скорость преобразовалась в тепловую энергию, не уступающую по
мощности взрыву атомной бомбы. Секунду назад все это еще существовало - и
завод, и многоэтажные новостройки Ньютауна, и парки, и магазины, и
забегаловки. И вот все исчезло.
За один миг дома, камни, люди, деревья, мебель, автомобили - одним
словом, все - сгорело, испарилось, исчезло с лица земли. Первый взрыв
уничтожил завод и половину города. Но следом летели остальные куски
ускорителя, и спастись от них времени не было. Возможно, кто-то из уцелевших
еще успел сообразить, что означает первый чудовищный взрыв и ослепительная
вспышка. Может быть, эти люди успели даже испугаться, - но все тут же и
кончилось.
За взрывами на землю обрушилась ударная волна. Сжатый воздух дуновением
смерти пронесся по окрестностям. В миле от Коттенхэма ударная волна
встретила на своем пути стаю птиц; все умерли мгновенно и тут же попадали на
землю, хоть на их телах не было обнаружено ни малейших повреждений.
Почва вздыбилась, словно по ней вели огонь тысячи невидимых орудий;
деревья, кусты, заборы, животные, развалины домов обратились в прах.
Воздушный смерч пронесся над фермой Тэннеров, смешав в один чудовищный ком
людей, коров, доильные машины, камни.
Генри Льюису так и не удалось метнуть свой дротик. Игра осталась
незаконченной, летнего отпуска теперь не будет. Зато Айрин больше не
придется переживать из-за счета в банке. В Блэкпул ехать больше было не
нужно.
Двадцать девять тысяч сто тридцать один человек - мужчины, женщины и
дети - в один миг лишились будущего, лишились жизни. Там, где только что
стоял город и кипела деятельность, осталась голая пустыня - пятно смерти
среди зеленых лугов Англии. Хорошо хоть, что кошмар содеянного какое-то
время был сокрыт от взоров пеленой пыли и дыма.
Глава 23
ПВ 07:52
Президент Бэндин был в своем личном туалете, когда кто-то забарабанил в
дверь. Через несколько секунд глава государства выскочил оттуда, не успев
вытереть руки и размахивая полотенцем. Глаза его пылали гневом. У двери
стоял генерал Бэннерман, бледный, трясущийся. Уже одного этого было
достаточно, чтобы президент поперхнулся на полуслове. Он никогда не думал,
что задубелое лицо старого вояки может приобрести такой землистый оттенок.
Казалось, генерал разом постарел на много лет. Сбивчиво изложил суть дела.
- Господи Боже, - хрипло прошептал Бэндин, не находя слов. Словно
обессилев, он привалился к распахнутой двери; рука по-прежнему сжимала
забытое полотенце. - Господи Боже, Господи Боже...
***
Шли секунды, минуты, и лишь через час удалось хотя бы в общих чертах
выяснить, что же, собственно, произошло. Полковник О'Брайен, офицер связи,
прикомандированный к Центру наземного командования в Капустином Яре, понял,
что надвигается катастрофа, одновременно с теми, кто сидел у пультов.
Полковник получал на дисплее ту же информацию, что и они. Он крепко сжал
кулаки, увидев, что двигатели вышли из-под контроля, отказались вовремя
остановиться и изменить орбиту ускорителя. Новую траекторию полета
рассчитать было не так-то просто; в зале началась паника, раздались
истерические выкрики - в течение последних месяцев полковник еще не раз
опишет все это на многочисленных секретных допросах. Сейчас же ему
оставалось только сидеть и наблюдать за происходящим.
На дисплее мелькали и исчезали цифры - компьютер вычислял орбиту. Она
казалась совершенно невероятной. Постепенно голоса в зале стихли - все
смотрели на график движения ракеты. Линия все круче и быстрее загибалась
книзу. Все присутствующие отчетливо понимали степень надвигающейся опасности
- перед их глазами разворачивалась настоящая трагедия - полет последней
ступени "Прометея-I". Окаменев, люди наблюдали, как линия наконец уперлась в
Землю и прервалась.
Компьютер, беспрестанно выстреливая на дисплее колонки цифр, больше не
давал никакой информации. Деловито стрекотавшие принтеры замолчали. В Центре
воцарилась гнетущая тишина.
- Срочное сообщение! - приказал О'Брайен и сам поразился резкости
своего выкрика.
Сильверстейн в недоумении посмотрел на своего шефа, ибо он единственный
из всех присутствующих не догадывался о смысле происходящего - сержант не
знал ни русского языка, ни космической технологии.
- Немедленно передайте! Срочно! Президенту Соединенных Штатов!
Последняя ступень ракеты вышла из-под контроля. Судя по всему, произошло ее
столкновение с Землей. Точное место неизвестно. - О'Брайен зашелестел
бумажками, наскоро сделал расчеты и добавил:
- По первоначальной оценке - 52 градуса северной широты, 0 градусов
долготы.
- Где это, полковник? Где это? - Сильверстейн начал понимать, что
произошло.
Американцы обменялись взглядами, полными ужаса. Оба хорошо знали
Англию, знали, как густо заселены Британские острова. Сильверстейн стал
медленно передавать донесение; он знал, что масштабы катастрофы выяснятся не
сразу. Закончив передачу, он попросил как можно быстрее выяснить и сообщить
в Капустин Яр о точном месте столкновения.
Расчет орбиты, составленный в Центре, немедленно поступил в Белый дом;
туда же передали данные о траектории полета, зарегистрированные из Хьюстона.
После этого в Хьюстоне запустили в компьютер собственные расчеты и расчеты
русских. В результате с точностью до четверти мили был определен вероятный
район падения. Получив эту информацию, офицер связи Белого дома, прежде чем
доложить президенту, затребовал ксерокс карты Южной Англии и обвел на ней
красным фломастером предполагаемую зону катастрофы. Затем сунул карту и
расчетные данные в кожаный "дипломат" и опрометью бросился к лифту. В
резиденции офицера хорошо знали в лицо, кроме того, уже начали поступать
тревожные слухи, поэтому часовые немедленно распахнули перед ним двери
конференц-зала. Там уже заседал кабинет министров почти в полном составе.
Членов правительства собрали в срочном порядке. Все с нетерпением обернулись
к вошедшему. Президент молча протянул руку, и офицер передал ему бумаги.
Бэндин долго рассматривал их, а когда дверь за офицером закрылась, медленно
поднял голову. Руки его слегка дрожали.
- По карте трудно определить точно, но, судя по всему, ракета упала в
сельском районе Англии. В Англии так много лугов и полей...
Сказано это было вяло, безо всякой уверенности. Бэннерман взял карту и
стал ее изучать. Забыв о своем правиле - никогда не появляться на публике в
очках, - он извлек из кармана старомодное пенсне в золотой оправе и надел на
нос.
- Действительно, местность сельская, - сказал он. - Но прямо через
красный круг проходит автострада. Насколько мне известно, на ней всегда
оживленное движение. Постойте, здесь еще обозначен какой-то город. Ксерокс
неважный, не могу прочесть. По-моему, Коттенхэм-Ньютаун.
- Коттенхэм, - с важным видом поправил его доктор Шлохтер. В отличие от
прочих членов кабинета госсекретарь сохранял невозмутимость. - Это один из
наиболее удачных проектов, затеянных британским кабинетом с целью
перебазировать легкую промышленность из городов в слаборазвитые регионы. Вы,
конечно, помните, что мы вместе с министром труда ездили на церемонию,
посвященную началу строительства.
Присутствующие, разумеется, этого не помнили, и им было на это
наплевать. Президент обернулся к Чарли Драгони, который сидел у
секретарского столика, прижав к уху телефонную трубку.
- Ну, что там?
- Мы держим постоянную связь с Уайтхоллом и нашим посольством в
Лондоне, господин президент. Им известно не больше нашего, но они обещали
немедленно передать информацию, как только она поступит. Кроме того,
подключена линия, соединяющая Белый дом с Даунинг-стрит. Премьер-министр
сейчас на совещании выслушивает первые отчеты. Но ему известно, что вы
ожидаете его звонка. К тому же... Извините. Алло!
Драгони весь обратился в слух; члены кабинета молча смотрели на него.
- Хорошо, благодарю вас. Я передам. - Чарли поднял глаза. - Через
несколько секунд с вами будет говорить премьер-министр, сэр. Но сначала он
закончит разговор с Кремлем.
- Кто-нибудь выяснял, какой силы мог быть взрыв? - спросил доктор
Шлохтер. - Может быть, мы тут раздуваем из мухи слона? Ведь каждый день
случаются авиакатастрофы, а назавтра о них уже никто не помнит.
Бэннерман зачитал с лежащего перед ним листа данные. Все слушали его с
напряженным вниманием.
- Согласно сообщению, полученному нами из Центра наземного командования
в Капустином Яре, перед отключением двигателей в топливных баках могло
оставаться до 20% горючего. Вместе с массой самого ускорителя это составляет
более миллиона фунтов. Очень важен фактор скорости. Если бы ракета летела со
скоростью 60 миль в час, она просто оставила бы огромную воронку в земле -
не более того. В Хьюстоне считают, что, даже учитывая снижение скорости в
результате сопротивления атмосферы, ракета ударилась о землю, разогнавшись
примерно до 20 000 футов в секунду. Это составляет примерно 18 000 миль в
час. Иными словами, сила взрыва лишь вдвое меньше, чем у атомной бомбы
тактического назначения.
- Премьер-министр, сэр, - сказал Драгони. Бэннерман взял трубку.
- Да, это я, господин премьер-министр. Я потрясен, как и вы, этой
ужасной трагедией. Мы все надеемся, молим Бога, чтобы обошлось без
человеческих жертв - или хотя бы минимальными жертвами... Да, я искренне
сожалею. Что-что?!. Да, понятно. Господи Боже мой, какой кошмар. У меня нет
слов... Любая помощь, все, что угодно... Разумеется, я понимаю. Конечно,
Америка не несет всей ответственности за эту ужасную катастрофу, но тем не
менее, как известно, проект совместный, хотя сама ракета советского
производства. Знайте - в горький час мы готовы оказать вам помощь в любом
размере. Да, благодарю вас. До свидания.
Бэндин мягко опустил телефонную трубку и оглядел безмолвных членов
своего правительства.
- Это конец, - сказал он. - Чертова ракета действительно попала прямо в
город. Коттенхэм или как он там называется. Как будто именно по нему была
нацелена. Точные цифры пока неизвестны, но премьер-министр говорит, что
погибло не меньше двадцати одной тысячи человек... И это только в самом
городе, - помолчав, продолжал он. - Кроме того, пострадала автострада,
продолжают поступать сведения о жертвах. Вокруг начались пожары. Премьер-
министр объявил в стране чрезвычайное положение, мобилизовал войска, всю
службу "Скорой помощи", пожарный департамент - одним словом, все.
- Мы можем предложить англичанам помощь наших солдат, расквартированных
на тамошних базах, - предложил Шлохтер.
- Нет, - решительно возразил Дилуотер. - Я, наоборот, советую запретить
американским военнослужащим покидать территорию баз. У англичан достаточно
людей, чтобы самим справиться с ситуацией. Чьего бы производства ни была
ракета, все равно мы в дерьме по уши. Не думаю, что появление американцев
будет встречено местным населением с энтузиазмом.
- Согласен, - поддержал его Бэннерман. - Если вы не возражаете,
господин президент, я немедленно отдам соответствующий приказ.
- Да, наверное, вы правы. Бэннерман снял телефонную трубку.
- Но что мы можем сделать еще? - спросил президент, глядя на
присутствующих. - Наверняка что-то можно предпринять еще. И как это скажется
на проекте "Прометей"?
- А никак, - ответил Дилуотер. - У нас есть запасные ускорители, так
что проект в принципе может быть продолжен. Но второй такой катастрофы мы
позволить себе не можем.
- Еще бы! Может быть, с этой проблемой мы как-нибудь справимся, но еще
один такой фокус, и лавочку придется закрывать. А мне не нужно вам
напоминать, как много значит для нас "Прометей". Тут и национальный престиж,
и перо в задницу арабам, и следующие выборы. Если проект закончится крахом,
если народ поймет, что все эти деньжищи были истрачены зря, то через год на
наших местах будут сидеть ребята из той, другой партии. Кстати, а что там с
самим "Прометеем"? В этой суматохе мы совершенно забыли о корабле!
- Нет, господин президент, не забыли, - сказал Дилуотер. - В настоящее
время идет подготовка двигателя к включению зажигания. Как только это
произойдет, мы вам доложим. На то, чтобы достичь окончательной орбиты, уйдет
еще примерно сорок восемь часов. Потом астронавты приступят к сборке
генератора.
- Надеюсь. Свяжите меня с Полярным. Хочу выяснить, что по этому поводу
думает Кремль. Нам сейчас нужно держаться вместе.
Глава 24
ПВ 12:06
Отсчет предстартовой готовности запуска ядерного двигателя почти
закончился, когда из Центра управления полетом поступило сообщение о
случившейся катастрофе. Флэкс сначала собрал все данные и лишь потом
известил экипаж о происшедшем. На связь вышла Надя, и он во всех деталях
рассказал ей о падении ускорителя. Надя вызвала из моторного отсека Патрика
и Брона и передала им скорбную весть. Наверное, именно таким голосом говорил
Гагарин, первый космонавт нашей планеты, когда пилотируемый им самолет
мчался навстречу гибели. Гагарин не катапультировался, чтобы истребитель не
упал на школу и дома. Голос его был ровен и спокоен до самого финала. Майор
Калинина прошла ту же самую выучку.
Сначала Патрик и Элай отказывались ей верить - слишком уж невероятным
казалось случившееся.
- Этого не может быть, - повторял Элай. - Абсолютно исключено!
- И тем не менее это случилось, - тихо, но решительно прервал его
Патрик. - Случилось. И мы ничего не можем здесь изменить. Это бремя, которое
нам придется нести всю оставшуюся жизнь. Я не знаю, кто виноват. Может быть,
виноватых вообще нет. Нам придется пока что выкинуть это из головы, хоть я и
знаю, что требую невозможного. Однако у нас срочная работа. Надя,
оставайтесь на связи и докладывайте нам обо всем. Мы с Броном пойдем
налаживать двигатель. - Он посмотрел на табло предстартовой готовности, Надя
и Элай тоже. - 12:42. У нас остается мало времени. Меньше двенадцати часов
на то, чтобы разогнаться и уйти с этой чертовой орбиты. Если не получится,
то нас постигнет та же участь. Только "Прометей" проделает в Земле дыру куда
большую, чем ускоритель.
Уинтер молча развернулся и нырнул в туннель; Элай последовал за ним.
- Я свяжусь с Центром, - сказала им вслед Надя. Она встала с
гравитационной кушетки и заглянула в отсек экипажа. Глаза ее были красны -
не от слез, а от усталости. Она еле двигалась.
- Вам нужно отдохнуть, - сказала Коретта. - Это я говорю вам как врач.
- Я знаю, спасибо. Но не сейчас. Слишком много работы. Нужно проверить
всю систему воздушных фильтров. А также топливную схему.
- Могу ли я помочь?
- Нет, это специфическая работа, которую умеем делать только Патрик и
я.
Надя удалилась в пилотский отсек.
- Всегда одно и то же, - пожаловался Сальников. - Нам с вами делать
абсолютно нечего, только ждать, ждать и ждать. Вы-то хоть врач, а я тут на
положении пятого колеса в телеге. Балласт и ничего больше.
Выражение лица у него стало совсем кислым - типичный случай славянской
меланхолии.
- Вы слишком легко падаете духом, - заметила Коретта, придвигаясь к
нему поближе. - Я согласна, что наш полет нельзя назвать безоблачным, но
дела не так уж плохи. Наслаждайтесь отдыхом, пока вы пассажир. Когда мы
выйдем на орбиту, вы станете главным человеком на борту. Ведь из-за вас,
собственно, и затеяна вся экспедиция. Пилоты - просто как бы ваши шоферы, а
моя основная задача - следить, чтобы у вас не было насморка. Насколько я
помню, вся эта катавасия называется проект "Прометей" и задумана с
единственной целью - развернуть на орбите солнечный генератор. Теперь, когда
нет полковника, вы единственный, кто может это сделать.
Сальников стиснул свои большие ладони.
- Без Владимира мне будет трудно.
- Григорий, вам придется выйти из этого состояния, - сказала Коретта
профессиональным тоном. Открыв аптечку, она достала пузырек с таблетками.
Заодно прихватила с собой бутылочку воды.
- Примите вот это, - сказала Коретта, протягивая Сальникову две белые
капсулы. - Запейте водой. Через два часа дам вам еще две.
- Что это такое? - спросил он с подозрением.
- Это специальное средство, разработанное фармацевтами для оказания
помощи в случае стресса технологического происхождения. Транквилизаторы -
великая вещь. Они помогают нам избежать возможных истерик.
- Спасибо, но я постараюсь не принимать лекарства. Они мне не нужны.
- Не бойтесь, Григорий. Эти таблетки не принесут вам вреда, наоборот,
помогут. - Коретта заметила страдальческие морщинки у глаз и в уголках губ
Сальникова. - Я бы и сама не прочь немножко снять напряжение.
Она сунула пилюли в рот, продемонстрировав, что они действительно лежат
у нее на языке, и запила их водой. Потом достала из пузырька еще две.
- Теперь ваша очередь. И не спорьте.
На сей раз Сальников проглотил таблетки без возражений. Коретта
вздохнула с облегчением. Тем временем Элай, находившийся далеко внизу, в
моторном отсеке, испытывал не меньшее напряжение. Несмотря на
терморегуляцию, он обливался потом. Не от работы, а от волнения. Проверка
была почти закончена, еще чуть-чуть - и ядерный двигатель будет готов к
пуску.
- Все в порядке, - наконец объявил Брон.
- Будем начинать, - ответил Патрик. - Я не могу тебе чем-нибудь помочь?
- Нет. Пока вроде бы нормально. Этот двигатель теоретически довольно
прост. Урановая пыль заключена в неоновых вихрях, находящихся внутри ламп.
Кварцевые трубы, в которых содержится эта смесь, окружены слоем водорода с
примесью вольфрама, чтобы увеличить теплостойкость. Водород сдерживает
нагревание плазмы урана-235, который медленно нагревается до 23 000 градусов
по Кельвину. При этом нагревается и сам водород. В результате он вырывается
из реакционной камеры. Это последний этап перед стартом: остается лишь
включить турбонасосы во вторичной водородной петле...
Брон замолчал на полуслове - раздался какой-то звонок, и на пульте
зажглись красные огоньки. Элай быстро защелкал выключателями.
- Так и должно быть? - спросил Патрик.
- Нет, так быть не должно, - ответил Элай, причем зубы его обнажились в
довольно зловещей ухмылке. - Старт пока что откладывается. Что-то не в
порядке.
Оба одновременно посмотрели на табло Полетного Времени. 13:03.
Оставалось меньше одиннадцати часов до того момента, когда орбита
приведет "Прометей" в соприкосновение с атмосферой.
- Что не так? В чем дело?
- Я еще не знаю. - Элай ввел программу в компьютер, и на дисплее
появилась восьмицветная диаграмма всех схем и узлов. - Тут пять двигателей,
работающих как одна система. Они гораздо ближе связаны между собой, чем
двигатели химического типа. И вот какой-то один, видимо, вышел из строя.
Постараюсь определить, в чем дело. Патрик, ради Бога, не дергай меня. Я
должен разобраться в этом один.
- Хорошо, я буду в пилотском отсеке. Если буду нужен, вызовешь меня по
интеркому.
Оттолкнувшись, Уинтер взмыл вверх. В отсеке экипажа он увидел, что
Сальников лежит (а точнее, висит, удерживаемый ремнями безопасности) на
кушетке. Патрик хотел к нему обратиться, но Коретта поднесла палец к губам и
поманила его к себе.
- Григорий спит, - прошептала она. - И не надо его будить. Он в не
очень хорошем эмоциональном состоянии. Усталость и нервное напряжение
сказались. Пришлось дать ему снотворное. Я сказала, что это транквилизатор.
Он не хотел, поэтому я тоже сунула в рот две пилюли, но сумела потихоньку их
выплюнуть.
- Насколько он плох? - спросил Патрик, глядя на спящего.
- Пока трудно сказать. На Земле я бы ответила на ваш вопрос, но здесь
другое дело. Полагаю, он достаточно устойчив - иначе русские не включили бы
его в состав экипажа.
- Это ничего не значит. Согласно докладу, который мне удалось прочесть.
Сальников - единственный специалист по микроволновой трансмиссии, который
хоть как-то годился для полета. Я подозреваю, что его отправили в космос
чуть ли не насильно.
- Если это так, то многое становится ясным. И физические данные, и
характер Сальникова мало пригодны для работы в космосе. Но он нам
понадобится, когда мы выйдем на орбиту. После смерти полковника Григорий -
единственный, кто может собрать генератор. Надеюсь, что, отоспавшись, он
придет в себя и сможет работать. А когда ему будет чем себя занять, проблем
с ним не возникнет.
- Спасибо, Коретта. Вы правы. Если от меня потребуется помощь, скажите.
- Дело в том, что он не любит принимать лекарства.
- Я могу ему приказать. Имею на это право.
Патрик направился к пилотскому отсеку, но Коретта ухватила его за
рукав.
- Минуточку. Между прочим, вы тоже мой пациент.
- Что, пилюлю? - угрюмо спросил он.
- Нет, вам нужно поесть и попить. И захватите что-нибудь для Нади.
- Конечно, спасибо. Стоило вам напомнить, и я понял, что умираю от
голода и жажды.
Уинтер взял пластиковые коробочки и бутылки и присоединился к Наде.
Пристегнувшись к кушетке, передал ей провизию.
- Приказ доктора. Надо перекусить.
- Спасибо, я хочу только пить.
- Надо и поесть.
Патрик заставил себя съесть почти весь тюбик с пастеризованным рагу,
отложив сеанс связи с Центром на потом.
- С двигателем неполадки, - сказал он Наде.
- Не может быть! Неужели опять?! - в ужасе воскликнула Надя, прижав
руки к груди.
- Мне очень жаль, - сказал Патрик, беря ее за руку. Кожа у Нади была
прохладной. - Надеюсь, ничего серьезного. Элай занимается проверкой...
- "Прометей", "Прометей", вас вызывает Центр управления полетом.
- Привет, Флэкс. Это Патрик. Докладываю: неполадки с ядерным
двигателем. Проверка прошла успешно, но при попытке запуска на пульте
загорелись красные лампочки.
После короткой паузы Флэкс, усталый и нервничающий не меньше, чем
астронавты, спросил:
- Вы выяснили, в чем дело?
- Нет. Доктор Брон как раз этим занимается. На месте ли ваши
специалисты по ядерным двигателям? Они могут нам понадобиться.
- Разумеется. Все здесь. Они спрашивают, не можете ли вы передать нам
данные по состоянию двигателя?
- Роджер. Сейчас сделаю.
Компьютер корабля занес в память все действия, предпринятые Броном во
время проверки и подготовки ядерного двигателя к старту. Со своего пульта
Патрик вызвал из памяти эту информацию и одним нажатием кнопки отправил ее в
Центр управления полетом. В это время запищал интерком. Трубку взяла Надя и
тут же коснулась плеча Уинтера.
- Да? - обернулся он к ней.
- Это был Элай. Кажется, он понял, в чем дело. Я сказала ему, что вы на
связи с Центром, и он идет сюда.
Патрик кивнул и снова повернулся к компьютеру.
- Центр управления полетом, имею новую информацию. Сейчас с вами будет
говорить доктор Брон. Судя по всему, он установил причину сбоя.
- Еще бы, - сказал Элай, влетая в пилотский отсек. Он увидел в руках
Нади бутылку с водой и внезапно почувствовал, как сухо у него во рту. -
Можно отхлебнуть? Спасибо.
Он выпил половину содержимого, вздохнул и вернул бутылочку Наде.
- Плохи дела, Патрик. Совсем никуда. Я свяжусь с нашими ребятами в
Центре, и они воспроизведут ситуацию у себя на макете, но я уверен, что мой
диагноз правильный. Ты знаешь, что сердце ядерного двигателя - тяжелые
кварцевые трубки. Вот почему такие двигатели еще называют реакторами
лампового типа. Кварц - материал прочный, и двигатель надежно защищен от
перепадов температуры. Но погоколебания и аварийное отделение корпуса ракеты
даром не прошли...
- Удар?
- Вот именно. Ведь кварц, по сути дела, - то же стекло. Очевидно, во
время попытки отделения ступени был сильный удар. По-моему, одна из трубок
разбита.
- А заменить ее можно? Элай горько рассмеялся.
- Заменить? Даже если бы у меня была запасная трубка, в космосе ничего
бы не получилось. Нет уж, если трубка действительно повреждена, надеяться не
на что. Двигатель не включится.
- Но что-то нужно предпринять. Мы обязаны попытаться, - настаивал
Патрик.
- Что ты предлагаешь?
- Давай посмотрим на двигатель собственными глазами и попробуем
разобраться, в чем там дело. Потом передадим в Центр полные данные. Пусть
они прикинут, что можно сделать.
- Ах, Патрик, ну и оптимист же ты, сукин сын. После напряженной
продолжительной работы Элай как-то скис, ссутулился, стал как бы меньше
ростом.
- Нет, дело не в оптимизме, просто я работаю так, как меня учили.
Существуют различные программы на случай любых непредвиденных обстоятельств.
У нас серьезная проблема, но явно недостаточно информации. Придется выйти в
открытый космос и на глаз определить, в чем неисправность. Так и будем
действовать. У нас остался всего один исправный жизнеобеспечивающий шланг.
Ты им и воспользуешься. Пойдем, надо одеваться.
- Стоп, не так быстро. Я никогда не работал в открытом космосе и, уж во
всяком случае, не собираюсь приступать к этому делу без подстраховки. У тебя
гораздо больше опыта, ты сможешь все сделать быстрее...
- Я не физик-ядерщик. Это твоя специальность. Ты участвовал в создании
этого двигателя - сам нам об этом неоднократно рассказывал. Так что,
наверное, разберешься во всем с первого взгляда. - Уинтер направился к
стенному шкафу и вдруг обернулся, потрясенный неожиданной догадкой. -
Слушай, ты что, просто боишься?
Элай улыбнулся:
- Да, боюсь. Меня пот прошибает при одной мысли о том, что придется
висеть в вакууме на резиновом шланге и паре проводов. Я вообще в ужасе от
всего этого полета. Но что поделаешь - я сам сюда рвался. Ладно, пойдем
одеваться, пока я не передумал.
Патрик не знал, что сказать.
- Ты извини, что я тебя спросил. Пойми, я ничего против тебя...
- Ладно, ладно, мой мальчик, я тебя прощаю. Не очень-то приятный у нас
получается полет, а? Сколько времени ты уже не спишь? Двое суток? - Элай
взглянул на табло - 13:57. Отсчет времени продолжается. Согласно
предварительной оценке, мы врежемся в атмосферу в 24:00. Остается десять
часов. Нельзя ли запросить Центр - может, они пересмотрели первоначальную
оценку? Просто из любопытства.
- Надя, как только мы оденемся, свяжись с Центром и спроси. Скажи, что
доктор Брон вышел в открытый космос осматривать двигатель. Пусть они слушают
и записывают все, что он скажет. А потом пусть немедленно обработают всю
информацию. Наше время на исходе.
Нельзя было терять ни секунды. Как только скафандры были
герметизированы, Патрик открыл внешний люк. Его собственный шланг
предназначался лишь для передвижения внутри отсека, поэтому Уинтер мало чем
мог помочь Брону, разве что расправить за ним жизнеобеспечивающий шланг.
- Двигайся медленнее, - сказал он. - Главное - не спеши.
- Какое там! - засмеялся Элай. - Я вообще еле ползу.
- Вдоль обшивки есть скобы. Прежде чем отпустить руки, обязательно
пристегнись к одной из них.
- Понял. Вроде начал двигаться. Даже быстрее, чем я думал. Наверное,
помогает опыт перемещения в невесомости, который я тут успел приобрести.
Вижу основание первого двигателя. Раструб, похоже, не поврежден. Перемещаюсь
к следующему. Господи, вот оно!
- Что? - оглушительно прогремел в наушниках Брона голос Флэкса. - Мы
слышим вас, доктор Брон. Что вы обнаружили?
- Причину неисправности. Мне теперь ясно, что произошло. Во всем
виноваты погоколебания и неудачное отделение последней ступени. Ускоритель
ерзал взад-вперед и повредил обшивку - она врезалась в один из двигателей. Я
вижу осколки кварца, а камера вся искорежена. Подбираюсь к ней ближе.
Двигатель номер четыре. Остальные, по-моему, в порядке. Попробую заглянуть в
раструб. Вижу... О Господи! Настоящая каша. Сломанные трубки, всюду
кварцевая крошка. Наверняка произошла утечка.
Элай еще раз осмотрел разгромленное нутро двигателя, потом медленно
отвернулся и взглянул на гигантский шар Земли, занимающий полнеба. Из
открытого космоса планета выглядела куда внушительнее, чем из иллюминатора.
И она была очень-очень близко. Слишком близко. Из Центра что-то говорили, но
Элай не слушал. Однако Флэкс сразу же замолчал, стоило самому Элаю начать
говорить.
- Этот двигатель не восстановить. Вы слышите меня, Центр? Одна надежда
- может быть, вы найдете способ отключить его, чтобы мы смогли двигаться на
четырех оставшихся? Если нет - полет окончен. "Прометею" конец. Так что
давайте двигайте мозгами. Нужен хороший совет.
Глава 25
ПВ 13:12
В Москве был третий час ночи, и Красная площадь совершенно опустела.
Растаяла даже очередь перед Мавзолеем Ленина, чтобы появиться вновь через
несколько часов. Двое часовых безо всякого интереса взглянули на длинный
черный лимузин, выруливший на площадь и пронесшийся к кремлевским воротам.
Машины этой марки появлялись тут в любое время суток. Сегодня их, возможно,
было больше, чем обычно, - но откуда часовым было знать, в чем причина.
Советские средства массовой информации ничего не сообщили о гибели города
Коттенхэм-Ньютаун. Даже "Голос Америки" на сей раз не торопился "порадовать"
русский народ печальной вестью.
Инженер Глушко, шедший первым, без труда проник сквозь внешнюю охрану.
Он и академик Мошкин, шагавший за ним следом, неоднократно здесь бывали. Их
знали в лицо тем более что сегодня всякий имевший отношение к проекту
"Прометей" был здесь не случайным посетителем. А Глушко был главным
инженером проекта. Да и коротышка профессор, пришедший с ним, тоже имел
отношение к "Прометею". Несмотря на то что этих двоих никто не вызывал
сегодня в Кремль, им удалось проникнуть довольно далеко, прежде чем незваных
гостей остановили. Сквозь внутреннее оцепление пробраться оказалось не так-
то просто - приближенные к властям чиновники отличались подозрительностью,
зоркостью и хорошей интуицией. Седой мужчина, сидевший за столом, выглядел
точно так же, как все предыдущие церберы. Глаза полузакрыты, изо рта свисает
сигарета, лацканы пиджака присыпаны пеплом. Но этого одурачить не удалось,
он внимательно осмотрел удостоверения Глушко и Мошкина, даже повертел их в
руках, словно надеясь обнаружить какую-то дополнительную информацию, и
сказал:
- Так, товарищи. Я вижу, что в проекте "Прометей" вы занимаете очень
ответственные посты. Но мне совершенно непонятно, как и зачем вы сюда
попали.
- Я же сказал, - заволновался Глушко. - Мы должны немедленно
встретиться с товарищем Полярным. Дело неотложной важности.
- Я в этом не сомневаюсь, иначе вы бы не пришли. Всего несколько часов
назад вы были на Байконуре, потом на военном самолете вылетели в Москву, в
аэропорту вас уже ждал автомобиль. Чем объясняется такая поспешность? По
какому делу вы прибыли?
- Известно ли вам про.., то, что произошло с ускорителем? Чиновник с
серьезным видом кивнул:
- Известно. Трагическая случайность. В стране будет объявлен траур. Вы
прибыли по этому поводу?
- Отчасти. Но не совсем. Послушайте, товарищ, я хочу, чтобы вы поняли
нас правильно. Неужели вы думаете, что я или академик Мошкин, один из
ведущих астрономов страны, стали бы беспокоить руководство из-за какой-
нибудь ерунды?
- Нет, разумеется. Но я не смогу ничем вам помочь, если вы не изложите
суть дела. Надеюсь, вы понимаете, в каком я положении.
Глушко вздохнул и выпрямился в полный рост:
- Безусловно. Но, как я уже сказал, наше сообщение предназначено только
для ушей товарища Полярного. Поэтому я хочу, чтобы вы немедленно связались с
вашим непосредственным начальством и доложили о нашем приходе.
- Мой начальник сейчас на совещании. Если вы немного подождете...
- В конечном счете мы все-таки увидимся с товарищем Полярным. Но он
будет недоволен тем, что потеряно столько времени, и ответственный за эту
задержку будет наказан. Ясно?
Чиновнику было ясно - даже слишком. В жизни ему не раз приходилось
слышать такого рода угрозы. Если ученые говорят правду, то действительно
можно заработать большие неприятности. Но вдруг они блефуют? Что ж,
максимум, чем он рискует в этом случае, - устный выговор. Решение было
простым. Чиновник встал со стула.
- Я понял. И вы, надеюсь, тоже понимаете, что я готов вам помочь.
Постойте здесь. Я пойду выясню, как скоро товарищ Полярный сможет вас
принять.
- Хорошо, - внушительным тоном ответил Глушко, сохраняя величественную
осанку. Но как только дверь за чиновником закрылась, он обессилен(tm) рухнул
на стул.
- Академик, у меня нервы на пределе. Надеюсь, вы отдаете себе отчет...
Если вы ошиблись, нам обоим придется отвечать.
- Не об этом сейчас следует беспокоиться. Беспокоиться надо вот о чем,
- постучал академик по своему вытертому кожаному портфелю. - Факты не
вызывают сомнения. К тому же их можно перепроверить. Все необходимое
находится здесь.
Глушко взглянул на часы, побарабанил пальцами по колену.
- В таком случае пусть они лучше поспешат.
***
На другом конце света, в Филадельфии, штат Пенсильвания, был ранний
вечер. Уже смеркалось, хотя время ужина еще не настало. Занятия в
университете кончились, исследовательские лаборатории закрылись, профессора
отправились по домам. Лишь профессор Вейсман сидел у себя в кабинете,
рассеянно наблюдая, как становятся длиннее тени, и слушая гудки в трубке. Он
пытался дозвониться уже не в первый раз. Вейсман аккуратно положил трубку,
сцепил пальцы и стал думать - что делать дальше.
Ни одного из тех немногих людей, кто мог ему помочь, не оказалось дома.
Телефон либо молчал, либо механическим голосом автоответчика предлагал
профессору оставить послание. Но времени терять было нельзя. Вейсман так и
не придумал, как передать наверх жизненно важную информацию, полученную им.
Не знал он, и кому следует ее передать. Разумеется, информация необходима
для людей, занимающихся проектом "Прометей". Однако оба номера, которые
сообщила справочная служба, постоянно были заняты. Профессор редко слушал
радио, не имел телевизора и поэтому не знал, какая трагедия произошла в
Англии. Ему было бы интересно это услышать, но действовать все равно
пришлось бы.
"Наверное, нужно ехать в Вашингтон", - подумал он. Вейсман ненавидел
путешествия. Он всегда говорил, что с него на всю жизнь хватит бегства из
Фраунхоферовского института в Германии и последующей гонки по всей Европе от
наступавших фашистских войск. Жизнь в Пенсильванском университете была
приятной, спокойной, и Вейсман не собирался ее менять. Однако теперь,
очевидно, придется нарушить установленный порядок вещей. Да, ехать в
Вашингтон необходимо. Еще не вполне решившись, Вейсман начал запихивать
толстую пачку бумаг в портфель - такой же старый и неприглядный, как у
академика Мошкина. Как раз в этот самый момент Мошкин нервно тискал свой
портфель, дожидаясь аудиенции в Кремле.
В коридоре раздались шаги, в стеклянную дверь кабинета кто-то постучал.
Вейсман не ответил - он был так сосредоточен, что ничего вокруг не слышал.
Лишь когда дверь распахнулась, профессор поднял глаза. В дверном проеме
появилось бородатое лицо.
- Сэм, вы слышали? Слышали, что случилось с тем городом в Англии?
- А-а, Дэнни. Заходите. Мне нужно с вами поговорить.
- Значит, не слышали. Один из ускорителей "Прометен" уничтожил целый
город. Погибло множество людей. Никто не знает точно, сколько именно. Это
хуже, чем ядерный взрыв.
- Дэнни, вы не знаете случайно, как доехать до Вашингтона, округ
Колумбия?
Дэнни изумленно разинул рот, но тут же взял себя в руки. Он достаточно
давно преподавал в университете, чтобы перестать считать некоторых своих
коллег полоумными - это просто были индивидуумы с особым кругом интересов и
специфической способностью к концентрации. Сэм Вейсман был нобелевским
лауреатом, его уважал весь мир. Да, ему было наплевать на погибший город, он
не знал, как добраться до Вашингтона, находившегося всего в сотне миль от
Филадельфии, но это не имело значения. Дэнни пожал плечами и на минуту
выкинул из головы мысли о Коттенхэме.
- Можно поехать на автомобиле, можно сесть на автобус, можно поездом.
- Я терпеть не могу двигатели внутреннего сгорания, - озабоченно
нахмурился Вейсман. Он достал из кармана старомодный кошелек и порылся в
нем. - Четыре доллара. Полагаю, этого будет недостаточно.
- Да, пожалуй. А что вам нужно в Вашингтоне? Вейсман проигнорировал его
вопрос, размышляя над трудностями предстоящего путешествия.
- Банки закрыты. А что, если вы, Дэнни, одолжите мне денег, а я выпишу
вам чек? Как вы думаете, пятисот долларов будет достаточно?
- Пять сотен - более чем достаточно. Но у меня может не быть при себе
таких денег. - Дэнни заглянул в бумажник. - А, да вам повезло. Я только что
получил по чеку зарплату. Могу вам дать две сотни, а вы вернете мне по
возвращении. Ваш кредит не вызывает сомнений.
Вейсман натянул пиджак.
- Скажите, а в Филадельфии один вокзал или несколько?
- Не беспокойтесь, я вас подвезу. Скажите в кассе, что вам нужен билет
до Вашингтона. Постарайтесь сесть на поезд "Метролайнер", потому что в
обычном вагоне у вас через пять минут начнется приступ геморроя.
- Благодарю за совет. - Профессор надел шляпу. - Как вы думаете,
Смитсоновский институт трудно найти? У меня там работает один друг.
- Профессор, мне огромного труда стоит удержаться и не пристать к вам с
вопросами: что вам понадобилось в Смитсоновском институте среди ночи? Боюсь,
вы все равно не скажете. Возьмите такси возле вокзала и скажите шоферу, куда
вам нужно. Институтский вахтер, наверное, знает, где разыскать вашего друга.
И желаю вам удачи.
Всю дорогу до вокзала профессор Вейсман сидел молча, аккуратно положив
свой старый портфель на колени. Точно в такой же позе сидел в кремлевской
приемной академик Мошкин. Однако этим сходство не исчерпывалось.
Оба были учеными с мировым именем.
Оба были специалистами по Солнцу.
Глава 26
ПВ 13:57
- Возьмите сигару, Купер, - сказал главный редактор. - Вы такой сто лет
не видели. Настоящая гаванская сигара, первая партия после заключения
торгового соглашения с Кубой.
- Прошу прощения, сэр, извините, я не курю. Купер так нервничал, что
боялся не только рукой пошевелить, но даже подумать о том, чтобы поднести
пальцы ко рту. Он редко встречался с главным редактором газеты и,
разумеется, никогда прежде не бывал в его кабинете. Здесь даже заведующий
отделом городских новостей, это воплощение власти и сквернословия,
становился подчиненным и отступал на задний план. Редактор открыл бар; его
розовые на пухлых белых руках ногти блестели, одежда была безукоризненной.
Ни чернила, ни газетная грязь не приставали к нему. Он вынул хрустальный
графин и улыбнулся, продемонстрировав два ряда великолепных белых зубов.
- Но выпить-то вы, конечно, выпьете, - сказал он. - Канадское,
двадцатилетней выдержки. Вам, пожалуй, понравится. Содовой?
Купер только кивал, все еще чувствуя себя не в своей тарелке, не
понимая, зачем он здесь. Увольнение? Нет, такими вещами обычно занимаются
чиновники рангом пониже. Тогда зачем? Он сделал большой глоток, стараясь не
поперхнуться. Горло обожгло, словно огнем, - обычно он не пил ничего крепче
содовой с вишневым сиропом.
- Славно, правда? Я знал, что вам понравится. - Он посмотрел на
заведующего отделом новостей. - Пора?
- Еще несколько минут, сэр.
- Ладно, включайте. - Заведующий прошел по ковру к телевизору,
стоявшему на резной подставке красного дерева, и включил его. - Специальный
репортаж из Великобритании, Купер. Я думаю, вам следует посмотреть.
- Да, прекрасная мысль, спасибо, сэр. - Он отхлебнул еще глоток и,
моргая, сквозь слезы уставился на знакомое лицо Вэнса Кортрайта на экране.
Выражение этого лица было самое мрачное, и говорил Кортрайт низким,
похоронн