йтесь. Мешать не стану. Только не заставляйте меня слушать их. Я готов расплакаться при мысли, что наивная девочка вроде вас может быть так умна. Вы хорошо отнеслись ко мне, милочка. Прямо как Маргарет О'Брайен. Мэвис Уэлд не шевелилась и не дышала и тогда, когда я подошел к двери, и тогда, когда открыл ее. Не знаю, почему, но игра эта была отнюдь не блестящей. Спустившись по лестнице, я прошел через патио, вышел из парадной двери и чуть не столкнулся с худощавым темноглазым мужчиной, который стоял, раскуривая сигарету. - Простите, - сказал он. - Кажется, я оказался у вас на пути. Я хотел было обойти его, но вдруг заметил, что в правой руке он держит ключ. Безо всякой на то причины я выхватил его, посмотрел на выбитый на металле номер - четырнадцатый. От квартиры Мэвис Уэлд. Я бросил ключ в кусты. - Обойдетесь без него, - сказал я мужчине. - Дверь не заперта. - Конечно, - ответил он. На лице его появилась странная улыбка. - Как глупо с моей стороны. - Да, - сказал я. - Мы оба глупцы. И каждый, кто связывается с этой шлюхой, - глупец. - Я бы не сказал, - спокойно возразил он, и взгляд его маленьких темных глаз не выражал ничего. - Вам незачем говорить. Я только что сказал за вас это. Прошу прощения. Сейчас отыщу ключ. Я пошел за кусты, поднял ключ и отдал ему. - Большое спасибо, - поблагодарил он. - И между прочим... Он не договорил. Я остановился. - Надеюсь, я не прервал интересной ссоры, - сказал он. - Мне было бы очень неприятно. Нет? - Он улыбнулся. - Что ж, поскольку мисс Уэлд наша общая знакомая, позвольте представиться. Меня зовут Стилгрейв. Не встречал ли я вас где-нибудь? - Нет, вы нигде меня не встречали, мистер Стилгрейв, - сказал я. - Я - Марлоу. Филип Марлоу. Мы никак не могли встречаться. Как ни странно, я никогда не слышал о вас, мистер Стилгрейв. И мне наплевать, даже будь вы Плакса Мойер. Не могу взять в толк, почему я сказал это. Ничто меня к этому не побуждало, разве только недавнее упоминание этой клички. На лице Стилгрейва застыло странное спокойствие. Невыразительный взгляд темных глаз стал каким-то отрешенным. Стилгрейв вынул изо рта сигарету, взглянул на ее кончик, стряхнул пепел, хотя стряхивать было нечего, и, не поднимая взгляда, сказал: - Плакса Мойер. Странное прозвище. Вроде бы никогда не слышал его. Я должен знать этого человека? - Нет, если не испытываете особого пристрастия к пешням, - сказал я и пошел прочь. Спустившись по ступеням, я подошел к своей машине и, прежде чем сесть за руль, оглянулся. Стилгрейв стоял на месте, держа во рту сигарету, и глядел на меня. Выражает ли что-нибудь его лицо, не было видно. Когда я оглянулся, он не пошевелился, не сделал никакого жеста. Даже не отвернулся. Просто стоял на месте. Я сел в машину и уехал. 13 По бульвару Сансет я поехал на восток, но не домой. В Ла Брее я свернул на север и через Кахуэнга-пасс, по бульвару Вентура, мимо Студио-сити, Шерман-Окс и Энсино поехал к Хайленду. Дорога была отнюдь не пустынной. Пустынной она никогда не бывает. Лихачи в поцарапанных "фордах" переезжали из ряда в ряд, проскакивая в одной шестнадцатой дюйма от соседних машин, но все же неизменно проскакивая. Усталые мужчины в запыленных двух- и четырехместных машинах крепче сжимали руль и с трудом ехали на север и на запад, домой, к обеду, к вечеру с раскрытой на спортивной странице газетой, к привычному ору радио, хныканью избалованных детей и болтовне глупых жен. Я проезжал мимо кричащих и на поверку лживых световых реклам, мимо неряшливых, в неоновом свете похожих на дворцы, закусочных, мимо ярких, как цирки, круглых ресторанов для автомобилистов, с бойкими, зоркими официантами, блестящими стойками и душными грязными кухнями, в которых вполне могла бы отравиться даже жаба. Большие грузовики с прицепами с грохотом ехали через Сепульведу из Уилмингтона и Сан-Педро, они сворачивали к Ридж-Рауту и отъезжали от светофоров на первой скорости, рыча, как львы в зоопарке. За Энсино сквозь густые деревья лишь изредка сверкали с холмов огоньки. Дома кинозвезд. Подумаешь, кинозвезды. Ветераны тысячи постелей. Оставь, Марлоу, сегодня ты недобрый. Стало попрохладнее. Шоссе сузилось. Машин теперь было так мало, что свет фар резал глаза. Дорога пошла на подъем между известняковыми утесами, на вершине холма небрежно плясал беспрепятственно долетающий с океана ветер. Неподалеку от Таузанд-Окс я пообедал в ресторане. Скверно, зато быстро, ешь и убирайся, дел невпроворот. Мы не можем дожидаться, мистер, пока вы допьете вторую чашку кофе. Вы занимаете место, приносящее доход. Видите людей за веревкой? Они хотят поесть. По крайней мере, они так считают. Бог знает, почему им хочется поесть именно здесь. Лучше бы дома поели консервов. Им просто не сидится на месте. Как и тебе. Им просто необходимо сесть в машину и куда-то ехать. Они просто находка для вымогателей, завладевших этими ресторанами. Ну вот, опять. Недобрый ты сегодня, Марлоу. Расплатившись, я пошел в бар запить коньяком эту нью-йоркскую вырезку. Кстати, почему нью-йоркскую? Металлорежущий инструмент изготавливают в Детройте. Из бара я вышел на ночной воздух, которым пока что никто не научился торговать. Но многие, возможно, пытались. Подбирались к нему. Доехав до Окснердской развилки, я поехал вдоль океана обратно. Большие, усеянные оранжевыми лампочками восьми- и шестнадцатиколесные грузовики неслись на север. Справа громадный, мощный Тихий океан устало, Словно плетущаяся домой уборщица, бился о берег. Ни луны, ни суматохи, лишь еле слышный шум прибоя. Никаких запахов. Даже резкого природного запаха водорослей. Калифорнийский океан. Калифорния, штат универмагов. Полно всего, но ничего хорошего. Ну вот, опять. Недобрый ты сегодня, Марлоу. Ну и ладно. А с какой стати мне быть добрым? Сижу себе в своем кабинете, играю дохлой мухой, внезапно является эта безвкусно одетая штучка из Манхеттена, штат Канзас, и всучивает мне потрепанные двадцать долларов, чтобы я отыскал ее брата. Похоже, он мелкий жучок, но ей хочется найти его. И, сунув это состояние в нагрудный карман, я тащусь в Бэй-Сити, а поиски оказываются настолько занудными, что я едва не сплю на ходу. Мне встречаются славные люди с пешнями в затылке и без оных. Я возвращаюсь и не запираю дверь. Потом является она, забирает двадцатку, целует меня и возвращает деньги обратно, поскольку я не выполнил дневной работы. Затем я еду повидать доктора Хэмблтона - ушедшего (и как!) на покой оптометриста из Эль Сентро, где опять сталкиваюсь с новым способом носить нашейные украшения. Но в полицию не сообщаю. Просто обыскиваю парик клиента, а потом ломаю комедию. С какой стати? Ради кого я гублю себя на сей раз? Ради блондинки с чувственным взглядом и слишком большим количеством дверных ключей? Ради девицы из Манхеттена, штат Канзас? Не знаю. Знаю только одно - здесь что-то не так, и старое, надоевшее, но всегда надежное предчувствие подсказывает мне, что если игра пойдет теми картами, которые сданы, в проигрыше останется не тот, кому следует. Мое ли это дело? Ну а что следует считать моим делом? Разве я знаю? И когда-нибудь знал? Давай не будем в это вдаваться. Ты недобрый сегодня, Марлоу. Может, я никогда не был добрым и никогда не буду им. Может, мы все становимся недобрыми в этом холодном тусклом мире, где всегда происходит не то, что нужно. Малибу. Здесь тоже кинозвезды. Тоже розовые и голубые ванные. Тоже "шанель" номер пять. Тоже стеганые матрацы. Тоже взбитые волосы, темные очки, позы, псевдоизысканные голоса и мораль портовых шлюх. Постой, постой. В кино работает немало славных людей. Ты занял неверную позицию, Марлоу. Ты сегодня недобрый. Прежде чем въехать в Лос-Анджелес, я его унюхал. Город пах несвежестью, затхлостью, как слишком долго закрытая гостиная. Но разноцветные огни заставляли забыть о запахе. Они были прекрасны. Тому, кто изобрел неоновое освещение, нужно воздвигнуть памятник. Из чистого мрамора, высотой в пятнадцатиэтажный дом. Этот человек поистине сделал нечто из ничего. Я пошел в кино, и надо же - в фильме снималась Мэвис Уэлд. Фильм оказался помпезным, из тех, где все слишком много улыбаются, слишком много болтают и сознают это. Женщины беспрестанно поднимались по изогнутым лестницам, чтобы переодеться. Мужчины беспрестанно доставали из дорогих портсигаров сигареты с монограммой и давали друг другу прикурить от дорогих зажигалок. А слуга раздался в плечах от одного только ношения подносов со стаканами к плавательному бассейну, размером с озеро Гурон, но значительно почище. Главную мужскую роль исполнял смазливый бездарный тип, пышущий зачастую далеко не свежим обаянием. Главную женскую - раздражительная брюнетка с презрительным взглядом. В нескольких неудачных крупных планах она из кожи лезла, стараясь выглядеть моложе своих сорока пяти лет. Мэвис Уэлд была занята на второй роли и снималась в одежде. Играла неплохо, правда, могла бы сыграть и раз в десять лучше. Но играй она лучше, половину ее сцен вырезали бы, чтобы выручить исполнительницу главной роли. Это было такое искусное хождение по канату, какого я, пожалуй, еще не видел. Что ж, теперь ей придется ходить уже не по канату. По рояльной струне. Натянутой очень высоко. И страховочной сетки внизу не будет. 14 Мне требовалось вернуться в контору. Заказному письму с оранжевой квитанцией уже пора было прийти. В окнах здания кое-где еще горел свет. По ночам работают не только детективы. Лифтер хрипло буркнул приветствие и отвез меня наверх. В коридоре из открытых дверей падал свет, уборщицы все еще убирали мусор, накопившийся за впустую потраченные часы. Я свернул за угол, оставив позади жалобное гудение пылесоса, вошел в свой темный кабинет и открыл окна. Сев за стол, я ничего не делал, даже не думал. Заказного письма пока не было. Казалось, все шумы в здании, кроме гудения пылесоса, выплывают на улицы и теряются среди вертящихся колес бесчисленных машин. Потом где-то в коридоре какой-то мужчина стал виртуозно, мелодично насвистывать "Лили Марлен". Я знал, кто это. Ночной сторож, он проверял, все ли двери заперты. Я включил настольную лампу, и он прошел, не трогая моей двери. Шаги удалились, потом послышались вновь, звуча как-то по-другому, с каким-то шарканьем. Я решил, что принесли заказное письмо, и вышел взять его, только это был не почтальон. Упитанный мужчина в небесно-голубых брюках закрывал дверь с такой прекрасной неторопливостью, достичь которой способны только толстяки. Он был не один, но первым делом я посмотрел все-таки на него. Рослый, широкоплечий. Не юноша и не красавец, но с виду крепкий. Полосатый пиджак над голубыми габардиновыми брюками вызвал бы отвращение даже у зебры. Большую непокрытую голову украшало достаточное количество волос оранжево-розоватого цвета. Нос был перебит, но хорошо сросся и особого внимания не привлекал. Спутник его был хилым созданием с красными глазами и насморком. Лет примерно двадцати, ростом пять футов девять дюймов, тощий, как щепка. Нос его подергивался, рот подергивался, руки подергивались, и выглядел он совершенно несчастным. Здоровяк приветливо улыбнулся. - Вы, конечно, мистер Марлоу? - Кто же еще? - ответил я. - Для деловых визитов уже поздновато, - сказал здоровяк и развел руками, заняв половину комнаты. - Надеюсь, вы ничего не имеете против? Или у вас дел по горло? - Оставьте эти шуточки. Нервы у меня на пределе. Кто этот наркоман? - Иди сюда, Алфред, - сказал здоровяк напарнику. - Брось свою застенчивость. - Пошел ты, - ответил Алфред. Здоровяк безмятежно повернулся ко мне. - Почему все щенки твердят эту фразу? В ней нет ничего смешного, ничего остроумного. Никакого смысла. Сущее наказание этот Алфред. Я лишил его снадобья, по крайней мере, на время. Поздоровайся с мистером Марлоу, Алфред. - Пошел он, - сказал Алфред. Здоровяк вздохнул. - Моя фамилия Змей, - представился он. - Джозеф П.Змей. Я промолчал. - Ну смейтесь же, - сказал здоровяк. - Я привык. Всю жизнь ношу эту фамилию. Он подошел ко мне и протянул руку. Я пожал ее. Здоровяк добродушно улыбнулся мне. - Действуй, Алфред, - приказал он, не оборачиваясь. Алфред сделал очень легкое, неуловимое движение, и на меня уставился глаз крупнокалиберного пистолета. - Осторожно, Алфред, - сказал здоровяк, держа мою руку мертвой хваткой. - Пока не надо. - Пошел ты, - сказал Алфред. Пистолет был направлен мне в грудь. Палец Алфреда плотно лежал на спусковом крючке. Было видно, что его нажим становится все сильнее. Я точно знал, в какой миг курок окажется спущенным. Впрочем, это не имело никакого значения. Это происходило в другом месте, в каком-то дрянном фильме. Не со мной. Курок сухо щелкнул в пустоте. Алфред с недовольным ворчанием опустил пистолет и мгновенно спрятал туда, откуда достал. Потом начал подергиваться снова, хотя его недавние действия с оружием были отнюдь не нервозными. Мне стало любопытно, какого наркотика он лишен. Здоровяк выпустил мою руку, приветливая улыбка по-прежнему играла на его большом, пышущем здоровьем лице. Он похлопал себя по карману. - Обойма у меня. Алфред в последнее время стал ненадежным. Этот щенок мог бы застрелить вас. Я вновь ощутил пол под ногами. - Держу пари, он вас напугал, - сказал Джозеф П.Змей. Во рту у меня появился соленый привкус. - Не такой уж вы смелый, - сказал Змей, ткнув мне пальцем в живот. Я отступил назад и поглядел Змею в глаза. - Что мне за это будет? - почти любезно спросил он. - Пойдемте в кабинет. Я повернулся к Змею спиной и пошел в другую комнату. Тяжкая работа, и я с ней справился. Всю дорогу я обливался потом. Зайдя за стол, остановился в ожидании. Мистер Змей безмятежно последовал за мной. Наркоман, подергиваясь, поплелся за ним. - У вас случайно нет под рукой юмористической книжки? - спросил Змей. - Чтобы он нам не мешал. - Присаживайтесь, - ответил я. - Сейчас поищу. Змей опустил руки на подлокотники кресла. Я рывком выдвинул ящик стола и ухватил рукоятку "люгера". Глядя на Алфреда, поднял пистолет. Но Алфред даже не посмотрел на меня. Скривив рот, он изучал угол потолка. - Ничего более юмористического нет, - сказал я. - Эта штука вам не потребуется, - добродушно сказал здоровяк. - Прекрасно, - ответил я. Голос, казалось, принадлежал кому-то другому, находящемуся далеко за стеной. Я едва слышал свои слова. - Но если потребуется, она у меня в руке. И заряжена. Хотите убедиться? Здоровяк казался близким к замешательству. - Жаль, что вы восприняли это подобным образом, - сказал он. - Я настолько привык к Алфреду, что почти не замечаю его. Может, вы правы, может, мне стоило бы что-то сделать с ним. - Да, - произнес я. - Надо было сделать это еще днем, до прихода сюда. Теперь уже поздно. - Послушайте, мистер Марлоу. Змей протянул руку. Я взмахнул "люгером". Он быстро отдернул руку, однако недостаточно быстро. Мушка рассекла ему кожу на тыльной стороне ладони. Он попытался ухватить пистолет за ствол, потом поднес порезанную руку ко рту. - Эй, эй, будет! Алфред мой племянник. Сын сестры. Я, можно сказать, присматриваю за ним. Он ведь и мухи не обидит... - В следующий раз здесь будет муха, чтобы он не обижал ее, - сказал я. - Не надо так, мистер. Прошу вас, не надо. У меня есть недурственное предложение... - Закройте рот, - проговорил я. И очень медленно сел. Лицо мое горело. Язык не повиновался. Я чувствовал себя слегка пьяным. - Один мой знакомый, - неторопливо, глухо продолжал я, - рассказывал, как однажды вот так же хотели взять в оборот одного человека. Тот, как и я, сидел за столом. У него, как и у меня, был пистолет. По другую сторону стола находились двое, как вы с Алфредом. Человек, сидящий на моем месте, разозлился. И не смог взять себя в руки. Его затрясло. Он не мог произнести ни слова. Оставалось только прибегнуть к оружию. И он, ничего не сказав, дважды выстрелил из-под стола прямо туда, где находится ваш живот. Лицо здоровяка стало изжелта-зеленым, он хотел было встать. Но передумал. Достал из кармана пестрый платок и вытер лицо. - Вы это видели на экране, - сказал он. - Верно, - согласился я. - Но режиссер рассказывал мне, откуда взял замысел этой сцены. Такого не увидишь ни в одном фильме. Положив "люгер" перед собой, я сказал более естественным голосом: - Нужно быть поосмотрительнее с оружием, мистер Змей. Невозможно предвидеть, как поведет себя человек, если ему в лицо тычут дулом пистолета - особенно, если он не знает, заряжен ли пистолет. От неожиданности я слегка оробел. Я с обеда не кололся морфием. Змей, сощурясь, спокойно разглядывал меня. Наркоман поднялся, подошел к другому креслу, развернул его ногой, сел и грязной головой прислонился к стене. Однако его руки и нос продолжали подергиваться. - Я слышал, что вы крепкий орешек, - неторопливо произнес Змей, холодно и пристально глядя на меня. - Вас ввели в заблуждение. Я очень чувствителен. Расстраиваюсь из-за каждого пустяка. - Да, понимаю. - Он долго глядел на меня, не произнося ни слова. - Похоже, мы сделали неверный ход. Можно опустить руку в карман? У меня нет пистолета. - Валяйте, - сказал я. - Попыткой вытащить пистолет вы доставите мне огромное удовольствие. Змей нахмурился, потом очень медленно вытащил плоский бумажник из свиной кожи и достал оттуда новенькую стодолларовую ассигнацию. Положил ее на край покрывавшего стол стекла, достал еще одну точно такую же, потом, по одной, еще три. Старательно сложил их в ряд. Алфред опустил запрокинутое кресло на пол и с дрожащими губами уставился на деньги. - Пять сотен, - сказал здоровяк. Разложил бумажки и подвинул их ко мне. Я следил за каждым его движением. - Совершенно ни за что, просто держитесь от греха подальше. Идет? Я молча смотрел на него. - Вы никого не ищете. Вы никого не можете найти. У вас нет времени работать на кого-то. Вы ничего не слышали и не видели. Вы ничего не знаете. И про пять сотен никто не знает. Договорились? В кабинете было тихо, слышалось только сопение Алфреда. Здоровяк обернулся к нему. - Тише, Алфред. Когда выйдем отсюда, дам тебе дозу, - сказал он. - Постарайся вести себя прилично. И снова поднес ко рту рассеченную тыльную сторону ладони. - Взяв вас за образец, ему это будет нетрудно, - сказал я. - Пошел ты, - буркнул Алфред. - Ограниченный словарь, - пожаловался здоровяк. - Очень ограниченный. Ну, приятель, ясно вам? И указал на деньги. Я коснулся пальцем рукоятки "люгера". Здоровяк слегка подался вперед. - Да успокойтесь вы. Все очень просто. Это задаток. Отрабатывать его не нужно. Ваша отработка - безделье. Если будете бездельничать довольно долгое время, получите еще столько же. Ничего сложного, так ведь? - И для кого же я буду бездельничать? - Для меня. Джозефа П.Змея. - Что вы собой представляете? - Меня можно назвать деловым посредником. - А как вас еще можно назвать? Помимо того, что я могу придумать сам? - Можете назвать человеком, который хочет помочь человеку, не желающему втягивать в беду человека. - А как я могу назвать этого благодетеля? Джозеф П.Змей собрал пять сотенных бумажек, аккуратно сложил их, выровнял и снова придвинул ко мне. - Можете назвать его человеком, который скорее потратит деньги, чем прольет кровь, - сказал он. - Но вполне может и пролить кровь, если решит, что ничего другого не остается. - Как он обращается с пешней? - спросил я. - Как скверно он обращается с пистолетом, я представляю. Здоровяк закусил нижнюю губу, потом стал легонько покусывать ее изнутри, словно жующая жвачку корова. - Речь не о пешнях, - наконец произнес он. - А лишь о том, что вы можете сделать неверный шаг и тем самым причинить себе уйму неприятностей. Ну а если вы не будете делать никаких шагов, спокойная жизнь и деньги вам обеспечены. - Кто та блондинка? - спросил я. Здоровяк задумался, потом кивнул. - Видно, вы уже слишком глубоко залезли в это дело, - вздохнул он. - Может, нам уже поздновато договариваться. Секунду спустя он подался вперед и мягко сказал: - Ладно. Я поговорю с шефом и узнаю, как далеко он готов пойти. Может, еще сможем договориться. Все остается как есть, пока я не дам о себе знать. Идет? Я не возражал. Змей оперся ладонями о стол и очень медленно поднялся, глядя на пистолет, который я двигал туда-сюда по столу. - Деньги остаются у вас, - сказал он. - Пошли, Алфред. И грузно зашагал к выходу. Алфред покосился на него, потом внезапно перевел взгляд на деньги. Пистолет будто по волшебству оказался в его тонкой правой руке. Молниеносно, словно угорь, он метнулся к столу. Наведя пистолет на меня, левой рукой потянулся к деньгам, которые тут же скрылись в его кармане. Он спокойно, холодно-бессмысленно улыбнулся мне и пошел к двери, возможно, не отдавая себе отчета в том, что у меня тоже был пистолет. - Идем, Алфред, - уже из коридора резко позвал здоровяк. Алфред юркнул в дверь и скрылся. По коридору прозвучали шаги, открылась и закрылась наружная дверь, потом настала тишина. Я сидел и обдумывал происшедшее, пытаясь понять, что это: совершенный идиотизм или новый способ запугивания. Через пять минут зазвонил телефон. Хриплый голос добродушно произнес: - Да, кстати, мистер Марлоу, вы, наверное, знаете Шерри Бэллоу? - Не знаю. - "Шеридан Бэллоу инкорпорейтед". Влиятельный агент. Вам бы надо как-нибудь повидать его. С минуту я молча держал трубку. Потом спросил: - Он ее агент? - Возможно, - ответил Джозеф П.Змей и сделал паузу. - Думаю, вы понимаете, мистер Марлоу, что мы играем эпизодические роли. И только. Эпизодические. Кое-кто хотел немного разузнать о вас. Мы решили, что это самый простой способ. Теперь я в этом не уверен. Я промолчал. Он повесил трубку. И почти сразу же телефон зазвонил снова. Обольстительный голос произнес: - Я тебе не очень понравилась, так, амиго? - Понравилась, конечно. Только отвяжитесь. - Я дома, в Шато-Берси. И совсем одна. - Обратитесь в бюро по найму спутников. - Ну пожалуйста. Не нужно так говорить. Дело очень важное. - Еще бы. Только на меня не рассчитывайте. - Эта стерва... Что она говорит обо мне? - прошипела мисс Гонсалес. - Ничего. Кстати, она могла бы назвать вас тихуанской шлюхой в галифе. Как бы вы отнеслись к этому? В ответ она рассмеялась. Серебряный смех не прекращался довольно долго. - Ты вечно остришь, да? Но, видишь ли, тогда я не знала, что ты детектив. Это имеет очень большое значение. Я мог бы сказать ей, как она ошибается. Но сказал только: - Мисс Гонсалес, вы что-то говорили о деле. Какое это дело, если, конечно, вы не шутите? - Тебе хотелось бы заработать кучу денег? Большую кучу? - Имеется в виду, не подставляя себя под выстрелы? В трубке послышался вздох. - Си [да (исп.)], - задумчиво сказала моя собеседница. - Однако нужно учитывать и эту возможность. Но ты такой смелый, такой сильный, такой... - Мисс Гонсалес, в девять утра я буду на месте. И стану гораздо смелее. А теперь, если позволите... - У тебя встреча с женщиной? Она красивая? Красивее меня? - О господи, - сказал я. - Неужели вы больше ни о чем не можете думать? - Иди ты к черту, дорогой, - сказала она и повесила трубку. Я погасил свет и вышел, а идя по коридору, встретил человека, разглядывающего номера комнат. В руке он держал заказное письмо, так что пришлось вернуться, чтобы спрятать его в сейф. Пока я возился с замком, зазвонил телефон. Я не стал отвечать. День и без того был нелегким, хватит. Пропади все пропадом. Появись здесь царица Савская в прозрачной пижаме - или без оной, - от усталости я бы и бровью не повел. Голова казалась тяжелой, словно ведро мокрого песка. Когда я подошел к двери, телефон все еще звонил. И я вернулся. Инстинкт пересилил усталость. Я поднял трубку. Щебечущий голосок Орфамэй Квест произнес: - О, мистер Марлоу, я так долго пыталась дозвониться до вас. Я очень расстроена. У меня... - Утром, - сказал я. - Контора закрыта. - Пожалуйста, мистер Марлоу... ну подумаешь, на миг вышла из себя... - Утром. - Но мне нужно видеть вас. - Голосок поднялся почти до крика. - Это очень важно. - Угу. Она шмыгнула носом. - Вы... вы меня поцеловали. - Я потом целовался еще не так. К черту ее. К черту всех женщин. - У меня есть вести от Оррина, - сказала Орфамэй. На миг я опешил, потом рассмеялся. - Вы хорошенькая лгунья. До свидания. - Нет, правда. Он звонил мне. Сюда, где я нахожусь. - Отлично, - сказал я. - В таком случае детектив вам совершенно не нужен. А если и нужен, то в семье у вас есть свой, получше меня. Я даже не сумел выяснить, где вы остановились. Наступила краткая пауза. Все-таки Орфамэй вынуждала меня не обрывать разговор. Не вешать трубку. Тут надо отдать ей должное. - Я написала ему, где остановлюсь, - наконец сказала она. - Угу, только письма он не получил, потому что съехал, не оставив нового адреса. Помните? Сделайте еще одну попытку, когда я не буду таким усталым. Доброй ночи, мисс Квест. И мне теперь незачем знать, где вы остановились. Я не работаю на вас. - Прекрасно, мистер Марлоу. Только я сейчас звоню в полицию. Но думаю, вам это не понравится. Очень не понравится. - Почему? - Потому что дело связано с убийством, мистер Марлоу, а убийство - очень скверное слово, вам не кажется? - Приезжайте, - вздохнул я. - Буду ждать. Повесив трубку, я достал бутылку "Старого лесничего". Торопливо налил и быстро проглотил изрядную дозу. 15 На сей раз Орфамэй вошла без особых церемоний. Движения ее были мелкими, быстрыми и решительными. На лице играла легкая веселая улыбка. Она решительно поставила на пол сумочку и, продолжая улыбаться, села в кресло для клиентов. - Спасибо, что дождались, - сказала она. - Держу пари, вы сегодня еще не обедали. - Не угадали, - ответил я. - Обедал. А теперь пью виски. Вы не одобряете этого занятия, так ведь? - Разумеется, нет. - Это просто замечательно. Так я и думал, что вы не измените своих взглядов. Поставив бутылку на стол, я налил себе еще. Отпил немного и, не ставя стакана, ехидно посмотрел на Орфамэй. - Прекратите, а то не сможете слушать, - резко произнесла она. - Об этом убийстве, - подхватил я. - А кто убит? Вижу, что вы не убиты - пока. - Пожалуйста, не будьте таким противным. Я тут не виновата. Вы не поверили моим словам по телефону, и потребовалось убедить вас. Оррин звонил мне. Но не захотел сказать, где живет и чем занимается. Почему - не знаю. - Хотел, чтоб вы сами выяснили. Он формирует ваш характер. - Не смешно. Даже не остроумно. - Зато, согласитесь, язвительно. Кто убит? Или это тоже секрет? Орфамэй повозилась со своей сумочкой недостаточно долго, чтобы справиться со смущением, потому что смущена не была. Но достаточно долго, чтобы подстрекнуть меня выпить еще. - Убит тот противный тип в доме с меблированными комнатами. Мистер... мистер... забыла его фамилию. - Давайте оба забудем ее, - сказал я. - Давайте хоть раз будем заодно. - Я спрятал бутылку в тумбу стола и поднялся. - Послушайте, Орфамэй, я не спрашиваю, откуда вам это известно. Или, может, откуда это известно Оррину. Или действительно ли ему это известно. Вы его нашли. Это все, что вам от меня требовалось. Или он нашел вас, что нисколько не меняет дела. - Меняет, - воскликнула она. - Я, в сущности, его так и не нашла. Он не захотел сказать мне, где живет. - Что ж, если в таком же месте, как то, где я уже был, я его не виню. Орфамэй с отвращением поджала губы. - В сущности, он ничего не захотел сказать мне. - Только об убийствах, - подчеркнул я. - И тому подобных пустяках. Она весело рассмеялась. - Я сказала это, чтобы припугнуть вас. Не всерьез. Вы говорили так холодно, неприветливо. Я подумала, что вы не хотите больше помогать мне... И... вот, выдумала убийство. Я несколько раз глубоко вдохнул и поглядел на свои руки. Медленно распрямил пальцы. Потом, ничего не говоря, встал. - Вы сердитесь на меня? - робко спросила Орфамэй, чертя по столу кончиком пальца. - Надо бы как следует отхлестать вас по щекам, - сказал я. - И бросьте притворяться наивной. А то отхлещу вас не по щекам. Ее дыхание резко оборвалось. - Да как вы смеете? - Вы уже произносили эту реплику. Она не сходит у вас с языка. Замолчите и убирайтесь к черту. Думаете, мне нравится, когда меня пугают до смерти? Ах да - вот они. Выдвинув ящик стола, я достал ее двадцать долларов и швырнул на стол. - Забирайте. Пожертвуйте их больнице или научной лаборатории. Они действуют мне на нервы. Рука Орфамэй сама собой потянулась к деньгам. Глаза за стеклами очков округлились от изумления. - О господи, - сказала она, с достоинством укладывая деньги в сумочку. - Вот уж не думала, что вас так легко напугать. Мне казалось, вы смелый человек. - Только с виду, - прорычал я, отодвинув от себя стол. Орфамэй отшатнулась. - Смелый только с маленькими девочками вроде вас, коротко стригущими ногти. На самом деле я размазня. Взяв Орфамэй за руку, я рывком поставил ее на ноги. Голова ее запрокинулась. Губы разжались. В тот день я имел потрясающий успех у женщин. - Но ведь вы найдете мне Оррина, правда? - прошептала она. - Это была ложь. Я вам все наврала. Я... ничего не знаю. - Духи, - сказал я, потянув носом воздух. - Ах, милочка. Вы надушили за ушами - и только ради меня. Она кивнула, опустив свой маленький подбородок на полдюйма. Глаза ее сверкали. - Сними с меня очки, - прошептала она. - Филип. Я не против, что время от времени ты слегка выпиваешь. Правда, не против. Наши лица разделяли шесть дюймов. Я боялся снимать с нее очки. Меня подмывало ударить ее по носу. - Да, - произнес я, голосом Орсона Уэллса с набитым крекером ртом. - Найду, милочка, если он еще жив. Притом бесплатно. Не возьму даже цента на расходы. Но только задам один вопрос. - Какой, Филип? - негромко спросила она и приоткрыла губы чуть пошире. - Кто был паршивой овцой у вас в семье? Орфамэй отпрянула, будто испуганный олененок. Уставилась на меня с каменным выражением лица. - Вы сказали, что не Оррин был паршивой овцой. Помните? С особым нажимом. А когда упомянули сестру Лейлу, тут же перешли на другое, словно эта тема была для вас неприятной. - Я... я ничего такого не помню, - очень медленно произнесла она. - И меня разобрало любопытство. Под каким именем снимается ваша сестра Лейла? - Снимается? - голос ее звучал неуверенно. - А, вы имеете в виду кинофильмы. Да ведь я не говорила, что она снимается в кино. Ничего подобного я не сказала. Я насмешливо улыбнулся. Орфамэй внезапно пришла в ярость. - Не касайтесь моей сестры, - выпалила она. - Не делайте по ее адресу грязных намеков. - Каких грязных намеков? - спросил я. - Или попробовать догадаться самому? - Только и думаете, что о женщинах и выпивке! - взвизгнула Орфамэй. - Я вас ненавижу! Она бросилась к двери, распахнула ее и вышла. По коридору она почти бежала. Я снова вернулся за стол и плюхнулся в кресло. Очень странная девица. Право же, очень. Вскоре, как я и ожидал, зазвонил телефон. На четвертом звонке я подпер рукой голову и лениво взял трубку: - Похоронная контора Аттера Мак-Кинли. Женский голос произнес: "Что-о-о?" и сменился пронзительным смехом. Неудержимым. Ну и чувство юмора! Тонкое, словно клюв колибри. Я выключил свет и отправился домой. 16 На другое утро, без четверти девять, я сидел в машине неподалеку от фотостудии Бэй-Сити, сытый, умиротворенный и, не снимая темных очков, читал местную газету. Лос-анджелесские газеты я уже просмотрел, о пешнях в "Ван Нуйсе" или других отелях там не упоминалось. Не было даже сообщения "ЗАГАДОЧНАЯ СМЕРТЬ В ЦЕНТРАЛЬНОМ ОТЕЛЕ" без указания фамилий и примененного оружия. "Бэй-Сити ньюс" дала об убийстве очень поверхностный материал. На первой полосе, рядом с ценами на мясо. МЕСТНЫЙ ЖИТЕЛЬ НАЙДЕН ЗАКОЛОТЫМ В МЕБЛИРОВАННЫХ КОМНАТАХ НА АЙДАХО-СТРИТ "После анонимного телефонного звонка полицейские поспешили на Айдахо-стрит к дому с меблированными комнатами, находящемуся напротив лесосклада компании "Сименс энд Янсинг". Войдя в незапертую дверь квартиры, они обнаружили лежащего мертвым на диван-кровати управляющего домом Лестера Б.Клозена, человека сорока пяти лет. Клозену был нанесен удар в шею пешней, все еще торчавшей из тела. Завершив предварительный осмотр, коронер Френк Л.Крауди сказал, что Клозен много выпил, и, видимо, был убит в бесчувственном состоянии. Следов борьбы полицейские не обнаружили. Лейтенант сыскного отдела Мозес Мэглешен немедленно принялся за дело и допросил жильцов дома, когда те вернулись с работы, но обстоятельства преступления пока не прояснились. В разговоре с автором этих строк коронер Крауди сказал, что смерть Клозена можно было бы счесть самоубийством, однако расположение раны исключает эту возможность. При осмотре регистрационной книги обнаружилось, что из нее вырван лист. Лейтенант Мэглешен, покончив, наконец, с опросом жильцов, заявил, что в коридоре несколько раз был замечен крепко сложенный человек средних лет с каштановыми волосами и крупными чертами лица, но никто из жильцов не знает ни его имени, ни рода занятий. Тщательно проверив все комнаты, Мэглешен сказал, что, по его мнению, один жилец спешно покинул дом. Однако вырванный лист, обстановка в доме и отсутствие точного описания внешности скрывшегося крайне затрудняют розыск. - В настоящее время я не имею ни малейшего представления о том, почему был убит Клозен, - объявил Мэглешен поздно вечером. - Но я некоторое время присматривался к этому человеку. Многие из его знакомых мне известны. Дело сложное, но мы с ним справимся". Написан материал был блестяще, фамилия Мэглешен упоминалась в тексте всего двенадцать раз и еще дважды в подписях под снимками. На третьей полосе была фотография лейтенанта с пешней в руке, он глядел на нее, морща лоб в глубокой задумчивости. Был снимок дома номер 449 во всей его неприглядности и снимок чего-то лежащего под простыней на диван-кровати, лейтенант Мэглешен сурово указывал на это пальцем. Был еще крупноплановый снимок мэра, сидящего с неприступным видом за служебным столом, и интервью с ним о послевоенной преступности. Сказал он именно то, что можно ожидать от мэра, - перепев речей Дж.Эдгара Гувера, только с большим количеством грамматических погрешностей. Без трех минут девять дверь фотостудии отворилась, и пожилой негр принялся сметать мусор с тротуара. В девять ноль-ноль опрятный молодой человек в очках поставил замок на защелку, и я вошел с черно-оранжевой квитанцией, которую доктор Дж.У.Хэмблтон прилепил к внутренней стороне парика. Когда я обменивал квитанцию и немного денег на конверт с маленьким негативом и полудюжиной восьмикратно увеличенных глянцевых отпечатков, опрятный молодой человек пытливо глядел на меня. Он ничего не сказал, но, судя по взгляду, припомнил, что негатив оставлял другой человек. Выйдя, я сел в машину и осмотрел свой улов. На снимках оказались мужчина и молодая блондинка, сидящие за накрытым столом в тесном отдельном кабинете ресторана. Было похоже, что в момент съемки они как раз поднимали глаза, словно их внезапно окликнули и тут же засняли. Вспышка, судя по освещению, не применялась. В блондинке я узнал Мэвис Уэлд. Мужчина был довольно щуплым, смуглым, непримечательным. Кожу кресел испещряли фигурки танцующих пар. Стало быть, ресторан "Танцоры". Тем более странно. Вздумай фотограф-любитель самовольно щелкать там аппаратом, ему бы так наподдали, что он катился бы до Голливуда и Вайна. Должно быть, эту пару сняли скрытой камерой, как Рут Снайдер на электрическом стуле. Очевидно, фотограф спрятал аппарат под пиджаком так, что объектив едва выглядывал, и незаметно нажал кнопку тросика, вероятно, сквозь подкладку кармана. Кто сделал снимок, догадаться было нетрудно. Мистеру Оррину П.Квесту приходилось действовать быстро и незаметно, чтобы ему не свернули скулы. Пряча снимки в жилетный карман, я коснулся пальцами сложенного листка бумаги. Достал его, прочел: "Доктор Винсент Лагарди, Бэй-Сити, Вайоминг-стрит, 965". Тот самый Винс, с которым я разговаривал по телефону и к которому пытался дозвониться Лестер Б.Клозен. Вдоль стоящих в ряд машин шел, ставя желтым мелом пометки на шинах, пожилой полицейский. Он сказал мне, как проехать туда. Я поехал. Улица эта идет через весь город, вдалеке от делового района. Бело-серый каркасный дом под номером 965 оказался угловым. Бронзовая табличка на двери уведомляла: "Винсент Лагарди, доктор медицины. Прием с 10:00 до 12:00 и с 2:30 до 4:00". Дом производил впечатление приличного, тихого. По его ступеням поднималась женщина с непослушным мальчишкой. Прочтя надпись на табличке, она поглядела на часики, приколотые к отвороту платья, и нерешительно закусила губу. Мальчишка внимательно огляделся по сторонам, потом пнул женщину в лодыжку. Женщина замигала, однако голос ее был терпелив: - Ну, ну, Джонни, не надо так с тетей Ферн, - кротко сказала она. И, открыв дверь, втащила за собой маленького разбойника. Наискосок через улицу стоял большой белый колониальный особняк с крытой, несоразмерно маленькой галереей. На газоне перед ним были установлены прожекторы. Дорожку окаймляли кусты цветущих роз. Большая черно-серебряная вывеска над галереей гласила: "Похоронная контора Гарленда". Я подумал, приятно ли доктору Лагарди видеть из окон погребальное заведение. Сделав на перекрестке разворот, я поехал обратно в Лос-Анджелес, поднялся в контору взглянуть, нет ли почты, и запереть в обшарпанный зеленый сейф весь, кроме одного снимка, улов из фотостудии Бэй-Сити. Сев за стол, я стал изучать этот снимок через лупу. Детали с помощью этого оптического прибора были ясно различимы. На столе перед сидящим с Мэвис Уэлд смуглым, худощавым непримечательным мужчиной лежал вечерний выпуск газеты "Ньюс-Кроникл". Я кое-как разобрал заголовок: "Боксер полутяжелого веса умер от полученных на ринге травм". В утреннем выпуске такого заголовка быть не могло. Я подтянул к себе телефон. И, едва коснулся трубки, раздался звонок. - Марлоу? Это Кристи френч, из управления. Что нового? - Если ваш телетайп работает, ничего. Видел сегодняшнюю газету "Бэй-Сити ньюс". - Да, она у нас есть, - небрежно проронил Френч. - Можно подумать, действовал один и тот же человек, верно? Пешни с одинаковыми инициалами, одинаково подпилены, одинаковый метод убийства, одно следует за другим. Надеюсь, это не означает, что шайка Веселого Моу Стейна вновь принялась за дело. - Если и принялась, то изменила свои методы, - сказал я. - Вчера вечером я читал о них. Стейновские ребята искалывали свою жертву. На одном трупе оказывалось больше ста ран. - Может, поумнели, - сказал Кристи френч как-то уклончиво, словно не хотел говорить на эту тему. - Я звоню тебе по поводу Флэка. Ты больше его не видел? - Нет. - Он исчез. Не вышел на работу. Из отеля позвонили домовладелице. Вечером он собрал вещи и съехал. Место назначения неизвестно. - Я не видел его, и он не звонил мне, - сказал я. - Тебя не удивило, что у нашего покойника оказалось при себе всего четырнадцать долларов? - Слегка удивило. Вчера вы сами дали этому объяснение. - Это первое, что пришло мне в голову. Теперь я так не думаю. Флэк или струхнул, или разжился деньгами. Может, он видел что-то такое, о чем умолчал, и получил деньги, а может, обокрал клиента, оставив для виду четырнадцать долларов. - Готов принять любую версию, - сказал я. - Или обе вместе. Тот, кто так тщательно обыскивал номер, искал не деньги. - Почему? - Потому что когда этот доктор Хэмблтон звонил мне, я