тся в избытке. Но вот досада! Царя в поезде нету. Он чуть раньше проехал. Но наши не унимаются. Стапан Халтурин уверяет братву, что может взорвать весь Зимний дворец к чертовой матери. Это он, конечно, врет. Зимний завалить, - нужно от одной до трех тонн нобелевского динамита. Но Халтурину радостно верят. Он устраивается краснодеревщиком в Зимний. Эрмитажи починять. Его никто не проверяет до пятого колена, не ощупывает при входе. В своей мастерской, как раз под царской столовой Степан устанавливает необходимый и достаточный зарядик и 5 февраля 1880 года в разгар застолья приводит его в действие. И что бы вы думали? Правильно! Государь император жив! Теперь он опоздал к столу. Приговор исполнить пока не удалось, но резонанс в обществе возник небывалый. Героизм терроризма сиял столь великолепно, что девушки из благородных семейств, студентки и курсистки, мещанки и белошвейки, горничные крестьянки и уличные проститутки просто окончательно млели на любого, подозреваемого в терроре. Многим захотелось в террор, именно по Фрейду. Для баб. От многолюдия новоявленных кандидатов исполкомовцы растерялись и задумались. Чи рвать бомбы далее, чи заняться-таки агитацией среди неожиданных масс. Целый год гуртовали фанатов по всей Руси, от Питера до Кавказа и Варшавы. Канцелярская революционность чуть не засосала, но среди вдохновенных новичков оказалось немало офицеров, которые решительно не желали развозить листовочные нюни. Стрелять и рвать! Коренным исполкомовцам было уже неудобно волынить. Возобновили подготовку к исполнению "приговора". Народу, правда, оставалось только 20 человек против прошлогодних 50. Куда-то эти романтики рассосались. 27 февраля 1881 года сработала наконец и царская охранка. Желябова арестовали по подозрению. Правильно подозревали, потому что через два дня, 1 марта тройка экзекуторов, посланная его постельной соучастницей Софьей Перовской, подловила-таки царскую карету на Екатерининском канале. Первую бомбу тов. Русаков метнул без упреждения, она взорвалась под задней осью. Царь невредимо вышел наружу. Видимо в шоке он стал ходить вокруг да около, разговаривать с охраной, раненым Русаковым, сам с собой. Очередной собеседник - Гриневицкий махнул под ноги царю своим свертком. Александру раскрошило нижнюю часть тела, он умер через час во дворце. Погибли также сам Гриневицкий, случайный мальчик, охранники, кони... Правительство приняло решительные меры, армия поднялась по тревоге, и стало ясно, что надежды на восстание народных масс или хотя бы на уличные волнения - бред сивой кобылы, убитой бомбой террориста. Никто не шелохнулся. Александра даже пожалели. Народ сочинил былину, что хорошего царя-освободителя угробили плохие помещики-крепостники. Дескать, батюшка хотел в придачу к свободе еще и землицы нам поддать. "Народная воля" от такого народного безволия прямо поперхнулась. Был написан и отправлен новому царю Александру III идиотический ультиматум. Ты давай-ка прекращай преследовать инакомыслящих, даруй нам политические свободы, собирай всенародный съезд для "пересмотра существующих форм государственной и общественной жизни", а мы перестанем бомбить и направим свои химические таланты на "улучшение орудий труда". Кибальчич - химик-подрывник - так прямо и заявил на сенатском суде, что это деспотизм не дает ему заниматься мирной химизацией страны и освоением космического пространства. Сейчас бы за такие слова покарали Кибальчича институтом гэбэшной психиатрии им. Сербского. А тогда - просто повесили скоропалительно с Желябовым, Перовской и другими. От такого ужаса революционеры-теоретики отдышались только в ближнем и дальнем зарубежье. Кто в Минске, а кто в Париже. Александр III Миротворец Александр Александрович, огромный, бородатый, лысый мужичара, добродетельный отец шести детей, воцарился на крови убиенного отца и на пике новой, невиданной проблемы -- Революции. То есть, пика Революции еще не было, а пик проблемы -- был. И можно было эту проблему просчитать и решить. Если, конечно не отдаваться с таким азартом охоте и русской бане. К политической работе Александр был не готов, - его с детства тренировали в военные. Короноваться должен был его старший брат. Но брат скончался в 1865 году, Александр стал наследником престола и, казалось бы, имел время переподготовиться. Но 16 лет промелькнули незаметно, армейская закваска не испарилась, а наоборот закисла еще круче. Ибо подлинное военное "образование" необратимо удаляет из человеческого организма некие гуманитарные начала, равно как удаление аппендицита или кастрация. Даже придворный биограф и поклонник Александра С.Ю. Витте отмечал в виде комплимента царю, что он "был... ниже среднего ума, ниже средних способностей и ниже среднего образования". То есть, близок к народу в духе наступившей эпохи. Так что, мы сразу можем спрогнозировать ход 13-летнего правления Александра. Застой, переменная облачность, температура в болоте - от 28 градусов смирновской винной - до 40 градусов менделеевской московской, - самый благоприятный климат для размножения амебы, ифузории, головастиков-очкариков. Хорошо, хоть кроме размножения, пишущая и думающая часть общества пока ничего существенного не сотворила. Аналогичную активность развили и правительственные сферы. Они пребывали в сумбурном законотворчестве, привычной интриге, рассуждениях о вреде украинского языка, борьбе с пережитками феодализма в азиатских, калмыцких, сибирских и прочих украинах, улусах, провинциях. Постепенно улучшалось положение земства и дворянства, но непосредственно народу никаких пряников не доставалось. Однако, власть не проявляла и своих главных, командных свойств. Соответственно и капитализм в России стал развиваться хоть сколько-нибудь сносными темпами. За это в годовщину воцарения, 1 марта 1887 года Александру напомнили, за чей счет он правит, пытались отозвать его с должности за невыполнение требований избирателей. Шайка радикальных народовольцев, в числе которых мы узнаем Александра Ульянова (в наших книжках он, естественно, числится вождем заговора), пыталась повторить успех шестилетней давности. Сорвалось. Шлиссельбург. Виселица. Благое царствование продолжалось на радость кинематографистам, однако, длилось не очень долго, царь неожиданно умер, и глава у нас получилась какая-то куцая, бесславная. Хорошо, хоть на престол взошел молодой (26 лет), симпатичный (с припухлыми от выпивки глазами) Николай Александрович. Его правление, слава Бахусу, не даст нам скучать! Николай II Кровавый Жил был у бабушки серенький козлик. Был он совсем серенький, то есть, никаких высоких достоинств, кроме знания нескольких ненужных для русского обихода языков, за ним не числилось. Поэтому напали на козлика совсем уж серые волки. Эта хищная сволочь, не понимавшая как следует даже собственного языка, разорвала козлика и его семерых (Историк считает, что десятерых, Писец, -- что многие миллионы) козлят. И остались от козлика только рога да копыта. По ним и было произведено генетическое опознание останков... Юные девы преклонных годов справедливо обижаются на меня за эти хамские слова и кощунственные аналогии. Поверьте, друзья мои, мне и самому как-то неловко их писать. Но что-то носит пальцы по клавишам. И я уверен, что это не "пархатый талмудический ангел" дергает за десять веревочек, не черный человек в котелке, протертом золочеными рожками, подсыпает возбудительный порошок в мой бокал, и не толстый дядька с мешком золотых юбилейных долларов шуршит старым "паркером" в бумажке с моей фамилией. А сдается мне, что это оскорбленное достоинство наших безвременно погубленных соотечественников невесомым язвительным облаком струится из пор земли и перехватывает дыхание взволнованного автора. Так что, тут не до этикета. Слишком уж ответственность велика. Ну, посудите сами. Вот, повезло тебе родиться в чистой семье немецкой бабушки и русского царя. Вот, кормят тебя заморским мороженым, неведомым сельской детворе, позволяют кататься на велосипеде и щелкать фотоаппаратом. И в доме на Неве и многих других домах есть у тебя своя комната. И вот, ты подрастаешь и узнаешь, что так хорошо и сыто живут не все, что вполне так не живет вообще никто. И ты спрашиваешь прямо или сбоку, за что тебе такое удовольствие. И тебе объясняют, что ты -- будущий царь, что тебе так "свезло", как на самом деле везти не может, то есть, тебе и не повезло вовсе, а избран ты Богом. Вот откуда этот земной рай, манна небесная, фрейлины в облачных одеяниях и нектар всех задушевных сортов и градусов... Эх, Коля! - неправду рассказала тебе твоя немецкая бабушка! Наглую ложь сочинили и поднесли тебе учителя посторонних языков и наук. Ничего тебе, брат, не свезло. Наоборот, ты, как говорится, попал! Ибо возложил на тебя господь не шапочку кошачьего меха, не погоны золоченые, не голубенькую ленточку имени распятого апостола, а навалили неподъемную ответственность и заботу, впрягли тебя в арбу, которую не потянуть и крепостному быку. Хотят тебя, козленочка погубити. Ну, хотеть, может, и не хотят, но губят. И не находится рядом с тобой никого умного и честного, кто прямо сказал бы: - Эх, парень, не по тебе эта шапка. Не вытащишь ты страну, не спасешь этот безумный народ, а только сам погибнешь. И не приходят в твой розовый сон святые, хромые, мудрые, горбатые, грозные и великие русские мужики, не декламируют вслух статьи Имперской Теории. А снятся тебе глупые, распутные балерины, и мужик тебе является тоже Распутный. И нету рядом строгого учителя, который объяснил бы тебе простую арифметическую задачу об ответственности. Приходится мне, век спустя, ее объяснять в нескольких вариантах. Вариант 1. Вот, допустим, ты женился. Ну, допустим. И вдруг у тебя появляются дети. Пять. И ты, как любой нормальный человек, их любишь. И должен ты теперь их растить, кормить, поить, обувать, одевать, учить, лечить и мирить. И ты болеешь за них сердцем в прямом и переносном смысле, гнешь спину, выковыриваешь из жилистой отечественной нивы скудную копейку. И, наконец, обнаруживаешь, что жизнь твоя прошла. Слава богу! И тебе - слава, ибо ты честно выполнил свой долг, не зря положил на семейный алтарь свою грыжу и свой инфаркт. Вариант 2. Теперь, допустим, ты -- начальник, бригадир, командир вверенного тебе подразделения. Ого-го! Оказывается, при той же получке у тебя в сто раз больше забот, хлопот, нервных случайностей. Ты должен всю эту черную сотню накормить, одеть, обуть, обучить как закаляется сталь, вывести в пургу на безымянную высоту, и поголовно угробить за Родину с полным удовольствием. А потом еще успеть до собственного отпевания проследить, чтобы всем бывшим бойцам оформили бесполезные награды. За это и тебя, отец родной, запишут на общую скрижаль золотом во первых строках. Вариант 3. Строим дальше. Теперь у тебя целая территория в несколько европ, целая армия малых, роющих великий канал, и все тебя называют отцом. Ты чисто инстинктивно пытаешься их всех любить, кормить, одевать, обувать, девок им запускать в бараки из соседней зоны. Но обнаруживаешь, что не тянешь. Сердце у тебя останавливается раньше времени. Тогда ты раскладываешь эту непосильную любовь и заботу на беспечных заместителей и толстокожих исполнителей и замыкаешься в чтении классической литературы. Вот так, примерно с ротного уровня иссякает в человеке возможность реальной групповой любви и начинается пошлое массовое обслуживание. И чем больше размножается стадо спасаемых, тем страшнее, ответственнее и неблагодарнее становится личная жизнь. И если человек не сбрасывает лямку, не уходит в отставку или скит, то превращается в сторожевую овчарку, гуртует население, строит его в ряды, выбирает пастбища, повседневно и всенощно руководит шайкой подпасков. То есть, - созидает Империю. О личной жизни, мороженом, прогулках он теперь может вспоминать лишь во сне. А то, что будет у него под видом личной жизни, отдыха и досуга, -- это только эрзац, плоская вырезная картинка... При таком разъяснении нормальный ученик сразу говорит: "Фигушки!", - прощается с рыдающей матерью-царицей, принимает фамилию бывшей жены, покупает на Сухаревке поддельный паспорт и уезжает на родину бабушки играть на биллиарде. Но нормальных людей мало. А самонадеянных и самовлюбленных сереньких козликов - много. И вероятность обретения одного из них в качестве нашего государя при династическом престолонаследии очень велика! Но хуже ли это обретения Волка? Для Империи хуже. Нам -- по барабану. Николай Александрович Романов родился 6 мая (старого стиля) 1868 года. Он оказался старшим сыном в семье Александра III, когда тот был еще наследником, а не царем. Все его матери-праматери вплоть до блаженной Евдокии Лопухиной были немками, а праотцы - до Петра Великого -- продуктом этих немок. Так что, Николай на полном праве готовился стать русским царем. То есть, сам он не готовился, - ему такое и в голову не приходило, а учителя его готовили, как умели. Жизнь этого формально-последнего императора описана объемно и замечательно. Наш Историк извел ведра чернил и цистерны слез, и стала эта запечатленная жизнь бесценным материалом для многолетнего сериала, который -- я уверен! -- в ближайшем будущем поставят наши кинематографисты. Согласитесь, в обиходе дома Романовых при Николае для кино есть все -- и куча детей, озабоченных проблемами секса и социализма, и неизлечимо больной наследник, и мощная мистическая подоплека -- от проклятий царевича Алексея Петровича и сожженного протопопа Аввакума -- до благословений Серафима Саровского и Григория Распутина. Да еще - родство со всеми королевскими домами Европы, собственная бескрайняя династия. Ну, и сам Николай, конечно, - находка для экрана. Яркий набор личных пороков дополняется диким педерастическим, алкогольным окружением, политические интриги бурлят непрестанно, корабли взрываются, поезда сходят с рельс, анархисты и эсэры не дают карасю скучать. Все это - благодатный художественный фон последнего царствования. Говорят, в целом Николай человек-то был неплохой, но что нам за дело до хороших человеков? -- их у нас вон сколько угроблено! Поэтому остановимся только на свойствах царя в понятиях нашей Теории. Императором Николай был ничтожным... - Не то! Но человеком был незлым... - Тоже не то. Так чего ж мы от него хотим? - Ничего мы не хотим, нам поздно хотеть, мы созерцаем. И вот что нам видится. Николай Александрович Романов был человеком уникальным! Уникальность его состоит в удивительном раскладе личных качеств, достоинств и недостатков, политической ситуации, реальностей раннего 20-го века, кадрового состава имперской верхушки и божественного набора случайностей, грянувших в России. Был бы Николай больным, дебилом, догнивающим сифилитиком, как многие его коронованные предшественники, - это было бы полбеды. Рядом нашелся бы Годунов, Нарышкин, папа-Филарет, сестра-Соня. Они бы вывели имперский корабль на чистую воду. Был бы Николай истериком, шизофреником, садистом-милитаристом, резал бы неустанно свое окружение, - все равно в этом окружении всплывали бы новые люди; любимые женщины ласково поправляли бы потные волосы и вытирали эпилептическую пену, старая мама склоняла бы к миролюбию и покаянию. Был бы Николай самостоятельным, сильным, карьерным человеком, - гонял бы своих слуг по Империи и миру, сам бы рисковал, и сам бы выигрывал. Но Коля наш ни кем не был. Был он никем - дееспособным только с виду малым, и это мешало работать его окружению. Но и обуздать окружение он не мог. Не мог не прислушаться к совету. Не мог и принять совета. Не мог защитить сильного и смелого. Не мог укротить наглого и глупого. В итоге -- он ничего не смог, и покатился по наклонной русской горке в адский котел 20 века, на страницы сентиментальных книжек, в киношные и телевизионные ахи и охи. Перечислим скороговоркой события последнего (де-юре) царствования, однако к несчастью нашему не прикончившего де-факто кривую Российскую Империю. 1896. Коронационные торжества в Москве. Попытка раздачи праздничной халявы на Ходынском поле 18 мая. Смертельная давка алчных россиян. 1300 трупов. Несметное число калек. 1904 - 1905. Дурацкая война с Японией, которую вполне можно было избежать или повести по-другому. Страшные жертвы, гибель Первого тихоокеанского флота на месте, Второго -- на марше под Цусимой. 9 января 1905 года. Царь пугается объявленной всенародной депутации, смывается в Царское Село, люди, приведенные развязным попом Григорием Гапоном, гибнут под пулями. Далее следует год Первой русской революции и капитулянтский Манифест 17 октября о демократических свободах. Соответственно - Дума со всеми ее прелестями, Столыпин и убийство Столыпина, Распутин и убийство Распутина. И "пошел брат на брата" - "кузен" Вильгельм II - Император Германии - на нашего Николая Всероссийского. А потом все кончилось: отречение, - еще пара переворотов, - красный террор. В общем, Николай ничего не смог поделать против надвигавшейся на него, на весь дом Романовых, на всех нас смертельной Революции. О, Революция! Любовь моя... Вы думаете этот заголовок написал кровью на заборе не дорезанный кулаками юный пионер? Нет. А! Это комсомолец-доброволец спасся из горящего стратостата "Комсомольская правда" затяжным стремительным домкратом? Нет? Нет. Ну, понятно! Это седой коммунист-большевик, увернувшись от чисток без права переписки с этим светом, одолев все концлагеря - свои и чужие, промахнувшись мимо трех инфарктов, роняет сентиментальную слезу о героически загубленной юности? Нет??? Нет, государи мои, - не судьба вам угадывать с трех раз в этой книге. Это - я! Я - прилежный октябренок первоспутниковой эры; я - чистосердечный пионер, не ведавший о кулацких генах - лучшем, что есть во мне; я - скептичный комсомолец, увлеченно изучающий внешкольные произведения классиков марксизма-ленинизма с позиций критического цинизма; я - антипартийный прослоечный интеллигент и паленый провинциальный диссидент оруэлловского 1984 года, я пою эту нерифмованную песнь великой моей Революции!.. Ошалели? Объясняю. Слово Революция - одно из нескольких священных созвучий, встретивших меня на пороге старого коричневого дома на Турбинной в первом моем году. Было совсем немного четко определенных хороших и плохих понятий, за которые или против которых можно было и хотелось отдать жизнь. Вот этот короткий словарик юного идиота-натуралиста в редакции 1957-1958 г.г. (в порядке убывания значимости): Хорошие понятия: Революция, Ленин, Сталин, Партия, Комсомол, Мир, Коммунизм, Красный галстук, Горн, Барабан, и над всем этим - Красное Знамя и Красная Звезда. Плохие понятия: Фашист, Гитлер, немец, "немецкий крест" (свастика), шпион, американец, атомная бомба, капиталист, фабрикант, помещик, царь, белогвардеец, кулак, Эсэр, меньшевик, кадет, Бог, церковь, библия, поп... Это то, что вспомнилось навскидку, а значит - отсеяно временем, выдержанно, коньячно-верно. Спорить с этой системой понятий не приходилось - свои же дворовые пацаны тут же набили бы морду - в перерыве между сеансами "Огненных верст" и "Школы мужества". Потом наступили смутные времена. Мы научились читать... Шок - это слабо сказаноСудите сами. Вот - Пушкин, - это не Ленин, конечно, но в первую сотню резвых явно входит. Мюнхаузен, хоть и барон, но социально близкий, брехливый такой же, как и все мы. И вдруг, как ядром по лбу: Пушкин - помещик! Мюнхаузен - немец! Меньшевики - члены родной нашей РСДРП! Троцкий и Бухарин, Каменев и Зиновьев - личные друзья Ленина! Голова кругом идет. Тут же и Сталин оборачивается каким-то хреном непечатным, скидывают его с постамента возле клуба, цитаты вождя скоблят со стеклянных досок на квадратной кирпичной башне с электрическими часами. И время пошло, поехало, и постепенно, за годы развеялось без следа. Словарик наш полинял, но слово Революция продержалось в хит-параде класса до восьмого. Потом стало понятно, что кровь пускать - свинство. Увы, свинство необходимое. Необходимость кровавая сворачивалась еще лет пять... Но вернемся к первой любви. Слово Революция оказалось таким живучим, потому что плавно меняло свой смысл, оставаясь позитивным, как любовь. Сначала приятно дергать за косичку, в конце - щекочет воображаемое разрывное ощущение. А ведь, и правда, как здорово разнести в дым и хлам всю сволочь, которая честно драться не хочет, спорить опасается, кляузничает, жрет бесконечно, считает тебя за грязь. И пусть, сначала это царь, помещики и капиталисты, а в конце - коммунисты толстые и комсомольцы сытые, - пироксилин действует одинаково. Важно только подгадать момент, когда бронированная карета с трехлучевой фашистской звездой обогнет храм Спаса-на-Крови, мягко высвободить руку милой подруги, снять куммулятивный "букет" с предохранителя и, когда товарищ генеральный секретарь правящей нашей "семьи" снисходительно улыбнется на твою гоголевскую шинельку, выпалить в ненавистную рожу через тонированное стекло! И будь, что будет... Так думали и чувствовали наши университетские и химико-технологические ребята, робко стучась в питерскую конспиративную квартирку под крышей на стыке двух прошлых веков. А там уж радушный хозяин Евно Фишелевич (в подполье - Евгений Филиппович) поит нас чайком, ласково улыбается сквозь пенсне: "В террор хотите, милостивые государи? Ну-ну...". Слава Богу, наконец-то - нормальный человек! А что "нормальный" по совместительству служит в органах, и попиваем мы фактически не чаек, а сучье молочко, это понимается намного позже, после осуществления мечты, когда вверенные нам сатрапы благополучно расчленены пироксилином, а во дворе Шлиссельбургской, имени царя Ивана Антоновича крепости повизгивает веревка, засмыкивающая мертвую петлю... Революционный террор бушевал против царской власти несколько первых лет 20 века. Партия социалистов-революционеров (ПСР) - единственная воистину революционная, "переворотная" партия - не давала покоя правительству, грозила добраться до каждого казенного начальника, будоражила умы. На этот железный поток решительных людей наслаивались сторонники "общей работы", уголовники, любители выпить и побузить, широченные массы не желающих служить в армии, работать с низкой рентабельностью, - когда после водки ничего не остается на хлеб. Так формировалась "революционная ситуация". Но каким ты романтиком ни будь, а приходится признать, что создавали эту ситуацию не лысеющие поверенные в швейцарских кафе, не бундовцы, по-шагаловски порхающие над Витебском и Минском, ни даже наши эсэры отчаянные - Гоцы, Гершуни, Брешко-Брешковские и Швейцеры. Создавала ее развратная царская фамилия, - полным непониманием своей бренности, обыкновенности в разрезе винтовочного прицела, неприятием ответственности за всех и вся в этой стране. Ситуация очень походила на последние предтатарские годы, на бессильные дни Годунова, на безголовую толкотню при крымских, немецких, французских угрозах. - А народ? Он же созрел для пролетарских битв?! - Да. Он у нас всегда дозревший. Его в любую битву окунуть - как двумя пальцами перекреститься - грешно, но легко. Вот в таком интересном положении и обнаруживаем мы Россию в начале нового века. И царя нашего, Николая Александровича на ней и под нею. XX Век начинается Отсель, дорогие читатели, мы сменим научный метод. Не будем больше измерять Историю в царях. Слишком быстро понеслось время, и царская жизнь, - она всего одна-то и осталась, - будет тормозить наш бег. К тому же, события последнего века так многообразно описаны, так разрисованы на холстах и телеэкранах, столько раз топтаны в театральных очередях, что нового о них сообщить почти нечего. Теперь нам с вами остается только проскользить прощальным взглядом по делам отцов и дедов - реальных, а не иносказательных, - и подбить итоги. Впрочем, скользить мы будем не равнодушно, а проверяя разработанную нами за минувшие 10 веков Имперскую Теорию. 20-й век очень наглядно ее иллюстрирует. Так что, синтез окончен. Займемся анализом, - достойно ли нынче мы почиваем на лаврах, все ли предусмотрели на будущее? Начнем. Первой остановкой в 20-м веке будет у нас Первая Русская Революция 1905 года. То есть, надо нам обозреть ее окрестности - с начала века и до 1907 года, когда революционный дым превратился в обычный российский пар. Самой интересной достопримечательностью этого полустанка, как мы уже заметили, является террор. Определимся: терроры известны разные. Первую разновидность - государственную - привез, как вы помните, в нашу кунсткамеру из Европы Император Петр. Он испытал новинку на стрельцах. Аналогичными опытами занимались и до него. Иван Грозный тут был просто виртуозом, но, как и многие другие российские естествоиспытатели, запатентовать действенное название на свое имя не удосужился. Государственный террор иван-петровского образца осуществляется законной властью по отношению к нерадивой и подозрительной части национальной элиты или народа вообще. Это террор сверху вниз. Второй по звучности тип террора - террор Великой французской Революции. Он происходил во Франции примерно тогда, когда мы в России для достижения трона охотнее использовали дворцовый переворот. Французский террор поныне вызывает икоту и устричную отрыжку у сытых мира сего. Этот тип террора свершается на переломе общественных формаций, посреди гражданской войны. Он имеет четкую межпартийную направленность: режут конкурентов и примкнувших к ним обывателей. Это - террор направо и налево. Далее следует наш, эсэровский террор - против царя и его окружения, потом чуть-чуть - против бывших красных товарищей, кинувших эсэров на революционном скачке. Это - террор "униженных и оскорбленных", оттертых от власти. Террор снизу вверх. Потом Красный террор - против эсэров и всех прочих, нечаянно уцелевших. Мы с вами можем легко классифицировать Красный террор на основании вышеназванных типов. Это - террор комплексный. Он срабатывает сверху вниз, поскольку красные наши уже у власти. Но он бьет и вбок, так как борьба за власть еще не окончена. Он добивает и снизу вверх, подчищает тех, кто выше по интеллекту, экономическим возможностям, наследственному праву, историческим заслугам. Еще существует легенда о Белом терроре. Но это, скорее, - литературный оборот, типа "женщина в белом", "белой акации цветы иммиграции" и т.п. Белый террор - обычные эксцессы военного времени. Переучет окончен. Про эсэровский террор мы уже начали рассказывать в позапрошлой главе. Далее последовала такая развеселая хроника: 15 июля 1904 года член Боевой организации С.Р. Егор Сазонов в Петербурге взрывает бомбой министра внутренних дел В.К.фон Плеве. Количество попыток, предшествующих "успеху", в наше повествование не вмещается. Сазонов, паче чаянья, оказывается не на виселице, а на каторге. Потом ему еще и срок скостят. Это убийство "очень нужно было России". В воскресенье 9 января 1905 года священник Григорий Гапон привел народ крестным ходом к царскому дворцу. Людям хотелось пообщаться с государем, доложить ему, что да как, попросить послаблений в быту и на производстве. Провокация Гапона была личной, охранка его еще не успела завербовать. Нахрапистость, вождизм Гапона были безмерны и безоглядны, ему хотелось вести массы любой ценой.Тут бы людям насторожиться: когда это церковь возглавляла протест? Но поп Гапон был таким громогласным оратором, так умело строил пустые по сути фразы, что даже прожженные эмигрантские кружки застывали в оцепенении после его муссолиниевских эскапад. Где уж простым людям сомневаться, - поверили! Поверивших собралось до 140000 - как на Куликовскую битву! Войско православное встретило ходоков жестким огнем. Косили всех подряд, без разбора пола и возраста. Было убито свыше 1000 человек. Еще 2000 - ранено. Пусть треть из них просто затоптала толпа, и то выходит, что 2000 пуль попали в цель. Впрочем, промахнуться по такой большой цели было трудно. Но не только в отместку за это, а по текущему плану революционной борьбы, утвержденному ЦК ПСР, 4 февраля 1905 года в Москве милый, восторженный мальчик Иван Каляев по кличке "Поэт" рвет на части московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича, дядьку царя. Тут и вовсе произошла трогательная история. Великий князь был закоренело-голубым. Его жена красавица-немка Элла (Елизавета Федоровна) по этой наивной причине "не могла иметь детей". Сами понимаете, что могла бы, если б захотела, но не от великого князя, а от кого-нибудь левого. Например, от левого эсэра-боевика Ваньки Каляева. Но дама эта была самых честных правил, поэтому дружное семейство приютило двух племянников, Машу и Диму, - последний, великий князь Дмитрий Павлович, еще встретится нам на дороге террора, когда подрастет. В первый раз Каляев перехватил карету губернатора по пути от Никольских ворот Кремля к Большому театру, но в карете с князем Сергеем сидела Елизавета и дети. Каляев опустил руку с бомбой, - пожалел! Потом выследил князя на выезде из Кремля и разнес в щепки. Его так и взяли - всего утыканного щепками. Елизавета Федоровна навестила Ивана в тюрьме. "Мы смотрели друг на друга с некоторым мистическим чувством, как двое смертных, которые остались в живых...", - писал из тюрьмы Каляев. Княгиня дала ему для облегчения иконку, обещала молиться. Она будто бы даже просила о смягчении участи Каляева, но тут все изгадила пресса. Стервятникам удалось выхватить и опубликовать искаженные обрывки диалога княгини и зэка. Каляева в газетах выставили полным подонком, он распсиховался, изругал княгиню в письмах и на процессе. В итоге получил вышку. Елизавета впоследствии стала у нас святой: она вела подвижническую жизнь, занималась благотворительностью, была сестрой милосердия в войну. Соответственно и благодарность народную заслужила. В 1918 году народ сбросил ее живьем в шурф сибирской шахты вместе с другими второстепенными членами царской семьи. Это произошло в одни дни с расстрелом царя, - красные добивали Романовых по всем двоюродным линиям. На дне шахты изломанная Елизавета последними своими движениями поправляла кровавые волосы на голове племянника... Тут я хочу привести кусок речи Каляева на процессе. Эта речь очень многое дает для понимания психологии террора. Нам это понимание очень важно ныне, как присно, так, теперь уж, - и во веки веков. "...Я не подсудимый перед вами. Я - ваш пленник. Мы - две воюющие стороны. Вы... - наемные слуги капитала и насилия. Я - один из народных мстителей, социалист и революционер. Нас разделяют горы трупов, сотни тысяч разбитых человеческих существований и целое море крови и слез, разлившихся по всей стране потоками ужаса и возмущения...". И далее, в том же духе, совершенно искренне Иван проповедовал революционный джихад, идеи антиглобализма в отдельно взятой стране, демонстрировал несгибаемую жертвенность, пророчил, что ему на смену придут толпы камикадзе и т.д. и т.п. - мы все это теперь наблюдаем ежечасно. Но не поняли Ивана царские сатрапы. И правители России Советской не приняли речь героя на свой счет. И теоретики всего мира не осмыслили с позиций абстрактного гуманизма этих великих слов. Не сделали на будущее своевременных и насущных выводов. И подвели нас к нынешней последней черте, которая совсем уж разделила народ как таковой - в мировом масштабе, и правительство как абстракцию - в денежном выражении. Ну, хорошо. То есть, плохо. Потому что Ивану выписали смерть. Во втором часу ночи с 10 на 11 мая 1905 года во дворе Шлиссельбурга палач, сменивший отстраненного священника, толкнул ногой табуретку... Боевики С.Р. разбежались по стране и спланировали тройное убийство гадов. Хотелось укокошить трижды виноватого генерала Дмитрия Федоровича Трепова (он провинился тем, что: а) был сыном клиента Веры Засулич Ф.Ф. Трепова; б) почти до Кровавого Воскресенья занимал должность московского обер-полицмейстера; и в) - со вторника 11.01.1905 стал питерским градоначальником - продолжил дело незабвенного папаши). В очереди также стояли великий князь Владимир Александрович и киевский губернатор Клейгельс. Но связь между группами террористов была плохая, процесс рассинхронизировался, пошел вразнобой. При зарядке бомб "на Владимира" взорвался Максимилиан Швейцер - руководитель питерской ячейки боевиков. Взрыв вещества пироксилиновой группы - "магнезиального динамита" на "гремучем студне" - высадил окна и боковые стены номера гостиницы "Бристоль", смел ограду Исакиевского собора на другой стороне улицы. Резонанс этого взрыва на фоне подвига Каляева был столь силен, что охранка проснулась, подстегнула своих агентов в партии Азефа и Татарова, перехватала массу подозрительных и сбила, в общем-то, эту волну террора. Несколько революционеров разъехалось по сибирским выселкам, смертных приговоров не было, а группу из 15 не самых последних бомбистов отпустили и вовсе - по амнистии 17 октября. Боевая организация была разгромлена. При деле остались только провокатор Евно Фишелевич Азеф, его зам. Борис Савинков, фанатичка Дора Бриллиант, супруги Зильберберг, Мишель Лурье, Маня Школьник да Арон Шпайзман. Такой одесской компанией решено было добивать намеченных врагов народа. Но дело не пошло, кто-то струсил, кому-то помешали обстоятельства. Революция, тем не менее, продолжалась. По всей стране шли перемежающиеся забастовки. В середине июня в Одессе взбунтовался экипаж броненосца "Князь Потемкин Таврический". Были убиты несколько офицеров, корабль увели в Румынию, - больше некуда было бежать. В Севастополе отставной морской лейтенант П.П. Шмидт провозгласил себя главнокомандующим революционным флотом и возбудил команду крейсера "Очаков". Толку от этих корсарских историй было мало. Шмидта расстреляли, моряки-потемкинцы рассеялись по загранице и революционной России. Всего-то и осталось: фильм Эйзенштейна да глава в "Золотом Теленке". Осенью, в начале октября произошла всероссийская политическая стачка. В ней по советским подсчетам участвовало до 3 млн. человек. Теперь люди требовали не хлеба и цыганских романсов, а политических свобод, - чтобы на 1 мая можно было спокойно прогуляться с детьми под красными знаменами. Отчего же нет? Пожалуйста. И грянула Конституция!.. Здесь возник момент истины. Таковые моменты регулярно возникают в нашей истории. Несколько штук наблюдали и мы с вами. Истина состоит в ответе на наш вопрос: "Ну, а дальше-то что?". Русское правительство поступило разумно, спросив это у народа и даруя ему Конституцию. Давно пора было разрешить нам ношение бантиков. Оказалось, Конституция - это не больно, зато революционным бунтарям крыть стало нечем. За что боролись, то и поимели. 17 октября 1905 года царь подписал Манифест о демократических свободах. Стало позволительно создавать лояльные партии, выпускать газеты, устраивать мирные шествия. На весну 1906 года был намечен созыв 1-й Государственной Думы. Массовые одобренческие демонстрации немедленно прокатились по стране. Люди в них шли те же, но знамена были другие - патриотические трехцветные. Ну, а дальше-то что? А дальше - работать нужно, как и прежде. Свободе слова это не мешает. Хоть в доску изматерись, таская тяжести! То есть, народ ничего реального не приобрел. А партийцы и вовсе остались в дураках. Ни постов тебе, ни денег. Ужас! Партии - и СР, и СД (социал-демократы) - погрязли в дебатах: идти ли в Думу? Там хоть какие, но кресла! В декабре 1905 года радикалы из московских партъячеек спровоцировали вооруженное выступление. Вооруженность взялась вот откуда. Пока эсэры честно жертвовали собственными жизнями, соц-демократы - будущие большевики и меньшевики - накапливали оружие на потом и формировали боевые дружины. Проводились тренировочные стрельбы в лесу по типу игры "Зарница". В крупных городах образовалась тоненькая социальная прослойка. Назовем ее "Человек с ружьем". Ружье пока надежно пряталось в подвалах и сараях, но по закону драмы должно было выстрелить. Стрелять начали по декабрьскому снежку. Не в отдельных одиозных представителей власти, а во власть вообще - в полицейских, офицеров, солдат. Как если бы сейчас начали косить гаишников и генштабистов. Всего в вооруженном противостоянии за время "боев" участвовало несколько сотен красных дружинников. Они то разбегались и прятались, то вновь выходили на линию огня. "Днем он пасет баранов, ночью он - муджахед". Кое-где были навалены баррикады. Установилось позиционное равновесие с местными войсками. Но тут из Питера нагрянул гвардейский Семеновский полк. Остановить его не удалось. Эсэры не успели с подрывом железнодорожного пути, а уверения СД об "агитированности" гвардейцев оказались бредом. Восстание рассосалось мгновенно. Прошла беспокойная зима. Эсэрам за борьбу и вклад в победу демократии ничего не светило - ни министерства, ни председательства в комитетах, и они остались при своем мнении: рвать! Но рвать только до созыва Думы! - вот такая интеллигентская блажь. 23 апреля 1906 года в Москве на Тверской площади боевик Борис Вноровский встретил карету генерал-губернатора вице-адмирала Ф.В. Дубасова и разорвал ее "фунтовой конфетной коробкой". Вноровский стоял на панели напротив губернаторского дворца, там, где сейчас восседает на кастрированном коне Юрий Долгорукий, и ждал Дубасова снизу по Тверской - от Кремля. Но Дубасов заехал задворками, вывернул из Чернышевского переулка, слева от дворца. Он мог и вовсе не выезжать на Тверскую, а зайти в дом через боковой ход. Но вот же вынесло его! Он проехал парадное, направляясь куда-то выше по Тверской. Тут на него налетел Вноровский. Из-за особенностей тогдашней динамитной техники произошла накладка. Бомбу, чтобы она взорвалась, нужно с силой бить обо что-то твердое. Каляев, например швырял свой пакет с 4 шагов под карету князя Сергея, и карета частично прикрыла его от взрыва. А Вноровский свою коробку (не в один, а в шесть фунтов, т.е. в 2,5 кг.) бросал двумя руками. И не из-за головы, как мяч из аута, а с вытянутых вверх рук и почти себе под ноги. Бомба грохнулась под днищем открытой коляски, но не под адмиралом, а под адъютантом, гвардейским корнетом графом Коновницыным. Коляску разорвало на части. Адъютанта тоже. А Дубасова только вышвырнуло, да мелко посекло жестяными осколками. Сам Вноровский лишился головы. Ему снесло верхнюю половину черепа... Смута продолжалась, но Думу учредили, несмотря ни на что! И набралось туда всякой твари по паре, и поплыл это ковчег, качаясь с правого борта на левый и обратно. Возникла партия Октябристов - сторонников конституционной монархии, кадеты оформились (не в смысле детских военных заведений, а - К.Д. - "конституционные демократы"). Монархисты важно воссели проправительственным медведем. Вообще, при рассмотрении состава Думы обнаруживается много узнаваемых ликов. Пестрый ее расклад как тогда отображал все извилины общественной мысли, так и сейчас отображает. Ничего не изменилось. Ни в ликах, ни в извилинах... Террор оставался актуальным, - было ясно, что правящая верхушка