Любовь Воронкова. Герой Саламина М.: "Келвори", 1994 OCR: А.Ноздрачев (nozdrachev.narod.ru) Ў http://nozdrachev.narod.ru ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ЛАВРИЙСКОЕ СЕРЕБРО Архонт-эпоним [Архонт-эпоним - афинский правитель, который избирался на один год.], Фемистокл выступил перед Народным собранием с неожиданным и даже дерзким предложением: - Граждане афинские! В славной битве при Марафоне мы разбили неисчислимую армию персов. Мы победили войско, казавшееся непобедимым. Однако успокаиваться нельзя - персы могут вернуться. И они вернутся в недалеком будущем: им нужны рабы, им нужны наши богатства. Персы не оставят нас в покое! Нестройные крики заглушили и прервали его речь: - Персы не вернутся! - Что нам вспоминать о персах? Они далеко! - Персы еле унесли ноги, больше не сунутся! Фемистокл спокойно ждал, слегка прищурив свои большие, широко поставленные глаза. Собрание утихомирилось. - И даже если, как вы, граждане афинские, считаете, что персы больше не вернутся и опасаться их нечего, все-таки наши военные дела не завершены. Эгина [Эгина - остров в Сароническом заливе.] по-прежнему властвует на море, по-прежнему грабит берега Аттики и остается безнаказанной. Вспомните, сколько несчастий, обид и оскорблений вытерпели мы от эгинцев, сколько афинян погибло на этом острове - и смерть их до нынешнего дня осталась не отомщенной. Вспомните, граждане афинские, кто начал эту нескончаемую вражду. Мы ее не начинали. Фемистокл напомнил Собранию о том, как возникла эта война. А было это так. В Эпидавре, на восточном побережье Арголиды, земля перестала давать урожай. Эпидаврийцы, по обычаю всех эллинов, обратились за советом в Дельфийское святилище: что им сделать, чтобы земля их снова стала плодородной? Бог Аполлон устами пифии ответил, что они должны воздвигнуть статуи эпидаврийских богинь Демии и Авкессии. Эпидаврийцы спросили: - А из чего сделать эти статуи? Из меди или из мрамора? - Не из меди и не из мрамора, - ответила пифия, - а из ствола маслины, взращенной рукой человека. Такие маслины росли только в Афинах, где сама Афина Паллада посадила это доброе дерево. Эпидаврийцы пришли к афинянам с просьбой - пусть позволят им срубить несколько маслин. Афиняне позволили, но с условием, что эпидаврийцы будут каждый год приносить жертвы Афине и Эрехфею, первому афинскому царю, чьи храмы стоят в Акрополе. Эпидаврийцы согласились. Они поставили у себя статуи богинь из священной маслины и каждый год, как обещали, приносили жертвы на алтарь Афины и Эрехфея. К этому времени эгинцы научились строить военные корабли и сразу стали хозяевами в Эгейском море. Они враждовали с эпидаврийцами, грабили их берега и, наконец, украли и увезли к себе на остров их деревянных богинь. И вот у эпидаврийцев не стало их богинь. А нет богинь - нет и жертвоприношений в Афинском Акрополе. Афиняне потребовали, чтобы эгинцы, вернули статуи. А эгинцы ответили, что у них с афинянами нет никаких дел. Афиняне прибыли на остров на триере [Триера - военное судно с тремя рядами весел.], и хотели силой отнять богинь, потому что статуи сделаны из их, афинской, маслины. Накинули на них канаты, попробовали стащить с места, а богини упали на колени да так и остались... - Эгинцы говорят, что тут сразу ударил гром и началось землетрясение, - продолжал Фемистокл, - и что афиняне впали в безумие и начали убивать друг друга. Но мы-то знаем, что не так это было. Мы-то знаем, что на помощь к ним поспешили аргосцы. Они вместе с эгинцами напали на афинян и убили их. И мы не смогли отомстить им за это! Вот и теперь эгинцы безнаказанно грабят и разоряют наши берега. Но мы по-прежнему терпим. А почему? Да потому, что у них есть военные корабли, а у нас таких кораблей нет. Вот я и вношу, граждане афинские, свое предложение: давайте строить свои военные корабли! Собрание снова взволновалось. Одни кричали, что пора проучить эгинцев, другие - что корабли Афинам не нужны... Тогда поднялся и взял слово один из афинских правителей, Аристид, высокий, благообразный, исполненный собственного достоинства человек. Это был один из самых уважаемых людей в Афинах, которого за честность и бескорыстие прозвали Справедливым. Особенно благоволили к нему аристократы, крупные землевладельцы, которых он неустанно поддерживал. Собрание сразу затихло. - У тебя всегда была пылкая голова, Фемистокл, - сказал Аристид, стараясь скрыть раздражение, которое каждый раз вспыхивало в нем, как только он слышал Фемистокла, даже и в том случае, если Фемистокл высказывал разумные суждения. - Ты, Фемистокл, можешь, не задумываясь, предложить что угодно. Твоим необдуманным предложениям нет конца. То хочешь перетащить гавань из Фалера в Пирей. То хочешь переселить Афины к морю. Теперь ты предлагаешь строить флот - флот Афинам, которые всегда были сильны именно своим сухопутным войском. Не на море мы, должны встречать врага, а на суше! - Не на суше мы должны встречать врага, а на море, - возразил Фемистокл. - Мы терпим от Эгины с моря, с моря мы терпим и от персов. Хоть и досталось персам при Марафоне, однако мы только выиграли битву, но не разбили врага. В любой день персы могут своим флотом закрыть проливы, закрыть подвоз хлеба с берегов Понта и обречь нас на голодную смерть. Вот почему я говорю, что нам надо строить корабли! - Строить корабли! - Аристид пожал плечами. - А на какие средства мы будем их строить? Я беден. И ты не богат. Богатство, если оно и было у тебя, ты размотал на пышные наряды, на роскошные жертвоприношения, на приемы гостей, на похвальбу. Тебе ведь всегда хотелось казаться богаче, чем ты есть, и умнее, чем ты есть. Где мы возьмем денег, чтобы строить корабли? - Да! Скажи, Фемистокл, где мы возьмем денег? - зашумело Собрание. И снова спор: - Не нужны нам корабли, мы не остров! - Нет, нужны корабли! Пора усмирить Эгину! - Так денег-то все равно нет! - Граждане афинские! - снова заговорил Фемистокл. - Я знаю, где взять эти деньги. Мы можем их взять из Лаврийских рудников. Нынче нам предстоит раздать гражданам добытое серебро. Каждому достанется по несколько драхм [Драхма - 3,41 грамма серебра.]. Судьба ни одного человека не пострадает от того, что он не получит эту маленькую сумму. Но если мы на это серебро построим флот, Афины станут могущественной морской державой! Собрание взорвалось криками. Кто-то кричал, что он предпочитает получить свои драхмы, а корабли ему не нужны. Кто-то кричал, что надо думать не о себе, а о своем государстве... Фемистокл чутко прислушивался к Собранию. Он знал, что его предложение рискованно, что отнять у безземельных или безработных афинян эти драхмы не так просто, что это может вызвать бурю, которая сметет с трибуны и самого архонта-эпонима. Он ждал этой бури и готовился отразить ее... Но у Фемистокла было много друзей и единомышленников, их голоса побеждали. - Нельзя поддаваться вздорным замыслам Фемистокла! - снова выступил Аристид. - Этот человек непостоянен. Завтра он откажется от того, за что борется сегодня! - Нет, я не откажусь от того, за что борюсь сегодня! - возразил Фемистокл. - Построив военный флот, мы не только справимся с Эгиной, но будем владычествовать на море и превзойдем в этом все другие эллинские города! - Тщеславие его безгранично! - возмущенно сказал Аристид. - Скоро он будет уверять, что единолично спас Афины! - Нет, Аристид, это ты упразднил афинские суды и все дела решаешь один! - ответил ему Фемистокл. - Это ты, Аристид, забыл, что в Афинах правит народ, ты превратился в самовластного правителя, вот только что личной стражей не обзавелся! Аристид побледнел. - Это больше невозможно терпеть! - сказал он, задыхаясь. - Честно скажу вам, граждане афинские, вы до тех пор не будете в безопасности, пока не сбросите в пропасть нас обоих - и Фемистокла и меня самого! Собрание смущенно молчало. Архонты - афинские правители - переглянулись между собой. - Да, это положение больше нельзя терпеть, - сказал один из них, покачивая седой головой. - Обсудим и решим, - отозвался другой. - Может быть, придется прибегнуть к остракизму. Услышав это, Фемистокл поспешил распустить Собрание. А создавшееся положение и в самом деле терпеть было нельзя. Что бы ни высказал Аристид, Фемистокл выступает против. Что бы ни предложил Фемистокл, всегда богатый идеями, Аристид все отвергает. Оба умны, оба уважаемы, оба красноречивы. Народ часто не может понять, кто же прав в этих спорах, и каждый раз Собранию бывает трудно вынести какое-либо решение. Так случилось и сегодня. Народ расходился в спорах и волнении. Фемистокл и Аристид вышли вместе. Но, спустившись с Пникса [Пникс - холм возле Акрополя, на котором происходили народные собрания.], сразу разошлись. Им двоим была узка дорога, им двоим было тесно в Афинах. Они вместе росли, но ссорились еще в школе. У них обо всем были разные мнения. Фемистокл решал все дела сразу, Аристиду нужно было все продумать, прежде чем что-либо решить. У Фемистокла во всем городе были друзья, почти каждого афинянина он знал по имени и с каждым находил тему для беседы. Аристид шел по жизни в одиночестве, стараясь покорить судьбу бескорыстием и честностью, такой честностью, что даже в шутках не терпел обмана. Войдя в афинское правительство, они и тут не соглашались ни в чем. Аристид считал, что править государством должны лучшие люди, а лучшие люди, по его убеждению, - это аристократы. Фемистокл считал, что в государстве должна быть демократия, ничем не ограниченная народная власть. И оба мешали друг другу, насколько хватало их сил и таланта. В то время как Аристид шел один по улице и люди с почтением уступали ему дорогу, Фемистокла окружили друзья. - Сегодня Горгий зовет нас поужинать, - обратился к нему молодой румяный Евтихид, который сегодня громче всех кричал на Собрании, поддерживая Фемистокла. - Пойдем с нами, проведем вечер за чашей вина! - Конечно, Фемистокл! Неужели ты пойдешь домой? Еще рано, еще и солнце не село, - сказал Эпикрат. - Ты, я замечаю, последнее время избегаешь наших пирушек. - Ему не дают покоя трофеи Мильтиада, - засмеялся чернобородый Деметрий, - после Марафона он сам не свой! - Не буду скрывать, - ответил Фемистокл, - слава, которую снискал Мильтиад, будучи стратегом в Марафонской битве [Битва с персами на Марафонской равнине произошла в сентябре 490 года до н.э.], не оставила меня равнодушным. Еще бы! Разбить персов, которых было в десять раз больше, чем нас! Я бы тоже хотел так вот прославиться! - Фемистокл улыбнулся, но две вертикальные морщинки так и остались у него между бровями. - Но сейчас меня мучает другое, - продолжал он. - Если не будет принято решение относительно кораблей, большая беда нагрянет в Афины. - Неужели ты так боишься Эгины, Фемистокл? - Удивился Эпикрат, подняв свои золотистые брови. - Но разве могут они грозить нам большой бедой? - Тьфу нам Эгина! - беспечно отозвался Евтихид. - Даже задумываться об этом не стоит! - Ах, что там Эгина! - вздохнул Фемистокл. - Несравненно более страшный враг угрожает нам. До меня дошли слухи, что Ксеркс снова собирает войско. - Перс? - Евтихид отмахнулся. - Тьфу нам перс! - Вот еще, вспомнил о персах! - сказал Деметрий. - Если и соберутся когда-нибудь еще раз навестить Элладу, то, клянусь Зевсом, очень не скоро. - Вспомните о табличке Демарата, которую он прислал в Спарту, - сказал Фемистокл. - Ту, что прочитала Горго? - Эпикрат задумчиво поглядел на него. - А ты веришь Демарату, Фемистокл? - Почему надо верить изменнику, человеку, покинувшему свою родину? - возмутился Деметрий. - Это он написал из злорадства, чтобы позлить спартанцев! - Не суди так легко о Демарате, - возразил Фемистокл. - Демарат был царем в Спарте и был лишен царства. И лишен родины. Но хоть и обидела его родина, - какой же человек сможет забыть ее? Клянусь Зевсом, где бы ни жил эллин, Эллада будет всегда для него дороже всего на свете! - А что он там написал, этот Демарат? - спросил Евтихид. - Я что-то не слышал об этом. - Он написал, что царь Ксеркс собирается в поход на Элладу, - нахмурившись, ответил Фемистокл. - И ты не мог, Евтихид, не слышать об этом. - А! Это когда он прислал табличку, залитую воском, а все думали, что на ней ничего не написано? - Ну да. А жена спартанского царя Леонида Горго сказала: надо счистить воск. Воск счистили, а там письмо. Демарат предупреждал Спарту, что Ксеркс готовит новый поход на Элладу. Клянусь Зевсом, - воскликнул Фемистокл, - это так и станется! Персы снова придут к нашим берегам, и нам нечем будет защититься, если у нас не будет кораблей! - А что же ты там, - Деметрий кивнул в сторону Пникса, - плел нам про Эгину? Значит, не для Эгины нужны корабли? - А как я мог сказать о персах? Никто бы и слушать не стал. Даже вас я не могу убедить, что эта опасность висит над нами. Вот и свалил на Эгину. - Обманул, значит? - А что делать, если вы не хотите верить правде? - У нас будут корабли, - сказал Эпикрат. - Если ты, Фемистокл, считаешь, что они нужны Афинам, значит, и мы считаем так же! - А пока - тьфу на все! - заявил Евтихид. - Горгий ждет нас, и нам надо поторопиться! Аристид стоял на холме и видел издали, как друзья окружили Фемистокла и как потом с веселыми возгласами увели его с собой. Улицы затихли. Грустное чувство одиночества охватило сердце. "Почему его так любят люди? - думал Аристид, направляясь к дому. - Конечно, он горазд и на шутки и на всякие выдумки. Но ведь это все вздор, такой же вздор, как сегодняшние корабли. Однако вот он окружен друзьями, а я, Справедливый, возвращаюсь домой один. Впрочем, власть и влияние, приобретенные благодаря поддержке друзей, часто толкают человека на несправедливые поступки, а я не хочу такой власти, потому что честного гражданина она делает несчастным". И добавил вполголоса, иронически усмехнувшись: - Фемистокла же она несчастным не сделает! Домой после дружеской пирушки Фемистокл возвращался глубокой ночью. Теплые созвездия венчали Пентеликон. Узкая, кривая улица вела на окраину. Фемистокл шел в темноте по памяти, ему не раз приходилось возвращаться домой за полночь. Он осторожно обходил канавы, перешагивал через ручьи, где под прибрежными кустами прятались нимфы - Фемистокл мог бы поклясться, что слышал их голоса. Иногда дорогу ему преграждали огороды и палисадники, полные темной листвы и запаха мирты. Изредка где-то во дворе взлаивала разбуженная его шагами собака... Дом Фемистоклз, такой же, как и все дома в Афинах, маленький, с черепичной крышей, с надстройкой наверху для слуг и рабов, стоял темный и тихий. "Как гнездо птицы... - подумал Фемистокл с чувством спокойного счастья. - Как гнездо, полное птенцов. Мое гнездо. Мой дом". На пороге, накинув покрывало, ждала жена. - Ты опять не спишь, Архиппа! - Я не могу спать, когда тебя нет дома, Фемистокл. И тебе это известно. - Верно, боишься грабителей? Но ведь грабители хорошо знают, что у меня нет золота! - Это так. Зато я хорошо знаю, что у тебя есть враги. Мало ли что может случиться! "Не хочет сказать, что я могу выпить лишнее и не дойти до дома, - подумал Фемистокл, усмехаясь в бороду. - Клянусь Зевсом, она этого даже хотела бы, лишь бы иметь возможность помочь мне!" Теплая тишина дома, хорошего семейного дома, где много детей и добрая жена, ласково встретила Фемистокла. Каждый раз, возвращаясь домой, он испытывал чувство спокойной радости, и все тревоги его оставались за дверью. Здесь было все хорошо - и огонь очага, и журчание воды в водоеме, и светильни, мерцающие над столом, накрытым для ужина. Архиппа никогда не спрашивала у Фемистокла, где он был, сыт ли он, она просто ставила ужин на стол. Однако сегодня Фемистокл принес свои тревоги с собой. Он сел на низкую скамейку у очага и задумался, глядя в оранжевый круг тлеющих углей. Архиппа раза два взглянула на его словно под тяжестью кудрей опущенную голову. Пытаясь отвлечь Фемистокла от его дум, Архиппа принялась рассказывать обо всем, что случилось за день, сообщила все маленькие домашние новости - и что сказала малютка Никомеда, и как свалился сегодня с изгороди Полиевкий, и как Архентол, их старший, заявил, что скоро отправится за Геллеспонт и казнит царя Ксеркса... - ...И тогда нам уже больше не придется опасаться персов, - тихо смеясь, говорила она, - доживем с тобой жизнь спокойно и даже в почестях, ведь Архентол, конечно, будет увенчан золотым венком!.. Но, видя, что Фемистокл почти не слушает ее, спросила: - Прости, Фемистокл, у тебя что-нибудь случилось? - Пока еще нет. Но может случиться. - Но если не случилось, зачем же огорчаться раньше времени? Уж было много бед и страха, когда подступили персы. Однако богиня Афина защитила свой город. - Я о другом. Сегодня на Собрании архонты заговорили о том, чтобы нас судить судом остракизма. Аристида и меня. - О! - Архиппа приложила ладони к губам, чтобы не вскрикнуть. - Тебе? Суд остракизма? - Да. Мы оба слишком тревожим афинян. Архиппа помолчала, овладела своим волнением и сказала, как всегда, спокойно: - Воля богов, Фемистокл. Жить можно не только в Афинах. - Изгнанник - не гость. Изгнанника не встречают почестями. - А мы и не захотим быть гостями ни у кого. Ну что ж, десять лет - это еще не вся жизнь. А минует срок - и мы снова вернемся в Афины. Дети подрастут. Подумай, как мы будем счастливы, когда опять войдем в Афинские ворота! Низкий, ласковый голос Архиппы успокаивал. Афинянка, она ради него, не задумываясь, готова была покинуть Афины! - Конечно, остракизм - это не суд над преступником. Просто мешает человек, так пусть уйдет куда-нибудь на время. Но если бы только эта беда. Меня заставят покинуть Афины, и погибнет дело, которое необходимо сделать, потому что от этого зависит судьба нашей родины. Сегодня я почти убедил Собрание, что нам надо строить корабли. И убедил бы, если бы не Аристид. - И вы опять бранились? - Мы спорили. Но я чувствую, что наши споры надоели афинянам. - О Гера! - молитвенно прошептала Архиппа. - Сохрани мне Фемистокла! И сохрани его Афинам! В окошечко под потолком голубым глазом смотрел рассвет. Случилось так, как предвидел Фемистокл. Правители Афин, утомленные раздорами Фемистокла и Аристида, решили, что одного из них необходимо удалить на какое-то время из города. Обычно удаляли на десять лет. Был назначен суд остракизма. Афинские граждане писали на глиняных черепках - остраконах - имя человека, которого желали удалить из города, и складывали их в пританее [Пританы - лица, назначенные в течение месяца ведать текущими делами государства. Пританея - обширное здание в Афинах, где ежедневно собирались пританы.]. Черепки определили судьбу этих людей. Уйти из города пришлось Аристиду. Аристид покорился. Выйдя за городские ворота, он поднял руки к небу и сказал, обращаясь к богам: - Пусть никогда не придет для афинян тяжелый час, который заставил бы их вспомнить об Аристиде! Аристид ушел из города. Больше никто не мешал Фемистоклу, и Собрание приняло его предложение отдать лаврийское серебро на постройку флота. И вскоре на верфи в Фалерской гавани застучали топоры. Постепенно, один за другим, спускались с берега на голубую воду бухты афинские боевые корабли. Не прошло и трех лет, а в Фалерской гавани уже больше ста кораблей стояло на якорях. ГРОЗНОЕ ПРЕДСКАЗАНИЕ Все чаще стали доходить слухи, что персидский царь снова собирает войско, чтобы идти на Элладу. Сначала эти слухи были смутными. Потом вместе с торговыми кораблями в Элладу являлись люди из Византия и с островов, лежащих у азиатского берега, и рассказывали, что персидские войска стекаются к Геллеспонту, а на перешейке у горы Акте [Гора Акте - ныне Афон.] идут какие-то земляные работы... Но вот наступил черный день, когда в Элладе появились персидские глашатаи. Они входили в эллинские города и требовали "землю и воду" - покорности царю Ксерксу. Страх пошел по Элладе. Одно за другим покорялись персидскому царю маленькие бессильные государства - фессалийцы, локры, фивяне, беотийцы... Ни в Афины, ни в Спарту персидские глашатаи не пришли. Еще в 490 году до н.э. царь Дарий, сын Гистаспа, присылал к ним глашатаев. Но спартанцы ответили тем, что бросили их в колодец и сказали: "Пусть они сами возьмут там и землю и воду". Афиняне же сбросили их в пропасть. А Фемистокл, который тогда был архонтом, предложил убить также и переводчиков, которые осмелились перевести требования персов на эллинский язык. И переводчиков убили. Теперь всем и в Спарте и в Афинах было ясно, что их городам пощады не будет. Будет война. Будет битва не на жизнь, а на смерть. - Видишь, Архиппа, для чего я строил корабли? - сказал Фемистокл, торопливо собираясь на Пникс, на Народное собрание. - Вот теперь афиняне еще раз поймут, как я был предусмотрителен! Архиппа умоляюще сложила руки: - Фемистокл, во имя Геры, забудь, что ты их построил! Люди не любят, когда им напоминают, что кто-то был дальновиднее и умнее, чем они! Последние ее слова настигли Фемистокла уже за калиткой. Солнце только что поднялось над горами, оно, словно улыбаясь, тихо катилось на своей золотой колеснице по голубому простору небесных полей. Серебристые оливы на склонах гор, красная черепица крыш, узкие, кривые улицы древнего города - все полнилось светом и радостью наступающего дня. "Почему так равнодушна природа, которая нас окружает? - подумалось Фемистоклу. - Все - как в самые лучшие дни. Я вижу, горе человеческое никого не омрачает - ни солнце, ни рощу, ни птиц, - никого, кроме самого человека!" Фемистокл торопился. Сегодня придут послы из Дельф. Афиняне, как всегда во времена народных бедствий, отправили послов в Дельфийское святилище узнать волю светлого бога. Предстоят тяжелые испытания. Чем кончатся они? И что надо делать афинянам, чтобы спасти свою страну, свой народ? Священные послы вернулись. Сегодня они объявят то, что изрекло им божество. Улицы, несмотря на ранний час, были полны народу. Все спешили на Пникс. Люди шли озабоченные, встревоженные, изредка обмениваясь короткими фразами, и все лишь об одном: что-то принесли им из Дельф? На перекрестке, где свежо и прохладно шумел фонтан и у водоема с большими сосудами для воды толпились рабы, Фемистокла встретил Эпикрат. Фемистокл заметил, что рыжая, как золото, борода его друга, обычно тщательно завитая, сегодня гладко и скромно причесана, и, может быть, поэтому его лицо выглядело старше и строже. До самого холма они молча шли рядом. И, уже поднимаясь на Пникс, Фемистокл спросил: - По-прежнему ли ты, Эпикрат, согласен со мной, что мы должны сосредоточить наши военные силы на кораблях? - Я убежден, что только морской бой может спасти нас, - ответил Эпикрат, - и я, и все, кто с нами, поддержим тебя, Фемистокл. - Видишь, как я был прав, когда настоял на своем и заставил афинян строить корабли! - Тише, Фемистокл. Ради богов, не хвастайся! - Но я говорю только правду, Эпикрат! Когда же это я так сильно хвастался? - Ты хвастался всегда, Фемистокл. Ты поставил на празднествах в Олимпии самую роскошную палатку, совсем тебе не по средствам, лишь бы показаться богаче всех богатых. Ну, не хвастун ли? А разве не зазывал ты к себе в дом кифариста лишь для того, чтобы люди приходили к тебе слушать музыку? Ну, не хвастун ли? А когда ты, будучи хорегом в Олимпии, одержал победу, разве не поставил ты стелу со своим именем? И опять же хвастун. Ты великого ума человек, Фемистокл, ты человек большого государственного ума, - не унижай себя, стараясь себя возвеличить! Священные послы явились на Пникс грустные и смущенные, и все поняли, что ответ бога неблагоприятен. Старший посол стоял перед Собранием, потупив лысеющую голову. - Мы совершили все обряды, принесли все жертвы. Мы купили самого упитанного быка, украсили его зеленью... Сделали все, чтобы жертва наша была угодна богу. И вот какое предсказание изрекла нам пифия! Он раскрыл дощечку, покрытую воском, на которой было написано изречение. Голос его был глух от волнения, когда он начал читать оракул, но Собрание затихло, и каждое слово его было отчетливо слышно: Что ж вы сидите, глупцы? Бегите к земному пределу, Домы покинув и главы высокие круглого града. Не устоит ни глава, ни тело пред гибелью страшной, И ни стопа, и ни длань, и ничто иное средь града Не уцелеет... [Геродот, книга седьмая.] Тяжелый вздох прошел по Собранию. Фемистокл с сомнением покачал головой, между бровями прорезались две глубокие гневные морщины - пифия убивает мужество народа! Зачем? - Мы не хотели вернуться с таким тяжелым изречением, - продолжал посол, - сели у храма и заплакали. Нас увидел Тимон, сын Андробула. Это очень уважаемый человек в Дельфах. Он подошел и сказал нам: "Возьмите оливковые ветви и войдите еще раз в святилище, может, боги смилостивятся над вами, афиняне..." - Вы вошли? - послышались со всех сторон нетерпеливые голоса. - Было другое изречение? - Было. Вот оно. Посол раскрыл другую табличку: Гнев Олимпийца смягчить не в силах Афина Паллада, Как ни склоняй она Зевса - мольбами иль хитрым советом. Все ж изреку тебе вновь адамантовой крепости слово: . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Лишь деревянные стены, дает Зевс Тритогенее Несокрушимо стоять во спасенье тебе и потомкам. Конных спокойно не жди ты полков или рати пехотной Мощно от суши грядущей, но, тыл обращая, Все ж отступай: ведь время придет и померишься силой! Остров божественный, о Саламин, сыновей своих жен ты погубишь В пору ль посева Деметры даров, порою ли знойною жатвы. [Тритогенея - одно из имен богини Афины, место рождения которой, по преданию, было на реке Тритоне.] [Геродот, книга седьмая.] - Нам показалось, что это изречение более милосердно, - нерешительно закончил посол свою речь и сложил табличку. Собрание мрачно молчало, стараясь разобраться в оракуле. Но что бог приказывает отступать и покидать свою землю - это было ясно всем. - Кто изрекал оракул? - спросил Фемистокл. - Как зовут пифию? - Это была Аристоника. "Аристоника! - гневно повторил про себя Фемистокл. - Не бога совет она давала, а совет жрецов, продавшихся персам. Недаром же Дарий не разорил святилища и не разграбил их сокровищ. Я давно подозревал это!" Но, несмотря на свою уверенность в том, что святилище сейчас служит персам, несмотря на свой гнев и негодование, он не смел высказать этого вслух. Собрание гудело, повторяя слова оракула. Один старый афинянин поднялся со своего места. - Воля бога ясна, граждане афинские, - сказал он. - Афины погибли! - И заплакал, закрыв руками лицо. Заговорили и другие: - Да что ж тут толковать? Гибель нам предречена. Не стоит даже и руки поднимать на такого неодолимого врага. Придется покинуть Аттику. - Как - покинуть Аттику? Мы никуда не пойдем из своей страны! - А зачем же нам погибать напрасно? Вы же слышали: "... тыл обращая, все ж отступай"! На спасение еще есть какая-то надежда, а на победу никакой! - "Лишь деревянные стены дает Зевс несокрушимо стоять", - напомнил один из архонтов, - вы ведь слышали? Значит, не все погибнет! - А что же это за стены такие? Снова раздалось несколько голосов: - Это стены на Акрополе! В городе ведь нет стен. Значит, Акрополь останется невредимым! На трибуну поднялся Фемистокл. Собрание сразу затихло. - Граждане афинские! Сами посудите: какие же стены на Акрополе? Всего только изгородь из терновника. Кого могут защитить такие стены? А я вам скажу, граждане афинские, о каких деревянных стенах говорит оракул. Деревянные стены - это наши корабли. Это наш флот, который стоит ныне у берегов Аттики, готовый к защите нашей земли! Этот же флот, который будет сражаться с врагом, переправит наши семьи, если им будет угрожать опасность в Афинах, на остров Саламин... - Вспомни, Фемистокл, - закричало Собрание, - Саламин погубит наших сыновей - так ведь и сказано! - Нет, граждане афинские, - отвечал Фемистокл, - я думаю, что дельфийские толкователи не в изречение объяснили правильно. Если бы Саламин грозил нам и нашим сыновьям гибелью, то, мне кажется, бог не выбрал бы столь миролюбивое выражение, "божественный Саламин", а сказал бы "несчастный Саламин". Но если изречение понять правильно, то гибель надо отнести к врагам, а не к афинянам. Поэтому, граждане афинские, я советую вам не предаваться отчаянию, а готовиться к морской битве, так как наши корабли - это и есть те деревянные стены, которые останутся несокрушимыми! Речь Фемистокла была красноречивой, горячей, убедительной. Афинянам, всегда готовым стать перед любым врагом на защиту своей родины, была нестерпима мысль оставить родные Афины и бежать в чужие земли. Собрание забушевало, все вскочили с мест, все кричали, размахивая руками: - Не отдадим наши Афины врагу! - Не отдадим наши храмы и наши родные могилы на поругание! - Не предадим нашу родину! - Не предадим нашу свободу! Все архонты и архонт-эпоним приняли волю Народного собрания. И по воле того же Собрания назначили стратегов. Одним из стратегов был назначен Фемистокл. В эти дни общего смятения, когда черная туча страшной войны неотвратимо надвигалась из-за Геллеспонта, чаще и громче других слышался на Пниксе взволнованный голос Фемистокла: - Граждане афинские! Враг, угрожающий нам, силен и беспощаден. Многие уже покорились ему. Но мы выбрали лучшую долю - не склонять головы перед врагом, а, сколько достанет сил и мужества, защищать свою родину, защищать Элладу. Однако мы только тогда сможем противостоять врагу, когда отбросим все наши распри и неурядицы, когда мы объединимся и будем действовать заодно. Мы должны не только погасить нашу войну с Эгиной, но и заключить с ней союз дружбы. Нам надо забыть нашу пятнадцатилетнюю вражду со Спартой и встать с нею в один ряд против нашего общего врага - Ксеркса. Надо послать глашатаев и в соседние города и просить их помочь Элладе ее трудный час! Эти дни имя Фемистокла вознеслось в Афинах, как факел, указывающий путь к спасению. Его слушали на Собраниях, ловя каждое слово, его предложения принимались без криков и споров. Прежде чем посылать в соседние государства глашатаев, афиняне решили разведать, много ли войска собрал Ксеркс, и как это войско вооружено, и какие народы идут на Элладу, и много ли у них кораблей... Тайными путями отправились афинские соглядатаи в Азию. Через некоторое время они вернулись измученные, напуганные и сами себе не верящие, что остались живыми. - Лишь только мы появились в Сардах, - рассказывали они, - как нас тотчас узнали и схватили. О том, что мы претерпели - и побои, и оскорбления, и насмешки, - мы не будем рассказывать. Нас уже тащили на казнь. Но тут вдруг приказ Ксеркса - привести нас к нему. Мы были готовы к смерти и стояли перед ним, не сгибая спины. А он глядел на нас и усмехался. Потом сказал: "Зачем нам казнить их? Если мы казним этих троих афинян, это не нанесет врагу большого урона. Но если они, вернувшись в Элладу, расскажут о могуществе нашего войска, эллины не посмеют воевать с нами и откажутся от своей странной свободы. А тогда и нам не понадобится идти в этот тяжелый поход". После этого он поглядел на нас и сказал: "Я знаю, вы пришли разведать о том, какое войско идет на вас. Ну, так идите и смотрите!" Вот нас и повели по всем войскам, показали и пехоту, и конницу, и корабли. А потом отпустили. Это войско непобедимо, - с полной безнадежностью утверждали соглядатаи, - персы поглотят нас и нашу страну. Собрание удрученно молчало в тяжелом раздумье. Фемистокл, встревоженный молчанием архонтов, которые сидели, нахмурив брови, молчанием всех влиятельных в Афинах людей, которые должны были сейчас высказать свое мнение и поддержать афинян, явно павших духом, выступил сам: - Не унывать нам сейчас надо, граждане афинские, а вооружаться. И строить новые корабли. Чем сильнее будет наш флот, тем больше у нас надежд на победу! - А ты сам-то веришь в победу, Фемистокл? - раздался голос из толпы. - Я не только верю в победу - я в ней не сомневаюсь. Не забывайте, что персы здесь на чужбине, а мы - на родной земле. И еще раз скажу: нам, эллинским народам, надо объединяться, немедленно объединяться. Думаю, что настало время отправлять послов в соседние города и призывать эллинов к объединению! После этого Собрания афиняне тотчас отправили послов. Послы, погоняя коней, поехали в Аргос просить помощи. Поехали и в Сикелию [Сикелия - ныне Сицилия.], к ее властителю Гелону. Поехали на остров Керкиру, что у эпирских берегов. И на остров Крит помчались послы. И к фессалийцам, хотя знали, что там самые знатные люди Фессалии, богатые землевладельцы Алевады, перешли к персам. Но знали также, что фессалийский народ ненавидит Алевадов, держащих сторону врага. В это же время на Истме, на узком перешейке около города Коринфа, собрались на Совет посланцы всех эллинских государств, решивших отстаивать свободу Эллады. Эти государства заключили между собой союз дружбы. Однако их союз чуть не распался тут же. Когда стали обсуждать, кого поставить командовать флотом, спартанцы заявили, что командовать и на море и на суше будут только они. Афиняне возмутились: - Но ведь у вас нет кораблей! А у нас их сто двадцать семь, больше, чем у кого-либо в Элладе! И уж кому, как не нам, командовать флотом! - Командуйте, - ответили спартанцы, - но мы в этом случае отказываемся воевать вместе с вами. Снова пришлось Фемистоклу уговаривать афинян. - Будем дальновидными, - говорил он афинским послам, когда они, разгневанные, удалились с Собрания. - Сейчас нам необходим сильный союзник - персы идут на Аттику, опасность грозит прежде всего нам. Вспомните, что с персами идет Гиппий, сын Писистрата. Он не забыл, что отец его был тираном [Тиран - человек, насильственно захвативший власть и правящий по своему произволу.] в Афинах, и теперь хочет снова захватить власть! Предадим ли мы свою свободу и покоримся ли снова тирании из-за личных счетов? А жить под властью персов и быть данниками персидского царя - это легче? Сейчас у нас большая нужда в помощи Спарты. Спартанцы требуют себе главного командования - дадим им то, что они требуют. А когда изменятся времена, мы ведь можем принять и другое решение! И афиняне согласились. Высшее командование флотом было отдано спартанцу Еврибиаду, сыну Евриклида. А Фемистокл, который был одним из стратегов, принял командование над афинскими кораблями. В это время на Истм начали возвращаться афинские послы, ездившие просить помощи. Явились послы из Аргоса. И вот что они рассказали: - Аргосцы, когда услышали, что эллины собрались воевать с персами и что их тоже хотят вовлечь в эту войну, то отправили посольство в Дельфы, чтобы узнать, как им поступить. Ведь Аргос только что воевал со Спартой, и у них пало шесть тысяч воинов в этой войне. А теперь им приходится заключать союз со своим врагом - Спартой. Вот они и решили спросить у бога, что им делать. Пифия изрекла: Недруг соседям своим, богам же бессмертным любезный! Сулицу крепко держи и дома сиди осторожно. Голову коль сбережешь, глава сохранит твое тело. - О! - не сдержав досады, сказал Фемистокл. - Неужели мы так прогневали светлого бога, что он отвращает от нас друзей! - Но они не совсем отказались, - продолжал посланец. - Аргосцы согласны воевать, если им дадут командование наравне со Спартой. - Этого не будет, - заявили спартанцы. - А если им откажут в этом, они предпочтут подчиниться варварам, чем уступить Спарте. - И все-таки этого не будет, - сказали спартанцы. Ни один голос в Совете не возразил им. Вернулись послы и от Гелона, тирана Сикелии. А здесь дела сложились так. Когда послы прибыли в город Сиракузы, где в это время был Гелон, то сказали ему: - Нас послали спартанцы, афиняне и их союзники пригласить тебя на помощь в войне с варварами. Ты, конечно, слышал, что царь Ксеркс собирается навести мост через Геллеспонт и напасть на Элладу. Ты достиг великого могущества и, как владыка Сикелии, владеешь частью Эллады. Поэтому приди к нам на помощь в борьбе за ее свободу! Но Гелон, который слушал, мрачно насупившись, набросился на них с упреками и бранью: - Люди из Эллады! Вы дерзнули явиться сюда и в наглой речи приглашаете меня в союзники против варваров! А ведь когда-то и я просил вас так же сообща напасть на варварское войско, когда я воевал с Карфагеном. Вы же не пожелали помочь мне. И если бы это зависело от вас, то вся Сикелия нынче была бы в руках варваров. А теперь, когда война дошла до вас и стоит у вашего порога, тут-то вы вспомнили о Гелоне! Гелон перевел дух, подумал и сказал уже спокойнее: - Впрочем, несмотря на нанесенное мне оскорбление, я готов прийти на помощь. Но при условии, что сам буду командовать всеми войсками Эллады. Среди послов был спартанец Сиагр. Он встал перед Гелоном, надменно подняв голову, и сказал: - Воистину горько восплакал бы Агамемнон [Агамемнон - один из героев "Илиады" Гомера, верховный предводитель греков в войне с Троей.], узнай он, что Гелон и сиракузяне лишили спартанцев верховного начальства! Если ты желаешь помочь Элладе, то знай, что тебе придется быть под началом спартанцев. Если же не заблагорассудишь подчиниться, то не помогай нам! Гелон вне себя от гнева долго бранился, но потом сказал: - Я готов кое в чем уступить. Если вы, спартанцы, желаете стоять во главе сухопутного войска, то я буду начальствовать над морскими силами. Но тут вмешался посланец Афин. - Царь сиракузян, Эллада послала нас к тебе просить не полководца, а войско. Твое притязание на верховное командование отклонено. Теперь ты хочешь командовать флотом. Тогда выслушай вот что: если даже спартанец и отдаст тебе флот, то мы, афиняне, не допустим этого. Пожалуй, напрасно стали мы, афиняне, самой могущественной морской державой среди эллинов, если уступим сиракузянам морское командование! Так, ничего не достигнув в Сиракузах, посланцы вернулись на Истм. На острове Керкире эллинов встретили сочувственно. - Мы пришлем вам помощь, - сказали там. - Если Эллада будет разгромлена, то ведь и нас ждет рабство! И обещали снарядить шестьдесят кораблей. - Но только обещали, - сказал посланец, вернувшийся с Керкиры, - однако я чувствую, что это так и останется обещанием! А критяне, когда к ним пришли эллины, ничего не ответили им, но сразу послали в Дельфы вопросить бога, помогать им Элладе или не надо. Пифия дала отрицательный ответ. И критяне отказались помогать им. Так вот искали союзников защитники Эллады - и никого не нашли. Никто не верил, что Эллада может победить персов, а гибнуть вместе с Элладой никто не хотел. Неожиданно на Истм пришли посланцы из Фессалии от фессалийского народа. - Эллины! - сказали они. - Чтобы спасти Фессалию и Элладу от ужасов войны, нужно закрыть Олимпийский проход. Несмотря на то, что наши предатели Алевады перешли на сторону персов, мы, фессалийцы, готовы преградить путь врагу. Но и вы должны послать туда войско. Если вы этого не сделаете, то знайте: мы будем вынуждены сдаться персидскому цар