т его, не дает уйти. А как доходит судно до моста, отпускаем на дно груз, корзины большие сплели, набили камнями и опустили. Груз этот и держит корабль. - Мы спешили, царь, - сказал Фердикка, - сделали что могли! Царь остался доволен. Мост готов, задержки не будет. Вечером Гефестион прошел в шатер к царю. Александр ждал его. - Как мне не хватало тебя, Гефестион! - Мне тебя тоже, Александр. Это были часы умиротворяющей радости, какую дает присутствие друга... - Гефестион, почему же ты стоял и молчал, когда другие хвалились своим усердием? Ведь руководил работами ты! - Им надо завоевать милость царя. - А тебе не нужна царская милость? - Мне нужна только дружба Александра. В шатре было душно, они вышли. Стояла ослепительная лунная ночь. - Неприятную новость я должен тебе сообщить, Александр... - Что? - Каллисфен умер. - Почему? Из-за чего? - Ты ведь давно его не видал... Он страшно растолстел. Нечеловечески. Думаю, что это и задушило его. Александр задумался. - Ну что ж, воля богов, - сказал он. - Я хотел судить его - он не дождался. Но все равно Каллисфен был бы осужден. Ты позаботился о его сочинениях? - Да. Я собрал все. - Воля богов. Но теперь Аристотель для меня потерян навсегда. Не спали долго. Разговаривали о разных делах, решали дальнейшие планы. Александр хотел сразу идти через Инд в глубь Индии. Гефестион согласился: надо идти, медлить не следует. СМЕРТЬ БУКЕФАЛА Могущественный раджа Пор, властитель более ста городов по ту сторону реки Гидаспа [Гидасп - приток Инда; ныне река Джелам.], получил от царя македонского Александра письмо. Александр требовал, чтобы Пор встретил его и принес ему свою покорность. Старый раджа не знал, что ему делать: смеяться или негодовать? Он со своим огромным войском, со своими боевыми слонами, на своей земле должен изъявлять покорность пришельцу? Кроме того, у раджи Пора есть надежные союзники, раджи соседних царств, особенно сильный раджа Кашмира! - Не отнесись легко к этому противнику, царь, - сказал Пору его союзник раджа Авизар, - он прошел по всей Азии и нигде не знал поражений. - В таком случае встретим его на Гидаспе с войском, - ответил Пор. - Так и напишем ему. Когда индийское войско подошло к Гидаспу, Пор с высоты огромного слона, на котором сидел, увидел, что македоняне уже стоят на том берегу. - Посмотрим, как-то они переправятся, - сказал он, прищурив черные глаза, - как-то они заставят коней выйти на берег, когда здесь стоят слоны. Ведь лошади боятся их! А дальше началось что-то непонятное для раджи Пора. Македонянин не собирался переправляться, видно, решил ждать зимы, когда река обмелеет. Но зачем же он бросается по берегу то в одну сторону, то в другую? Видно, все-таки ищет переправы? Раджа Пор следил за ним непрестанно: он тотчас посылал отряды туда, где, казалось, македоняне налаживают переправу. Но когда эти отряды приходили, там не было никого. Обман, опять обман... - Решил не давать мне покоя! - сказал Пор. - Ну, так и пусть мечется по берегу сколько захочет. Я больше не тронусь с места. А когда Пор перестал следить за передвижением македонских отрядов, Александр перешел реку. Такого тяжелого дня не помнили даже старые македонские ветераны. Уже с утра воины почувствовали какое-то смятение и тревогу. Неожиданно сквозь жгучий зной прошла ледяная струя. Птицы перестали петь, большие черные муравьи заметались под ногами. Со всех сторон на небо полезли тяжелые, с багровым отсветом тучи, стало темно. Даже яростное индийское солнце не могло пробиться сквозь них... Воины пугались, жались друг к другу - что будет сейчас? Гибель света, гибель земли?.. Но военачальники кричали, приказывали делать свое дело. И воины торопливо сколачивали разобранные на части суда, привезенные с Инда, набивали травой мешки из шкур, налаживали лодки. Ветер с воем и свистом раскачивал огромные деревья; черные ветви их метались по красному небу, как в безумном сне. Ударил гром, оглушительный, грохочущий, непрерывный. Многие попадали на землю от внезапного ужаса... Но военачальники кричали, приказывали делать то, что нужно. И воины снова брались за работу. Потом грянул ливень. Сплошной водопад хлынул с неба, не давая перевести дух. Македоняне не знали, на каком они свете, может быть, уже в преисподней. Сплошной поток воды, пронизанный огнем молний, гремел и звенел тяжелым звоном, обливая холодом беззащитные тела. Река почернела, вздулась. Она неслась с грозным ревом, поднимая с глубокого Дна коричневый ил. К реке нельзя было подступиться. Это были муссонные дожди, о которых Александр ничего не знал. И только железная дисциплина держала воинов и заставляла делать свое дело. Возле горы, заросшей лесом за крутой излукой реки, македоняне сколачивали корабли и опускали их в черную, бушующую воду. В грохоте ливня они готовили переправу. Индийцы ничего не подозревали - завеса ливня скрывала от них действия Александра. Александр оставил на берегу половину войска. А сам со своими этерами, с отрядами Кена, с конными бактрийцами и согдами, с отрядами скифов, верховых лучников, щитоносцев и агриан ночью подошел к переправе. К утру наступила внезапная тишина. Ливень кончился. По серебряному небу начал разливаться розовый свет широкой теплой зари. И тут воины Пора со своих наблюдательных постов с ужасом увидели, что Македонянин с войском уже на их берегу и уже идет к их лагерю, готовый к бою. - Александр переправился? - удивился Пор. - Но его армия все еще стоит там, против нашего лагеря! Значит, он переправился с небольшим отрядом. Надо отбросить его. Пор послал своего сына с отрядом всадников и ста двадцатью колесницами. Этого хватит, чтобы отогнать Македонянина. Александр стремительно налетел на него, разбил его отряд, угнал его колесницы. Четыреста индийских всадников остались лежать на поле боя. И вместе с ними, с копьем в груди, остался лежать на земле молодой сын раджи. Пор понял, какую он совершил ошибку. Надо было двинуть всю армию против Македонянина и сразу уничтожить его. Ведь у Пора войска в четыре раза больше! Сердце старого раджи разрывалось от горя и гнева. Как же он не поверил, когда ему говорили, что это грозный враг явился к нему на берега Гидаспа! Пор приказал готовиться к бою. Индийская армия стояла фронтом, который был в четыре раза длиннее, чем фронт македонян - пехота, всадники, боевые колесницы... На передней линии - несокрушимой стеной огромные боевые слоны. И на самом большом, богато разукрашенном слоне - раджа Пор. И снова Пор совершил ошибку - он медлил, выжидал. Но не ошибся Александр. Пока Пор выжидал, Александр бросился в атаку. Страшней всего ему были слоны, он приказал избегать их. Он повел войско косой линией и ударил всей силой в одну точку, в самое слабое место индийского фронта, где не было ни колесниц, ни слонов. Кратер ждал, готовый к переправе. Увидев, что битва началась, он тотчас ринулся через реку со своими отрядами на помощь Александру. Слаженная выучкой и дисциплиной, македонская армия расстроила, спутала, смешала неповоротливое войско Пора. Александр, сражаясь, как всегда, в переднем ряду, со всей своей стремительной яростью пробивался к Пору. Он видел раджу, сидящего на слоне. Но Пор был далеко, огромные массы воинов защищали его. Неизвестно, сколько часов бились в неистовой схватке. Ослепшие от раскаленного зноем неба, оглохшие от звона копий и щитов, македоняне не видели конца битвы. Стало совсем трудно, когда Пор двинул на них хрипло ревущую силу слонов. Лошади в ужасе, не слыша всадника, бросились от этих чудовищ, ломая строй. Слоны врывались в гущу войска, топтали людей, били хоботом, клыками... Но македоняне не отступали. Фаланга, разбросанная слонами, мгновенно соединялась и, пропустив слонов, снова шла на врага. Македоняне разбегались от разъяренных животных, но, отбежав, осыпали их стрелами или, подкравшись сзади, подрубали топорами жилы на ногах. Обезумевшие от ран, потерявшие своих вожаков, слоны с воем носились по полю, давили и индийцев и македонян. Тяжело раненные слоны падали и умирали. Они лежали серыми глыбами среди убитых воинов, лошадей и разломанных колесниц... Раджа Пор увидел, что проигрывает битву. Он собрал еще сорок слонов и сам на своем могучем слоне двинулся вместе с ними, чтобы сразу растоптать и уничтожить македонян. Но это ему не удалось - он еще раз ошибся. Легкое, ловкое войско стрелков, агриан и аконтистов увертывалось от слонов, осыпая их стрелами. А в это время в одном конце поля вокруг Александра собиралась конница, строилась фаланга. А на другом конце становились в строй щитом к щиту гипасписты - щитоносы. Индийцы поняли, что погибли. Началось бегство. И раджа Пор повернул своего быстроходного слона. Александр тотчас помчался в погоню. Он гнался за ним не с тем, чтобы убить его; он боялся, что старого Пора, который так отважно сражался, убьют свои же, как убили Дария. Он хотел взять Пора в плен живым, - отвага этого старого человека поразила Александра. - Остановись! - кричал он, хотя знал, что Пор его не слышит. - Остановись, я больше не враг тебе! И тут он вдруг почувствовал, что могучий Букефал зашатался под ним. Александр соскочил с коня: - Что ты, друг мой? Что с тобой, Букефал?! Конь повел на него налитыми кровью глазами, ноги его будто запутались в невидимых путах, и он рухнул на землю, весь мокрый от пота и пены. Александр закричал, положив руку на его широкий, с белой отметиной лоб; - Букефал! Букефал! Конь глухо и коротко простонал. Потянулся было к Александру, но уронил голову на жесткую, затоптанную траву и затих. Александр не хотел верить тому, что случилось. - Букефал! - повторил Александр, стоя над ним. - Ну что же ты лежишь? Вставай! Друг мой, кто же мне заменит тебя? Александр снял шлем. Он вытирал рукой пот, размазывая по лицу пыль. И все еще никак не верил, что Букефал уже не встанет. Александр позвал еще раз: "Букефал!" - и черное атласное ухо вздрогнуло. - Он еще слышит меня! Позовите скорее врачей! Но это движение уха было последнее, чем смог ответить преданный конь своему хозяину. Индийцы бежали беспорядочной массой. Кратер со своими свежими отрядами преследовал бегущих. Увидев раджу Таксилу, Александр велел ему догнать Пора. Сам он не мог оставить своего коня. Пор неистово гнал слона, уходя от македонян. Оглянувшись, он увидел старого, ненавистного врага раджу Таксилу. Сам раненый, изнемогающий от жажды, Пор не мог стерпеть - бросил в раджу дротик. Быстрый конь Таксилы увернулся, и Пор снова погнал слона. Александр послал других индусских раджей, своих союзников, догнать Пора. Враги, мелкие раджи, которые постоянно зависели от него, окружили старого Пора. Пор остановил слона. У него было темно в глазах от потери крови, от жажды пересохло горло. Слон стал на колени, осторожно снял Пора хоботом со своей спины и опустил на землю. Пор не мог говорить. Ему дали воды - он пришел в себя. Оглянувшись на раджей, окружавших его, на этих людей одной с ним крови, но ставших его врагами, он потребовал, не скрывая презрения: - Отведите меня к Александру! Александр издали увидел его. Пор шел выпрямившись, красивый и величавый. Александр вместе со своими ближайшими друзьями поспешил ему навстречу. Два царя приветствовали друг друга так, будто не было здесь ни побежденного, ни победителя. Пор держался с гордым достоинством. - Как мне обращаться с тобой, Пор? - спросил Александр, пораженный отвагой, с которой старый раджа защищал свою землю. - По-царски, - ответил Пор. - Я, со своей стороны, так и готов поступить! Александр оставил Пору его землю и даже присоединил еще одну область, которую завоевал. Только эти земли уже не были царством индийского раджи Пора, а стали сатрапией Александра, царя македонского. Пора Александр принимал у себя как друга. - Мало нам было персов, - вздыхали старые македоняне. - Теперь у нас уже индийцы будут! Любит наш царь варваров, любых приласкает. Но более дальновидные возражали на это: - Наш царь умнее, чем вы думаете. Приласкал Таксилу, приласкал и его врага Пора. Теперь они оба зависят от милости нашего царя. Ведь они-то не догадались объединиться против нас! На берегу реки Гидаспа, там, где проходит путь, по которому пришли македоняне и где переправились в царство Пора, Александр построил большой город. Этот город он назвал Никеей - город Победы - в память победы над индийцами. Другой такой же большой город, построенный на реке Гидаспе, он назвал Букефалами - в память своего любимого коня, которого он потерял здесь. ДОЖДИ Ливни гремели день за днем. Изредка мощное солнце Индии, прорвавшись сквозь грозные черные тучи, пыталось опалить землю своим яростным зноем. Люди радовались, что могут согреться и обсушиться, но вскоре уже начинали изнемогать от беспощадной жары. И тут снова грохочущий гром сотрясал небо, и снова ливни обрушивались сплошным гремящим потоком, пронизанным белым зловещим блеском молний. Македонянам в часы ливней в их лагерных палатках казалось, что они на дне моря и неизвестно, как им всплыть наверх. Шум и грохот непогоды мешал слушать. И тому, кто рассказывал, приходилось повышать голос. - За рекой Гифасис [Гифасис - река в Пенджабе; ныне река Сатледж.] самые богатые земли, - голос старого индийца звучал восторженно, - там живут очень смелые люди. У них большие, хорошо возделанные поля, богатые урожаи. И нигде во всей Индии нет таких огромных и свирепых слонов, как у них. А слонов этих у них множество! Александр слушал жадно и так же жадно расспрашивал: а какие там города? А какие еще реки за Гифасисом? А далеко ли до Ганга, о котором он слышал, что это - самая большая река? И правда ли, что Ганг впадает в Восточное море, где и находится край земли? Индиец отвечал запутанно, туманно. Он больше говорил о красоте своей земли, о богатстве ее растительности, о животных, никогда не виданных македонянами. - В Ганге есть крокодилы... Огромные. - Крокодилы? Значит, Ганг где-то рядом с Нилом. Ведь Аристотель говорил, что их истоки близко друг от друга. В Ниле тоже есть крокодилы. Эта ошибка Аристотеля дорого обошлась македонянам. Александр думал, что он дойдет до Ганга, а там и до истоков Нила, а по Нилу ему просто будет проплыть в Египет. Однако все оказалось неизмеримо труднее, и немало мук пришлось вынести, прежде чем македонское войско вернулось из Индии в Азию. Александр уже видел этот полный неисчерпаемых чудес край. Он уже видел свитки с их описанием, составленные его историками и географами. Вот кончатся дожди, и он пойдет в глубь Индии, к Гангу. Но дожди не кончались - это было их время, время муссонов. Однако не останавливать же ему из-за дождя свой поход! - В лагере невесело, Александр, - сказал Гефестион, когда царь отпустил индийца, - воины устали. - "Устали"! А разве я не устал? Но я дам отдых. Пусть отдохнут несколько дней. Конечно, последнее время было особенно трудно: эти дожди, эти размытые дороги, эти реки, пришедшие в бешенство... Да еще и змеи в воде... Я все это понимаю, Гефестион. - Александр, ты сам хорошо знаешь, что дело не в размытых дорогах и змеях в воде. Не хмурься, ты знаешь правду, только пытаешься закрыть на нее глаза. Александр угрюмо молчал. Да, он знал правду, он знал, что в войске его давно идет разлад, что все слышнее голоса недовольных. - Куда мы идем? Зачем? Ради чего мы терпим все эти мучения? - Поход наш не имеет ни цели, ни смысла! - Царю надо дойти до края света! А к чему нам этот край света? Чтобы сложить там свои кости? Да, в последнее время македонянам приходилось трудно. Индийские раджи, через земли которых приходилось идти, не пропускали македонян, не сдавались на милость. Александр брал их города с боем, оставляя в них свои гарнизоны. Но как только его армия уходила дальше, в глубь Индии, покоренные раджи восставали, брались за оружие, уничтожали македонские гарнизоны. Александру приходилось снова посылать своих военачальников с большими отрядами войска и снова покорять эти независимые племена, не желавшие терпеть рабства. Осада большого города воинственных кафеев Сангалы была длительной и очень тяжелой. Кровавые битвы у ее стен, победа, полная ярости, жестокая расправа с побежденными... Это были мрачные, тяжелые дни даже для закаленного македонского войска. А потом снова поход, бездорожье, переправы через реки, где приходилось бороться с бурным течением, где тонули суда, налетая на острые камни, словно клыки, торчащие под водой... И все время дождь, ливень, проливень... Или нестерпимая, удушающая жара. Измученная армия наконец подошла к реке. Это была река Гифасис. - Теперь перейдем Гифасис, - стараясь ободрить воинов, говорил Александр, - а там прямо до Ганга. А за Гангом уж и край земли. И тогда - вся Ойкумена наша. Весь мир - наш. Вы слышите, македоняне? Весь мир! Границами нашего государства будут границы, которые бог назначил земле. А это не так уж мало! Но воины угрюмо молчали, а военачальники тихо переговаривались между собой: - Вот как! Теперь уже - весь мир. Сначала - только азиатское побережье. Потом - Персия, а теперь уже - весь мир! - Пожалуй, это окажется гораздо дальше, чем мы ожидаем. Дорога недалека только что вышедшему в путь. И гораздо длиннее тому, кто уже прошел тысячи стадий. И прошел через битвы, неимоверные труды, болезни и лишения. Дождь по-прежнему лил с небольшими передышками. Это утомляло больше, чем самые тяжелые походы. Это изводило душу тоской безысходности. Терпеливое, выносливое войско теряло терпение и душевные силы. Воины собирались по нескольку человек и говорили только об одном, потому что тоска у всех была одна и та же. - Пора возвращаться домой, пора в Македонию. Что нам еще делать здесь, на краю земли? Надо уходить отсюда, пока еще нас носят ноги. Что мы найдем здесь - богатство? - Да, ничего сказать, мы сильно разбогатели, победив весь мир! Что было - сожгли. Что осталось - износили. Поглядите друг на друга - как роскошно мы одеты! Они горько смеялись, показывая свои рваные одежды, изношенные в битвах. Их македонские плащи превратились в лохмотья. Чтобы укрыться от холода, от снега, от дождей, они добывали какое-нибудь азиатское платье, а когда изнашивалось и оно, сооружали себе одежду из разных кусков... И все чаще вздыхали: - О Македония! В это время царь объявил, чтобы войско готовилось к походу. Они пойдут дальше через реку Гифасис до Ганга. И тут, впервые за все время тяжелого пути, войско громко зароптало. Военачальники один за другим стали являться к царю: - Царь, воины отказываются идти дальше. Хотят домой. - Как! - Александр был возмущен. - Даже если я сам поведу их? - Да, царь. Даже если ты сам пойдешь рядом с ними. Они говорят, что больше не могут следовать за тобой. Ходят слухи, которые пугают их. Рассказывают, что река Ганг в тридцать две стадии шириной, а глубиной в сто оргий [Оргия - 1,850 м.], - у них не хватит сил переправиться через такую реку. Рассказывают, что на том берегу Ганга стоит огромное войско, так что и земли под ним не видно, тысячи боевых колесниц, тысячи боевых слонов... А у наших воинов больше нет сил. Александр отпустил военачальников. Он глубоко и тяжко задумался. Все рушится. Все гибнет. Если он не перейдет Ганга и повернет назад уже у самой цели, все, что он сделал, чего добился несказанными трудами, превратится в ничто. Ведь он так и не дошел до Океана [Александр называл Океаном море, которое теперь называется Аравийским.], до конца Ойкумены! Нет, это невозможно. Быть так близко от свершения мечты его жизни - и, не достигнув ее, уйти! Нет, он сам поговорит с воинами. Сколько раз уже было так: войско падало духом и Александр своим красноречием снова поднимал воинов и в битвы, и в походы. Он приказал созвать военачальников всего войска. Они явились один за другим - командиры конницы, командиры фаланг... Сквозь шум и гул ливня они входили в шатер и сбрасывали тяжелые, мокрые плащи у входа, - македоняне, персы, бактрийцы, согды, агрианы... Все они были хмуры и озабоченны. Александр встал перед ними. На его откинутых со лба кудрях светилась царская диадема. - Я вижу, македоняне и союзники, - сказал он, - что не с прежним боевым настроением пойдете вы со мной на опасную войну. Я и созвал вас, чтобы убедить вас идти со мной дальше или убедиться вашими доводами и повернуть обратно. Если вы считаете, что все труды, понесенные нами, были напрасными и я, ваш полководец, заслуживаю только порицания, то мне сказать вам больше нечего. Но если вы вспомните, что мы добыли и побережье Срединного моря, и Египет, и Вавилон, и все азиатское царство персов и мидян и что Инд протекает теперь по нашей земле, то убедитесь, что сделано нами не мало. И теперь, когда осталось только перейти Гифасис и дойти до Ганга, за которым уже близок и край Ойкумены, вы остановились. Если бы я сложил на вас все труды и опасности, а сам бы их и знать не знал! Но ведь труды и опасности я делю наравне с вами, и награды предоставлены всем... А когда мы вернемся отсюда в Азию, то, клянусь Зевсом, я отмерю каждому добра не по его чаяниям, а сверх, с избытком. И тех, кто пожелает вернуться домой, я отошлю в родную землю или отведу их сам. А тех, кто останется, я награжу так, что ушедшие будут им завидовать! Речь Александра была горячей, взволнованной; в ней звучало в полный голос его страстное желание увлечь своих воинов дальше, чтобы закончить поход, как он задумал. Он ждал, что сейчас они закричат, чтобы он вел их к Гангу, что они пойдут за ним, за своим царем, всюду, куда он их поведет!.. Но военачальники стояли, понурив головы. Только шум ливня за стенами шатра был ему ответом. Александр ждал, все еще надеясь. - Я жду. Что же вы молчите? Если у вас есть возражения - выскажите их! Молчание. - Я жду. Я хочу выслушать вас. Молчание. Наконец поднялся военачальник Кен. Он так же, как и все, боялся противоречить царю. Но не хотел и обманывать его ложной покорностью. - Царь, я отвечу тебе. Я буду говорить не о нас: мы осыпаны почестями, мы поставлены выше других и мы готовы с тобой на все. Но я буду говорить о войске. И не для того, чтобы угодить войску, а думая о твоей пользе, царь, и о твоей безопасности. Тобой, царь, и теми, кто вместе с тобой ушел из дома, совершено много великих дел, поэтому-то, думается мне, теперь надо положить предел трудам и опасностям. Ты видишь сам, сколько нас, македонян, ушло вместе с тобой и сколько нас осталось... Одни погибли в боях, другие, уже не способные после ранений к военной службе, рассеялись по Азии. Еще больше умерло от болезней. Осталось немного, и у них уже нет прежних сил, а духом они устали еще больше. Все, у кого еще живы родители, тоскуют о них; тоскуют о женах и детях, тоскуют о своей родной земле... Мы выполнили все, что могли взять на себя смертные. Ты же хочешь своей победой осветить больше земель, чем освещает солнце. Это замысел, достойный твоего гения, но он не по нашим силам. Не веди воинов против их воли. Возвращайся сам на родину, повидайся с матерью, укрась наши храмы трофеями [Трофей - столб, который ставили победители и вешали на него оружие и доспехи, взятые у неприятеля в бою. Иногда военную добычу приносили в храмы и посвящали ее богам.]. И тогда уже вновь снаряди поход. Другие македоняне и другие эллины пойдут за тобой - молодежь, полная сил, вместо обессиленных стариков. Они пойдут за тобой с особенной охотой, увидев, что твои старые воины ушли бедняками, а вернулись на родину богатыми и прославленными людьми. Тебе, ведущему такое войско, нечего бояться врагов. Но не испытывай и божества. Боги могут послать такую беду, от которой человеку остеречься невозможно. Кен умолк. Невнятный говор прошел среди военачальников, и Александр слышал, что они одобряют Кена. Он увидел, что многие плачут, опустив голову и неловко утирая слезы загрубевшими руками. Александр был горестно удивлен этой речью. Кен, его верный друг и соратник, который всегда был с ним рядом, готовый выполнить любой приказ царя... Он был рядом и в битве с трибаллами в дни ранней юности Александра, он был рядом и при Гранике, и при Иссе. Он штурмовал вместе с Александром Тир и сражался под Гавгамелами в центре фронта, где был опасно ранен стрелой... Он преследовал по приказу царя неуловимого Спитамена и сражался здесь, на Гидаспе... И только теперь, на Гифасисе, когда почти вся ойкумена у них в руках, когда можно властвовать над всем миром, Кен отказался следовать за своим царем! Александр понял, что он бессилен против непреклонного решения войска вернуться домой. И понял главное: не только потому что они хотят вернуться, что у них не стало сил, а потому, что они не верят в свою власть над всем миром и не видят смысла в дальнейшем походе. Это убивало честолюбивые мечты Александра, убивало его душу. Ночь была тяжелой. Александр не мог спать - все в нем дрожало от возмущения, от обиды, от того, что уходит из рук то, что казалось таким уже возможным... Он не знал, какая огромная земля лежит за Гангом и что вовсе не так близок тот таинственный берег туманного Океана, который он считал краем земли. Стояла тишина, ливень перестал. Александр, отстранив стражу, вышел из шатра. Ни лагеря, ни земли, ни неба. Черные тучи и сырой, тяжелый туман. Теплая земля дышала влагой. К утру он уснул, снились печальные сны. Букефал подходил к нему и хватал за хитон мягкими губами. "Букефал, друг мой! Друг мой!" Александр пытался погладить коня, но рука встретила пустоту. Он проснулся с печальным сердцем. Вспомнив вчерашнее, Александр тяжело задумался. Что случилось? Он, царь, полководец, должен починяться войску? Войско отказывается повиноваться ему? Но разве не обещал Аммон отдать в его власть всю землю? В бессильном отчаянии он ждал, что военачальники придут и скажут, что и они, и их войска готовы идти за царем, готовы идти всюду, куда он поведет их, потому что они не могут оставить его. Но лагерь молчал. Тишина. Только буря шумела и снова лил не переставая дождь, с воем ветра, с грохотом грома, с полыханием молний. Казалось, весь мир уже утонул в этом дожде. И лагерь молчал. Понемногу гнев и отчаяние утихали. Александр то расхаживал по своему огромному шатру, то бросался на спальное ложе, то велел приготовить ему ванну. И на второй, и на третий день он никого не впускал к себе, даже Гефестиона. И здесь, в одиночестве, он обдумывал свое положение и свои дела. Надо ли ему идти до Ганга? Не случится ли так, что, уйдя так далеко на Восток, он потеряет завоеванные земли? Уже и сейчас отовсюду приходят гонцы с жалобами на произвол его наместников-сатрапов. А их некому наказать - царь далеко. Он дал большую власть и силу персидским и македонским вельможам, а эти люди замышляют измену... По всем его завоеванным странам, как сухие костры, вспыхивают восстания покоренных племен. Уступив силе, они снова берутся за оружие, и никакой армии Александру не хватит, чтобы держать их в повиновении. Александр перебирал в памяти рассказы индийских раджей Пора и Таксилы об их стране. Страна эта богата сокровищами земли и рек. Но прежде чем попадешь в глубь ее, надо пройти огромную пустыню, такую огромную, как вся захваченная им Азия. Ни дерева там, ни травы. Только песок поднимается красной тучей, знойная пыль душит все живое... Днем там смертельный зной, а ночью леденящий холод. И воды там нет. Только и найдешь кое-где узкий, глубокий колодец, но вода там плохая, от которой болеют и животные, и люди... "Куда ты пойдешь? - говорил сам себе Александр. - Куда ты пойдешь с этим измученным войском, которое больше не хочет идти за тобой? Кого ты победишь?" "Я не могу не победить, - упрямо возражал он сам себе, - я буду побеждать!" "Не испытывай терпение богов. Там сильные воинственные племена. Ты не вернешься оттуда, и войско твое не вернется!" "Значит, слава моя должна погибнуть? Ведь я не совершу то, что решил совершить. Ведь это будет отступлением!" "Иногда и отступление является победой. Бывает и так". "Бывает и так. Но ведь я шел сюда, чтобы покорить весь мир. Весь мир! И я мог бы это сделать, мог бы! А теперь я должен отказаться от этого. Дело всей моей жизни гибнет!" На четвертый день Александр позвал свою свиту и жрецов. Буря утихла, словно давая наконец возможность людям оглядеться и опомниться. Царь объявил, что намерен идти дальше и переправиться через Гифасис. Этеры и телохранители смущенно молчали. Они не знали, смогут ли поднять войско. Вернее, знали, что не смогут... - Надо посмотреть, что скажут жертвы, - напомнил старый жрец Аристандр, еле живой, с белой трясущейся бородой. - Нельзя идти, не испросив соизволения богов. Жрец принес жертву. Она предвещала беду. Царь сам разбирался в жертвах и предзнаменованиях. Но сейчас он не подошел к жертвеннику. Ему было уже ясно, что, как бы он ни настаивал, войско дальше не пойдет. - Друзья мои, - кротко и печально обратился он к своим этерам, людям преданным ему и верным, - боги запрещают нам идти дальше. Поэтому объявите войскам, что я решил повернуть обратно. И, когда это решение стало известно войску, над лагерем поднялся клич радости и ликования. - Спасибо тебе, царь, что ты только нам, македонянам, позволил одержать победу над тобой - победу над Александром! Войско быстро собиралось в обратный путь. А на небе уже снова сгущались и сталкивались тучи, разя друг друга белыми молниями. И вот уже снова непроглядный ливень затопил все на свете... Ливень ревет, гремит, бушует вот уже семьдесят дней и семьдесят ночей. От этого можно сойти с ума. О Македония! Войско повернуло обратно, к Гидаспу. ПУТЬ К МОРЮ Долина Гидаспа встретила теплом и веселым солнцем. За четыре месяца их отсутствия здесь все изменилось. Дожди кончились, река вошла в русло, по берегам счастливо бушевала сочная зелень посевов, деревья на склонах гор сверкали омытой листвой. На Гидаспе стояли недавно отстроенные корабли; их черные борта отражались в синей, с яркими бликами воде. Отряды строителей, триерархи - македонские этеры, строившие корабли, с ликованием встретили царя. Измученное войско ободрилось. - Значит, домой отправимся на кораблях? Это полегче, чем шагать в полном снаряжении! - На кораблях-то на кораблях. Но что там нас ожидает? Река чужая, и море чужое. - Все равно, как, и на чем, и какой дорогой. Лишь бы домой! Но ни одна радость не приходит без того, чтобы что-нибудь не омрачило ее. Внезапно заболел и умер военачальник Кен. Александр созвал всех врачей, что были в войске. Никто не помог. Пришлось зажигать погребальный костер. Похоронив Кена, царь приказал немедленно снаряжать корабли в путь. И спустя месяц наступил тот серебряный рассвет, когда царь в полном вооружении, окруженный свитой, поднялся на борт своего корабля. Командование флотом принял критянин Неарх. В войске нашлось немало людей, понимающих морское дело, - издревле искусные моряки финикийцы, корабельщики с острова Крита, египтяне, выросшие на берегу великой реки... Весь этот пестрый экипаж занял свои места на кораблях. А на берегах Гидаспа выстроилось сухопутное войско, которое должно идти до реки Акесина, до того места, где в Акесин впадает река Гидасп. На одном берегу стоял со своими фалангами и конницей Кратер. На другом берегу стоял Гефестион со своими фалангами, конницей и двумястами слонов. Оба войска выстроились в походном порядке и ждали царского сигнала, чтобы тронуться в путь. Александр, поднявшись на корабль, бросил быстрый взгляд на один берег, потом на другой. Войска его любимых военачальников стояли с такой превосходной выправкой, с таким военным блеском, что у царя в глазах пробежали слезы. И с такой-то армией он вынужден отказаться от своей необоримой мечты. Именно эта его прекрасная армия перестала повиноваться ему. Слез Александра никто не видел. Он сосредоточенно, отрешенно от всех стоял на высоком корабельном носу с драгоценной золотой чашей в руках. Он обращался к богам. Он просил своих родных богов, богов Эллады, сделать его путь безопасным и сохранить его войско. Окруженный жрецами и прислушиваясь к их вещаниям, он совершил возлияние богу морей Посейдону, своему предку Гераклу, Зевсу - Аммону, нереидам [Нереиды - дочери морского божества старца Нерея.] и реке Гидаспу... Войско в молчании, вместе с царем, призывало своих богов. Кубок, сверкнув золотой звездой, упал в воду. Царь взмахнул рукой. Грянули звонкие трубы. Корабли подняли разноцветные паруса. Дружно ударили весла. Пошли длинные военные корабли, пошли грузовые, на которых стояли лошади, пошли корабли с провиантом и боевыми припасами... Сотни кораблей двигались в строгом порядке один за другим. А по берегам реки пошли боевые отряды Кратера и Гефестиона. Шли, как ходили в поход все эти годы, - конница, фаланги, гипасписты... Лишь одно было удивительным и непривычным: в войске Гефестиона, покачивая хоботом, покорно шагали огромные серые удивительные животные - слоны. Македонская армия снова тронулась в путь. Александр долго смотрел, как удалялось от берега его сухопутное войско, отходя в глубь страны. А потом прошел на корму и еще раз мысленно простился с Кеном. Одинокая могила осталась на берегу чужой реки, в чужой земле... Тяжело, тяжело терять близких друзей, даже и тогда, когда они перестали понимать тебя и верить тебе. Берега медленно проходили мимо, незнакомые, неизвестные... Сначала реку теснили лесистые горные отроги. Потом горы отступили, открылись светлые поля. Отовсюду к берегу бежал народ. Коричневые, полуголые, они толпились по берегам. Они никогда не видели таких кораблей, с разноцветными парусами, они не могли понять, кто эти неведомые люди, плывущие неизвестно откуда... Особенно громкие крики удивления начинались, когда вслед за военными кораблями появлялись суда, на которых стояли невиданные животные - лошади. На исходе третьего дня, при свете красного вечернего солнца, Александр увидел свои сухопутные войска. Они, как и было приказано, ждали прибытия кораблей, раскинув свои лагеря по обе стороны реки. Здесь войска остановились. Два дня отдыхали гребцы. Неарх-флотоводец по вечерам писал в своем судовом дневнике обо всем, что произошло с того дня, как он впервые взошел на палубу, записывал свои наблюдения, полученные в чудесной стране - Индии... Писал по приказу царя походный дневник и Аристобул, кормчий царского корабля. И если Неарх старался держаться только фактов, только виденного своими глазами, Аристобул, увлеченный рассказами туземных переводчиков, нередко давал волю домыслам и фантазиям... За эти два дня подтянулось и остальное войско. Александр собирал свои военные силы: он получил известия, что по ту сторону устья реки Акесина, впадающего в Гидасп, их ждут опасные воинственные индийские племена маллов и оксидраков. Они уже стоят на берегу с оружием в руках, готовые встретить македонян. - Они не знают, против кого подняли оружие, - сказал Александр. И зловеще добавил: - Они скоро это узнают. Маллы ждали нападения с берегов Гидаспа. Только отсюда могут напасть македоняне, потому что за спиной у маллов - пустыня, через которую нет дорог, и Александр не поведет войско через пустыню. Александр нагрянул именно оттуда, откуда его не ждали. Он провел свое войско через пустыню, вышел прямо к главному городу маллов Агалассе и сразу окружил его. Маллы защищали свою крепость с мужеством, доходящим до отчаяния. Но не смогли защитить, и все погибли. Теперь больше никто не вставал на пути Александра. Но он не мог уйти, не утолив свою ярость. Македонское войско раскинулось по стране, как губительный пожар. Македоняне гнали маллов, разрушали их города, переходили бурные реки, преследуя их... Маллы тысячами погибали в битвах, бежали в леса, скрывались в болотах. Ужас шел по индийской земле, и города уже сдавались без боя и открывали ворота, едва македоняне появлялись у их стен. Александр преследовал маллов в каком-то неистовом безумии. - Они будут помнить, как поднимать на меня меч! Он неудержимо бросался в битву, не сознавая опасности, ему ни разу не пришло в голову, что он и сам смертен. И вот случилось так, что из одной осаждаемой крепости Александра вынесли на его собственном щите. Эта крепость не сдавалась. Александр кричал, приказывал немедленно штурмовать ее. Македоняне тащили лестницы, приставляли к стенам. Но Александру казалось, что они делают это слишком медленно. Раздраженный этим, он сам схватил лестницу, приставил ее к стене и, не оглянувшись, следуют ли за ним воины, полез наверх. Увидев это, Певкест, щитоносец, бросился следом за царем. За Певкестом поспешил телохранитель Леоннат. Рядом, по другой лестнице, карабкался воин Аб-рей - вот и вся свита, которая оказалась с Александром. Добравшись до верха стены, Александр уперся щитом в зубцы и сразу начал битву с защитниками крепости, стоявшими на стене. Царь стоял против врагов один и был виден всему своему войску и всему войску маллов. Дротики и стрелы устремились на него со всех стен, со всех башен. Щитоносцы и телохранители царя, его этеры, в ужасе карабкались по лестницам, торопясь на помощь царю. Но они торопились, толкались, хотели влезть все сразу, и лестницы то одна, то другая рушились под ними. Александр отбивался один. Увидев, что внутри крепости под стеной лежит горбом высокая насыпь, в азарте битвы он спрыгнул на нее прямо в гущу врагов. Став спиной к стене, он продолжал сражаться. Меч его был так смертоносен, что маллы не решались подойти близко. Они окружили его толпой и били в него дротиками, копьями, стрелами - всем, что было в руках. Царь отражал удары, увертывался и снова бил мечом... Дротики скользили по его щиту и по сверкающему панцирю, не принося вреда. Но вот ударила чья-то тяжелая меткая стрела, пробила панцирь и закачалась, вонзившись в грудь. В эту острую минуту к нему со стены спрыгнул Певкест. И следом за ним - телохранитель Леоннат. Появился было и Абрей, но его тут же сбила стрела. Певкест и Леоннат тотчас заслонили своими щитами раненого царя. Маллы с новым ожесточением напали на них. Александр со стрелой в груди еще отбивался. Но скоро в глазах у него потемнело. И он упал тут же, где стоял, на свой щит... Певкест и Леоннат сражались, насколько хватало их сил и умения, защищая царя. Стрелы гудели вокруг, ударяясь в щиты, в стены над их головой. Царь, истекая кровью, умирал. Македоняне кричали и бесновались по ту сторону стены. Но чем больше спешили, стараясь взобраться на стены, тем хуже ладилось дело. Наконец, взбираясь и по лестницам, и по крюкам, вбитым в стену, и становясь друг другу на плечи, они начали массой валиться со стен внутрь крепости. Увидев, что царь лежит неподвижный и окровавленный, они подняли крик и плач и с яростью бросились на маллов. Они стали тесной стеной вокруг царя, закрывая его щитами. Маллы сгрудились около них. Началась битва насмерть. Тем временем македоняне, оставшиеся снаружи, били бревном в ворота крепости. Ворота долго держались. И когда маллы внутри крепости уже начали теснить македонян, ворота рухнули и вместе с ними рухнула часть стены. Македонские отряды лавиной ворвались в крепость. Маллы были разбиты. Царя вынесли из крепости без сознания, распростертого на щите