гли сесть в него незамеченными. Повозка тронулась, как только дверцы захлопнулись. Дорога через Мэйфер заняла всего несколько минут. Едва экипаж остановился, дверца распахнулась, и заглянувший в нее мужчина кивнул графу. - За вами не следили, - сообщил он с сильным шотландским акцентом. - Ангус говорит, улица пуста. Они высадились прямо в конюшне дома. Граф Эглинтон пошел впереди, проводив их через ворота в дом. При их приближении двери распахнулись, и они ощупью вошли в дом. Лишь когда двери были надежно заперты, слуга снял заслонку с принесенного фонаря. Следом за ним пришедшие поднялись по лестнице в ярко освещенную комнату. Навстречу им поднялись трое мужчин. Дождавшись, когда дверь закроется, граф представил присутствующих. - Джентльмены, это генерал Шерман и его помощник полковник Соммерс. Генерал Макгрегор командует вооруженными силами Ее Величества в Шотландии. Джентльмен рядом с ним - мистер Макларен из Шотландского совета. А это мистер Роберт Долглиш, председатель... - не закончив фразы, граф Эглинтон осекся с потерянным видом. Потом взял себя в руки и твердым голосом закончил: - Председатель Национальной партии Шотландии. По реакции троих остальных Шерман понял, что это откровение величайшей важности. - Сожалею, мистер Долглиш, но с этой организацией я не знаком. - Да я на это и не рассчитывал, генерал, - криво усмехнувшись, кивнул Долглиш. - Пожалуй, ее следовало бы назвать подпольной организацией, проповедующей шотландский национализм. Нашей предшественницей была Ассоциация защиты прав шотландцев. Сия достойная организация работала на реформированную администрацию в Шотландии. Задачи она ставила благородные, но мало чего добилась. Наша же Национальная партия поставила более высокие цели, как только начался конфликт с американцами. Почти все сходятся в том, что настало время перемен по всей Шотландии. И мы, и сочувствующие нам высокопоставленные лица работаем во имя свободы Шотландии. Шерман кивнул, вполне уразумев причину этой тайной встречи. - Джентльмены, прошу садиться, - сказал граф Эглинтон. - На столе графин доброго шотландского солодового виски. Позвольте вам налить? Пока наполняли стаканы, Шерману выпала минутка на раздумья. Затем он поднял стакан и негромко промолвил: - Джентльмены, не выпить ли нам за свободу' шотландского народа? При этих словах витавшее в воздухе напряжение рассеялось в единый миг. Присутствующих объединило общее стремление, общая цель. Но некоторые вопросы все же нуждались в разъяснении. Шерман обернулся к Макгрегору: - Вы сказали, генерал, что вы главнокомандующий вооруженных сил Ее Величества в Шотландии. - Таков мой титул на самом деле. Я же предпочитаю называть себя просто командующим шотландской армией. Все мои войска сейчас в казармах, где и останутся вплоть до дальнейших указаний. Вам, конечно, ведомо, что шотландские солдаты, сражавшиеся в Ливерпуле, были разоружены и вернулись на север. - А что ваши офицеры думают об этом? - Буду с вами совершенно искренен, сэр. К нашим полкам приписан и кое-кто из английских офицеров. Они временно находятся под арестом. Все остальные офицеры на нашей стороне. Поразмыслив над этим, Шерман обратился к Роберту Долглишу: - Полагаю, я догадываюсь, что должны чувствовать члены вашей Национальной партии, раз все войска настроены одинаково. А вот как насчет остального населения Шотландии? - Конечно, от их лица я говорить не могу, - признался Долглиш, - но если мы завтра проведем референдум, в его исходе я не сомневаюсь. Наш народ выскажется как один. За Шотландию, свободную от английского влияния. За восстановление нашего суверенного права на самоуправление, отнятого у нас сто шестьдесят лет назад, когда наш собственный парламент был распущен преступным Актом об унии. Я уверен, что это можно сделать без насилия. - Я придерживаюсь того же мнения, мистер Долглиш. Соединенные Штаты выступают за демократию в других странах. Эта цель была достигнута в Мексике, Канаде, а совсем недавно и в Ирландии. Что вы думаете по этому поводу? - Сейчас наши представители в Ирландской республике изучают опыт демократических преобразований, - улыбнулся Долглиш. - Ничего мы не желаем столь же страстно, как свободных выборов в свободной Шотландии. - Тогда будьте покойны, - отозвался Шерман. - Моя страна поддержит ваши усилия. - Хорошо бы побыстрее, - пылко проговорил Долглиш. - Я поднимаю свой стакан и благодарю вас, генерал. Это самый памятный момент в истории моей страны. x x x За ночь тучи выплакали весь дождь без остатка, и утро дня первого послевоенного заседания парламента выдалось чистым и ярким. Тарахтя колесами по мокрой мостовой, сияющей в лучах солнца, богато изукрашенная карета Бенджамина Дизраэли подкатила через Уайтхолл к площади Парламента. Она остановилась у парадного входа как раз в ту минуту, когда Биг-Бен начал отбивать одиннадцать. Подбежавший лакей опустил подножку и отступил, давая дорогу Миллу и Дизраэли. Оба прошли, не поднимая глаз на солдат в синих мундирах, стоящих на часах у входа. Заседания парламента возобновились. Открытие было кратким, даже чересчур, и члены парламента протестующе зароптали. Лорд Рассел, сидевший в переднем ряду, медленно поднялся и кивнул оппозиции, сидевшей напротив, напрочь игнорируя Джона Стюарта Милла, хотя тот находился всего в нескольких футах от него. - Джентльмены, настал трагичнейший из дней, - голос его звучал глухо, потерянно, будто предвещая неминуемую беду. - Я даже не знаю, как вас уведомить, ибо со дня нашего последнего заседания разыгралось много ужасов. Наши войска разбиты, наша страна оккупирована. Наша королева - узница в Осборн-Хаусе. - При этих словах парламентарии негодующе зашумели, послышались даже гневные возгласы. Спикер заколотил своим молотком, призывая собрание к порядку. Рассел поднял руку, и протесты понемногу стихли. - Мне поведали, что палата лордов распущена - столетия нашей истории отринуты единым росчерком пера. Злобные вопли усилились, парламентарии в ярости затопали ногами, не утихая, несмотря ни на призывы лорда Рассела, ни на хриплые крики спикера, требующего тишины, ни на упорный грохот его молотка. Лишь немногие члены собрания осознали, что двери распахнулись и в их проемах появились американские солдаты, взяв винтовки наизготовку. Потом разомкнули ряды, чтобы впустить генерала; тот, чеканя шаг, прошел вперед, остановился перед лордом Расселом и заговорил с ним. Рассел скрепя сердце кивнул и вскинул обе руки, призывая к молчанию. Мало-помалу негодующие парламентарии нехотя стихли. Как только его голос стал снова слышен, Рассел заговорил: - Мне снова напомнили - в который раз, - что наша палата собрана на определенных условиях. Мы должны добиться, чтобы наши голоса были услышаны, но при том заняться насущными делами. Если мы этого не сделаем, то сами же и заткнем себе рот, даже не успев его раскрыть. Мы в долгу перед народом нашей страны, мы его представители, высказывающиеся от его лица. Разыгрались ужасающие события, и мы сумели выйти из них целыми и невредимыми. Но и эта палата должна выйти целой и невредимой, дабы мы говорили от лица нации. Рассел сел под одобрительный гул членов парламента. Американский офицер развернулся и покинул зал, солдаты за ним. Двери закрылись. Рассел сел, и тут же ему на смену поднялся лидер оппозиции Бенджамин Дизраэли. - Достопочтенные джентльмены, позвольте совершить небольшой экскурс в нашу историю. Забывая историю, мы рискуем повторить ее сызнова. В прошлом наша страна уже пережила кровавый раскол. Король был свергнут, парламент распущен. Человек, нарекший себя протектором <Оливер Кромвель>, захватил власть над страной и правил железной рукой. Однако я вовсе не призываю Кромвеля наших дней. Я призываю лишь поддержать правление закона, провозглашенного Великой хартией вольностей и Биллем о правах. Я призываю вас выслушать, что имеет нам поведать мистер Джон Стюарт Милл. Безмолвная ненависть почтенного собрания сгустилась настолько, что буквально обжигала кожу. Милл ощутил ее, но даже бровью не повел. Он пришел сюда, вооружившись словом истины, ставшей его опорой и защитой. Встав, он огляделся, развернув плечи и сцепив руки за спиной. - Я хочу поговорить с вами о том, что способ правления - это вопрос выбора. Я говорю о принципах, над которыми работал изрядную часть своей жизни, и большинство этих практических рекомендаций были одобрены другими людьми - многие из которых сидят в этом зале. В своих дебатах и либералы, и консерваторы не могли прийти к единому мнению. Но я утверждаю, что в нашем распоряжении имеется куда более удачная доктрина - не просто компромисс, но нечто более широкое, настолько всеобъемлющее, что принять эту доктрину смогут и либералы, и консерваторы, не отрекаясь от убеждений ни в чем таком, что они считают символом собственной веры. Я прошу вас взглянуть на британскую историю, не забывая американцев, ныне пребывающих среди нас. - Милл спокойно дождался, пока возмущенное ворчание аудитории стихнет. - Не считайте их чужаками, ибо поистине они наши сыновья. Истина заключается в том, что их страна была выстроена на наших собственных доктринах. С самого начала основополагающим принципом Соединенных Штатов была британская идея свободы. Возможно, за истекшее время она ускользнула из наших рук, но ее по сей день свято блюдут по ту сторону Атлантики. Тот факт, что американцы в качестве образца для своей демократии взяли нашу, должен льстить нам, но не служить поводом для преклонения. В их конгрессе есть верхняя и нижняя палата - точь-в-точь как у нас. Но с одним громадным отличием. Все их представители избраны. Власть исходит от народа, а не от верхушки, как принято здесь. Я слышал множество ваших гневных криков по поводу декрета о роспуске палаты лордов. Но мысль, что власть может передаваться по праву кровного родства, показалась американцам абсурдной. Собственно говоря, так оно и есть. Как утверждал дальновидный англичанин Томас Пейн, страной должны править люди, наделенные высокими дарованиями, а не высокопоставленными родственниками. Ему наследственный парламентарий представлялся такой же нелепостью, как наследственный математик или наследственный мудрец - что столь же смехотворно, как венчание поэта лаврами по праву наследия. Эти слова были встречены злобными криками - но и призывами позволить Миллу продолжать. Воспользовавшись моментом, чтобы бросить взгляд в бумаги, добытые из кармана, Милл снова заговорил громким и ясным голосом. - Между нашими двумя демократиями существу ет громадная разница. В Америке правление идет снизу вверх. Здесь же оно направлено сверху вниз. Абсолютная власть принадлежит монарху, владеющему даже землей. Королева открывает и закрывает парламент, возглавляемый ее премьер-министром. На море наши пределы охраняет Королевский флот. В Америке же все обстоит совершенно иначе, согласно Конституции, излагающей права народа. В Британии ближе всего к Конституции подходит Билль о правах одна тысяча шестьсот восемьдесят девятого года, гласящий: "И так как ввиду отречения упомянутого покойного короля Иакова Второго от правления и вакантности вследствие этого престола Его Высочество принц Оранский..." Тут я хочу привлечь ваше пристальное внимание к следующим словам: "...которого всемогущему Богу угодно было избрать своим достославным орудием освобождения этого королевства от папизма и произвола власти". Смысл очевиден. Власть в этом краю исходит не от народа, а дана свыше. Наша монархиня правит своей властью, дарованной Богом. Она же, в свою очередь, вверяет свою власть правительству, но народ остается его слугой. - Вы нас оскорбляете! - сердито выкрикнул один из членов парламента. - Вы говорите не о той власти, каковой парламент облечен согласно нашей Великой хартии вольностей! - Благодарю, джентльмены, что привлекли наше внимание к этому документу, - кивнул Милл. - Но ни Великая хартия вольностей, ни Билль о правах не оговаривают ясно права наших граждан. На самом деле Великая хартия вольностей целиком посвящена взаимоотношениям двадцати пяти баронов с королем и церковью. А для современных граждан ее смысл невероятно невнятен. Вот послушайте: "...Все графства, сотни, уэпентеки и трети должны отдаваться на откуп за плату, какая установлена издревле, без всякой надбавки, за исключением наших домениальных поместий". А еще вот это: "Клирик будет штрафоваться в качестве держателя своего светского держания не иначе, чем другие, названные выше". Несомненно, все присутствующие согласятся, что это не может служить практическим руководством для хорошего современного правительства. Посему я предъявляю вам документ, являющийся таковым. - Милл извлек из кармана тоненькую книжечку ин-фолио и поднял ее над головой. - Это Конституция Соединенных Штатов. Она наделяет властью народ, вверяющий часть своих полномочий правительству. Это самая радикальная декларация прав человека в истории человечества. Я от всей души прошу данную палату всего лишь прочесть этот документ, еще раз перечитать свой Билль о правах и Великую хартию вольностей, а после рассмотреть мое предложение: созвать конституционный конгресс для разработки собственной конституции. Британского закона для британского народа. Благодарю вас. Он сел - и тотчас же разразилась буря: половина членов парламента подскочили, требуя слова. Первым спикер дал его премьер-министру. - Я возьму на себя смелость возразить мистеру Миллу. Может, он и англичанин, но говорит он на иностранном языке - и хочет перекроить сей парламент на иноземный лад. Я возглашаю, что он тут нежеланный гость, равно как и его чуждые побрякушки. Наши законы были хороши и для наших отцов, и для праотцев. Хороши они и для нас. Слова Рассела встретили возгласами единодушного одобрения, совершенно поглотившими голоса несогласных. Оратор за оратором эхом вторили ему - хотя находились и такие, кто признавал, что вопрос о конституционной реформе, возможно, заслуживает рассмотрения, но их дружно зашикивали. Дождавшись, пока гам спадет, Бенджамин Дизраэли встал. - Меня весьма встревожило, что мой высокоученый оппонент в данном вопросе забыл о собственных интересах. Не он ли сам пытался провести в тысяча восемьсот шестидесятом Новый парламентский реформирующий акт, предоставлявший более широкие избирательные права для всех графств и городов? Полагаю, акт не прошел только в силу противодействия почившего лорда Пальмерстона. - Я предлагал реформы, - парировал Рассел, - а не уничтожение нашего парламентского наследия. Это заявление встретил рев всеобщего одобрения. - Что ж, - Дизраэли не собирался сдавать позиции, - тогда давайте рассмотрим вполне разумное предложение мистера Милла... - Давайте не будем! - крикнул лорд Рассел в ответ. - Я не желаю заседать в парламенте, рассматривающем предложение о государственной измене. Я ухожу - и призываю членов собрания, разделяющих мое мнение, последовать моему примеру. Ответом его призыву послужили вопли ликования и нарастающий топот: парламентарии дружно вставали и покидали зал. В конце концов остались Бенджамин Дизраэли да дюжина других членов парламента. - Представительной эту часть палаты не назовешь, - вполголоса проронил Дизраэли. - Не согласен, - возразил Милл. - Это ядро конгресса. Другие его поддержат. - Искренне надеюсь, что вы правы, - без особого энтузиазма отозвался Дизраэли. - Я здесь потому, что хочу восстановить в этой стране правление закона, а не иноземных оккупационных войск. Если кроме предлагаемого вами конгресса иного пути нет - что ж, быть посему. ГРОМ ЗА ГОРИЗОНТОМ Как только из Вашингтона прибыли члены только что учрежденного оккупационного правительства, генерал Шерман с огромной радостью уступил им занимаемые помещения Букингемского дворца. Шикарные апартаменты куда более пристали недавно назначенным политикам и чиновникам государственного департамента, а Шерман чувствовал себя куда уютнее в Веллингтонских казармах, отдаленных от дворца всего на каких-то пару сотен ярдов. Здания их стояли в запустении с тех самых пор, как был распущен квартировавший там гвардейский полк. Теперь же туда въехал новоприбывший полк Пенсильванских стрелков, и генерал охотно присоединился к ним. Когда стены кабинета и нескончаемая канцелярская работа осточертевали, Шерман велел седлать коня и ехал в Грин-парк или Сент-Джеймс-парк, расположенный как раз напротив Бердкейдж-Уок, чтобы проветрить отуманенные мозги. Квартира бывшего командира оказалась просторной и пришлась ему очень по вкусу, но менять он ничего не стал, оставив полковые трофеи на полках, а изрешеченные пулями знамена на стенах. Когда оккупация закончится и законные владельцы вернутся, они найдут все на своих местах, а пока почетное место на бронзовом постаменте впереди гордо занял шелковый звезднополосатый флаг. Офицерская столовая тоже оказалась роскошной и удобной. Шерман как раз наслаждался запоздалым ужином, когда часовой впустил Густава Фокса. - Что вы как посторонний, Гус! Берите стул и присаживайтесь. Вы уже ели? - Спасибо, Камп, намного раньше. - Со времени совместного вояжа на "Авроре" они стали весьма близки, несмотря на разницу в возрасте. - Но в горле у меня пересохло, и выпить я не откажусь. - Это запросто. - Шерман дал знак официанту. - Наши отбывшие хозяева оставили по себе массу бочек чудесного эля. Я тоже выпью стаканчик за компанию. Может, даже подымем тост за пулемет Гатлинга. Вы слыхали стишок, который твердят пулеметчики к месту и не к месту? - Наверно, нет. - Ну, в общем, так: "На любые пакости мы найдем ответ, ведь у нас есть "гатлинги", а у них то - нет". - Чистейшая правда. - Совершенно согласен. Ну, так что же вас сюда привело? - Искренне верю, что дело важное, - глотнув эля, Фокс радостно кивнул. - Отлично! - Дождавшись, когда официант уйдет, он вынул из кармана пачку бумаг и развернул ее веером на столе. - Я оставлю это у вас. Но подытожить смогу вполне ясно. Я велел своим клеркам проштудировать все британские военные архивы - и сухопутных войск, и флота. Изрядная часть их была уничтожена, но капитуляция была столь скоротечной, что большинство архивов просто бросили. И все же масса бумаг сгорела в каминах военного ведомства. К счастью, моряки не так дальновидны, и в их архивах нашли дубликаты уничтоженных бумаг. Здесь данные каравана судов, называемого Соединением А. Он отплыл несколько недель назад из Индии. - Из Индии? - сдвинув брови, Шерман пододвинул бумаги к себе. - И что же он везет? - Войска. Четырнадцать войсковых транспортов, по большей части лайнеры вроде пароходов "Донгола" и "Кармала". В числе подразделений 51-й Раджпутский полк пионеров, а также 2-й батальон Северных ланкаширских стрелков, 25-й батальон Королевских фузильеров - и далее в том же духе. Их сопровождает ряд военных кораблей, в том числе броненосец "Голиаф". - Мне это совсем не нравится. Войско таких размеров представляет изрядную опасность. Когда они должны сюда прибыть? - Если не выбьются из графика - примерно через неделю. - Как, по-вашему, их уведомили о войне - и оккупации? - Уверен, что да. Как вам известно, большинство британских военных кораблей, находившихся в море, в порты не вернулось. Далеко не один корабль скрылся из Портсмута, чтобы избежать захвата. Некоторым из них наверняка известно о конвое, и они пойдут навстречу, чтобы присоединиться к нему. Кроме того, конвой по пути останавливался в "угольных" портах, извещаемых по телеграфу о мировых событиях. Можно не сомневаться: они прекрасно осведомлены о том, что здесь произошло. - Гус, вы военный моряк. У вас есть какие-нибудь идеи насчет того, как нам быть? - Нет, сэр! - Фокс поднял обе руки в знак капитуляции. - Это совсем не моя епархия. Но я отправил адмиралу Фаррагуту копию этих донесений о передвижениях судов и просил его подъехать к нам сюда. - Мудрый ход. Он отличный тактик. Пока официант подливал им эля, Шерман прочел бумаги, полученные от Фокса. Затем велел официанту принести карандаш и набросал какие-то пометки на обороте одного из листков. И наконец угрюмо сказал: - На нас движется изрядная пехотная армия. Сомневаюсь, чтобы у нее хватило сил отвоевать страну, но если она сумеет высадиться, ужасных сражений не миновать. И уж если сумеет, наверняка неизбежны мятежи демобилизованных британских солдат. Нам это совсем ни к чему. Подоспевший адмирал Фаррагут вполне разделял его мнение. - Вот уж действительно скверная новость! Я отправил всем нашим судам приказ заполнить угольные бункеры и стоять наготове. - Что вы планируете предпринять? - осведомился Шерман. - Ничего, пока не вычислим, куда конвой направляется. В порты приписки, названные в этих приказах, они не пойдут, тут уж будьте покойны. Теперь им уже ведомо об оккупации, и командующий армией соответственно откорректирует свои планы. Полагаю, решение за вами, генерал, поскольку это дело сухопутных войск. Их армейское командование планирует десант - или десанты. А флот обеспечит им сопровождение и огневое прикрытие при высадке. - Я тоже так думаю. - Допив эль, Шерман встал. - Давайте перенесем дискуссию в мой кабинет, где можно свериться с картами. Развернув карту Британских островов на письменном столе под керосиновой лампой, генерал Шерман в глубокой задумчивости принялся ее изучать. - Есть идеи, Гус? - Ни единой! Разведданные о пункте назначения конвоя не поступали, а тактик из меня никудышный. Даже гадать не стану. - Весьма мудрый подход. Так что вся ответственность ложится на меня. Первым делом давайте ограничим возможности. - Он постучал пальцем по карте. - Думаю, мы можем исключить десанты на севере и западе. Шотландия и Уэльс чересчур далеки от оплота власти, Корнуолл тоже. Остается Лондон. - Они не рискнут пойти вверх по Темзе, как мы, - возразил Фаррагут. - Общеизвестно, что наши плавучие батареи все еще на позициях. Но здесь, к востоку, в Уоше, имеется защищенная акватория, где можно произвести высадку. Или, скажем, подальше к югу, в порту Гарвич. - Опять же слишком далеко от центра, - отрицательно покачал головой Шерман. - Гарвич подходит лучше, от него рукой подать до Лондона. Но если они там высадятся, нас предупредят, и мы без труда сосредоточим войска, чтобы остановить их. Посему я считаю, что тревожиться надо о южном побережье. Видимо, им известно, что мы захватили Портсмут, так что там они даже близко к берегу не подойдут. Но здесь, дальше на восток вдоль южного берега, все обстоит совершенно иначе. Плоские пляжи, мелкие воды, удобные подступы с моря. Брайтон. Нью-Хейвен. Гастингс, - провел он пальцем вдоль берега. - Гастингс, тысяча шестьдесят шестой, - вставил Фокс. - Последнее успешное вторжение, не считая нашего. - Я могу выставить заградительный барьер из кораблей поперек устья Английского канала, - предложил адмирал, - от Борнмута прямиком до полуострова Котантен. Ширина пролива там не превышает восьмидесяти миль. Флотилию таких размеров, идущую из Индии, легко заметить там еще на подходе. Но, конечно, если они двинутся на запад, в Корнуолл или дальше, - мы их не увидим. Их войска успеют благополучно высадиться, а мы даже знать не будем. Наступила такая тишина, что тиканье часов казалось оглушительным. Решение выпало на долю командира - а здесь командовал генерал Уильям Тикамси Шерман. Бремя ответственности легло на его плечи целиком. Главнокомандующий остался по ту сторону Атлантики, и связаться с ним по времени никак невозможно. Решать придется самому. Он бросил взгляд на часы. - Адмирал, вы можете подойти сюда к восьми утра, чтобы мы обсудили ваши приказы? - Буду. - Отлично. Гус, я хочу, чтобы ваши клерки прошерстили архивы. Добудьте мне сведения о силе всех подразделений, упомянутых в приказах. Их я тоже жду самое позднее к восьми утра. А если получится, то и раньше. - Займусь этим без промедления. - Хорошо. По пути скажите дежурному офицеру, чтобы послал за моим штабом. Ночка предстоит долгая. Уже занимался рассвет, когда Фокс - глаза у него ввалились и покраснели - принес папки со сведениями о силе армии, прибывающей с конвоем. Офицеры штаба расступились, когда он подошел и вручил бумаги генералу Шерману. - Все здесь, генерал. Все подразделения, перечисленные в списке следующих с конвоем. Хотелось бы мне испытывать такую же уверенность касательно сопровождающих его военных судов. Все исходные декларации здесь, но со времени отплытия к конвою по пути могло присоединиться любое число судов. Маршрут и даты следования конвоя были прекрасно известны всему флоту. В конвое теперь могут оказаться любые - а то и все - британские суда, избежавшие захвата. - Великолепно. А теперь я предлагаю вам пойти поспать. Вы сделали все возможное. Сам Шерман выглядел таким же бодрым, как и вчера вечером. Закалившись в боях, он привык не смыкать глаз целыми сутками. К восьми часам, даже до прихода адмирала Фаррагута, планы были готовы. Как только приказы были написаны, офицеры штаба разошлись, чтобы как можно скорее провести их в жизнь. Когда адмирал вошел, Шерман в одиночестве смотрел из окна на парк. - Все сделано, - сказал Шерман. - Приказы отданы, переброска войск начнется сегодня же утром. - А... куда? - Сюда, - Шерман припечатал ладонью южное побережье Англии на карте. - Они попытаются высадиться здесь, другого варианта просто нет. Но наши войска скоро окопаются вдоль всего этого побережья, от Гастингса до Брайтона. Ядро нашей обороны расположится в Нью-Хейвен-форте, вот здесь. Некоторые из тамошних орудий разбиты, но сейчас их все уже заменили. Скоро это побережье ощетинится американским оружием. Любые попытки высадиться здесь будут пресечены в корне. Но я надеюсь, что до катастрофы не дойдет. Ее просто-таки надо предотвратить. - И как же вы намерены этого добиться? - Смогу сказать, когда присоединюсь к вам. Когда, по вашим прикидкам, вероятнее всего ожидать прибытия конвоя? - Может, он чуточку задержится, но в любом случае не доберется до Английского канала раньше, чем запланировано. Вероятнее всего, дня через три. - Хорошо. Ставьте свои корабли в устье пролива, как предлагали вчера вечером. Я присоединюсь к вам через два дня. Вы подготовите для меня корабль в Портсмуте? - "Опустошитель", только что пришедший из патруля, пополняет запасы топлива в Саутгемптоне. Я телеграфирую ему приказ ждать вас там, а после следовать на позицию. Искренне надеюсь, что вы правы в своей оценке ситуации, генерал. - Адмирал, - криво усмехнулся Шерман, - я обязан быть прав, или мы проиграли. Если британская армия из Индии доберется до берега, начнется хаотическое, кровопролитное вторжение без каких-либо гарантий успеха для любой из сторон. Приказы я отдал, а что будет дальше - зависит от врага. x x x Как только всякая опасность миновала, дочь Джона Милла Хелен приехала к нему в Лондон. Нашла через агента хороший дом в Мэйфер на Брук-стрит и сняла его. Она приложила к этому все силы, зная, как важно для Милла оказаться в уютной домашней обстановке. Напряженная работа взимала свою дань, и ходил он сутулясь, будто носил тяжкую ношу - да, по сути говоря, так оно и было. Когда Хелен внесла свежий номер "Тайме", отец сидел в гостиной, все еще в ночном колпаке и халате, наслаждаясь утренним чаем. - Я как-то даже побаиваюсь читать в последнее время, - проговорил он, осторожно притронувшись к газете кончиками пальцев. Хелен рассмеялась, когда он, дальнозорко щурясь, уставился на первую полосу. - На самом деле все не так уж плохо. Они всерьез взвешивают все pro и contra в отношении предлагаемой конституции, вместо того чтобы бить в набат, как вначале. - Пошарив в кармане платья, она достала несколько конвертов. - Твой мистер Дизраэли приехал даже раньше утренней почты и оставил это для тебя. - Замечательно! С удовольствием отложу газету. Он обещал мне прислать список возможных членов предлагаемого конгресса... Надеюсь, это он. - Он быстро пробежал бумаги взглядом. - А вот знакомое имя. Чарльз Брэдлоу - тебе что-нибудь говорит? - Ты должен помнить его, папа. Это учредитель газеты "Нэшнл Реформер" и великий памфлетист. - Ну да, конечно! Заядлый республиканец и вольнодумец. Так и слышу уязвленные вопли, что мы допустили в свой конгресс атеиста. В самом деле, надо бы его привлечь. Отправлю ему приглашение сегодня же. А-а, вот и Фредерик Гаррисон. Сей джентльмен хорошо известен рабочему классу как обладатель практических познаний о том, как действуют тред-юнионы. Дизраэли настоятельно рекомендует включить его, и я только за. С помощью Дизраэли и не без политических махинаций список членов конституционного конгресса мало-помалу пополнялся. В него вошли и ветераны-политики, и реформаторы вроде Уильяма Гладстона, и многообещающие функционеры наподобие Джозефа Чемберлена. И хотя газеты насмехались над самой идеей созыва подобного конгресса, а политические карикатуристы резвились вовсю, предполагаемый список все же понемногу складывался. Теперь осталось лишь установить дату, приемлемую для всех заинтересованных сторон. То, что поначалу казалось нелепым нововведением, начало обретать облик респектабельности. В ОЖИДАНИИ РЕШЕНИЯ УЧАСТИ Прошло уже три дня с той поры, когда крейсер ВМФ США "Опустошитель" присоединился к эскадре, вытянувшейся поперек устья Английского канала - в самом подходящем месте, чтобы перехватить любой корабль, входящий в пролив из Атлантического океана. Большинство судов в северном конце цепи крейсировало в пределах видимости мыса Портленд-Билл. Южнее "Опустошителя", дав минимальный ход, чтобы приливное течение не сносило его с места, стоял броненосец ВМФ США "Виргиния". А дальше, почти на горизонте, едва виднелся еще один американский броненосец. Цепь боевых кораблей протянулась от самого английского побережья через пролив до мыса Аг на самой оконечности полуострова Котантен. Каждый корабль эскадры находился в пределах видимости хотя бы двух других, и, когда британцы придут - если вообще придут, - проскользнуть незамеченными им попросту не удастся. Если придут. Это словечко снова и снова эхом отдавалось в мозгу генерала Шермана, выхаживавшего по летучему мостику "Опустошителя". Присоединившись к эскадре, броненосец занял позицию рядом с флагманским судном адмирала Фаррагута - крейсером ВМФ США "Миссисипи" в середке цепи, по-прежнему стоящим на том же месте благодаря машине, работающей на самых малых оборотах. Шерман снова поймал себя на том, что стоит у фальшборта, устремив взгляд на восточный горизонт. Придет ли конвой? А вдруг предположение, что атака будет направлена на южное побережье Англии, ошибочно? Уже в тысячный раз он шаг за шагом проанализировал цепь рассуждений, приведшую его к неизбежному выводу о том, что иначе они поступить не могут. Шерман по-прежнему верил, что они обязаны нанести удар именно здесь, но трехдневное ожидание поставило его теорию под вопрос. Обернувшись, он заметил, что от борта "Миссисипи" отвалил ялик, и вдруг сообразил, что уже, должно быть, полдень - час, назначенный для встречи с адмиралом. Надо будет снова обсудить тактику и положение эскадры, после чего Фаррагут останется на ленч. Еще раз окинув взором пустынный горизонт, Шерман покинул мостик и спустился на палубу, чтобы встретить адмирала. - Хорошая погода еще держится, - заметил Фаррагут во время рукопожатия. Шерман лишь кивнул и первым направился вниз, не найдя что сказать: обо всем уже было говорено, и не раз. Взяв с буфета графин, Шерман покачал им в воздухе: - Не хотите ли выпить со мной стаканчик шерри перед едой? - Блестящая мысль! Но не успел Шерман наполнить бокалы, как в дверь ворвался возбужденный матрос. - Капитан выражает свое почтение, - выпалил он. - Впередсмотрящий доносит, что на юго-востоке замечены корабли. Ему тут же пришлось поспешно отступить, чтобы дать дорогу обоим офицерам, ринувшимся к выходу. Пока они взбегали на мостик, на горизонте уже успела обрисоваться целая вереница кораблей. При появлении командиров капитан Ван-Хорн опустил подзорную трубу. - Впереди идет броненосец, это видно по палубным надстройкам. И масса дыма от судов, которые еще не показались из-за горизонта. Штук восемь-десять самое меньшее. - Это он? - спросил Шерман. - Несомненно, генерал, - решительно кивнул Ван-Хорн. - Другой флотилии таких размеров нет во всем океане. - Следуйте приказам генерала Шермана, - распорядился адмирал Фаррагут, поворачиваясь. - Мне надо вернуться к своей команде и просигналить всей эскадре сбор. - Я хочу, чтобы вы направили судно навстречу флотилии, как только лодка адмирала отойдет. И не гоните. - Малый вперед, - кивнул Ван-Хорн. - Пять узлов, не больше. - А также поднимите этот флаг на носу, - велел Шерман. Приказ капитана передали по команде, и двое матросов бросились вперед со свертком ткани. Флаг представлял собой скатерть из офицерской столовой с пришитыми по двум углам тесемками. Быстро привязав их к фалу на носовом флагштоке, импровизированный флаг подняли повыше. Приближающиеся суда нипочем не смогут прозевать белое полотнище - как и звездно-полосатый флаг, развевающийся на мачте. Когда расстояние между крейсером и приближающимся конвоем сократилось вдвое, капитан приказал лечь в дрейф. Пройдя с разгону еще немного, судно плавно остановилось, легонько покачиваясь на волнах. Самодельный флаг, подхваченный свежим западным ветром, заполоскался, развернувшись на всеобщее обозрение. - А если им вздумается открыть огонь? - отрывисто поинтересовался капитан Ван-Хорн. - Не вздумается, - отрезал Шерман. - Это не по-джентльменски. Да вдобавок они ясно видят остальные броненосцы у нас за спиной. И понимают, что это означает. Если у Шермана и оставались какие-либо сомнения в разумности подобной встречи с врагом, высказывать их вслух он не стал. Уже дважды в своей жизни он улаживал конфликты путем перемирия и всей душой верил, что сможет проделать это снова. Теперь головные суда стали видны вполне отчетливо: вороненая броня и грозные жерла пушек. На мачты взмыли сигнальные флажки, и конвой замедлил ход, но один броненосец отделился от остальных и приблизился к американскому крейсеру. - "Защитник", - доложил Ван-Хорн, снова поглядев в трубу. - Главный калибр - шесть стофунтовок, новый модифицированный класса "Воитель". Британский крейсер направился прямо к ним, вовсю дымя трубами и грозно ощерившись пушками. Как только он подошел поближе, оказалось, что его орудия нацелены на американское судно. Приблизившись на расстояние двухсот ярдов, он сбросил ход и остановился, развернувшись штирбортом, - и тогда стало видно, что пушки тоже поворачиваются, не упуская "Опустошителя" из прицела. - Лодку спустили? - осведомился Шерман. - Уже на воде, как вы приказали. Без единого слова Шерман покинул мостик и через считаные секунды уже спускался на ожидающий баркас. Восемь весел ударили по воде, как одно, и суденышко стремительно заскользило вперед. Когда оно подошло к черному борту британского крейсера, показался шторм-трап, спущенный до самой воды. Шерман принялся карабкаться по нему со всей возможной прытью. Перебираясь через планширь, он увидел дожидающегося офицера-пехотинца. - Следуйте за мной, - буркнул тот и отвернулся. Как только они зашагали к трапу, следом пристроились два матроса с мушкетами. В офицерской кают-компании дожидались двое пехотных генералов. Вытянувшись по стойке смирно, Шерман отдал им честь. Они ответили тем же на британский манер. - Мы уже встречались, генерал Шерман, - заметил первый. - Да, в Канаде. Вы бригадный генерал Соммервилл. Соммервилл неспешно кивнул. - А это генерал сэр Уильям Армстронг, главнокомандующий войск Ее Величества в Индии. - Зачем вы здесь? - бесцеремонно поинтересовался Армстронг, едва сдерживая гнев при встрече с человеком, завоевавшим его страну. - Чтобы спасти человеческие жизни, генерал Армстронг. Нам известен размер и сила вашей армии по документам, захваченным в Лондоне. За моей спиной вы видите главную флотилию броненосцев, которая не позволит вам пройти без боя, если вы попытаетесь войти в Английский канал. Они по мере возможности будут уклоняться от стычек с вашими линейными кораблями, стремясь пустить ко дну ваши транспортные суда. Если же каким-то из транспортов удастся прорваться, хочу уведомить вас, что все южное побережье Англии сейчас обороняют американские войска и артиллерия. Любое судно, попытавшееся высадить десант, будет уничтожено. - Откуда вам известны наши намерения? - с ледяным гневом бросил Армстронг. - Так бы поступил я сам, генерал. Это единственная возможность. - Дадите ли вы слово, что ваши войска стоят здесь? - холодно осведомился Соммервилл. - Даю вам слово, сэр. У нас была неделя на подготовку обороны. Нью-Хейвен-форт перевооружен. Двадцатый техасский полк окопался на берегу с "гатлингами", при поддержке пяти артиллерийских батарей. Следует ли мне перечислить подразделения, обороняющие остальные позиции? - Довольно, генерал. Вы дали нам свое слово, - голос Соммервилла дрожал; плечи его сгорбились. Он сделал все, что мог. Все сделали, что могли. Но проиграли. - Верните индийские войска в Индию, - сказал Шерман. - Если они придут сюда, то лишь для того, чтобы встретить смерть. Флот и артиллерия стоят наготове. - Но моя страна! - голос Армстронга охрип от гнева. - Вы завоевали, уничтожили... - Да, завоевали, - парировал Шерман. - Но не уничтожали. Мы хотим лишь мира и окончания этой безрассудной войны между нашими нациями. В это самое время ваши политики встречаются с новообразованным британским правительством. Когда они закончат переговоры, правление закона будет восстановлено. Мы же с нетерпением ждем возвращения домой. Мы хотим мира, а не продолжения конфликтов. Когда вы снова будете управлять своей страной, мы уйдем. Вот и все, чего мы желаем. - И мы должны поверить этому? - с горечью промолвил Соммервилл. - У вас нет выбора, генерал, ни малейшего выбора. - Выведите этого человека за дверь и не пускайте сюда, - приказал Армстронг матросам, стоявшим на часах у двери. Шерман передернул плечами, сбросив руки, потянувшиеся к нему, развернулся и вышел; дверь за ним захлопнулась. В коридоре он холодно оглядел матросов; те переминались с ноги на ногу, не решаясь встретиться с ним взглядом. Они прекрасно слышали, что говорилось в кают-компании. Тот, что повыше, - судя по нашивкам, главный старшина - оглянулся и негромко спросил: - А что творится на берегу, сэр? Мы, почитай, ничего и не слыхали, только всякие ужасти. - Война окончилась, - доброжелательно ответил Шерман. - Победа осталась за нашими войсками. Потери были с обеих сторон, но теперь все в прошлом. Если ваши политики не станут противиться, нас ждет долгосрочный мир. Если мы сможем покинуть страну, заручившись гарантиями этого мира, так мы и поступим. К этому мы стремимся, как должны стремиться и вы. Тут Шерман услышал, что дверь позади открывается, повернулся и вошел в кают-компанию. - Вы пришли к решению, - это было утверждение, а не вопрос. - Да, - тяжко проронил генерал Армстронг. - Индийские войска вернутся в Индию. Вы можете гарантировать им безопасный проход? -