Оцените этот текст:


   -----------------------------------------------------------------------
   [1957]
   Лаки Стар #5
   Пер. - И.Обухова.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 23 August 2000
   -----------------------------------------------------------------------


                                      Посвящается Робин Джоан, которая
                                      изо всех сил старалась мне помешать.




   Эта книга была впервые опубликована в 1956 году, и описание поверхности
Меркурия в ней соответствует данным того периода.
   Однако с 1956 года знания астрономов  о  Солнечной  системе  (благодаря
исследованиям с помощью радаров и ракет) неизмеримо выросли.
   В 1956 году полагали, что одна сторона Меркурия  постоянно  обронена  к
Солнцу, так что часть поверхности всегда находится на Солнце, а часть -  в
тени; в пограничных областях Солнце иногда светит, иногда - нет.
   Однако в 1965  году,  исследуя  отражения  от  поверхности  Меркурия  с
помощью лучей радаров, астрономы к своему удивлению обнаружили, что это не
так. Обращаясь вокруг Солнца за 88 дней,  Меркурий  поворачивается  вокруг
своей оси за 59 дней. Это означает, что любая часть  поверхности  Меркурия
бывает  освещена  Солнцем  и  что  так  называемой  "темной  стороны"   не
существует.
   Тем не менее, я надеюсь, что читатели все равно получат удовольствие от
этой  истории.  Однако  мне   не   хочется,   чтобы   факты,   считавшиеся
действительными в 1956 году, но признанные недействительными  сейчас,  они
принимали за научную информацию.





   Лаки Старр и его маленький друг Джон Бигмэн Джонс шли вслед за  молодым
инженером вверх по пандусу к воздушному шлюзу, который вел на  поверхность
планеты  Меркурий.  Лаки   подумал:   "По   крайней   мере,   мы   недолго
раскачиваемся".
   Он провел на Меркурии всего час. Времени  хватило  лишь  на  то,  чтобы
убедиться, что его корабль "Молния Старр" благополучно убран  в  подземный
ангар. Он успел встретиться только  с  механиками,  которые  работали  при
посадке и затем возились с кораблем.
   То есть с этими механиками и  со  Скоттом  Майндсом,  ответственным  за
программу "Свет". Этот молодой человек, казалось, только его и ждал. Почти
сразу же он предложил выйти на поверхность.
   Как он объяснил, полюбоваться видами.
   Конечно, Лаки ему не поверил. Маленькое лицо инженера горело  тревогой,
и, когда он говорил, рот подергивался. Глаза его ускользали  от  холодного
ровного взгляда Лаки.
   Все же Лаки согласился выйти  на  поверхность.  До  сих  пор  ему  было
известно о неполадках на Меркурии лишь то,  что  они  представляли  весьма
щекотливую проблему для Совета  Науки.  Поэтому  Лаки  очень  хотел  выйти
вместе с Майндсом.
   Что же касается Бигмэна Джонса, он всегда  был  рад  сопровождать  Лаки
куда угодно и когда угодно, по делу и просто так.
   Однако у Бигмэна поднялись брови, когда они  трое  надевали  скафандры,
чтобы выйти на поверхность. Он почти незаметно указал на кобуру,  висевшую
на боку у Майндса.
   Лаки  тихонько  кивнул  в  ответ.  Он   тоже   заметил   толстое   дуло
крупнокалиберного бластера, не влезавшее в кобуру.


   Молодой инженер первым ступил  на  поверхность  планеты.  За  ним  Лаки
Старр, последним вышел Бигмэн.
   На мгновенье они потеряли друг друга в почти полной темноте. Видны были
лишь звезды, яркие и твердые в холодном безвоздушном пространстве.
   Первым пришел в себя Бигмэн. Сила  тяжести  здесь,  на  Меркурии,  была
почти равна силе тяжести на его родном Марсе. Марсианские ночи почти такие
же темные, звезды в ночном небе почти такие же яркие.  Его  высокий  голос
четко прозвучал в наушниках:
   - Эй, я, кажется, уже что-то различаю!
   Лаки тоже начал ориентироваться, и то, что  он  увидел,  поразило  его.
Конечно же, звезды не могли  светить  так  ярко.  Хаотический  пейзаж  был
окутан светящимся  туманом,  в  котором  выделялись  молочно-белые  острые
скалы.
   Лаки видел нечто подобное на Луне во время двухнедельной  лунной  ночи.
Там тоже был совершенно пустой пейзаж,  грубый  и  хаотичный.  Никогда  за
миллионы  лет  ни  там,  на  Луне,  ни  здесь,  на  Меркурии,  не  ласкали
поверхность струи свежего  ветра  или  капли  дождя.  Голые  скалы,  более
холодные, чем может представить воображение, стояли без льда и инея в этом
безводном мире.
   В лунных ночах тоже была эта молочная белизна. Но на половине Луны,  во
всяком случае, был свет Земли. Полная  Земля  светила  в  шестнадцать  раз
ярче, чем полная Луна. Это доводилось наблюдать с Земли.
   Здесь, на Меркурии, в Солнечной обсерватории  на  северном  полюсе,  не
было такой яркой планеты.
   - Это свет звезд? - спросил он наконец, хотя знал, что это не так.
   Скотт Майндс устало ответил:
   - Это мерцание короны.
   - Большая галактика! - слегка усмехнулся Лаки. -  Корона!  Ну  конечно!
Мог бы и сам догадаться!
   - Догадаться о чем? - воскликнул Бигмэн. - Что происходит? Эй,  Майндс,
в чем дело?
   - Обернитесь. Вы стоите спиной к ней.
   Все повернулись. Лаки тихонько свистнул сквозь зубы;  Бигмэн  вскрикнул
от удивления. Майндс промолчал.
   Часть горизонта четко, словно гравюра, выделялась  на  фоне  жемчужного
неба. Каждая неровность была  отчетливо  видна.  Небо  над  этим  участком
горизонта примерно на треть свода полыхало заревом, более ярким над  самым
горизонтом и бледным ближе к зениту. На небе сияли яркие и четкие,  словно
вырезанные, полосы бледного света.
   - Это и есть корона, мистер Джонс, - сказал Майндс.
   Несмотря на свое удивление, Бигмэн не забывал о правилах приличия,  как
он понимал их.
   - Зовите меня Бигмэн, - проворчал он. - Вы  говорите  о  короне  вокруг
Солнца? Я не думал, что она такая большая.
   - Ее глубина миллион миль, может быть, и больше, - заметил Майндс, -  а
мы сейчас на Меркурии - ближайшей к Солнцу планете. Отсюда до Солнца всего
тридцать миллионов миль. Вы ведь с Марса?
   - Родился и вырос там, - ответил Бигмэн.
   - Ну так вот, если бы отсюда видно было Солнце, то вы заметили бы,  что
оно в тридцать шесть раз больше, чем когда  смотришь  с  Марса,  и  корона
тоже. И, конечно, в тридцать шесть раз ярче.
   Лаки кивнул. И Солнце, и корона кажутся отсюда в 9 раз  больше,  чем  с
Земли. А корону на Земле можно увидеть только во время полного затмения.
   Так что Майндс не совсем солгал. На Меркурии  было  что  посмотреть.  В
своем воображении он попытался представить корону,  спрятанное  сейчас  за
горизонтом Солнце, которое она окружает. Это был бы величественный вид!
   Майндс продолжал, в голосе его слышалась явная горечь:
   - Этот свет называют "белым призраком Солнца".
   Лаки сказал:
   - Мне нравится. Удачное название.
   - Удачное? - разъярился Майндс. - Я так не думаю. Слишком  много  здесь
говорят о призраках. Эта планета - сплошное проклятье! На  ней  ничего  не
получается, как надо. Мины не работают... - голос его оборвался.
   Лаки подумал: "Пусть покипит".
   Вслух он спросил:
   - А что вы хотели нам показать, Майндс?
   - Ах, да. Надо немного пройти. Недалеко, учитывая силу тяжести, но надо
смотреть, куда ступаете. Дорог здесь пег, а  мерцание  короны  может  быть
очень обманчиво. Лучше включить лампы на шлемах.
   Говоря это, он включил свою лампу, и с его шлема протянулся луч  света,
превративший землю в желто-черное лоскутное одеяло. Вспыхнули  две  другие
лампы, и три фигуры  двинулись  вперед,  переступая  ногами  в  специально
защищенной тяжелой обуви. Они беззвучно шли в  вакууме,  при  каждом  шаге
чувствуя, несмотря на скафандр, легкие колебания воздуха.
   Они шли, и Майндс, казалось, сам с собой говорил о планете. Он  говорил
тихим, напряженным голосом:
   - Я ненавижу Меркурий. Я торчу здесь шесть месяцев,  два  меркурианских
года, и мне это надоело. Прежде всего, я никак не думал, что мне  придется
здесь пробыть дольше полугода, но время прошло, и ничего не  сделано.  Все
здесь не так. Это самая маленькая  планета.  Она  ближе  всего  к  Солнцу,
правда, повернута к нему лишь одним  боком.  Там,  -  он  указал  рукой  в
направлении отблесков короны, - солнечная сторона, где местами так  жарко,
что можно плавить свинец и варить серу. А в противоположном направлении, -
он опять взмахнул  рукой,  -  единственная  поверхность  планеты  во  всей
Солнечной системе, которая никогда не видит Солнца. Все здесь ужасно.
   Он умолк, перепрыгивая через мелкую, футов в  шесть  шириной,  щель  на
поверхности,   напоминавшую,   возможно,   о   каком-то    очень    давнем
меркуриетрясении, которую не смогли залечить ветер и погода. Прыжок  вышел
неуклюжим, как у землянина, который даже на Меркурии сохранил  привычку  к
искусственной силе тяжести, создаваемой под куполом обсерватории.
   Увидев это, Бигмэн неодобрительно щелкнул языком. И  он,  и  Лаки  лишь
чуть удлинили шаг.
   Пройдя еще четверть мили, Майндс заметил:
   - Мы можем посмотреть отсюда, сейчас как раз подходящее время.
   Он остановился, раскачиваясь и раскинув руки для равновесия.  Бигмэн  и
Лаки остановились маленьким прыжком, и фонтанчики гравия взметнулись у  их
ног.
   Майндс выключил свою  лампу  и  указал  куда-то.  Лаки  и  Бигмэн  тоже
погасили свет и в  темноте  увидели  маленькое  белое  пятно  неправильной
формы.
   Оно было необыкновенно ярким и блестело ярче, чем Солнце на Земле.
   - Отсюда его  лучше  всего  видно,  -  сказал  Майндс.  -  Это  вершина
Черно-белой горы.
   - Она так называется? - спросил Бигмэн.
   - Именно. Надеюсь, понятно почему? Гора находится  на  ночной  стороне,
как раз достаточно далеко от Разделителя -  это  граница  между  темной  и
солнечной сторонами.
   - Это я знаю, - обиделся Бигмэн. - Вы думаете, я совсем невежда?
   - Я просто объясняю. Это пятнышко расположено  на  северном  полюсе,  а
другое - на южном, где Разделитель почти не сдвигается  по  мере  вращения
Меркурия вокруг Солнца. На экваторе Разделитель сдвигается на семьсот миль
в одном направлении за сорок четыре дня, а затем на семьсот  миль  обратно
за следующие сорок четыре дня. Здесь же его сдвиг  составляет  лишь  около
полумили, вот почему это  подходящее  место  для  обсерватории.  Солнце  и
звезды неподвижны. В любом  случае,  Черно-белая  гора  достаточно  далеко
отсюда, так что только верхняя половина ее бывает освещена.  Когда  уходит
солнце, гора погружается в темноту.
   - И сейчас, - заметил Лаки, - освещена только вершина.
   - Только один-два фута сверху, но и они скоро потемнеют. Она будет  вся
черная день или два, по земному времени, потом свет начинает возвращаться.
   Даже в течение того времени, что он говорил, белое пятно уменьшилось до
размеров точки, которая горела, как яркая звезда.
   Все трое ждали.
   - Посмотрите в сторону, - посоветовал Майндс, - чтобы глаза привыкли  к
темноте.
   Прошло несколько томительных минут, прежде чем он сказал:
   - Ладно, пошли назад.
   Лаки и Бигмэн так и сделали. Некоторое время они ничего не видели.
   А затем пейзаж стал словно  кровавым.  Или,  во  всяком  случае,  часть
пейзажа. Сначала возникло  лишь  ощущение  красного  цвета.  Потом  что-то
удалось разобрать:  гору  неправильной  формы,  увенчанную  пиком.  Сейчас
вершина была ярко-красной, книзу красный  цвет  становился  все  темнее  и
терял яркость; у подножья было все черно.
   - Что это? - спросил Бигмэн.
   - Солнце, - ответил Майндс, - опустилось сейчас как раз настолько, что,
если смотреть с  вершины  горы,  над  горизонтом  видны  только  корона  и
протуберанцы. Протуберанцы - это водородные струи, которые поднимаются  на
тысячи миль над поверхностью Солнца, они всегда  ярко-красные,  но  обычно
Солнце поглощает цвет протуберанцев.
   Лаки кивнул. Из-за густоты атмосферы с Земли  протуберанцы  тоже  можно
было увидеть только во время полного затмения или  с  помощью  специальных
инструментов.
   - А вот это, - тихо  добавил  Майндс,  -  называют  "красным  призраком
Солнца".
   - Итак, у нас есть два призрака, - неожиданно сказал Лаки,  -  белый  и
красный. Это из-за них вы взяли с собой бластер, мистер Майндс?
   - Что? -  вскричал  Майндс.  Затем  возмущенно  спросил:  -  О  чем  вы
говорите?
   - Я говорю, - сказал Лаки, - что пора бы вам объяснить,  зачем  вы  нас
привели сюда. Наверное, не для того, чтобы полюбоваться видами,  иначе  вы
не стали бы брать с  собой  на  прогулку  по  пустой  необитаемой  планете
бластер.
   Майндс ответил не сразу. Выдержав паузу, он спросил:
   - Вы ведь Дэвид Старр?
   - Совершенно верно, - спокойно ответил Лаки.
   - Вы член Совета Науки. Тот, кого называют счастливчиком Лаки Старром.
   - Совершенно верно, - снова ответил Лаки с некоторой неохотой, так  как
члены Совета Науки избегали известности.
   - Значит, я не ошибся. Вы один из их лучших  исследователей,  и  должны
выяснить, что происходит с программой "Свет".
   Губы Лаки сжались и вытянулись в ниточку. Ему совсем не хотелось, чтобы
об этом так легко догадывались.
   - Может быть, и так, может быть, нет. Зачем вы привели меня сюда?
   - Я знаю, что это так, и привел вас сюда, - Майндс прерывисто дышал,  -
чтобы сказать вам правду, прежде чем другие наговорят вам много-много лжи.
   - О чем?
   -  О  неполадках...  (ненавижу  это  слово)  неполадках,  связанных   с
программой "Свет".
   - Но вы могли сказать мне об этом под Куполом. Зачем  было  вести  меня
сюда?
   - На это есть две причины, - ответил  инженер.  Он  дышал  все  так  же
прерывисто. - Во-первых, все они  считают,  что  в  этом  виноват  я.  Они
считают, что я не справляюсь с программой и напрасно  перевожу  деньги.  Я
хотел увести вас от них. Понимаете?  Я  хотел,  чтобы  вы  не  слушали  их
раньше, чем выслушаете меня.
   - Почему они должны считать, что виноваты вы?
   - Они считают, что я слишком молод.
   - Сколько вам лет?
   - Двадцать два.
   Лаки Старр, который был немногим старше, спросил:
   - И вторая причина?
   - Я хотел, чтобы вы прониклись ощущением Меркурия. Я  хотел,  чтобы  вы
впитали в себя... - он замолчал.
   Прямая и высокая фигура Лаки  в  ярком  скафандре  выделялась  на  фоне
мрачной поверхности Меркурия,  и  молочный  свет  короны,  "белый  призрак
Солнца", отражался в металлических пластинах, прикрепленных к плечу.
   - Хорошо, Майндс, допустим, я  верю,  что  не  вы  виноваты  в  провале
программы. Кто же виноват?
   Слов инженера сначала нельзя было разобрать. Потом удалось расслышать:
   - Не знаю... Во всяком случае...
   - Я не понимаю вас, - заметил Лаки.
   - Послушайте, - отчаянно заговорил Майндс, - я  все  проверил.  В  часы
бодрствования и в часы сна я пытался застать того, или то, что нам  мешает
работать. Я  следил  за  всеми.  Я  заметил,  в  какое  время  происходили
неполадки: разрывались кабели или были раздавлены  электроды.  В  одном  я
уверен...
   - В чем?
   - Никто из тех, кто живет под Куполом, не виноват впрямую.  Никто.  Под
Куполом всего лишь около пятидесяти  человек,  точнее,  пятьдесят  два,  и
последние шесть раз, когда происходили разные  неприятности,  мне  удалось
проследить за всеми. Никто не находился на  месте  поломки,  -  голос  его
звучал пронзительно высоко.
   - Чем же тогда  вы  объясняете  эти  происшествия?  Меркуриетрясениями?
Солнечной активностью?
   - Это призраки! - дико вскричал  инженер,  раскинув  руки.  -  Белый  и
красный призраки существуют. Вы их видели. Но есть и двуногие призраки.  Я
застал их, но кто мне поверит? - его было все труднее понять, он бессвязно
твердил: - Говорю вам... говорю вам...
   - Призраки! Вы в своем уме? - вступил в разговор Бигмэн.
   Майндс тут же вскричал:
   - Вы мне тоже не верите. Но я вам докажу. Я взорву  призрак.  Я  взорву
дураков, которые мне не верят. Я всех взорву. Всех!
   С хриплым смехом он выхватил свой бластер и, прежде  чем  Бигмэн  успел
подбежать к нему и остановить, направил дуло в  упор  на  Лаки  и  спустил
курок. Невидимое разрывное поле вылетело.





   Лаки пришел бы конец, если бы они с Майндсом были на Земле.
   Он слышал  нарастающее  безумие  в  голосе  Майндса  и  осторожно  ждал
какого-нибудь перелома, какого-то действия,  соответствующего  страстности
слов, которые тяжело выдыхал инженер. И все же  прямого  нападения  он  не
ожидал.
   Когда рука Майндса метнулась к кобуре. Лаки прыгнул в сторону. На Земле
он бы опоздал.
   На Меркурии все было иначе. Сила тяжести составляла две пятых  от  силы
тяжести на Земле; сжатые мускулы Лаки отбросили его необычно легкое  (даже
в скафандре) тело далеко в сторону. Майндс,  не  привыкший  к  малой  силе
тяжести, споткнулся, пытаясь повернуться таким образом, чтобы его  бластер
настиг Лаки.
   Поэтому молния бластера ударила в нескольких дюймах от  приземлившегося
Лаки. Выстрелом в ледяной скале выбило яму глубиной в фут.
   Прежде чем Майндс смог прийти в себя  и  снова  прицелиться,  Бигмэн  с
естественной грацией  урожденного  марсианина,  привыкшего  к  малой  силе
тяжести, ударил по кончику антенны его скафандра.
   Майндс упал.  Он  что-то  беззвучно  крикнул,  затем  умолк,  вероятно,
потеряв сознание от удара,  а  может,  его  лихорадочные  эмоции  достигли
предела.
   Бигмэн не верил ни тому, ни другому.
   -  Все  это  притворство!  -  возмущенно  кричал  он.  -  Наш  приятель
прикинулся мертвым, - он вырвал бластер из обмякшей руки упавшего инженера
и направил дуло на его голову.
   - Ни в коем случае, Бигмэн, - резко сказал Лаки.
   Бигмэн заколебался.
   - Он же  хотел  убить  тебя,  Лаки,  -  было  очевидно,  что  маленький
марсианин не рассердился бы так, если бы на грани смерти был он. Все же он
уступил.
   Лаки опустился на колени, чтобы рассмотреть  через  стекло  шлема  лицо
Майндса. Его  фонарик  осветил  бледные,  судорожно  сведенные  черты.  Он
удостоверился, что давление  в  скафандре  нормальное  и  что  падение  не
повредило костюм. Затем, обхватив  упавшую  фигуру  за  талию  и  лодыжку,
взвалил Майндса на плечи и поднялся.
   - Домой, под Купол, - сказал он. - Боюсь, здесь проблема посложнее, чем
предполагал наш шеф.
   Ворча себе под нос, малютка Бигмэн, еле поспевая, следовал за Лаки.  Он
вынужден был бежать почти рысью, благо, отсутствие силы тяжести  позволяло
удлинить  шаг.  Бластер  он  держал  наготове,   так,   чтобы   в   случае
необходимости выстрелить в Майндса, не задев при этом Лаки.


   Шефом  был  Гектор  Конвей,  глава  Совета  Науки.   В   непринужденной
обстановке Лаки называл его  дядей  Гектором,  потому  что  Гектор  Конвей
вместе с Огастесом Генри были опекунами молодого  Лаки  после  смерти  его
родителей в результате пиратского налета неподалеку от орбиты Венеры.
   Неделю назад  Конвей  небрежно,  словно  предлагая  поехать  отдохнуть,
сказал Лаки:
   - Не хочешь ли ты слетать на Меркурий?
   - А в чем там дело, дядя Гектор? - спросил Лаки.
   - Ничего особенного, - Конвей нахмурился,  -  кроме  кое-каких  дешевых
политических  трюков.  Мы  разрабатываем  на  Меркурии  довольно   дорогую
программу, проводим там одно из тех фундаментальных исследований, которые,
как ты знаешь, могут ничего не дать, а могут оказаться революцией в науке.
Это игра. Тут все бывает.
   - Я что-нибудь об этом знаю? - спросил Лаки.
   - Не думаю. Работы начались совсем недавно.  В  любом  случае,  сенатор
Свенсон назвал эту  программу  образчиком  того,  как  Совет  растрачивает
деньги  налогоплательщиков.  Ты  знаешь  этот  стиль.  Он  настаивает   на
расследовании, и один из его мальчиков отправился  на  Меркурий  несколько
месяцев назад.
   - Сенатор Свенсон? Ясно, - Лаки кивнул. В этом не было  ничего  нового.
За последние десятилетия Совет Науки постепенно выдвинулся вперед в борьбе
против опасностей,  угрожающих  Земле  как  внутри,  так  и  за  пределами
Солнечной системы.  В  век  Галактической  цивилизации,  когда  люди  были
рассеяны по планетам всех звезд Млечного пути,  только  специалисты  могли
конструктивно решать  проблемы  человечества.  Фактически,  с  этим  могли
справиться только подготовленные Советом ученые.
   Тем не менее в правительстве Земли были люди, которые боялись  растущей
власти Совета Науки, и были такие, которые использовали эти  опасения  для
удовлетворения собственных амбиций. Сенатор Свенсон стоял во главе  второй
группы. Его нападки на Совет и обвинения в "растрате" средств  на  научные
исследования принесли ему известность.
   - Кто отвечает за программу на Меркурии? Я его знаю? - спросил Лаки.
   - Кстати, программа называется "Свет", и отвечает  за  нее  инженер  по
имени Скотт Майндс. Умница, но не тот человек, чтобы с этим справиться.  И
загадочнее всего, что как только Свенсон  затеял  возню,  все  на  планете
пошло кувырком.
   - Если хотите, я займусь этим, дядя Гектор.
   - Ладно. Неполадки еще полбеды. Главное, не хочется, чтобы Свенсон  нас
во что-нибудь втянул. Погляди, что он замышляет. Следи за  его  человеком.
Его зовут Уртейл, у него репутация умного и опасного противника.
   Так все это началось.  Небольшое  исследование  с  целью  предотвратить
политические трудности. В общем, пустяк.
   Лаки  приземлился  на  Северном  полюсе  Меркурия,  не  ожидая   ничего
большего, а через два часа увидел дуло бластера, нацеленное на него.
   Лаки с Майндсом на плечах тащился обратно к Куполу и думал: "Нет, здесь
не только в политике дело".
   Доктор Карл Гардома вышел  из  маленькой  больничной  палаты  и  мрачно
посмотрел на Лаки и Бигмэна.  Он  вытирал  руки  подушечкой  из  пушистого
синтетического поглотителя, и, когда вытер,  бросил  ее  в  контейнер  для
мусора. Его темное, почти коричневое лицо было расстроено,  тяжелые  брови
опущены. Даже черные волосы, остриженные так коротко, что  стояли  ежиком,
казалось, подчеркивали тревогу на его лице.
   - Итак, доктор? - спросил Лаки.
   - Я его усыпил. Когда он проснется, все будет в порядке. Может быть, он
даже забудет о том, что произошло.
   - У него прежде бывали такие приступы?
   - На Меркурии подобного не случалось, Мистер Старр. Не знаю,  что  было
раньше, но последние месяцы он жил в сильном напряжении.
   - Почему?
   - Он чувствует себя ответственным за  неполадки,  из-за  которых  плохо
идет работа по программе "Свет".
   - Он действительно виноват в них?
   - Ну, конечно, нет. Но вы же видите, как он переживает. Он уверен,  что
все обвиняют его. Программа "Свет"  жизненно  необходима.  В  нее  вложена
масса денег и усилий. У Майндса под началом десять строителей, все они  на
пять-десять лет старше него, и еще у них огромное количество оборудования.
   Доктор  мрачно  улыбнулся,  но,  несмотря  на  его  мрачность,   улыбка
получилась приветливой:
   - Субэфирная оптика, мистер Старр, это совершенно новая область  науки.
Только молодые люди, едва окончившие школу, знают о ней достаточно.
   - Похоже, вы сами о ней кое-что знаете.
   - Только то, что рассказывал Майндс. Мы прилетели на Меркурий на  одном
корабле, и он заинтересовал, прямо-таки покорил меня своей программой.  Вы
знаете о ней?
   - Ничего не знаю.
   - Она включает исследование сверхпространства, той части  пространства,
которая лежит за известной нам обычной границей космоса.  Законы  природы,
которые   относятся   к   обычному   пространству,    не    применимы    к
сверхпространству.  Например,  в  обычном  пространстве   скорость   света
является предельной и двигаться  быстрее  невозможно,  так  что  нужно  по
крайней  мере  четыре  года,  чтобы  долететь  до  ближайшей   звезды.   В
сверхпространстве  возможна  любая  скорость,  -  врач  оборвал  себя   на
полуслове и улыбнулся, будто прося  извинения:  -  Конечно,  все  это  вам
известно.
   -   Я   полагаю,   большинству    людей    известно,    что    открытие
сверхпространственных перемещений сделало возможными полеты к  звездам,  -
сказал Лаки, - но как насчет программы "Свет"?
   - Дело в том, что в обычном пространстве свет передается  по  прямой  в
вакууме.  Изогнуть  эту  прямую  может  лишь  большая  сила   тяжести.   В
сверхпространстве, напротив,  эту  прямую  изогнуть  так  же  просто,  как
хлопчатобумажную  нить.  Пучок  света   можно   сфокусировать,   рассеять,
перегнуть пополам. Вот что утверждает теория гипероптики.
   - И Скотт Майндс, насколько я понимаю, находится здесь, чтобы проверить
эту теорию.
   - Именно так.
   - Почему здесь? - спросил Лаки. - Я хочу сказать, почему на Меркурии?
   - Потому что в Солнечной системе нет другой планетарной  поверхности  с
такой высокой концентрацией света  на  столь  огромной  площади.  Эффекты,
которые  ищет  Майндс,  проще  всего  выявить  здесь.  Осуществление  этой
программы на Земле обойдется во сто раз дороже, а результаты будут  в  сто
раз менее надежны. Так говорит Майндс.
   - Но тут происходят всякие неполадки!
   Доктор Гардома фыркнул:
   - Это не неполадки. Мистер Старр, их надо прекратить.  Вы  знаете,  что
даст успех программы "Свет"? - он говорил, захваченный  картиной,  которую
рисовало  его  воображение.  -  Земля  больше  не  будет  рабыней  Солнца.
Космические станции, окружающие  Землю,  будут  собирать  солнечный  свет,
пропускать его через сверхпространство и равномерно распределять по Земле.
Исчезнет жара в пустынях и холод на полюсах. Времена  года  будут  такими,
как мы  захотим.  Управляя  распределением  солнечного  света,  мы  сможем
управлять погодой. Там, где мы захотим, будет вечное солнце или ночь любой
продолжительности. Земля станет раем с кондиционированным воздухом.
   - Мне представляется, что это превращение произойдет не сразу.
   - Разумеется, однако это только начало... Послушайте, может  быть,  мне
не следует об этом спрашивать, но ведь вы - Дэвид Старр,  который  раскрыл
дело о пищевых отравлениях на Марсе?
   В голосе Лаки появился металл, и брови его слегка нахмурились.
   - Почему вы спрашиваете об этом?
   - Ну, я ведь врач. Сначала эти отравления приняли за эпидемию  какой-то
болезни, и в свое время меня это очень интересовало.  Говорили  о  молодом
ученом из Совета, сыгравшем главную роль в раскрытии  тайны,  и  упоминали
кое-какие имена.
   - Давайте не будем больше об этом говорить, - Лаки был  недоволен,  как
всегда, когда сталкивался с тем, что его  хорошо  знают.  Сначала  Майндс,
теперь Гардома.
   - Но если вы - тот Старр, то вы  здесь,  я  полагаю,  для  того,  чтобы
прекратить так называемые неполадки.
   Лаки притворился, что не расслышал:
   - Когда я смогу поговорить со Скоттом Майндсом, доктор?
   - Он будет спать не меньше двенадцати часов.
   - И после этого он будет в норме?
   - Я в этом уверен.
   Новый гортанный баритон вмешался в их разговор:
   - Вы в самом деле уверены  в  этом,  Гардома?  Может  быть,  вы  просто
считаете, что наш мальчик Майндс всегда в норме?
   Доктор Гардома вздрогнул при звуке этого голоса и  даже  не  потрудился
скрыть откровенную неприязнь.
   - Что вы здесь делаете, Уртейл?
   - Смотрю во все глаза и слушаю во все  уши,  хотя,  подозреваю,  вы  бы
предпочли, чтобы я этого не делал, - сказал вновь прибывший.
   И Лаки, и Бигмэн с любопытством  рассматривали  его.  Это  был  крупный
мужчина: не высокий, но широкий в плечах и с развитыми мускулами.  Щеки  у
него были синие от  щетины,  а  крайняя  его  самоуверенность  производила
довольно неприятное впечатление.
   - Мне безразлично, что вы там делаете своими глазами и ушами, но будьте
любезны, не делайте этого в моем кабинете, - парировал Гардома.
   - Почему в  вашем  кабинете  нельзя  этого  делать?  -  поинтересовался
Уртейл. - Вы врач. Сюда имеют право входить больные. Может быть, я болен.
   - На что вы жалуетесь?
   - Как насчет этих двоих? На что они жалуются? Я полагаю, в одном случае
на  гормональную  недостаточность,  -  говоря  это,  он  лениво  скользнул
взглядом по Бигмэну Джонсу.
   Последовала пауза. Бигмэн побледнел, как смерть, затем будто вырос.  Он
медленно встал с места, глаза его широко раскрылись  и  извергали  молнии.
Губы двигались, словно пытаясь выговорить "гормональная  недостаточность",
словно он пытался убедить себя, что он действительно слышал эти слова, что
ему не почудилось.
   Затем со скоростью нападающей кобры Бигмэн, ростом всего в  пять  футов
два дюйма, со всей силой  своих  железных  мускулов  бросился  на  широкую
ухмыляющуюся фигуру.
   Но Лаки двигался быстрее. Он схватил Бигмэна за плечи:
   - Потише, Бигмэн.
   Маленький марсианин отчаянно сопротивлялся.
   - Ты же слышал его, Лаки. Ты слышал.
   - Не сейчас, Бигмэн.
   Уртейл рассмеялся резким лающим смехом.
   - Отпусти его, дружище. Я размажу малютку по полу одним пальцем.
   Бигмэн выл и извивался в руках Лаки.
   - Я больше ничего не буду говорить, Уртейл, иначе вы можете  попасть  в
такую переделку, из которой вас не  вызволит  даже  ваш  друг  сенатор,  -
заметил Лаки.
   Когда он это говорил, его  карие  глаза  стали  ледяными,  и  в  голосе
зазвучала сталь.
   На мгновенье Уртейл встретился взглядом с Лаки, затем отвел  глаза.  Он
что-то  пробурчал  насчет  шуток;  хриплое   дыхание   Бигмэна   несколько
успокоилось, и, когда Лаки медленно разжал руки, марсианин сел  на  место,
все еще дрожа от едва выносимой ярости.
   Доктор Гардома, напряженно следивший за этой сценой, спросил:
   - Вы знаете Уртейла, мистер Старр?
   - Слыхал о нем. Это Джонатан Уртейл,  разъездной  следователь  сенатора
Свенсона.
   - Что ж, можно его и так назвать, - пробормотал врач.
   - Я о вас тоже знаю, Дэвид Старр, или Лаки Старр, или как там  вы  себя
называете, - сказал Уртейл. - Вы  разъездной  чудо-ребенок  Совета  Науки.
Отравление на Марсе. Астероидные пираты.  Венерианская  телепатия.  Я  все
назвал?
   - Да, - беззвучно ответил Лаки.
   - Не много найдется такого, чего сотрудники сенатора не знают о  Совете
Науки, - Уртейл торжествующе усмехнулся. - И немного  такого,  чего  я  не
знаю о том, что происходит здесь. Например, я знаю о покушении на вас, и я
пришел сюда, чтобы поговорить об этом.
   - Зачем?
   - Чтобы предупредить вас. Просто по-дружески предупредить.  Я  полагаю,
здешний медик рассказывал вам, какой чудесный парень этот  Майндс.  И  то,
что было - всего лишь моментальная разрядка невыносимого напряжения - ведь
так он говорил? Они с Майндсом большие друзья.
   - Я всего лишь... - начал доктор Гардома.
   - Нет уж, дайте мне сказать, - обрубил его Уртейл. - Дайте мне  сказать
следующее. Майндс так же безвреден, как  двухтонный  астероид,  летящий  в
направлении космического корабля. Когда он нацелил на вас бластер, это  не
было временным помешательством. Он знал, что делал. Он хладнокровно  хотел
убить вас, Старр, и если вы не будете внимательны, в следующий раз ему это
удастся. Держу пари на сапоги  вашего  маленького  дружка  марсианина,  он
предпримет еще одну попытку.





   Пауза, которая последовала  за  этим,  была  приятна,  пожалуй,  только
Уртейлу.
   Затем Лаки спросил:
   - Зачем? Какие у него для этого основания?
   - Потому что он боится, - тихо заговорил Уртейл. - Потому что он здесь,
и сюда вложены миллионы. Миллионы, которые дал ему щедрый Совет  Науки.  А
его эксперименты не получаются. Собственную некомпетентность он  объясняет
неполадками. В конце концов он вернется на Землю и будет там кричать,  что
все на Меркурии приносит несчастье. Затем он  опять  потребует  у  Совета,
или, точнее, у налогоплательщиков, денег, чтобы  осуществить  какую-нибудь
очередную глупую программу. Теперь вот вы прилетели на Меркурий, чтобы  во
всем разобраться, и он испугался, а что,  если  Совет  вдруг  узнает  хоть
часть правды. Вот в чем дело.
   - Если это правда, то вам она уже известна, - заметил Лаки.
   - Да, и я надеюсь доказать это.
   - В таком случае, вы представляете опасность для Майндса. И если верить
вам, он должен убить вас.
   Уртейл ухмыльнулся, и его пухлые щеки расплылись,  отчего  его  тяжелое
лицо стало еще шире:
   - Он действительно пытался убить  меня.  Было  такое.  Но,  работая  на
сенатора, я попадал во всякие переделки. Я стреляный воробей.
   - Скотт Майндс не пытался убить ни вас, ни кого-либо, -  твердо  сказал
доктор Гардома, и его худое лицо совсем побелело. - Вы это тоже знаете.
   Уртейл не стал отвечать. Вместо этого он обратился к Лаки:
   - За нашим добрым доктором тоже нужен глаз да глаз. Как я уже  говорил,
они с Майндсом большие друзья. На вашем месте, я не  стал  бы  лечиться  у
него даже от головной боли. Таблетками и уколами можно... - он  прищелкнул
пальцами.
   Доктор Гардома быстро заговорил:
   - В один прекрасный день кто-нибудь убьет вас за...
   Уртейл небрежно ответил:
   - Да? И вы хотите быть  этим  человеком?  -  он  повернулся,  собираясь
выйти, затем бросил через плечо: - Ах, да, забыл. Я слышал,  к  вам  хотел
зайти старина Певераль. Он очень расстроен тем, что не смог вас встретить,
как положено. Он огорчен. Так что зайдите к нему  и  погладьте  по  бедной
старой голове. Да, Старр, еще один намек. После всего этого  не  надевайте
никакие защитные костюмы, какой бы конструкции они ни были, не проверив их
на протечки. Вы понимаете, о чем я говорю? - сказав это, он наконец ушел.
   Гардома не сразу пришел в себя. Когда он смог говорить, он произнес:
   - С каждым разом он раздражает меня все сильнее. Он низкий и лживый...
   - Сильный и хитрый парень, - сухо сказал Лаки. - Очевидно, один из  его
приемов -  намеренно  говорить  вещи,  которые  почти  наверняка  разозлят
противника. А рассерженный противник уже почти беспомощен...  Бигмэн,  это
для тебя. Нельзя кидаться на каждого,  кто  намекает,  что  росту  у  тебя
неполных шесть футов.
   - Но, Лаки, - вскричал крошечный марсианин, - он  сказал,  что  у  меня
гормональная недостаточность!
   - Тогда дождись подходящего момента и убеди его в обратном.
   Бигмэн недовольно ворчал и стучал кулаком по  твердому  пластику  своих
серебряно-красных, высоких, до бедра, сапог (тех красивых  высоких  сапог,
какие носят только деревенские мальчишки на Марсе, и без которых не  может
обойтись ни один из них. У Бигмэна была  дюжина  таких  сапог,  одни  ярче
других).
   -  Что  ж,  заглянем  к  доктору  Певералю,  -  предложил  Лаки.  -  Он
возглавляет обсерваторию, не так ли?
   - Весь наш Дом под Куполом, -  ответил  доктор.  -  Вообще-то  Певераль
стареет и мало с нами общается. Я  рад  сообщить  вам,  что  он  ненавидит
Уртейла так же, как и все остальные. Но сделать ничего  не  может.  Он  не
может бороться с сенатором. Хотел бы я знать,  может  ли  с  ним  бороться
Совет Науки? - мрачно закончил он.
   - Думаю, да. Итак, не забудьте,  я  хочу  повидать  Майндса,  когда  он
проснется.
   - Хорошо. Будьте осторожны.
   Лаки с любопытством уставился на него.
   - Осторожен? Что вы имеете в виду?
   Доктор Гардома вспыхнул.
   - Просто так. Я всегда так говорю. Я ничего не имею в виду.
   - Ясно. Что ж, мы еще увидимся. Пошли, Бигмэн, и хватит хмуриться.
   Доктор Ланс Певераль пожал им обоим руки с энтузиазмом, который  трудно
было ожидать от столь пожилого человека. Его темные глаза горели интересом
и казались еще темнее из-за белых бровей. Еще пышные волосы сохранили свой
естественный  цвет  и  не   приобрели   серого   металлического   оттенка.
Морщинистые щеки, над  которыми  выделялись  острые  скулы,  выдавали  его
возраст.
   Он говорил медленно и спокойно.
   - Мне жаль, джентльмены, очень жаль, что столь неприятное  происшествие
случилось так скоро  после  вашего  прибытия  в  обсерваторию.  Я  в  этом
виноват.
   - У вас нет оснований обвинять себя, доктор Певераль, - ответил Лаки.
   - Это моя вина, сэр. Я мог быть на месте и встретить вас, как  следует,
но мы изучали один совершенно особенный протуберанец, и я  оказался  не  в
силах  пожертвовать  профессиональным  интересом  ради  соблюдения  правил
гостеприимства.
   - В любом случае, мы вас прощаем, - сказал Лаки и с удивлением взглянул
на Бигмэна, который с открытым ртом внимал  величественному  потоку  слов,
льющихся из уст старого ученого.
   - Я не жду прощения, - ответил астроном, - но мне приятно, что  вы  так
говорите. Я отдал распоряжение, чтобы для вас приготовили помещение, -  он
взял обоих за руки и повел по хорошо освещенным, хотя и узким коридорам. -
У нас тут тесно, особенно с тех пор, как прилетел доктор Майндс со  своими
инженерами, и - и другие. Думаю, вам будет приятно освежиться и, наверное,
выспаться. Вы, конечно, проголодались - еду  вам  пришлют.  Завтра  у  вас
будет достаточно времени, чтобы  встретиться  со  всеми  как  подобает,  а
заодно рассказать нам о цели вашего прилета. Для  меня  достаточно  знать,
что вас прислал Совет Науки. Мы устроим банкет в вашу честь.
   Они шли по  коридору,  который  постепенно  спускался  вниз,  к  центру
Меркурия, туда, где находились жилые помещения.
   - Вы очень любезны, - проговорил Лаки. - Вы  позволите  нам  посмотреть
обсерваторию?
   Такая перспектива, видимо, обрадовала Певераля.
   - Я к вашим услугам, и надеюсь, вы не пожалеете о времени,  затраченном
на  осмотр.  В  основном  наше  оборудование  смонтировано  на   подвижной
платформе, которая перемещается в зависимости от сдвига Разделителя. Таким
образом,  определенная  часть  Солнца  остается  всегда  под  наблюдением,
несмотря на движение Меркурия.
   - Чудесно! Но сейчас, доктор Певераль, один вопрос. Что  вы  думаете  о
докторе  Майндсе?  Мне  бы  хотелось  получить  откровенный  ответ,  а  не
дипломатическую отговорку.
   Певераль нахмурился:
   - Вы что, тоже командированный инженер?
   - Не совсем, - ответил Лаки, - но я спрашивал о докторе Майндсе.
   - Именно так. Впрочем, - астроном  задумался,  -  он  приятный  молодой
человек, я бы сказал, вполне компетентный, хотя и нервный, очень  нервный.
Он легко обижается, слишком легко. Это проявилось со  временем,  когда  не
все шло гладко с его программой, поэтому с ним иногда трудно ладить. Жаль,
потому что, как я сказал, в  остальных  отношениях  это  приятный  молодой
человек. Конечно, здесь, под Куполом, я его начальник, но я не  вмешиваюсь
в его работу. Его программа не связана с работой нашей обсерватории.
   - А что вы думаете о Джонатане Уртейле?
   Старый астроном мгновенно остановился.
   - Что вас интересует?
   - Что он за человек?
   - Мне не интересно судачить, - ответил Певераль.
   Некоторое время они шли молча. Астроном опустил лицо.
   - Есть ли под Куполом еще кто-нибудь? -  спросил  Лаки.  -  Вы  и  ваши
сотрудники, Майндс и его группа, Уртейл. Кто еще?
   - Врач, разумеется. Доктор Гардома.
   - Вы не считаете его своим человеком?
   - Ну, он ведь врач, а не астроном. Он обеспечивает в Доме  под  Куполом
службу, которая необходима и которую не может выполнить  машина:  отвечает
за наше здоровье. Он новичок.
   - Как давно он здесь?
   - Доктор Гардома заменил прежнего врача, как только тот отработал  свою
годовую смену. Кстати, он прибыл на том же корабле, который привез  группу
Майндса.
   - Годовую смену? Это обычная смена для врача здесь?
   - Как и для большинства персонала. В  таких  условиях  трудно  соблюсти
преемственность, жаль выучить человека и потом его отпустить; но вообще-то
жизнь на Меркурии не проста, и наших людей надо часто менять.
   - Итак, сколько новых людей вы приняли за последние шесть месяцев?
   - Человек двадцать. Точные  цифры  отражены  в  журналах,  но  примерно
двадцать человек.
   - Но вы сами здесь, конечно, дольше.
   Астроном рассмеялся.
   -  Много  лет,  не  хочу  даже  думать,  сколько.  И  доктор  Кук,  мой
заместитель, здесь уже шесть лет. Конечно, мы часто летаем в  отпуск...  А
вот и ваши  апартаменты,  джентльмены.  Если  что-нибудь  понадобится,  не
стесняйтесь, свяжитесь со мной.


   Бигмэн огляделся.  Комната  была  небольшая,  но  кровати  убирались  в
стенную нишу; два стула были  тоже  откидные;  комбинированный  письменный
стол со стулом; маленькая кладовая; примыкающая ванная.
   - Эй, - сказал он, - здесь получше, чем на корабле, правда?
   - Неплохо, - согласился Лаки. - Наверное, это одна из их лучших комнат.
   - Почему бы и нет? - заметил Бигмэн. - Надеюсь, он в курсе, кто ты.
   - Надеюсь, что нет, Бигмэн, - сказал Лаки.  -  Он  предположил,  что  я
командированный инженер. Все, что ему известно  -  это  что  меня  прислал
Совет.
   - Все остальные знают, кто ты, - настаивал Бигмэн.
   - Не все. Майндс, Гардома и Уртейл... Слушай, Бигмэн, что ты не идешь в
ванную? А я пока закажу еду и попрошу принести все необходимое из  "Молнии
Старр".
   - Годится, - бодро согласился Бигмэн.
   Под душем Бигмэн громко пел. Как обычно  в  безводном  мире,  вода  для
ванной была лимитирована, и на стене висели строгие предупреждения о  том,
сколько воды дозволено использовать. Но Бигмэн родился и вырос  на  Марсе.
Он испытывал огромное уважение к воде, и ему так  же  не  могло  прийти  в
голову без толку плескаться в  воде,  как,  например,  мыться  в  говяжьем
соусе. Он не жалел мыла, берег воду и громко пел.
   Он встал прямо перед сушилкой, которая окатила его тело струями  сухого
воздуха, и похлопывал себя руками, чтобы скорей высохнуть.
   - Эй, Лаки, - закричал он, - еда уже на столе? Я есть хочу.
   Он слышал голос Лаки, который что-то тихо говорил, но не мог  разобрать
слов.
   - Эй, Лаки, - повторил он и вышел из ванной комнаты.  На  столе  стояли
две дымящихся тарелки с ростбифом и картофелем. Излишняя  острота  аромата
указывала на то, что мясо, во всяком случае, было на самом деле  дрожжевой
имитацией из садов на морском дне Венеры. Впрочем, Лаки не ел, а сидел  на
кровати и разговаривал по комнатной рации.
   С ее экранчика смотрело лицо доктора Певераля.
   Лаки говорил:
   - Так все знали, что это будет наша комната?
   - Не все, но я отдавал распоряжение приготовить для вас эту комнату  по
радио, и любой мог услышать. Мне казалось, что оснований  для  секретности
нет. Полагаю, что услышать мог кто угодно. Более того, ваша комната - одна
из немногих, которые  оставляют  для  особо  почетных  гостей.  Здесь  нет
никакого секрета.
   - Понятно. Благодарю вас, сэр.
   - Что-нибудь случилось?
   - Все в порядке, - улыбаясь, ответил Лаки и разъединился. Улыбка  сошла
с его лица, и оно стало задумчивым.
   - Черт возьми, все в порядке, - взорвался Бигмэн. - В чем  дело,  Лаки?
Мне-то ты не можешь сказать, что все в порядке!
   - Да, кое-что здесь странно. Я осматривал оборудование. Среди прочего я
нашел специальные скафандры, по всей вероятности, для работы на  солнечной
стороне.
   Бигмэн взял один  из  скафандров,  висевших  в  специальной  нише.  Его
легкость удивительно  не  соответствовала  размерам,  и  это  нельзя  было
объяснить силой тяжести на Меркурии, поскольку  под  куполом  искусственно
поддерживалась земная сила тяжести.
   Он  покачал  головой.  Как  всегда,  когда  ему  приходилось   надевать
скафандр, не сделанный специально по его  мерке,  ему  и  сейчас  придется
уменьшить  до  минимума  все  регулируемые  размеры,  и  все  равно  будет
неудобно. Бигмэн обреченно вздохнул. Такова была цена, которую  он  платил
за то, что был недостаточно высоким. Он всегда именно так  думал  о  себе:
недостаточно высокий. Он никогда не считал, что пять футов два дюйма - это
маленький рост.
   - Марсианские пески! Здесь для нас все приготовлено, все лежит и  ждет.
Постель. Ванна. Еда. Скафандры.
   - И еще кое-что, - мрачно сказал  Лаки.  -  Смерть  тоже  ждет  в  этой
комнате. Смотри сюда.
   Лаки поднял  рукав  большего  скафандра.  Шаровидное  соединение  легко
сдвинулось, и там, где оно соединялось с плечом, была крохотная, но все же
заметная дырочка. Ее было бы совсем не видно, если  бы  Лаки  пальцами  не
расправил ткань.
   Ткань была прорезана!  Дырочку  сделали  явно  специально.  Сквозь  нее
виднелся изоляционный материал.
   - На внутренней стороне, - заметил Лаки,  -  такая  же  прорезь.  Этого
скафандра как раз хватило бы на то, чтобы я добрался до солнечной стороны,
а потом тихонько скончался.





   - Уртейл! - тут же вскричал Бигмэн с яростью, от которой напряглись все
мышцы его маленького тела. - Этот грязный негодяй...
   - Почему Уртейл? - мягко спросил Лаки.
   - Он предупреждал нас, чтобы мы следили за своими скафандрами, Лаки, ты
помнишь?
   - Разумеется. Именно это я и делаю.
   - Ну конечно. Это он. Мы находим прорезанный скафандр и  думаем,  какой
он замечательный парень. В следующий раз он запросто  обведет  нас  вокруг
пальца. Не верь ему, Лаки. Он...
   - Погоди, Бигмэн, погоди немного! Не надо так быстро делать заключения.
Давай посмотрим на это так. Уртейл говорил, что Майндс и его хотел  убить.
Допустим, мы ему поверили. Допустим, Майндс пытался пошутить со скафандром
Уртейла, а Уртейл это вовремя заметил.  Поэтому  Уртейл  предупредил  нас,
чтобы мы были готовы именно к этому. Может быть, это сделал Майндс.
   - О марсианские пески, Лаки, это невозможно.  Этот  парень  Майндс  под
завязку напичкан снотворными таблетками, а  прежде  он  был  у  нас  перед
глазами с той самой минуты, как мы попали на эту несчастную скалу.
   - Хорошо. А откуда мы знаем, что Майндс спит, напичканный таблетками? -
спросил Лаки.
   - Гардома сказал, - начал Бигмэн и замолчал.
   - Вот именно. Гардома сказал! Хотя  Майндса  мы  не  видели.  Мы  знаем
только то, что сказал Гардома, а доктор Гардома - большой друг Майндса.
   -  Они  оба  замешаны  в  этом,  -  проговорил   Бигмэн   с   внезапной
уверенностью. - Прыгающие кометы...
   - Погоди, погоди,  хоть  ты  не  прыгай.  Клянусь  Большой  Галактикой,
Бигмэн, я просто пытаюсь разобраться в своих мыслях, а ты мне  мешаешь,  -
он говорил неодобрительно ровно; настолько, насколько считал это возможным
по отношению к своему маленькому другу.
   - Ты вот обижаешься, что я не говорю тебе, о чем думаю, пока  не  приму
решения. Вот поэтому и не говорю,  веселый  олух  с  бластером.  Только  я
выскажу какую-то теорию,  ты  уже  тут  как  тут  со  всем  своим  оружием
наготове.
   - Извини, Лаки, - сказал Бигмэн. - Продолжай.
   - Ладно. Итак, легче всего подозревать Уртейла.  Его  никто  не  любит,
даже  доктор  Певераль.  Ты  заметил,  как  он  отреагировал,  стоило  нам
произнести это имя? Мы видели его только раз, и тебе он не понравился.
   - Да уж, - пробормотал Бигмэн.
   - И мне он тоже не то чтобы понравился. Кто угодно мог  прорезать  этот
скафандр в надежде, что  подозрение  падет  на  Уртейла,  если  это  будет
раскрыто. А раскрыто будет непременно, как только кто-нибудь  умрет,  если
не раньше.
   - Я все понимаю, Лаки.
   - С другой стороны, - плавно  продолжал  Лаки,  -  Майндс  уже  пытался
застрелить меня из бластера. Если считать это серьезным покушением, то  он
не похож на человека, который станет возиться с разрезанием скафандра. Что
же касается доктора Гардомы, то я не представляю его в роли  убийцы  члена
Совета только из дружеской симпатии к Майндсу.
   - Так какой же вывод? - нетерпеливо воскликнул Бигмэн.
   - Пока никакого, - ответил Лаки, - кроме того, что нам,  пожалуй,  пора
спать, - он опустил кровати из ниши и пошел в ванную.
   Бигмэн посмотрел ему вслед и пожал плечами.


   Скотт Майндс сидел в постели, когда Лаки  и  Бигмэн  вошли  к  нему  на
следующее утро. Он был бледен и выглядел устало.
   - Привет, - сказал он. - Карл Гардома рассказал мне, что произошло.  Вы
не представляете себе, как я сожалею об этом.
   Лаки лишь повел плечом.
   - Как вы себя чувствуете?
   - Как выжатый лимон, но в общем нормально, если  вы  понимаете,  что  я
имею в виду. Я буду на обеде, который старина Певераль устраивает  сегодня
вечером.
   - А это разумно?
   - Я не допущу, чтобы Уртейл там оказался один и рассказывал всем, какой
я сумасшедший, - лицо Майндса внезапно покраснело от ярости. - Да и доктор
Певераль тоже.
   - Доктор Певераль сомневается в  вашей  вменяемости?  -  мягко  спросил
Лаки.
   - Как вам сказать. Послушайте, Старр,  с  тех  пор,  как  начались  эти
несчастные случаи, я обследовал солнечную сторону в  маленькой  самоходной
ракете. Я должен был это сделать. Это моя работа. Так вот  -  два  раза  я
кое-что видел.
   Майндс остановился, и Лаки спросил его:
   - Так что же вы видели, доктор Майндс?
   - Хотел бы я знать, что это было. Оба  раза  я  видел  ЭТО  с  довольно
большого расстояния. Что-то двигалось. Что-то похожее на человека. Нечто в
скафандре. Не в специально изолированном костюме для работы, как обычно, а
в обыкновенном космическом скафандре. Понимаете, из обычного металла.
   - Вы не пытались рассмотреть это поближе?
   - Пытался, но потерял его.  На  фотографиях  ничего  не  видно.  Просто
светлые и темные пятна, которые, возможно, что-то означают, а возможно, не
означают ничего. Но там точно что-то было. Что-то  двигалось  под  солнцем
так,  словно  ему  наплевать  и  на  жару,  и  на  радиацию.  Иногда   оно
останавливалось на солнце и стояло по несколько минут. Вот что меня больше
всего удивило.
   - Разве это так странно? Я хочу сказать, такие остановки?
   Майндс коротко рассмеялся:
   - На  солнечной  стороне  Меркурия?  Еще  как  странно.  Там  никто  не
останавливается. Хоть вы и одеты в  специальный  скафандр,  вы  стараетесь
завершить свои дела как можно скорее и уходите  в  тень.  Здесь,  рядом  с
Разделителем, жара не такая страшная. Хотя радиация все равно  есть.  Надо
только пытаться  получить  дозу  поменьше.  Наши  скафандры  не  полностью
изолированы от гамма-лучей. Если уж вам надо  стоять,  то  стойте  в  тени
скалы.
   - Чем вы это объясняете?
   Майндс понизил голос и смущенно прошептал:
   - Я думаю, это не человек.
   - Надеюсь, вы  не  будете  утверждать,  что  это  двуногий  призрак?  -
внезапно спросил Бигмэн, прежде чем Лаки успел толкнуть его локтем,  чтобы
он молчал.
   Но Майндс только покачал головой.
   - Разве я говорил так на поверхности? А, кажется, припоминаю... Нет,  я
думаю, это житель Меркурия.
   - Что? - вскричал Бигмэн так, словно он ожидал худшего.
   - А как иначе объяснить, что он не боялся ни жары, ни излучения?
   - В таком случае, зачем ему скафандр? - спросил Лаки.
   - Ну, не знаю, - глаза Майндса вспыхнули, взгляд его стал беспокойным и
диким. - Но что-то там было. Под Куполом всегда известно и обо всех людях,
и обо всех скафандрах. Доктор Певераль  отказывается  снарядить  настоящую
поисковую экспедицию. Он говорит, мы для этого не приспособлены.
   - Вы рассказывали ему то, что рассказали мне?
   - Он думает, что я сумасшедший. Он думает, что мне мерещатся  отражения
и в них люди. Но это не так, Старр!
   Лаки спросил:
   - А вы обращались в Совет Науки?
   - Как я мог это сделать? Доктор Певераль не поддержал бы  меня.  Уртейл
сказал бы, что я невменяемый, и послушали бы его. Кто  же  станет  слушать
меня?
   - Я, - ответил Лаки.
   Майндс подскочил в постели. Он выбросил  руку,  словно  хотел  схватить
кого-то за рукав, но затем убрал ее. Сдавленным голосом он спросил:
   - Значит, вы расследуете это?
   - Сделаю все от меня зависящее, - обещал Лаки. - Обязательно.


   Когда Лаки и Бигмэн пришли на банкет, все обитатели  Дома  под  Куполом
уже собрались за столом. Их появление вызвало гул приветствий  и  взаимных
представлений, но сквозь этот гул ясно прослушивались симптомы  того,  что
собрание обещало быть отнюдь не только приятной вечеринкой.
   Во главе стола сидел доктор  Певераль.  Его  тонкие  губы  были  плотно
сжаты, впалые щеки дрожали - он с трудом сохранял достойный  облик.  Слева
от него широкоплечий Уртейл, откинувшись в кресле, нежно поглаживал ободок
рюмки своими толстыми пальцами.
   На противоположном конце стола сидел Скотт Майндс, казавшийся  до  боли
юным и усталым, и с сердитым отчаянием смотрел  на  Уртейла.  Рядом  сидел
доктор Гардома, внимательно следивший  за  ним,  готовый  вмешаться,  если
Майндс вдруг совершит что-нибудь безрассудное.
   Остальные места, кроме двух пустых стульев справа от доктора  Певераля,
были заняты ответственными сотрудниками Обсерватории. Один из  них,  Хенли
Кук, второй человек под Куполом, наклонившись, твердо сжал руку Лаки.
   Лаки и Бигмэн заняли свои места. Внесли салаты, и обед начался.
   Уртейл сразу заговорил хриплым голосом, который был  хорошо  слышен  на
фоне общего разговора:
   - Как раз  перед  вашим  приходом  мы  говорили  о  том,  что  надо  бы
рассказать вам о  тех  чудесах,  которые  ожидают  Землю  в  случае  удачи
экспериментов молодого Майндса.
   - Ничего подобного, - резко оборвал его Майндс. - С вашего  позволения,
я сам расскажу о своих делах.
   - Да будет тебе, Скотт, - широко ухмыльнулся Уртейл, -  не  скромничай.
Ну, послушай, я им сам все расскажу.
   Рука доктора Гардомы, словно невзначай, упала на плечо Майндса, молодой
инженер проглотил возглас негодования и промолчал.
   Уртейл продолжал:
   - Предупреждаю вас, Старр, будет здорово. Будет...
   Лаки прервал его:
   - Мне кое-что известно об экспериментах. Насколько я понимаю, результат
может оказаться великолепным - планета с кондиционированным воздухом.
   Уртейл нахмурился.
   - Вот как? Рад слышать, что  вы  так  оптимистично  настроены.  Бедняга
Скотт не может справиться даже с пробными экспериментами. Или,  во  всяком
случае, говорит, что не может, ведь правда, Скотт?
   Майндс приподнялся, но снова рука Гардомы легла на его плечо.
   Бигмэн переводил взгляд с  одного  собеседника  на  другого,  с  черным
неодобрением останавливая его на Уртейле, но молчал.
   Подали ростбиф, и разговор прервался. Доктор Певераль сделал  отчаянную
попытку перевести его  в  менее  взрывоопасное  русло,  что  ему  поначалу
удалось,  но  затем  Уртейл,  наколов  на  вилку  последний  кусок   мяса,
наклонился к Лаки и спросил:
   - Так значит, вы сторонник программы, которую выполняет Майндс?
   - Я считаю, что это дельная программа.
   - Конечно, вы так думаете, раз вы член Совета Науки. Ну а если я докажу
вам, что все эксперименты здесь дутые и что их можно  провести  на  Земле,
где они будут стоить в сто раз дешевле? Лучше бы Совет подумал  о  деньгах
налогоплательщиков и о том, как их хоть немного сэкономить! Что вы на  это
скажете?
   - То же самое, что я сказал бы вам в любом случае, -  собранно  ответил
Лаки. - Я бы сказал вам, господин Уртейл, что вы, скорей всего, лжете. Это
ваш великий талант и, насколько я понимаю, увлечение.
   Внезапно наступила тишина, даже Уртейл молчал. Его жирные  щеки  словно
обвисли от удивления, а глаза почти вывалились  из  орбит.  С  неожиданной
страстностью он наклонился в сторону доктора Певераля, поднялся с места  и
с силой ударил по столу правой рукой, совсем рядом с тарелкой Лаки.
   - Ни один лакей Совета... - зарычал он...
   Сразу за Уртейлом вскочил Бигмэн.  Никто  за  столом  не  успел  ничего
разобрать, так как он вскочил со скоростью  нападающей  змеи,  но  рычание
Уртейла внезапно обернулось криком испуга.
   Из руки Уртейла, которой он только что с такой силой  ударил  об  стол,
торчало металлическое лезвие ножа.
   Доктор Певераль быстро отодвинул свой стул,  все  за  столом  зашумели;
все, кроме Бигмэна. Даже Лаки, казалось, был поражен.
   От удовольствия высокий голос Бигмэна казался еще выше.
   - Эй, ты, бочка минерального масла, вытяни пальчики. Расправь ладошку и
размажь себя по стулу.
   Мгновенье Уртейл бессмысленно смотрел на  своего  маленького  мучителя,
потом очень медленно  разогнул  пальцы.  Рука  его  была  цела,  ни  одной
царапины. Нож дрожал, воткнутый в твердую  поверхность  стола,  виден  был
лишь дюйм волнистой люминесцентной поверхности лезвия - не  материального,
это было тончайшее поле нематериальной силы. Лезвие  безошибочно  и  точно
вонзилось в стол между вторым и третьим пальцами Уртейла.
   Уртейл молниеносно отдернул руку, словно попал в огонь.
   Бигмэн хмыкнул от удовольствия:
   - Если ты еще раз поднимешь руку на Лаки  или  на  меня,  негодяй,  мой
ножик ударит по-другому. Что ты на это скажешь? И, кстати, что  бы  ты  ни
говорил, говори вежливо, - он взял свой нож, дезактивировал лезвие и снова
вложил его в неприметную кобуру на поясе.
   Лаки заговорил, слегка нахмурившись:
   - Я не знал, что мой друг вооружен. Думаю, он  сожалеет,  что  испортил
вам обед, но надеюсь, господин Уртейл сделает выводы из этого инцидента.
   Кое-кто засмеялся, а на лице Майндса появилась слабая улыбка.
   Уртейл переводил горящие гневом глаза  с  одного  лица  на  другое.  Он
проговорил:
   - Этого я не забуду. Теперь мне  ясно,  что  сенатор  не  найдет  здесь
поддержки и он узнает об этом. А пока что я остаюсь  здесь,  -  он  сложил
руки, словно приглашая кого-нибудь выставить его.
   Потихоньку разговор стал общим.
   Лаки признался доктору Певералю:
   - Вы знаете, сэр, ваше лицо кажется мне знакомым.
   - Неужели? - астроном несколько принужденно улыбнулся. -  По-моему,  мы
не встречались.
   - Вы были на Церере?
   - На Церере? - старый астроном  с  некоторым  удивлением  посмотрел  на
Лаки. Было очевидно, что он еще  не  совсем  успокоился  после  эпизода  с
ножом.  -  На  этом  астероиде  находится  самая  большая  обсерватория  в
Солнечной системе. Я работал там в молодости, да и сейчас частенько  бываю
там.
   - В таком случае, я мог видеть вас там.
   Говоря это. Лаки не мог  не  вспомнить  о  тех  волнующих  днях,  когда
преследовали капитана Энтона и  пиратов,  устроивших  себе  пристанище  на
астероидах. И особенно день, когда пиратские  корабли  совершили  налет  в
самое  сердце  территории,  контролируемой   Советом,   приземлившись   на
поверхность  Цереры  и  внезапностью  своего  появления   обеспечив   себе
временную победу.
   Но доктор Певераль добродушно качал головой.
   - Разумеется, сэр,  я  бы  вспомнил  вас,  если  бы  имел  удовольствие
встречать прежде. Но мы не встречались.
   - Очень жаль, - вздохнул Лаки.
   - Мне тоже, уверяю вас. Но тогда у меня был  вообще  неудачный  период.
Из-за желудочного  заболевания  я  пропустил  все  захватывающие  события,
связанные с  пиратским  налетом.  Я  узнал  об  этом  только  из  обрывков
разговоров медсестер.
   Доктор Певераль оглядел стол.  Хорошее  настроение  вернулось  к  нему.
Робот с подносом принес десерт. Певераль сказал:
   - Джентльмены, здесь шла речь о  программе  "Свет".  Он  сделал  паузу,
улыбнулся и  продолжал:  -  При  данных  обстоятельствах  это  не  слишком
приятный разговор, но я много думал о  неполадках,  которые  так  огорчают
многих из нас. Пожалуй, сейчас самое подходящее время, чтобы поделиться  с
вами моими соображениями по этому вопросу. Да и доктор  Майндс  здесь.  Мы
хорошо пообедали. Теперь самое время рассказать вам что-нибудь интересное.
   Уртейл нарушил долгую паузу мрачным вопросом:
   - _Вы_ хотите что-то рассказать, доктор Певераль?
   Астроном мягко ответил:
   - Почему бы нет? Мне много раз в жизни приходилось говорить  интересные
вещи. И сейчас я скажу то, что думаю, - он внезапно стал очень  серьезным.
- Мне кажется, я знаю всю правду. Совершенно точно знаю все, как  есть.  Я
знаю, кто и почему устраивает неполадки в связи с программой "Свет".





   Благородное лицо старого  астронома  сияло  удовлетворением,  когда  он
оглядывал сидящих  за  столом:  вероятно,  он  радовался,  что  так  полно
завладел всеобщим вниманием. Лаки тоже оглядел стол. Он отметил,  с  каким
выражением лица встретили сотрудники заявление  доктора  Певераля.  Печать
презрения лежала на широких  чертах  Уртейла,  доктор  Гардома  недоуменно
хмурился, Майндс казался совсем угрюмым. Настроения остальных представляли
разные варианты любопытства и интереса.
   Один  человек  привлек  особое  внимание  Лаки.  Это  был  Хенли   Кук,
заместитель доктора Певераля. Он рассматривал кончики  своих  пальцев,  на
лице его отражались усталость и отвращение.  Но  когда  он  поднял  глаза,
выражение  лица  его  изменилось  -  на  нем  была  маска   непроницаемого
спокойствия.
   Однако Лаки подумал:
   - Я должен поговорить с этим человеком.
   Затем он снова переключил свое внимание на доктора Певераля.
   Доктор Певераль рассуждал:
   - Разумеется, ни один из нас не может быть диверсантом.  Доктор  Майндс
говорил мне, что расследовал  этот  вопрос  и  уверен  в  этом.  Даже  без
расследования я  убежден,  что  ни  один  из  нас  не  способен  на  такие
преступные действия. Тем не менее мы должны признать, что диверсант  умен.
Так  как  производимые  им  разрушения  направлены  исключительно   против
программы "Свет", и вряд ли  можно  предположить,  что  они  случайны  или
исходят от некомпетентного лица. Следовательно...
   Бигмэн взволнованно воскликнул:
   - Ну да, вы хотите сказать, что на Меркурии есть собственная  жизнь?  И
что это все меркурианцы?
   Последовал гул неясных замечаний и смех, Бигмэн покраснел.
   - И все же, - настаивал маленький марсианин, -  разве  доктор  Певераль
говорит не об этом?
   - Не совсем, - мягко ответил доктор Певераль.
   -  На   Меркурии   нет   никаких   признаков   собственной   жизни,   -
безапелляционно сказал один из астрономов. - Уж в этом-то мы уверены.
   Лаки вмешался:
   - Насколько вы в этом уверены? Вы искали здесь жизнь?
   Астроном, который только что говорил, казалось, был озадачен:
   - Разумеется, снаряжались поисковые партии.
   Лаки улыбнулся. Ему приходилось встречать на  Марсе  разумных  существ,
которых не видел ни один человек.  На  Венере  он  обнаружил  полуразумных
обитателей, хотя утверждалось, что там их быть  не  может.  Он  вообще  не
считал кого-либо вправе заявлять, что на той или иной  планете  нет  жизни
или разума.
   Он спросил:
   - Сколько было поисковых партий? Как тщательно велись поиски?  Была  ли
обследована каждая квадратная миля?
   Астроном лишь отвернулся, брови  его  приподнялись,  словно  спрашивая:
зачем?
   Бигмэн усмехнулся, его маленькое лицо сморщилось, и он  стал  похож  на
добродушного гномика.
   Доктор Певераль ответил:
   - Мой дорогой Старр, поисковые экспедиции ничего не нашли.  Хотя  мы  и
допускаем, что не следует совсем исключать возможность существования жизни
на Меркурии, но все же вероятность ее весьма  невелика.  Давайте  считать,
что единственными представителями  разумной  жизни  в  Галактике  являются
люди. Во всяком случае, других мы не знаем.
   Помня о разумных  обитателях  Марса,  Лаки  с  ним  не  согласился,  но
промолчал, и старый ученый продолжал.
   Его прервал Уртейл, к которому мало-помалу вернулось самообладание.
   - К чему вы это все ведете? - спросил он и не смог удержаться, чтобы не
добавить: - Если к чему-то ведете?
   Доктор Певераль не стал прямо отвечать на вопрос Уртейла. Он  переводил
взгляд  с  лица  на  лицо,  намеренно  избегая  встретиться   взглядом   с
исследователем от Конгресса.
   - Дело в том, что люди есть где угодно, не только на Земле. Люди  живут
во многих звездных системах, -  лицо  астронома  странно  изменилось.  Все
черты его заострились, он побледнел, ноздри его раздувались,  словно  гнев
переполнял его.  -  Например,  человеческие  существа  живут  на  планетах
Сириуса. А что, если это они срывают наши исследования?
   - Зачем это им? - задал встречный вопрос Лаки.
   - Почему бы и нет? Они и раньше совершали агрессию против Земли.
   Это была правда. Лаки Старр совсем недавно сам помогал  отразить  атаку
космической флотилии из системы Сириуса, приземлившейся  на  Ганимеде,  но
тогда они убрались из Солнечной системы без особых последствий.  С  другой
стороны, для землян было обычным делом обвинять сирианцев  во  всех  своих
бедах.
   Доктор Певераль с напором утверждал:
   - Я _был_ там. Я _был_  у  Сириуса  всего  пять  месяцев  назад.  Этому
предшествовала большая волокита, так как  Сириус  не  хочет  принимать  ни
иммигрантов, ни  гостей,  но  в  данном  случае  речь  шла  о  межзвездной
астрономической конвенции, и мне  удалось  получить  визу.  Я  решил,  что
следует увидеть все собственными глазами,  и  должен  сказать,  я  не  был
разочарован.
   Планеты  Сириуса  редко  заселены  и  крайне   разобщены.   Живут   там
изолированно, семьями, с собственными источниками энергии  и  службами.  В
каждой семье есть группа  механических  рабов  -  по-другому  это  назвать
нельзя, это рабы в виде позитронных роботов, которые выполняют всю работу.
Сирианские люди считают себя  воинствующей  аристократией.  Любой  из  них
умеет управлять космическим кораблем. Они не успокоятся, пока не  разрушат
Землю.
   Бигмэн беспокойно задвигался в кресле.
   - Марсианские пески, пусть только попробуют.  Пусть  только  попробуют,
вот все, что я скажу.
   - Именно это они  и  сделают,  когда  хорошо  подготовятся,  -  ответил
Певераль, - и, если только мы  срочно  не  предпримем  какие-нибудь  меры,
чтобы  предотвратить  опасность,  они  могут  выиграть.   Чем   мы   можем
противостоять им? Да, у нас есть биллионы населения, но  многие  ли  умеют
жить в космосе? Мы - шесть биллионов кроликов, а  они  -  миллион  волков.
Земля беспомощна, и с каждым годом становится все беспомощней. Мы питаемся
зерном с Марса и дрожжами с Венеры. Мы добываем минералы на астероидах,  а
раньше добывали их на Меркурии, когда тут еще вели разработки в шахтах.
   Видите ли, Старр,  если  программа  "Свет"  осуществится,  Земля  будет
зависеть от космических станций, потому что она через них  будет  получать
солнечный свет. Неужели вы не  понимаете,  насколько  легко  уязвимыми  мы
окажемся? Сирианские налетчики захватят передовые посты  Системы,  вызовут
панику и голод на Земле, даже не утруждаясь атаковать нас впрямую.
   И чем мы можем на это ответить? Не важно, скольких из них мы убьем,  но
уцелевшие сирианцы будут всегда независимы и самодостаточны. Любой из  них
сможет продолжить войну.
   Старый ученый почти задыхался от страсти. Его искренность  не  вызывала
сомнений. Казалось, он наконец высказал все, что долгие годы не давало ему
покоя.
   Лаки скользнул взглядом обратно  на  Хенли  Кука,  заместителя  доктора
Певераля. Тот спрятал лицо, опустив голову на  руки,  опершись  локтями  о
стол. Лицо его было залито краской, однако Лаки показалось,  что  то  была
краска не гнева или негодования, но замешательства.
   Скотт Майндс скептически заметил:
   - Ну и что из этого, доктор Певераль? Живут они у своего Сириуса, зачем
им лететь на Землю? Что они могут от нас получить? Допустим,  они  завоюют
Землю, все равно им ведь придется поддерживать нас...
   - Чепуха! - отрезал старый астроном.  -  Чего  ради?  Им  нужны  земные
ресурсы, а не население. Подумайте об этом. Они уморят  нас  голодом.  Это
будет составной частью их политики.
   - Но, послушайте, - проговорил Гардома, - ведь это же невероятно.
   - Они сделают это не потому, что жестоки, - объяснил доктор Певераль, -
а из политических соображений. Они презирают нас. Для них мы по интеллекту
не  намного  выше  животных.  У  самих  сирианцев  очень  развито  расовое
сознание. С тех пор, как земляне впервые  колонизировали  планеты  системы
Сириуса, они всегда  берегли  себя,  и  им  удалось  избежать  болезней  и
различных нежелательных для них черт нашего характера.
   На вид они все одинаковые, тогда как земляне могут быть  любого  цвета,
размера, формы, вида. Сирианцы считают нас низшей расой. Вот почему они не
хотят, чтобы мы эмигрировали на их планеты. Они не пускали меня на  съезд,
пока правительство не приняло все мыслимые меры. Были  допущены  астрономы
из любых систем, но не с Земли.
   Кроме того, человеческая жизнь, любая человеческая  жизнь,  не  слишком
много для них значит. Они машиноцентричны. Я видел, как они обращаются  со
своими металлическими людьми. Пожалуй, они заботятся о  сирианском  роботе
больше, чем о сирианском человеке. Для них робот стоит сотни  землян.  Они
ласкают этих роботов. Они их любят и ничего для них не жалеют.
   Лаки пробормотал:
   - Роботы дорогие. С ними надо бережно обращаться.
   - Может быть, и так, - ответил доктор Певераль, -  но  люди,  привыкшие
слишком беспокоиться о машинах, становятся  бесчувственными  по  отношению
друг к другу.
   Лаки Старр подался вперед и оперся локтями о стол.  Его  темные"  глаза
были серьезны, как и все его красивое,  еще  чуть  мальчишеское  лицо.  Он
сказал:
   - Доктор Певераль, если у сирианцев такое высокое  расовое  сознание  и
они добились полного единообразия представителей своей расы,  то  в  конце
концов они сами себя уничтожат. Прогресс человечества  обеспечивается  его
разнообразием. Земля, а не сирианские планеты,  стоит  на  передовом  крае
научных исследований. Это земляне поселились на планетах Сириуса, и мы,  а
не наши сирианские кузены, с каждым годом расширяем  сферу  своих  научных
исследований.  Даже  позитронные  роботы,  которых  вы   упомянули,   были
изобретены и разработаны землянами.
   - Да, - ответил астроном, - но земляне не  пользуются  этими  роботами.
Они перевернут всю нашу экономику, а для нас важнее комфорт и  спокойствие
сегодня, чем безопасность завтра. Своими  научными  достижениями  мы  сами
себя ослабляем, тогда как у Сириуса с их  помощью  становятся  сильнее.  В
этом разница и в этом опасность.
   Доктор Певераль снова откинулся в  кресле.  Вид  у  него  был  мрачный.
Механический разносчик подносов убрал со стола.
   Лаки указал на него:
   - Это ведь тоже робот.
   Механический разносчик подносов тихо  выполнял  свою  работу.  Это  был
гладкий предмет, быстро двигавшийся  в  диамагнитном  поле  так,  что  его
изогнутое основание практически  никогда  не  касалось  пола.  Его  гибкие
щупальца аккуратно убирали со стола тарелки,  некоторые  ставили  на  верх
аппарата, некоторые складывали в контейнер на боку.
   - Это обычный  автомат,  -  ответил  доктор  Певераль,  -  у  него  нет
позитронного мозга. Он не может сам адаптироваться к  изменениям  в  своем
задании.
   - Итак, вы считаете, что работу над программой "Свет" срывают сирианцы?
- спросил Лаки.
   - Да. Я так считаю.
   - А зачем это им?
   Доктор Певераль пожал плечами.
   - Возможно, это лишь часть большой программы. Я не знаю, происходят  ли
какие-нибудь неполадки еще где-нибудь в Солнечной системе. Может быть, это
первые опыты по подготовке к крупному вторжению и завоеванию. Сама по себе
программа "Свет" ничего не значит, тогда как сирианская угроза значит все.
Мне хотелось бы довести это до  сведения  Совета  Науки,  правительства  и
народа.
   Хенли Кук прокашлялся и заговорил - впервые за этот вечер.
   - Сирианцы, как и мы, люди. Если они на планете, то где же они?
   Доктор Певераль холодно ответил:
   - Это и должна выяснить поисковая  экспедиция.  Хорошо  подготовленная,
хорошо оснащенная экспедиция.
   - Минуточку, - заговорил Майндс, глаза его сверкали от  волнения,  -  я
был на солнечной стороне, и клянусь...
   -  Хорошо  подготовленная,  хорошо  оснащенная  экспедиция,  -   твердо
повторил старый астроном. - Ваши одиночные полеты ничего не дают, Майндс.
   Инженер запнулся и смущенно замолчал.
   Вдруг Лаки сказал:
   -  Похоже,  вам  все  это  не  нравится,  Уртейл.  Каково  ваше  мнение
относительно предположений доктора Певераля?
   Исследователь поднял глаза на Лаки и долго смотрел на него с ненавистью
и явным пренебрежением. Было очевидно, что он не забыл  и  постарается  не
забыть и впредь разговор за столом.
   - Свое мнение я оставлю при себе. А скажу я вот что: я не дурак,  чтобы
принять за чистую монету все, что вы сейчас здесь наговорили.
   Он замолчал; Лаки подождал, не скажет ли он что-нибудь еще, и,  увидев,
что тот закончил, повернулся к Певералю:
   - Я не уверен, что нужна  очень  основательная  экспедиция,  сэр.  Если
предположить, что сирианцы находятся на  Меркурии,  то,  может  быть,  нам
удастся логически определить их местопребывание?
   - Валяй, Лаки, - тут же выпалил Бигмэн. - Покажи им!
   Доктор Певераль заметил:
   - Я не совсем понимаю вас.
   - Я хочу сказать, что мы должны  подумать,  как  могли  бы  вести  себя
сирианцы в данной  ситуации.  Если  они  регулярно  в  течение  нескольких
месяцев срывают работу по программе "Свет", для них  удобнее  всего  иметь
базу недалеко от места, где осуществляют исследования. В то же  время  эта
база должна располагаться так, чтобы ее было нелегко обнаружить. Во всяком
случае, это последнее условие им удалось осуществить. Так вот,  где  может
быть это близкое, но укромное местечко? Где они устроили свою базу?
   - Давайте разделим Меркурий на две части, солнечную и  темную  стороны.
Мне кажется, было бы глупо с  их  стороны  устраивать  базу  на  солнечной
стороне. Слишком жарко, высокая радиация, и вообще крайне негостеприимно.
   - Не более негостеприимно, чем на темной стороне, - заметил Кук.
   - Нет, нет, - сразу возразил Лаки, -  здесь  вы  ошибаетесь.  Солнечная
сторона, с ее средой, для человека действительно абсолютно непривычна. Вот
темная сторона  -  это  нечто  очень  знакомое.  Это  просто  поверхность,
обращенная к космосу, а условия космоса вполне привычны. На темной стороне
холодно, но не холодней, чем в космосе. Здесь темно и нет воздуха,  но  не
темней, чем в любой части космоса, не освещенной Солнцем  непосредственно.
И уж конечно, не меньше воздуха. Раз люди научились жить в космосе, да еще
с комфортом, они вполне могут жить и на темной стороне.
   - Продолжайте, - сказал доктор Певераль,  его  старые  глаза  сияли  от
интереса. - Продолжайте, мистер Старр.
   - Однако устройство базы, которая должна  работать  несколько  месяцев,
дело не простое. Где-то должен быть корабль или корабли,  которым  в  один
прекрасный день надо будет вернуться к Сириусу. Если же их заберет  отсюда
какой-то другой корабль, у них должны быть большие запасы пищи и  воды,  а
также источники энергии. Все это требует места, и в  то  же  время  должно
быть надежно укрыто. Таким образом, остается только одно  место,  где  все
это можно спрятать.
   - Где, Лаки? - спросил Бигмэн,  почти  подпрыгивая  от  нетерпения.  Уж
он-то ни минуты не сомневался в словах Лаки. - Где?
   - Ну, так вот, - продолжал Лаки, - когда я только прилетел сюда, доктор
Майндс упомянул о заброшенных шахтах на Меркурии. Несколько  секунд  назад
доктор Певераль тоже говорил о бывших шахтах. Из этого я делаю вывод,  что
где-то на планете есть пустые шахтные стволы и коридоры, и они должны быть
расположены либо здесь, либо на южном полюсе, так как  только  в  полярных
районах температурные колебания не очень велики. Все правильно?
   Кук неуверенно сказал:
   - Да, здесь есть шахты. До того, как здесь устроили  обсерваторию,  Дом
под Куполом был центральной шахтой.
   - Значит, мы сидим наверху громадной норы в  Меркурии.  Если  сирианцам
удается так удачно спрятать крупную базу, где же еще ей быть?  Вот  откуда
грозит опасность.
   Шепот удовлетворения послышался за столом, но все замолчали  при  звуке
гортанного голоса Уртейла:
   - Все это очень хорошо, - сказал он, - но к чему  вы  клоните?  Что  вы
собираетесь делать?
   - Мы с Бигмэном, - ответил Лаки, - собираемся войти в шахту, как только
будем к этому готовы. Если там хоть что-нибудь есть, мы найдем это.





   Доктор Гардома резко спросил:
   - Вы собираетесь идти туда одни?
   - Почему бы нет? - вмешался Уртейл. -  Героика  -  это  дешевый  успех.
Конечно, они пойдут одни. Там нет никого и ничего, и они это знают.
   - Хочешь пойти с нами? - спросил Бигмэн. -  Если  оставишь  здесь  свой
длинный язык, то вполне сможешь влезть в скафандр.
   - Зато ты утонешь в любом скафандре, - проворчал Уртейл.
   Доктор Гардома снова сказал:
   - Нет никакой необходимости идти одним, если только...
   - Но это лишь предварительное исследование, - ответил Лаки. - Ничего  с
нами не случится. В конце концов, вдруг Уртейл окажется прав.  Может,  там
действительно ничего нет. В крайнем случае мы будем поддерживать контакт с
Домом под Куполом; надеемся, что справимся с сирианцами, если встретим их.
Мы с Бигмэном привыкли к сложным ситуациям.
   - Кроме того, - добавил Бигмэн, -  и  его  личико  гнома  сморщилось  в
усмешку, - мы с Лаки любим безвыходные ситуации.
   Лаки улыбнулся и встал.
   - Если нас извинят...
   Уртейл сразу  же  поднялся,  повернулся  и  вышел.  Лаки  проводил  его
взглядом.
   Лаки остановил проходившего мимо  Хенли  Кука,  слегка  тронув  его  за
локоть.
   Кук посмотрел на него с участием.
   - Слушаю вас. Чем могу быть полезен?
   Лаки тихо сказал:
   - Не могли бы вы зайти к нам, и как можно скорее?
   - Через пятнадцать минут. Хорошо?
   - Прекрасно.


   Кук почти не опоздал. Он осторожно вошел в комнату. Его худое лицо было
озабочено, и эта озабоченность казалась его обычным состоянием.  Ему  было
хорошо за сорок, и седина уже проступила в его светло-каштановых волосах.
   Лаки извинился:
   - Я забыл сказать вам, где нас найти. Простите.
   Кук удивился:
   - Но я же знаю, где вас поселили.
   - Ну, все равно. Спасибо, что выполнили нашу просьбу.
   - Что вы, - Кук сделал паузу, затем поспешно сказал: - С удовольствием.
Очень рад.
   - Тут случилась маленькая неприятность с одним из  скафандров,  которые
были в этой комнате. Со скафандром для работы на солнечной стороне.
   - Со скафандром? Неужели мы забыли оставить пленку с инструкцией?
   - Нет, нет. Пленку я посмотрел. Совсем другое.
   Кук спросил:
   - Что-нибудь не так?
   - Не так? - вскричал Бигмэн. - Посмотрите сами, - он расправил  рукава,
чтобы показать прорези.
   Кук сначала остолбенел, затем медленно залился краской, глаза его стали
круглыми от ужаса.
   - Я не понимаю... Это невозможно... Здесь, под Куполом!
   Лаки заметил:
   - Самое главное - заменить этот костюм.
   - Но кто мог это сделать? Мы должны выяснить.
   - Не стоит беспокоить доктора Певераля.
   - Нет, нет, - сразу же согласился Кук, словно вовсе не  он  только  что
говорил прямо противоположное.
   - Мы выясним все детали в свое  время.  А  пока  что  мне  хотелось  бы
заменить скафандр.
   - Конечно. Я сейчас же отдам распоряжение. Ничего удивительного, что вы
позвали меня. Великий космос, - он задумчиво встал и,  вероятно,  собрался
уходить.
   Но Лаки остановил его.
   - Погодите, это не так уж важно. Нам с вами надо  поговорить  о  других
вещах. Кстати, пока мы еще не начали разговор... Мне показалось, что вы не
согласны с мнением доктора Певераля о сирианцах?
   Кук нахмурился:
   - Я предпочел бы не обсуждать этот вопрос.
   - Я наблюдал за вами, пока он говорил. По-моему, вы были не согласны.
   Кук снова сел. Он крепко сжал свои костлявые руки и сказал:
   - Доктор Певераль уже старый человек. Он занимался сирианцами много лет
и почти помешался на этой  почве.  Они  ему  мерещатся  под  кроватью.  Он
обвиняет их во всех бедах.  Если  наши  пластины  перегреются  -  виноваты
сирианцы. С тех пор, как он вернулся от Сириуса, стало еще хуже,  так  как
он не может забыть, через что ему пришлось пройти.
   - И через что же ему пришлось пройти?
   - Я предполагаю, что ничего  ужасного  не  было.  Но  он  прошел  через
карантин. Его поселили  в  отдельном  здании.  Иногда  с  ним  были  очень
вежливы, иногда, наоборот, очень грубы. Боюсь, они  просто  не  могли  ему
угодить. Потом к нему  приставили  позитронного  робота  для  персональных
услуг.
   - Он и на это возражал?
   - Он считает, это потому, что они сами не желали к  нему  подходить.  Я
хочу сказать, он _все_ воспринимал как оскорбление.
   - Вы были с ним?
   Кук покачал головой.
   - Сирианцы согласились принять только одного человека, а он старший  по
рангу. Мне пришлось уступить. Он ведь очень стар - слишком стар.
   Кук будто вслух размышлял. Внезапно он поднял голову.
   - Конечно, это все между нами.
   - Безусловно, - заверил его Лаки.
   - А ваш друг? - неуверенно произнес Кук. - Я хочу сказать, он, конечно,
благородный человек, но немножко, как бы выразиться, горяч.
   - Эй, - обиделся Бигмэн...
   Рука Лаки любовно опустилась на голову маленького друга и погладила  по
волосам.
   - Да, он действительно горяч, - согласился Лаки, - как вы  сами  видели
на банкете. Я не  всегда  успеваю  вовремя  остановить  его,  и  когда  он
рассердится, бывает, вместо головы он пускает в ход язык и кулак. Я всегда
должен об этом помнить. Но  если  я  специально  прошу  его  о  чем-нибудь
молчать, он молчит, и все тут.
   - Спасибо, - сказал Кук.
   Лаки продолжал:
   - Вернемся к моему вопросу: вы согласны с  доктором  Певералем,  что  в
данном случае тоже виноваты сирианцы?
   - Нет, не согласен. Откуда они могли узнать о программе "Свет",  и  что
им за дело до этой программы? Не  представляю  себе,  чтобы  они  посылали
корабли  и  людей,  рискуя  навлечь  на  себя  неприятности,  ради   порчи
нескольких кабелей. Что же касается доктора Певераля, то я должен  сказать
вам, что уже некоторое время он чувствует себя задетым.
   - Каким образом?
   - Майндс и его группа прилетели сюда и начали работу,  пока  он  был  у
Сириуса. Он вернулся, а они уже здесь. Он знал, что они  должны  прилететь
сюда, это давно планировалось. Все равно, возвратившись и  обнаружив,  что
они уже здесь, Певераль испытал шок.
   - Он не пробовал избавиться от Майндса?
   - Что  вы,  ничего  подобного.  Он  был  очень  дружелюбен.  Просто  он
почувствовал, что в один прекрасный день его здесь тоже  сменят,  и  может
быть, это произойдет скоро, а ему  ненавистна  сама  мысль  об  этом.  Вот
почему ему приятно ощутить большую ответственность  и  начать  грандиозное
дело сирианцев. Понимаете, это _его игрушка_.
   Лаки кивнул:
   - Скажите, а вы бывали на Церере?
   Кук, казалось, удивился столь внезапной перемене темы, но ответил:
   - Случалось. А в чем дело?
   - С доктором Певералем? Или один?
   - Обычно с ним. Он летает туда чаще, чем я.
   Лаки ухмыльнулся.
   - А вы были в прошлом году, когда пираты совершили налет на Цереру?
   Кук тоже улыбнулся.
   - Нет, но старик был. Мы несколько раз слышали эту историю.  Он  ужасно
злится: практически никогда не болеет, а тут  вдруг  совершенно  вышел  из
строя. Он все это пропустил.
   - Да, вот как получается...  А  теперь,  я  думаю,  пора  поговорить  о
главном. Мне не хочется беспокоить доктора Певераля. Как вы  говорите,  он
старый человек. Вы его заместитель и чуть-чуть помоложе, - Лаки улыбнулся.
   - Разумеется. Чем могу помочь?
   - Я про шахты. Насколько я понимаю, где-то  под  Куполом  есть  записи,
карты,  планы,  какие-то  материалы,  по  которым  мы  сможем   узнать   о
расположении главных стволов  и  так  далее.  Мы,  естественно,  не  можем
блуждать наугад.
   - Уверен, что такие материалы есть, - согласился Кук.
   - А вы сможете их найти и просмотреть вместе с нами?
   - Да, конечно.
   - Как вы считаете, доктор  Кук,  шахты  в  хорошем  состоянии?  Я  хочу
сказать, мы можем не бояться обвалов или чего-нибудь в этом роде?
   - О нет, я уверен, что ничего подобного не может  произойти.  Несколько
стволов находятся прямо под нами, и когда строили обсерваторию, план шахты
внимательно  изучался.  У  стволов  хорошие  опоры,  вы  будете  в  полной
безопасности, особенно если учесть силу тяжести на Меркурии.
   - Как же получилось, - спросил Бигмэн, - что шахты закрыли, если они  в
таком хорошем состоянии?
   - Замечательный вопрос, - сказал Кук,  и  слабая  улыбка  осветила  его
обычно меланхоличное лицо. - Вы  предпочитаете  объяснение  правдивое  или
интригующее?
   - И то, и другое, - тут же ответил Бигмэн.
   Кук предложил закурить, но Лаки с Бигмэном  отказались;  тогда  он  сам
зажег сигарету, но прежде отрешенно повертел ее в руках.
   - Правда такова. Меркурий - очень плотная планета,  поэтому  надеялись,
что она станет  богатым  источником  тяжелых  металлов:  свинца,  серебра,
ртути, платины. И почти не ошиблись: не так богато, как ожидали, но совсем
не плохо. К сожалению, добыча  оказалась  неэкономичной:  содержание  шахт
здесь и транспортировка руды на Землю или даже  на  Луну  для  переработки
подняли стоимость руды слишком высоко.
   Интригующее объяснение совсем другое. Когда пятьдесят лет  назад  здесь
начали строить обсерваторию, работы в шахтах еще; шли полным  ходом,  хотя
некоторые стволы уже начали закрывать.  Первые  астрономы  слышали  разные
истории  от  шахтеров  и  передавали  их  вновь  прибывшим.  Эти   истории
составляют часть Меркурианского фольклора.
   - Что за истории? - спросил Бигмэн.
   - Похоже на то, что шахтеры умирали в стволах.
   - Марсианские пески! - вспылил Бигмэн. -  Везде  умирают.  Вы  думаете,
кто-нибудь живет вечно?
   - Они замерзали насмерть.
   - Как?
   -  Это  было  загадочное  замерзание.  Стволы  в   те   дни   прекрасно
отапливались, в каждом костюме был автономный подогрев. Такие истории, как
вы знаете,  обрастают  подробностями,  и  в  конце  концов  шахтеры  стали
спускаться в шахты не иначе как большими группами,  перестали  заходить  в
боковые стволы, и шахты закрылись.
   Лаки кивнул. Он спросил:
   - Вы достанете планы шахт?
   - Немедленно. И другой скафандр вместо испорченного.
   Сборы напоминали подготовку к большой экспедиции. Принесли и  проверили
новый скафандр вместо прорезанного.
   Затем были принесены и изучены  карты.  Вместе  с  Куком  Лаки  наметил
примерный маршрут экспедиции, проходивший по основным стволам.
   Лаки предоставил Бигмэну  заботиться  о  дополнительных  контейнерах  с
гомогенизированной пищей и водой (все это можно было проглотить, не снимая
скафандра), проверять источники энергии и давление в кислородных баллонах,
а также исправность сборника отходов и регулятора влажности.
   Сам он совершил короткое путешествие на свой корабль "Молния Старр". Он
добрался до корабля по поверхности, захватив  с  собой  пакет,  содержимое
которого было неизвестно Бигмэну. Вернулся он  без  пакета,  но  принес  с
собой два маленьких предмета, которые были похожи на  толстые  пряжки  для
ремней,  слегка  изогнутые,  тускло  блестевшие,  с   красным   стеклянным
четырехугольником в центре.
   - Что это? - спросил Бигмэн.
   - Микроэргометры, - ответил Лаки. -  Экспериментальные.  Знаешь,  вроде
эргометров на борту корабля, только там они прикреплены к полу.
   - И что они могут обнаружить?
   - За сотню тысяч миль, как на корабле, они, конечно,  ничего  не  могут
обнаружить, но выявить источник атомной энергии миль за десять,  наверное,
смогут. Смотри, Бигмэн, вот здесь он заряжается. Понятно?
   Ногтем большого пальца Лаки нажал на маленькую прорезь с одной  стороны
механизма. Металлическая стрелка задвигалась туда-сюда,  и  вдруг  красная
бляшка на поверхности ярко вспыхнула. Лаки поворачивал маленький  эргометр
в разных направлениях. В  каком-то  положении  красная  бляшка  засияла  с
энергией вновь вспыхнувшей звезды.
   - Возможно,  в  этом  направлении  находится  электростанция  Дома  под
Куполом, - сказал Лаки. - Нам надо отрегулировать механизм так,  чтобы  он
на  нее  не  реагировал,  иначе  мы  можем  запутаться,  -   он   принялся
регулировать прибор с помощью двух крошечных контрольных  кнопочек,  почти
невидимых. Работал он с улыбкой, его обаятельное молодое лицо светилось от
удовольствия.
   - Знаешь, Бигмэн, еще не было случая, чтобы я приехал к дяде Гектору  и
он не дал бы мне  какого-нибудь  новейшего  устройства,  разработанного  в
Совете. Он считает, что раз  мы  с  тобой  вечно  рискуем  (как  он  любит
говорить), нам они необходимы. Иногда,  правда,  мне  кажется,  он  хочет,
чтобы мы лишний раз опробовали эти приборы в полевой обстановке. Вот этот,
пожалуй, может оказаться полезным.
   - Каким образом, Лаки?
   - Во-первых, Бигмэн, если в шахтах действительно  сирианцы,  то  у  них
должна быть маленькая  атомная  электростанция.  Без  этого  невозможно  -
энергия нужна для подогрева, для электролитической обработки  воды  и  так
далее. На небольшом расстоянии этот эргометр засечет ее. А во-вторых...
   Он замолчал, и Бигмэн огорченно поджал губы.  Лаки  о  чем-то  думал  и
потом он скажет,  будто  его  мысль  была  слишком  неопределенной,  чтобы
выражать ее вслух.
   - Один эргометр для меня? - спросил он.
   - А как же, - ответил Лаки и бросил ему эргометр, который Бигмэн поймал
на лету.


   Хенли Кук ждал их, когда они уже  в  костюмах,  но  еще  с  непокрытыми
головами вышли из своей комнаты. Шлемы они несли под мышкой.
   - Мне захотелось проводить вас до ближайшего входа в шахты.
   - Спасибо, - сказал Лаки.
   Под  Куполом  заканчивался  период  сна.  Люди   всегда   устанавливали
чередование периодов бодрствования и сна подобно тому, как это  происходит
на  Земле  (даже  там,  где  не  было  ни  дня,  ни  ночи).  Это  помогало
ориентироваться во времени. Лаки специально выбрал этот час: ему совсем не
хотелось входить в шахты во главе процессии любопытных, как того  требовал
доктор Певераль.
   Коридоры были пусты, свет притушен. Они шли, и  тяжелая  тишина  словно
давила, звук шагов казался еще громче.
   Кук остановился.
   - Вот вход номер два.
   Лаки кивнул.
   - Хорошо. Надеюсь, скоро увидимся.
   - Точно.
   Пока Кук со своей обычной мрачной серьезностью возился с замком, Лаки и
Бигмэн одели шлемы, плотно закрепив  их  парамагнитными  застежками.  Лаки
сделал  первый  вдох  консервированного  воздуха  и  испытал   почти   что
наслаждение, так это было для него привычно.
   Сначала Лаки, за ним Бигмэн вступили в воздушный шлюз. Стена  закрылась
за ними.
   - Готов, Бигмэн?
   - А как же, Лаки, - Лаки  услышал  его  слова  в  наушниках;  маленькая
фигура казалась тенью в очень слабом свете шлюза.
   Затем открылась противоположная стена. Они  почувствовали,  как  облако
воздуха вылетело в вакуум, и снова ступили вперед, через отверстие.
   Прикосновение к наружным кнопкам - и стена закрылась за  ними.  На  сей
раз свет исчез совершенно. Наступила абсолютная темнота.
   Они очутились в тихих и пустых шахтах Меркурия.





   Они включили лампы на  своих  шлемах,  и  мрак  рассеялся.  Перед  ними
протянулся тоннель, конец которого терялся в  темноте.  Пучок  света  имел
обычную четкую границу, неизбежную в вакууме. Все, что не попадало в  этот
пучок, оставалось абсолютно черным.
   Высокий человек с Земли и его маленький товарищ с Марса не боялись этой
темноты и шли вперед, спускаясь в чрево Меркурия.
   Бигмэн с  любопытством  оглядывал  тоннель,  освещенный  его  лампой  и
напоминающий тоннели на Луне. Аккуратно закругленный с помощью бластеров и
техники распада, он тянулся  вперед,  прямой  и  ровный.  Рельефные  стены
переходили  в  скалистый  потолок.  Овальное  поперечное  сечение,  слегка
сплющенное сверху и совершенно сплющенное  снизу,  указывало  на  огромную
прочность структуры.
   Бигмэн слышал свои шаги через воздух в скафандре. Шаги Лаки он различал
как чуть заметную вибрацию вдоль стены. Это был не  вполне  звук,  но  для
человека, который провел часть своей жизни в  вакууме  и  почти  вакуумной
среде, эта вибрация была полна смысла. Он умел "слышать" вибрацию твердого
материала так же, как обычный землянин слышит вибрацию воздуха,  именуемую
"звуком".
   Время от времени они проходили мимо скальных колонн,  которые  остались
не взорванными, потому  что  служили  опорой  для  скалистого  слоя  между
тоннелем и поверхностью. Они тоже напоминали лунные  шахты,  только  опоры
были толще, и многочисленнее,  что  было  разумно,  ибо  сила  тяжести  на
Меркурии, хоть это и маленькая планета, в два с половиной раза больше, чем
на Луне.
   Тоннель ответвлялся от основного ствола, по  которому  они  спускались.
Лаки не спешил; он останавливался  у  каждого  ответвления  и  сверялся  с
картой.
   Для Бигмэна самым печальным в этой заброшенной шахте был  след  людской
деятельности: болты,  которыми  когда-то  были  прикреплены  осветительные
пластины, ярким дневным светом озарявшие коридоры, слабые метины там,  где
парамагнитные реле  обеспечивали  тягу  для  вагонеток  с  рудой,  боковые
карманы,  в  которых,  возможно,  располагались  комнаты,  где  шахтеры  в
перерывах обедали у  полевых  кухонь,  или  лаборатории  для  исследования
образцов руды.
   Все демонтировано, все сорвано, кругом голые камни.
   Но не в характере Бигмэна было долго размышлять о таких вещах.  Он  был
обеспокоен, скорее, недостатком действия. Он пришел сюда не на прогулку.
   - Лаки, эргометр ничего не показывает.
   - Я знаю, Бигмэн. Крыша.
   Он сказал это спокойно, без ударения, но Бигмэн знал,  что  он  имел  в
виду.  Он  нажал  на  своем  радиоприемнике  специальную  кнопку,  которая
включала защиту передающей волны и снимала искажения с передачи. Это  было
привычное  для  Бигмэна  и  Лаки  оборудование,  хотя  оно  не  входило  в
традиционную оснастку космического скафандра. Бигмэн  добавил  шифратор  к
радиопульту, когда готовил костюмы, почти автоматически.
   Сердце Бигмэна забилось быстрее. Когда Лаки установил связь между ними,
он почувствовал, что опасность здесь, рядом. Во всяком случае,  ближе.  Он
спросил:
   - Что случилось, Лаки?
   - Пора поговорить, - голос Лаки звучал словно издалека, как  будто  шел
одновременно  отовсюду.  Это  было  неизбежным  следствием  несовершенства
принимающего дешифратора, который не мог снять все шумы. Лаки сказал:
   - Если верить карте, это тоннель номер семь-а.  По  нему  можно  быстро
дойти до одного из вертикальных стволов, выходящих на поверхность. Я пойду
туда.
   Бигмэн удивился.
   - Ты пойдешь? Зачем, Лаки?
   - Чтобы выбраться на поверхность, - и Лаки легко рассмеялся. - Зачем же
еще?
   - А для чего?
   - Чтобы одному пройти по поверхности к ангару и к "Молнии Старр". Когда
я в прошлый раз ходил на корабль, я взял с собой новый скафандр.
   Бигмэн пережевал это и затем медленно спросил:
   - Значит, ты направляешься на солнечную сторону?
   - Именно так. Я направляюсь к большому Солнцу. Я, во всяком случае,  не
могу заблудиться - надо только идти по направлению к отблескам  короны  на
горизонте. Это очень просто.
   - Слушай, Лаки, брось ты это! Я думал, сирианцы сидят в шахте. Разве не
ты сам доказал это на банкете?
   - Нет, Бигмэн, я не доказал это. Я просто быстро  говорил,  так,  чтобы
это звучало убедительно.
   - Так почему же ты не сказал этого мне?
   - Потому что мы уже говорили об этом раньше, я не хочу  возвращаться  к
этому. Я не могу рисковать, ты потеряешь  терпение  в  самый  неподходящий
момент. Если бы я сказал тебе, что наш спуск в шахту - это часть  большого
плана и если бы, не ровен час, Кук чем-нибудь рассердил тебя,  ты  бы  мог
ему все выболтать.
   - Никогда, Лаки. Просто ты не любишь о чем-нибудь говорить, пока у тебя
все не готово.
   - Это верно, - согласился Лаки. - Во всяком случае, дела  обстоят  так.
Мне нужно было, чтобы все поверили, что я  спускаюсь  в  шахту.  Мне  надо
было, чтобы никому и  в  голову  не  могло  прийти,  что  я  собираюсь  на
Солнечную сторону. А добиться этого можно только одним  способом:  сделать
так, чтобы никто, решительно никто, даже ты, Бигмэн, не знал об этом.
   - А зачем это тебе? Ты можешь мне сказать, Лаки, или это  тоже  большой
секрет?
   - Вот что я тебе скажу. У меня есть сильное подозрение, что  весь  этот
саботаж организовывает кто-то под Куполом. Я не верю ни в каких сирианцев.
   Бигмэн был разочарован.
   - Ты хочешь сказать, что здесь, в шахтах, ничего нет?
   - Я могу ошибаться. Но я согласен с доктором Куком. Маловероятно, чтобы
Сириус приложил столько усилий, связанных с установкой секретной  базы  на
Меркурии, ради такой мелочи. Если бы это и входило в планы  сирианцев,  то
они скорее попытались бы  подкупить  какого-нибудь  землянина,  чтобы  это
сделал он. В конце концов, кто прорезал скафандр? Уж в этом-то виноваты не
сирианцы. Даже доктор Певераль не считает, что под Куполом есть сирианцы.
   - Значит, ты ищешь предателя, Лаки?
   - Я ищу диверсанта. Он может быть предателем на  службе  у  Сириуса,  а
может, у него свои причины. Я надеюсь,  что  моя  дымовая  завеса  в  виде
спуска в шахту обманет преступника и он не уйдет, равно как  и  не  станет
готовить мне малоприятную встречу.
   - Какого результата ты ждешь?
   - Узнаю, когда найду.
   - О'кей, - сказал Бигмэн. - Я согласен. Нам по пути. Пошли.
   - Ни в коем случае! - почти испугался Лаки. -  Великая  Галактика,  мой
мальчик! Я сказал, что я пойду. Скафандр только один. Ты останешься здесь.
   Впервые  до  сознания  Бигмэна  дошло  значение  местоимений,   которые
употреблял Лаки. Лаки говорил: "я", "я". Ни разу он не сказал:  "мы".  Они
всегда были вместе, и Бигмэн был убежден, что "я" означает "мы".
   - Лаки! - вскричал он, разрываемый  обидой  и  отчаянием.  -  Почему  я
должен остаться?
   - Потому, что я хочу быть уверен в том, что люди  под  Куполом  думают,
что мы здесь. Возьми карту и иди по маршруту, который  мы  обсуждали,  или
близко к нему. Каждый час держи связь с Куком. Рассказывай  ему,  где  ты,
что видишь, говори все, как есть; ничего  не  надо  придумывать  -  только
говори, что я с тобой.
   Бигмэн задумался.
   - А если они захотят поговорить с тобой?
   - Наври, что я занят. Кричи, что ты только что видел  сирианца.  Скажи,
что ты должен разъединиться. Придумай  что-нибудь,  но  уверь  их,  что  я
здесь. Понятно?
   - Все ясно. Марсианские пески, ты выйдешь на солнечную сторону,  и  все
самое интересное произойдет с тобой одним, а я буду шататься в  темноте  и
играть в игры с радиопередатчиком.
   - Не унывай, Бигмэн, может быть, в шахтах что-нибудь есть. Я не  всегда
прав.
   - Держу пари, что на этот раз ты прав. Здесь внизу _ничего_ нет.
   Лаки не мог отказать себе в удовольствии пошутить.
   - Здесь можно замерзнуть насмерть,  помнишь,  Кук  говорил?  Ты  можешь
исследовать это.
   Бигмэн юмора не понял:
   - Ой, заткнись.
   Последовала короткая пауза. Затем Лаки положил  руку  на  плечо  своего
друга.
   - Извини меня, Бигмэн, это было не смешно. Правда, не унывай! Мы  очень
скоро снова будем вместе. Ты же знаешь.
   Бигмэн сбросил руку Лаки.
   - Ладно. Хватит тянуть резину. Раз ты говоришь, что так надо, значит, я
все сделаю. Только ты ведь там можешь схватить  солнечный  удар,  осел  ты
эдакий, там же не будет меня, чтобы за тобой присмотреть.
   Лаки рассмеялся.
   - Постараюсь быть осторожным.
   Он повернул вниз, к тоннелю "семь-а", но не прошел и  двух  шагов,  как
его окликнул Бигмэн.
   - Лаки!
   Лаки остановился.
   - Что?
   Бигмэн откашлялся.
   - Слушай. Не делай глупостей, ладно? Я хочу сказать, меня ведь рядом не
будет, чтобы вытащить тебя из беды.
   - Ты говоришь прямо как дядя Гектор. Не хочешь ли  ты  сам  последовать
своему совету, а?
   Они не умели по-другому выразить свою привязанность друг к другу.  Лаки
помахал рукой и еще мгновение был виден в луче  лампы  Бигмэна.  Затем  он
повернулся и ушел.
   Бигмэн смотрел ему вслед. Он наблюдал, как фигура постепенно  сливалась
с окружающей темнотой, затем свернула за угол и исчезла из поля зрения.
   Он почувствовал тишину, и ощущение одиночества  усилилось  вдвойне.  Не
будь он Джоном Бигмэном Джонсом, он бы ослабел от такой потери, он был  бы
сломлен, оказавшись в одиночестве.
   Но он был Джон Бигмэн Джонс, и, сжав зубы, он уверенно  пошел  вниз  по
основному стволу.


   Через пятнадцать минут Бигмэн в первый раз вышел на связь с  Домом  под
Куполом. Он был несчастен.
   Как мог он поверить в то, что Лаки действительно надеется  на  какие-то
приключения в шахтах, что сирианцы откликнутся на радиопозывные  Лаки  или
что удастся подслушать их?
   Связь была надежная, но передача барахлила; необходимо  было  набраться
терпения и поискать в эфире.
   Он раздумывал, почему Кук все это разрешил, и вдруг  он  вспомнил,  что
Кук ведь тоже не верил в сирианцев. В них поверил только Бигмэн. Умник!
   От досады на себя он готов был прогрызть корпус корабля.
   Наконец он настроился на Кука и подал условный сигнал.
   Кук тут же ответил:
   - Как слышите?
   - Марсианские пески! Все в порядке. Лаки ушел вперед футов на двадцать,
но пока ничего не видели. Сообщить  больше  нечего,  так  что  даю  отбой,
хорошо?
   - Мне нужно поговорить с Лаки Старром.
   - А что?  -  Бигмэн  старался  говорить  как  можно  непринужденней.  -
Поговорите в другой раз.
   Кук колебался, затем согласился:
   - Хорошо.
   Бигмэн мрачно кивнул сам себе. Другого раза не будет. Он даст отбой,  и
все кончится.
   ...Интересно, сколько ему придется бродить в темноте, пока Лаки  выйдет
с ним на связь? Час? Два? Шесть? А если пройдет шесть часов,  а  связи  не
будет? Сколько ему надо здесь пробыть? И сколько он _сможет_ пробыть?
   А что, если Кук потребует подробную информацию? Как сказал  Лаки,  надо
описывать все, что он увидит, но вдруг Бигмэн не сможет это сделать? Вдруг
он проболтается, что Лаки ушел на солнечную сторону? Лаки  никогда  больше
не будет ему доверять! Ни за что!
   Он отогнал от себя эти мысли. Ни к чему хорошему они не приведут.
   Если бы хоть что-нибудь  его  отвлекло.  Что-нибудь,  кроме  темноты  и
вакуума, слабой вибрации от его собственных шагов и звука его собственного
дыхания.
   Он остановился, чтобы уточнить свое местонахождение в  главном  стволе.
Проверить было не трудно: цифры и буквы с номерами боковых переходов  были
глубоко высечены в стенах, их четкость ничуть не пострадала от времени.
   Однако из-за низкой температуры карта стала  хрупкой,  и  с  ней  стало
трудно обращаться; это не улучшало настроения. Он направил свет  лампы  на
пульт управления на груди,  чтобы  отрегулировать  влажность.  Окошко  его
шлема изнутри слегка запотело от дыхания, может быть, из-за того,  как  он
сказал  себе,  что  температура  внутри  скафандра  поднялась   вместе   с
температурой внутри его самого.
   Он только что кончил возиться с кнопкой и вдруг  резко  поднял  голову,
словно прислушиваясь.
   Именно это он и делал. Он пытался уловить ритм слабой вибрации, которую
он сейчас "расслышал" только потому, что сам не двигался.
   Он задержал дыхание, оставаясь так  же  недвижим,  как  каменные  стены
тоннеля.
   - Лаки? - выдохнул он в  передатчик.  -  Лаки?  -  пальцы  правой  руки
потянулись к пульту. Он прослушал передающую волну. Никто другой ничего бы
не разобрал в этом легком шепоте. Но Лаки все бы понял и  ответил.  Бигмэн
боялся признаться самому себе, как он хотел услышать этот голос.
   - Лаки? - снова спросил он.
   Вибрация продолжалась. Ответа не было.
   Дыхание Бигмэна участилось, сначала он дышал  с  напряжением,  затем  с
дикой радостью  и  возбуждением,  которое  всегда  охватывало  его,  когда
опасность была рядом.
   Кто-то еще был в шахтах Меркурия. Кто-то, но не Лаки.
   Кто  же?  Сирианец?  Неужели  Лаки  все-таки  оказался  прав,  хотя  он
утверждал, что просто создает дымовую завесу?
   Может быть.
   Бигмэн вынул бластер и погасил свет.
   Знают ли они, что он здесь? Они идут сюда, чтобы захватить его?
   Вибрация "звучала" не так, как могут "звучать" шаги  двоих,  троих  или
нескольких человек:  стерто  и  неритмично.  Натренированное  ухо  Бигмэна
отчетливо различало "трум-трум" - это  был  звук  шагов  одного  человека,
который шел не спеша.
   А Бигмэн был готов к встрече с одним человеком где  угодно  и  в  любых
условиях.
   Он тихонько вытянул одну руку и дотронулся до ближайшей стены. Вибрация
стала гораздо "слышнее". Значит, шли оттуда.
   Он осторожно, наощупь, двинулся вперед, слегка касаясь стен.  Вибрация,
которую вызывал тот, другой, была слишком интенсивна, слишком неосторожна.
Или он был уверен, что в шахтах никого нет (как еще минуту  назад  в  этом
был уверен Бигмэн),  или,  если  он  преследовал  Бигмэна,  он  не  совсем
правильно вел себя в вакууме.
   Собственные шаги Бигмэна звучали, как тишайший шепот, он двигался,  как
кошка,  а  вибрация  другого  человека  оставалась  прежней.  Если  бы  он
преследовал Бигмэна по звуку, внезапная перемена в движении Бигмэна должна
была бы изменить и его поведение. Но этого не произошло.  Все  это  только
подтверждало вывод Бигмэна: тот человек думал, что в шахтах он один.
   Бигмэн  пересек  тоннель  и  повернул  направо.  Его  рука   на   стене
одновременно помогала ему идти и указывала путь к незнакомцу.
   Затем он увидел ослепительную вспышку фонаря далеко впереди - луч света
лампы на шлеме  другого  человека  скользнул  по  нему.  Бигмэн  буквально
примерз к стене.
   Свет исчез. Незнакомец пересек тоннель, в котором находился Бигмэн.  Он
не собирался идти по этому тоннелю.
   Бигмэн легко заспешил вперед. Он найдет этот поперечный тоннель и будет
преследовать того, другого.
   Тогда они встретятся. Он, Бигмэн, представитель Земли и Совета Науки, и
враг, представляющий... кого?





   Бигмэн рассчитал правильно. Когда он дошел до отверстия в стене,  лампа
незнакомца виднелась  впереди,  а  сам  он  не  подозревал  о  присутствии
Бигмэна. Должно быть, не подозревал.
   Бластер Бигмэна был наготове. Он мог бы выстрелить, но тогда делать уже
будет нечего. Мертвые не рассказывают историй, а мертвые враги не отвечают
на вопросы.
   Он вел преследование с кошачьим  терпением,  все  сокращая  расстояние,
следуя за лампой и пытаясь понять, кто же этот враг.
   С бластером наготове, Бигмэн начал налаживать  контакт  с  незнакомцем.
Прежде всего радио! Пальцы нажали настройку  на  общую  местную  передачу.
Возможно, враг  не  может  принимать  передачу  на  тех  волнах,  которыми
пользовался Бигмэн. Маловероятно,  но  возможно!  Очень  маловероятно,  но
вполне возможно!
   Впрочем, какое это имеет значение? Всегда есть альтернатива: выстрел из
бластера. Это  будет  явным  свидетельством  его  силы.  Бластер  вызывает
уважение, язык его понятен всем.
   Он заговорил, вкладывая в свой высокий голос всю силу, на  которую  был
способен:
   - Эй, ты, стой! Стой на месте и не оборачивайся! На тебя нацелено  дуло
бластера!
   Бигмэн зажег лампу на своем шлеме и в свете увидел, что враг  замер  на
месте, даже не пытаясь обернуться. Это доказывало, что он слышал  Бигмэна.
Бигмэн скомандовал:
   - А теперь повернись! Медленно!
   Фигура повернулась. Правая рука Бигмэна загораживала луч света, так как
металлическая  скорлупка  лампы  была  прикреплена   к   крупнокалиберному
бластеру. В сиянии света очертания бластера очень успокаивали его.
   Бигмэн сказал:
   - Этот бластер заряжен. Мне и раньше случалось из  него  убивать,  а  я
стреляю без промаха.
   У врага, очевидно, был радиоприемник.  Он  явно  все  слышал,  так  как
взглянул на бластер и сделал движение, словно хотел рукой защититься.
   Бигмэн изучал костюм  врага,  насколько  это  было  возможно.  Скафандр
выглядел очень буднично (неужели у  сирианцев  были  те  же  модели?).  Он
коротко спросил:
   - Вы настроены на волну?
   Услышав голос в наушниках, Бигмэн подпрыгнул  от  неожиданности.  Голос
был знакомый, даже искажения радиопередачи не смогли изменить его:
   - Это малыш, да?
   Никогда в жизни Бигмэну не требовалось столько самообладания, чтобы  не
пустить в ход бластер. Оружие подпрыгнуло у него в руках, а  фигура  перед
ним метнулась в сторону.
   - Уртейл! - заорал Бигмэн.
   Удивление сменилось разочарованием. Никакого сирианца! Только Уртейл!
   Затем его пронзила мысль: что здесь делает Уртейл?
   Уртейл сказал:
   - Ну да, это Уртейл. Так что убери игрушку.
   - Уберу, когда захочу, - ответил Бигмэн. - Что ты здесь делаешь?
   - Шахты Меркурия - не твоя частная собственность, так мне кажется.
   - Раз у меня бластер, они мои, толстомордый негодяй, - Бигмэн  отчаянно
соображал, но, увы, ничего не мог придумать. Ну  что  тут  делать  с  этим
ядовитым скунсом? Отвести его обратно под Купол - значит, выдать, что Лаки
уже не в шахтах. Бигмэн может сказать им, что Лаки отстал, но это  вызовет
подозрения, а то и опасения, когда им не удастся связаться с ним. И потом,
в чем он мог обвинить Уртейла? В конце концов, шахты открыты для всех.
   С другой стороны, не мог же он так и стоять, с дулом,  направленным  на
человека.
   Был бы тут Лаки, он бы что-нибудь придумал.
   И тут словно телепатическая  искра  вспыхнула  в  вакууме  между  двумя
мужчинами. Уртейл внезапно спросил:
   - Кстати, а где Старр?
   - Не твое  дело,  -  ответил  Бигмэн.  Затем  он  спросил  с  внезапным
убеждением: - Ты ведь преследовал  нас?  -  и  слегка  тряхнул  бластером,
словно побуждая Уртейла говорить.
   В свете лампы Бигмэна лицо, почти невидимое за  окошком  шлема,  слегка
наклонилось, словно следя за бластером. Уртейл сказал:
   - А если да?
   Снова наступила пауза.
   - Ты шел по боковому переходу. Ты хотел выйти у нас за спиной.
   - Я сказал - а что если да? - голос Уртейла звучал почти лениво, словно
его владелец совершенно расслабился, и для него было  наслаждением  видеть
направленное на него дуло бластера. Уртейл продолжал: - Где же твой  друг?
Где-нибудь поблизости?
   - Я знаю, где он. Можешь не беспокоиться.
   - А я хочу беспокоиться. Позови его. Твой приемник настроен на  местную
передачу, иначе я не слышал бы тебя так хорошо... Ты не возражаешь, если я
открою свой кран с водой? Пить хочется, - его рука медленно двинулась.
   - Осторожно, - сказал Бигмэн.
   - Всего глоточек.
   Бигмэн напряженно следил за ним. Он не  думал,  что  с  помощью  пульта
управления на груди можно пустить в  ход  какое-нибудь  оружие,  но  можно
внезапно усилить свет, так что он станет ослепляющим,  или...  или...  ну,
что угодно.
   Но пальцы Уртейла закончили  свое  дело,  а  Бигмэн  все  еще  стоял  в
нерешительности, и слышен был только звук глотка.
   - Напугать тебя? - спокойно спросил Уртейл.
   Бигмэн не нашел, что ответить.
   Голос Уртейла стал резким.
   - Ну-ка, позови его. Позови Старра!
   Повинуясь приказному тону, рука Бигмэна шевельнулась и застыла.
   Уртейл рассмеялся.
   - Ты почти сменил настройку, да? Тебе  нужна  передача  на  расстояние.
Здесь его нет, ведь правда?
   - Ничего подобного, - вскричал Бигмэн. Он горел от возмущения. Огромный
желчный Уртейл был умен. Вот он стоит, мишень для бластера, и все  же  это
сражение выигрывает он, потому что чувствует себя хозяином ситуации, в  то
время как положение Бигмэна, который не мог  ни  выстрелить,  ни  опустить
бластер, ни уйти, ни остаться, было просто несостоятельно.
   В голову пришла дикая мысль: а почему бы не выстрелить?
   Но он знал, что не сделает этого. Он  ничем  не  сможет  объяснить  эту
смерть.  И  даже  если  бы  ему   это   удалось,   насильственная   смерть
представителя сенатора Свенсона принесла бы огромный вред Совету Науки.  И
Лаки тоже!
   Был бы Лаки здесь...
   В какой-то степени  оттого,  что  он  этого  очень  хотел,  сердце  его
подпрыгнуло, когда Уртейл слегка приподнял свою лампу и  осветил  коридор,
пробормотав при этом:
   - Нет, все-таки я ошибся, а ты прав. Вот он идет.
   Бигмэн рванулся:
   - Лаки...
   Будь он спокоен, как всегда, он  бы  дождался,  пока  Лаки  подойдет  и
опустит руку ему на плечо, Но Бигмэн отнюдь не был спокоен. Положение  его
было невозможно, его переполняло желание найти какой-нибудь выход.
   Он успел только один раз выкрикнуть "Лаки" и налетел на  тело,  которое
было вдвое массивнее, чем его собственное.
   Еще несколько секунд он продолжал цепляться за свой  бластер,  но  рука
другого человека крепко держала  его  руку,  сильные  пальцы  разжимали  и
выламывали его пальцы. Бигмэн запыхался, голова  кружилась  от  внезапного
нападения, и бластер выпал из его рук.
   Он упал, а когда попытался встать, увидел башней возвышающегося над ним
Уртейла, дуло его собственного бластера было направлено теперь на него.
   - У меня есть свой, - мрачно  сказал  Уртейл,  -  но  я  подумал,  что,
пожалуй, возьму твой. Не двигайся. Оставайся на четвереньках. Вот так.
   В эту минуту Бигмэн ненавидел себя, как никогда.  Позволить  так  глупо
провести себя! Он почти заслуживал смерти.  Он  скорей  умрет,  чем  снова
встретит Лаки и признается ему:
   - Он посмотрел в тоннель за моей спиной и сказал, что ты идешь, поэтому
я обернулся.
   Он проговорил придушенным голосом:
   - Стреляй, если можешь. Стреляй, а потом Лаки все равно выследит тебя и
уж позаботится, чтобы ты провел остаток своей жизни прикованным  к  самому
маленькому и холодному  астероиду,  который  когда-нибудь  использовали  в
качестве тюрьмы.
   - Лаки так сделает? Где же он?
   - Поищи.
   - Я найду его, потому что ты мне скажешь, где он. А прежде всего ты мне
скажешь, зачем он спустился в шахту. Что он здесь делает?
   - Ищет сирианцев. Ты слышал, что он говорил.
   - Ищет газ от комет, - прорычал Уртейл. - Этот  старый  дурак  Певераль
может сколько угодно говорить о них, но твой-то друг ему не поверил ни  на
минуту. Не поверил бы, даже если бы у него были  мозги,  как  у  тебя.  Он
пришел сюда за другим. Говори, зачем.
   - Еще чего!
   - Говори, спасай свою шкуру!
   - Недостаточная причина для меня, - возразил Бигмэн, вставая на ноги  и
делая шаг вперед.
   Уртейл отступил и прислонился к стене.
   - Еще одно движение, и я с удовольствием взорву тебя. Мне  не  очень-то
важно, что ты скажешь. Конечно, это сэкономило бы время,  но  не  слишком.
Провести с тобой больше пяти минут - непозволительная  потеря  времени.  А
теперь послушай, что я тебе скажу. Может быть, ты зарубишь себе  на  носу,
что ни ты, ни твой герой в жестяных латах, Старр, никого не  обманете.  Ни
один из вас не способен ни на что большее, чем  фокусы  с  активированными
ножами, которые вы проделываете с безоружным человеком.
   Бигмэн мрачно подумал: "Вот что задело этого негодяя.  Я  выставил  его
болваном перед всеми, и теперь он хочет, чтоб я перед ним ползал".
   - Если ты все  время  собираешься  болтать,  -  лениво  сказал  Бигмэн,
постаравшись вложить в свой голос как можно  больше  презрения,  -  то  уж
лучше давай стреляй. Лучше пусть меня разорвет на куски,  чем  я  умру  от
твоего бесконечного трепа.
   - Потише, малыш, потише.  Во-первых,  сенатор  Свенсон  метит  в  Совет
Науки. Ты лишь самая маленькая частичка этой цели, а  твой  друг  Старр  -
всего лишь еще одна частичка, не намного больше. Стрелять в эту цель  буду
я. Мы поставим этот Совет на место. Люди на Земле знают, что  он  отравлен
коррупцией, что его сотрудники зря переводят деньги  налогоплательщиков  и
набивают собственные карманы...
   - Все это наглая ложь, - взорвался Бигмэн.
   - Это решит народ. Мы  объясним  людям,  как  их  обманывает  Совет,  и
посмотрим, что они скажут.
   - Только попробуйте! Иди и попробуй!
   - Именно это мы и собираемся сделать. И это  нам  удастся.  И  вот  наш
экспонат номер один: вы двое в шахте. Я знаю, для чего вы здесь. Сирианцы!
Ха! Старр или специально подстроил, чтобы Певераль рассказал эту  историю,
или  просто  умело  этим  воспользовался.  Я  скажу  тебе,  чем   вы   тут
занимаетесь. Вы  хотите  устроить  сирианский  лагерь  и  потом  его  всем
показывать.
   "Я один выследил их, - скажет Старр. - Я, Лаки Старр,  великий  герой".
Ученые мужи поднимут большой шум, а Совет Науки  потихоньку  свернет  свою
программу "Свет". Они уже выжали из этой программы все, что могли, и  пора
устраивать свои делишки... Только ничего из этого не выйдет, потому что  я
поймаю Старра на месте преступления, и он будет по уши в грязи, как и весь
Совет.
   Бигмэна тошнило от  ярости.  Он  готов  был  разорвать  Уртейла  голыми
руками, но сумел сдержаться. Он понимал, почему тот  так  говорит.  Потому
что знает гораздо меньше, чем старается показать. Он  пытается  что-нибудь
вытянуть из Бигмэна и для этого нарочно хочет  разозлить  его.  Но  Бигмэн
отплатит ему той же монетой. И тихим голосом Бигмэн начал:
   - Знаешь что, вонючий негодяй, если кто-нибудь выследит тебя и выпустит
из тебя весь кометный газ, покажется твоя душонка -  размером  с  земляной
орех. Если из тебя вытряхнут всю труху, ничего не останется, кроме мешочка
из грязной кожи.
   - Хватит! - заорал Уртейл.
   Но Бигмэн заорал еще громче, так, что его высокий голос зазвенел:
   - Стреляй, трусливый пират! Ты показал, какой ты трус, за общим столом.
Встань передо мной, как мужчина перед мужчиной, с голыми кулаками - я хочу
посмотреть,  как  ты  снова  струсишь,  хоть  ты  и  очень  много  о  себе
воображаешь.
   Теперь Бигмэн был весь внимание. Пусть Уртейл действует неосмотрительно
и поспешно. Пусть он стреляет, не целясь,  просто  повинуясь  импульсу,  -
Бигмэн отпрыгнет в сторону. Может, он и умрет, но, во всяком  случае,  это
шанс.
   Но Уртейл словно окаменел и стал еще холоднее.
   - Хватит болтать, я все равно убью тебя. И ничего со мной не  случится.
Я скажу, что защищался, и постараюсь, чтобы мне поверили.
   - С Лаки у тебя это не получится.
   - У него будут свои трудности. Когда я с ним  покончу,  его  мнение  не
будет иметь никакого веса, - Уртейл  твердо  держал  в  руках  бластер.  -
Хочешь получить?
   - От тебя? - спросил Бигмэн.
   - Как знаешь, - холодно сказал Уртейл.
   Бигмэн ждал, ждал, не говоря ни слова, пока рука Уртейла не окаменела и
шлем слегка не наклонился, как будто тот целился,  хотя  в  этом  не  было
необходимости на таком расстоянии.
   Бигмэн считал  мгновенья,  пытаясь  вычислить,  когда  ему  надо  будет
сделать отчаянный прыжок, чтобы спасти жизнь, как это сделал Лаки, когда в
него целился Майндс. Но здесь с ним не было товарища, который мог бы сбить
Уртейла так, как он, Бигмэн, сбил тогда Майндса. Да и Уртейл - не нервный,
больной Майндс. Он просто рассмеется и снова прицелится.
   Мускулы Бигмэна напряглись для последнего  прыжка.  Он  приготовился  к
тому, что жить ему осталось не больше пяти секунд.





   Но стоя так, с напряженным до предела телом,  с  мускулами  ног,  почти
вибрирующими от готовности сжаться и  вытолкнуть  тело  в  прыжке,  Бигмэн
вдруг услышал удивленный хриплый возглас.
   Оба они стояли в сером темном  мире,  и  лучи  от  ламп  на  их  шлемах
скрещивались. За пределами этих лучей ничего не было видно, так что  намек
на какое-то движение, происходившее за пределами видимости, сначала не был
понят.
   Его первой реакцией, первой мыслью было: Лаки! Неужели  Лаки  вернулся?
Неужели он сумеет стать хозяином ситуации?
   Но он опять почувствовал движение, и мысль о Лаки угасла.
   Казалось, кусок каменной стены оторвался и медленно, лениво падал,  что
было характерно для Меркурия из-за низкой силы притяжения.
   Это был каменный канат, который непонятным образом  растянулся,  достал
до плеча Уртейла - и прилип к нему.  Один  такой  канат  уже  опоясал  его
талию. Еще один двигался вниз и кружился, словно он был частью нереального
мира замедленного движения. Но как только конец его обернулся вокруг  руки
и груди Уртейла и коснулся металлического покрытия, рука оказалась  плотно
и намертво прижатой к груди. Неповоротливая и с виду хрупкая  скала  будто
обладала могучей силой питона, сжимающего в кольцах свою жертву.
   Если первой реакцией Уртейла было удивление, то  теперь  в  его  голосе
звучал только ужас.
   - Холодно, - хрипло прокаркал он. - Они холодные.
   У Бигмэна кружилась голова, когда он пытался  оценить  новую  ситуацию.
Кусок скалы совсем закрыл  руку  Уртейла  ниже  локтя,  виден  был  только
приклад бластера.
   Наконец, выплыл последний канат. Все они так  походили  на  скалы,  что
были незаметны пока не отделялись от стены.
   Канаты соединялись между собой, словно были  единым  организмом,  но  в
этом организме не было ядра, так сказать, "тела". Это был каменный  спрут,
состоящий из одних щупалец.
   Ход мыслей Бигмэна будто взорвался.
   Он подумал о том, что за долгие века эволюции в скалах  Меркурия  могла
развиться собственная жизнь. Совершенно иная форма жизни, не известная  на
Земле. Жизнь, которая поддерживается только крохами тепла.
   А почему бы нет? Щупальца могут переползать с места на место в  поисках
необходимых крох тепла, Бигмэн ярко представил, как они ползут к северному
полюсу  Меркурия,  где  обосновались  люди.   Сначала   шахты,   а   затем
обсерватория снабжали их нескончаемыми струйками тепла.
   Человек также мог стать их жертвой. А почему бы нет? Человеческое  тело
ведь тоже источник тепла. Случайно в  эту  ловушку  мог  попасть  одинокий
шахтер. Парализованный внезапным холодом и страхом, он не в состоянии даже
позвать на помощь. Через несколько минут его радиопередатчик "садится",  и
он не может дать о себе знать. А потом он вообще замерзает и  превращается
в ледяную статую.
   Сумасшедшая история Кука о смерти в шахтах вовсе не была бессмысленной.
   Все это за мгновение пронеслось в голове Бигмэна, пока сам он оставался
на месте, все еще потрясенный новым поворотом событий.
   Голос Уртейла звучал мольбой и последним хрипом полузадушенного:
   - Не могу... Помоги мне... помоги... Они холодные... Холодно...
   Бигмэн крикнул:
   - Держись! Я иду.
   В один миг исчезла мысль, что этот человек - враг, что  лишь  несколько
мгновений  назад  он  собирался  хладнокровно  убить  Бигмэна.   Маленький
марсианин знал только одно: вот  беспомощный  человек,  зажатый  в  тисках
чего-то нечеловеческого.
   С тех пор, как человек впервые покинул  Землю  и  устремился  навстречу
опасностям и тайнам космоса, сам собой  возник  неписаный  закон:  людские
распри должны быть забыты  перед  лицом  общего  врага,  нечеловеческих  и
бесчеловечных сил других миров.
   Возможно,  не  все  соблюдали  этот  закон,  но  для  Бигмэна  он   был
непреложен.
   Одним прыжком он оказался рядом с Уртейлом, пытаясь оторвать его  руку.
Уртейл промычал:
   - Помоги мне...
   Бигмэн ухватился за бластер, который все еще находился в руке  Уртейла,
стараясь при этом  не  дотрагиваться  до  щупальца,  обернувшегося  вокруг
сжатого кулака Уртейла. Про себя Бигмэн рассеянно  отметил,  что  щупальца
эти не были гладкими, как змеи. Они состояли из отдельных  частиц,  словно
были составлены из многочисленных твердых сегментов, соединенных вместе.
   Другой рукой Бигмэн,  в  поисках  опоры,  на  мгновенье  дотронулся  до
щупальца и тут же  рефлекторно  отдернул  руку.  Он  почувствовал  ледяной
холод, проникающий внутрь и обжигающий.
   Каким бы способом эти существа ни извлекали тепло, это не  было  похоже
ни на что, о чем ему доводилось слышать.
   Бигмэн отчаянно тянул на себя бластер,  раскачивая  и  выкручивая  его.
Сначала он не обратил внимания на прикосновение врага к  своей  спине,  но
потом ледяной холод пронзил его и  не  отпускал.  Попытавшись  отпрыгнуть,
Бигмэн понял,  что  сделать  этого  не  может.  Щупальце  настигло  его  и
обернулось вокруг.
   Двое мужчин были так туго связаны, что казалось, они срослись вместе.
   Физическая боль от холода  нарастала,  и  Бигмэн  рванул  бластер,  как
сумасшедший. Неужели поддался?
   Его остановил голос Уртейла, который прошептал:
   - Бесполезно.
   Уртейл зашатался,  затем  медленно,  под  влиянием  меркурианской  силы
тяжести, опрокинулся набок, увлекая за собой Бигмэна.
   Тело Бигмэна онемело. Оно теряло чувствительность. Он уже не мог  точно
сказать, продолжает ли он держаться за дуло бластера или нет. Если да,  то
действительно ли оно уступило его диким усилиям,  или  это  был  последний
проблеск его жаждущего сознания?
   Лампочка на шлеме светила тускло, так как энергию забирали  прожорливые
канаты.
   Еще немного - и они замерзнут насмерть.


   Оставив Бигмэна в шахтах Меркурия и надев специальный скафандр в тишине
и  спокойствии  "Молнии  Старр",  стоявшей  в  ангаре,  Лаки   ступил   на
поверхность Меркурия и обратил лицо навстречу "белому призраку Солнца".
   Несколько долгих минут он  стоял  не  двигаясь,  снова  вбирая  в  себя
молочное сияние Солнечной короны.
   Любуясь короной, он рассеянно сгибал и разгибал по очереди руки и ноги.
Скафандр со специзоляцией был сделан лучше, чем обычный космический. Кроме
того,  он  был  очень  легкий.  Создавалось  необычайное  ощущение,  будто
скафандра нет. В безусловно безвоздушном пространстве от этого становилось
неуютно,  но  Лаки,  отбросив  в  сторону  все  неприятные   мысли,   стал
разглядывать небо.
   Звезды были так же  многочисленны  и  ярки,  как  в  открытом  космосе,
поэтому не они занимали его внимание.  Его  интересовало  кое-что  другое.
Прошло уже два дня по земному исчислению с тех пор, как он видел небо.  За
два дня Меркурий продвинулся на одну сорок четвертую часть своего пути  по
орбите вокруг Солнца. Следовательно, больше восьми градусов неба появилось
на востоке, и более восьми градусов исчезло на западе. Это  означало,  что
стали видны другие звезды.
   И другие планеты. Венера и  Земля  -  обе  должны  были  появиться  над
горизонтом.
   Вот они. Венера была выше. Яркий,  как  алмаз,  кусочек  белого  света,
гораздо ярче, чем когда смотришь с Земли. С Земли Венеру плохо видно.  Она
находится между Землей и Солнцем,  поэтому  когда  она  оказывается  ближе
всего, с Земли видно только темную сторону. С  Меркурия  Венера  видна  во
всей своей красе.
   В данный момент Венера находилась в трех миллионах  миль  от  Меркурия.
Эти планеты иногда приближаются друг к другу на расстояние около  двадцати
миллионов миль, тогда опытный глаз может увидеть Венеру в виде  крошечного
диска.
   Даже на таком расстоянии, как сейчас, свет ее мог поспорить  со  светом
короны, и, посмотрев себе  под  ноги,  Лаки  сумел,  как  ему  показалось,
разглядеть двойную тень, протянувшуюся от его ног  -  тень,  отбрасываемую
короной (пляшущую)  и  Венерой  (четкую).  Он  подумал,  что  в  идеальных
условиях тень могла бы быть тройной - добавилась  бы  тень,  отбрасываемая
Землей.
   Землю он также нашел без труда. Она была совсем низко над горизонтом, и
хотя светила ярче любой звезды или  планеты,  видимых  на  ее  собственном
небе, свет ее был бледен в сравнении с великолепной Венерой. Она  была  не
столь ярко освещена более далеким от  нее  Солнцем;  на  ней  было  меньше
облаков, поэтому она могла отразить меньше света.  Кроме  того,  она  была
вдвое дальше от Меркурия, чем Венера.
   Все же в некотором отношении она была  несравненно  интересней:  Венера
светила чистым белым светом, тогда как свет Земли был зеленовато-голубым.
   Больше того, рядом с ней, чуть задевая горизонт, виднелся слабый желтый
свет Луны,  ее  спутника.  На  небе  Земля  вместе  с  Луной  представляли
уникальное зрелище по сравнению с планетами,  вращающимися  внутри  орбиты
Юпитера. Двойная планета, неразлучные планеты, таинственно летящие по небу
в компании друг друга, маленькая все время вертится вокруг большой, и  это
выглядит как медленное качание из стороны в сторону.
   Лаки смотрел на эту картину, наверное,  дольше,  чем  следовало,  не  в
состоянии оторваться. Жизнь часто уносила его далеко от родной планеты,  и
от этого Земля становилась ему еще дороже. Все  квадриллионы  человеческих
существ, населяющих Галактику,  происходили  от  землян.  В  течение  всей
истории человечества Земля была практически единственным  домом  человека.
Кто же сможет спокойно смотреть на искорку света, посылаемую Землей?
   Покачав головой, Лаки перевел взгляд. Надо было браться за дело.
   Твердой походкой он направился к мерцающей короне,  стараясь  не  очень
отрывать ноги от поверхности, как и полагается при  низкой  силе  тяжести;
лампочка на шлеме была включена, и он внимательно смотрел вниз,  чтобы  не
оступиться.
   Он уже примерно представлял себе, что он может найти, но пока это  была
лишь идея, не подкрепленная никакими  фактами.  Лаки  ненавидел  обсуждать
подобные идеи, ведь  иногда  это  бывает  просто  интуиция.  Он  не  любил
обдумывать такие вещи даже про себя. Слишком велик был риск  привыкнуть  к
идее  и  начать  воспринимать  ее  за  действительность  и  таким  образом
ненамеренно исключить возможность существования других гипотез.
   Он видел, как это происходит с полным энтузиазма, легковерным и  всегда
готовым действовать Бигмэном. Он не раз видел, как  смутные  предположения
превращались в голове Бигмэна в твердые убеждения.
   Он нежно улыбнулся при мысли о своем маленьком веселом друге. Тот бывал
неблагоразумен, ему не хватало хладнокровия, но он  был  надежен  и  горел
бесстрашием. Лаки предпочитал, чтобы рядом с ним был Бигмэн,  а  не  целая
флотилия вооруженных космических кораблей с гигантами на борту.
   Ему сейчас очень не хватало марсианина с личиком гнома. Именно  сейчас,
когда он парил над поверхностью Меркурия. И,  частично  ради  того,  чтобы
стереть из памяти неприятные ощущения, Лаки вернулся к мыслям о делах.
   Вся беда в том, что здесь слишком много подводных течений.
   Во-первых, Майндс, нервный, неуравновешенный, неуверенный  в  себе.  До
сих пор так и не ясно, была ли его атака  на  Лаки  моментальной  вспышкой
безумия или рассчитанным шагом. Во-вторых, Гардома, друг Майндса. То ли он
был убежденным идеалистом, поверившим в сказку  программы  "Свет",  то  ли
поддерживал Майндса по причинам более практического характера?  Если  так,
то что это за причины?
   Затем Уртейл, основной  очаг  беспокойства.  В  его  намерения  входило
разрушить  Совет,  и  Майндс  стал  главным  объектом  его  атаки.  Однако
заносчивость Уртейла, естественно, вызывала ненависть к нему везде, где бы
он ни появился. Майндс, конечно, ненавидел его,  и  Гардома  тоже.  Доктор
Певераль ненавидел его, но более сдержанно. Он даже не захотел говорить  о
нем с Лаки.
   На банкете Кук,  казалось,  избегал  говорить  с  Уртейлом  и  даже  не
поднимал на него глаза. Было ли это просто потому, что Кук хотел  избежать
острых и едких замечаний Уртейла, или  на  это  были  более  специфические
причины?
   О Певерале Кук был не слишком высокого мнения. Повышенная озабоченность
старика Сириусом конфузила его.
   И еще на один вопрос Лаки очень хотелось бы знать ответ.  Кто  прорезал
его скафандр?
   Факторов накопилось слишком много. Мысль Лаки скользила среди  них,  но
пока ниточка была слишком тонкой. Он по-прежнему  избегал  останавливаться
на чем-то определенном. Его ум должен оставаться свободным.
   Дорога пошла в гору, и он автоматически изменил  походку.  Он  был  так
занят собственными мыслями, что ландшафт, который открылся ему,  когда  он
поднялся по склону, буквально ошарашил его - он не был готов к такому.
   Из-за сломанного горизонта выползал верхний край Солнца, но еще не само
Солнце. Видны были только  протуберанцы,  окружавшие  Солнце,  вернее,  их
маленькие кусочки.
   Протуберанцы были ярко-красные, а один, в самом центре картины, состоял
из горящих, медленно колыхавшихся ручейков.
   Четко видное на фоне скал  Меркурия,  не  затуманенное  атмосферой  или
пылью, это было зрелище неправдоподобной красоты. Языки пламени, казалось,
вырывались из-под темной корки, покрывавшей поверхность  Меркурия,  словно
на горизонте планета была объята огнем, или внезапно прорвался  гигантский
вулкан, и началось извержение.
   Пожалуй, эти протуберанцы были значительнейшим  явлением  на  Меркурии.
Лаки знал, что протуберанец, на которой он смотрит, достаточно  велик  для
того, чтобы проглотить сотню таких планет, как Земля, или  пятьсот  таких,
как Меркурий. Вот он горит атомным огнем, освещая Лаки и все вокруг.
   Он повернул свою лампочку в другую сторону и огляделся.
   Поверхность всех скал, повернутых прямо  к  протуберанцам,  была  омыта
ярко-красным светом, остальные поверхности были черные, как уголь.  Словно
кто-то нарисовал бездонную яму с полосками красного цвета. Вот уж поистине
"красный призрак Солнца".
   Рука Лаки отбрасывала черную тень ему на грудь. Поверхность, по которой
он шел, была полна опасностей, так как пятна света, попадавшие  на  каждую
неровность,  обманывали  глаз:  казалось,  что  можно  правильно   оценить
ландшафт.
   Лаки снова повернул свою лампу  и  двинулся  вперед  по  направлению  к
протуберанцам, видневшимся над изогнутым  горизонтом,  и  с  каждой  милей
Солнце поднималось над горизонтом на шесть минут.
   Это означало, что меньше, чем через милю будет видно уже само Солнце, и
он выйдет на освещенную Солнцем половину Меркурия.
   Лаки и не догадывался, что в тот самый миг Бигмэн был на пороге смерти.
Поворачивая в сторону солнечной стороны, он думал  только  об  одном:  там
кроется опасность и загадка, и разгадка проблемы - тоже там.





   Протуберанцы стали лучше видны. Их красный цвет стал еще  ярче.  Корона
не  пропала  (здесь  не  было  атмосферы,   которая   рассеяла   бы   свет
протуберанцев и размыла мерцающий блеск),  но  теперь  казалась  не  столь
значительной. Звезды были видны и  останутся  видны;  Лаки  знал,  что  на
Меркурии звезды видны, даже когда Солнце в зените. Но  кому  сейчас  нужны
были звезды?
   Лаки бежал вперед ровно и быстро; он мог так бегать часами, не уставая.
При необходимости он мог так  бежать  даже  на  Земле,  невзирая  на  силу
тяжести.
   А потом безо всякого предупреждения, без предварительного  зарева,  без
единого намека - _он увидел Солнце_!
   Вернее, он увидел тончайшую, как волос, линию, и это было  Солнце.  Это
была линия невыносимой яркости, обрисовавшая обломок скалы  на  горизонте,
словно  какой-то  неземной  художник  обвел  эту  серую  скалу  ярко-белой
краской.
   Лаки оглянулся. На неровной почве, по которой он шел, метались всполохи
красного цвета от протуберанцев. Но прямо  у  его  ног  нарождался  прилив
белого цвета, и кристаллы начинали играть в солнечном свете.
   Он опять пошел вперед, и линия света превратилась сначала  в  маленькое
пятнышко, затем пятнышко стало увеличиваться.
   Граница  Солнца  была  четко  видна,  она  чуть-чуть  поднималась   над
горизонтом в середине и нежно закруглялась с обеих сторон.
   Человеку, привыкшему к очертаниям Солнца на Земле,  эта  почти  плоская
кривая внушала благоговение и страх.
   Протуберанцы не утопали  в  солнечном  сиянии;  словно  огненно-красные
волосы, они выползали из края Солнца и шевелились, точно змеи. Разумеется,
протуберанцы окружали Солнце целиком, но увидеть их можно  было  только  у
края диска. На фоне самого Солнца они терялись в мощном сиянии.
   И над всем этим простиралась корона.
   Любуясь этой  картиной,  Лаки  не  переставал  удивляться,  как  удачно
приспособлен к подобным условиям скафандр со специзоляцией.
   Одного не защищенного специзоляцией взгляда на край  Солнца  здесь,  на
Меркурии, было достаточно, чтобы  ослепнуть.  Видимый  свет  сам  по  себе
чрезвычайно ярок, а ведь все кругом насыщено ультрафиолетовыми  лучами,  и
это излучение, не смягченное атмосферой, было губительно для зрения  и,  в
конечном счете, смертоносно.
   Стекло  же  лицевой  пластины  спецскафандра  по   своей   молекулярной
структуре  было   устроено   так,   что   прозрачность   его   уменьшалась
пропорционально яркости света, попадавшего на пластину,  и  Лаки  мог  без
всякого риска смотреть на Солнце, почти не ощущая  дискомфорта.  В  то  же
время свет короны и звезд проходил сквозь стекло неизмененным.
   Спецскафандр защищал его и в других отношениях. Он был пропитан свинцом
и висмутом, это не  сильно  увеличивало  его  вес,  однако  препятствовало
проникновению солнечного  ультрафиолетового  и  рентгеновского  излучения.
Наличие у костюма положительного  заряда  позволяло  отразить  большинство
космических излучений в одну сторону. Собственное магнитное поле  Меркурия
было слабым, но приближенность к Солнцу  обусловливала  высокую  плотность
космических лучей. (В то же время космические лучи состоят из положительно
заряженных протонов, а одноименные заряды отталкиваются.)
   Ну и, конечно, скафандр защищал  его  от  жары,  не  только  с  помощью
специальной  изоляции,  но  и  с  помощью  своей  зеркальной  поверхности,
представляющей собой псевдожидкий молекулярный слой,  который  можно  было
активировать нажатием кнопки.
   В  сущности,  решил  Лаки,  размышляя  о  преимуществах  спецскафандра,
пожалуй, жаль, что такой скафандр нельзя использовать при любых  условиях.
К сожалению, структурная непрочность этого скафандра,  связанная  с  почти
полным отсутствием металла, делала  его  непригодным  во  многих  случаях,
исключая те, когда требовалась защита прежде всего от жары и радиации.
   Лаки уже прошел целую милю по солнечной стороне и не ощущал  чрезмерной
жары.
   Это не удивило его. Домоседам, которые  черпают  знания  о  космосе  из
дешевых фильмов ужасов, солнечная сторона любой планеты, лишенной воздуха,
представляется просто твердой массой, где царит вечная жара.
   Но это сверхупрощение. Многое зависит от высоты Солнца над  горизонтом.
На Меркурии, например, в тех местах, где лишь часть Солнца  виднеется  над
горизонтом, поверхности достигает сравнительно мало тепла, и  эта  малость
распространяется  на  большую  площадь,  так   как   лучи   падают   почти
горизонтально.
   "Погода" изменится, если пройти дальше, в глубь солнечной стороны;  вот
где Солнце будет стоять высоко в небе, и все будет точно так, как  в  этих
фильмах.
   И потом, обычно есть тень. При отсутствии воздуха свет и жара  идут  по
прямой. Ни то, ни другое не может проникнуть в тень, разве что  крошечными
частичками, отражаясь от соседних освещенных  поверхностей.  Поэтому  тени
были черные, как уголь, и в них царил ледяной холод,  хотя  Солнце  всегда
светило очень ярко и сильно грело.
   Лаки обращал все больше  внимания  на  тени.  Сначала,  когда  появился
только верхний край Солнца, почти вся почва оставалась в тени, на ней были
лишь случайные пятнышки света. Теперь, когда Солнце поднималось все выше и
выше, свет распространялся все дальше, и пятна света  сливались,  а  тени,
зацепившиеся позади валунов и холмов, становились отчетливо видны.
   В  какой-то  момент  Лаки  сознательно  нырнул  в  тень,  отбрасываемую
вершиной скалы, которая находилась в сотне ярдов от него,  и  почувствовал
себя так, словно целую минуту  провел  на  темной  стороне.  Тепло  Солнца
пропало. Вокруг почва весело искрилась в солнечном свете,  а  в  тени  ему
пришлось включить лампу на шлеме, чтобы видеть, куда ступать.
   Он не мог не заметить разницы между солнечными и затененными  участками
поверхности, потому что на солнечной стороне у Меркурия было  нечто  вроде
атмосферы. Не в том смысле, как на Земле,  -  никакого  азота,  кислорода,
двуокиси углерода или водяных паров, ничего  подобного.  Но  на  солнечной
стороне местами что-то плавилось. Сера была жидкая, жидкими были кое-какие
летучие  компоненты.  Пары   этих   веществ   клубились   над   перегретой
поверхностью Меркурия. В тени эти пары замерзали.
   Лаки смог лично убедиться  в  этом,  когда  провел  пальцем  по  темной
поверхности выступившей породы и  на  пальце  оказалось  пятно  замерзшего
ртутного инея, мерцавшее в свете его лампы. Как только он вышел на солнце,
пятно быстро превратилось в сверкающие капельки и затем,  чуть  медленней,
испарилось.
   Солнце становилось все жарче. Это не беспокоило Лаки. Даже если  станет
уж очень жарко, он всегда может зайти в тень и охладиться.
   Коротковолновое   излучение   заслуживало   большего   внимания.   Лаки
сомневался, стоит ли  беспокоиться  по  этому  поводу  при  столь  кратком
воздействии. Рабочие  на  Меркурии  очень  боялись  радиации,  потому  что
постоянно облучались  малыми  дозами.  Лаки  вспомнил,  что  Майндс  особо
подчеркнул,  что  диверсант,  которого  он  видел,  стоял  на  Солнце  без
движения. Было естественно,  что  Майндс  обратил  на  это  внимание.  При
хронической экспозиции любое удлинение времени воздействия  радиации  было
просто глупостью. В случае с Лаки,  впрочем,  можно  было  надеяться,  что
воздействие окажется непродолжительным.
   Он бежал через пятна черноватой почвы, которые выделялись на фоне более
обычного для Меркурия красновато-серого цвета. Красновато-серый  цвет  был
хорошо знаком Лаки. Он напоминал  цвет  почвы  Марса,  смесь  силикатов  с
добавками окиси железа, которые и придавали ей красноватый оттенок.
   Черный цвет, скорее, озадачивал. Там, где почва была черная,  она  была
гораздо горячее, так как черный цвет поглощает больше солнечного тепла.
   Он наклонился на  бегу  и  увидел,  что  черные  участки  имели  рыхлую
структуру, но не были похожи  на  песок.  Немного  грунта  попало  ему  на
перчатку. Он рассмотрел его. Это мог  быть  графит,  а  мог  быть  сульфид
железа или меди. Это могло быть что угодно, но  он  был  готов  биться  об
заклад, что это неочищенный сульфид железа.
   Наконец, он сделал остановку в тени скалы и оценил  ситуацию.  Судя  по
тому, что Солнце теперь полностью вышло из-за горизонта, за  полтора  часа
он  прошел  примерно  пятнадцать  миль.  Впрочем,  в  тот  момент   глоток
запасенной жидкости его интересовал  несравненно  больше,  чем  пройденное
расстояние.
   Где-то слева от него должны быть кабели Майндса, вернее, его  программы
"Свет". Справа - другие кабели. Их точное местонахождение  не  важно.  Они
покрывали сотни квадратных миль, и бродить  среди  них  наугад  в  поисках
диверсанта было просто глупо.
   Майндс попытался это сделать на свой страх и риск и  потерпел  неудачу.
Если  объект  или  объекты,   которые   он   видел,   действительно   были
диверсантами, то их могли предупредить из-под Купола. Майндс  не  скрывал,
что направлялся на солнечную сторону.
   А вот Лаки это скрыл. Предупреждения не будет, во всяком случае  он  на
это надеется.
   И потом, у него был помощник, какого не было у Майндса. Он  вытащил  из
кармана скафандра свой маленький эргометр. Он держал  его  перед  собой  в
ладони, освещая лампой.
   Освобожденная красная стрелка яростно запрыгала. Лаки слегка  улыбнулся
и отрегулировал ее. Здесь было много коротковолновой солнечной радиации.
   Пламя погасло.
   Тогда Лаки осторожно вышел на солнце  и  обследовал  горизонт  во  всех
направлениях. Где был источник атомной энергии (но не Солнце), если  такой
источник был? Разумеется, стрелка указывала на Дом под Куполом, но огонек,
который вспыхнул, когда он направил прибор в ту сторону,  стал  еще  ярче,
когда  он  опустил  эргометр.  Энергетическая  станция  Дома  под  Куполом
находилась почти в миле отсюда под поверхностью планеты, и для того, чтобы
указать на нее, было достаточно наклона в двадцать градусов.
   Он медленно повернулся, осторожно удерживая эргометр двумя руками, так,
чтобы блестящий материал его скафандра не блокировал сигнальное излучение.
Повернулся кругом второй раз, третий.
   Ему показалось, что в одном  направлении  на  приборе  появились  очень
короткие вспышки - едва достаточные, чтобы разглядеть их при  таком  ярком
солнечном свете. А может быть,  просто  ему  очень  хотелось  увидеть  эти
вспышки.
   Он попробовал еще раз.
   Ошибки не было!
   Лаки посмотрел в том направлении,  куда  указывал  прибор,  и  двинулся
вперед. Он не скрывал от себя, что прибор  мог  зафиксировать  всего  лишь
кучку радиоактивной руды.


   Один из кабелей Майндса он заметил примерно через милю.
   Это был не  просто  отдельный  кабель,  а  целая  паутина  из  кабелей,
полузарытая в грунт. Он прошел вдоль кабеля ярдов сто и увидел  квадратную
металлическую  пластину  шириной  около  четырех   футов,   очень   гладко
отполированную. Звезды отражались в ней с потрясающей яркостью, словно это
был бассейн с чистой водой.
   Что  ж,  подумал  Лаки,  в  определенном  положении  он  может  увидеть
отражение Солнца. Затем он заметил, что угол наклона пластины  менялся,  и
она  то  становилась  почти  вертикально,  то  лежала  горизонтально.   Он
оглянулся, чтобы разобраться, потому ли она двигалась, что ловила Солнце.
   Вновь посмотрев на пластину, Лаки был поражен. Светлый  квадрат  больше
не был светлым. Он почернел и стал тусклым. Таким тусклым, что даже Солнце
Меркурия во всем своем блеске не могло сделать его хоть немного светлее.
   Он наблюдал дальше. Тусклая  поверхность  задрожала  и  раскололась  на
куски.
   Пластина снова была яркой.
   Он просмотрел еще три цикла; угол  подъема  пластины  ставил  ее  почти
вертикально. Сначала - невероятное  отражение;  затем  совершенно  тусклая
матовая поверхность. Лаки понял, что матовая поверхность поглощала свет, а
гладкая  отражала.  Смена  фаз  была  регулярной,  однако  могла  быть   и
произвольной. Он не мог дольше стоять и наблюдать, да  и  его  познания  в
гипероптике  были  не  столь  велики,  чтобы  разобраться  в  целях  всего
происходящего.
   Вероятно, сотни или даже тысячи таких пластин,  связанных  между  собой
сетью кабелей и получающих энергию от атомных  микропилей  из-под  Купола,
поглощали и  отражали  свет,  повернутые  под  разными  углами  к  Солнцу.
Вероятно, все это каким-то образом могло пересылать световую энергию через
гиперкосмос, и этим процессом можно управлять.
   И, вероятно, порванные  кабели  и  смятые  пластины  мешали  нормальной
работе всей системы.
   Лаки снова  посмотрел  на  свой  эргометр.  Указатель  теперь  светился
гораздо ярче, и он опять пошел в указываемом направлении.
   Ярче, ярче!  Что  бы  там  его  ни  ожидало,  это  что-то  меняло  свое
положение. Источник гамма-лучей не был прикреплен к поверхности Меркурия.
   И _это_ означало, что там была отнюдь не кучка радиоактивной руды.  Там
было что-то переносное, а для Лаки, в свою очередь, это означало, что  там
был человек или что-то принадлежащее человеку.


   Сначала Лаки увидел фигуру - движущуюся песчинку, черную на  фоне  ярко
освещенного грунта.
   К этому времени он уже начал искать тень, чтобы немного остыть.
   Лаки ускорил шаг. Температура снаружи скафандра  еще  не  поднялась  до
точки кипения воды. Внутри, к счастью, температура была значительно ниже.
   Он мрачно подумал: если бы Солнце было над головой, а не на  горизонте,
даже такой скафандр не помог бы.
   Фигура не обращала на него никакого внимания. Она продолжала идти своей
дорогой. Судя по походке, существо не было столь  привычно  к  малой  силе
тяжести, как Лаки. Можно даже сказать, что оно двигалось неуклюже.  И  тем
не менее, фигура передвигалась. Шла по поверхности.
   На ней не было спецскафандра. Даже с такого  большого  расстояния  Лаки
ясно видел металлическую поверхность.
   Лаки приостановился в тени скалы, но тут же сделал над собой  усилие  и
снова вышел на Солнце, не успев как следует остыть.
   Жара, очевидно, ничуть не беспокоила фигуру. Во всяком  случае,  за  то
время, что Лаки наблюдал за ней, она не сделала ни шага, чтобы  спрятаться
в тень, хотя иногда тень была совсем близко.
   Лаки задумчиво покачал головой. Пока все сходилось.
   Он ускорил шаг. Жара начала давать о себе  знать:  казалось,  ее  можно
потрогать и стиснуть в кулаке. Но осталось лишь несколько мгновений.
   Лаки шел уже не своим обычным широким шагом. Вся сила его мускулов была
вложена в гигантские прыжки длиной до пятнадцати футов.
   Он закричал:
   - Эй, ты! Да, ты! Обернись!
   Он сказал  это  властно,  со  всей  силой  убеждения,  на  которую  был
способен, надеясь, что тот, другой,  услышит  радиосигнал  и  не  придется
объясняться знаками.
   Фигура медленно повернулась, и ноздри Лаки раздулись в  знак  холодного
удовлетворения. До сих пор, во всяком случае, все было так, как он ожидал,
ибо фигура эта не была человеческой - в ней не было ничего от человека!





   Фигура была высокая, даже выше Лаки. Она  была  высотой  почти  в  семь
футов и довольно широкая. Глаз различал на ней только металл, блестящий на
солнце и черный в тени.
   Но под этим металлом не  было  плоти  и  крови,  только  снова  металл,
механизмы,  трубки,  микропили,  снабжавшие  фигуру  ядерной  энергией   и
производившие гамма-лучи, которые выявил Лаки своим карманным эргометром.
   У этого создания были чудовищные конечности, и сейчас оно стояло  перед
Лаки, широко расставив  ноги.  Две  фотоэлектрические  клетки,  в  которых
вспыхивал темно-красный свет, заменяли глаза.  Вместо  рта  на  металле  в
нижней части "лица" была прорезь.
   Это был механический человек, робот, и  Лаки  хватило  одного  взгляда,
чтобы понять, что он произведен не на Земле. Позитронных роботов  изобрели
на Земле, но таких моделей там не делали.
   Рот робота равномерно открывался и закрывался, словно он в  самом  деле
говорил.
   - Я ничего не могу расслышать в  вакууме,  робот,  -  Лаки  сказал  это
строго, зная, что очень важно с самого начала подчеркнуть, что он  человек
и, следовательно, хозяин. - Включи радио.
   Теперь рот робота перестал двигаться,  но  в  приемнике  Лаки  зазвучал
голос: хриплый и неровный, с большими промежутками между словами:
   - Что вы здесь делаете, сэр? Почему вы здесь?
   - Не спрашивай меня, - сказал Лаки. - Почему ты здесь?
   Робот мог говорить только правду. Он сказал:
   - Я получил инструкцию периодически разрушать определенные объекты.
   - Кто дал такую инструкцию?
   - У меня есть инструкция не отвечать на этот вопрос.
   - Тебя сделали в системе Сириуса?
   - Меня сконструировали на одной из планет Сирианской конфедерации.
   Лаки нахмурился. У этого существа был  крайне  неприятный  голос.  Лаки
случалось видеть  в  экспериментальных  лабораториях  нескольких  роботов,
изготовленных на Земле. Они получили голоса, которые и прямо, и  по  радио
звучали так же приятно  и  естественно,  как  голоса  хорошо  образованных
людей. Право же, сирианцам следовало бы над этим поработать.
   Его мысль перескочила на более неотложную проблему. Он сказал:
   - Я должен найти затененное место. Пойдем со мной.
   Робот тут же ответил:
   - Я направлю вас в ближайшую тень.
   Он пустился рысцой, его металлические ноги при этом двигались не совсем
четко.
   Лаки  последовал  за  этим  созданием.  Ему  не  нужно  было  указывать
направление в тень, но он хотел понаблюдать за походкой робота, и  немного
отстал.
   То, что  с  большого  расстояния  показалось  Лаки  неуклюжей  походкой
вразвалочку, оказалось вблизи ярко выраженной  хромотой.  Хромой  робот  с
хриплым голосом. Два несовершенства в роботе,  который  внешне  производил
впечатление восхитительного чуда механики.
   Вдруг его осенило, что  робот,  вероятно,  не  приспособлен  к  жаре  и
излучению на Меркурии. Наверное, такие воздействия повредили его. Лаки был
ученым, и это опечалило его. Машина была слишком  красива,  чтобы  ее  так
портить. Лаки с восхищением рассматривал робота. Под массивным черепом  из
хромированной стали находился "мозг" машины в  форме  яйца  и  размером  с
человеческий мозг. Он состоял из  губчатого  платиново-иридиевого  сплава,
внутри которого квадриллионы квадриллионов позитронов возникали и исчезали
за миллионные доли секунды. Возникая  и  исчезая,  они  следовали  заранее
вычисленными  путями,  которые  упрощенно  дублировали   думающие   клетки
человеческого мозга.
   Инженеры сделали такой расчет  этих  позитронных  путей,  чтобы  роботы
служили человечеству, и вложили в эти пути "Три Закона Роботов".
   Первый Закон состоял в том, что робот не может вредить человеку сам,  и
допускать, чтобы ему был нанесен вред. Это никак не  разъяснялось.  Нельзя
было заменить или превратно истолковать этот Закон.
   Второй Закон состоял в том, что  робот  должен  повиноваться  приказам,
кроме тех, которые нарушают Первый Закон.
   Третий Закон позволял роботу защищаться, но только не нарушая при  этом
Первого и Второго Законов.
   Лаки отвлекся от своих размышлений, когда робот споткнулся  и  чуть  не
упал. На почве не было никаких неровностей, насколько Лаки мог видеть:  ни
малейшей щелочки, за которую робот мог бы зацепиться. Если бы она была, ее
бы выдала черная полоска тени.
   Поверхность здесь была гладкая, как стол. Робот  изменил  походку  безо
всякой причины и упал на бок. Он отчаянно размахивал  конечностями,  чтобы
встать. Когда это ему удалось, он возобновил свой бег в  тень,  как  будто
ничего не случилось.
   Лаки подумал: он явно в плохом рабочем состоянии.
   Они вместе вошли в тень, и Лаки включил свою лампу. Он сказал:
   - Это плохо, что ты ломаешь нужное оборудование. Ты этим наносишь  вред
человеку.
   Никакие эмоции не отразились на лице робота, да и не могли  отразиться.
В голосе тоже не было эмоций:
   - Я подчиняюсь приказу.
   - А как же Второй Закон? - сурово спросил  Лаки.  -  Ты  же  не  можешь
подчиняться приказам, которые наносят вред человеческим  существам.  Таким
образом ты нарушаешь Первый Закон.
   - Я не видел никаких людей. Я никому не нанес вреда.
   - Ты нанес вред людям, которых ты не видел. Говорю тебе, ты сделал это.
   - Я не вредил ни одному человеку,  -  упрямо  повторил  робот,  и  Лаки
нахмурился,  услышав  это   бездумное   повторение.   Несмотря   на   свою
отполированную внешность, модель эта была, похоже, не слишком совершенна.
   Робот продолжал:
   - Я получил инструкцию избегать  людей.  Меня  всегда  предупреждали  о
приближении людей, но меня не предупредили о вас.
   Лаки разглядывал сияющий меркурианский пейзаж, большей частью грубый  и
серый, в котором были,  впрочем,  большие  участки  рыхлой  черной  почвы,
которая казалась обычной для этой части Меркурия. Он думал о Майндсе: тому
дважды удалось выследить робота (теперь его рассказ стал понятным), но  он
так и не сумел подойти к нему ближе. Его собственное тайное  вторжение  на
солнечную сторону, да еще и с эргометром, к счастью, удалось. Внезапно  он
с нажимом спросил:
   - _Кто_ велел тебе избегать людей?
   Лаки не очень надеялся провести робота. У робота механический ум, думал
он. Его нельзя провести или обмануть,  как  нельзя  обмануть  лампочку  на
шлеме скафандра, сделав вид, что ты нажал кнопку включения.
   Робот ответил:
   - Я получил инструкцию не отвечать на этот вопрос,  -  затем  медленно,
скрипучим голосом, словно против воли, он сказал: - Я не  хочу,  чтобы  ты
продолжал задавать мне такие вопросы. Они меня смущают.
   "То, что ты нарушаешь Первый Закон, тебя не смущает", - подумал Лаки.
   Он нарочно вышел из тени на Солнце. Робот последовал за ним:
   - Какой у тебя серийный номер?
   - РЛ-726.
   - Очень хорошо, РЛ-726, ты понимаешь, что я человек?
   - Да.
   - Я недостаточно защищен, чтобы выносить жару меркурианского Солнца.
   - Я тоже.
   - Я понял это, - сказал Лаки, помня, как несколько  минут  назад  робот
чуть не упал. - Все равно человек гораздо хуже приспособлен для этого, чем
робот. Ты понимаешь это?
   - Да.
   - А теперь слушай. Я  хочу,  чтобы  ты  прекратил  свою  разрушительную
работу  и  хочу,  чтобы  ты  сказал  мне,  кто  дал  тебе  приказ   ломать
оборудование.
   - Я получил инструкцию...
   - Если ты не будешь мне подчиняться, - громко сказал Лаки, - я останусь
здесь на солнце до тех пор, пока не  умру,  и  тогда  ты  нарушишь  Первый
Закон, потому что ты позволишь  мне  умереть,  хотя  можешь  не  допустить
этого.
   Лаки мрачно ждал. Свидетельство робота, конечно,  не  будет  принято  к
сведению ни в одном суде, но оно подтвердит,  что  Лаки  напал  на  верный
след, если робот скажет то, чего ожидает Лаки.
   Но робот колебался. Один глаз его вдруг  стал  поблескивать  (еще  одно
несовершенство!), затем он  заговорил.  Сначала  вместо  слов  послышалось
только  громкое  клокотанье,  потом  он,  запинаясь,  почти  как   пьяный,
произнес:
   - Я перенесу вас в безопасное место.
   - Я буду сопротивляться, - сказал Лаки, - и тебе придется  нанести  мне
вред. Если же ты ответишь на мой вопрос,  я  сам  вернусь  в  тень,  и  ты
спасешь мне жизнь, не нанеся при этом вреда.
   Тишина.
   Лаки возобновил разговор:
   - Ты скажешь мне, кто приказал тебе ломать оборудование?
   И вдруг робот наклонился вперед, подошел к Лаки и  остановился  в  двух
футах от него.
   - Я просил вас не задавать мне этот вопрос.
   Руки его протянулись, словно он хотел схватить Лаки, но он не  завершил
движение.
   Лаки мрачно наблюдал,  ничуть  не  волнуясь.  Робот  не  мог  повредить
человеческому существу.
   Но тут робот поднял одну из своих мощных рук и поднес ее к голове,  как
это сделал бы человек при головной боли.
   _Болит голова_!
   Внезапная мысль обрушилась на Лаки. Великая  Галактика!  Он  был  глуп,
слеп, преступно слеп!
   Не ноги робота были не в порядке, не его голос, и  не  его  глаза.  Как
могла на них повлиять жара? Конечно  же,  был  поврежден  сам  позитронный
мозг, его нежный позитронный мозг, подвергнутый прямому воздействию жары и
излучениям меркурианского Солнца в течение... какого же времени? В течение
месяцев?
   Мозг был уже частично разрушен.
   Если бы  этот  робот  был  человеком,  любой  сказал  бы,  что  у  него
умственный спад, что он на пути к безумию.
   Сумасшедший робот! Сведенный с ума жарой и радиацией!
   Как долго продержится Третий Закон в этом  полуразрушенном  позитронном
мозге?
   А Лаки Старр стоял, угрожая роботу своей смертью,  и  этот  робот,  уже
почти сумасшедший, протягивал к нему руки.
   Сама дилемма, перед которой поставил робота Лаки, наверное,  приближала
его к безумию.
   Лаки начал осторожно отступать. Он спросил:
   - Тебе лучше?
   Робот ничего не ответил. Он убыстрил шаги.
   Лаки подумал: "Если он собирается нарушить Первый Закон, значит, он  на
пороге полного распада. Позитронный мозг должен быть совсем разрушен, если
он способен на  такое.  С  другой  стороны,  робот  терпит  уже  несколько
месяцев. Он может просуществовать в таком виде еще столько же".
   Лаки отчаянно рассуждал сам с собой, пытаясь приостановить  действия  и
подумать еще. Он спросил:
   - У тебя голова болит?
   - Болит? - сказал робот. - Я не понимаю значение этого слова.
   Лаки сказал:
   - Мне становится жарко. Давай лучше пойдем в тень.
   Больше никаких разговоров  о  том,  что  он  изжарится  насмерть.  Лаки
отступал в тень почти бегом.
   Голос робота прогромыхал:
   - Мне было  сказано  пресекать  всякое  вмешательство  в  отданные  мне
приказы.
   Лаки достал бластер и вздохнул. Будет очень обидно, если  ему  придется
разрушить робота. Это было замечательное творение человека, и Совет мог бы
с пользой исследовать его устройство. А просто уничтожить, не получив даже
необходимой информации - это было отвратительно. Он сказал:
   - Стой.
   Руки робота взмахнули на бегу, и  Лаки  пролетел  на  волосок  от  них,
воспользовавшись в полной мере преимуществами меркурианской силы тяжести.
   Если бы можно было как-нибудь сманеврировать  в  тень;  если  бы  робот
последовал за ним туда...
   Прохлада могла бы успокоить пришедшие в  негодность  позитронные  пути.
Робот стал бы более управляемым, более разумным, и Лаки, возможно, был  бы
избавлен от необходимости его уничтожить.
   Лаки снова  увернулся,  и  снова  робот  кинулся  за  ним,  из-под  его
металлических ног вылетали  фонтанчики  черного  песка,  быстро  опадавшие
обратно, так как на планете отсутствовала атмосфера, в которой этот  песок
мог бы  задержаться  в  суспензии.  Это  была  жуткая  гонка,  безмолвный,
бесшумный бег человека и робота в вакууме.
   Уверенность  Лаки  росла.  Движения  робота   становились   все   более
неуклюжими.  Контроль   над   механизмами   и   реле,   управлявшими   его
конечностями, был явно нарушен и нарушался все больше.
   Тем не менее робот  явно  пытался  вывести  его  из  тени.  Вне  всяких
сомнений, он хотел убить Лаки.
   И все равно Лаки не мог заставить себя выстрелить из бластера.
   Он внезапно остановился. Робот тоже остановился.  Они  стояли  лицом  к
лицу, их разделяло пять футов, они  стояли  на  черном  пятнышке  сульфида
железа.  Чернота,  казалось,  еще  усиливала  жару,  и   Лаки   чувствовал
нарастающую слабость. Робот мрачно стоял между Лаки и тенью. Лаки сказал:
   - Прочь с дороги, - говорить было трудно.
   - Мне было  сказано  пресекать  всякое  вмешательство  в  отданные  мне
приказы. Вы вмешивались в них.
   У Лаки не было выбора. Он просчитался. Ему  еще  ни  разу  не  пришлось
усомниться в незыблемости Трех Законов - ни при каких обстоятельствах.  Он
слишком поздно осознал правду, и  результатом  его  просчета  была  угроза
собственной жизни и необходимость уничтожить робота.
   Он грустно поднял бластер.
   Почти тут же он понял, что допустил второй просчет.  Он  слишком  долго
ждал,  и  накопление  тепла  и  усталости  сделало  его  тело   такой   же
несовершенной машиной, как и тело робота. Рука его с трудом  поднялась,  а
робот вдруг показался ему вдвое больше, чем в действительности.
   Робот двинулся, и на этот раз  усталое  тело  Лаки  не  смогло  сделать
достаточно быстрое движение. Бластер был выбит и улетел.  Рука  Лаки  была
плотно сжата металлической рукой, другая металлическая рука обняла его  за
талию. Даже при  самых  благоприятных  обстоятельствах  Лаки  не  смог  бы
противостоять силе стальных мускулов механического робота. Этого  не  смог
бы сделать ни один человек. Сейчас  он  почувствовал,  что  теряет  всякую
способность к сопротивлению. Он ощущал только жару.
   Робот сжимал его все сильнее,  сваливая  Лаки  назад,  словно  тот  был
тряпичной куклой. Лаки вспомнил о структурной  непрочности  спецскафандра.
Обычный космический  скафандр  вполне  защитил  бы  его  даже  от  робота.
Спецскафандр был бесполезен. В любой момент какая-нибудь его деталь  могла
не выдержать.
   Лаки беспомощно шевелил свободной рукой, пальцы касались черного  песка
внизу.
   Одна мысль вспыхнула в его голове. Он отчаянно  попытался  собрать  все
свои силы для одного последнего удара, чтобы предотвратить смерть от  руки
безумного робота, казавшуюся неизбежной.





   Неприятное  положение,  в  котором  оказался  Лаки,   было   зеркальным
отражением того положения, в котором  оказался  несколькими  часами  ранее
Бигмэн, с той лишь разницей, что Бигмэну угрожала не жара,  а  нарастающий
холод. Каменные "канаты" держали его  так  же  прочно,  как  металлический
робот держал Лаки. Правда, у Бигмэна еще оставалась надежда. Его  немеющие
пальцы отчаянно цеплялись за бластер, сжатый в руке Уртейла.
   И бластер поддавался. Собственно говоря, он освободился так неожиданно,
что онемевшие пальцы Бигмэна чуть не выронили его.
   - Марсианские пески! - пробормотал он, держась за бластер.
   Если бы он знал, где у этих щупалец  находится  самое  уязвимое  место,
если бы он мог взорвать любую часть их, не задев  Уртейла  или  себя,  все
было бы просто. Увы, он  мог  только  рискнуть  и  надеяться,  правда,  не
слишком сильно, на удачу.
   Его правый палец  вертел  кнопку,  регулирующую  силу  взрыва.  У  него
кружилась голова, а это был плохой знак. Уже  несколько  минут  Уртейл  не
подавал никаких признаков жизни.
   Он задал минимальную силу  взрыва.  Еще  одно:  надо  нажать  на  курок
указательным пальцем, и при этом не уронить бластер.
   Великий Космос! Он не должен уронить его.
   Указательный палец дотронулся до нужного места и нажал.
   Бластер нагревался: он видел  тусклый,  красный  блеск  сквозь  решетку
дула. Это было очень плохо для решетки - бластер не был  предназначен  для
использования в качестве теплоизлучателя, но другого выхода не было.
   Собрав все оставшиеся силы, Бигмэн забросил бластер как можно дальше.
   Затем ему показалось, что действительность на миг  покачнулась,  словно
он вот-вот потеряет сознание.
   Потом он почувствовал первый прилив тепла,  крохотный  росточек  тепла,
который вошел в его тело из  работающей  системы  энергоснабжения.  Бигмэн
слабо вскрикнул от радости. Этого тепла было достаточно -  он  понял,  что
энергию больше не поглощают прожорливые тела теплососущих щупалец.
   Он пошевелил руками. Поднял ногу. Руки и ноги были  свободны.  Щупальца
исчезли.
   Лампочка на шлеме разгорелась ярче, и  он  смог  хорошо  разглядеть  то
место, куда упал бластер. Место, но не сам бластер: там,  где  должен  был
быть бластер, лениво шевелилась масса серых извивающихся щупалец.
   Дрожащими руками  Бигмэн  схватил  бластер  Уртейла,  поставил  его  на
минимальный нагрев  и  зашвырнул  подальше.  Это  отвлечет  чудовищ,  если
иссякнет энергия в первом бластере.
   Бигмэн быстро сказал:
   - Эй, Уртейл! Ты меня слышишь?
   Ответа не было.
   Собрав все силы, он потащил за собой фигуру  в  космическом  скафандре.
Лампочка  на  шлеме  Уртейла  мигала,  а  индикатор   автономной   системы
энергоснабжения указывал, что система пока  работает.  Температура  внутри
скафандра должна быстро прийти в норму.
   Бигмэн связался с Домом под Куполом. Другого решения в настоящий момент
быть не могло. Они ослаблены, источники питания  почти  не  работают  -  в
таком состоянии еще одна встреча с меркурианской жизнью может убить их. Уж
как-нибудь он постарается не подвести при этом Лаки.
   Было просто удивительно, как быстро их нашли.


   Выпив две чашки кофе и поев горячей еды,  окруженный  светом  и  теплом
Дома под Куполом, неунывающий Бигмэн уже  рассматривал  недавно  пережитый
кошмар всего лишь как неприятное происшествие в прошлом.
   Доктор  Певераль  хлопотал  вокруг  него,   похожий   одновременно   на
взволнованную  мамашу  и  на  нервного  пожилого  джентльмена.  Его  серые
стальные волосы были растрепаны.
   - Вы уверены, Бигмэн, что с вами все в порядке? Никаких неблагоприятных
эффектов?
   - Я прекрасно себя  чувствую.  Никогда  не  чувствовал  себя  лучше,  -
настаивал Бигмэн. - Вопрос о том, док, как там Уртейл?
   - Вероятно, с ним все будет в порядке, - голос астронома стал  холоден.
- Доктор Гардома осмотрел его и считает, что он не так плох.
   - Хорошо, - проговорил Бигмэн почти радостно.
   Доктор Певераль спросил с некоторым удивлением:
   - Вы беспокоитесь за него?
   - Еще как, док. Я на него рассчитываю.
   Вошел доктор Хенли Кук, почти дрожа от волнения.
   - Мы послали людей в шахту посмотреть, не удастся ли  поймать  одно  из
этих созданий. Они  взяли  с  собой  нагревающиеся  подушки.  Знаете,  как
наживку для рыбы, - он повернулся к Бигмэну. - Вам крупно повезло, что  вы
от них избавились.
   Голос Бигмэна зазвенел от возмущения и обиды.
   - Это было не везение, а ум. Я  понял,  что  большинство  из  них  ищет
просто прямой источник тепла. Я понял, что это их любимый вид энергии. И я
дал им ее.
   Вскоре доктор Певераль ушел,  но  Кук  остался  -  говорил  о  чудищах,
расхаживая туда-сюда и беспрерывно рассуждая вслух.
   -  Вы  представляете?  Старые  истории  о  холодной  смерти  в  шахтах,
оказывается,  не  выдуманы.  Нисколько  не  выдуманы!   Подумать   только!
Обыкновенные каменные щупальца действуют, как  тепловые  губки,  высасывая
энергию отовсюду, где только удается присосаться.  Вы  их  точно  описали,
Бигмэн?
   - Конечно. Когда поймаете, увидите сами.
   - Какое открытие!
   - Как могло случиться, что их не обнаружили раньше? - спросил Бигмэн.
   - Судя по вашим рассказам, они сливаются с окружающей средой.  Защитная
мимикрия. И потом, они нападают только на одинокого человека. Возможно,  -
он заговорил быстрее, оживленнее, пальцы его  при  этом  переплетались,  -
здесь  действует   какой-то   инстинкт,   какие-то   зачатки   интеллекта,
заставляющие их прятаться и не попадаться на глаза. Я уверен в  этом.  Они
обладают своего рода умом, который заставляет  их  держаться  подальше  от
нас. Они знают, что единственный способ оставаться в  безопасности  -  это
быть невидимыми, поэтому они нападают только на одинокого, без  спутников,
человека. И вот в течение тридцати  или  более  лет  ни  один  человек  не
спускался  в  шахту.  Бесценные  источники  необыкновенного  тепла   ушли,
щупальца все же ни разу не поддались соблазну проникнуть  в  сам  Дом  под
Куполом. Но когда люди, наконец, снова вошли в шахту, искушение  оказалось
слишком велико, и одно существо совершило нападение, несмотря на  то,  что
там было два человека, а не один. Для них это нападение оказалось роковым.
Их обнаружили.
   - Почему они не переберутся на солнечную сторону, раз им нужна  энергия
и они такие умные? - поинтересовался Бигмэн.
   - Возможно, там слишком жарко, - сразу сказал Кук.
   - Они кинулись на бластер. Он был нагрет докрасна.
   - Вероятно, на солнечной стороне слишком сильное излучение. Может быть,
они не могут к нему адаптироваться. А может  быть,  на  солнечной  стороне
существует другой вид подобных существ. Откуда мы знаем? Может  быть,  те,
которые живут на темной стороне, питаются радиоактивными рудами и  блеском
короны.
   Бигмэн пожал плечами. Подобные рассуждения он считал бесполезными.
   Кук, казалось, тоже переменил  ход  мыслей.  Он  задумчиво  смотрел  на
Бигмэна, ритмически поглаживая одним пальцем подбородок.
   - Итак, вы спасли жизнь Уртейлу.
   - Совершенно верно.
   - Что ж, наверное, это хорошо. Если бы Уртейл  умер,  они  бы  обвинили
вас. Сенатор Свенсон постарался бы как следует потрепать нервы  и  вам,  и
Старру, и Совету. Никакие объяснения не помогли бы. Раз вы  присутствовали
при смерти Уртейла, значит, вы виноваты.
   - Послушайте, - сказал Бигмэн, беспокойно задвигавшись, - когда я  могу
увидеть Уртейла?
   - Когда угодно, как только разрешит доктор Гардома.
   - Соединитесь с ним и скажите, что я хочу видеть Уртейла.
   Кук задумчиво разглядывал маленького марсианина.
   - Что вы задумали?
   Так как то, что задумал Бигмэн,  было  связано  с  силой  тяжести,  ему
пришлось частично посвятить в свой план Кука.


   Доктор Гардома открыл дверь и кивнул Бигмэну, чтобы он вошел.
   - Можете поговорить с ним, Бигмэн, - прошептал он. - Мне он уже надоел.
   Он вышел, и Бигмэн с Уртейлом снова оказались один на один.
   Джонатан Уртейл был слегка бледен (там, где не зарос щетиной),  но  это
был единственный знак испытания, через которое  ему  довелось  пройти.  Он
растянул губы в дикарской ухмылке.
   - Я цел, если ты пришел убедиться в этом.
   - Я пришел убедиться именно в этом. А также задать тебе один вопрос. Ты
все еще веришь в этот бред, якобы  Лаки  Старр  хотел  построить  в  шахте
сирианскую базу, чтобы всех обмануть?
   - Я докажу это.
   - Слушай, приятель, ты же знаешь, что это ложь, и ты собираешься добыть
лжеулики. Поддельные доказательства! Я, конечно, не ожидал, что ты  будешь
ползать у меня в ногах и благодарить меня за то, что я спас тебе жизнь...
   - Погоди! - лицо Уртейла медленно покраснело. - Я помню только, что  та
штука свалилась на меня совершенно неожиданно. Это был несчастный  случай.
Я не знаю, что случилось после этого. И не поверю тому, что скажешь _ты_.
   Бигмэн заорал в ярости:
   - Ах ты, грязь космическая, да ты звал на помощь!
   - Где твои свидетели? Я ничего не помню.
   - А как, ты воображаешь, ты смог выбраться оттуда?
   - Я ничего не воображаю. Может быть, эти штуки  сами  сползли  с  меня.
Может быть, их вообще не было. Может быть, это упал  кусок  скалы  и  сшиб
меня. Если ты пришел сюда, ожидая, что я буду рыдать у тебя на плече и дам
обещание не трогать твоего дружка, то я тебя разочарую. Если  тебе  больше
нечего мне сказать - до свиданья.
   Бигмэн сказал:
   - Ты кое о чем забыл. Ты пытался убить меня.
   - Где свидетели? Если ты сейчас же не выкатишься, я  нахмурюсь  и  сдую
тебя отсюда, карлик!
   Героическим усилием Бигмэн сохранил спокойствие.
   - Я заключу с тобой сделку, Уртейл. Ты пустил в ход все  угрозы,  какие
только смог придумать, и все лишь потому, что ты на  полдюйма  выше  и  на
полфунта тяжелей, но в тот единственный раз, когда я тебе нанес  удар,  ты
уполз в сторону.
   - У тебя был активированный нож, а я был безоружен. Не забывай об этом.
   - Я сказал, что ты трус. А вот теперь встань передо мной так, как есть,
без оружия, и давай поборемся! Или ты еще слишком слаб?
   - Слишком слаб - для тебя? Да я два года проваляюсь в  больнице  и  все
равно не стану слишком слаб для тебя!
   - Тогда борись! Перед свидетелями!  В  энергетическом  отсеке  довольно
места. Я уже договорился с Хенли Куком.
   - Кук, должно быть, ненавидит тебя. Как насчет Певераля?
   - Его никто не спрашивал. И Кук совсем не ненавидит меня.
   - По-моему, ему не  терпится,  чтобы  тебя  убили.  Но  боюсь,  что  не
доставлю ему этого удовольствия. Почему я должен драться с полпинтой  кожи
и ветра?
   - Трус!
   - Я спросил почему? Ты сказал, что заключишь со мной сделку.
   - Верно. Если выиграю я, то  не  скажу  никому  ни  слова  о  том,  что
случилось в шахте, о том, что действительно случилось. Если выиграю я,  ты
оставишь в покое Совет.
   - Хороша сделка. Какое мне дело, что ты станешь болтать обо мне?
   - Значит, ты не боишься проиграть, так?
   - О Космос! - восклицание было весьма красноречиво.
   Бигмэн сказал:
   - Итак?
   - Ты, наверное, думаешь, что я дурак. Если я буду драться с тобой перед
свидетелями, то меня привлекут к суду за  убийство.  Да  если  я  до  тебя
пальцем  дотронусь,  я  тебя   раздавлю.   Пойди   поищи   другой   способ
самоубийства.
   - Ладно. На сколько больше меня ты весишь?
   - На сто фунтов, - презрительно сказал Уртейл.
   -  На  сто  фунтов  жира,  -  взвизгнул  Бигмэн,  и  его  личико  гнома
искривилось в свирепой гримасе. - Вот что я тебе скажу. Давай драться  при
меркурианской силе тяжести. Это даст тебе преимущество в сорок  фунтов.  И
твоя инерция остается при тебе. Достаточно честно?
   - О Космос, да я бы просто разок  вмазал  тебе,  чтобы  приклеить  твой
большой рот к твоей несчастной маленькой рожице.
   - У тебя есть шанс это сделать. Так по рукам?
   - Клянусь Землей, вот это сделка! Постараюсь тебя не убить, но это все,
что я могу обещать. Ты сам напросился, ты умолял меня.
   - Правильно. А теперь пошли. Пошли, - Бигмэн был  так  взволнован,  что
говорил, не переставая  при  этом  подпрыгивать  и  чуть-чуть  боксировать
кулачками, легко, как птичка. В сущности,  ему  так  не  терпелось  скорее
начать  эту  дуэль,  что  он  ни  разу  даже  не  вспомнил  о  Лаки  и  не
почувствовал, что тот в опасности. Он и не догадывался, что совсем недавно
Лаки вступил в более опасную схватку, чем  та,  которую  собирался  начать
Бигмэн.


   В  энергетическом  отсеке  стояли  громадные   генераторы   и   тяжелое
оборудование,  но  там  было  достаточно  свободного  места  для  собраний
персонала. Это была старейшая часть  Дома  под  Куполом.  В  самом  начале
существования Дома, еще до того, как была взорвана галерея первой шахты на
Меркурии,   здесь    на    раскладушках,    между    генераторами    спали
инженеры-строители. Сейчас это место иногда использовалось даже для  общих
вечеринок.
   В данном случае оно должно было стать рингом, и Кук вместе с полдюжиной
техников остановился у боковых линий в некотором сомнении.
   - Это все? - спросил Бигмэн.
   Кук ответил:
   - Майндс и его люди на  солнечной  стороне.  Десять  человек  в  шахте,
разыскивают ваши канаты,  а  остальные  работают  с  инструментами,  -  он
оценивающе посмотрел на Уртейла и спросил: - Вы  уверены  в  том,  что  вы
затеяли, Бигмэн?
   Уртейл разделся до пояса. Грудь и  плечи  у  него  были  густо  покрыты
волосами, и он с гордостью атлета поигрывал своими мускулами.
   Бигмэн равнодушно посмотрел в сторону Уртейла.
   - С тяжестью все в порядке?
   - Мы выключим ее по  сигналу.  Я  все  приготовил  так,  чтобы  это  не
затронуло работающих под Куполом. Уртейл согласен?
   - Разумеется, - Бигмэн улыбнулся. - Все в порядке, приятель.
   - Надеюсь, - горячо отозвался Кук.
   Уртейл спросил:
   -  Когда  мы  начнем?  -  затем,  оглядев  маленькую  группу  зрителей,
поинтересовался: - Кто-нибудь будет ставить на обезьянку?
   Один из техников посмотрел на Бигмэна с неловкой усмешкой. Бигмэн, тоже
раздевшийся до пояса, казался удивительно гибким, но  разница  в  размерах
придавала матчу гротесковый вид.
   - Никаких пари, - сказал техник.
   - Вы готовы? - спросил Кук.
   - Я готов, - ответил Уртейл.
   Кук  облизал  свои  бледные  губы  и  дернул  ручку  выключателя.  Звук
работающих генераторов изменился.
   Бигмэн качнулся от внезапной потери  веса.  Остальные  тоже  качнулись.
Уртейл споткнулся,  но  быстро  встал  и  осторожно  двинулся  в  середину
свободного пространства. Он не позаботился поднять руки, а просто стоял  в
абсолютно расслабленной позе.
   - Давай, жук, начинай, - сказал он.





   Со своей стороны  Бигмэн  мягко  продвигался  вперед,  делая  медленные
грациозные шаги, словно на пружинах.
   Так оно и было - в какой-то степени.  Сила  притяжения  на  поверхности
Меркурия была почти в точности такой же, как на поверхности  Марса,  и  он
чувствовал  себя  как  дома.  Его  холодные   серые   глаза,   внимательно
наблюдавшие за противником, отмечали каждое колебание тела Уртейла, каждый
узелок,  обозначавший  внезапно  напрягшуюся  мышцу,  когда  тот   пытался
держаться прямо.
   Небольшие ошибки даже в способе удерживать  равновесие  были  неизбежны
для человека, работающего при непривычной для себя силе тяжести.
   Бигмэн внезапно запрыгал с ноги на ногу из стороны в сторону;  движения
были как бы сломаны, это походило на танец и  в  то  же  время  сбивало  с
толку.
   - Что это такое? - раздраженно прорычал Уртейл. - Марсианский вальс?
   - Вроде того, - ответил Бигмэн.  Его  рука  взлетела  вперед,  и  голые
костяшки сжатого кулака с шумом ударили  Уртейла  в  бок,  отчего  толстяк
пошатнулся.
   Публика ахнула от изумления, и кто-то закричал:
   - Давай, парень!
   Бигмэн  стоял,  подбоченясь,  в  ожидании,  пока   Уртейл   восстановит
равновесие.
   Через пять секунд Уртейлу это удалось, но теперь у него на боку  горело
сердитое красное пятно, и такие же, еще более  сердитые  пятна  горели  на
щеках.
   Он сделал мощный выпад правой рукой, ладонь которой была  полураскрыта,
словно он считал достаточным  одного  шлепка,  чтобы  навсегда  убрать  со
своего пути это кусачее насекомое.
   Но удар все продолжался, и тянул Уртейла за собой. Бигмэн нырнул, когда
ладонь была от него в каких-то долях  дюйма,  проделав  это  со  спокойной
уверенностью  своего  превосходно   координированного   тела.   Уртейл   в
результате усилий, предпринимаемых, чтобы  остановить  собственный  выпад,
качнулся назад, к Бигмэну.
   Бигмэн  поставил  ногу  на  задницу  Уртейла  и  мягко  оттолкнулся.  В
результате отдачи он легко отпрыгнул  назад  на  другую  ногу,  тогда  как
Уртейл падал вперед в гротесково замедленном движении.
   По сторонам раздался смех.
   Один из зрителей выкрикнул:
   - Я передумал, Уртейл. Я заключу пари.
   Уртейл будто не слышал этого. Он снова повернулся лицом к  Бигмэну,  из
уголка его толстых губ вытекла вязкая капля слюны и потекла по подбородку.
   - Включите тяжесть! - хрипло закричал он. - Пусть она будет нормальная!
   - В чем дело, бочка? - поддразнил его Бигмэн. - Разве сорока  фунтов  в
твою пользу не достаточно?
   - Я убью тебя. Я убью тебя! - кричал Уртейл.
   - Валяй! - Бигмэн раскинул руки в издевательском приглашении.
   Но Уртейл угрожал всерьез. Он кружил  вокруг  Бигмэна,  очень  неуклюже
подпрыгивая.
   - Сейчас я пущу в ход свои тяжелые ноги, жук,  и  уж  если  я  тебя  за
что-нибудь схвачу, то этот кусок я оторву.
   - Давай, хватай.
   Мужчины, наблюдавшие за поединком, настороженно  притихли.  Уртейл  был
громадный, как бочка, сутулый, руки его  болтались  туда-сюда,  ноги  были
широко расставлены. Он удерживал равновесие, ловя ритм тяжести.
   В сравнении с ним Бигмэн выглядел хрупким стебельком. Он был  грациозен
и уверен в себе, как танцовщик, но все же выглядел до обидного маленьким.
   Бигмэн, казалось, совсем не волновался. Внезапно оттолкнувшись  ногами,
он высоко подпрыгнул, а когда  Уртейл  ринулся  на  поднявшуюся  в  воздух
фигуру, Бигмэн поднял ноги и опустился позади своего соперника, прежде чем
тот смог обернуться.
   Раздались громкие аплодисменты, и Бигмэн усмехнулся.  Он  сделал  почти
пируэт, нырнув под одну из  угрожавших  ему  громадных  рук,  дотянулся  и
крепко ударил краем ладони по бицепсу своего противника.
   Уртейл подавил крик и снова завертелся.
   Теперь Уртейл сохранял ужасающее спокойствие  и  не  реагировал  ни  на
какие провокации Бигмэна. Со своей  стороны,  Бигмэн  старался,  как  мог,
заставить Уртейла быстро двигаться, чтобы он потерял равновесие.
   Вперед - назад; быстрые, острые удары, которые кажутся  порхающими,  но
на самом деле очень чувствительны.
   Но в голове маленького марсианина росло уважение к Уртейлу. Тот  дрался
всерьез. Он охранял землю,  на  которой  стоял,  как  медведь,  отражающий
нападение охотничьей собаки. А Бигмэн был охотничьим псом,  который  может
только вертеться, пытаясь схватить, заманивать  в  ловушку,  но  старается
держаться подальше от медвежьих лап.
   Уртейл был даже внешне похож на  медведя:  со  своим  волосатым  телом,
маленькими глазками, налитыми кровью, и небритым лицом с выдающейся нижней
челюстью.
   - Дерись, приятель, - съязвил Бигмэн, - а то я один развлекаю зрителей.
   Уртейл медленно покачал головой.
   - Подойди поближе, - сказал он.
   - Ну конечно, - легко согласился Бигмэн,  кинувшись  вперед.  Движением
быстрым, как молния, он схватил Уртейла  сбоку  за  челюсть,  и  в  то  же
мгновенье пролетел у него под рукой.
   Рука  Уртейла  двинулась  было,  но   поздно,   и   движение   осталось
незаконченным. Он слегка покачнулся.
   - Попробуй еще раз, - попросил он.
   Бигмэн попробовал еще раз, на сей раз согнувшись и  нырнув  под  другой
рукой, завершив представление маленьким поклоном в благодарность за  крики
одобрения.
   - Попробуй еще раз, - сказал Уртейл заплетающимся языком.
   - Пожалуйста, - сказал Бигмэн. И бросился вперед.
   На этот раз Уртейл тщательно подготовился. Он не пошевелил ни  головой,
ни руками, но его правая нога выстрелила вперед.
   Бигмэн согнулся вдвое, почти вися в воздухе, или  попытался  согнуться,
но это ему не совсем удалось. Его лодыжка  была  поймана  и  на  мгновенье
грубо припечатана ботинком Уртейла. Бигмэн взвизгнул от боли.
   Быстрым  движением  Уртейл  пронес  его  вперед,  и  Бигмэн  судорожным
отчаянным толчком о его спину ускорил это движение.
   На этот раз Уртейл, уже лучше освоившийся с малой силой тяжести, не был
так далеко отброшен вперед и быстрее  восстановил  равновесие,  тогда  как
Бигмэн,  у  которого  горела  лодыжка,  двигался   кругом   с   испуганной
неловкостью.
   С диким криком Уртейл ринулся на марсианина, и Бигмэн,  опиравшийся  на
здоровую ногу, оказался недостаточно проворен. Его правое плечо  очутилось
в громадном, словно окорок, кулаке, его правый локоть - в  другом  кулаке.
Вместе дуэлянты повалились.
   Зрители разом закричали, и Кук с серым, как пепел, лицом наблюдавший за
поединком, каркающим голосом воскликнул:
   - Прекратите драку! - но никто не обратил на это внимания.
   Крепко держа Бигмэна, Уртейл встал на ноги, подняв  марсианина,  словно
тот был перышком.  Бигмэн,  с  лицом,  искривленным  от  боли,  извивался,
пытаясь достать ногами до пола.
   Уртейл глухо прокричал в ухо маленького человечка:
   - Ты думал, что очень умный, раз тебе удалось заставить  меня  бороться
при низкой силе тяжести. Ты и теперь так думаешь?
   Бигмэн не терял времени на раздумья. Надо во что бы то ни  стало  одной
ногой достать до пола... Или хотя бы до коленной чашечки  Уртейла,  потому
что его  правая  стопа  как  раз  напротив  колена  Уртейла.  Этого  будет
довольно.
   Бигмэн сильным толчком откинулся назад.
   Уртейл качнулся вперед. Само по себе это не было опасно для Уртейла, но
его   балансирующие   мускулы   сделали   слишком   большое   усилие,   не
соответствующее силе  тяжести,  и,  пытаясь  выпрямиться,  он  качнулся  в
сторону. Бигмэн, ожидавший этого, тут же сместил центр  тяжести  и  ударил
вперед.
   Уртейл упал так внезапно, что зрители не  успели  разглядеть,  как  это
произошло. Бигмэн почти выкрутился на свободу.
   Он стоял на карачках, как кошка, но его правая рука была все еще сжата.
Бигмэн положил левую руку на запястье Уртейла и неожиданно  быстро  ударил
снизу коленом по его локтю.
   Уртейл  взвыл  и  ослабил  хватку,  меняя  положение,   чтобы   уберечь
собственную руку, иначе Бигмэн сломал бы ее.
   Бигмэн  воспользовался  этим  шансом.  С  быстротой  бьющей  струи   он
полностью высвободил свою зажатую руку,  не  отпуская  при  этом  запястье
Уртейла. Свободной рукой он вцепился в плечо  Уртейла  выше  локтя.  Таким
образом, он теперь держал левую руку Уртейла в двух местах.
   Уртейл пытался встать на ноги, в это время тело  Бигмэна  согнулось,  и
мышцы спины напряглись. Он разгибался, копируя движения встающего Уртейла.
   Мускулы Бигмэна, объединившись с усилиями Уртейла, медленно  приподняли
это  громадное  тело  над  полом,  впечатляюще  демонстрируя,  чего  можно
достигнуть при низкой силе тяжести.
   Хотя мускулы его были напряжены так, что могли порваться, Бигмэн поднял
торс Уртейла еще выше, а затем  отпустил,  наблюдая  за  его  падением  по
траектории  параболы.  Согласно  земным  стандартам,   падение   выглядело
гротесково замедленным.
   Все наблюдали за падением и для всех была неожиданностью перемена  силы
тяжести. Полная земная сила тяжести обрушилась на них с силой и  скоростью
выстрела из бластера, и Бигмэн упал на колени, больно  подвернув  лодыжку.
Зрители также упали - раздался хор криков боли и удивления.
   Бигмэн лишь краем глаза увидел, что произошло с Уртейлом. Перемена силы
тяжести застала его почти на верхнем конце параболы, прихлопнув его вниз с
резким ускорением. Он со стуком ударился головой о защитную колонну одного
из генераторов.
   Бигмэн, с трудом поднявшись, пытался вернуть разум в свои пустые мозги.
Он зашатался и увидел распростертую фигуру Уртейла и рядом с ним  стоящего
на коленях Кука.
   - Что случилось? - вскричал Бигмэн. - Что случилось с силой тяжести?
   Другие повторили тот же вопрос. Насколько Бигмэн мог разобрать, Кук был
единственным, кто  оказался  на  ногах,  единственным,  кто  способен  был
думать.
   - Не обращайте внимания на силу тяжести, - сказал Кук. - Уртейл...
   - Он ранен? - спросил кто-то.
   - Уже нет, - Кук поднялся с колен. - Я уверен, что он умер.
   Они неловко сгрудились вокруг тела.
   - Лучше позвать доктора Гардому, - Бигмэн едва сам себя слышал,  говоря
это. Мрачные предчувствия обрушились на него.
   - У вас будут неприятности, - сказал Кук. - Вы убили его, Бигмэн.
   - Его убила перемена силы тяжести.
   - Это будет трудно объяснить. Вы его бросили.
   - Я отвечу за все. Не волнуйтесь.
   Кук облизал губы и посмотрел в сторону.
   - Я позову Гардому.


   Гардома  прибыл  через  пять  минут,  и  краткость   его   исследования
доказывала, что Кук не ошибся.
   Врач поднялся на ноги, вытирая руки носовым платком. Он мрачно сказал:
   - Умер. Повреждение черепа. Как это случилось?
   Несколько  человек  заговорили  одновременно,  но  Кук  движением  руки
заставил всех замолчать. Он сказал:
   - Поединок между Бигмэном и Уртейлом...
   - Между Бигмэном и Уртейлом! - взорвался доктор Гардома. - Кто допустил
это? Вы с ума сошли! Разрешить Бигмэну драться с...
   - Потише, - сказал Бигмэн. - Я-то цел.
   В порядке самозащиты Кук сердито сказал:
   - Совершенно верно, Гардома, умер Уртейл. А на драке настаивал  Бигмэн.
Вы признаете это, не так ли?
   - Конечно, я признаю это, - ответил Бигмэн. - А еще я говорил, что  это
должно быть при силе тяжести Меркурия.
   Глаза доктора Гардомы широко раскрылись.
   - Сила тяжести Меркурия? Здесь? - он посмотрел  на  свои  ноги,  словно
удивляясь, что за  штуки  с  ним  проделывает  его  разум,  и  неужели  он
действительно легче, чем он чувствует.
   - Меркурианской силы тяжести уже нет, - сказал Бигмэн, - потому  что  в
самый критический момент поле псевдотяжести вдруг переключилось на  полную
земную тяжесть. Бам! Вот так! Это и убило Уртейла.
   - Почему псевдотяжесть  переключилась  на  земной  уровень?  -  спросил
Гардома.
   Последовала тишина.
   Кук слабо выдавил:
   - Могло быть короткое...
   - Чушь, - отрезал Бигмэн. - Рычаг поднят вверх. Он не сам поднялся.
   Последовала новая пауза, крайне неприятная.
   Один из техников прокашлялся и сказал:
   - Может быть, кто-то из нас, возбужденный поединком, двигался кругом  и
случайно задел его плечом, даже не подозревая об этом.
   Другие охотно согласились. Один из них воскликнул:
   - Великий Космос! Это случайность.
   - Мне придется доложить об этом случае, Бигмэн, - сказал Кук.
   - Хорошо, - маленький марсианин сохранял спокойствие. - Я уже арестован
за убийство?
   - Н-нет, - Кук замялся. - Я не арестую вас, но я должен доложить,  и  в
конце концов вас, может быть, арестуют.
   - Угу. Что же, спасибо за предупреждение, -  в  первый  раз  с  момента
возвращения из шахты Бигмэн вдруг подумал о Лаки. Да, хорошенький  сюрприз
ожидает Лаки, когда он вернется.
   Как это ни странно, маленький марсианин волновался, хотя и был  уверен,
что сумеет выбраться из беды... и на процессе показать Лаки одну  или  две
штучки.
   Послышался новый голос:
   - Бигмэн!
   Все посмотрели наверх.  Это  был  Певераль,  который  шел  по  пандусу,
спускавшемуся с верхних уровней.
   - Великий Космос, Бигмэн, вы  здесь,  внизу?  И  Кук?  -  затем,  почти
обиженно: - Что здесь происходит?
   Казалось, никто не может вымолвить ни слова. Взгляд  старого  астронома
остановился на распростертом  теле  Уртейла,  и  с  мягким  удивлением  он
спросил:
   - Умер?
   Бигмэн был шокирован: Певераль,  казалось,  потерял  всякий  интерес  к
событию. Даже не дождавшись ответа на свой вопрос, он снова  повернулся  к
Бигмэну.
   - Где Лаки Старр?
   Бигмэн открыл рот, но не смог произнести  ни  звука.  Наконец  он  чуть
слышно прошептал:
   - Почему вы спрашиваете?
   - Он все еще в шахте?
   - Ну...
   - Да или он на солнечной стороне?
   - Ну...
   - Великий Космос, отвечайте, он на солнечной стороне?
   - Я хочу знать, почему вы спрашиваете об этом.
   - Майндс, - нетерпеливо сказал Певераль, - облетал на маленькой  ракете
участок, где размещаются его кабели. Он иногда это делает.
   - Так что же?
   - Я хочу знать, с ума он сошел или действительно видел там Лаки Старра?
   - Где? - сразу же вскричал Бигмэн.
   Доктор Певераль неодобрительно поджал губы.
   - Так, значит, он все-таки там. Тогда все ясно. Так вот, ваш друг  Лаки
Старр, очевидно, попал в беду с механическим человеком, с роботом.
   - С роботом!
   - И, если верить Майндсу, который не спускался вниз, а  ждет  поисковой
партии, Лаки Старр мертв!





   Лаки, согнувшись, лежал в  безжалостных  объятиях  робота  и  уже  ждал
скорой смерти. Но поскольку она не пришла сразу, в  нем  вспыхнула  слабая
надежда.
   А что если робот, в  растерзанном  уме  которого  еще  жила  врожденная
память о недопустимости человекоубийства, окажется  не  способен  нарушить
закон, столкнувшись напрямую с подобной ситуацией?
   Потом он подумал, что это  невозможно,  так  как  ему  показалось,  что
хватка робота постепенно становится еще крепче.
   Он закричал что было силы:
   - Отпусти меня!  -  и  взмахнул  свободной  рукой,  которая  болталась,
касаясь пальцами черной грязи. Это был последний шанс, самый последний  и,
увы, такой слабый шанс.
   Он поднял руку к голове робота. Он не мог повернуться  и  посмотреть  -
голова его была плотно прижата к груди  робота.  Рука  его  скользнула  по
гладкой металлической поверхности черепа два раза, три раза, четыре  раза.
Он убрал руку.
   Больше он ничего не мог сделать.
   Затем... Было ли это его воображение, или действительно  хватка  робота
стала слабеть? Неужели большое  Солнце  Меркурия  наконец-то  приняло  его
сторону?
   - Робот! - закричал он.
   Робот издал какой-то звук, похожий на скрип ржавого механизма.
   Его хватка действительно слабела. Теперь следовало ускорить  события  и
напомнить механизму Главные Законы Робота.
   - Ты не можешь нанести вред человеческому существу.
   Робот прохрипел:
   - Я не могу... - вдруг запнулся и неожиданно упал.
   Однако он продолжал так же крепко, мертвой хваткой, держать Лаки.
   - Робот! Отпусти меня!
   Толчками робот ослабил хватку. Не совсем, но ноги Лаки освободились,  и
он мог двигать головой.
   - Кто приказал тебе разрушать оборудование?
   Он больше не боялся дикой реакции робота на этот вопрос. Он  знал,  что
сам довел позитронный ум до полного распада. Но на последних стадиях перед
окончательным разрушением робот, может быть, еще вспомнит хоть  что-то  из
Второго Закона. И Лаки повторил:
   - Кто приказал тебе разрушать оборудование?
   Робот издал неясный звук:
   - З... З...
   Затем, так некстати, отказал радиоконтакт, и рот робота дважды открылся
и закрылся, словно  в  этой  ситуации  крайней  необходимости  он  пытался
говорить обычным способом.
   Затем не последовало ничего.
   Робот был мертв.
   Но теперь Лаки, освободившийся из-под гнета реальной  близости  смерти,
был в смятении. У него не хватало сил окончательно отделить от своего тела
конечности робота.  Его  радиопередатчик  был  помят  в  крепких  объятиях
металлического человека.
   Он знал, что прежде всего необходимо восстановить силы. Для этого нужно
уйти от прямых лучей большого Солнца Меркурия, и побыстрее. Это  означало,
что он должен добраться до  тени,  отбрасываемой  ближайшим  склоном,  той
тени, до которой он не смог добраться во время дуэли с роботом.
   Превозмогая  боль,  он  подогнул  под  себя  ноги   и   стал   медленно
передвигаться в сторону тени, таща за собой тяжелого робота. Еще раз.  Еще
раз. Лаки казалось, что этот процесс длится вечно. Вселенная  мерцала  над
ним.
   Еще раз. Еще раз.
   В ногах уже не было силы, и он вообще их не  чувствовал.  Робот  весил,
наверное, тысячу фунтов.
   Даже при низкой силе тяжести на Меркурии  эта  задача  была  свыше  его
слабеющих сил, и им двигала одна  лишь  воля.  Сначала  в  тени  очутилась
голова. Свет померк. Он подождал, тяжело дыша, затем с  усилием,  чуть  не
надорвав мышцы бедер, он толкнул себя вперед еще и еще раз.
   Он был в тени. Одна  из  ног  робота  находилась  все  еще  на  солнце,
рассылая отражения во все стороны. Лаки,  посмотрев  через  плечо,  смутно
отметил это. И, почти с благодарностью, он забылся.


   Были краткие периоды, когда к нему вновь приползали ощущения.
   Затем, значительно позже, он спокойно лежал,  сознавая,  что  лежит  на
мягкой постели,  и  пытался  эти  краткие  периоды  воскресить.  В  памяти
всплывали люди,  которые  подходили  к  нему,  движение  в  ракете,  голос
Бигмэна, пронзительный и взволнованный. Чуть лучше он помнил, как над  ним
хлопотал врач.
   Потом снова провал, после которого он слышал вежливый  голос  Певераля,
осторожно задававший ему вопросы. Лаки помнил, что отвечал связно, так что
худшее к тому моменту было уже позади. Он открыл глаза.
   Доктор Гардома хмуро смотрел на него, все еще держа в руке шприц.
   - Как вы себя чувствуете? - спросил он.
   Лаки улыбнулся.
   - Как я должен себя чувствовать?
   - Я полагаю, как мертвый, - после всего, что вам пришлось вынести. Но у
вас замечательный организм, так что вы будете жить.
   Бигмэн, который нетерпеливо вертелся на  задворках  поля  зрения  Лаки,
наконец-то стал хорошо виден.
   - Нечего благодарить за это Майндса. Почему этот тип  с  грязью  вместо
мозгов не спустился и не выручил Лаки, когда увидел ногу робота?  Чего  он
ждал? Он оставил Лаки умирать?
   Доктор Гардома отложил шприц и мыл руки.  Стоя  спиной  к  Бигмэну,  он
сказал:
   - Скотт Майндс был убежден, что Лаки  мертв.  Его  единственной  мыслью
было ни к чему не прикасаться, чтобы никто не мог обвинить его в убийстве.
Майндс помнил, что однажды он уже пытался убить Лаки и что другие об  этом
не забыли.
   - Как он мог думать о подобных вещах? Робот...
   - На Майндса давят, и в последние дни он сам  не  свой.  Он  позвал  на
помощь; это лучшее, что он мог сделать.
   - Отнесись к этому спокойнее, Бигмэн, - сказал Лаки. - Мне не  угрожала
опасность. Я переспал ее в тени, и сейчас все  в  порядке.  Что  слышно  о
роботе, Гардома? Его спасли?
   - Он здесь, под Куполом. Но мозг его разрушен, изучать его нельзя.
   - Очень плохо.
   Врач повысил голос:
   - Ну, хорошо, Бигмэн, пойдемте. Пусть он поспит.
   - Эй, - возмущенно начал Бигмэн.
   Лаки тут же сказал:
   - Все в порядке, Гардома. Дело в том, что мне хотелось бы поговорить  с
ним с глазу на глаз.
   Доктор Гардома заколебался, потом пожал плечами.
   - Вам надо поспать, но даю вам полчаса. Потом он должен уйти.
   - Он уйдет.
   Как  только  они  остались  одни,  Бигмэн  схватил  Лаки  за  плечо   и
восторженно потряс его. Он проговорил полузадушенным голосом:
   - Глупая обезьяна. Если бы жара не  прикончила  этого  робота  как  раз
вовремя - как в фантастических фильмах...
   Лаки грустно улыбнулся.
   - Это не совпадение, Бигмэн, - сказал он. - Если бы  я  ждал  такой  же
концовки, как в фантастическом фильме, я бы умер. Мне пришлось перехитрить
робота.
   - Как?
   - У него  прекрасно  отполированная  коробка  с  мозгом.  Она  отражает
большую часть солнечных лучей. Это значит,  что  температура  позитронного
мозга достаточно высока, чтобы нарушить его работу,  но  не  достаточно  -
чтобы он прекратил работать вовсе. К счастью, большая часть  меркурианской
почвы состоит из сыпучего черного вещества. Мне удалось мазнуть черным его
голову.
   - Что это дало?
   - Черный цвет поглощает тепло,  Бигмэн.  Он  не  отражает.  Температура
мозга робота быстро увеличилась, и он умер почти сразу. Впрочем, этого все
равно долго бы ждать не пришлось... Ну, ладно, не стоит об этом  говорить.
А что происходило  здесь,  пока  меня  не  было?  Если  что-нибудь  вообще
происходило?
   - _Что-нибудь_? О! Да ты только послушай!
   Лаки слушал Бигмэна, и выражение его лица становилось  все  мрачнее  по
мере того, как разворачивались события в рассказе.
   Когда Бигмэн закончил, он сердито хмурился:
   - Вообще, зачем ты дрался с Уртейлом? Это было глупо.
   - Лаки, - обиженно сказал Бигмэн. - Это был  _стратегический_  шаг!  Ты
всегда говоришь, что я на  всех  кидаюсь  и  мне  нельзя  доверить  ничего
серьезного и умного. А вот это было очень умно. Я знал, что  могу  стереть
его в порошок при низкой силе тяжести.
   - Похоже, тебе это не совсем удалось. Твоя лодыжка перевязана.
   - Я поскользнулся. Несчастный случай. И потом, я действительно выиграл.
Тут была сделка. Он мог здорово навредить Совету своим враньем, а если  бы
я выиграл, он бы слез с нас.
   - И он дал тебе слово, что так сделает?
   - Ну... - начал Бигмэн обеспокоенно.
   Продолжил Лаки:
   - Ты говоришь, что спас ему жизнь. Он знал об этом, и  все  же  это  не
заставило его отказаться от своих  планов.  Неужели  ты  думаешь,  что  он
отказался бы от них в результате кулачного боя?
   - Ну... - снова сказал Бигмэн.
   - Особенно, если бы он проиграл и злился от унижения, что его  прилюдно
побили... Вот что я тебе скажу, Бигмэн. Тебе просто очень хотелось  побить
его и отомстить за то, что он смеялся над тобой. Твои разговоры о сделке -
только предлог. Разве не так?
   - Ах, Лаки! Марсианские пески...
   - Скажи, я не прав?
   - Я хотел заключить сделку...
   - Но больше всего ты хотел подраться, а теперь смотри, что получилось.
   Бигмэн опустил глаза.
   - Прости меня.
   Лаки тут же смягчился.
   - О, Великая Галактика, Бигмэн, я не сержусь на тебя. Право,  я  больше
злюсь на себя. Я неправильно обращался с этим роботом  и  чуть  не  погиб,
потому что ни о чем не думал. Я видел, что он не в порядке,  но  никак  не
связывал это с воздействием жары на позитронный  мозг  до  тех  пор,  пока
угроза для меня не стала слишком велика... Конечно, прошлое - это урок  на
будущее, но вообще давай забудем об этом. Вопрос в том, что  же  делать  в
ситуации с Уртейлом.
   Настроение Бигмэна разом поднялось.
   - Во всяком случае, - сказал он, - этот тип слез с нас.
   - Он-то слез, - сказал Лаки, - а как насчет сенатора Свенсона?
   - Гм.
   - Как мы все это объясним? Расследуется деятельность Совета Науки, и  в
результате драки, инициатором  которой  выступил  некто,  близкий  Совету,
почти член его,  Уртейл,  ведущий  это  расследование,  умирает.  Выглядит
скверно.
   - Это был несчастный случай. Поле псевдотяжести...
   - Это нам не поможет. Придется поговорить с Певералем и...
   Бигмэн покраснел и торопливо сказал:
   - Он всего лишь старик. Он не обращает на все это никакого внимания.
   Лаки привстал, опершись на локоть.
   - Что ты имеешь в виду, говоря, что он не обращает на все это внимания?
   - Он действительно не обращает ни на что внимания, - страстно заговорил
Бигмэн. - Он пришел, когда Уртейл лежал мертвый на полу и почти не обратил
на это внимания. Только спросил: "Он умер?" - и все.
   - И все?
   - Все! Затем он  спросил  о  тебе  -  где  ты,  и  сказал,  что  Майндс
передавал, будто тебя убил робот.
   Лаки пристально смотрел на Бигмэна.
   - Это все?
   - Все, - смущенно сказал Бигмэн.
   - Что произошло потом? Давай же, Бигмэн. Ты не хочешь, чтобы я  говорил
с Певералем. Почему?
   Бигмэн отвернулся.
   - Ну, давай же, Бигмэн!
   - Ну, тут будет что-то вроде суда надо мной.
   - _Суд_!
   - Певераль сказал, что это убийство  и  что  оно  будет  иметь  большой
резонанс на Земле. Он сказал, что мы должны определить виновного.
   - Понятно. Когда будет суд?
   - Ох, Лаки, я не хотел говорить тебе это. Доктор  Гардома  сказал,  что
тебе нельзя волноваться.
   - Ты ведешь себя как наседка, Бигмэн. Когда будет суд?
   - Завтра в два часа дня по стандартному времени Системы.  Но  не  стоит
беспокоиться об этом, Лаки.
   - Позови Гардому.
   - Зачем?
   - Делай, что я сказал.
   Бигмэн вышел и вернулся с доктором Гардомой.
   Лаки обратился к доктору:
   - Ведь я могу встать с постели завтра в два часа дня, не правда ли?
   Доктор Гардома колебался:
   - Мне бы хотелось, чтобы вы еще полежали.
   - Это не важно, чего бы вам хотелось. Я ведь не умру от этого?
   - Вы не умрете, если встанете с постели прямо сейчас, мистер  Старр,  -
обиделся доктор Гардома. - Но это нецелесообразно.
   -  Тогда  все  в  порядке.  Передайте  доктору  Певералю,  что  я  буду
присутствовать на суде над Бигмэном. Надеюсь, вы знаете об этом?
   - Знаю.
   - Все знают, кроме меня. Да?
   - Вы были не в том состоянии...
   - Передайте доктору Певералю, что я буду на суде и чтобы суд  без  меня
не начинали.
   - Я передам ему, - сказал  Гардома,  -  а  сейчас  вам  лучше  поспать.
Пойдемте, Бигмэн.
   Бигмэн взвизгнул:
   - Одну секунду, - он быстро подошел к постели Лаки и сказал: -  Слушай,
Лаки, не стоит огорчаться. Вся ситуация у меня под контролем.
   Брови Лаки поднялись.
   Бигмэн, почти лопался от важности:
   - Я хотел удивить тебя, черт возьми.  Я  могу  доказать,  что  не  имею
никакого отношения к тому,  что  Уртейл  сломал  себе  шею.  Я  решил  эту
загадку, - он похлопал себя по груди. - Я решил! Я! Бигмэн!  Я  знаю,  кто
виноват во всем.
   - Кто?
   Но Бигмэн тут же вскричал:
   - Нет! Не скажу. Я хочу продемонстрировать тебе, что думаю не только  о
кулачных боях. На сей раз я буду  актером,  а  ты  зрителем,  вот  и  все.
Узнаешь все на суде.
   Лицо  маленького  марсианина  сморщилось  в   довольной   усмешке,   он
протанцевал чечетку и вслед за Гардомой вышел из комнаты с видом  веселого
триумфатора.





   Почти в два часа пополудни Лаки вошел в кабинет доктора Певераля.
   Остальные уже были на месте. Доктор  Певераль,  сидевший  за  старинным
столом, вокруг которого собралось много народу, приветливо кивнул ему.
   Лаки мрачно ответил:
   - Добрый день, сэр.
   Все очень походило  на  тот  вечер,  когда  они  собрались  на  банкет.
Разумеется, здесь был Кук, выглядевший, как всегда,  нервным  и  несколько
сухопарым. Он сидел  в  большом  кресле  справа  от  доктора  Певераля,  а
маленькая фигурка Бигмэна смущенно ерзала и совершенно терялась в таком же
большом кресле слева.
   Был Майндс, его худое  лицо  выглядело  угрюмо,  а  сплетенные  пальцы,
разъединяясь, барабанили по ноге. Рядом с ним  сидел  бесстрастный  доктор
Гардома. Его тяжелые веки приподнялись, и он неодобрительно  посмотрел  на
Лаки, когда  тот  вошел.  Присутствовали  также  астрономы,  возглавлявшие
отделы.
   Собственно говоря, единственным человеком, кто присутствовал на банкете
и кого не было сейчас, был Уртейл.
   Доктор Певераль мягко сказал:
   -  Мы  можем  начинать.  Во-первых,  несколько  слов  мистеру   Старру.
Насколько я понял, Бигмэн представил вам  это  собрание  как  суд.  Ничего
подобного, уверяю вас. Если суд будет, а я надеюсь, что нет, он  состоится
на Земле в присутствии профессиональных судей и присяжных. Мы же собрались
здесь для того, чтобы составить отчет о  происшедшем  и  отправить  его  в
Совет Науки.
   Доктор Певераль переставил на столе какие-то предметы,  находившиеся  в
беспорядке, и сказал:
   -  Позвольте  мне  объяснить,  для  чего  необходим  подробный   отчет.
Во-первых, в результате смелого проникновения мистера Старра на  солнечную
сторону был остановлен диверсант,  мешавший  работе  доктора  Майндса.  Он
оказался роботом, сделанным в системе Сириуса,  и  он  уже  не  действует.
Мистер Старр...
   - Да? - откликнулся Лаки.
   -  Важность  этого  события  столь  велика,   что   я   позволил   себе
расспрашивать вас об этом сразу после того, как вас принесли под Купол,  и
вы находились в полубессознательном состоянии.
   - Я помню это, - сказал Лаки, - очень хорошо.
   - Можете ли вы подтвердить некоторые из ваших ответов сейчас, чтобы  мы
могли их записать?
   - Могу.
   - Прежде всего, участвуют ли в этом какие-нибудь еще роботы?
   - Робот не сказал об этом, но думаю, что нет.
   - И все же, он не говорил, что он единственный робот на Меркурии?
   - Не говорил.
   - В таком случае могут быть и другие.
   - Не думаю.
   - Однако это всего лишь ваше личное мнение. Робот не говорил, что здесь
нет других роботов.
   - Не говорил.
   - Хорошо. Сколько сирианцев участвуют в этом деле?
   - Робот не сказал. Он получил инструкцию не говорить этого.
   - Он указал базу сирианских оккупантов?
   - Он ничего об этом не говорил. Он вообще не упоминал сирианцев.
   - Но сам робот сделан в системе Сириуса, ведь так?
   - Он признал это.
   - А-а, - доктор Певераль  невесело  улыбнулся.  -  В  таком  случае,  я
полагаю, всем очевидно, что сирианцы  на  Меркурии  и  что  они  действуют
против нас. Нам следует поставить в известность Совет Науки.  Должны  быть
организованы поиски на Меркурии, и, если даже сирианцам удастся скрыться и
покинуть планету,  мы,  во  всяком  случае,  будем  осознавать  повышенную
опасность со стороны Сириуса.
   Кук забеспокоился:
   - Еще стоит вопрос о естественных  формах  жизни  на  Меркурии,  доктор
Певераль.  Об  этом  нам   также   следует   проинформировать   Совет,   -
повернувшись, он обратился ко всем присутствующим:
   - Вчера удалось поймать одно из этих созданий и...
   Старый астроном несколько раздраженно прервал его:
   - Да, доктор Кук, разумеется, Совет будет информирован об этом. Тем  не
менее, вопрос о сирианцах остается главным. Мы должны пожертвовать другими
делами  ради  того,  чтобы  защитить  себя  от  надвигающейся   опасности.
Например, я предлагаю доктору Майндсу отложить все работы по его программе
до тех пор, пока Меркурий не будет обезврежен для землян.
   - Поосторожнее с этим, - воскликнул Майндс, - в это вложена куча денег,
и времени, и усилий.
   - Я сказал, до тех пор, пока на Меркурии не станет безопасно. Я не имею
в виду, что работа над программой "Свет" должна быть прекращена совсем.  И
так как следует прежде всего подумать  об  опасности,  угрожающей  нам  на
Меркурии, нужно сделать все возможное, чтобы покровитель  Уртейла  сенатор
Свенсон, не смог этому помешать.
   В разговор вступил Лаки:
   - Вы хотите сказать, что сенатору надо  дать  козла  отпущения  в  виде
Бигмэна, снабженного ярлыком и связанного по рукам  и  ногам.  И  пока  он
будет волноваться и точить когти на Бигмэна,  здесь,  на  Меркурии,  можно
будет без помех искать сирианцев.
   Астроном приподнял седые брови.
   - Козел отпущения, мистер Старр? Нам нужны только факты.
   - Ну, ладно, продолжайте, - Бигмэн беспокойно заерзал в кресле. - Факты
у вас будут.
   - Хорошо, - сказал доктор Певераль. - Может  быть,  вы  и  начнете  как
главное лицо? Расскажите все, что произошло между вами и  Уртейлом  своими
словами. Расскажите все своими словами, но я бы попросил вас быть кратким.
И помните, все, что вы скажете, будет записано на звуковую микропленку.
   Бигмэн спросил:
   - Вы хотите, чтобы я дал клятву говорить только правду?
   Певераль покачал головой.
   - Это не официальный суд.
   - Как знаете, - и с удивительной бесстрастностью Бигмэн  рассказал  всю
историю. Начав с оскорблений Уртейла относительно его роста, он перешел  к
встрече в шахте и закончил дуэлью. Он выпустил только  угрозы  Уртейла  по
адресу Лаки Старра и Совета.
   Затем доктор Гардома рассказал о том, что  произошло  во  время  первой
встречи Уртейла и Бигмэна и  еще  раз  описал  для  микропленки  сцену  на
банкете. Затем он перешел к  лечению  Уртейла  после  его  возвращения  из
шахты:
   -  Он  быстро  поправился  после  гипотермии.  Я  не  спрашивал  его  о
подробностях, а сам он мне ничего не рассказывал. Впрочем, он спрашивал  о
Бигмэне, и, судя по тому выражению, которое появилось на его лице, когда я
сказал, что Бигмэн чувствует себя  прекрасно,  я  сделал  вывод,  что  его
неприязнь к Бигмэну не уменьшилась. Он вел себя так, словно не Бигмэн спас
ему жизнь. Но насколько я знаю этого  человека,  Уртейл  не  из  тех,  кто
подвержен приступам благодарности.
   - Это всего лишь мнение, - торопливо вмешался доктор Певераль,  -  и  я
предлагаю не записывать подобные заявления.
   Затем выступил доктор Кук. Он говорил о дуэли:
   - Бигмэн настаивал на поединке.  Вот  все,  что  я  могу  сказать.  Мне
казалось, что если раунд состоится при низкой силе тяжести, как  предлагал
Бигмэн, и при свидетелях, то ничего дурного не  произойдет,  и  мы  сможем
вмешаться, если дело  примет  серьезный  оборот.  Я  думал,  что,  если  я
откажусь, они все равно будут бороться, но без  свидетелей,  и  результаты
могут быть серьезными. Хотя вряд ли результаты  могли  бы  быть  серьезнее
тех, которые получились. Но  я  не  мог  предвидеть  этого.  Конечно,  мне
следовало посоветоваться с вами, доктор Певераль, я признаю это.
   Доктор Певераль кивнул.
   - Разумеется, вы должны были  это  сделать.  Но  факты  таковы:  Бигмэн
настаивал на дуэли и на низкой силе тяжести, не правда ли?
   - Совершенно верно.
   - И он уверял вас, что при этих условиях убьет Уртейла.
   - Его точные  слова  были:  "убью  этого  негодяя".  Я  думаю,  что  он
выражался фигурально. Я уверен, что он не замышлял убийство.
   Доктор Певераль повернулся к Бигмэну.
   - Можете ли вы что-нибудь сказать в связи с этим заявлением?
   - Да, могу. И  так  как  сейчас  свидетельствует  доктор  Кук,  я  хочу
провести перекрестный допрос.
   Доктор Певераль, казалось, удивился.
   - Это не суд.
   - Послушайте, - горячо заговорил  Бигмэн,  -  смерть  Уртейла  не  была
несчастным случаем. Это было  убийство,  и  предоставьте  мне  возможность
доказать это.
   Последовавшая за  этим  заявлением  тишина  длилась  не  больше  одного
мгновения. Затем все разом заговорили.
   Голос Бигмэна поднялся еще выше и стал пронзительным.
   - Я хочу провести допрос доктора Хенли Кука.
   Лаки Старр холодно сказал:
   - Я предлагаю вам позволить Бигмэну сделать это, доктор Певераль.
   Старый астроном был крайне смущен:
   - Право, я не... Бигмэн не может... - он запнулся и замолчал.
   Бигмэн начал:
   - Прежде всего, доктор Кук, каким образом Уртейл узнал маршрут, которым
Лаки и я следовали в шахте?
   Кук покраснел.
   - Я и не предполагал, что ему известен маршрут.
   - Он не  шел  непосредственно  за  нами.  Он  продвигался  параллельным
коридором, словно хотел внезапно догнать нас и идти в хвосте, но уже после
того, как мы удостоверимся, что в шахте мы одни и никто нас не преследует.
Для этого он должен был совершенно точно знать  наш  маршрут.  Мы  с  Лаки
разрабатывали этот маршрут с вами, и больше никто не был в  это  посвящен.
Лаки не говорил с Уртейлом, я тоже. Кто это сделал?
   Кук дико оглядел всех, словно прося о помощи.
   - Я не знаю.
   - Разве не очевидно, что это сделали вы?
   - _Нет_. Может быть, он подслушал.
   - Он не  мог  подслушать  пометки  на  карте,  доктор  Кук...  Впрочем,
продолжим. Я дрался с Уртейлом, и, если бы сила тяжести осталась на уровне
Меркурия, он был бы сейчас жив. Но она не осталась  на  этом  уровне.  Она
внезапно прыгнула на уровень Земли именно в тот момент,  когда  это  могло
убить его. Кто сделал это?
   - Я не знаю.
   -  Вы  первым  оказались  рядом  с  Уртейлом.  Что  вы  делали?  Хотели
удостовериться, что он умер?
   - Это ужасно. Доктор Певераль... - Кук повернул к шефу горящее лицо.
   Доктор Певераль взволнованно спросил:
   - Вы обвиняете доктора Кука в убийстве Уртейла?
   Бигмэн сказал:
   - Послушайте. Внезапная перемена силы тяжести придавила  меня  к  полу.
Когда я встал на ноги, все остальные или так же, как я, вставали на  ноги,
или были все еще на полу. Когда вам на спину без предупреждения падает  от
семидесяти пяти до ста пятидесяти фунтов, вы не спешите встать на ноги. Но
Кук поспешил. Он был не только на ногах, но уже успел подойти к Уртейлу  и
склониться над ним.
   - Что это доказывает? - спросил Кук.
   - Это доказывает, что вы не  упали,  когда  увеличилась  сила  тяжести,
иначе вы бы не успели дойти до Уртейла. А  _почему_  вы  не  упали,  когда
изменилась сила тяжести? Потому что вы _ожидали_  этого  и  были  к  этому
готовы. А _почему_ вы ожидали этого? Потому что это _вы_ дернули рычаг.
   Кук повернулся к доктору Певералю:
   - Это беспочвенное обвинение. Это безумие.
   Но доктор Певераль смотрел на своего заместителя с ужасом.
   Бигмэн сказал:
   - Позвольте, я попробую воссоздать картину.  Кук  работал  на  Уртейла.
Поэтому Уртейл узнал наш маршрут в шахте. Это единственное объяснение.  Но
он работал на Уртейла из страха.  Возможно,  Уртейл  шантажировал  его.  В
любом случае, для Кука единственным способом избавиться  от  Уртейла  было
убить его. Когда я сказал, что могу убить негодяя, если мы  будем  драться
при низкой силе тяжести, я, вероятно, вложил эту мысль в его голову, и  во
время драки он следил за нами, стоя рядом с рычагом и  ожидая  подходящего
момента. Вот и все.
   - Погодите! - вскричал Кук почти задушенным голосом. - Все  это...  все
это...
   - Вы можете со мной не согласиться, - сказал Бигмэн. - Если моя  теория
верна (а я уверен, что она верна), Уртейл имел что-то, какие-то записи  на
бумаге или на пленке, с помощью которых он мог шантажировать  Кука.  Иначе
Кук не запутался бы до такой степени и не пошел на убийство. Так что ищите
в вещах Уртейла. Вы что-нибудь найдете, и это будет улика.
   - Я согласен с Бигмэном, - сказал Лаки.
   Доктор Певераль был ошеломлен:
   - Я полагаю, это единственный  способ  разрешить  данный  вопрос,  хотя
как...
   Из  Хенли  Кука,  казалось,  вышел  весь  воздух,  он  стоял   бледный,
потрясенный, беспомощный.
   - Подождите, - слабо выдавил он. - Я все объясню.
   Все лица повернулись к нему.
   Впалые щеки  Хенли  Кука  были  залиты  потом.  Руки,  когда  он  почти
молитвенно поднял их, дрожали.
   - Уртейл пришел ко мне вскоре после того, как прилетел на Меркурий.  Он
сказал, что расследует работу обсерватории.  Он  сказал,  что  у  сенатора
Свенсона есть сведения, что работа неэффективна и  что  это  пустая  трата
средств. Он сказал, что доктор Певераль, очевидно, должен уйти на  пенсию;
что он уже стар и не способен нести ответственность за работу. Он  сказал,
что я могу стать его естественным преемником.
   Доктор Певераль, который слушал его с видом плохо  скрытого  удивления,
воскликнул:
   - Кук!..
   - Я согласился с ним, - угрюмо сказал Кук. - Вы  действительно  слишком
стары. Всем здесь управляю я, а вы тем временем  заняты  своей  сирианской
манией, - он снова повернулся к Лаки: - Уртейл обещал, если я помогу ему в
расследовании, постараться сделать меня следующим директором обсерватории.
Я поверил ему: все знают, что сенатор Свенсон  могущественный  человек.  Я
дал ему очень много информации. Кое-что было в письменном виде и подписано
мною. Он объяснил, что ему это надо для дальнейших юридических процедур.
   А потом... а потом он начал пользоваться  этой  письменной  информацией
через  мою  голову.  Выяснилось,  что  он  гораздо   больше   интересуется
программой "Свет" и Советом Науки.  Он  хотел,  чтобы  я,  используя  свое
положение, стал его личным шпионом. Он ясно дал мне  понять,  что  если  я
откажусь, он пойдет к доктору  Певералю  с  доказательством  того,  что  я
сделал. Это означало бы конец моей  карьеры,  конец  всего.  Мне  пришлось
стать его шпионом. Я  вынужден  был  сообщить  ему  о  маршруте  Старра  и
Бигмэна. Я держал его в курсе всего, что делал Майндс. Всякий раз, когда я
хоть чуть-чуть поддавался ему, я еще больше оказывался  в  его  власти.  И
скоро я осознал, что когда-нибудь он сломает меня, несмотря на всю помощь,
которую я ему оказывал. Он такой человек. Я вдруг понял, что  единственный
способ освободиться от него - это убить его. Если бы только я знал как.
   И тут пришел Бигмэн со своим планом - драться  с  Уртейлом  при  низкой
силе тяжести. Он был так уверен в победе! И тогда я подумал, что  смогу...
У меня был один шанс из ста, может быть, один из тысячи, но я подумал: что
я теряю?.. Я встал у пульта управления псевдотяжестью и ждал своего шанса.
Он появился, и Уртейл умер.  Сработало  великолепно.  Я  считал,  что  это
сойдет за несчастный случай. Даже если Бигмэн окажется в беде. Совет Науки
поможет ему выкарабкаться. Никто не пострадает, кроме Уртейла,  а  он  сто
раз заслужил это. Во всяком случае, так обстояли дела.
   В наступившей затем потрясенной тишине послышался хриплый голос доктора
Певераля:
   - При данных обстоятельствах вы, Кук, разумеется, должны  считать  себя
освобожденным ото всех обязанностей и под а...
   - Эй, да не спешите же, не спешите! - воскликнул  Бигмэн.  -  Признание
еще не закончено. Послушайте, Кук, ведь вы уже второй раз  пытались  убить
Уртейла, не так ли?
   - Второй раз? - глаза Кука трагически поднялись на Бигмэна.
   - А как насчет прорезанного скафандра? Уртейл посоветовал  нам  следить
за скафандрами, так что  у  него,  вероятно,  был  опыт  такого  рода.  Он
говорил, что это сделал Майндс, но ведь Уртейл вечно все  врал,  и  нельзя
было верить ни одному его слову. Я хочу сказать вот что: вы пытались таким
образом убить Уртейла, но  он  нашел  прорезь  и  заставил  вас  перенести
скафандр в нашу комнату, когда мы приехали. Потом  он  нас  предупредил  о
такой возможности, чтобы мы считали его  своим  сторонником,  и  при  этом
преследовал еще одну цель - настроить нас против Майндса. Разве не так?
   - Нет! - вскричал Кук. - Нет! Я не  имею  никакого  отношения  к  этому
скафандру. Никакого!
   - Послушайте, - начал Бигмэн, - мы же все равно не поверим...
   Но тут встал Лаки Старр.
   - Все правильно, Бигмэн.  Кук  не  имеет  никакого  отношения  к  этому
скафандру. Можешь ему поверить. Прорезь в скафандре сделал тот же человек,
который отдавал приказания роботу.
   Бигмэн недоверчиво уставился на своего высокого друга.
   - Ты имеешь в виду сирианцев, Лаки?
   - Никаких  сирианцев,  -  ответил  Лаки.  -  На  Меркурии  нет  никаких
сирианцев. И никогда не было.





   Глубокий голос доктора Певераля стал хриплым от смятения.
   - Никаких сирианцев? Да знаете ли вы, о чем говорите, Старр?
   - Прекрасно знаю, - Старр подошел  к  столу  доктора  Певераля,  сел  и
оглядел собрание.
   - Я убежден, что  доктор  Певераль  меня  поддержит,  когда  я  объясню
причины своего заявления.
   - Я поддержу вас? Уверяю вас, этого не  случится,  -  пропыхтел  старый
астроном, его лицо выражало горькое  неодобрение.  -  Вряд  ли  стоит  это
обсуждать... Кстати, нам ведь придется поместить  Кука  под  арест,  -  он
привстал.
   Лаки мягко усадил его обратно.
   - Все в порядке, сэр. Бигмэн позаботится о том, чтобы Кук оставался под
контролем.
   - Я не доставлю вам никакого беспокойства, -  глухо  проговорил  полный
отчаяния Кук. Тем не менее Бигмэн подвинул свое кресло  поближе  к  креслу
Кука.
   Лаки сказал:
   - Доктор Певераль, вспомните тот вечер и  банкет,  и  ваши  собственные
слова о сирианских роботах... Между прочим, доктор Певераль, вы  ведь  уже
давно знали, что на планете есть робот, не так ли?
   - Что вы имеете в виду? - беспокойно спросил астроном.
   - Доктор Майндс рассказывал вам о том,  что  видел  движущиеся  фигуры,
похожие на людей, одетых в металлические скафандры,  и  что  они  выносили
солнечное излучение лучше, чем этого можно ожидать от землян.
   - Это действительно  так,  -  вмешался  в  разговор  Майндс,  -  и  мне
следовало догадаться, что я вижу робота.
   - У вас не  было  такого  опыта  общения  с  роботами,  как  у  доктора
Певераля, - Лаки снова повернулся к старому астроному. - Я уверен, что  вы
заподозрили существование на планете робота сирианской  конструкции  сразу
же,  как  только  Майндс  все  это  рассказал  вам.  Его  описание  вполне
соответствует этому случаю.
   Астроном медленно кивнул.
   - Я сам, - продолжал Лаки, - так же, как и  Майндс,  выпустил  из  виду
роботов, когда услышал от него  эту  историю.  Однако  после  банкета,  на
котором вы, доктор Певераль, говорили о Сириусе и сирианских роботах,  мне
вдруг пришло в голову, что это и есть объяснение всему.  Должно  быть,  вы
подумали то же.
   Доктор Певераль снова медленно кивнул:
   - Я понимал,  что  сами  мы  никак  не  сможем  бороться  с  сирианским
вторжением. Вот почему я не поддерживал усилий Майндса.
   Услышав это, Майндс побледнел и ожесточенно пробормотал что-то себе под
нос.
   - А вы никогда не обращались с этим вопросом в Совет Науки?  -  спросил
Лаки.
   Доктор Певераль колебался.
   - Я боялся, что мне не поверят и что я добьюсь  только  одного  -  меня
сменят. Честно говоря, я не знал, что делать. Было очевидно: Уртейл мне не
поможет. Его интересовали только собственные  планы.  Когда  приехали  вы,
Старр, - тут его  голос  стал  глубже,  а  речь  потекла  свободней,  -  я
почувствовал, что у меня наконец, появился союзник, и я впервые  заговорил
о Сириусе, его опасности и роботах.
   - Да, - сказал Лаки, - а  помните,  что  вы  говорили  о  привязанности
сирианцев к своим роботам? Вы употребили слово "любовь". Вы говорили,  что
сирианцы балуют своих роботов, что они любят их, что они ни в  чем  им  не
отказывают. Вы говорили, что для них каждый робот стоит сотни землян.
   - Ну конечно, - сказал доктор Певераль. - Так и есть.
   - В таком случае, раз уж они  так  любят  своих  роботов,  неужели  они
послали бы  одного  из  них  на  Меркурий  без  специальной  изоляции?  Не
прошедшего адаптации к солнечному излучению? Неужели они обрекли бы одного
из своих роботов на медленную, мучительную смерть под солнцем?
   Доктор Певераль молчал, у него дрожала нижняя губа.
   Лаки продолжал:
   - Я сам не мог даже помыслить о том, чтобы взорвать  робота,  хотя  моя
жизнь была в опасности. А я не сирианец. Так неужели сирианец мог быть так
жесток по отношению к роботу?
   - Но важность этой миссии... - начал доктор Певераль.
   - Согласен, - сказал Лаки. - Я не говорю, что сирианцы не послали бы на
Меркурий робота с целью саботажа, но, Великая Галактика, они бы  в  первую
очередь защитили его мозг. Даже  если  оставить  в  стороне  их  любовь  к
роботам, этого требует простой здравый смысл. Так робот дольше прослужит.
   Все собравшиеся одобрительно зашумели.
   - Но, - запинаясь, начал доктор Певераль, - если это  не  сирианцы,  то
кто...
   - Итак, - сказал Лаки, - давайте посмотрим, какие у  нас  есть  версии.
Номер один. Два раза Майндс выслеживал робота,  и  два  раза  он  исчезал,
когда Майндс пытался приблизиться. Позже робот сообщил мне, что он получил
инструкцию избегать людей. Очевидно, он был предупрежден, что Майндс  ищет
диверсанта. Очевидно  также,  что  его  предупредил  кто-то  из  Дома  под
Куполом. Обо мне не предупредили, потому что я объявил,  что  собираюсь  в
шахту. - Версия номер два. Когда  робот  уже  лежал,  умирая,  я  еще  раз
спросил его, от кого он получал указания. Он смог  сказать  только:  "З...
з...", - затем его  радиосистема  отказала,  но  рот  двигался,  будто  он
произносил слово из нескольких слогов.
   Бигмэн, светло-рыжие  волосы  которого  от  возбуждения  стояли  дыбом,
внезапно вскричал:
   - Уртейл! Робот пытался произнести "Уртейл"! Этот грязный  негодяй  все
время занимался саботажем! Все сходится! Все...
   - Может быть, - сказал Лаки, - может быть! Посмотрим. Мне просто пришло
в голову, что, возможно, робот пытался сказать "землянин".
   - А возможно, - сухо заметил Певераль, -  что  это  был  просто  слабый
звук, который издал умирающий робот, и он вовсе ничего не значил.
   - И это возможно, - согласился Лаки. - Но теперь мы  подошли  к  версии
номер  три,  последней.  Она  такова:  робот  сделан  в  системе  Сириуса,
следовательно, надо выяснить, кто из людей здесь, в Доме под Куполом,  мог
каким-то образом иметь собственного сирианского робота? Кто из нас был  на
планетах Сириуса?
   Глаза доктора Певераля сузились:
   - Я был.
   - Именно так, - сказал Лаки Старр, - вы и никто другой. Вот ваш ответ.
   Все зашумели, и Лаки попросил тишины. Он говорил властным голосом, лицо
его было строгим.
   - Как член Совета Науки, - сказал он, - заявляю, что  с  этого  момента
руководителем обсерватории являюсь  я.  Доктор  Певераль  смещен  с  поста
директора. Я связался с штаб-квартирой Совета на Земле. Сюда уже направлен
корабль. После его посадки будут предприняты необходимые шаги.
   - Я требую, чтобы меня выслушали, - выкрикнул доктор Певераль.
   - Вас выслушают, - сказал Лаки, - но сначала вы должны выслушать, в чем
вы обвиняетесь. Вы здесь единственный человек,  который  имел  возможность
украсть сирианского робота. Доктор Кук говорил нам, что  во  время  вашего
пребывания на Сириусе к вам был приставлен робот для услуг. Это верно?
   - Да, но...
   - Когда он был вам больше не нужен, вы направили его в свой собственный
корабль. Каким-то образом вам удалось обойти  сирианцев.  Возможно,  им  и
присниться не могло, что кто-нибудь может совершить такое  ужасное,  с  их
точки зрения, преступление, - украсть робота.  Вероятно,  поэтому  они  не
предприняли никаких мер предосторожности.
   Более того, в этом случае у  нас  больше  оснований  предположить,  что
робот пытался сказать "землянин",  когда  я  спрашивал  его,  от  кого  он
получал приказания. Вы были единственным землянином у  Сириуса.  Вероятно,
вас называли "землянин", когда робота готовили к работе с вами. Он  должен
был думать о вас, как о "землянине".
   - И  наконец,  кто  был  лучше  всех  осведомлен  об  исследованиях  на
солнечной стороне? Кто мог с максимальной  точностью  сообщить  роботу  по
радио, когда он был  в  безопасности,  а  в  какой  момент  ему  следовало
спрятаться?
   - Я отрицаю все, - напряженно сказал доктор Певераль.
   - Отрицать бесполезно, - сказал Лаки. - Если вы  настаиваете  на  своей
невиновности, Совету придется обратиться в систему Сириуса за информацией.
Робот сообщил мне свой серийный номер -  РЛ-726.  Если  сирианские  власти
ответят, что во время вашего пребывания у Сириуса  к  вам  был  приставлен
робот РЛ-726 и что он исчез примерно в то  же  время,  когда  вы  покинули
Сириус, это будет доказательством вашей вины.
   Кроме того, вы совершили  преступление  -  кражу  робота  -  в  системе
Сириуса, а так как у нас с сирианскими планетами заключен договор о выдаче
преступников, возможно, придется сдать вас им  под  арест.  Поэтому  я  бы
посоветовал вам, доктор Певераль, признаться  и  дать  ход  правосудию  на
Земле, а не  настаивать  на  своей  невиновности  и  рисковать  попасть  к
сирианцам, которые будут судить вас за то, что  вы  украли  одного  из  их
любимых роботов и замучили его до смерти.
   Доктор  Певераль  невидящими  глазами   с   сожалением   посмотрел   на
собравшихся. Он медленно встал и рухнул на пол.
   Доктор Гардома кинулся к нему и послушал сердце.
   - Он жив, но лучше его перенести в постель.
   Через два часа доктор Гардома и Лаки Старр  сидели  у  постели  доктора
Ланса Певераля. Поддерживая контакт с штаб-квартирой Совета,  Доктор  Ланс
Певераль диктовал им свое признание.


   Лаки улетал все дальше от Меркурия. Но даже удостоверившись в том,  что
посланцы Совета полностью овладели ситуацией, он все еще не мог избавиться
от напряжения. Лицо его было задумчиво.
   Бигмэн, сморщившись от волнения, спросил:
   - В чем дело, Лаки?
   - Мне жаль старого Певераля, -  ответил  Лаки.  -  Он  по-своему  хотел
сделать, как лучше. Сирианцы действительно представляют опасность, хотя  и
не столь непосредственную, как он полагал.
   - Совет не отправит его к Сириусу?
   - Вероятно, нет, но его боязнь Сириуса столь велика,  что  это  помогло
выудить из него признание. Конечно, это было жестоко, но необходимо. Сколь
бы ни были патриотичны его побуждения, он совершил покушение на  убийство.
Преступление Кука  тоже  было  вынужденным,  но  все  равно  оно  остается
преступлением, как бы плохо мы ни думали об Уртейле.
   - А вообще, что старик имел против программы "Свет"?
   - Певераль ясно выразил свою мысль на банкете, -  сказал  Лаки.  -  Все
было высказано в тот вечер. Помнишь, как он  возмущался,  что  Земля  сама
себя ослабляет тем, что  импортирует  пищу  и  ресурсы.  Он  говорил,  что
программа "Свет" сделает Землю зависимой от  космических  станций  даже  в
получении солнечного света. Он хотел, чтобы Земля была  самодостаточна  и,
соответственно, могла лучше противостоять сирианской угрозе.
   В его уже несколько неуравновешенном мозге зародилась  идея,  якобы  он
будет  способствовать  этой  самодостаточности  путем  саботажа  программы
"Свет". Возможно, сначала он привез  с  собой  робота  просто  в  качестве
веского доказательства могущества сирианцев. Вернувшись, он обнаружил, что
исследования по программе "Свет" широко развернуты, и превратил  робота  в
диверсанта.
   Когда появился Уртейл, он,  вероятно,  сначала  испугался,  что  Уртейл
станет расследовать  неполадки  с  программой  "Свет"  и  разоблачит  его.
Поэтому он подбросил в комнату Уртейла  прорезанный  скафандр,  но  Уртейл
обнаружил прорезь. Возможно, Уртейл  действительно  полагал,  что  в  этом
виноват Майндс.
   - Конечно, да ты только  вспомни.  Когда  мы  в  первый  раз  встретили
старика, он не мог даже говорить об Уртейле, так он его ненавидел.
   - Точно, - сказал Лаки, - и было совершенно непонятно, за что, так  же,
как например, Майндса. Я думал, что, может, есть какая-нибудь  неизвестная
мне причина.
   - Ты впервые заподозрил его тогда, Лаки?
   - Нет, не тогда. Я впервые подумал  о  нем,  когда  увидел  прорезанный
скафандр.  Такую  вещь,  очевидно,  удобнее  всего  было  сделать   самому
Певералю. И у него же была возможность спрятать  костюм  после  того,  как
умрет тот, для кого он предназначен. Он лучше  всех  знал,  где  мы  будем
жить, и приготовил скафандр. Меня беспокоило одно: какие  у  него  мотивы?
Почему он хочет меня убить? Очевидно, мое  имя  ничего  ему  не  говорило.
Когда мы встретились в первый раз, он спросил меня, не командированный  ли
я инженер, как Майндс. А вот Майндс слышал обо мне и хотел,  чтобы  я  ему
помог. Доктор Гардома слышал обо мне в  связи  с  отравлениями  на  Марсе.
Уртейл, конечно, знал обо мне все. Я удивился, что доктор Певераль  ничего
обо мне не слышал.
   Например, на Церере - мы с тобой там долго были, когда произошла  битва
с пиратами. Там находится самая большая обсерватория в Солнечной  системе.
Не мог ли в это же время там быть доктор Певераль? Я спросил его об  этом,
и он ответил, что никогда меня прежде не встречал.  Он  признал,  что  ему
случалось бывать на Церере, и позже  Кук  сказал  нам,  что  старик  часто
летает туда. А Певераль стал объяснять, хотя я не расспрашивал его, что он
был болен во время пиратского налета, и Кук потом подтвердил все,  что  он
сказал. Он себя выдал. В своем волнении доктор Певераль наговорил лишнего.
   Маленький марсианин широко раскрыл глаза:
   - Что-то не понимаю.
   - Это очень просто. Если Певераль много раз бывал на Церере, почему  он
счел необходимым рассказать именно о том  своем  визите,  когда  состоялся
пиратский налет?  Почему  именно  о  том,  а  не  о  каком-нибудь  другом?
Очевидно, он знал, по какому случаю я был на  Церере,  и  это  алиби  было
предназначено специально для меня. Следовательно, он знал, кто я такой.
   А если он знал, кто я, то почему пытался убить меня,  и  Уртейла  тоже?
Нам подложили  прорезанные  костюмы,  ты  же  знаешь.  Мы  оба  занимались
расследованием. Чего боялся Певераль?
   И тут за банкетным столом он разговорился о сирианцах и роботах, и  все
стало на свои места. Рассказ Майндса вдруг обрел смысл, и я  сразу  понял,
что робота на Меркурий могли привезти либо сирианцы, либо доктор Певераль,
и больше никто. Мне казалось более вероятным, что это сделал Певераль, что
он говорит о сирианцах для того, чтобы отвести подозрения от себя. Если бы
робота нашли и неполадки прекратились, это бы послужило  дымовой  завесой,
которая скрыла бы его собственную роль в этом саботаже, и, более того, это
было бы прекрасной антисирианской пропагандой.
   Мне нужны были доказательства. Сенатор Свенсон поднял бы крик, что  это
мы  устраиваем   дымовую   завесу,   чтобы   скрыть   некомпетентность   и
расточительство Совета. Мне нужны  были  веские  доказательства.  Так  как
рядом был Уртейл, я никому не рискнул говорить о своих планах, даже  тебе,
Бигмэн.
   Бигмэн возмущенно зарычал:
   - Когда ты, наконец, начнешь доверять мне, Лаки?
   - Тогда, когда я смогу рассчитывать на то, что ты прекратишь выделывать
боксерские фокусы с людьми, которые вдвое тяжелее тебя, -  сказал  Лаки  с
улыбкой, несколько уменьшившей язвительность этого замечания.  -  Итак,  я
отправился за роботом на солнечную сторону  и  решил  использовать  его  в
качестве свидетеля. Это мне не удалось, и пришлось вытягивать признание из
Певераля.
   Лаки покачал головой.
   Бигмэн спросил:
   - Ну, а что же Свенсон?
   - Я надеюсь, что с этим покончено, - ответил Лаки. - Он вряд ли  сможет
много сделать теперь, после смерти Уртейла,  так  как  в  этом  случае  мы
используем доктора Кука как свидетеля грязных приемов Уртейла. Но  мы  ему
также ничем не  сможем  помешать,  потому  что  двух  самых  ответственных
работников меркурианской обсерватории пришлось освободить от должностей за
уголовные преступления. Так что у нас с ним ничья.
   - Марсианские пески! - застонал  Бигмэн.  -  Этот  парень  опять  будет
висеть у нас на шее.
   Но Лаки покачал головой.
   - Нет, о сенаторе Свенсоне не стоит очень  беспокоиться.  Он  жесток  и
опасен, но именно поэтому он заставляет Совет быть все  время  начеку,  не
дает нам расслабляться.
   И потом, - задумчиво прибавил он. - Совету Науки  нужна  оппозиция  так
же, как Конгрессу и правительству. Если  когда-нибудь  Совет  сочтет  себя
выше критики, то может настать время, когда он установит свою диктатуру на
Земле, а мне совсем этого не хочется.
   - Что же, возможно, и так, - сказал  Бигмэн  разочарованно,  -  но  все
равно, этот Свенсон мне не нравится.
   Лаки рассмеялся, протянул руку и взъерошил волосы марсианина.
   - Мне тоже, но не стоит сейчас думать об этом. Посмотри, вокруг звезды,
и кто знает, куда мы полетим через неделю и зачем?

Last-modified: Mon, 12 Feb 2001 20:24:14 GMT

Оцените этот текст: