- Пусть она... - Нет. Ты хочешь заставить ее сжечь эти деньги, а взамен дать ей сотню из нашего кармана? Не выйдет. Она все равно не сожжет свои сто долларов, а даже если захочет сделать это, мне не хотелось бы видеть, как сжигают деньги, даже ради спасения того, кто сам себе роет могилу. Из всех жертвоприношений сжигание денег самое противоестественное. Возможно, ты не понимаешь, Арчи, что для мисс Фиоре эта сотня долларов. Это нежданная награда за акт отчаяния и героизма. А теперь, когда она снова их надежно спрятала, можешь отвезти ее домой. И тут я увидел, что он начал поднимать с кресла свое огромное тело. - До свидания, мисс Фиоре. Я сделал вам редкий в моих устах комплимент. Я поверил, что вы сказали то, что думали. Я был уже у двери и поторапливал девушку. Пока мы ехали, я не сказал ни слова, предоставив ее самой себе. Я не мог избавиться от чувства досады. Стоило ли похищать ее, устраивать ей шикарную прогулку по городу, чтобы потом оказаться в дураках. Да, Бог с ней, она не стоит того, чтобы терять самообладание. На Салливан-стрит я бесцеремонно высадил ее из машины, решив, что Вулф был достаточно вежлив за нас обоих. Выйдя, она осталась стоять на тротуаре. Я переключил рычаг скоростей и уже готов был нажать на стартер, как Анна вдруг сказала: - Благодарю вас, мистер Арчи. Она тоже хотела быть вежливой, видимо, передалось от Вулфа. - Что ж, "пожалуйста" я тебе не скажу, но, так и быть, попрощаюсь. Я не держу зла, - буркнул я и уехал. 6 За те полчаса, что я отсутствовал, доставляя Анну домой, это и случилось. На этот раз приступ хандры оказался затяжным - длился он целых три дня. Я нашел Вулфа на кухне, где он, сидя за маленьким столиком, за которым я обычно завтракаю, пил пиво. На столе стояли три пустые бутылки. Сам Вулф доказывал Фрицу, сколь кощунственно подавать анчоусы под томатным соусом. Я постоял немного, прислушиваясь к спору, а затем, не промолвив ни слова, ушел в свою комнату и, достав бутылку хлебной водки, налил себе рюмку. Я никогда не мог угадать время и причину непонятного безразличия и апатии, которые время от времени охватывали его. Иногда это могла быть простая неприятность, как в тот раз, когда на Пайн-стрит нас задело такси. Но чаще причина оставалась неизвестной. Казалось, все идет хорошо, мы вот-вот завершим работу, еще немного, и мы можем передать дело в криминальную полицию, как вдруг Вулф не только терял ко всему интерес, но тут же выходил из игры. И здесь уж ничего нельзя было поделать, как бы я ни старался. Такое состояние могло длиться у него от нескольких часов, до одной-двух недель. Временами я опасался, что он уже не вернется к любимому делу, но так же внезапно и необъяснимо происходил перелом к лучшему, и Вулф возвращался к привычным делам. Во времена таких кризисов он лежал в постели, не поднимаясь даже к столу, ограничиваясь хлебом и луковым супом, отказываясь кого-либо видеть, кроме меня, а мне запрещал разговаривать с ним о чем-либо. Или же он мог часами торчать в кухне, поучая Фрица, как готовить то или иное блюдо, и тут же на месте дегустировал его. В таких случаях он мог в два присеста покончить с бараньим боком или даже с целым барашком, как однажды, когда он заставил все части бараньей туши приготовить по-разному. В такие дни больше всего доставалось мне. Высунув язык я бегал по городу от Баттери до Бронкса в поисках каких-то особых специй, трав или корней. Однажды я даже заявил протест и пригрозил уйти. Это было, когда он послал меня к Бруклинским причалам, где швартуются случайные китайские мелкие суда. Я должен был попытаться достать у одного из капитанов какой-то диковинный корень. Судя по всему, капитан не брезговал контрабандой опиумом, а посему встретил меня крайне настороженно и даже принял меры - несколько портовых оборванцев устроили мне темную. Утром из больницы я позвонил Вулфу и официально заявил, что больше у него не работаю. Он сам приехал в больницу и увез меня домой. Я был настолько потрясен этим, что больше не напоминал об уходе. На том все закончилось, в том числе и хандра моего хозяина. На сей раз, увидев его в кухне, я все понял. Видеть его в таком состоянии было невыносимо, и я, выпив пару стаканчиков виски, ушел из дома. Пройдя несколько кварталов, я почувствовал голод - видимо, сказалось выпитое спиртное. Я зашел в один из ресторанчиков. Избалованный за эти семь лет изысканной кухней Фрица, я, конечно, рисковал, заходя в первую попавшуюся забегаловку, но твердо решил не возвращаться к ужину. Во-первых, мне было тяжело глядеть на моего хозяина, а, во-вторых, я не был уверен, каким будет меню. В таких случаях это мог быть пир Эпикура или готовый обед за восемьдесят пять центов из соседнего кабачка. Иногда это бывало вкусно, ничего не скажешь, а иногда - в рот взять невозможно. Подкрепившись в ресторане, я почувствовал себя лучше и решил вернуться на Тридцать пятую улицу. Я считал, что, несмотря на его настроение, я должен рассказать Вулфу об утреннем визите Андерсона. Что я и сделал, и, как бы между прочим, добавил от себя, что, по-видимому, что-то затевается, что должно свершиться сегодня же до полнолуния. Пока я все это ему излагал, Вулф, сидевший за маленьким столом, пристально следил за тем, как Фриц что-то помешивает в кастрюльке на плите. Он поднял на меня глаза, будто силился вспомнить, где он меня видел, а потом сказал: - Не произноси при мне имя этой темной личности. - Сегодня утром я позвонил Гарри Фостеру в "Газетт" и сообщил о том, что готовится. Как я понимаю, вы не против шумихи в печати, - сказал я, стремясь разозлить его. Он сделал вид, что не слышал. - Фриц, держи под рукой кипяток на тот случай, если начнет свертываться, - сказал он Фрицу. Тогда я с решительным видом встал и пошел наверх к Хорстману. Надо было предупредить старика, что ему одному предстоит заниматься орхидеями не только сегодня, но, может, все ближайшие дни. Старый садовник всегда делал вид, что Вулф скорее мешает ему своим присутствием в оранжерее, но как только что-либо отвлекало хозяина, он забывал об орхидеях и не являлся в привычные часы, Хорстман начинал нервничать и беспокоиться, будто за это время его питомцев могла поразить мучная тля. Увы, я нес ему нерадостную весть. Началось это в пятницу пополудни, и лишь в понедельник утром, то есть без малого через трое суток, я начал замечать в глазах Вулфа признаки интереса к окружающему. Но за это время кое-что произошло. Около четырех пополудни мне позвонил Гарри Фостер. Я ждал этого звонка. Он сообщил, что вскрытие было произведено, но подробностей он пока не знает. Он заметил, что теперь не он один знает эту тайну. Репортеры всех газет держат в осаде офис окружного прокурора. В шесть вечера был еще один звонок. На сей раз звонил прокурор Андерсон. Я не мог сдержать торжествующей улыбки, когда услышал его голос. Представляю, чего ему стоило дотерпеть до шести часов. Он попросил Вулфа к телефону. - Сожалею, мистер Андерсон, он занят. С вами говорит Арчи Гудвин. Прокурор желал, чтобы Вулф прибыл в Уайт-Плейнс. Тут уж я не мог не рассмеяться, и он в сердцах бросил трубку. Это мне не понравилось. Я знал, что от этого человека можно ожидать всякого. Поразмыслив, я позвонил Генри Г. Барберу и подробно проконсультировался с ним по статьям о сокрытии свидетельских показаний. Затем я спустился в кухню и доложил обо всем Вулфу. В ответ он только погрозил мне ложкой. - Этот тип опасен, Арчи, он - как зараза. Протри спиртом трубку телефона. Я же просил тебя не упоминать его имени. - Простите, сэр, - послушно сказал я. - Мне, конечно, следовало бы самому это знать. Но дурак, сэр, всегда будет дураком. Позвольте мне поговорить с Фрицем. Но Вулф опять не слушал меня. Я сказал Фрицу, что на ужин ограничусь бутербродами, и попросил его принести их в кабинет. Затем я отдал распоряжение не открывать на звонки входную дверь, кто бы это ни был, до моего особого распоряжения. Дверь буду открывать я сам. И снова повторил, что это очень серьезно. Возможно, я перестраховался, но рисковать не стоило - я не хотел, чтобы кто-нибудь увидел Ниро Вулфа таким. Я был рад, что он не посылает меня в город с поручениями, да если бы послал, я все равно ослушался бы его. Если мы и потерпели неудачу, это не значит, что из нас можно делать дураков. Вечер прошел относительно спокойно. Утром я старался не попадаться Вулфу на глаза и пребывал все больше в гостиной. За это время я открыл дверь на звонок газовщика, затем посыльного и еще какого-то ловкача, собирающего деньги "на продолжение образования в колледже". Около одиннадцати снова раздался звонок. На этот раз на крыльце стоял коренастый мужчина, который тут же профессиональным движением заблокировал ногой дверь, чтобы я не захлопнул ее перед его носом. Но я оттиснул его плечом, вышел на крыльцо и закрыл за собой дверь. - Привет, вас кто-то пригласил? - Во всяком случае, не вы, - грубо ответил непрошеный гость. - Мне нужен Ниро Вулф. - Он не принимает, ему нездоровится. Что вам угодно? Он изобразил подобие улыбки и протянул мне визитную карточку. - Понимаю, - сказал я. - Вы от Андерсона, не так ли? Его правая рука, небось. Так что вам угодно? - Не догадываетесь? - осклабился он. - Пройдемте в дом, я объясню. Тут уж я решил не церемониться. Я не знал, когда Вулф придет в норму, настроение было препоганое, поэтому я сказал визитеру, что о том, что ему нужно, Вулф осведомлен не более прокурора Андерсона, а то, что мы знаем сверх того, не представляет для них интереса. Если они намерены нанять Вулфа как профессионала, пусть назовут сумму гонорара, а мы обсудим. Если они намерены попугать ордером на задержание, то их ждет куча сюрпризов, и к тому же неприятных. Затем я добавил, хоть на вид он фунтов на двадцать тяжелее меня, я в дом не войду, пока он торчит здесь на крыльце. По сему случаю я был бы весьма обязан ему, если бы он убрался подобру-поздорову, потому что он оторвал меня от чтения чертовски интересной книги. Он пару раз безуспешно пытался что-то сказать и, наконец, когда я закончил, высказался: - Передайте Вулфу, что это так ему не пройдет. - Передам. Хотите еще что-то добавить? - Пошел к черту! - рявкнул он напоследок. Я изобразил улыбку и стоял на крыльце до тех пор, пока он не скрылся из виду. Ушел он по направлению к Западным кварталам города. Я не знал его, но я вообще плохо знал сыщиков Вестчестерского округа. На карточке, которую он мне вручил, значилось Г. Р. Корбетт. Я вернулся в гостиную и закурил сигарету. Около четырех пополудни я услышал, как за окном, надрываясь, кричат мальчишки-продавцы газет. "Экстренный выпуск, экстренный выпуск!" Я вышел на крыльцо и кликнул одного из них. Почти во всю полосу газеты тянулся заголовок: "Барстоу отравлен. В теле найден стальной дротик". Я прочел сообщение до конца. Я никогда еще не испытывал большего чувства досады. Разумеется, о нас с Вулфом - ни единого слова. Но я на это и не рассчитывал. Дело, похоже, проплыло мимо нашего носа, горевал я и проклинал себя за то, что не так повел себя с Дервином, а потом и с самим Андерсоном, ибо был уверен, что дело уже у нас в кармане. Злость брала и на Вулфа. Выбрал время хандрить, подогревал я себя. Я снова вернулся к газете. Это был не дротик, а настоящая, хоть и короткая, стальная игла - все, как предполагал Вулф, и нашли ее в нижней части живота, пониже желудка. Как ни был я зол на Вулфа, но я решил показать ему газету, тем более что там была его фотография. Я вошел в кухню и положил газету на стол прямо перед ним, и тут же снова вышел. - Арчи, приготовь машину, и вот тебе список, - крикнул мне вдогонку Вулф Я сделал вид, что не слышал. Позднее за покупками был послан Фриц. На следующий день, в воскресенье, все газеты сообщили сенсацию о Барстоу. Репортеры ринулись в Вестчестерский округ, но больше ничего нового не нашли. Я внимательно прочитывал все сообщения и немало узнал о гольф-клубе "Зеленые холмы", о семействе Барстоу, о Кимболле-отце и Кимболле-сыне, игравших в четверке с Барстоу, о докторе, давшем ошибочное заключение о причине смерти, и многое другое. Но все это было уже известно Вулфу, после того, как он задал свой вопрос Анне Фиоре. Впрочем, газеты знали не так уж много, ибо пока не было еще гипотезы, как могла игла попасть в тело Барстоу, а догадки врачей о ядах и их особенностях были пока неопределенны. Вечером в воскресенье я решил отправиться в кино, строго наказав Фрицу никому не открывать дверь. Не то, чтобы я кого-то ждал. Было похоже, что Андерсон решил обойтись без посторонней помощи. Возможно, он уже знает мотивы или раздобыл что-то, что нам неизвестно, и вполне удовлетворился этим. В этот вечер я, возможно бы, напился, если бы это не было воскресенье. Вернувшись, я застал в кухне только Фрица, мывшего посуду. Вулф уже ушел к себе. Я поджарил ломтик ветчины для бутерброда, налил себе стакан молока, поскольку обедал весьма скромно и успел уже проголодаться. Я заметил, что оставленная мною газета лежит на прежнем месте. Следовательно, Вулф даже не соизволил взглянуть на нее. Было уже за полночь. Перед сном я еще читал какое-то время, а потом долго не мог уснуть. Но уснув, проспал до девяти утра. Спустив ноги с кровати, я неторопливо зевнул и приготовился встать, как вдруг шум над головой остановил меня. Наверху в оранжерее ходили, и я узнал эти шаги. Мне не померещилось, это был не сон! Я выбежал в коридор и прислушался, а затем быстро сбежал вниз, в кухню. Фриц был один и пил свой кофе. - Скажи, наверху - это Вулф и Хорстман? - А кто же еще, - спокойно ответил Фриц и улыбнулся. Он был рад видеть меня повеселевшим и почти счастливым. Когда, одевшись, я снова пришел в кухню, меня уже ждали тушеный инжир и воздушный омлет. К чашке с дымящимся кофе была прислонена утренняя газета. Уплетая инжир и омлет, я просматривал заголовки, как вдруг так и застыл с набитым ртом. Проглотив то, что было во рту, я, уже медленнее, стал читать. Текст был краток и в пояснениях не нуждался, тем не менее я, словно в поисках чего-то, бегло проглядел остальные страницы. Это было объявление, заключенное в рамку, на восьмой полосе газеты, и оно гласило: "Готова выплатить пятьдесят тысяч долларов тому, кто даст любую информацию, могущую помочь поимке и справедливому наказанию убийцы моего мужа Питера Оливера Барстоу. Эллен Барстоу". Я прочел текст трижды, затем отложил газету. Когда я доел инжир и омлет и запил их тремя чашками кофе с гренками, я был уже совершенно спокоен. Пятьдесят тысяч! И это при том, что у нас с Вулфом почти ничего не осталось в банке. Это весьма заманчиво. Хотя дело не в деньгах. Само участие в таком громком процессе чего-нибудь да стоит. Я все еще был спокоен и держал себя в руках. Однако на часах было всего двадцать минут одиннадцатого. Я вошел в кабинет, отпер сейф, смахнул, как обычно, пыль со стола и приготовился ждать. Когда ровно в одиннадцать вошел Вулф, вид у него был посвежевший и отдохнувший, а вот настроение, кажется, не улучшилось. Он молча кивнул мне, будто ему было все равно - здесь я или нет, уселся в свое кресло и стал просматривать почту. Я ждал, решив отплатить ему таким же холодным безразличием. Но как только он перешел к проверке ежемесячных счетов из продовольственной лавки, я не выдержал. - Как самочувствие, сэр? Надеюсь, вы хорошо провели конец недели? Он даже не поднял головы, но я заметил, как пришли в движение складки у рта. - Спасибо, Арчи. Это было великолепно. Но, проснувшись сегодня утром, я почувствовал себя таким разбитым, что будь я один, не встал бы с постели до конца дней своих. Тут я вспомнил об ответственности: Арчи Гудвин, Фриц Бренер, Теодор Хорстман. Что будет со всеми ними? И я встал, чтобы нести и дальше груз ее. Я не жалуюсь, ответственность взаимна, но свою долю, увы, я должен нести сам. - Простите, сэр, вы ловко выкручиваетесь. Скажите просто, что вы заглянули в утреннюю газету и... Он сделал какую-то пометку, на счете. - Тебе не удастся разозлить меня, Арчи, и именно сегодня. Какая газета? Я заглянул не в газету, а в саму суть жизни, что бурлит вокруг. Для этого мне газета не нужна. - И вы, конечно, не знаете, что миссис Барстоу посулила пятьдесят тысяч долларов тому, кто найдет убийцу ее мужа? Карандаш, делавший пометки на счетах, замер. Вулф не поднял глаз, но и не продолжил свое занятие. В молчании прошло несколько секунд, и вот он отложил счет и придавил его пресс-папье, карандаш положил рядом и лишь после этого поднял голову и посмотрел на меня. - Покажи газету. Я показал ему сначала объявление миссис Барстоу, а затем газетную заметку на первой полосе. Объявление он прочитал очень внимательно, заметку лишь пробежал глазами. - Интересно, - сказал он. - Весьма интересно. Значит, мистеру Андерсону деньги не нужны, даже если есть возможность запросто получить их. Гм, всего минуту назад я говорил об ответственности. Знаешь, Арчи, о чем я думал сегодня утром, лежа в постели? Я думал, как ужасно и несправедливо было бы уволить старика Хорстмана и видеть, как эти живые, дышащие, надменные и избалованные прекрасные растения задыхаются без воздуха и чахнут без воды. - Бог с вами, сэр! - Да. Ну это лишь плод моей мрачной фантазии. Я не способен на такую жестокость. Лучше продать их с аукциона в случае, если я решусь снять с себя всякую ответственность и... вознамерюсь вдруг уехать в свой дом в Египте, в котором я еще ни разу не был. Человек, который подарил его мне более десяти лет назад... В чем дело, Фриц? У Фрица был какой-то странный вид, видимо, от наспех напяленного пиджака. - К вам леди, сэр! - Имя? - У нее нет при себе визитной карточки. Вулф милостиво кивнул, и Фриц поспешно скрылся за дверью. Через минуту он уже снова стоял на пороге, поклоном приглашая молодую женщину войти. Я тут же вскочил со стула, и, видимо, поэтому она направилась прямо ко мне, но я кивком головы указал ей на Вулфа. Взглянув на него, она остановилась. - Мистер Ниро Вулф? Я - Сара Барстоу. - Прошу, садитесь, - пригласил ее Вулф. - Примите мои извинения, что приветствую вас сидя. Я встаю лишь в крайних случаях. - Это и есть крайний случай, сэр, - ответила она. 7 Из газет я уже многое звал о Саре Барстоу. Ей двадцать пять лет, окончила Смитовский университет, довольно популярна в своем кругу в студенческом городке Холландского университета, где ректором был ее отец, и среди курортной элиты округа Вестчестер. Хороша собой, как писали газеты, и на сей раз не врали, думал я, глядя, как она усаживалась в кресло, не сводя глаз с Вулфа. На ней было светло-бежевое льняное платье и такое же легкое пальто, на голове аккуратная маленькая черная шляпка. По ее перчаткам я понял, что она сама водит машину. У нее было небольшое, но безукоризненной лепки лицо. Зрачки глаз были слегка расширены от волнения, а припухшие веки говорили о том, что она устала и много плакала. Однако бледность лица не была болезненной и не портила ее. Голос у нее был низкий и глубокий. Она сразу же понравилась мне. Девушка попыталась было объяснить Вулфу, кто она, но он характерным движением указательного пальца остановил ее. - Нет необходимости, мисс Барстоу, не утруждайте себя, я все о вас знаю. Вы единственная дочь Питера Оливера Барстоу. Лучше скажите, зачем вы пожаловали ко мне. - Хорошо. - Но тут она вдруг запнулась. - Разумеется, вы должны это знать, мистер Вулф, - поправилась она. - Но так трудно объяснить... Я хотела бы начать издалека. - Она попыталась улыбнуться. - Я пришла попросить вас помочь мне, только не знаю, насколько это возможно... - Я сам скажу вам это. - О, да, конечно. Прежде всего, вам известно, что моя мать поместила в сегодняшней газете объявление? Вулф кивнул. - Я читал его. - Мистер Вулф, я... то есть вся наша семья, мы просим вас не принимать его всерьез. Вулф с тяжелым вздохом опустил подбородок на грудь. - Странная просьба, мисс Барстоу. - Должен ли я поступить так же странно и немедленно согласиться, или вы изложите мне причину вашей просьбы? - Разумеется, причина есть. - Она снова замялась. - Это отнюдь не семейная тайна, нет. Все знают, что мама... временами... словом, она иногда не отвечает за свои поступки... - Она смотрела на Вулфа глазами, которым нельзя было не поверить. - Не подумайте ничего плохого, и дело совсем не в деньгах. У меня с братом их более, чем достаточно, и я совсем не скряга. Нет, нет, мистер Вулф, вы не думайте, что моя мать психически нездорова или считается недееспособной. Но вот уже несколько лет бывают моменты, когда она нуждается в особой нашей заботе и любви, а все это произошло именно в одно из таких ее состояний. Нет, она не мстительна, и все же она поместила это объявление. Мой брат считает, что она жаждет крови... Наши близкие друзья, конечно, все поймут, но вот другие... Ведь мой отец был хорошо известен и самых широких кругах, мы благодарны тем, кто разделяет наше горе, но мы не хотели бы... Отец не хотел бы, чтобы они думали, будто мы жаждем отомстить и поэтому обратились к полицейским ищейкам... Но тут она ахнула и умолкла, испуганно взглянув сначала на меня, потом на Вулфа. - Вы назвали меня ищейкой, мисс Барстоу, но я не обижаюсь. Продолжайте. - Простите меня, бестактную дуру. Лучше было бы, если бы доктор Брэдфорд сам пришел к вам и все объяснил... - Значит, доктор Брэдфорд знает о вашем визите ко мне? - Да, то есть он разделяет мое мнение. - А ваш брат? - Он... Да, он тоже. Он очень сожалеет, я имею в виду, что появилось это объявление, и не совсем одобряет мой визит к вам. Он считает, что это ничего не даст. - Он, видимо, исходит из бытующего предубеждения, что раз ищейка пущена по следу, ее не остановить, не так ли? Наверное, он хорошо знает собак. Вы все сказали, мисс Барстоу? Я хочу сказать, это все ваши причины? Она тряхнула головой. - Разве этого мало, мистер Вулф? - Итак, если я вас правильно понял, вы против того, чтобы предпринимались какие-либо усилия найти и наказать убийцу вашего отца? Она испуганно уставилась на него. - Почему вы так решили? Я этого не говорила. - Но вы именно об этом попросили меня - не предпринимать никаких мер, не так ли? Она сжала губы. - Вы неправильно поняли меня. В вашем изложении это звучит ужасно. - Отнюдь нет. Возможно, грубо, но предельно ясно. Я понимаю ваше взволнованное состояние, но я-то спокоен, и разум мой ясен. Ваша позиция, как вы мне ее изложили, не совсем разумна. Можете просить меня о чем угодно, но ваши просьбы не должны противоречить одна другой, или же одна исключать другую. Вы можете, например, сказать мне, что хотя вы и хотите, чтобы я нашел убийцу, но вместе с тем просите меня не надеяться на обещанное вашей матерью вознаграждение. Я угадал, вы об этом просите меня? - Нет. Вы сами знаете, что нет? - Хорошо. В таком случае, вы просите не искать убийцу, дабы не поощрять стремление вашей матери к отмщению? Так или не так? - Я уже сказала, нет! - Или вы хотите мне сказать, что я могу искать убийцу, если мне хочется, и я могу воспользоваться, в случае успеха, своим правом на вознаграждение, раз оно объявлено, но ваша семья осуждает это из моральных соображений. - Да. - Губы ее задрожали, но она быстро справилась с собой и, резко встав, внезапно выкрикнула ему прямо в лицо: - Нет! Господи, зачем я пришла к вам. Профессор Готтлиб ошибся, вы, возможно, умны, но... Прощайте, мистер Вулф. - Прощайте, мисс Барстоу. - Вулф не шелохнулся в кресле. - Извините, по техническим причинам прощаюсь с вами сидя. Она направилась к двери, но на полпути замедлила шаг, остановилась и повернулась к нему. После секундного раздумья она, отчаявшись, выпалила: - Вы - настоящая ищейка. Да, да! Вы бессердечны. - Возможно, - спокойно ответил Вулф и вдруг поманил ее пальцем. - А ну-ка вернитесь, мисс, и снова сядьте в кресло! Вы пришли по слишком серьезному делу, чтобы из-за минутной вспышки раздражения все погубить. Вот, так будет лучше. Самообладание - это бесценное качество. А теперь, мисс Барстоу, из создавшегося положения есть два выхода. Первый - я категорически, но в вежливой форме отвергаю ваше предложение в том виде, в каком вы его сделали, и мы расстаемся, сохранив друг к другу неприязнь. Второй - вы отвечаете мне на несколько вопросов, и мы потом вместе решаем, что делать дальше. Какой из них вы предпочитаете? Она была потрясена, но держалась хорошо. - За эти два дня я только и делала, что отвечала на вопросы, - наконец промолвила она. - Охотно верю. Представляю, какие это были нелепые вопросы и каким тоном они задавались. Но я не отниму у вас много времени и не оскорблю вас глупостью вопросов. Как вы узнали, что я имею какое-то отношение к этому делу? Она была явно удивлена. - Как узнала? Да ведь вы все это и начали, не так ли? Это была ваша догадка. Это всем известно, даже в газетах об этом писали, и не только в Нью-Йорке, но и у нас в Уайт-Плейнс. Я не мог удержаться от улыбки. Разве Вулф забыл, что Дервин не поленился вызвать Бена Кука и хотел отправить меня в участок? Вулф кивнул. - Вы обращались к мистеру Андерсону с той просьбой, с которой обратились ко мне? - Нет. - Почему? Она заколебалась, прежде чем ответить. - Не считала нужным. Даже не знаю, как это вам объяснить. - А вы попробуйте, мисс Барстоу. Не потому ли, что мало верили в то, что он способен вам помочь? Она вся напряглась. Ее руки, лежавшие на коленях, очень красивые руки с тонкими сильными пальцами, сжались в кулаки. - Да! - резко ответила она. - Хорошо. Но почему вы решили, что я смогу? - Я не думала... - начала она, но Вулф прервал ее. - Успокойтесь и соберитесь с мыслями. Я задаю вам простой и честный вопрос. Не потому ли, что вы считаете меня более компетентным, чем мистер Андерсон? Или потому, что я первым догадался о преступлении? - Да - Значит, потому что я каким-то образом понял, что ваш отец был убит отравленной иглой, с силой выброшенной из ручки клюшки для гольфа? - Я не знаю... Не знаю, мистер Вулф. - Потерпите, я скоро закончу. Мой второй вопрос. Задаю его из чистого любопытства. Кто подал вам странную мысль, что я именно тот чудак, который согласится удовлетворить вашу идиотскую просьбу? - Не знаю, право, не знаю. Но я должна была что-то делать. Поэтому, когда я услышала, как профессор психологии Готтлиб упомянул ваше имя, - он написал книгу "Современная криминология". - А, это та книга, которую каждый умный преступник должен подарить всем знакомым сыщикам. - Может быть. Но мнение профессора Готтлиба о вас скорее положительное. Я позвонила ему. Он меня предупредил, что психоанализу вы не поддаетесь, ибо ваша интуиция от дьявола, и еще, что в своем деле вы тонкий художник и порядочный человек. Поэтому я и решила приехать к вам, мистер Вулф. Прошу вас... прошу... Я испугался, что она сейчас расплачется, а мне бы этого не хотелось. Но Вулф быстро привел ее в чувство. - Все, мисс Барстоу. Это все, что я хотел знать. А теперь сделайте мне одолжение, позвольте мистеру Гудвину показать вам мою оранжерею. Она насторожилась, но Вулф успокоил ее: - Это не хитрость с моей стороны, мисс Барстоу, и не уловка. Просто моей интуиции надо остаться наедине с дьяволом. Всего полчаса, не более. К тому же я должен сделать несколько телефонных звонков. Когда вернетесь, думаю, у меня будет к вам предложение. - Он взглянул на меня. - Фриц вас позовет, Арчи. Она встала и беспрекословно последовала за мной. Я был рад поскорее увести ее, измученную страхами и подозрениями. Вместо того чтобы предложить ей подняться на верхний этаж по лестнице, я решил воспользоваться персональным лифтом хозяина. Едва мы вышли из лифта, как она испуганно схватила меня за рукав. - Почему мистер Вулф велел вам отвести меня сюда, мистер Гудвин? Я укоризненно покачал головой. - Не спрашивайте меня, мисс Барстоу. Даже если бы я знал, я не сказал бы вам. А поскольку я не знаю, давайте лучше полюбуемся на орхидеи. Открыв дверь в оранжерею, я увидел, как в холл вышел садовник. - Все в порядке, Хорстман, - успокоил я старика. - Можно нам посмотреть на орхидеи? Он кивнул и опять скрылся в своей каморке. Сколько бы раз я ни вступал в это царство тропических растений, у меня неизменно захватывало дух, как при виде головокружительной петли в воздухе или полета копья, подобного прочерку молний, скрестившихся в небе, как два клинка. Вулф предпочитал каменные скамьи и витые железные угловые стеллажи для своих красавиц, а систему орошения придумал сам Хорстман. Оранжерея была как бы поделена на три части: в первой комнате находились каттлеи лелиас и их гибриды, во второй царствовали одонтоглоссумы онсидиумы и мильтонии, в третьей - другие разные тропические растения. На этом же чердачном этаже находилась каморка садовника, кладовка для храпения грунта и небольшое угловое помещение, где Хорстман и мой хозяин выращивали новые сорта, проводили опыты по селекции и прочее. В самом дальнем углу чердака, у шахты грузового лифта, было отдельное помещение для хранения садового инвентаря, цветочных горшков и всех компонентов грунта - песка, торфа, глины, угля и прочего. Стоял июнь, циновки на стеклянных стенах теплиц были подняты, и шаловливые солнечные зайчики бегали по листьям и гордым головкам цветов. Меня всегда завораживала эта игра красок и света, и мне не терпелось узнать, какое впечатление это произведет на Сару Барстоу. Но, видимо, ей и мне одинаково трудно было тут же полностью переключиться на созерцание этого великолепия. Я догадывался, о чем она думала, а у меня из головы не шло объявление ее матери в газете. Правда, девушка из вежливости сделала вид, что заинтересовалась рядами каттлей, теми, что были к ней поближе. Я, следивший за выражением ее лица, однако сразу заметил, когда интерес стал искренним. Она вдруг сама подошла к боковой скамье, где стояло не более двух десятков горшков с лелиокаттлеями светозарными. Это меня обрадовало, ибо это был мой любимый сорт орхидей. Я остановился за ее спиной. - Невероятно, - тихо промолвила она. - Никогда еще не видела таких удивительных красок. - Да, это гибрид двух сортов. В природе их не существует. С этой минуты она уже по-настоящему заинтересовалась всем, что видела. Когда мы остановились у брассокаттлелий трюфотиана, я срезал для нее два цветка. Экскурсия по оранжерее, как положено, сопровождалась моими краткими комментариями, как был получен тот или иной сорт, но, кажется, ее это мало интересовало. Мы прошли в следующую комнату, и тут меня ждало разочарование. Саре, оказывается, больше понравились одонтоглоссумы, чем каттлеи и их гибриды. Я решил, что это потому, что одонтоглоссумы ценятся дороже и их труднее выращивать. Но я ошибся. Оказалось, она ничего этого не знала. О вкусах не спорят, огорченно подумал я. Но самым большим сюрпризом было другое. Покидая оранжерею, она вдруг увидела малютку мильтонию голубую и пришла в неописуемый восторг от изящества ее лепестков. Я рассеянно соглашался, думая уже о другом, ибо моя голова была занята догадками, что Вулф намерен делать дальше. Наконец появился Фриц. С почтительным поклоном он по всем правилам объявил, что Вулф ждет нас. Ухмыльнувшись про себя, я хотел было легонько ткнуть его пальцем в ребро, но передумал, ибо знал, что уж этого он мне не простит никогда. Вулф сидел в той же позе, в какой мы его оставили, и, казалось, что он не покидал своего кресла. Он кивком пригласил мисс Барстоу и меня сесть и не выказывая нетерпения, ждал, когда мы это сделаем. - Вам понравились цветы? - спросил он, когда мы уселись, обращаясь, разумеется, к мисс Барстоу. - О, они просто великолепны! - воскликнула девушка, и я увидел, что теперь она смотрит на Вулфа совсем иными глазами. - Но слишком много красоты... Он довольно кивнул. - Да, первое впечатление всегда такое. Но при длительном общении с ними понемногу теряешь это чувство красоты, тем более что знаешь их коварный характер. Впечатление, которое они на вас произвели, это иллюзия, обман. Слишком много красоты, а ведь так не бывает... - Возможно, вы правы, - ответила девушка, которая, как я понял, уже не думала о цветах. - Да, возможно. - Во всяком случае, вы неплохо провели время, и вам, разумеется, не терпится узнать, как провел его я. Прежде всего я позвонил в банк и попросил подготовить мне справку о финансовой благонадежности Эллен Барстоу, вашей матери, а также о подробностях завещания, оставленного вашим отцом, Питером Оливером Барстоу. Затем позвонил доктору Брэдфорду и попытался убедить его нанести мне визит сегодня во второй половине дня или же вечером. Он сослался на занятость и отклонил мое приглашение. Пять минут назад мне звонили из банка и сообщили все, что меня интересовало. Тогда я послал Фрица за вами. Вот и все, что я успел сделать за эти полчаса. Девушка заметно начала нервничать. Упрямо сжав губы, она, казалось, не собиралась идти навстречу моему шефу. А он продолжал: - Я обещал вам сделать предложение. Итак, вот оно. Арчи, возьми блокнот и записывай слово в слово все, что я буду говорить. Я приложу все усилия, чтобы найти убийцу Питера Оливера Барстоу. Вам, Сара Барстоу, я обязуюсь сообщать о всех своих действиях и, если у вас не будет возражений, информировать о своих действиях также государственные власти. В свое время я представлю вашей матери счет на ту сумму, которую она сама определила как вознаграждение. Если мои поиски и расследования приведут к заключению, что убийцей является тот, кого вы подозреваете, и вы будете пытаться спасти его от правосудия, я немедленно прекращаю всякие дальнейшие действия, и все остается известным только нам с вами, да мистеру Гудвину. Никто другой в это не должен быть посвящен. Одну минуту, не перебивайте. Я держу речь, мисс Барстоу, и прошу выслушать меня до конца. Еще два важных момента: я делаю вам это предложение в корректной форме, не нарушающей моральных правил. Я не государственный служащий, даже не член Ассоциации адвокатов, и никогда никаких присяг не принимал. Опасность быть обвиненным в пособничестве меня не пугает. Итак, если ваши подозрения и страхи в процессе моего расследования подтвердятся, я его немедленно прекращаю, как и любое раскрытие и оглашение фактов. Но как быть в таком случае с вознаграждением? Я в душе романтик и сентиментален и не буду включать в мое предложение в письменной форме пункт о непременном, при всех условиях, вознаграждении. Я не люблю слово "шантаж". Но несмотря на мою сентиментальность и романтизм, я не страдаю от гордыни, и поэтому не намерен отказываться от заслуженного вознаграждения. Для верности прочитай-ка вслух все, что ты записал, Арчи. Но мисс Барстоу внезапно помешала мне это сделать. - Но это же... это полный абсурд! - воскликнула она. Вулф погрозил ей пальцем. - Прошу вас, не надо, мисс Барстоу. Надеюсь, вы не станете отрицать, что пришли ко мне с вашей дурацкой просьбой именно потому, что хотите кого-то выгородить? Полноте, мисс Барстоу, давайте будем вести нашу беседу на достойном уровне. Читай, Арчи. Я начал читать, а когда закончил, Вулф, обращаясь к девушке, сказал: - Мисс Барстоу, я советую вам принять это предложение. Я все равно буду продолжать расследование, и, если ваши опасения подтвердятся, вам все равно понадобится помощь. В этом случае вы могли бы воспользоваться моими услугами. Мое предложение, кстати, продиктовано не альтруизмом, а вполне эгоистическими целями. Если вы примете его, я ожидаю от вас заинтересованного сотрудничества, ибо это в ваших интересах, независимо от исхода, и поможет вам поскорее избавиться от всего этого кошмара. Если вы не согласны, то мне придется преодолевать препятствия без вашей помощи, вот и все. Я - не альтруист, не просто добрый дядя, я - обыкновенный человек, который не прочь подзаработать, когда можно. Вы сказали, мисс, что там, в моей оранжерее, слишком много красоты. Вернее будет сказать - слишком много расходов. Знаете, во что обходится выращивание орхидей? Сара Барстоу молча смотрела на него. - Итак, решено, - промолвил Вулф. - Разумеется, никаких подписей. Это будет то, что обычно любят называть джентльменским соглашением. И первым шагом в его исполнении будет визит мистера Гудвина к вам завтра утром. Торопиться не будем. Цель его - поговорить с вами, вашим братом и, наконец, с вашей матерью, разумеется, с вашего разрешения, и еще с тем, кого... - Нет! - взорвалась она и тут же умолкла. - Не нет, а да. Извините, но это необходимо. Мистер Гудвин - человек тактичный, вежливый, умеет молчать, а главное необычайно храбрый. А это очень важно, скажу я вам, мисс Барстоу. Он уперся ладонями о край стола и отодвинул кресло, потом положил руки на подлокотники и, встав во весь рост, так и остался стоять перед ней. - А сейчас отправляйтесь домой или по делам, если они у вас есть. Многим трудно думается в моем присутствии, я им мало оставляю места для этого. Я понимаю, вы страдаете, вас мучают сомнения, но вы должны освободить свою голову от всего, чтобы дать ей возможность хорошенько думать и решать. Идите. Купите себе шляпку, назначьте свидание или позаботьтесь о своей матери. Позвоните мне сегодня вечером между шестью и семью и сообщите, когда завтра утром мистер Гудвин может нанести вам визит, или вы не желаете видеть его, и отныне мы враги. А теперь идите. Она поднялась с кресла. - О, Боже, я не знаю... не знаю... - Пожалуйста! Сейчас говорит не разум, а чувства и страх. Я не хочу быть вашим врагом. Она приблизилась к нему и, вскинув подбородок, посмотрела ему прямо в лицо, прямо в его глаза. - Я верю вам, - наконец сказала она. - Я действительно верю, что вы не хотите быть моим врагом. - Да, не хочу. До свидания, мисс Барстоу. - До свидания, мистер Вулф. Я сопровождал ее до самой двери, ожидая, что она попрощается и со мной тоже, но она молчала. Я посадил ее в темно-синий двухместный автомобиль, который она оставила у края тротуара. Когда я вернулся в кабинет, Вулф снова сидел в кресле. Остановившись у его стола, я пристально посмотрел на него. - Итак, что вам известно? - спросил я. - Мне известно, Арчи, что я голоден. Как приятно, что снова вернулся аппетит. Целых две недели у меня его не было. - Щеки его пошли складками, а это означало, что он изволил улыбнуться. Разумеется, я был взбешен и продолжал сверлить его разгневанным взглядом. - Вы хотите сказать, что в пятницу, субботу и воскресенье вы... - Да, ел, но, заметь, без всякого аппетита. Не представляешь, как я молил Господа, чтобы аппетит вернулся, и вот, видишь, он вернулся. Ланч через двадцать минут. У нас есть еще время. Мне стало известно, что в гольф-клубе имеется некая должность, которая называется - тренер-профессионал. Узнай, кто занимает эту должность в гольф-клубе "Зеленые луга", и поищи, нет ли кого среди наших благодарных клиентов, кто мог бы замолвить за нас рекомендательное словечко по телефону. Пригласи тренера отобедать у нас, и как можно скорее. Сразу после ланча отправишься в клинику к доктору Натаниэлю Брэдфорду и по дороге заедешь в библиотеку. Мне нужны кое-какие книги. - Слушаюсь, сэр. О ком, по вашему мнению, так тревожится мисс Барстоу... - Не сейчас, Арчи. Я, терзаемый голодом, предпочитаю эти несколько минут перед ланче