усталости и побоев у меня плохо работала голова. Я забыл рассказать своим добровольным помощникам о том, как намерен воспользоваться их услугами, а ведь это невежливо. - Прошу прощения, я злоупотребляю вашим гостеприимством. Дело вот в чем. С тех пор, как ваши предки подверглись гонениям за веру и бежали сюда, человечество маленько поумнело. Или повзрослело. Или стало культурнее. Есть, конечно, и исключения, подобные головорезам, которые напали на вашу славную планету. Но почти везде люди живут в мире. Они создали Космическую Лигу, которая следит за очагами напряженности, налаживает связи с заново открытыми планетами и тому подобное. Представители этой Лиги снабдили меня устройством для связи. По причинам, слишком сложным, чтобы их объяснять, это устройство замаскировано под птицу. Я спрятал его на электростанции. Стирнер нахмурился. - Если Лига намерена прибегнуть к насилию, мы вынуждены отказаться от ее помощи. - Не беспокойтесь. Лига против любого насилия. - В таком случае, нет проблем. Что от нас требуется? - Проводите меня до электростанции, только и всего. Остальное я сделаю сам. Пойдем втроем - вы, я и добрый доктор Лум. Нам понадобится еда и питье в дорогу. - Ты забыл обо мне, - сказал Мортон. - Нет, не забыл. Ты вырвался из армии, вот и держись от нее подальше. Я обойдусь своими силами. Надеюсь, никто не готовит мне теплую встречу. Оставайся здесь, побеседуй с Шарлой; думаю, это не потребует от тебя особых усилий. Постарайся узнать побольше. Завтра ночью я вернусь. - Я охотно расскажу вам об индивидуальном мютюэлизме, - сказала Шарла медовым голосом. Мортон расплылся в улыбке и даже не заметил, как мы ушли. Несмотря на седину, Стирнер годился в марафонцы. Доктор Лум был ему под стать. А мне (благодаря стимулятору) казалось, что если я сильно замашу руками, то оторвусь от земли и полечу. Мы шагали по грунтовой дороге, потом по лугу, где темные животные уступали нам дорогу. Через несколько часов огни города остались далеко позади, а впереди выросли черные горы, упирающиеся вершинами в безлунное звездное небо. Стирнер предложил передохнуть, и мы уселись на траву под деревом. - Здесь мы оставим припасы, так что советую поесть, - сказал он. - Мы уже близко? - Да, неподалеку отсюда вход в дренажный туннель. В это время года там нет воды. Туннель выведет нас на берег реки возле электростанции. - Замечательно. Сколько часов до рассвета? - Минимум четыре. - Прекрасно. Отдохнем немного, а потом доктор сделает мне укол-другой, и пойдем дальше. - Но вам станет плохо после того, как прекратится действие стимуляторов, - сказал Лум с тревогой в голосе. - Это пустяки по сравнению с тем, что может произойти, если мне не удастся выкрасть птицу. Мы наелись и напились, затем доктор спрятал в ветвях дерева наши припасы, сделал мне укол, и мы пошли дальше. Я был полон сил и боролся с желанием насвистывать и бежать вприпрыжку. Вскоре мы оказались у входа в туннель. - А там не могло спрятаться какое-нибудь опасное животное? - Маловероятно, - ответил Стирнер. - Совсем недавно кончился дождливый сезон. - К тому же, - добавил Лум, - на этом континенте нет опасных животных. - Кроме тех, с которыми я сюда прилетел. Мы вошли в темноту, ступая по невидимым лужам, касаясь пальцами осклизлых стен туннеля. Пока мы пробирались по нему, наши глаза настолько привыкли к темноте, что пятно звездного неба в конце показалось нам светло-серым. - А теперь - молчок, - прошептал я. - Я скоро вернусь. Осторожно высунув голову из туннеля, я увидел внизу реку. Бесшумно вскарабкался на обрыв и осторожно раздвинул траву. Метрах в двадцати, у входа в здание, стояла командирская машина. Я тенью метнулся к ней и забрался на заднее сиденье. Ящик со спиртным был на месте. Прекрасно! Я вытащил фляги и поднял второе дно. Пусто! В этот миг за моей спиной распахнулась дверь. Я обернулся. В глаза ударил свет. На пороге стоял сержант Блох с птицей в руке. - Не ее ли ищете, капитан? Я перевел взгляд с птицы на пистолет, нацеленный мне в лоб, и не нашел, что ответить. - Капитан, вы - беглый преступник. - Сержант улыбался, довольный собой. Я по-прежнему не находил слов. - Сюда прилетела военная полиция, забрала ваше барахло. А когда вертолет улетел, я вспомнил, как вы нянчились со своими фляжками. Я-то думал, что вы боитесь за свое любимое пойло, а теперь смекнул: что-то тут не так. Когда нам сказали, что вы - инопланетный шпион, я решил порыться в машине и нашел эту птичку с начинкой. Уже собирался доложить кому следует, но тут узнал, что вы сбежали, и подумал: постерегу-ка я птичку, вдруг вы за ней вернетесь. Так оно и вышло. Ну что, пойдем потихоньку? Только ручки держите на виду, а рыпаться не советую. Выбора у меня не было, но мозги уже зашевелились, оправляясь от потрясения. - Сержант, я бы хотел получить обратно птицу. - Уж в чем, в чем, а в этом я не сомневаюсь. Но с какой стати я ее отдам? - Чтобы предотвратить убийство. С ее помощью я свяжусь с флотом Лиги. - Плевать мне на убийства, - с его лица исчезла улыбка, а в голосе зазвучала жестокость, которой прежде я за ним не замечал. - Я - солдат, а вы - шпион. Я сдам полиции вас и вашу дерьмовую птицу. Сами понимаете, как это скажется на моей карьере. - Подумайте о тысячах ни в чем не повинных, безоружных людей! Неужели какая-то карьера вам дороже чистой совести? - Дороже, клянусь всеми своими потрохами. Я хотел было высказать все, что о нем думаю, но воздержался. Этим делу не поможешь. - Сержант, вы берете взятки? - Нет. - Я говорю не о мелкой взятке. Предлагаю десять тысяч в кредитках Лиги. Поможете сорвать вторжение - они ваши. Подумайте хорошенько. Кредитки Лиги - твердая валюта. - А какая гарантия, что я их получу? - Мое слово. - Слово шпиона! Что десять тысяч, что десять миллионов - шпионам верить нельзя. Я уловил быстрое движение за его спиной и услышал смачный удар. Сержант рухнул наземь. Я быстро нагнулся, чтобы завладеть его оружием. - Куда?! Стой где стоишь. Я поднял взгляд. Бывший капрал, а ныне рядовой Аспайя держал меня на мушке. - Так вот почему он торчал здесь всю ночь, - щеря в улыбке кривые зубы, Аспайя убрал пистолет в кобуру и сообщил: - Я беру взятки, но десять тысяч мало. Двадцать. Я показал на птицу. - Отпусти меня с этой штукой, и по возвращению домой получишь тридцать тысяч в надежных кредитках Лиги. Даю слово. - Мой личный номер 32959727. В армии много Аспайя. Он ушел. Я тоже не стал задерживаться, рассудив, что довольно с меня ночных свиданий. Схватил птицу под мышку и помчался к реке. - Скорее в туннель! - крикнул я своим спутникам. Силы вдруг покинули меня, уколы больше не действовали. - Бежим, пока не поднялся переполох. Мы скрылись в туннеле и выбрались из него посреди поля. Потом, должно быть, я упал, потому что вдруг обнаружил, что лежу в лесу. День уже наступил. - Птица! - испуганно воскликнул я, озираясь. - Здесь, - ответил Стирнер, - вы потеряли сознание, и мы вас несли по очереди. Доктор решил, что вам необходимо отдохнуть, поскольку новая доза стимулятора может отразиться на вашем здоровье. Не волнуйтесь, здесь неподалеку укрытие, и скоро мы туда переберемся. Схватив в охапку птицу, я недоумевающе покачал головой. - Непостижимый вы народ. Однако спасибо. Солдаты далеко? - Мы не слышали погони, но решили дождаться темноты. Здесь мы в безопасности. Если начнут обыскивать лес, перейдем в укрытие. - Это хорошо. Ночью на электростанции я кое-кого повстречал, и теперь нас вовсю ищут. Как бы там ни было, доведем дело до конца. Я со стоном уселся, и доктор приблизился со шприцем в руке. - Это обезболивающее, - пояснил он. - Возбуждающие средства пока противопоказаны. - Доктор, вы - гений. Черная птица, свесив голову, покоилась в моих руках. От нее пахло ракетным топливом. Я дважды нажал на клюв. Птица открыла глаза. - Говорит капитан Варод, - произнесла она и опрокинулась кверху лапками. - В зобу птицы есть панель управления. Открой ее. - Сколько световых лет до него, а все командует, - проворчал я, ощупывая грудку птицы. Стирнер и врач следили за мной, тараща глаза. Я нашел кнопочку, нажал, и откинулась покрытая перьями дверца, за которой поблескивала панель управления. Видимо, эта кнопка снова включила птицу, так как из нее посыпались новые указания. -Установи на шкалах координаты светила и координаты планеты. Обозначения должны соответствовать действующему в настоящее время галактическому коду. Я заскрежетал зубами. - Откуда я их возьму? - Если это невозможно, поставь на предел регулятор мощности передачи и нажми кнопку включения. Я сделал, как сказала птица, и отступил на шаг. Птица задрожала и заверещала. Из широко раскрытого клюва появилась тонкая антенна. Когда она выдвинулась на два фута, у птицы загорелись глаза. Антенна загудела, затем птичьи глаза потухли. Антенна медленно втянулась в клюв. - Очень интересно, - заметил доктор Лум. - Вы можете что-нибудь объяснить? - Нет. Наверное, эта дурацкая птица может. - Объясняю, - каркнула птица. - Поскольку на панели не установлены координаты этой планеты, я не могу вести передачу на ССВ. Для ССВ-связи необходимо точно направить луч. Поэтому пришлось отправить сигнал на обычных радиоволнах. Как только радиостанции Лиги получат сигнал, будет установлено направление на источник, и начнется передача на ССВ. - Если к тому времени тебя никто не раздавит! - заорал я и поднял ногу. Но доктор удержал меня. Птица еще не договорила. - Я выключаюсь - необходимо беречь энергию. Ты должен находиться рядом с радиостанцией, чтобы не пропустить вызов на ССВ. - Находиться рядом! - закричал я. - Хорошо, я попрошу, чтобы ее положили ко мне в гроб! - Поймав укоризненные взгляды Стирнера и Лума, я утихомирился. - Простите, я погорячился. На то есть основания. - Слишком большое расстояние, да? - спросил Стирнер. - Да, - буркнул я, вспомнив, что он инженер. - ССВ - это сверхсветовые волны, межзвездное расстояние для них - пустяк. Но обычные радиоволны движутся со скоростью света. Далеко отсюда до ближайшей звезды? - Три целых две десятых светового года. - Замечательно! Один шанс на миллион, что неподалеку от звезды окажется станция Лиги, но даже в этом случае пройдет три года. А может пройти и десять лет, и двадцать, и пятьсот. До той поры даже косточки наши сгниют. - Вам себя не в чем винить, - сказал врач. - Вы сделали все, что могли. - Ну конечно, доктор. Я всегда играю до конца, поскольку не люблю проигрывать. - Я вас очень уважаю - у вас огромное самообладание. - Не самообладание это, а всего лишь поза. Вы не забыли на дереве флягу с водой? - Не забыл, держите. Я уселся под деревом, глотнул воды и отпихнул умолкнувшую птицу. И задумался. Потом вздохнул. - Выход, конечно, есть. Но далеко не простой. Придется мне проникать в один из кораблей. Заберусь в радиорубку и определю координаты. - Наверное, это очень опасно, - сказал Стирнер. Я глухо рассмеялся. - Не просто опасно - самоубийственно... - Издалека донесся окрик, и я умолк. - Ищут вас, - сказал Стирнер, помогая мне встать. - Надо уходить. Доктор подхватил меня с другой стороны - и очень своевременно, иначе бы я свалился. К счастью, идти было недалеко - до опушки леса. Прячась за деревьями, мы разглядывали мирный сельский пейзаж. Поле пересекал ряд опор высоковольтной линии, между ними провисали тяжелые провода. Линия обрывалась неподалеку от нас. - Здесь провода уходят под землю, - пояснил Стирнер, показывая на массивное бетонное сооружение. - Чего и нам желаю, - я показал на цепь солдат. - Не волнуйтесь, они нас не заметят. Бежим. Мы выбежали из леса и распластались на бетонной стене рядом с красной металлической дверью, украшенной черепами и скрещенными костями - предупреждением о мгновенной смерти. Все это не испугало Стирнера, быстро набравшего на замке нужный код. Тяжелая дверь распахнулась, мы торопливо вошли и закрыли ее за собой. - А вдруг они захотят сюда заглянуть? - спросил я, оглядывая ярко освещенную комнату. Впрочем, смотреть было не на что, кроме толстого кабеля, идущего от потолка к полу. - Не получится. Дверь очень прочна, косяк вмурован в стену. Да и зачем им это? Думать над этим вопросом я не мог - мне было очень плохо. Я сел, потом лег, потом на секунду закрыл глаза. И проснулся от мерзкого, как дыхание свинодикобраза, привкуса во рту. - Йик... - икнул я. - Очень рад, что вы поспали, - сказал доктор, тут же вонзая мне в руку иглу. - Отдых - лучшее лекарство. Этот укол окончательно снимет усталость и боль. - Надолго я вырубился? - На весь день, - сказал Стирнер. - Уже поздний вечер, солдаты давно ушли. Мы вас собрались уже будить. Воды? Я высосал полфляги и потянулся. Мне было гораздо лучше. Я встал на ноги и заметил, что не качаюсь. - Пора идти. Доктор нахмурился. - Надо бы подождать, пока укол подействует. - Спасибо, подействует в дороге. Нас долго не было в городе, и я начинаю волноваться. Ходьба окончательно меня исцелила. В лесу было тихо и покойно, и мы могли разговаривать без опаски. Стирнер пружинисто шагал, врач поглядывал на меня и вскоре попросил остановиться, чтобы вложить мне в ладонь диагностический прибор. Отклонений от нормы он не обнаружил, и мы пошли дальше. Погруженный в свои мысли, я даже не заметил, как мы добрались до города. Едва я увидел впереди здания, ко мне вернулись все дурные предчувствия. Еще затемно мы тихо пробрались вдоль заборов к коттеджу, где нас ждал Мортон. - Ты принес птицу! - обрадовался он. Я кивнул, бросил ее на кушетку и рухнул рядом. - Да, но толку от этого мало. Дело в том, что прибытие помощи откладывается на неопределенный срок. Придется вызывать ее по обычному радио. - Да, действительно, это очень плохо, - сразу приуныл Мортон. - А тут, пока вас не было, стали брать заложников. Зеннор выступил по телевидению - сказал, что будет их расстреливать по одному, пока горожане не вернутся к работе. Первого обещал расстрелять на рассвете, затем через каждые десять минут... - у него задрожал голос. - Когда солдаты подошли к дому, Шарла и хозяева вышли к ним навстречу. Сдались, чтобы спасти меня. Теперь они - заложники и ждут смерти! - Этого не может быть! - сказал доктор, хоть и ошарашенный, но не теряющий самообладания. - Человеческие существа просто не способны на такое! - Заблуждаетесь! - воскликнул я, нервно расхаживая по комнате. - Может, человеческие существа и не способны на такое, зато звери, вроде Зеннора... Впрочем, виноват, Зеннор хуже любого зверя. Но я уверен, что все кончится благополучно. Ваши люди, наверное, уже взялись за дело. Правда, Стирнер? - Нет. Если вы постигли основные идеи индивидуального мютюэлизма, то должны понимать, что каждый человек - это отдельная и цельная сущность, отвечающая только за себя. Что бы с ней ни делал Зеннор, к другим это отношения не имеет. - Вот и Зеннор так считает. - В таком случае, он ошибается. Я взвыл и вырвал из чуба клок волос. Что за чертовщина? - Посмотрим на это под другим углом. Если вы не спасете заложников, то их смерть будет на вашей совести. - Зато, поддавшись на провокацию Зеннора, я тем самым покажу, что мои действия зависят от его воли, и тогда - конец индивидуальному мютюэлизму. Нет, мы выбираем пассивное сопротивление. Никто не сможет запугать нас или подчинить себе... - Но сможет убить. - Да, - мрачно кивнул он. - Если Зеннор будет стоять на своем, некоторые из нас погибнут. Но смерть - это тоже самозащита. Можно ли заставить человека работать, убив его? - Я понял идею, но не скажу, что она мне по душе, - надо найти менее болезненный выход. Чего от вас требует Зеннор? - Слишком многого, - ответил Мортон. - Сначала он хотел, чтобы мы возобновили снабжение электроэнергией здания, занятого военными. Потом ему понадобились регулярные поставки продовольствия. За это он обещал отпустить заложников. - Это невыносимо, - вздохнул доктор Лум. - Ничего они не получат, поскольку ничего не хотят дать взамен за электроэнергию. То же касается и продовольствия. Рынки пусты, так как фермеры перестали возить в город продукты. - Но чем же тогда питаются горожане? - удивился я. - Сами ходят на фермы. Город опустел почти на треть. - Как опустел? Куда девались жители? - Куда пожелали, - он улыбнулся, глядя на мою изумленную физиономию. - Я вижу, вы совершенно не представляете, как действует наша экономика. Попробую объяснить это на простейшем примере. Возьмем фермера. Он производит сельскохозяйственную продукцию, обеспечивая себя всем необходимым. - Так уж и всем? - усомнился я. - А если ему потребуются новые башмаки? - Он пойдет к башмачнику и выменяет обувь на еду. - Бартер! - воскликнул Мортон. - Самая примитивная экономическая система. Но для современного технологического общества она не приемлема. - Он запнулся, обводя взглядом комнату. Стирнер снова улыбнулся. - Разумеется, неприемлема. Но индивидуальный мютюэлизм не сводится к бартеру. Индивидуум добровольно объединяется с другими индивидуумами для производства промышленных изделий, скажем, строительства домов. За каждый час работы он получает вирр. - Что получает? - Трудочас. За вирр он может получить определенные товары и услуги. - Короче говоря, вирры - это деньги, - заключил Мортон. - А деньги - это капитализм. Значит, ваше общество - капиталистическое. - Боюсь, что нет. Индивидуальный мютюэлизм - это не капитализм, не коммунизм, не социализм, не вегетарианизм и даже не жуткий монетаризм, погубивший множество технологических цивилизаций. Я знаком с этими терминами по трудам Марка Четвертого. Физически вирр не существует, в отличие от редких металлов или морских раковин. Его нельзя вложить в дело, и с него нельзя получить прибыль. В этом - главное отличие вирра от валюты. Поэтому у нас нет банков - в них нечего вкладывать. В голове у меня все перепуталось. - Минуточку, минуточку. Я видел на улице автомобили. На какие средства они приобретены? - Денег не нужно, - мягко ответил Стирнер. - Если вам понадобится автомобиль, идите к тем, кто их производит. Пока будете пользоваться - будете платить, вернее, перестанете платить. Главный принцип индивидуального мютюэлизма: каждому - по потребности, от каждого - по способностям для общего блага. - Нельзя ли пояснить? - Я налил себе вина и залпом осушил бокал, надеясь, что спиртное прочистит мозги. - С удовольствием. Когда-то я читал - и дрожал от негодования! - о философии под названием "трудовая этика". Дескать, индивидуум обязан трудиться в поте лица, чтобы добывать элементарные средства к существованию. По мере совершенствования технологий все больше людей вытесняется из производства машинами. Удел безработных - быть брошенными на произвол судьбы, голодать и подвергаться гонениям, как преступники. Зато обладатели капитала, если они его будут увеличивать, как утверждала эта лицемерная доктрина, не обязаны трудиться. Достаточно, если они будут увеличивать капиталы и присматривать за нищими. Ужасно? Ужасно. Иное дело - мютюэлизм. Чем больше всего производится - тем богаче общество, тем выше стоимость вирра. До меня начало доходить. - Еще один вопрос. Если стоимость вирра растет, то за ту же зарплату индивидуум может работать меньше? - Именно так. - Значит, сорокачетырехчасовая рабочая неделя становится не нужна. Сколько часов индивидуум должен работать, чтобы не помереть с голоду? - Два часа в неделю обеспечат ему скромный кров, еду и одежду. - Я хочу здесь поселиться, - тихо сказал Мортон. Я понимающе кивнул - и замер, чтобы не спугнуть заскочившую в голову идею. Цап! Я ухватил ее за хвост. Неплохо. Стоит попробовать. Но попозже, сначала надо позаботиться о заложниках. - Скоро рассвет. Мне очень понравилась ваша лекция, Стирнер, большое спасибо. Теперь я знаю об индивидуальном мютюэлизме немного больше, чем прежде. Во всяком случае, достаточно, чтобы сформулировать вопрос: как вы поступаете в чрезвычайных обстоятельствах? В случае наводнения, например, или прорыва плотины? Иными словами - в случае катастрофы, угрожающей не индивидууму, а коллективу. Доктор шагнул вперед и поднял указательный палец. - Хороший вопрос! Великолепный вопрос! - Он взял с полки толстый том. - Ответ на него - здесь. Марк Четвертый учел эту ситуацию. Вот что он пишет: "...Пассивное сопротивление - ваше единственное оружие. Но ни в коем случае не насилие. Но пока вы создаете самое ненасильственное государство, индивидуумы, считающие насилие нормой, будут применять его по отношению к вам. Запомните: мертвые не принесут пользы обществу, исповедующему индивидуальный мютюэлизм. Пока не пришел день полного освобождения, вы должны сосуществовать с другими. Вы можете покинуть их, но они могут пойти за вами и навязать вам свое присутствие. В этом случае вы и вам подобные должны относиться к исходящему от них насилию, как к стихийному бедствию, например, извержению вулкана или урагану. Интеллигентный человек не станет обсуждать с раскаленной лавой вопросы этики, а отойдет подальше; не будет читать мораль ветру, а найдет укрытие от него". Захлопнув книгу, доктор Лум снова торжественно поднял палец. - Мы спасены! Марк Четвертый предвидел наше несчастье и оставил необходимые наставления! - Действительно, - с энтузиазмом подхватил Стирнер. - Пойду, передам всем остальным. Он выскочил за дверь. Я только рот раскрыл, проводив его взглядом. То, что вертелось у меня на языке, высказал Мортон: - Что-то не пойму, к чему клонит этот ваш Марк Четвертый? - Марк Четвертый - сама ясность, - назидательно ответил доктор Лум. - И мудрость! Не подчинившись Зеннору, мы обречем себя на смерть. Поэтому мы подчинимся - и уйдем. - Теперь я ничего не понял, - сказал я. - Мы пустим ток и откроем рынки. Захватчики получат продукты, а некоторые фермеры заработают полноценные вирры, ведь они будут спасать народ от стихийного бедствия. Зато другие не будут работать, и поставки продовольствия для нужд города прекратятся. По мере уменьшения запасов провизии ускорится отток населения. Исчезнет нужда в электричестве, с электростанции уйдет обслуживающий персонал. Скоро в городе останутся только солдаты. - Похоже, вы верите в то, о чем говорите. Видимо, я недооценивал вашу приверженность. Позвольте еще один вопрос. Теоретический. - Теоретические вопросы - самые лучшие вопросы! - Вы правы. Допустим, я прихожу в далекий город и прошу работу. Мне не откажут? - Разумеется, нет! Это же основной принцип индивидуального мютюэлизма. - А вдруг там просто не найдется работы? - Такого быть не может. Вспомните, мы говорили о растущей покупательской способности вирра. Теоретически, чем она выше, тем меньше часов уходит на отрабатывание элементарных благ. Придет время, когда нескольких секунд в неделю будет достаточно... - Спасибо, понял. Еще один-единственный вопросик. Если какой-нибудь солдат вдруг уйдет... - Он имеет на это полное право! - Да, но его начальство придерживается иного мнения. Но, допустим, он пришел в далекий город, нашел работу, встретил девушку и все такое... Это возможно? - Возможно? Еще бы! На том и стоит индивидуальный мютюэлизм. - Я так и думал, что ты так подумаешь! - Мортон вскочил и восторженно хлопнул меня по спине. - Вычеркнем офицеров и унтер-карьеристов. Все остальные - кто? Мобилизованные. Многие из них уклонялись от призыва. Если дать им возможность разбрестись, Зеннор скоро останется без армии. Тут распахнулась входная дверь, и я нырнул под стай. Но это вернулся ликующий Стирнер, а за ним - отпущенные заложники. Мортон бросился к Шарле и схватил ее за руку, а я не удержался от похвалы: - Отличная работа, Стирнер. - Я воспользовался телевизофоном, что стоит на той стороне улицы. Оплатил канал всеобщего оповещения я рассказал о нашем открытии. В тот же миг возобновились подача электроэнергии, а затем Зеннор получил первую партию продовольствия. Он выполнил обещание и отпустил заложников. - Должно быть, он празднует победу. А знаете, что мы придумали в ваше отсутствие? Способ разгромить его в пух и прах. Даже в том случае, если не придет флот Лиги. - Я воодушевлен, но не улавливаю суть. - Все объясню, только давайте сначала выпьем за победу. Эта идея пришлась по душе всем. Осушив бокалы, мы с Мортоном не без интереса выслушали песню о том, как индивидуальный мютюэлизм избавляет человечество "от ига угнетения". Стихи были настолько же отвратительные, насколько хороша теория, хотя я и не мог не оценить героических усилий автора найти рифму к "индивидуальному мютюэлизму". Впрочем, времени я зря не терял, приводя в порядок мысли. Поэтому, когда песня закончилась и певцы потянулись за бокалами, чтобы промочить горло, я взял слово. - Люди добрые, я считаю своим долгом рассказать вам о толпе головорезов в мундирах, захвативших вашу прекрасную планету. Такая толпа, да будет вам известно, называется армией. Армия произошла на заре развития человечества, когда физическая сила была средством выживания. Ген воинственности оказался стойким. Дикари, защищавшие свои семьи от врагов, передавали этот ген детям. Впоследствии он вызвал великое множество бед, и вы сами имеете шанс в этом убедиться. Истребив опасных животных, люди стали уничтожать друг друга. Должен со стыдам признаться, что мы, люди, - единственная форма жизни, уничтожающая себя подобных организованно и методично. Последнее достижение гена воинственности - армия. Наверху стоят старики, так называемые офицеры. Они практически ничего не делают, только командуют. На дне - солдаты, выполняющие приказы, между солдатами и офицерами - прослойка унтер-офицеров, отвечающих за выполнение приказов. Нам с вами особо интересен тот факт, что солдаты мобилизованы, и многие из них всячески пытались увильнуть от мобилизации. Мне пришлось объяснить, что такое мобилизация. Когда улеглось возмущение, я предложил: - Меня радует ваша реакция. Как вы считаете, среди вас найдутся желающие помогать несчастным молодым людям, не получая за это никаких вирров? - Это наш долг, - ответил доктор, и остальные дружно кивнули. - Все равно, что спасти утопающего. - Вот и замечательно. Давайте разучим еще одно словечко... - Можно, я угадаю? - спросил Мортон. Я кивнул. - Дезертирство? - Правильно! Вскоре энтузиазм угас. Стирнер предложил дать нам выспаться, а там продолжить собрание. Меня отвели в небольшую комнату, где над мягкой постелью висел портрет Марка Четвертого. Глотнув напоследок винца, я отключился. Вечером я собрал воедино рудименты своего плана и сказал команде: - Сначала попробуем сами. Если получится, научим остальных. Сегодня же я пойду в одну из харчевен, или как они здесь называются... подсяду к какому-нибудь солдату и заведу с ним дружескую беседу. Вы, Стирнер, будете сидеть за свободным столиком или неподалеку от свободного столика. Я пересажу солдата поближе к вам, чтобы вы могли слышать наш разговор. Шарла тоже будет с вами - она сыграет роль вашей дочери. - А мне что делать? - спросил Мортон. - Ты говорил, что на этот раз я понадоблюсь. - А как же! Тебе поручается важная работа - записывать на пленку нашу беседу. Магнитофон не показывай, микрофон держи поближе к говорящим. Сможешь? - Смогу! Дождавшись темноты, мы вышли на улицу. Впереди шагали добровольцы из незнакомых нам горожан, проверяя, нет ли на пути застав или патрулей. Как только таковые обнаруживались, нам давали знать, и мы поспешно сворачивали. Прогулка оказалась довольно приятной, хотя нам и пришлось попетлять. Был ранний вечер, но, тем не менее, вывески над дверьми больших увеселительных заведений не горели. Стирнер вел нас в "Толстый фермер" - свою излюбленную харчевню. Там сидело несколько человек, но среди них - ни одного военного. - Ты говорил, что солдатам даны увольнительные и что они наведываются сюда. Что-то я их не вижу. - Видимо, они перестали сюда заходить, потому что их не обслуживают. - А почему их не обслуживают? - Потому, что они не платят. - Похоже на правду. Но раз они захватчики, почему бы не потребовать, чтобы их обслужили? - Стоит им потребовать, как все расходятся, а харчевня закрывается. - Ясно. Ладно, все по местам. Пойду погляжу, нет ли кого на улице. Стоя на тротуаре с незажженной сигарой в руке, я чувствовал себя едва ли не сутенером. К счастью, никто из прохожих не обращал на меня внимания. Вскоре в поле моего зрения попали две невоенные фигуры в военной форме. Руки в карманах, кепи под неуставным углом - стыд и позор! Они подошли к "Толстому фермеру" и с тоской уставились в окно. Я приблизился к ним с сигарой в руке. - Ребята, огоньку не найдется? Оба подпрыгнули, как ужаленные, и разом повернулись ко мне. - Ты говоришь по-нашему? - воскликнул один из них. - Да. Я горжусь своими лингвистическими способностями. Если помните, я спрашивал насчет огоньку. - Я не курю. - И правильно делаете, табак - яд. Но, может быть, у кого-нибудь из вас найдется зажигалка? Солдаты отрицательно покачали головами, мрачно глядя на меня. Я поднял палец с таким видом, будто меня осенила спасительная идея. - Вот что мы сделаем: зайдем в это милое заведение, и я попрошу у кого-нибудь прикурить. А потом мы с вами потолкуем за кружкой пива, и я попрактикуюсь в вашем языке. Не возражаете? - Не выйдет. Как только мы закажем пива, харчевня закроется, и все разойдутся. - Это потому, что у вас нет вирров, местных денег, нашего всеобщего эквивалента. Зато у меня вирров куры не клюют. Идем, я угощаю. Солдаты живо исчезли за дверью. Когда я вошел, они уже приплясывали от нетерпения возле стойки. - Три кружки пива, - заказал я, бросая пластмассовый вирр-диск Стирнера в прорезь на поверхности стойки. - Большие. Пока робот-бармен, сверкающий хромом и медью, с крышечками от бутылок вместо глаз, нес пиво, я получил обратно диск, служивший кредитной карточкой. - Выпьем за армию, ребята! - торжественно сказал я, поднимая кружку. - Надеюсь, вы довольны карьерой, которую выбрали? - Выбрали? Как бы не так - нас мобилизовали! Насильно затащили в армию. Мы прятались, ловчили, да все без толку, - заныли они, осушив кружки. - Что в ней хорошего, в армии? Муштра, издевательство, вонючие начальники... Такую профессию разве выбирают добровольно? - Разумеется, нет! Но кормят-то вас, надеюсь, сносно? Я с наслаждением выслушал вопли возмущения и проклятия в адрес самоприготовляющейся колбасы и заказал еще пива. Когда солдаты утопили носы в пене, я предложил: - Я знаю, у вас только что был обед, но уж очень уютно смотрятся три свободных стула за столиком, где сидят пожилой джентльмен и милая птичка. Надеюсь, друзья, вы позволите угостить вас добрым бифштексом? Ответом был частый топот сапог. Перед нами поставили тарелки, и мы мигом подчистили их, стараясь не чавкать, - с нами, как-никак, юная дама. Высосав по кружке пива, солдаты стали откровенно пялиться на Шарлу. Пора было переходить ко второму этапу. - Но если в армии не очень хорошо кормят, - сказал я, - то это, должно быть, компенсируется заботливым отношением сержантов к нижним чинам? Сочувственно кивая и внутренне ухмыляясь, я выслушал поток жалоб на командиров, уборные, кухню и прочие прелести, столь любезные сердцу служивого человека. Затем я мигнул Стирнеру и откинулся на спинку стула. - Простите, молодые люди с далекой планеты, что я вмешиваюсь, но мы с моей дочерью Шарлой поневоле слышали ваши слова. Неужели возможно, чтобы человека против его желания заставляли служить в армии? - Еще как возможно, папаша. Привет, Шарла. Ты когда-нибудь ходишь гулять с кем-нибудь, кроме отца? - Да, и очень часто. Я просто обожаю красивых молодых людей. Таких, как вы. Мы утонули в прозрачных озерах ее глаз и, побултыхавшись, вынырнули, чуть живые от любви. Стирнер что-то говорил солдатам, но они не слышали. Мне пришлось поставить перед ними большие кружки пива, чтобы заслонить Шарлу от вытаращенных глаз моих приятелей. - Я искренне сочувствую вам, молодые люди. На нашей планете такое просто невообразимо. Подобное насилие противоречит нашим законам, которые утверждают, что никаких законов быть не должно. Но почему вы позволяете, чтобы с вами так обращались? - Нету выбора, папаша. Нас держат за колючей проволокой, с нас глаз не спускают днем и ночью; кто бежит, в того стреляют, а кого ловят - ставят к стенке. Да и бежать некуда и спрятаться негде. Он тяжко вздохнул. По щеке его друга сбежала слеза. - Н-да, - произнес Стирнер. - У нас такое невозможно. Тут нет колючей проволоки, и никто не стал бы за вами следить и уж тем более расстреливать. В нашей огромной стране любой готов помочь человеку, попавшему в беду. Солдаты подались вперед, напрягая затуманенные пивом мозги. "Ч-черт..." - пробормотал один из них. Шарла ангельски улыбнулась. - Я не понимаю этого слова, молодой человек, но чувствую, что оно выражает недоверие. Можете не сомневаться, мой отец говорит правду. Вот, смотрите. Это железнодорожные билеты до городка, где мы живем - маленького идиллического городка фермеров. Ехать туда на скоростном поезде один день. Видите, машина ошиблась и вместо двух билетов выдала четыре? Надо бы их вернуть, но, если хотите, можете взять их в качестве сувениров. Два билета молниеносно исчезли. - На перрон можно подняться по боковой лестнице, ее не охраняют, - невинно добавила Шарла. - Надо спешить, а то не успеем к отходу поезда, - Стирнер встал и поднял с пола сверток. - У меня есть два сына, молодцы примерно вашего роста и сложения. Я везу им новую одежду. - Сделав шаг к выходу, он обернулся. - Если нужно, я могу одолжить вам эту одежду. Солдаты ринулись за ним к двери. Шарла проводила их томным взглядом. - Ты хорошо знаешь тот городишко? - спросил я. - Сможешь объяснить ребятам, как найти друзей? - Ни разу там не была, нашла это место на карте. Не волнуйся, они получат помощь и убежище. Я провожу их и через два дня вернусь. А вот и они. Смотри, какие красавчики! Разве им не к лицу гражданская одежда? "Уроды!" - ревниво подумал я, сожалея, что не могу поехать вместе с ними. Я подошел к столику, за которым, страдальчески глядя в спину уходящей Шарле, сидел Мортон. Мне пришлось дважды толкнуть его в спину, чтобы привлечь к себе внимание. - Не волнуйся, она вернется. Ты все записал? - Каждое слово. Нельзя ли еще пивка? Я только одну кружку выпил - меня Шарла угостила перед тем, как ты вошел. Ты, я видел, еще и бифштекс зака... - Какое еще пиво на посту, солдат? К нам подошел Стирнер с корзиной в руке. - Здесь их мундиры. - Отлично. Нам они понадобятся для съемок. А теперь - в студию видеозаписи. В здании, где находилась студия, нас уже ждали. Я протянул одному из техников кассету со звукозаписью. - Нужно несколько сот копий. - Сделаем за час, - кассету выдернули из моей руки. Я повернулся к переполненным энтузиазмом работникам студии. - Директор? Вперед вышел статный рыжеволосый человек. - К вашим услугам. Юпитеры, колонки, камеры - все готово. - Замечательно. Как только мой помощник наденет мундир, начинайте съемку. Где здесь можно переодеться? Вытащив мундир из корзины, Мортон держал его двумя пальцами, как дохлую крысу. - Даже смотреть на него противно, - сказал он. - Как представлю на себе эту гадость... - Мортон, заткнись, - перебил я, - ты теперь актер, будешь сниматься в роди солдата. Потом снимешь форму уже навсегда. Можешь сжечь ее, если хочешь. Он неохотно сел и сунул ноги в штанины. Что-то выпало из кармана и звякнуло об пол. Личный номер рядового Пайка 0765. Пока я подбрасывал диск на ладони, в мозгу зашевелилась мысль... Но меня отвлек вопль отчаяния: - Не надо! Когда у тебя вот так блестят глаза, это означает, что нам предстоит лезть тигру в пасть. Чур, на этот раз - без меня! Я похлопал его по плечу, поправил галстук. - Успокойся. Ты прав, у меня родилась отличная идея. Но ты на сей раз не понадобишься. Пошли сниматься, а потом я расскажу, что придумал. Я поставил Мортона на фоне стены. Он выглядел так, будто ждал расстрела, но искать более подходящую декорацию не было времени. - Снимайте его в полный рост,- сказал я директору.- Дайте мне микрофон. Когда будете готовы, скажите. Мортон заморгал, приколотый к стене лучами. Мне в ладонь сунули микрофон. - Тишина. Звук. Камера. Съемка! - Приветствую вас, леди и джентльмены Чоджеки. Перед вами - типичный солдат армии захватчиков с инопланетного острова Невенкебла. Вместе с видеокассетой вы получите аудиокассету с интервью, взятым нами у других солдат. Вы не раз содрогнетесь от ужаса, слушая их жалобы на подневольную службу, а потом - я обещаю! - не удержите слез облегчения, когда они решат сбросить мундиры и удалиться под сень деревьев и сияющее солнце индивидуального мютюэлизма. Я шпарил, как по-писаному - даже Стирнер захлопал в ладоши, не говоря уже о техниках. Мортон сцепил руки над головой и поклонился. - Тихо! - выкрикнул я, и мигом наступила тишина. Я вышел перед камерой и показал на Мортона: - Вот таким солдатам надо давать пристанище, леди и джентльмены. Но при этом не забывайте убедиться, что на рукавах у них нет знаков различия. Людей с шевронами необходимо остерегаться, ибо они - порабощенные дьяволы во плоти! Так же не разговаривайте с людьми, носящими на плечах металлические украшения. Эти люди - так называемые офицеры, они очень глупы и потому опасны. Надо обходить их стороной, как и индивидуумов в красных кепи и с буквами В и П на рукаве. Теперь вы знаете, кого надо опасаться, а к кому можно подходить смело. Увидев бедолагу в форме рядового, улыбнитесь ему и шепните: "Ты любишь свежий воздух?" Если он улыбнется и ответит утвердительно, значит, он наш. Действуйте, и да поможет вам Марк Четвертый! - Готово,- сказал оператор. Едва погасли юпитеры, Мортон стащил с себя форму. - А что за мура насчет свежего воздуха? - спросил он у меня. - Никакая не мура, дружище, - ответил я, вытаскивая из кармана его куртки увольнительную. - Я собираюсь оповестить солдат, что завтра, выйдя за ворота, они могут не возвращаться. - Так и знал, что ты затеваешь самоубийство, - пробормотал Мортон. - Ведь для того, чтобы оповестить солдат, надо проникнуть в лагерь. - Совершенно верно, - кивнул я. - Это самоубийство, - с дрожью в голосе произнес Мортон. - Напротив, очень разумный ход. Этой свинье Зеннору и в голову не придет искать меня среди солдат. У меня есть увольнительная на сегодня. Я приду в лагерь пораньше, под тем предлогом, что в городе солдату делать нечего. Побываю в уборной, в пивной для нижних чинов - везде, где собираются рядовые, - и потолкую с ребятами. И еще кое-что сделаю, о чем тебе пока знать ни к чему. Ты за меня не волнуйся. "Я сам за себя волнуюсь", - мысленно добавил я. В армии меня ждала масса ловушек, и все они были смертельно опасны. - Но как ты оттуда выберешься? - казалось, голос Мортона доносился издали, с трудом пробиваясь через черную завесу моих дурных предчувствий. - Ну, это меня меньше всего беспокоит, - честно ответи