Гарри Гаррисон. Мир на колесах --------------------------------------------------------------- Spellchecked by Oleg Tsarkov, 9 Oct 1998 Spellchecked by Eugene Vaynshteyn, 15 Nov 1998 --------------------------------------------------------------- 1 Солнце зашло четыре года назад и с тех пор больше не поднималось. Но скоро должно было наступить время, когда ему предстояло вновь взойти над горизонтом. Через несколько коротких месяцев оно опять зальет бело-голубыми лучами поверхность планеты. Но пока этого не случилось, господствовали бесконечные сумерки, и в полумраке огромные початки гибридной кукурузы вырастали все полнее и обильнее. Урожай - море желтого и зеленого, раскинувшееся во всех направлениях, кроме одного. Здесь море кончалось, ограниченное высокой металлической изгородью, а за изгородью была пустыня. Бесплодная пустошь, песок и гравий, равнина без теней и без конца, растворяющаяся вдали под сумеречным небом. Здесь не выпадали дожди и не росло ничто - резкий контраст с бюргерским благополучием соседствующей фермы. Но кто-то жил на пустынных равнинах - существо, находившее в стерильных песках все, в чем нуждалось. Сплюснутый холм морщинистой серой плоти весил по меньшей мере шесть тонн. На внешней его поверхности не видно было ни отверстий, ни органов, хотя ближайшее рассмотрение показало бы, что в каждом бугорке толстой кожи имеется силиконовое окно, в совершенстве приспособленное для впитывания радиации с неба. Растительные ячейки под обширными участками кожи, участницы хитроумных симбиозов, превращали энергию в сахар. Медленно, тягуче, под действием осмотического движения между ячейками, сахар мигрировал в нижнюю часть существа, где переходил в алкоголь и хранился до поры в вакуолях. Множество иных химических процессов также имели место под этой нижней поверхностью в то же самое время. Бугор распластался над особенно богатым отложением медных солей. Специальные ячейки выделяли кислоту для растворения солей, затем растворы поглощались. Этот процесс происходил бесконечное время, ибо зверь не обладал мозгом для отсчитывания, ни органом, приспособленным для этого. Он существовал. Он просто был здесь, ел и переваривал минералы, как корова траву. Пока - как это бывает на пастбищах - не закончилось то, что было пригодно для употребления в пищу. Пришло время передвигаться. Как только поступление продуктов прекратилось, хеморецепторы послали сигнал, и тысячи кожных мускулов под кряжистой нижней поверхностью бугра стали отсоединяться. Теперь, перерабатывая в качестве топлива тщательно накопленный алкоголь, мускулы дернулись в едином органическом спазме, который заставил шесть тонн толстой коврообразной глыбы перелететь по воздуху более чем на тридцать метров. Она снесла изгородь, окружавшую ферму и с ужасным глухим стуком упала в двухметровую гамма-кукурузу, подмяв ее, и исчезла за ширмой зеленых листьев и золотистых хохолков в руку длиной. Максимальная ширина бугра не превышала метра, поэтому он оказался полностью скрыт от другого существа, находившегося неподалеку от него. Никто из них не обладал мозгом. Шеститонный органический зверь в совершенстве управлялся рефлекторными дугами, с которыми родился несколько столетий назад. Металлическое существо весило 27 тонн и управлялось программным компьютером, вмонтированным в него при постройке. Оба обладали чувствами, но не могли иметь мнения. Каждый совершенно не подозревал о присутствии другого, пока они не встретились. Встреча была очень драматична. Огромная фигура жатки приблизилась, механически урча и лязгая. Она прорубала дорогу шириной в 30 метров в прямых рядах кукурузы, уходивших за горизонт. Она одновременно срезала кукурузу, отделяла початки от стеблей, рубила стебли в мелкое крошево и сжигала его в ревущей топке. Мгновенно освобождающиеся при этом водяные пары поступали по длинной трубе в белые пароуловители, из сопла между гусеницами вырывалось черное облако пепла, ради которого ее создавали. Но не для того, чтобы обнаруживать бугры, прячущиеся в кукурузном поле. Она врезалась в бугор и откусила добрых 200 килограмм плоти, прежде чем сигнал тревоги заставил ее остановиться. Как ни примитивна была нервная система бугра, такие радикальные воздействия были вполне в пределах его понимания. Были посланы химические сигналы, приведя в действие прыжковые ноги, и за какие-то минуты - невероятно быстро для бугра - мускулы напрягались, и зверь прыгнул вновь. Все же это был не очень хороший прыжок, так как запасы алкоголя были отчасти израсходованы. Усилия хватило лишь на то, чтобы подняться на несколько метров в высоту и опуститься на поверхность жатки. Металл просел и стал ломаться, и к сигналу, который сообщил о присутствии зверя, присоединились другие. - Не будьте глупцом! - вскричал Ли Сяо, пытаясь перекрыть бульканье голосов. - Только подумайте о межзвездных расстояниях, прежде чем начать говорить о радиосигналах. Конечно, я могу собрать большой передатчик, это не проблема. Я могу даже послать сигнал, который, возможно, примут на Земле. Когда-нибудь. Но ведь до ближайшей обитаемой планеты ему добраться 27 лет. И, может быть, его даже не услышат... - Порядок, порядок, порядок! - воззвал Иван Семенов, сопровождая слова ударами по столу. - Давайте соблюдать порядок. Давайте выступать по очереди и говорить внятно. Мы никуда не выберемся, если будем так действовать. - Мы в любом случае никуда не выберемся! - закричал кто-то. - Это пустая трата времени. Раздался громкий свист и топот ног, затем вновь стук молотка. Лампочка телефона возле Семенова быстро замигала, и он поднял трубку, стуча молотком. Он выслушал, отдал быстрое распоряжение и повесил трубку. Больше он не стал пользоваться молотком, зато повысил голос и перешел на крик. - Чрезвычайное происшествие! Мгновенно настала тишина, и он кивнул| - Ян Кулозик, вы здесь? Ян сидел ближе к краю купола и не принимал участия в дискуссии. Погруженный в собственные думы, он едва замечал кричащих людей, не заметил и тишины; он очнулся лишь когда было произнесено его имя. Он встал. Он был высок и жилист, и мог быть худощав, если бы не твердые мускулы - результат долгих лет физического труда. На его одежде были пятна масла, да и на коже тоже, хотя он явно был не только механиком. Манера держать себя - всегда наготове, и то, как он говорил - все было так же ясно, как и позолоченная шестеренка на его воротнике. - Происшествие на полях у Тэкенга-четыре, - сказал Семенов. Похоже, бугор бросился на жатку и привел ее в негодность. Вас ждут на вызове. - Подождите, подождите меня! - закричал маленький человек, пробивая дорогу в толпе и торопясь вслед за Яном. Он был настолько же нервным, насколько старым, морщинистым и лысым. Он дал тумака мужчине, который недостаточно быстро уступил ему дорогу и пинал по лодыжкам других, расталкивая их в стороны. Ян не замедлил шагов, и поэтому Чану пришлось бежать, задыхаясь, чтобы поспеть за ним. Вертолет службы технадзора стоял перед стоянкой машин, и Ян запустил турбины. Как только Чан сноровисто забрался в кабину, лопасти завертелись. - Надо уничтожать бугры, вытаптывающие наши посевы! - хрипел он, падая в кресло рядом с Яном. Ян не ответил. Даже если бы в этом была нужда, чего на самом деле не было, уничтожать туземные виды было невозможно. Он не обращал внимания на Чана, гневно бормотавшего что-то себе под нос, и вывел дроссель на максимум. Нужно было добраться до места происшествия как можно быстрее. Бугры могут быть опасными, если с ними неправильно обходиться. Большинство фермеров мало что о них знали, а остерегались еще меньше. Поля плыли под ними, как волнистая, желтая с зелеными крапинками скатерть. Сбор урожая подходил к концу, поэтому кукурузные поля уже не расстилались гладко к горизонту, а были изрезаны огромными пастями уборочных машин. Только небо было неизменно - огромный котел с чем-то немыслимо-серым от горизонта к горизонту. - Четыре года с того дня, как он в последний раз видел солнце, - подумал Ян. - Четыре бесконечных и неизменных года. Люди здесь, похоже, не замечали этого, но со временем однообразный сумрак становился невыносимым, и тогда остается лишь зеленая склянка с таблетками. - Туда, вниз! - пронзительно закричал Чан Тэкенг, указывая крючковатым пальцем. - Вон на тот участок. Ян не взглянул на него. Сияющий золотистый корпус жатки был под ним, полураскрытый распластавшейся массой бугра. Большой, шесть-семь тонн по меньшей мере. Обычно лишь небольшие особи проникали на ферму. Вокруг громоздились грузовики и тракторы; облако пыли показывало путь другой машины. Ян сделал круг, не обращая внимания на приказы Чана немедленно опуститься. Когда он, наконец, посадил аппарат в сотне метров от хищника, маленького человека уже начал бить озноб. Ян был совершенно равнодушен - пострадали ведь только члены семьи Тэкенг, это им нанесен ущерб. Вокруг распластавшегося хищника собралась небольшая толпа; люди указывали друг другу и возбужденно переговаривались. У некоторых женщин были в корзинах бутылки охлажденного пива; они расставляли стаканы. Царила атмосфера праздника, желанный перерыв в монотонной скуке их жизни. Люди восхищенно следили, как молодой человек со сварочным аппаратом подносил горелку все ближе к спадающему занавесу коричневой плоти. Бугор покрылся рябью, когда его коснулось пламя; над горелой плотью поднялись сальные щупальца зловонного дыма. - Выключи горелку и убирайся отсюда, - сказал Ян. Человек вяло обернулся к Яну; челюсть его отвисла. Но он не выключил горелку, даже не убрал. Между линией волос на его лбу и бровями почти не было чистого пространства, и он выглядел неполноценным. Семья Тэкенг была очень маленькая и выродившаяся. - Чан, - подозвал Ян главу семьи, и тот, сопя, рысью приблизился. - Убери эту горелку, пока не дошло до беды. Чан взвизгнул от гнева и сопроводил эту ремарку резким пинком. Молодой человек исчез вместе с горелкой. У Яна за поясом была пара тяжелых перчаток, и он вытащил их. - Мне понадобится помощь, - сказал он. - Возьмите лопаты и помогите мне приподнять край этой штуки. Но не касайтесь ее снизу. Она выделяет кислоту, способную прожечь в человеке дыру. С усилием край был приподнят, и Ян нагнулся, чтобы заглянуть снизу. Плоть была белой и твердой, влажной от кислоты... Он обнаружил одну из многих прыжковых ног, которые имели размеры и форму, грубо приближающиеся к человеческим. На ноге был кусок плоти, и когда Ян потянул за него, нога втянулась. Но она не могла противодействовать длительному усилию, и он вытащил ее на достаточную длину, чтобы определить направление, в котором согнуто острое колено. Когда он отпустил ногу, она медленно вернулась на место. - Ладно, пусть лежит, - он отошел и начертил метку на земле, затем повернулся и взглянул вдоль нее. - Уберите отсюда трактора, - сказал он. - Разведите их направо и налево, на расстояние, равное тому, на котором находится вертолет, не ближе. Если она прыгнет снова, то может опустится на них. После прижигания это вполне возможно. После этих слов наступило некоторое замешательство, но оно прекратилось, когда Чан повторил приказ во всю силу легких. Ян вытер перчатки о стебли и забрался на капот жатки. Громкий стрекот известил о прибытии Большого Кресла. Большой вертолет, крупнейший на планете, появился и завис над головой. Ян снял с пояса радио и отдал распоряжение в отверстие микрофона. В днище вертолета открылся квадратный люк, и из него медленно вывалился подвесной трос. Потоки воздуха от роторов ударили Яна, пока он осторожно подтягивал трос, затем завел крючья под край бугра. Если существо и почувствовало острую сталь в своем теле, оно ничем этого не выдавало. Когда крючья зацепились вполне удовлетворительно, Ян сделал рукой круг над головой, и Большое Кресло стало медленно подниматься. Следуя его указаниям, пилот дал натяжение тросу, затем стал осторожно выбирать его. Крючья вошли глубоко, и бугор задрожал, кожа его пошла рябью. Это было неудачным моментом. Если бы бугор сейчас прыгнул, он мог повредить вертолет. Но край поднимался все выше и выше, пока влажное белое подбрюшье не оказалось в двух метрах над землей. Больше всего это напоминало скатерть, которую берут за край и выворачивают наизнанку. Плавно и медленно бугор перекатывался, пока не лег на спину, открыв огромное брюхо - блестящую белую плоть. Через мгновенье вид изменился, когда тысячи ног выстрелили вдруг в воздух - словно внезапно вырос лес бледных членов. Несколько секунд они стояли совершенно прямо, затем медленно опустились. - Теперь он безвреден, - сказал Ян. - Со спины ему не перевернуться. - И ты его сейчас убьешь, - тепло сказал Чан Тэкенг. Ян придержал раздражение в голосе. - Нет, нам не следует делать этого. Я не думаю, что тебе так уж необходимо на поле семь тонн гнилого мяса. Оставим его здесь. Более важна жатка, - Он отдал по радио на Большое Кресло команду к посадке, затем снял с бугра подъемный трос. На вертолете был мешок с содой, припасенной как раз на такой случай. Всегда приходилось учитывать проблему, с которой теперь столкнулся Ян. Он вновь забрался на жатку и начал разбрасывать пригоршнями соду на лужи кислоты. Не было заметно, чтобы кислота что-нибудь заметно повредила - хуже, если она протекла в механизм. Нужно было немедленно начать снимать кожухи. Многие кожухи были погнуты, а некоторые колеса сорваны. Работа предстояла большая. С помощью трактора он потащил жатку на добрых двести метров от бугра. Под критическими взглядами и еще более критическими комментариями Чана Тэкенга он велел Большому Креслу развернуть и перевернуть бугор. - Оставить этого страшного зверя здесь? Убить его! Зарыть его! Сейчас он снова прыгнет и всех нас убьет! - Не убьет, - сказал Ян. - Он может двигаться только в одном направлении, вы же видели это, когда ноги были подняты. Когда он вновь прыгнет, то окажется уже на целине. - Но вы же не можете знать точно... - Достаточно точно. Я не могу нацелить его, как винтовку, вот что вы хотите сказать. Но когда он прыгнет, он уйдет отсюда. Словно в подтверждение этих слов бугор прыгнул. У него не было логики и не было эмоций. Но он обладал сложным набором химических триггеров. Все они были приведены в действие грубым обращением, явным колебаниям тяготения, ожогом и потерей части тела. Послышался глухой стук, когда ноги одновременно пнули землю. Некоторые из женщин взвизгнули, а Чан Тэкенг захлебнулся воздухом и оступился. Огромная туша с тонким ревом неслась в воздухе. Она миновала поле и область сенсорных лучей и тяжело упало на песок. Над ней поднялось густое облако пыли. Ян вынул из вертолета ящик с инструментами и принялся за ремонт жатки, радуясь, что может забыться в работе. Как только он сделал это, когда остался один, мысли его мгновенно вернулись к кораблям. Он устал думать о них и говорить о них, но не мог их забыть. Никто не мог их забыть. 2 - Я не хочу говорить о кораблях, - сказала Элжбета Махрева. - О них сейчас говорят все. Она сидела на скамье общественного пути, очень близко к Яну, так что ее бедро было прижато к его бедру во всю длину. Он мог чувствовать тепло ее тела сквозь тонкую материю одежды и ткань своего костюма. Он стиснул руки еще крепче, так что жилы на них вздулись, став похожими на струны. Так было всегда, стоило ему к ней приблизиться, все время, пока он был здесь. Краешком глаза он взглянул на нее: гладкая загорелая кожа рук, черные волосы до плеч, глаза большие и темные, грудь... - Корабли очень важны, - сказал он, с усилием отводя от нее взгляд, без интереса глядя на толстостенный склад по ту сторону движущейся дороги. - Они уже опаздывают на шесть недель, а мы уже на четыре недели задерживаемся с выходом. Сегодня нужно что-то решить. Ты спрашивала еще раз Хрэдил о нашей женитьбе? - Да, - сказала Элжбета, повернувшись к нему и взяв его руку, хотя их могли видеть и прохожие. - Она отказалась меня слушать. Я должна выйти за кого-нибудь из семьи Семеновых, или я вообще не выйду замуж. Таков закон. - Закон! - он с ненавистью произнес это слово, вырвал свои руки и отодвинулся от нее. Она не знала, что ее прикосновение было для него пыткой. - Это не закон, всего лишь обычай, крестьянское суеверие. На этой сельскохозяйственной планете под бело-голубой звездой, которой не видно с Земли. На Земле я мог бы жениться, иметь семью.... - Ты не на Земле, - она говорила так тихо, что он едва слышал ее. Этот тон охладил ее гнев, сделал его внезапно слабым. Да, он не Земле, и никогда не вернется на Землю. Он проведет свою жизнь здесь и найдет способ смириться с правилами. Ему нельзя нарушать их. На часах было двадцать, хотя по-прежнему царили бесконечные сумерки. Хотя сумерки длились уже четыре года, люди измеряли время с помощью хронометров и часов, а также ритмом своих тел, заложенным на планете во многих световых годах отсюда. - Они собрались на митинг и уже больше двух часов говорят все о том же, вновь и вновь возвращаются к этой теме. Должно быть они уже устали, - он встал. - Что ты будешь делать? - спросила она. - То, что надлежит делать. Решение нельзя откладывать больше. Она быстро взяла его руку в свои ладони, хотя и знала, что делает с ним ее прикосновение. - Удачи. - Это не я нуждаюсь в удачи. Моя удача оставила меня, когда я покинул Землю, заключив последний контракт. Ей нельзя было идти с ним, потому что это был митинг Глав Семей и технических офицеров. Как Капитан Технадзора он мог там присутствовать. Внутренняя дверь герметического купола была на запоре, и ему пришлось громко стучать, прежде чем замок щелкнул, и она открылась. Проктор - капитан Риттерснатч обратил на него подозрительный взгляд узких глаз. - Вы опоздали. - Заткнись, Хейн, и открывай дверь, - он испытал очень мало уважения к проктору, который досаждал тем, кто был ниже рангом и пресмыкался перед вышестоящими. Митинг был в той степени деморализации, как он и ожидал. Чан Тэкенг, как Главный Старейшина, председательствовал, и постоянный стук его молотка и визг, когда его игнорировали, ничем не мог помочь установлению тишины. Имели место перебранка и горькие упреки, но ничего позитивного не предлагалось. Повторялись те же слова, что и месяц назад, и конца этому видно не было. Настала очередь выступать Яну. Ян вышел вперед, поднял руку, требуя внимания, но не был замечен Чаном. Он приблизился к маленькому человеку, навис над ним. Чан сердито махнул ему, чтобы он отошел, и попытался заглянуть сбоку, но Ян не двигался. - Убирайся отсюда, садись на свое место и соблюдай порядок. - Я пришел говорить. Заставь их заткнуться. Голоса затихли - его неожиданно услышали. Чан громко постучал молотком, и на этот раз наступила полная тишина. - Говорит капитан Технадзора, - объявил Чан и с отвращением отбросил молоток. Ян повернулся лицом к собравшимся. - Я намерен изложить вам некоторые факты. Факты, которые вы не станете оспаривать. Первое: корабли опаздывают. На четыре недели опаздывают. Корабли приходили ежегодно и никогда не опаздывали. Только однажды был случай, да и то опоздание не превысило четырех дней. Корабли опаздывают, а мы все время тратим на ожидание. Если мы задержимся, мы сгорим. Утром мы должны прекратить работы и начать подготовку к путешествию. - А оставшийся на полях урожай... - закричал кто-то. - Сгорит. Мы его оставим. Мы уже опаздываем. Я спрашиваю нашего мастера-наставника Ивана Семенова, так ли это? - А как насчет кукурузного силоса? - спросил чей-то голос, но Ян пропустил этот вопрос мимо ушей. - Все по очереди. Итак, Семенов? Седая голова медленно и мрачно кивнула. - Да, мы должны отправляться. Мы должны так сделать, чтобы соблюсти график. - Вот именно. Корабли опоздали, и если мы подождем чуть дольше, мы так и умрем, ожидая. Мы должны отправляться к югу и надеяться, что они будут ждать нашего прихода в южных землях. Это все, что мы можем сделать. Мы должны немедленно уходить, и должны забрать с собой кукурузу. Последовала завораживающая тишина. Кто-то громко рассмеялся и тут же затих. Это была новая идея, а новые идем всегда сбивали с толку. - Это невозможно, - сказала Хрэдил, и множество голов согласно кивнули. Ян взглянул на вытянутое лицо и тонкие губы главы семьи Элжбет и постарался, чтобы голос его звучал безжизненно и ровно, чтобы не выдавать своей ненависти. - Это невозможно. Вы - старая женщина, ничего не понимающая в этих вопроса. А я капитан на службе науки, и я говорю цифры. Если во время путешествия мы ограничим свое жизненное пространство, мы сможем перевезти с собой пятую часть кукурузы. Затем можно разгрузить обоз и вернуться. Если мы пойдем быстро, это будет возможно. Пустой обоз способен перевезти две пятые кукурузы. Остальное сгорит, но мы спасем почти две трети урожая. Когда придут корабли, им потребуется еда. Ведь люди на них изголодаются. А мы сможем их обеспечить. Они обрели дар речи и стали выкрикивать вопросы ему и друг другу, насмешливо и зло, и молоток стучал, никем не замеченный. Он повернулся спиной и не слушал их. Им нужно было выговориться, привыкнуть к новой идеи, притерпеться к ней. Они были реакционны, эти упрямые крестьяне, и презирали все новое. Когда они успокоятся, он будет говорить, а сейчас он стоял спиной и не замечал, рассматривая огромную карту планеты, что свисала с потолка купола - единственное украшение большого зала. Халвмерк, вот как называла эту планету команда первооткрывателей. Сумерки, мир сумерек. А официальное ее название по каталогам - Бета Эридана III, третья и единственная обитаемая из шести планет, облетающих неистово-жаркую голубоватую звезду. Вернее, едва обитаемая. Ибо эта планета представляла собой аномалию, нечто довольно любопытное для для планетологов, которые изучали ее, регистрировали факты и уходили. Тут налицо был большой осевой крен, который и делал этот мир столь привлекательным для ученых, и его было достаточно, чтобы вызвать сильные сезонные изменения. Ось - это линия, вокруг которой вращается планета; осевой крен - угол, на который ось отклоняется от вертикали. Сорок один градус - весьма опасное отклонение, и в сочетании с длинным эллипсом орбиты оно дает весьма необычные результаты. Зима и лето длятся по четыре земных года. Четыре года на северном полюсе царят сумерки; на полюсе, скрытом от солнца. Это кончается быстро и решительно, когда планета поворачивается по короткой кривой, и на северный полюс приходит лето. Когда северный полюс становится южным, сопровождающие этот процесс климатические изменения жестоки и драматичны. Полюс оказывается под солнцем на четыре долгих года - столько же, сколько лежал во тьме. А тем временем между полюсами, от 40 градусов к северу до 40 градусов к югу, стоит бесконечное жаркое лето. Температура на экваторе почти все время поддерживается в пределах 200 градусов. На северном полюсе температура остается около 30 градусов, и лишь изредка бывают заморозки. Распределения температуры на этой смертоносной планете таковы, что лишь в одном месте человек способен существовать более или менее сносно. В зоне сумерек. На Халвмерке была такая зона, она окружала северный полюс. Здесь температура лишь слегка варьировалась от 70 до 80 градусов, и человек мог жить, а кукуруза могла расти. Замечательная гибридная кукуруза, способная прокормить полдюжины голодных планет. Очистительные заводы на атомной энергии поставляли воду, превращая химические элементы из богатой морской воды в удобрения. Наземные удобрения не имели врагов, поскольку вся местная жизнь в основе своей имела медь, а не углерод. И метаболизм этих двух жизней ядовит друг для друга. Медная растительная жизнь не могла состязаться в борьбе за физическое пространство с быстрорастущими, более энергичными углеродными формами. Они вытеснялись и уничтожались - а кукуруза росла, кукуруза приспособилась к постоянному слабому свету и неизменной температуре, росла, росла и росла. И так четыре года, пока не придет лето, и пылающее солнце не встанет над горизонтом. Но когда на одном полушарии было лето, на другом господствовала зима, и на противоположном полюсе вновь возникала обитаемая зона сумерек. И, следовательно, в другом полушарии тоже можно было ставить формы на четыре года, пока сезоны не поменяются вновь. В основе своей планета была очень продуктивна - при условии, что будет осуществлено снабжение водой и удобрениями. Местная растительная жизнь не представляла проблем. Экономика Земли была такова, что обеспечение поселенцев необходимым тоже не было проблемой. Благодаря двигателям ФТЛ стоимость перевозок была вполне разумной. Когда расходы были подсчитаны и проверены, стало ясно, что выгоднее всего выращивать кукурузу, а затем дешево переправлять ее на ближайшие обитаемые миры, и тогда вся операция обеспечит солидную прибыль. Это можно было организовать. Даже тяготение здесь было подобно земному, так как Халвмерк, хотя и был больше чем Земля, плотность пород имел совершенно другую. На этой планете возможно было все. Были даже два растительных массива вокруг полюсов - необходимые зоны сумерек. Там можно было сеять по четыре года подряд. Но как переправлять фермеров и снаряжение из зоны в зону через каждые четыре года? На расстоянии примерно в 27 тысяч километров? Какие бы предложения не возникали в результате споров, все они не находили применения. Но несколько возможностей было совершенно очевидно. Первый и наиболее дорогостоящей было создание двух рабочих команд. Но поскольку удвоение используемых механизмов и зданий не могло не быть расточительно дорогим, мысль о рабочей команде, покидающей здание с кондиционированным воздухом на пять лет из девяти была совершенно неприемлема. Такая мысль была неприемлемой для управляющих, выжимавших из своих рабочих в соответствии с пожизненным контрактом каждый эрг усилий. Перевозка морем была более допустима; Халвмерк по большей частью был покрыт океаном, кроме двух полярных континентов и нескольких островных цепей. Но это значило переброску по суше к океану, а также большие дорогие корабли, способные противостоять тропическим штормам. Кораблями нужно управлять, их нужно обслуживать, чтобы использовать раз в четыре с половиной года. Это тоже слишком дорого. Итак, было ли здесь разумное решение? Решение существовало. Инженеры-терроформисты имели большой опыт приспособления планет для человека. Они могли очищать ядовитую атмосферу, растапливать ледники и охлаждать тропики, культивировать пустыни и искоренять джунгли. Они могли даже поднимать из морей массивы суши и погружать их в пучины в случае необходимости. Эти изменения осуществлялись благодаря рассчитанному помещению гравитронных бомб. Каждая из бомб была величиной с маленькое здание и устанавливалась в специально подготовленное углубление в земле. Секрет их изготовления тщательно охранялся производящей их корпорацией, но то, на что они были способны, отнюдь не являлось секретом. Будучи активированной, гравитронная бомба вызывает внезапный всплеск сейсмической активности. Планетарная кора трясется, поднимается магма, что способствует установлению нормальной сейсмической активности. Такое, разумеется, возможно лишь когда частично раскрываются тектонические плиты, но все же такой способ нередко находит применение. Гравитронные бомбы подняли цепь действующих вулканов из океанических глубин Халвмерка; вулканы излили лаву, которая застыла, и, обратившись в камень, стала цепью островов прежде, прежде чем вулканическая активность затихла. После этого было уже гораздо проще сделать наиболее высокие горы с помощью водородных бомб. Еще легче был последний шаг по выравниванию поверхности плавильными пушками. Те же пушки огладили поверхность моста, создав надежную каменную автостраду от континента к континенту, протянувшуюся почти от полюса к полюсу - единственную дорогу длиной 27000 километров. Все это стоило недешево, но корпорации были сверхмогущественны и полностью контролировали земные богатства. Консорциум сформировать достаточно легко - он и был сформирован, ибо дивиденды должны были быть велики и поступать вечно. Согласившиеся жить на Халвмерке поселенцы были из фермеров. Четыре года они работали, выращивая и охраняя кукурузу до того дня, когда прибывали корабли. Их долго ждали, встречали с восторгом. Это было самое выдающееся событие в цикле их существования. Работа заканчивалась, как только корабли давали сигнал о своем прибытии, и начинался праздник, ибо корабли привозили все, что делало возможной жизнь на этой негостеприимной планете. Свежие семена, в которых они нуждались, так как мутировавшие сорта были неустойчивы, а фермеры не были учеными агрономами, чтобы следить за сохранением вида. Одежду и часть машин, новые радиоактивные батареи для атомных двигателей - вся тысяча и одна мелочь и детали, которые поставляла машинная цивилизация непроизводственной планете. Корабли задерживались ровно настолько, чтобы выгрузить привезенное и заполнить трюмы зерном. Затем они уходили, и праздник кончался. За этот срок бывали сыграны все свадьбы, ибо только в это время позволялось жениться; праздновать все юбилеи, выпивать все вина, затем начался поход. Они кочевали, как цыгане. Единственными постоянными строениями были гаражи и толстенные башни для зернового силоса. Когда были сделаны все приготовления, открывались высокие двери, и трактора, вертолеты, массивные жатки, комбайны и прочая сельскохозяйственная техника загонялись внутрь. Все важные узлы упаковывались, механизмы покрывались силиконовой смазкой, и это давало им возможность переждать летний жар, пока со следующим закатом не вернуться фермеры. Все остальное отправлялось в путь. Зал заседаний и остальные временные купола разбирались и упаковывались. Когда домкраты убирали, длинные здания становились на оси и колеса под ними. Женщины консервировали и запасали продукты на месяцы, бойни обеспечивали мороженным мясом. С собой брали лишь несколько цыплят, ягнят и телят; стада предстояло вырастить на месте, используя банк спермы. Когда все было готово, фермерские трактора и грузовики выстраивали прицепы в длинные обозы, после чего отправлялись в постоянные гаражи и силосные башни. Движители, главные силовые установки, после четырех лет действия в качестве генераторов энергии становились на колеса и возглавляли каждый обоз. После того, как фургоны состыковывались тросами, поезд оживал. Все окна задраивались, и включалось воздушное кондиционирование. Оно не выключалось до тех пор, пока обоз не достигал зоны сумерек в южном полушарии, где температуры были вновь переносимы. Когда они пересекали экватор, термометр часто показывал свыше 200 градусов, хотя иногда по ночам температура спадала до 130 градусов; с этим нельзя было не считаться. Халвмерк оборачивался за 18 часов, и ночи были слишком коротки, чтобы температура успела снизиться, как следует. - Ян Кулозик, вопрос для тебя. Прошу слушать внимательно, Кулозик, таков порядок, - голос Чана Тэкенга после целого вечера криков стал понемногу срываться. Ян повернулся от карты лицом к ним. Вопросов было много, но он не слушал их до тех пор пока не стих шум. - Слушайте меня, - сказал Ян. - Я в деталях проработал все, что необходимо сделать и представлю вам цифры. Но прежде вы должны решить. Соберем ли мы кукурузу, или нет, это все равно. Мы должны уходить и с этим бессмысленно спорить. В случае прибытия кораблей понадобиться кукуруза, потому что люди на них голодны. Тысячи, а может, миллионы погибнут, не получив ее. Если мы не запасем кукурузы, их жизни будут на вашей совести. Если корабли не придет, мы все равно погибнем. Наши возможности малы, сломанные части не могут быть заменены, два генератора снизили выходную мощность и потребуют дозаправки после перехода. Мы протянем несколько лет, но все равно мы обречены. Подумайте об этом и решайте. - Мистер председатель, я требую голосования. Когда Хрэдил встала и попросила внимания, Ян понял, что предстоит долгая выматывающая битва. Эта старая женщина, глава семьи Махревых, представляла могущество реакции, силу тех, кто стоял против перемен. Она была хитра, но обладала умом крестьянки. Что старо - то добро. Что ново - то зло. Перемены ведут к ухудшению. Жизнь должна быть неизменна. Ее с уважением выслушивали другие вожди, поскольку она лучше всех можно всех могла выразить нелогичный, догматический рационализм. Они успокаивались, пока она вставала, готовые повторять, как закон, ее узколобую устаревшую точку зрению. - Я выслушала, что сказал этот молодой человек. Я ценю его мнение, хотя он и не вождь, даже не член одной из наших семей. Неплохо, подумал Ян. Унизив меня первыми же словами - все равно, что подготовить у уничтожению аргументов. - Несмотря на это, - продолжала она, мы должны выслушать его идеи и оценить их достоинствам. То, что он сказал, правильно. Это единый выход. Мы должны собрать кукурузу. Такова наша древняя цель, такова причина нашего существования. Я требую голосования только потому, что не хочу, чтобы кто-нибудь потом жаловался, если дела пойдут плохо. Я призываю всех вас всех согласиться с тем, что надо уходить, и что надо собрать кукурузу. Любой, кто не согласиться, пусть встанет. Требовалось быть гораздо более сильной личностью, чем те, кто здесь присутствовал, чтобы осмелиться встать под ее холодным взглядом. И, к тому же, они были смущены. Сначала - новая идея, над которой они и раньше не имели возможности как следует подумать, а тем паче сейчас, когда от решения зависела их жизнь. Потом оказалось, что эту идею поддерживает Хрэдил, чья воля почти всегда была их волей. Все это сбивало с толку. Это требовало времени на обдумывание, но пока они успели подумать, может быть слишком поздно, чтобы встать перед этой женщиной, так что немалой толикой раздраженного ворчания и отдельными хмурыми взглядами, предложение было принято всеми. Яну это не понравилось, но возражать было нельзя. И все время следовало держаться настороже. Он был уверен, что Хрэдил ненавидит его так же сильно, как и он ее. Хотя она и приняла его идею, и заставила остальных согласиться с ней. Когда-нибудь ему предстояло заплатить за это, но как, сейчас он знать не мог. И черт с ним. Согласились, и то хорошо. - Что делать далее? - спросила Хрэдил, повернувшись к нему, но не глядя ему в глаза. Она могла использовать его, но не могла разгадать. - Мы соберем поезда, как обычно. Но прежде вожди должны составить списки несущественного имущества, которое надлежит оставить. Эти перечни надлежит оставить, мы их продумаем вместе. Кое-что будет уничтожено жарой, но у нас нет альтернативы. Две машины в каждом поезде будут приспособлены под жилье. Все остальные машины повезут кукурузу. Я вычислил ее вес, и машины с ним справятся. Тягачи пойдут медленнее, но, если соблюдать предосторожности, смогут везти поезда. - Людям это не понравится, - сказала Хрэдил, и многие головы кивнули. - Я знаю это, но вы - вожди семей, и вы должны заставить их повиноваться. Вы же проявляете власть во всех остальных случаях, даже при женитьбе, - сказав это, он резко посмотрел на Хрэдил, но она так же резко отвела взгляд. - Поэтому будьте с ними помягче. Вы выбраны не в качестве должностных лиц, которые можно сместить. Ваша власть абсолютна. Воспользуйтесь этим. Это путешествие будет не таким легким, неторопливым предприятием, как всегда. Оно будет быстрым и трудным. И жить в Южгороде в силосных хранилищах, будет очень неудобно, до тех пор, пока поезда не вернуться во второй раз. Скажите это людям. Скажите сейчас же, чтобы они потом не жаловались. Скажите, что мы будем двигаться не по пять часов в день, как обычно, а по меньшей мере 18 часов в день. Мы поедем медленно, и мы уже опаздываем. И поездам придется совершить второй рейс. У нас очень мало времени. А теперь перейдем к другому вопросу. Это, второе решение, которое они должны были принять, для него было более важным. Он надеялся, что Ли Сяо поступит так, как если бы он уже согласился. Пилот-капитан на самом деле не любил людей, не любил политики, и его трудно было убедить, хотя он мог принять участие в происходящем. - Я имею в виду следующее, - сказал Ян. - У нас должны быть координаты для того, чтобы подготовиться, затем для первого рейса, и командир для второго рейса. Нужно кого-нибудь выбрать. Кого вы предложите? Новое решение! Как они этого не любили! Они переглядывались и перешептывались. Ли Сяо встал, молча постоял, затем заставил себя произнести: - Ян Кулозик должен это сделать. Он один знает, что делать, - он сразу же сел. Молчание продлилось несколько долгих секунд; они вновь и вновь переваривали эту мысль в своих мозгах, потрясенные новизной, нарушением традиций, неожиданностью всего происходящего. - Нет! - взвизгнул Чан Тэкенг, и лицо его было гневно-красное, больше, чем обычно; он бил в молоток, не сознавая того, что делает. - Иван Семенов организует переход. Иван Семенов всегда организовывал переходы. Он - поездной мастер. Только так это будет возможно, и никак иначе, - он так неистово брызгал слюной, выкрикивая эти слова, что сидевшие в первом ряду отклонились, брезгливо вытирая лица, хотя и одобрительно кивая при этом. Вот это было вполне доступно их пониманию, когда ни вперед не идешь, ни назад, а упрямо стоишь на своем. - Прекрати колотить Тэкенг, пока не сломал молоток! - прошипела Хрэдил, как змея. Председатель осекся, потому что он это должен приказывать, это было беспрецедентно. Но пока он не мог ни на что решиться, молоток застыл в воздухе, а Хрэдил, не дожидаясь пока он соберется с мыслями, заговорила вновь: - Вот так-то лучше, гораздо лучше. Мы должны подумать так, как правильно, а не так, как думали прежде. Мы делаем сейчас новое дело, поэтому нам нужен новый организатор. Я не хочу сказать, что кто-нибудь из вас на это годен. Но почему бы не спросить, что думает Иван Семенов. Что ты думаешь, Иван? Большой мужчина медленно поднялся, пригладил бороду, оглянулся на офицеров-техников, пытаясь прочитать на их лицах их реакцию. Но помощи от них он не получил. Гнев - да, смущение - еще в большей степени, но отнюдь не решение. - Пожалуй Яна стоит обсудить, план надо составить, ну вы понимаете, что я хочу сказать. Изменения - их надо планировать, да и два рейса тоже. Вообще-то я не знаю... - А не знаешь, так замолчи! - выкрикнул Чан Тэкенг, ударом молотка подчеркивая свое возмущение. Но он стучал и кричал весь вечер, и поэтому оказался игнорирован. Иван продолжал: - Поскольку я не в курсе насчет изменений, значит, мне понадобится помощь. Ян Кулозик в курсе, это его план. Вы знаете, что делать. Я могу организовать все, как обычно, но изменениями должен руководить он. Меня надо утвердить, ну да, я требую утверждения, но за изменения должен отвечать он. Ян отвернулся, чтобы не могли видеть его лица и понять, что он чувствует. Как он ни боролся с собой, но он ненавидел этих людей. Он провел тыльной стороной ладони по губам, словно отирая брезгливое выражение. Никто не заметил, они смотрели на Хрэдил и слушали ее. - Хорошо, прекрасный план. Рейсом будет командовать Глава Семьи. Технический офицер будет советником. Думаю, это хорошая идея. Я за. Кто против, быстро подни