ись назад, на тот путь, которым они только что прошли. - Неужели мы были там? - Неужели мы прошли через эту пучину - и остались живы? - Это чудо! Царь знал, что боги помогут ему! Скоро по холмам запестрели палатки. Жарко запылали костры. Море шумело, мерцая вскипающими барашками волн. В эту ночь измученное войско уснуло мгновенно. Но Александр еще долго не спал. Он сидел с землемерами и географами над картой, составленной ими. Не спали и его близкие друзья, военачальники - необходимо было посмотреть, что получается на карте. - Где те дороги, по которым мы прошли? - Вот они, царь... - Указка скользила по чертежу. Города, горы, реки, дороги... - А узнали вы, далеко ли тянется этот открытый берег? - Да, царь, узнали, Открытый берег тянется до города Сиды. А там горы снова подойдут к морю. - Значит, за Сидой персы высадиться уже не смогут? - Говорят, что там нет стоянок, царь. Александр удовлетворенно кивнул головой. - Так. Возьму Сиду, и тогда - берег наш. А персидский флот пускай болтается в море сколько пожелает. Высадиться я персам не дам. Черный Клит усмехнулся в свою смоляную кудрявую бороду. - "Я дойду"... "Я возьму"... А мы что будем делать, если ты, царь, один все возьмешь? Наступила внезапная настороженная тишина. Александр гневно блеснул на него глазами. Но улыбка Клита была добродушна, будто старший брат ласково подшучивал над младшим. Обижаться было нельзя - Клит ему почти родственник. Он брат его любимой кормилицы Ланики. Но все-таки шутить так не стоило бы. Тем более, что старые этеры, военачальники царя Филиппа, незаметно переглянулись между собой и потупили глаза. Александр овладел собой и так же шутя ответил: - Вам я тоже найду дело. Об этом ты, Клит, не тревожься! А когда покончили с делами, Гефестион спросил: - Александр, как же ты все-таки сразу ринулся в воду? Разве ты знал, что ветер повернет? - Другим я сказал бы, что знал. Но тебе скажу правду: я не знал ничего. Просто надо было пройти и захватить берег. - Но ветер мог и не повернуть? - Мог. А тогда бы мы прошли по скалам, которые фаселиты называют лестницей. ГОРДИЕВ УЗЕЛ Войско проходило по широким фригийским полям. Вот она, Азия! Теперь Александр занимает уже не эллинские, а коренные азиатские города. Где-то недалеко его ждет Дарий со своими полчищами. Но где? Долго ли еще Александру искать встречи с ним, чтобы разбить его окончательно? У ворот города Гордия, что стоит во Фригии, Александра встретил Парменион. Он явился сюда из Лидии, точно выполнив приказ царя. Войско, увидев у стен чужого города македонские шапки, подняло радостный крик. Воины Пармениона откликнулись таким же ликующим воплем. Полководцы окружили царя. Александр вошел в город, утонувший в садах и рощах, как в свои собственные владения. Небо Азии светилось прозрачной голубизной наступающей весны. Чужая речь слышалась на улицах. Странно одетые люди в штанах и длинных одеяниях стояли по сторонам у желтых глиняных стен своих жилищ и смотрели на македонян... Македонский лагерь раскинулся и в городе, и вокруг города. И не успели македоняне расположиться, как прибыло новое войско - вернулись молодые воины, отпущенные в Македонию на зиму. Царь сам выехал встречать их. Молодое войско, под начальством полководцев Птолемея, Кена и Мелеагра, явилось прямо из Пеллы. Александр сидел на своем вороном Букефале и смотрел, как идут его воины. Молодые македоняне прекрасно держали строй, крепкие, бодрые, веселые. Завидев царя, они во весь голос прокричали приветствие, и царь, тоже во весь голос, отвечал им. Три тысячи македонской пехоты прошло перед царем, триста македонских всадников, двести всадников-фессалийцев, сто пятьдесят элейцев, которых вел элеец Алкия... Александр улыбался. Он был дальновиден - молодые воины провели зиму в своих семьях, отдохнули и вернулись, как приказано царем. И, как приказано, с пополнением. В тот же вечер Александр призвал к себе полководцев, которых он посылал с молодыми в Македонию. Он хотел послушать о делах на родине, о том, как живут в Пелле, о матери... Казалось, что эти люди, пришедшие из македонской земли, принесли с собой и воздух ее, и шум ее лесов, и прохладное дыхание снегов родной гору Олимпа... Начал Птолемей, человек гордый, властный, с красивыми, но жесткими чертами лица: - Трудно было договориться с царицей Олимпиадой. Она никак не хотела отпускать свою охрану - целый отряд молодых этеров прятался у нее во дворце. - Но ты взял их? - Почти все здесь. - Хорошо. А что Антипатр? - Антипатр здоров, - ответил Мелеагр, старый полководец царя Филиппа, - вот письмо от него. Надо сказать, что ему тоже трудно с царицей Олимпиадой. - Друзья мои, оставим царицу Олимпиаду в покое. Ну что может сделать слабая старая женщина! Птолемей отвернулся, сжав тонкие губы, чтобы скрыть усмешку. Слабая женщина! Как она проклинала, как она угрожала ему, Птолемею, а ведь все знают, что угрозы ее не бывают пустыми. Хорошо, что у него с собой был приказ Александра! - Вы лучше расскажите, друзья, что там, в Элладе? - В Элладе худо, - осторожно, стараясь подбирать слова, ответил полководец Кен, - в Спарте опять начинаются какие-то безумные замыслы. - Царь Агис? - Да. Собирается воевать с Македонией. Поэтому Антипатр держит войска наготове. - Агис! Тупица, как все спартанцы, - сказал Александр. - Надоело ему носить голову на плечах. Ну, Антипатр поможет ему потерять ее! - Хуже другое, царь, - хмурясь, продолжал Мелеагр, - в тылу у нас - Мемнон! Мемнон, опять Мемнон! Александр вспыхнул. - Что же он там делает, этот проклятый изменник? - Он подогнал корабли к берегам Афин, взял остров Хиос, оттуда отплыл к Лесбосу и там захватил все города - вот что он там делает! - резко сказал Птолемей. - Он старается отрезать нас от Македонии. И если это ему удастся... Между бровями царя врезались морщины. Если его оторвут от матери-Македонии, он затеряется здесь, в Азии, со своим войском и, не получая поддержки, погибнет. - Да. Только Мемнону это не удастся! - А почему не удастся, царь? - осторожно, после недолгого молчания, спросил Кен. - Почему? Да потому, что пока Мемнон собирается поднять на меня Элладу, я разобью Дария. Мне только что донесли, что персы уже недалеко. Значит, и победа наша близко. А когда Азия будет в моих руках, кто сможет мне противиться? "Проклятый Мемнон! - думал Александр. - Когда же я сброшу его со своей дороги?" - А не напрасно ли ты, царь, - очень осторожно спросил Мелеагр, - распустил наш флот? Мы могли бы задержать Мемнона на море. - Флот, который у нас был, не смог бы его задержать, - ответил Александр. - Ненужная трата сил и денег. Если понадобится, я могу снова собрать корабли. Но сейчас главное - встретиться с Дарием. Встретиться и победить. - Не только главное, но и единственное, что нам сейчас остается, - сказал Птолемей. И все согласились с ним. Знатные горожане Гордия предложили Александру свои лучшие жилища. Они покорно принимали чужеземцев - царь Дарий далеко, а сила македонян велика. Стараясь расположить к себе Александра, устроили для него и для его войска большой пир. На пиру, среди веселых забав, песен и танцев, слегка захмелевший Александр обратился к фригийским старейшинам: - Я в детстве слышал странную историю о вашем городе. Правда ли, что у вас есть повозка с узлом на ярме, который никто не может развязать? - Да, это так, - ответили ему, - у нас есть это чудо. И рассказали такую историю. Когда-то, очень давно, молодой поселянин по имени Гордий пахал поле. Он был беден, даже быки у него были чужие - нанял, чтобы вспахать пашню. В то время как он пахал, на ярмо [Ярмо - деревянный хомут для парной упряжки волов.] сел орел и сидел так до самого вечера. Это показалось Гордию удивительным. Он пошел в соседний город к жрецам спросить, не предвещает ли ему что-нибудь этот орел. Недалеко от города он встретил девушку; она доставала из колодца воду. Гордий попросил напиться. Девушка подала ему воды и спросила: - Куда ты идешь? - Я иду попросить совета у жрецов. - О чем же ты хочешь советоваться с ними? Гордий рассказал об орле. Девушка слушала очень внимательно. - Не ходи к жрецам, - сказала она, - я и сама могу ответить тебе, почему орел сел к твоим волам на ярмо: я обучена искусству гадания. Так вот слушай: орел предвещал тебе царство! Гордий от изумления не мог сказать ни слова. А девушка продолжала: - Я готова остаться с тобой, если ты захочешь взять меня в жены. Потому что я знаю: случится так, как я тебе сказала, - ты будешь царем. Гордий глядел на нее, не зная, верить ей или не верить. Но девушка была так хороша, что, Уж конечно, никогда не согласилась бы стать женой такого бедняка, как он, если бы не была Уверена, что он станет царем. Гордий женился на этой девушке, они поселились в его бедном домишке и жили, как все бедные люди в их бедной деревне. Вскоре после этого во Фригии началась большая смута. Фригийцы так устали от раздора в стране, что пошли к оракулу спросить: когда кончатся у них все эти распри и неурядицы? Оракул ответил: - Тогда, когда у вас будет царь. - Но кого же нам выбрать царем? - Когда вы пойдете отсюда к себе домой, вам встретится поселянин, едущий на повозке, запряженной волами. Вот он и будет вашим царем. Посланцы, возвращаясь домой, встретили Гордия, который ехал на волах. Они остановили его, низко поклонились. - Приветствуем тебя, наш царь! Так Гордий стал царем. В память об этом дне он поставил свою повозку в храме Зевса. Там она стоит и сейчас. А город, в котором он царствовал, назвали его именем - город Гордий. - А узел? - спросил Александр. - Там, на ярме, есть и узел, который Гордий сам завязал, - ответили ему, - и есть предсказание: кто развяжет этот узел, тот будет владеть всей Азией. Но еще никто его не мог развязать, а пытались многие. - Я хочу видеть эту повозку! В храм Зевса, где стояла Гордиева повозка, Александра сопровождала вся его свита и старейшины города. А следом шла толпа. Всем было интересно, что скажет царь и что он сделает, увидев Гордиев узел? Александр осмотрел повозку и узел из тонкого вишневого лыка, хитро завязанный на ярме. - Это и есть Гордиев узел? - Да, это тот самый узел, царь. - Я развяжу его. Александр решительным шагом подступил к повозке. В храме стало очень тихо. Фригийцы с напряжением следили за ним, еле скрывая ироническую усмешку. Македоняне смущенно переглядывались. Ну зачем Александр взялся за это? Ведь он не сможет развязать проклятый узел и станет у фригийцев посмешищем! Царь внимательно осмотрел грубое деревянное ярмо, повертел в руках узел. Узел был запутан и перекручен так, что концов его было невозможно найти. У Александра пошли по лицу красные пятна. Неужели и он не развяжет? Но этого не может быть. Не должно быть. Однако, несмотря на его усердные старания, лыко не развязывалось. Тогда Александр, закусив губу, отступил на шаг, выхватил меч и одним ударом разрубил Гордиев узел. Толпа ахнула. Фригийцы стояли ошеломленные. Македоняне радостно и гордо усмехались. Александр окинул окружающих дерзким взглядом. - Если нельзя развязать - надо разрубить! - сказал он. И, сунув меч в ножны, пошел из храма. В македонском лагере торжествовали - Азия будет в их руках! ЦАРЬ ДАРИЙ КОДОМАН Внезапная весть сразила царя Дария: только что внезапно умер Мемнон! Для царя Дария это был тяжелый удар: умер Мемнон, его лучший полководец. Хотя Мемнон был эллином, человеком чуждой крови и чуждой религии, но он знал свое дело. И он был из тех, на кого царь Дарий мог положиться. В покоях от пряных благовоний кружилась голова. Царь поднялся с мягкого, разнеживающего ложа. Из-за тяжелого занавеса, услышав движение, выглянул молодой телохранитель, но Дарий с досадой отмахнулся от него. Сложив на груди руки, он принялся ходить взад и вперед по огромному залу неслышным медленным шагом. Его высокая фигура то попадала в луч солнца и вся загоралась блеском украшенных золотом одежд, то уходила в тень... Надо все обдумать, надо привести в порядок мысли, чтобы стало наконец ясно происходящее. В его государство ворвался Македонянин, дерзкий мальчишка, который сам не понимает, что он делает! С горсткой воинов, без всякого флота, без всякой поддержки - Элладу считать нечего, там персидское золото делает свое дело - этот безумец вздумал воевать с ним, с непобедимым царем Персии! С непобедимым! Дарий страдальчески поморщился. "С непобедимым!" А разве не его царские войска этот мальчишка Александр начисто разбил у Граника? Дарий вздохнул. Много знатных людей погибло там. Много. Нет на свете его сына Арбупала. Нет на свете и Мифридата, его молодого зятя. Дочь до сих пор плачет о нем. Мифридат был смелым и горячим человеком. И вот - погиб. И Ресак погиб... И Арсит погиб. В этом позорном поражении немало вины Арсита: он никогда не хотел слушать советов Мемнона. Кому польза от того, что он, бежав от Граника, покончил с собой, когда пало столько славных полководцев, столько людей, которые Дарию были дороги! Покончил с собой, и правильно сделал. Если бы Арсит явился к царю после Граника, царь сам покончил бы с ним! Но что же теперь? Мемнон умер. Кому поручить вести войну? Македонянин идет по Азии, захватывает города, и никто не может остановить его. Самому, что ли, браться за это, самому, что ли, выходить на поле битвы, если его полководцы ничего не умеют? Когда-то Дарий, которого тогда звали просто Кодоманом, сам служил в войсках. И вовсе не надеялся стать царем. До царского трона ему было так далеко, что и мечтать об этом не приходилось. Он был дальним родственником великого царя Кира Ахеменида, основателя персидской державы. А трон занимали прямые потомки Кира: их было много, царских сыновей. И все они умерли. Багой!.. Холод прошел по спине царя. Ему вдруг показалось, что желтолицый египтянин бесшумно подошел и стоит за его спиной. Царь быстро обернулся. Никого не было. Нет, этот зловещий человек уже не подойдет к нему. Дарий больше не увидит его узкого лица, его длинных черных глаз, в которых всегда прятались никому не известные замыслы. Скольких царей убил он? И скольких возвел на престол этот коварный евнух? Багой был всемогущ при дворе царя Оха, или, как этот царь называл себя, Артаксеркса Третьего. Артаксеркс Третий, человек необузданный в своей жестокости, приблизил его к себе. Он любил Багоя и доверял только Багою. И Багой отравил его. А потом убил и его сыновей. Лишь одного царского сына оставил в живых - Арсеса. Не мог же евнух, египтянин, сам стать персидским царем. Он ждал, что Арсес будет царствовать так, как Багой прикажет. Но Арсес презирал его. Тогда Багой отравил Арсеса и убил его детей. Так неожиданно царский трон освободился для него, Кодомана Ахеменида! Он был тогда молод, силен, отважен. Нет, не Багой возвел его на престол. Кодоман, потомок великого, вечно почитаемого царя Кира, - он имел на это право. Дарий светло улыбнулся. Он увидел себя молодым полководцем в войске царя Оха - Артаксеркса Третьего. Тогда была война с кадусиями. Стоят на равнине два войска: персы и кадусии - разбойничье мидийское племя. Мидийцы всегда ненавидели персов: ведь царь Кир отнял у них царскую власть. Они стоят друг перед другом, гремят мечами, ругают и поносят друг друга самыми оскорбительными словами. Но вот из мидийских рядов выступает огромный свирепый кадусий: - Кто из вас может победить меня? Выходи! Персы затаили дух, молчат. Артаксеркс краснеет от ярости, оглядывается на своих сатрапов, а они будто вросли в землю, будто ослепли и оглохли. Тогда он, Кодоман, усмехнулся, вышел из рядов войска и встал перед кадусием: - Я могу победить тебя! Дарий вздохнул всей своей могучей грудью, лицо его вдруг помолодело, плечи распрямились сами собою, все еще сильные мускулы напряглись... Как он размахнулся тогда, как он ударил кадусия! Тот даже охнуть не успел, как уже лежал в пыли и грыз землю. Громко славили тогда персы Кодомана! Артаксеркс не знал, как одарить его. Дал ему целую сатрапию в горах - Армению. Вот почему персидское войско и персидский народ вспомнили о Кодомане Ахемениде, когда царский трон Персии опустел. На этот трон возвел его не Багой, Багой только не препятствовал. И думал, что Кодоман будет признателен ему за то, что позволил Кодоману надеть тиару... Но прочь, довольно об этом трижды презренном убийце Багое! Предстоит большой военный совет; царю надо собраться с мыслями, надо решать дело войны, которая ворвалась в его царство. Чуть заметно колыхались и подрагивали ковры в проемах дверей, чуть шелестели шаги в соседних залах и коридорах, чьи-то тени появлялись и исчезали за колоннами. Дворец был полон людей, которые оберегали царя. Надо бы с кем-то поговорить, посоветоваться... Может, позвать Бесса? Он умен. Он влиятелен. Он старается - Дарий видит это - завладеть доверием царя. Но можно ли доверять царедворцам? Артаксеркс доверял Багою, а Багой отравил его. За что? Не простил смерти Аписа. Артаксеркс жестоко расправился с Египтом, когда покорил его. И своей рукой убил их священного быка Аписа. Багой - египтянин. Сам ходил вместе с царем покорять Египет, сам убивал своих соплеменников. А смерти Аписа не простил, не вынес, убил Артаксеркса. И никто не узнал, отчего умер Артаксеркс. Но Дарий это знает. Почему привязались к нему сегодня такие тяжелые воспоминания? Может, дух Багоя бродит во дворце и преследует его? Ведь он, Дарий Кодоман, сам отравил Багоя! Губы царя снова скривились в жестокой усмешке. Вот здесь он, Дарий, возлежал тогда, а этот столик, украшенный янтарем, стоял перед ним. Дарий знал, что отравитель приготовил для него чашу вина: его предупредили, что яд уже положен. Ведь он, Дарий Кодоман, потомок царя Кира, Ахеменид, и не подумал благодарить Багоя за царскую тиару! Слуга, ничего не подозревая, поставил перед царем чашу. Царь велел позвать египтянина. Тот вошел кланяясь, льстивый, с ускользающим взглядом, с отвратительно голым подбородком, на котором никогда не росло ни одного волоска. Царь улыбнулся ему со всей своей любезностью. - Ты наш верный слуга, Багой, я высоко ценю твою дружбу. Прими мою милость, выпей вино из моей царской чаши! Как он побледнел, как страшно вспыхнули его узкие глаза! Он замер на мгновение, пристально посмотрел на царя. А потом взял чашу и выпил вино. Через час Багоя не стало. Неожиданно, прервав воспоминания царя, из-за широкой узорчатой колонны вышел Бесс, бактрийский сатрап, высокий, худощавый, с горбатым носом и яркими белками пронзительных черных глаз. - Бесс? - удивился царь. Бесс поклонился, коснувшись пола. - Ты призвал нас на военный совет, царь. И вот я здесь. Я готов служить тебе и словом и делом. - Да, да, - вздохнул Дарий, и вдруг усталость охватила его, - пора. Скажи там, чтобы пришли одеть меня. Дарий лег бы сейчас на тахту, он бы вышел в сад, где ходят, распустив хвосты, павлины. Он бы заглянул в бассейн, в котором отражаются густые шапки деревьев и плавится солнце. Он бы прошел в тихие женские покои к своей жене, красивой, как луна в зените, к своим милым дочерям... Этот уголок его дворца всегда полон радости, ласки, нежности... Но надо идти на военный совет. А что ему там нужно будет сказать, он так и не придумал. Царь сидел на троне в тяжелых роскошных одеждах, с высокой тиарой на голове. Ему было жарко в этом густо затканном золотыми узорами одеянии, тиара казалась тяжелой, сползала на брови, мокрые от пота. Золотые цепи и ожерелья из оникса, из розового сердолика и темно-синего лазурита лежали на груди, как панцирь, мешая дышать... Дарий за последние годы стал тучным, его мучила одышка, ему нравилось нежиться на шелковых ложах и ни о чем не думать. А вот приходится сидеть здесь, увешанным драгоценными украшениями, принимать от царедворцев и военачальников земные поклоны, давать каждому свой царский поцелуй... И решать, как вести войну! А откуда он, царь Дарий, знает, за все время своего царствования не бывавший на поле сражения, откуда он знает, как надо вести войну? До сих пор он воевал с Филиппом Македонским подкупами, иногда клеветой. Эту войну он и сейчас готов вести, золота хватит. Может быть, стоит попытаться? Военачальники царя Дария сидят вокруг и ждут, что скажет царь. Дарий, наморщив густые черные брови, старался припомнить все, что говорил ему Мемнон о своих военных планах. - Надо перенести войну из нашей страны в Элладу, - сказал он. - Теперь я хочу, чтобы вы обсудили, послать ли мне войска в приморские области, куда ворвался Александр. Или мне, царю царей, самому вести войско и разгромить Македонянина? Персы высказались осторожно, со всей лестью, которою подобало насыщать речь, обращенную к царю. Но почти все они говорили, что правильно будет, если сам царь царей Дарий возьмет на себя командование армией. Войска, видя царя царей и зная, что его взоры обращены на них, будут воевать отважнее и будут яростней стремиться к победе. Недалеко от царя сидел афинянин Хоридем, тот самый Хоридем, который бежал от Александра, когда царь македонский потребовал его выдачи в числе десяти афинян, выступавших против Македонии. Дарий ценил его советы, ему льстило, что Хоридем предпочел служить ему, а не Македонянину. Но кому только не служил начальник наемных войск Хоридем! Он воевал вместе с Филиппом Македонским, отцом Александра, и воевал против Филиппа. Воевал вместе с Афинами и воевал против Афин. На верность Хоридема было трудно полагаться. Но сражаться он умел, храбрости был необыкновенной и почти не знал поражений, как не знал совести. Со своим отрядом в тридцать тысяч опытных эллинских воинов он был крупной силой. Хоридем встал, поклонился царю по персидскому обычаю, только не так низко, как персы, и сказал: - Если ты, царь, благоволишь выслушать меня, я дам тебе совет воина и полководца. Царь кивнул. - Я не советую тебе, царь, так опрометчиво рисковать своей жизнью и своим царством. На тебе лежит тяжесть управления огромной страной, подвластной тебе. А на войну ты пошли хорошего полководца - полководца испытанной доблести. Стотысячного войска, треть которого составляют эллинские наемники, закаленные в битвах, вполне довольно, чтобы разбить Македонянина. И если ты, царь, доверишь мне войско, я берусь осуществить это дело. Дарий облегченно вздохнул. Это справедливо. Царь - для того, чтобы править страной, а на войну пусть идут полководцы. Зачем же ему рисковать своей царской жизнью? - Ты правильно сказал, Хоридем. Ты привык командовать войском. И кто же победит эллина, как не эллин? Я согласен возложить на тебя эту войну. Надеюсь, что она будет недолгой. Персидские военачальники сразу заволновались. Ропот прошел по их рядам. Дарий с удивлением окинул их взглядом. Что такое? Они противятся решению своего царя? Поднялся Бесс: - Будет все так, как ты решишь, царь. Но выслушай и нас, как выслушал чужеземца. Почему ты сразу поверил этому человеку? Разве ты не знаешь, скольким царям и правителям он уже изменил? Разве ты не знаешь, что войско его сражается во имя денег, а не во имя защиты родины? Хоридем добивается верховного командования. И если ты сделаешь его полководцем всего персидского войска, он предаст персов македонянам, как предавал многих. Македоняне одной крови с ним, с эллином, а мы, персы, ему чужие! Заговорили и другие царедворцы, родственники царя: - Неужели, царь, у тебя нет своих, персидских полководцев? Если бы это было так, то откуда взялось бы твое огромное царство? - Это позорно для нас и обидно, царь, идти в бой под командой эллина, да еще наемника! - Ты отдаешь Персию в руки чужеземца, царь. Ты верил Мемнону. А почему Мемнон оставил незащищенным Кизик на Геллеспонте и этим позволил македонянам переправиться на наш берег? Он изменял тебе. Изменит и Хоридем. Он предаст царство Кира! Дарий снова нахмурился. Да, они говорят правду. Может быть, он и в самом деле поторопился со своим решением? Но тут опять выступил Хоридем. Как всегда дерзкий, как всегда несдержанный, он со всем своим гневом и грубостью обрушился на персидских вельмож. - "Неужели нет у царя персидских полководцев!", говорите вы! - закричал он. - А разве есть? Вы, ожиревшие, забывшие, как держать оружие, вы, которые дни свои проводите в празднествах и обжорстве, - полководцы? Вы, трусы, бежавшие из-под Граника от горстки македонян, собираетесь вести такое огромное войско? Вы хотите воевать с македонянами? Но македоняне знают, что такое война, а вы этого не знаете! Огромное государство! Еще бы! Только оно приобретено тогда, когда персы действительно были воинами! Это было слишком. Персы вскочили с мест, они кричали, что это неслыханно - так оскорблять их в присутствии царя. Царь, не помня себя от обиды - ведь и он перс! - вскочил с трона и схватил Хоридема за пояс. - О! О! - прошло по залу. Хоридем побелел. Он знал, что это значит. Царь отдавал его на казнь. Стража тотчас бросилась на Хоридема. Но пока его тащили из зала, он успел прокричать Дарию: - Ты, царь, скоро раскаешься в этом! А за несправедливость твою наказанием тебе - скорым наказанием! - будет крушение твоего царства! Александр близок, и никто не защитит тебя от него! Хоридема вывели из зала и тут же задушили. Дарий вдруг опомнился. Что он сделал! Что он сделал! Он убил своего лучшего полководца и воина, какой у него еще оставался. Дарий знал цену своим персидским военачальникам - это показала ему битва при Гранике. Надо сейчас кого-то назначить военачальником всех войск. Но кого? Царь угрюмо смотрел на своих полководцев, прикидывал... Этого? Нет, не годится. Или этого? Нет. А назначить надо немедленно: Александр идет, идет не останавливаясь! - Я согласен с вами, - сказал он упавшим голосом. - Я сделаю так, как решил прежде, чем выслушал вас. Я сам поведу мое войско! РЕКА КИНД Киликия [Киликия - прибрежная область Малой Азии.], подвластная персам приморская страна, окруженная цепью крутых, обрывистых гор Тавра, полыхала пожарами. Горели города, ютившиеся в долинах, пылали камышовые и соломенные кровли селений. Жители уходили от беспощадных македонян в горы, угоняя скот и увозя хлеб. Персы вспомнили совет Мемнона и теперь опустошали страну, по которой должны пройти македонские войска. Александр подходил к Киликийским Воротам - узкому горному проходу, через который только и можно было войти в Киликию. Ворота были заняты сильным отрядом персов - киликийский сатрап Арсам позаботился закрыть проход. Александр остановил войско. К ночи он объявил, что идет снимать у Ворот вражеские сторожевые посты. - Войско останется здесь, под командой Пармениона. Со мной пойдут щитоносцы, лучники, агрианы. - И Гефестион, - добавил Гефестион, садясь на коня. Как только ночь заблистала звездами, легкий отряд Александра помчался к Воротам. Парменион, глядя вслед, сокрушенно качал головой. - Безумие, безумие, - шептал он, - никакой осмотрительности, никакого рассудка... Ну разве ему самому надо было лететь туда? Надо было бы послать крепкий отряд. Пусть бы и сражались. А когда открыли бы проход, тогда и идти. Но вот помчался сам, ночью... Один удар копьем - и все. И что тогда? Парменион не мог спать. Его томили одни и те же мысли. Александр и не думает остановить поход, он все дальше и дальше углубляется в Азию... Вспоминалось, как Александр в Гордии разрубил Гордиев узел и молодые полководцы кричали потом с восторгом: "Азия наша! Азия наша!" Но Парменион не одобряет этого решения - захватить Азию. Нарушится вся жизнь. Пусть даже они победят, но Азия велика, а македонян мало. Как смогут они удержать эти огромные земли, эти бесчисленные азиатские племена? Вот и в войсках уже слышится ропот. Пора бы и домой... Но что делать? Александр об этом не хочет и слышать. Он одержим своим безмерным честолюбием. Победы безоглядно влекут его все дальше и дальше. Ах, неразумно, неразумно все это. Он забывает, что милость богов непостоянна! Но может случиться и так, что Александр не вернется из этой опасной своей экспедиции... И тогда все решается просто: они возвратятся в Македонию. Парменион, испугавшись этой мысли, тотчас отогнал ее. Как он мог так подумать о своем царе! А все же подумал... Парменион заснул лишь под утро. А на рассвете услышал ликующие крики: - Царь вернулся! Парменион вздрогнул, открыл глаза, вскочил. Худощавый, легкий, он почти выбежал из шатра. Кричали этеры: - Царь вернулся! В бледном свете зари Парменион увидел царя. Александр соскочил с коня. Этеры окружили его. Военачальники спешили к нему со всех концов лагеря. - Проход свободен, Парменион! - Глаза Александра возбужденно блестели. - Им довольно было увидеть вот эти белые перья!.. - Он взмахнул рукой над своим шлемом. - И они бежали!.. И тотчас отдал команду выступать. "Все выходит так, как он хочет, - подумал Парменион. - Клянусь Зевсом, один его вид наводит ужас! Слава победы у Граника и Галикарнаса летит быстро... А страх - еще быстрее". Войско Александра растянулось длинной вереницей, лишь четыре человека могли идти в ряд. Мрачное ущелье с нависающими над головой скалами было нелегкой и опасной дорогой. Узкая полоса рассветного неба светилась где-то очень высоко, оставляя глубину прохода в сырости полумраке. Острые камни, осколки скал мешали идти. Горные потоки, холодные и яростные, наполняли ущелье грохотом падающей с далеких вершин воды. Александр послал вперед легковооруженных. Стрелки из лука, держа стрелы наготове, шли вперед и осматривали тропу, опасаясь внезапного нападения. Македонян могла встретить засада, а в ущелье не развернешься к бою. - Армия вступает не в горный проход, - сказал Александр, подведя войско к Воротам, - армия вступает на поле сражения! Так македонские отряды и шли, напряженные, готовые к битве. Задние ряды не знали, долго ли придется идти под страхом смерти в этом жутком сыром полумраке. А передние отряды уже видели широкий солнечный просвет. И пока длинная вереница воинов еще далеко тянулась по ущелью, Александр выехал на широкую зеленую равнину киликийской земли. - О Зевс и все боги! Только это он и мог сказать, вырвавшись из ущелья. Его расчеты, что врагу и в голову не придет искать Александра на таком безнадежно опасном пути, оправдались. Ведь так просто было погубить его здесь вместе со всем его войском! Можно было завалить камнями проход и сверху такими же камнями закидать и похоронить македонян под ними! Македонское войско вздохнуло свободно, выбравшись на светлую теплую землю Киликии. Воины легко шли по равнине. Полусожженные Арсамом города, полуразоренные села не сопротивлялись. Чистые реки, пересекающие страну, давали вдосталь хорошей воды... Александр двигался к городу Тарсу [Тарс - главный город Киликии.]. Разведчики донесли, что Арсам пока еще находится в Тарсе. Арсам надеялся сохранить Тарс. Но, узнав, что Александр уже прошел Ворота, собирался оставить город, и жители боялись, что Арсам, прежде чем уйти, разорит и опустошит его. Услышав об этом, Александр во главе конницы и самых быстрых вооруженных отрядов помчался к Тарсу. Он хотел сохранить город и его сокровища для себя. Солнце палило по-летнему, отряд окружала горячая желтая пыль. Тарс лежал на равнине. Еще издали Александр увидел, что город горит - то в одном конце города, то в другом поднимается черное облако дыма и вспыхивают бледные отсветы огня. Царь приказал легковооруженным скакать в город и тушить пожары. А когда он и сам со своей конницей ворвался в городские ворота, ему донесли, что Арсам бежал. Город, покорный и тихий, лежал перед Александром. Пожары один за другим погасли. Арсам не успел опустошить Тарс. И только сейчас, когда скачка кончилась наступила тишина, Александр почувствовал, что изнемогает от жары и от усталости. Солнце стояло в зените, обрушивая на голову пламя полуденных лучей. Пот заливал лицо, серое от пыли, тело задыхалось от доспехов. Войско вступило в Тарс. Неожиданно перед усталыми, истомленными зноем людьми засверкала быстро бегущая река Кидн, пересекавшая город. Это был широкий чистый поток, он дышал прохладой и свежестью снежных вершин, откуда текли его сверкающие воды. Тенистые деревья осеняли его берега. Александр соскочил с коня, тут же сбросил доспехи, разделся, прыгнул в реку... И сразу потерял сознание. Его оцепеневшее от ледяной воды тело на глазах всего войска медленно уходило в темную глубину, на дно... Крик поднялся над Кидном. Воины, этеры, телохранители в одежде, как были, бросились в реку, выхватили из воды Александра, на руках отнесли в шатер. Друзья со страхом глядели на царя - жив ли? Александр открыл глаза, хотел что-то сказать и не мог. Жизнь еле теплилась в нем. Тревога грозой пронеслась по македонскому войску. Военачальники, этеры, старые полководцы - все толпились около царского шатра, старались пробраться ближе к царю; стража еле сдерживала их. Весь лагерь уже знал, что случилось. Люди были в растерянности, в смятении... - Царь умирает! Царь умирает! Старые полководцы проклинали себя за беспечность: - Что же это мы не углядели? Не уберегли сына Филиппа! Что бы сказал нам сейчас наш царь Филипп?! Среди воинов пошел страх. - Кто же нас выведет отсюда, если царь умрет? Мы без него погибнем!.. Гефестион не отходил от Александра. Врачей призвали немедленно. Они растирали тело царя до тех пор, пока не привели его в чувство. Они лечили его, поили разными снадобьями. Александр боролся со своей болезнью, но сильный жар отнимал у него силы. Он весь полыхал, он не мог заснуть ни днем, ни ночью, его била дрожь. Сразу осунувшийся, он смотрел широко открытыми глазами на всех, кто подходил к нему, и хриплым, еле слышным голосом спрашивал: - Скоро ли вы меня вылечите? Разве не знаете вы, что Дарий снаряжает войско? Скорей поднимите меня, я слышу шаги врага! Но врачи ничего не могли поделать. С сумрачными лицами, в безнадежности отходили они от ложа царя и тихо переговаривались между собой: - Река погубила его. - Болезнь не поддается лечению... И только врач Филипп-Акарнанец молчал, задумчиво глядя на больного. Гефестион с тоской и страхом видел, как меняется лицо его друга, как обостряются его черты... Александр быстро слабел. Он ничего не ел, не спал. У него пропал голос... Гефестион грозно подступил к смущенным врачам: - Говорите прямо - вы можете спасти царя? Врачи опустили глаза. - Мы больше ничего не можем сделать. У Гефестиона перехватило дух. - Царь умрет? Александр умрет? - Я берусь вылечить его, - вдруг сказал Филипп, - только пусть никто не мешает мне. Он покосился в сторону врачей. Врачи, пожав плечами, удалились. Возникла надежда. О Филиппе шла добрая слава. Он умел лечить и многих вылечил. Гефестион взял его за руку, поглядел ему в глаза. - Филипп, спаси нам Александра! - и, стыдясь своих рыданий, пропустил Филиппа к царю. Внезапно, растолкав воинов, перед царским шатром появился гонец. - От полководца Пармениона! - крикнул он, подняв над головой свиток. - Приказано передать немедля! Гефестион загородил вход. Но гонец настойчиво требовал пропустить его. - Во имя жизни царя! - сказал он наконец. И Гефестион отступил. Гонец вошел в шатер в ту минуту, когда врач Филипп подавал Александру чашу с лекарством, которое он составил. Гонец поспешно шагнул к ложу царя, подал свиток. - Парменион просил прочесть немедленно! И тотчас вышел. Александр развернул свиток. Глаза, опаленные жаром болезни, еле разбирали буквы. Почерк Пармениона был тороплив, малоразборчив. Но все-таки Александр прочитал и уловил смысл. Парменион спешил уведомить царя, чтобы он не доверял врачу Филиппу. Ему, Пармениону, стало известно, что Дарий подкупил врача; они уговорились отравить Александра. Дарий обещал Акарнанцу тысячу талантов и свою сестру в жены. Врач стоял перед ним с чашей в руках. Александр поднял на него глаза, передал ему свиток и принял из его рук лекарство. Какое-то мгновение он держал чашу у губ, не спуская глаз с Филиппа. Увидев, что врач не испугался, но побледнел от гнева, Александр насмешливо скривил губы. "Парменион опять промахнулся", - подумал он. И, глядя Филиппу прямо в глаза, выпил лекарство. Александр пил снадобье, а Филипп, потрясая свитком, бранил и проклинал тех, кто оклеветал его перед Парменионом, чтобы погубить царя. Лекарство огнем прошло по телу. На мгновение царь потерял сознание. Но тут же открыл глаза - ему стало легче дышать. - Я вылечу тебя, царь, - сказал Филипп, растроганный его доверием, - только ты в дальнейшем слушайся меня! Царь улыбнулся запекшимися губами и закрыл глаза. - Вылечи поскорее, - прошептал он, - персы идут. Я слышу, как они идут. Помоги мне встать, чтобы встретить их... Филипп согревал остывающее тело Александра горячими припарками. Царь не хотел есть - Филипп приносил вкусно пахнущие кушанья, ароматное вино и этим возбуждал его аппетит. Когда сознание Александра прояснялось, но глаза еще были пусты и безучастны, Филипп заводил разговор о войске, о битвах, о победах, вспоминал о матери царя, царице Олимпиаде... Так он возвращал к жизни Александра, который уже видел Харона, поджидавшего его у Стикса, в подземном царстве мертвых. На четвертый день царь, превозмогая болезнь, поднялся шатаясь, надел военные доспехи и, не слушая ничьих уговоров, сел на коня. Медлить было невозможно. Стало известно, что через пять дней Дарий будет в Киликии. Македонское войско снова тронулось в путь. Снова загремели копыта коней, загудела земля под тяжкой поступью фаланги, заскрипели колесами обозы... "Почему он не умер, о Зевс и все боги? - горько упрекал богов Александр-Линкестиец, прикованный к повозке. - Почему вы не позволили ему умереть?!" ПЕРСЫ ИДУТ Огромное, пестрое войско персидского царя стекалось со всех концов страны к Вавилону, к резиденции Дария. Шли войска персов, мидийцев, гирканцев. Шли отряды из Лидии. С двусторонними секирами и легкими прямоугольными щитами шли барканцы из города Барки, что в Киренаике. Шли дербики - племя, живущее на восточном берегу Каспийского моря. У них были копья с медными и железными наконечниками. А те, у кого не было копий, несли толстые, заостренные палки, обожженные на огне. Шли отряды разных племен, которых и сам царь не знал, кто они такие. Неисчислимые костры военного лагеря горели вокруг Вавилона. Ночью Евфрат был полон огней. Готовясь к походу, царь Дарий Кодоман осматривал войска. Он не глядел в сторону своих роскошно одетых полководцев. Разве победил бы Македонянин, если бы они проявили хоть немного желания сражаться? Они просто отдали победу в руки жалкому македонскому войску, сами отдали. Ну можно ли поверить, чтобы кучка македонян оказалась сильнее их? - Сколько у меня войска? Ни один полководец не смог ответить Дарию, сколько у него войска. - Столько, что и сосчитать невозможно! - Это вам невозможно, - проворчал царь, - а я сосчитаю. Царь Ксеркс тоже считал когда-то! Дарий, по примеру Ксеркса, велел соорудить круглую ограду из кирпича, такую по размеру, куда могло бы войти ровно десять тысяч воинов в полном вооружении. Воины входили туда толпой. Полно? Значит, десять тысяч. Отходи в сторону, входите следующие. Еще десять ты