это слово про­извело на Вильяма впечатление. -- Ты мой должник. Удели внимание нашей проблеме. Пожалуйста, попы­тайся применить к компьютеру все, что ты знаешь о мозге. Речь идет всего лишь о попытке, но я надеюсь, что попытка будет честной. Вильям беспокойно шевельнулся и сказал: -- Я понимаю твое положение. Я попробую. И по­пытка будет честной. 6 Вильям попробовал. Предсказание Энтони сбылось, им пришлось работать вдвоем. Первое время то один, то другой сотрудник Проекта наведывались к ним, и, поскольку скрыть родство было невозможно, Вильям сообщал каждому ошеломляющую новость о том, что они с Энтони -- братья, пытаясь извлечь из этого ка­кую-нибудь пользу. Но со временем коллеги перестали проявлять к ним повышенный интерес, и в их жизнь, подчиненную одной цели, больше никто не вмешивался. Когда Вильям приближался к Энтони или Энтони к Вильяму, любой, оказавшийся в это время рядом, как будто уходил сквозь стену. Постепенно они преодолели напряженность и даже выработали собственный стиль общения. Случалось, они разговаривали так, будто не было никакого родства, никаких общих воспоминаний о детстве. Энтони описал то, что требовалось от компьютера, просто, без технических терминов, а Вильям, после долгих размышлений, рассказал, как, с его точки зре­ния, работу компьютера можно уподобить работе мозга. Энтони спросил: -- Это в принципе возможно? -- Не знаю, -- ответил Вильям. -- Попробуем. Мо­жет быть, он не будет работать, А может быть, будет. -- Стоило бы обсудить это с Дмитрием Большим. -- Давай сначала сами прикинем, что у нас получа­ется, К нему надо идти с конкретными предложениями, а если их у нас нет, нечего и ходить. Энтони заколебался: -- Мы пойдем к нему вместе? Вильям проявил деликатность и сказал: -- Ты будешь нашим представителем. Какой смысл в том, чтобы лишний раз появляться вместе? -- Спасибо, Вильям. Если из этого что-нибудь по­лучится, я воздам тебе по заслугам. Вильям сказал: -- На этот счет у меня нет никаких опасений. Если идея чего-то стоит, я полагаю, что никто, кроме меня, не сможет воплотить ее в жизнь. Они многократно и всесторонне обсудили ситуацию. Если бы не эмоциональная напряженность -- следст­вие их родства -- Вильям начал бы гордиться своим братом, который так быстро разобрался в чуждой для себя области. Потом начались долгие обсуждения у Дмитрия Боль­шого, беседы практически с каждым сотрудником Про­екта. Энтони посвятил им много дней, а после этих разговоров встречался с Вильямом один на один. Все это тянулось, как мучительная беременность, но в кон­це концов была получена санкция на создание того, что назвали "Меркурианским Компьютером". У Вильяма появилась возможность расслабиться, и он отправился в Нью-Йорк. Он не планировал там задерживаться (разве мог он представить себе такое два месяца назад?), но надо было урегулировать свои дела в Институте Гомологии. В Нью-Йорке ему пришлось участвовать во множе­стве обсуждений, едва ли не в большем числе, чем в Далласе. Он должен был объяснить сотрудникам своей лаборатории, что произошло, и почему ему придется уехать, и как они должны продолжать дело без него. Потом было возвращение в Даллас с новым оборудова­нием и с двумя молодыми помощниками на неопределенно долгий отрезок времени. Но Вильям не оглядывался назад. Собственная лабо­ратория и ее нужды не занимали его мысли. Сейчас он был полностью поглощен своей новой задачей. 7 Для Энтони началось самое тяжелое время. Отсутст­вие Вильяма не принесло заметного облегчения, и скоро Энтони стал надеяться, не смея в это поверить, что Вильям, может быть, не вернется. А вдруг он пришлет вместо себя своего заместителя, кого-нибудь другого? Кого-нибудь с другим лицом, и Энтони больше не будет чувствовать себя монстром с двумя спинами и четырьмя ногами? Но Вильям вернулся. Энтони издалека наблюдал за бесшумно приземлившимся грузовым самолетом и за его разгрузкой. Даже издалека он в конце концов узнал Вильяма. Так тому и быть. Энтони ушел. В тот же день он отправился к Дмит­рию. -- Дмитрий, я не вижу никакой необходимости ос­таваться здесь. Мы разработали все детали. Исполните­лем может быть кто угодно. -- Нет, нет, -- сказал Дмитрий. -- Идея принадле­жит в первую очередь тебе. Ты должен увидеть ее воплощенной. Нет никакого резона делить славу. Энтони подумал: "Никто другой не станет рисковать. Возможность провала сохраняется. Этого можно было ожидать". Он заранее знал ответ Дмитрия, но все-таки упрямо продолжал: -- Понимаете, я не могу работать с Вильямом. -- Но почему? -- Дмитрий сделал вид, что удив­лен. -- Вы так многого добились вместе. -- Я дошел до предела своих возможностей, Дмит­рий, и больше не выдержу. Думаете, я не знаю, как это выглядит со стороны? -- Милый мой! Ты слишком серьезно к этому отно­сишься. Ясное дело, все на вас смотрят. Ведь они люди. Но люди способны привыкнуть ко всему. Я, например, уже привык. "Не привык ты, толстый лицемер", -- подумал Эн­тони и сказал: -- Я не привык. -- Ты неправильно на это смотришь. Ваши родители были эксцентричными, нельзя не признать, но, в конце концов, они не сделали ничего противозаконного. Это всего лишь причуда. Здесь нет ни твоей вины, ни вины Вильяма. Вас винить не в чем. -- Мы меченые, -- сказал Энтони, быстро проведя рукой по лицу. -- Не настолько меченые, насколько тебе представ­ляется. Я, например, вас различаю. Ты определенно моложе. Волосы у тебя больше вьются. Вы только на первый взгляд одинаковые. Слушай, Энтони, у тебя будет столько времени, сколько захочешь, любая по­мощь, которая тебе понадобится, любое оборудование, которое ты сможешь использовать. Я уверен, что рабо­та пойдет чудесно. Подумай об удовлетворении... Энтони, конечно, сдался и согласился помочь Вилья­му хотя бы наладить оборудование. Вильям, казалось, был тоже уверен, что работа пойдет чудесно. Не так замечательно, как сказал Дмитрий, но вполне гладко. -- Дело только в том, чтобы установить правильные связи, -- сказал он, -- хотя, должен признать, эта очень серьезное "только". Твоя задача -- получить изо­бражение сенсорных сигналов на экране, чтобы мы имели возможность осуществлять... Я ведь не могу сказать "ручной контроль", правда? Значит, чтобы мы могли осуществлять интеллектуальный контроль и уп­равлять реакциями компьютера, если это понадобится. -- Это технически возможно, -- отозвался Энтони. -- Тогда давай приступим... Слушай, мне понадобит­ся по меньшей мере неделя, чтобы наладить связи и быть уверенным в инструкциях... -- Программах, -- поправил Энтони. -- Ну, поскольку это твоя сфера, я буду пользовать­ся твоей терминологией. Мои ассистенты и я запрограм­мируем Меркурианский Компьютер, но не по-твоему. -- Надеюсь, что не по-моему. Для того и требовался гомологист, чтобы создать программу, более тонкую, чем та, которую может написать простой телеметрист. -- Говоря это, он не пытался скрыть иронию. Вильям не обратил внимания на его тон и ответил: -- Начнем с простого. Мы заставим робота ходить. 8 Прошла неделя. За тысячу миль от них, в Аризоне, робот начал ходить. Ходить ему было трудно, иногда он падал, иногда задевал лодыжкой о препятствия, а то вдруг поворачивался на одной ноге и шел в совершенно неожиданном направлении. -- Это ребенок, который учится ходить, -- говорил Вильям. Иногда заходил Дмитрий, которому захотелось по­смотреть на их достижения. -- Поразительно! -- восклицал он. Энтони, однако, так не думал. Шли недели, месяцы. Робот делал успехи, возмож­ности его становились все больше по мере того, как в Меркурианский Компьютер вводили все более слож­ные программы. (Вильям попробовал было говорить о Меркурианском Компьютере как о мозге, но Энтони этого не допустил.) Но то, что получалось, Энтони все-таки не устраивало. -- Это не годится, Вильям, -- сказал наконец Энто­ни. Накануне ночью он не спал. -- Странно, -- ответил Вильям холодно. -- А я как раз собирался сказать тебе, что мы, кажется, победили. Энтони с трудом сдержался. Напряженная работа, постоянное присутствие Вильяма и неуклюжий робот -- это было больше, чем он мог вынести. -- Я собираюсь уволиться, Вильям. Бросить эту ра­боту. Извини... Ты ни при чем. -- Конечно, при чем, Энтони. -- Дело не только в тебе, Вильям. Это провал. Мы не справимся с задачей. Ты видишь, какой робот неуклю­жий, а ведь он на Земле, всего за тысячу миль отсюда, сигнал проходит туда и обратно за доли секунды. Когда он будет на Меркурии, передача сигнала займет мину­ты, эта задержка заложена в Меркурианский Компью­тер. Надеяться, что робот будет работать -- безумие. Вильям сказал: -- Не уходи, Энтони. Ты не можешь уволиться сейчас. Я предлагаю послать робота на Меркурий. Я уверен, что он готов. Энтони засмеялся громко и издевательски. -- Ты сошел с ума, Вильям. -- Нет. Ты, кажется, думаешь, что на Меркурии будет труднее, а это не так. Труднее на Земле. Этот робот сконструирован в расчете на одну треть земного притяжения, и в Аризоне он работает в условиях трой­ной нагрузки. Он рассчитан на 400 градусов Цельсия, а работает при 30, он рассчитан на безвоздушное про­странство, а работает в атмосфере. -- Робот имеет достаточно ресурсов, чтобы это пре­одолеть. -- Его механическая часть, безусловно, может это выдержать, а как насчет Компьютера? Его взаимодей­ствие с роботом, который находится не в тех условиях, для которых предназначен, затруднено... Пойми, Энто­ни, если ты хочешь, чтобы компьютер был таким же сложным, как мозг, тебе придется мириться с идиосин­кразией... Знаешь, давай сделаем так. Добьемся совме­стными усилиями, чтобы робота послали на Меркурий. Экспедиция займет шесть месяцев, а я на это время возьму отпуск. Ты избавишься от меня. -- А кто будет присматривать за Меркурианским Компьютером? -- К настоящему моменту ты знаешь, как он работа­ет, к тому же тебе в помощь я оставлю двух своих парней. Энтони отрицательно покачал головой. -- Я не могу взять на себя ответственность за Ком­пьютер, и я не возьму на себя ответственность за предложение послать робота на Меркурий. Он не будет работать. -- Я уверен, что будет. -- Полной уверенности у тебя быть не может. А ответ­ственность на мне. Именно я окажусь виноватым. Тебе-то ничего не будет. Позднее Энтони осознал, что это был решающий момент. Вильям мог бы оставить все как есть. Энтони мог бы уволиться. И они потеряли бы все. Но Вильям сказал: -- Мне ничего не будет? Слушай, отец с матерью поступили так, как поступили. Хорошо. Я сожалею об этом не меньше твоего, но дело сделано, и есть нечто забавное в том, что получилось в результате. Когда я говорю об отце, я имею в виду твоего отца тоже, и есть масса людей, которые могут сказать о себе то же самое: братья, сестры, брат и сестра. А когда я говорю "мама", я имею в виду твою маму, и есть масса людей, которые могут сказать так же. Но я не знаю двух других людей, даже не слышал никогда о тех, у кого были бы общие отец и мать. -- Я знаю, -- сказал Энтони мрачно. -- Да, но попробуй понять мою точку зрения, -- Вильям говорил торопливо. -- Я гомологист. Я работаю с генетическими моделями. Ты когда-нибудь задумывал­ся о наших генетических моделях? У нас общие родители, значит, наши генетические модели похожи больше, чем любая другая пара моделей на планете. Наши лица доказывают это наилучшим образом. -- Это я тоже знаю. -- Значит, если Проект заработает и ты прославишь­ся, это будет означать, что твоя генетическая модель в высшей степени полезна для человечества, следова­тельно, моя генетическая модель тоже... Неужели ты не понимаешь, Энтони? У нас общие родители, у меня твое лицо, твоя генетическая модель, значит, твоя слава и твой позор тоже мои. Они мои почти настолько же, насколько и твои, а если мне достанется слава или позор, они твои почти настолько же, насколько мои. Я не могу не быть заинтересован в твоем успехе. У меня для этого больше оснований, чем у кого-либо на Земле, оснований чисто эгоистических, таких эгоистических, какие только можно себе представить. Я на твоей стороне, Энтони, потому что ты -- это почти я! Они долго смотрели друг на друга, и Энтони в первый раз не обращал внимания на сходство лица, в которое он смотрел, со своим собственным. Вильям сказал: -- Поэтому давай попросим, чтобы робота послали на Меркурий. И Энтони сдался. После того как Дмитрий поддер­жал их требование -- в конце концов, он давно этого ждал -- Энтони провел большую часть дня в глубоких размышлениях. Потом он разыскал Вильяма и сказал: -- Послушай! Последовала длинная пауза, которую Вильям не пре­рывал. Энтони опять сказал: -- Послушай! Вильям терпеливо ждал. Энтони продолжал: -- Тебе совсем не надо уезжать. Я уверен, ты не хочешь, чтобы Меркурианский Компьютер обслуживал кто-то другой, а не ты. Вильям спросил: -- Ты хочешь сказать, что сам намерен уехать? -- Нет, я тоже останусь. -- Нам не нужно много видеться. Весь этот разговор для Энтони был преодолением ощущения, будто его душат. Горло сдавливало все силь­нее, но он уже справился с самой тяжелой частью разговора. -- Мы не должны избегать друг друга. Не должны. Вильям неуверенно улыбнулся. Энтони не улыбнулся. Он повернулся и быстро ушел. 9 Вильям поднял глаза от книги. Прошел уже месяц с тех пор, как он перестал удивляться при виде входяще­го Энтони. Он спросил: -- Что-то не так? -- Кто знает? Они готовятся к мягкой посадке. Мер­курианский Компьютер в боевой готовности? Вильям знал, что Энтони известно все о состояния Компьютера, но ответил: -- К завтрашнему утру, Энтони. -- И нет никаких трудностей? -- Абсолютно. -- Тогда надо просто ждать мягкой посадки. -- Да. Энтони сказал: -- Что-нибудь будет не так. -- Ракетная техника давно осуществляет мягкие по­садки, и делает это очень искусно. Все будет так, как надо. -- Столько работы впустую. -- Пока еще не впустую. И не будет впустую. Энтони вздохнул: -- Может быть, ты прав. -- Засунув руки глубоко в карманы, он побрел прочь, но прежде чем коснуться дверного контакта, обернулся. -- Спасибо. -- За что, Энтони? -- За то, что утешаешь. Вильям криво улыбнулся, ему стало легче от того, что он сумел скрыть свои чувства. 10 В критический момент весь персонал Проекта "Мер­курий" был на ногах. У Энтони не было конкретных обязанностей, и он сидел у монитора, не сводя глаз с экрана. Робот был приведен в действие, и от него стали поступать визуальные сигналы. По крайней мере то, что появилось на экранах, было эквивалентом визуальной информации, хотя не было видно ничего, кроме тусклого свечения, -- вероятно, это было изображение поверхности Меркурия. Время от времени по экрану пробегали тени, возможно, так выглядели неровности ландшафта. Энтони трудно было судить о том, что происходит, по изображению на экране, но те, кто находились у приборов, анализируя получаемые данные с помощью более тонких методов, чем простое наблюдение невооруженным глазом, были спокойны. И ни одна из маленьких красных лампочек, предвещающих опасность, не горела. Энтони поймал себя на том, что наблюдает больше за наблюдателями, чем за происходящим на экране. Ему следовало бы спуститься вниз, туда, где возле Компьютера находился Вильям со своими помощника­ми. Компьютер будет включен только после мягкой посадки. Энтони следовало бы... Но он не мог себя заставить. Тени побежали по экрану быстрее. Робот опускал­ся -- слишком быстро? Конечно, слишком быстро! На экране появилось отчетливое пятно, при измене­нии фокуса оно стало темнее, потом светлее, до Энтони донесся какой-то шум, и прошло несколько долгих секунд, прежде чем он понял, что слышит слова: "Мяг­кая посадка! Получилось!". Тихий разговор сменился возбужденным шумом. Все поздравляли друг друга, а на экране произошло нечто, из-за чего голоса и смех внезапно оборвались, как будто натолкнулись на стену молчания. Изображение на экране изменилось и стало четким. В ярком-ярком солнечном свете, льющемся через тща­тельно защищенный фильтрами экран, они увидели ска­лу, ослепительно белую с одной стороны, черную, как чернила, с другой. Изображение сдвинулось вправо, потом влево, как будто пара глаз посмотрела налево, а потом направо. На экране появилась металлическая рука, было похоже, что робот рассматривает свое тело. Энтони первым понял, что происходит, и молчание нарушил его крик: -- Компьютер заработал! Ему самому показалось, что эти слова выкрикнул кто-то другой; он уже бежал за дверь, вниз по ступень­кам, по коридору, а за спиной у него, как волна, поднимался шум голосов. -- Вильям! -- закричал он, ворвавшись в комнату. -- Все отлично, все... Но Вильям поднял руку, -- Тс-с-с. Пожалуйста. Компьютер не должен испы­тывать сильных ощущении, кроме тех, которые исходят от робота. -- Ты думаешь, он нас слышит? -- прошептал Эн­тони, -- Может быть, не знаю. -- В комнате, где нахо­дился Меркурианский Компьютер, стоял свой монитор, поменьше. Изображение на экране постоянно меня­лось: робот двигался. Вильям сказал: -- Робот пробует двигаться. Первые шаги и должны быть неуверенными. Интервал между сигналом и отве­том семь минут. -- Но он явно ходит увереннее, чем в Аризоне. Тебе не кажется, Вильям? -- Энтони крепко сжимал плечо Вильяма, тряс его, не отрывая глаз от экрана. Вильям ответил: -- Я уверен в этом, Энтони. Солнце догорело в контрастном черно-белом мире, мире белого солнца на черном небе и белой каменистой земли, испещренной черными тенями. Сладкий запах солнца исходил от каждого освещенного им квадратно­го сантиметра металла, вступая в контраст с убивающей все запахи тенью на неосвещенной стороне. Он поднял руку и посмотрел на нее, пересчитывая пальцы. Жарко, жарко, жарко, -- загибая пальцы так, что они поочередно попадали в тень, он ощущал, как тепло медленно уходит из них, и это изменение в осязании дало ему почувствовать чистый, уютный вакуум. Но вакуум не был абсолютным. Он поднял руки над головой, вытянул их и с помощью чувствительных дат­чиков на запястьях ощутил испарения -- легкое, едва заметное прикосновение паров олова и свинца, проби­вающихся через сильный запах ртути. Он ощутил более густые испарения, подымающиеся снизу, -- разнообразных силикатов, имевших своеоб­разный привкус металлических ионов. Он медленно переместил ногу по хрустящей спекшейся пыли и вос­принял изменения в ощущениях как тихую и упорядо­ченную музыку. И надо всем -- Солнце. Он поднял глаза на него, большое, и толстое, и яркое, и горячее и услышал его радость. Он видел протуберанцы, медленно поднима­ющиеся над краями диска, и слышал потрескивание каждого из них и другие счастливые голоса, звучащие над широким лицом Солнца. Когда он включил свето­фильтры, затеняющие фон, потоки водорода, летящие вверх, зазвучали как всплески мягкого контральто, он слышал приглушенный тонкий свист разлетающейся ма­терии, в который врывался глубокий бас пятен, и при­читания вспышек света, щелканье гамма-лучей и косми­ческих частиц, похожее на звук шарика для игры в пинг-понг, а вокруг ощущалось мягкое, пропадающее и снова появляющееся дыхание солнечного вещества, которое подступало и отступало, повинуясь космическому ветру, приносящему неповторимые, великолепные ощу­щения. Он подпрыгнул и медленно поднялся в воздух с легкостью, которая до сих пор была ему незнакома, опустился и снова подпрыгнул, потом побежал, прыг­нул, побежал снова, чувствуя, что его тело отлично приспособлено к великолепному миру, раю, в котором он находился. После долгого странствия в полном одиночестве он наконец попал в рай. Вильям сказал: -- Все в порядке. -- Но что он делает? -- воскликнул Энтони. -- Все в порядке. Программа работает. Он проверял свои органы чувств. Сделал визуальные наблюдения, включил фильтры и изучил Солнце, проанализировал состав атмосферы и химическую природу почвы. Все системы работают. -- Но почему он бегает? -- Я полагаю, это его собственная идея, Энтони. Если ты хочешь создать компьютер такой же сложный, как мозг, ты должен смириться, что у него есть свои идеи. -- Бегать? Прыгать? -- Энтони повернул к Вильяму встревоженное лицо. -- Он что-нибудь сломает. Ты можешь управлять Компьютером. Подави эти желания. Пусть он перестанет. Вильям ответил резко: -- Нет. Не стану. Я пойду на риск того, что он причинит себе вред. Разве ты не понимаешь? Он счаст­лив. На Земле, в нашем мире, он не мог управлять собой. И вот он на Меркурии, его тело полностью приспособлено к этим условиям, его к ним готовили сотни ученых. Это рай для него, позволь ему наслаж­даться. -- Наслаждаться? Он же робот. -- Я не говорю о металлическом роботе. Я говорю о мозге, который наконец-то живет той жизнью, для которой создан. Меркурианский Компьютер, безопасность которого оберегали толстое стекло и сотни проводов, дышал и жил. -- Это Рэндалл попал в рай, -- сказал Вильям. -- Он попал в мир, ради которою ушел в себя, отвергая этот. Он обрел мир, для которого его тело идеально подходит, взамен мира, для которого его прежнее тело совсем не подходило. Энтони с интересом вглядывался в экран: -- Кажется, он успокаивается. -- Конечно, -- сказал Вильям, -- он будет делать свою работу, и делать ее превосходно, потому что он счастлив. Энтони улыбнулся и сказал: -- Неужели мы это сделали, ты и я? Слушай, пойдем к остальным, пусть они повосхищаются нами, а, Вильям? Вильям удивился: -- Вместе? И Энтони крепко взял его за руку: -- Вместе, брат! 2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского