пока, в конце концов, не уселся совершенно умотанный,
часто дыша, высунув язык и полуприкрыв глаза.
Алиса сочла, что это хорошая возможность улизнуть, и пустилась бежать;
она остановилась лишь тогда, когда совсем выбилась из сил и запыхалась, и
все равно лай щенка был еще хорошо слышен вдалеке.
"И все же, какой это был миленький щеночек!, -- сказала Алиса; она
отдыхала, прислонившись к стеблю лютика, и обмахивалась его листком. -- Мне
бы так хотелось обучить его всяким трюкам, если бы... если бы я только была
подходящего размера! Ой, я же чуть не забыла, что мне нужно снова вырасти!
Так, подумаем, как же это устроить? Наверное, я должна что-то съесть или
выпить; вот только большой вопрос, что именно?"
Действительно, это был большой вопрос. Алиса окинула взглядом цветы и
траву вокруг, но не увидела решительно ничего, что выглядело бы пригодным в
пищу или для питья. Неподалеку от нее рос большой гриб, высотой почти с нее
саму, и после того, как она заглянула под него, и по обе стороны от него, и
за него, ей пришло в голову, что надо бы посмотреть, нет ли чего на шляпке.
Так что она поднялась на цыпочки, вытянула шею и заглянула через край
гриба -- и незамедлительно встретилась взглядом с большой синей гусеницей,
которая сидела на шляпке, сложив руки, и спокойно курила длинный кальян, не
обращая ни малейшего внимания ни на Алису, ни на что-либо еще.
Глава V. Совет гусеницы
Гусеница и Алиса молча смотрели друг на друга; наконец Гусеница вынула
мундштук изо рта и обратилась к Алисе вялым, сонным голосом.
-- Кто ты такая? -- произнесла Гусеница.
Это было не самое располагающее начало беседы. Алиса ответила довольно
застенчиво:
-- Я... я и сама толком не понимаю, мэм, в смысле, сейчас... я знаю
только, кем я была, когда встала сегодня утром, но, кажется, с тех пор я уже
несколько раз менялась.
-- Что ты имеешь в виду? -- строго спросила Гусеница. -- Объяснись.
-- Боюсь, мэм, что я не могу объяснить себя, -- сказала Алиса,
которая поняла слово "объясниться" именно так, -- потому что, видите ли, я
-- это не я.
-- Не вижу, -- отрезала Гусеница.
-- Боюсь, я не могу рассказать яснее, -- повторила Алиса очень вежливо,
-- потому что, прежде всего, сама этого не понимаю; и столько раз за день
меняться в размерах -- это так запутывает...
-- Ничуть, -- возразила Гусеница.
-- Ну, может быть, вы просто еще с этим не сталкивались, -- сказала
Алиса, -- но когда вы станете превращаться в куколку -- вы же знаете,
когда-нибудь вам придется -- а потом в бабочку, думаю, вы почувствуете себя
немного странно, не так ли?
-- Ни на йоту, -- ответила Гусеница.
-- Ну, может быть, у вас другие чувства, -- согласилась Алиса, -- я
знаю только, что я бы чувствовала себя очень странно.
-- Ты! -- презрительно произнесла Гусеница. -- Кто ты такая?
Что возвращало их к началу разговора. Алису начала раздражать манера
Гусеницы давать столь краткие ответы, так что она приосанилась и заявила
очень веским тоном:
-- Полагаю, сначала вы должны мне сказать, кто вы такая.
-- Почему? -- спросила Гусеница.
Это был еще один загадочный вопрос; и, поскольку Алиса не смогла
придумать ни одной убедительной причины, а Гусеница, похоже, пребывала в
очень скверном настроении, девочка попросту повернулась и пошла прочь.
-- Вернись! -- окликнула ее Гусеница. -- Я скажу тебе кое-что важное!
Это, конечно, звучало многообещающе; Алиса развернулась и пошла
обратно.
-- Держи себя в руках, -- сказала Гусеница.
-- Это все? -- спросила Алиса, пытаясь скрыть свой гнев, насколько это
было возможно.
-- Нет, -- ответила Гусеница.
Алиса решила, что может и подождать, благо делать все равно нечего, а
Гусеница, может быть, все-таки скажет в конце концов чтото важное. В течение
нескольких минут Гусеница лишь молча пускала клубы дыма, но затем, наконец,
расплела руки, вновь вынула мундштук изо рта и сказала:
-- Значит, ты думаешь, что изменилась, так?
-- Боюсь, что да, мэм, -- сказала Алиса, -- Я не могу вспомнить вещи,
которые знала -- и не проходит и десяти минут, чтобы мой рост не менялся!
-- Не может вспомнить какие вещи? -- спросила Гусеница.
-- Ну, я пыталась прочитать "Трудолюбивую пчелу", но вышло что-то
совсем другое! -- ответила Алиса очень печальным голосом.
-- Прочти "Ты уж стар, папа Вильям",[15] -- предложила Гусеница.
Алиса сложила руки и начала:
"Ты уж стар, папа Вильям, -- юнец произнес, --
Волос твой побелел радикально,
Но стоишь вверх ногами! Ответь на вопрос --
В твоем возрасте это нормально?"
"С юных дней, -- папа Вильям промолвил в ответ, --
Думал я -- это мозгу опасно,
Но поняв, что мозгов в голове моей нет,
На макушке стою ежечасно."
"Ты уж стар, -- молвил сын, -- как я раньше сказал,
Да и жиром изрядно набит;
Отчего ж ты не входишь, как прочие, в зал,
А в дверях исполняешь кульбит?
"С юных дней, -- молвил старец, тряхнув сединой, --
Я поддерживал гибкой осанку,
Ибо мазал конечности мазью одной --
Вот, не купишь ли? Шиллинг за банку!
"Ты уж стар, твоя челюсть беззубая вся,
Ей лишь студень жевать остается;
Ты ж съедаешь с костями и клювом гуся --
Объясни, как тебе удается?"
"С юных дней, -- старец рек, -- по судам я ходил,
Вел с женой в каждом случае спор,
И развил свою челюсть, что твой крокодил --
Не ослабла она до сих пор."
"Ты уж стар, -- молвил сын, -- и, вообще говоря,
Глаз твой менее зорок, чем прежде,
Как же ты в равновесии держишь угря
На носу?[16] Объясни мне, невежде."
"Хватит! На три вопроса получен ответ! --
Крикнул старец нахальному сыну, --
Целый день, что ли, слушать мне этакий бред?
Прочь ступай, или с лестницы скину!"
-- Это неправильно, -- сказала Гусеница.
-- Не совсем правильно, боюсь, -- робко произнесла Алиса, --
некоторые слова получились не те.
-- Это неверно от начала до конца, -- решительно заявила Гусеница, и на
несколько минут повисла тишина.
Гусеница заговорила первой.
-- Какого размера ты хочешь быть? -- спросила она.
-- Ах, дело даже не в точном размере, -- поспешно ответила Алиса, --
лишь бы он не менялся так часто, знаете ли.
-- Не знаю, -- отрезала Гусеница.
Алиса ничего не сказала; за всю ее жизнь ей столько не противоречили, и
она чувствовала, что начинает терять самообладание.
-- Тот, что сейчас, тебя устраивает? -- спросила Гусеница.
-- Ну, я хотела быть чуточку побольше, мэм, если вы не возражаете, --
сказала Алиса, -- трю дюйма -- это такой никудышный рост.
-- Это замечательный рост! -- гневно воскликнула Гусеница, вытягиваясь
во всю свою длину (в ней было ровно три дюйма).
-- Но я к нему не привыкла! -- жалобно оправдывалась бедная Алиса,
думая про себя: "Хорошо бы эти создания не были такими обидчивыми!"
-- Со временем привыкнешь, -- сказала Гусеница, после чего засунула
мундштук в рот и вновь принялась курить.
Теперь Алиса терпеливо ждала, пока та не заговорит снова. Спустя минуту
или две Гусеница вынула кальян изо рта, зевнула раздругой и встряхнулась.
Затем она спустилась с гриба и поползла прочь в траву, мимоходом бросив:
"Одна сторона сделает тебя больше, другая -- меньше."
"Одна сторона чего? Другая сторона чего?" -- подумала про себя
Алиса.
"Гриба", -- сказала Гусеница, словно ее спросили вслух; и в следующий
момент ее уже не было видно.
Алиса осталась на месте, задумчиво разглядывая гриб и пытаясь
определить, где у него одна и другая сторона; а поскольку гриб был
совершенно круглый, вопрос оказался очень непростым. Тем не менее, в конце
концов она обхватила шляпку руками, насколько хватило их длины, и отломила
каждой рукой по куску.
"Ну а теперь -- какой из них какой?" -- спросила она себя и откусила
чуть-чуть от правого, чтобы проверить эффект; в следующий миг она
почувствовала сильный удар снизу в подбородок -- он стукнулся о ее ноги!
Она была ужасно испугана этим стремительным превращением, но
чувствовала, что нельзя терять ни секунды, ибо она стремительно сжималась;
так что она постаралась поскорей откусить от другого куска. Ее подбородок
так основательно прижало к ногам, что открыть рот было почти невозможно; но
ей все же удалось сделать это и проглотить часть куска из левой руки.
"Итак, голова свободна!" -- воскликнула Алиса с радостью, которая в
следующий момент превратилась в тревогу, поскольку теперь она не могла
обнаружить собственные плечи: все, что она могла разглядеть, посмотрев вниз
-- это колоссальной длины шея, поднимавшаяся, словно гигантский стебель, над
морем зеленой листвы.
"Чем может быть вся эта зелень? -- спросила Алиса. -- И куда
подевались мои плечи? И, ой, мои бедные ручки, почему я вас не вижу?" Говоря
это, она пошевелила ими, но это не дало результата -- разве что легкий
трепет прошел по листве далеко внизу.
Поскольку у нее, похоже, не было возможности поднести руки к голове,
она попробовала опустить голову к рукам, и с радостью убедилась, что ее шея
легко изгибается в любом направлении, словно змея. Ей как раз удалось
изогнуть ее грациозным зигзагом, и она собиралась нырнуть в листву,
оказавшуюся ничем иным, как кронами деревьев, под которыми она бродила перед
этим -- как вдруг резкий свист заставил ее поспешно отпрянуть; большая
голубка бросилась ей прямо в лицо и принялась чувствительно бить крыльями.
-- Змея! -- кричала Голубка.
-- Я не змея! -- негодующе воскликнула Алиса. -- Оставьте меня в
покое!
-- А я говорю -- змея! -- повторила Голубка, однако, уже более
сдержанным тоном, а затем добавила, чуть не плача: -- Я все перепробовала,
но им ничего не подходит!
-- Не имею ни малейшего понятия, о чем вы говорите, -- сказала Алиса.
-- Я пробовала корни деревьев, я пробовала берега, я пробовала живые
изгороди, -- продолжала Голубка, не слушая Алису, -- но эти змеи! Ничто им
не по нраву![17]
Алиса все больше и больше недоумевала, однако она решила, что нет
смысла что-либо говорить, пока Голубка не закончит.
-- Как будто и без того мало хлопот с высиживанием яиц, -- говорила
Голубка, -- так я еще должна ночью и днем высматривать змей! Да я глаз не
сомкнула в последние три недели!
-- Мне очень жаль, что вам так досаждают, -- сказала Алиса, которая
начала понимать.
-- И вот, едва лишь я перебралась на самое высокое дерево в лесу, --
продолжала Голубка, и голос ее поднялся до крика, -- и едва я решила, что
наконец-то от них избавилась, как они, извиваясь, спускаются прямо с неба!
У, змеюка!
-- Но я не змея, говорю же вам! -- сказала Алиса. -- Я...
-- Ну и? Что же ты такое? -- осведомилась Голубка. -- Вижу, ты
пытаешься что-то придумать!
-- Я... Я девочка, -- произнесла Алиса не слишком уверенно, ибо
помнила, через сколько превращений прошла в этот день.
-- Ну разумеется! -- воскликнула Голубка тоном глубочайшего презрения.
-- Я повидала достаточно девочек на своем веку, но ни одной с такой шеей,
как эта! Нет, нет! Ты змея; и отрицать это бесполезно. Ты, пожалуй, теперь
еще заявишь, что никогда не пробовала яиц!
-- Я пробовала яйца, разумеется, -- сказала Алиса, которая была очень
правдивым ребенком, -- но девочки, знаете ли, едят яйца, как и змеи.
-- Я этому не верю, -- сказала Голубка, -- но если они это делают,
значит, они тоже -- разновидность змей, вот и все, что я могу сказать!
Для Алисы эта идея была совершенно новой, так что она замолчала на
минуту-другую, что дало Голубке возможность добавить:
-- Ты ищешь яйца, это-то я знаю прекрасно, а значит, какая для меня
разница, девочка ты или змея?
-- Зато для меня это большая разница, -- поспешно сказала Алиса, -- и
вообще, я не ищу никаких яиц, а если бы даже и искала, то ваши мне не нужны:
я не люблю сырые.
-- Ну и убирайся, в таком случае! -- сердито сказала Голубка,
возвращаясь в свое гнездо. Алиса пригнулась, опускаясь между деревьями
настолько, насколько могла -- ибо ее шея все время путалась в ветвях, и ей
то и дело приходилось останавливаться, чтобы распутаться. Затем она
вспомнила, что все еще держит в руках куски гриба, и очень осторожно
принялась за дело, откусывая то от одного, то от другого, и тем самым то
увеличиваясь, то уменьшаясь, пока, наконец, не стала своего обычного роста.
Она уже так давно не была даже близко к нормальному размеру, что
поначалу ей это показалось довольно странным, однако за несколько минут она
привыкла, и, как обычно, заговорила сама с собой: "Ну вот, половина плана
выполнена! Как загадочны все эти превращения! Никогда не знаешь, чем станешь
в следующую минуту! Однако, я снова правильного размера; следующая задача --
попасть в тот прелестный сад; но как это сделать, хотелось бы мне знать?"
И, сказав это, она вдруг вышла на открытое пространство, где стоял домик
высотой около четырех футов. "Кто бы там ни жил, -- подумала Алиса, -- никак
не годится идти к ним, будучи такого размера; я ведь их до смерти
перепугаю!" Так что она принялась откусывать от кусочка из правой руки, и не
рискнула идти к домику, пока не уменьшилась до девяти дюймов.
Глава VI. Поросенок и перец
Минуту-другую она простояла, глядя на дом и раздумывая, что делать
дальше, как вдруг из леса выбежал ливрейный лакей (Алиса сочла его ливрейным
лакеем, потому что на нем была ливрея; иначе, если бы она судила только по
лицу, то назвала бы его рыбой) и громко забарабанил в дверь. Дверь открыл
другой ливрейный лакей, с круглой физиономией и большими глазами, как у
лягушки; оба лакея, как заметила Алиса, носили большие завитые пудреные
парики. Ей стало очень любопытно, что все это значит, и она подкралась
чуточку поближе, чтобы послушать.
Лакей-Рыба начал с того, что извлек из-под мышки огромное письмо,
размером почти с него самого, и вручил его второму лакею, говоря
торжественным тоном: "Для Герцогини. Приглашение от Королевы на игру в
крокет." Лакей-Лягушка повторил столь же торжественно, слегка поменяв
порядок слов: "От Королевы. Приглашение для Герцогини на игру в крокет."
После чего они низко поклонились друг другу, и букли их париков
перепутались.
Алису разобрал такой смех, что ей пришлось отбежать назад в лес, чтобы
они ее не услышали, а когда она снова выглянула из-за деревьев, Лакей-Рыба
уже ушел, а второй сидел на земле возле двери, тупо уставясь в небо.
Алиса робко подошла к двери и постучала.
-- Стучать нет никакого смысла, -- сказал лакей, -- и тому есть две
причины: во-первых, потому что я с той же стороны двери, что и вы, а
во-вторых, они внутри так шумят, что никто вас не услышит.
И действительно, из дома доносился необыкновенный шум -- непрерывные
плач и чихание, то и дело сопровождавшиеся жутким грохотом бьющейся посуды.
-- Тогда объясните, пожалуйста, -- сказала Алиса, -- как мне войти?
-- Был бы некоторый смысл стучать, -- продолжал лакей, не обращая на
нее внимания, -- если бы дверь была между нами. Например, если бы вы были
внутри, вы могли бы постучать, и я мог бы вас выпустить, вы понимаете, -- он
продолжал все время смотреть в небо, пока говорил, и Алиса подумала, что это
весьма невежливо. "Но, возможно, он ничего не может с этим поделать, --
сказала она себе, -- ведь его глаза так близко к макушке! Но, в любом
случае, он мог бы отвечать на вопросы!"
-- Как мне войти? -- громко повторила она.
-- Я буду сидеть здесь, -- заметил лакей, -- до завтра...
В этот момент дверь дома распахнулась, и большое блюдо полетело оттуда
прямо лакею в голову; но оно лишь слегка чиркнуло по его носу и разбилось в
куски о дерево за его спиной.
-- ... или, может быть, до послезавтра, -- продолжал лакей тем же
тоном, словно ничего не случилось.
-- Как мне войти?! -- спросила Алиса еще громче.
-- А вам вообще нужно входить? -- сказал лакей. -- Сперва надо решить
этот вопрос, знаете ли.
Это было, без сомнения, справедливо; вот только Алиса не любила, когда
с ней так говорили. "Это просто ужасно, -- пробормотала она про себя, -- вот
ведь манера спорить у всех этих существ! Они кого угодно с ума сведут!"
Лакей, похоже, решил, что это подходящая возможность повторить свои
прошлые рассуждения, с некоторыми вариациями.
-- Так и буду сидеть здесь, -- сказал он, -- с перерывами, день за
днем...
-- А мне что делать? -- воскликнула Алиса.
-- Все, что хотите, -- ответил лакей и принялся насвистывать.
"Ох, нет никакого смысла говорить с ним, -- сказала, отчаявшись, Алиса,
-- он же совершенный идиот!" Так что она открыла дверь и вошла.
Дверь вела прямо в большую кухню, которая была полна дымом из конца в
конец; в середине на трехногом табурете сидела Герцогиня и нянчила младенца;
кухарка склонилась над огнем, помешивая в большом котле, который, по всей
видимости, был полон супом.
"В этом супе явно слишком много перца!" -- сказала себе Алиса (что было
непросто из-за разобравшего ее чиха).
В самом деле, в воздухе было слишком много перца. Даже Герцогиня
почихивала время от времени; что же до ребенка, то он поочередно чихал и
плакал, не переставая ни на секунду. Не чихали только два существа в кухне:
кухарка и большой кот, который сидел у очага и улыбался от уха до уха.
-- Скажите, пожалуйста, -- произнесла Алиса с некоторой робостью, ибо
была не вполне уверена, что с ее стороны будет вежливо заговорить первой, --
почему ваш кот так улыбается?
-- Это чеширский кот,[18] -- сказала Герцогиня, -- вот почему. Поросенок!
Последнее слово она произнесла с такой внезапной злостью, что Алиса аж
подпрыгнула, но в следующий момент поняла, что это было адресовано ребенку,
а не ей, так что она набралась смелости и продолжила:
-- Я не знала, что чеширские коты всегда улыбаются; по правде говоря, я
не знала, что коты вообще могут улыбаться.
-- Все они могут, -- сказала Герцогиня, -- и большинство из них так и
делает.
-- А я не знаю ни одного такого, -- сказала Алиса очень вежливо, весьма
довольная, что ей удалось завязать беседу.
-- Ты мало что знаешь, -- отрезала Герцогиня, -- и это факт.
Алисе совсем не понравился тон этого замечания, и она решила, что лучше
бы сменить тему разговора. Пока она пыталась подобрать подходящую, кухарка
сняла котел с супом с огня, и сразу же принялась швырять все, до чего могла
дотянуться, в Герцогиню и ребенка -- первыми полетели каминные щипцы,
кочерга и совок, затем градом посыпались кастрюли, тарелки и блюдца.
Герцогиня не обращала на них никакого внимания, даже когда они попадали в
нее; ребенок же и без того так орал, что невозможно было понять, больно ему
от этих ударов или нет.
-- Ой, пожалуйста, думайте, что вы делаете! -- закричала Алиса,
подскакивая в ужасе. -- Ой, прямо в его милый носик! -- как раз в этот
момент особенно большая кастрюля пролетела от носа младенца так близко, что
лишь чудом не снесла его.
-- Если бы никто не лез в чужие дела, -- хрипло проворчала Герцогиня,
-- мир вертелся бы быстрее.
-- Но это не было бы преимуществом, -- сказала Алиса, которая была
очень рада возможности продемонстрировать часть своих познаний. -- Только
подумайте, что стало бы с днем и ночью! Видите ли, земля оборачивается
вокруг своей оси за двадцать четыре часа, так что, если двадцать четыре часа
назад было утро, то пора...
-- Кстати, о топорах, -- сказала Герцогиня. -- Отрубить ей голову!
Алиса метнула довольно встревоженный взгляд на кухарку, проверяя, как
та воспримет этот намек; но кухарка была занята помешиванием супа и,
кажется, не слушала, так что Алиса вновь попыталась развить мысль:
-- Двадцать четыре часа, я думаю... или двенадцать? Я...
-- Ох, не утомляй этим меня, -- сказала Герцогиня. -- Я никогда не
выносила цифры, -- и она снова принялась баюкать своего ребенка, напевая при
этом своего рода колыбельную и свирепо встряхивая его в конце каждой
строчки:[19]
Будь груб с малюткой, и, грубя,
Лупи, коль он чихает;
Специально дразнит он тебя,
Нарочно досаждает.
Припев хором подхватили кухарка и малыш:
Вау! Вау! Вау!
Пока Герцогиня пела второй куплет, она яростно раскачивала ребенка
вверх-вниз, и бедняжка вопил так громко, что Алиса с трудом различала слова
песни:
Я сына бью и буду бить
Едва он зачихает;
Он мог бы перец полюбить,
Однако не желает!
Вау! Вау! Вау!
-- Вот, можешь понянчить его, если хочешь! -- сказала Герцогиня Алисе,
бросая ей младенца. -- Мне нужно пойти приготовиться к крокету у Королевы,
-- и она поспешила прочь из комнаты. Кухарка метнула ей вслед сковородку, но
промахнулась.
Алиса поймала ребенка не без труда, поскольку он был какой-то странный
и растопыривал руки и ноги во все стороны -- "словно морская звезда",
подумала Алиса. Бедняжка пыхтел, как паровоз, когда она подхватила его, и
притом сгибался пополам и снова разгибался, так что в первую пару минут все,
что ей удавалось -- это просто держать его.
Как только она поняла, как нужно его нянчить (для этого следовало
скрутить его в узел и потом крепко держать за правое ухо и левую ступню, не
давая ему развернуться), она вынесла малютку на улицу. "Если я не унесу
ребенка отсюда, -- подумала Алиса, -- за деньдругой они его наверняка
прикончат; разве оставлять его здесь -- не убийство?" Последние слова она
произнесла вслух, и малыш хрюкнул в ответ (к этому времени он уже перестал
чихать). "Не хрюкай, -- сказала Алиса, -- негоже выражать свои мысли таким
способом".
Малютка снова хрюкнул, и Алиса с большим беспокойством заглянула ему в
лицо, чтобы понять, что с ним. Вне всякого сомнения, у него был слишком
курносый нос, куда более похожий на пятачок, нежели на нормальный нос; и
глазки у него были слишком уж маленькие для ребенка; в общем, Алисе совсем
не понравилось, как он выглядел. "Но, может быть, он просто всхлипнул", --
подумала она и снова заглянула ему в глаза, проверяя, есть ли там слезы.
Нет, слез не было. "Если ты собираешься превратиться в поросенка, мой
дорогой, -- серьезно сказала Алиса, -- я не стану больше о тебе заботиться.
Учти это!" Малютка снова всхлипнул (или хрюкнул, точно определить было
невозможно), и какое-то время они двигались молча.
Алиса как раз начала думать: "Ну, и что я буду делать, когда принесу
его домой?" -- когда он снова хрюкнул, да так громко, что она взглянула на
его лицо в испуге. На сей раз не могло быть никакой ошибки: это был
поросенок, не более и не менее, и она почувствовала, что было бы совершенным
абсурдом нести его дальше.
Так что она спустила малыша на землю, и с немалым облегчением
наблюдала, как он трусит прочь в направлении леса. "Если бы он вырос, --
сказала она себе, -- то был бы ужасно уродливым ребенком; а поросенок из
него вышел, по-моему, вполне симпатичный." И она принялась думать о других
знакомых детях, из которых получились бы очень славные поросята, и как раз
сказала себе: "Если бы я только знала, как их превратить..." -- как вдруг
вздрогнула от испуга, завидев Чеширского Кота, сидевшего на ветке дерева в
нескольких ярдах от нее.
Кот лишь улыбнулся, когда заметил Алису. "Он выглядит добродушным", --
подумала она; в то же время у него были очень длинные когти и великое
множество зубов, что заставляло относиться к нему с уважением.
-- Чеширский Кис-Кис, -- начала она, довольно робко, ибо не знала,
понравится ли ему это имя; однако кот лишь улыбнулся еще шире. "Кажется,
пока что ему нравится", -- подумала Алиса и продолжила: -- Будьте добры, вы
не подскажете мне дорогу отсюда?
-- Это зависит главным образом от того, куда ты хочешь попасть, --
сказал Кот.
-- Мне не так уж важно, куда... -- начала Алиса.
-- Тогда неважно, какой дорогой идти, -- сказал Кот.
-- ...я просто хочу попасть куда-нибудь, -- добавила в качестве
объяснения Алиса.
-- Ну, туда ты наверняка попадешь, -- сказал Кот, -- если только будешь
идти достаточно долго.
Алиса почувствовала, что возразить на это нечего, так что она
попробовала задать другой вопрос:
-- Что за народ живет поблизости?
-- В том направлении, -- сказал Кот, махнув правой лапой, -- живет
Шляпник; а в том направлении, -- он махнул другой лапой, -- живет
Мартовский Заяц. Навести, кого хочешь; оба они сумасшедшие.[20]
-- Но я не хочу идти к сумасшедшим, -- заметила Алиса.
-- Ну, тут уж ничего не поделаешь, -- сказал Кот, -- мы все здесь
сумасшедшие. Я сумасшедший. Ты сумасшедшая.
-- С чего вы взяли, что я сумасшедшая? -- спросила Алиса.
-- Это должно быть так, -