Джулиан Мэй. Вторжение (Галактическое Содружество-0) Julian May INTERVENTION Перевод с английского И. Заславской OCR: de-Bill Фантастическая эпопея известной американской писательницы включает в себя две объемные саги. Действие первой происходит шесть миллионов лет назад в эпоху плиоцена, события второй развиваются в недалеком будущем. Роман "Вторжение" выступает связующим звеном между ними и посвящен истории приобщения Земли к межзвездной цивилизации. В книге рассказывается о мире, где человеческий ум становится оружием, и о двух братьях, наделенных сверхъестественными силами: один -- вестник мира на Земле, другой -- посланец дьявола... © 1987 by Julian May © АРМАДА, 1995 ПОСВЯЩАЕТСЯ РОБИ МАКОЛИ Эволюция отвергает закон больших чисел и руководствуется принципами элитарности. Эрих Янч. Самоорганизующаяся вселенная В незыблемой точке мировращенья. Ни плоть, ни бесплотность. Ни вперед, ни назад. В незыблемой точке есть ритм. Но ни покой, ни движенье. Там и не равновесье, Где сходятся прошлое с будущим. И не движенье -- ни вперед, Ни назад, ни вверх, ни вниз. Только в этой незыблемой точке Ритм и возможен, и в ней -- только ритм. Т. С. Элиот. Бернт Нортон [Перевод С. Степанова.] ПРОЛОГ Хановер, Нью-Гемпшир, Земля 17 февраля 2113 года Пресловутая февральская оттепель не поспела к двести третьему Дартмутскому карнавалу, и на термометре было около минус десяти по Цельсию, когда дядюшка Роги Ремилард вышел из таверны Питера Кристиана в метельную праздничную ночь. Индюшачий суп с яблоками, омлет с вермонтским чеддером и, естественно, обильные возлияния воспламенили кровь, и он поклялся, что умрет, но не даст Фамильному Призраку испортить ему удовольствие от фейерверка. Пусть только попробует высунуться в такой толпе! Северо-восточный ветер подметал ступеньки таверны и гнал снег вдоль запруженной Мэн-стрит. Роги протиснулся сквозь толпу у входа и, подстегнутый вихревым потоком, туго обмотал вокруг шеи красный вязаный шарф, даже натянул его на голову. Густые с проседью волосы торчали из-под красной шерсти, точно ужасающе лохматый парик. Роги был высок, худощав, слегка сутулился. Моложавое лицо уродовали набрякшие под глазами мешки и приплюснутый нос, на кончике которого висела капля. Чопорные Ремиларды вечно пристают к дядюшке, умоляя его привести себя в божеский вид. Семейный имидж? Ca ne chis pas [Без этого не обойтись (франц.).]. Он пугливо озирался, все не решаясь выйти из-под навеса. Решетки для задержания снега убрали с мостовых и тротуаров, чтобы воссоздать атмосферу старого Хановера. Шестерка лошадей протащила по всей нижней части города тяжелый каток, разбивший самые большие сугробы и расчистивший фермерским фургонам, студентам-бражникам и пыхтящим авто с цепными покрышками путь к Грин-колледжу, где должно состояться пиротехническое шоу. На улицах ни одной современной машины. И впрямь можно подумать, что на дворе конец двадцатого века, если б не туристы-гуманоиды, съехавшиеся со всех концов Галактического Содружества. Все как следует укутаны от пронизывающих земных ветров, и только маленькие выносливые полтроянцы резвятся в своих одеяниях на рыбьем меху, напялив поверх них сувенирные пуловеры размера на три больше. Слезящимися глазами Роги всматривался в темноту, и не помышляя прибегать к экстрасенсорике. Чертов Призрак слишком хорошо замаскирован, чтобы его можно было уловить умственным зрением -- во всяком случае, эта задача не для такого паршивого ясновидца, как ты. Может, он плюнул на все и убрался восвояси? Как же, дожидайся... Тридцать лет не беспокоил, а тут на тебе -- явился в книжную лавку перед самым закрытием! Роги сразу выбежал на улицу, и он следовал за ним по пятам до самой таверны Питера Кристиана. -- Ну что, ты ещЕ здесь, mon fantфme? [Мой призрак (франц.).] -- пробормотал Роги, кутаясь в шарф. -- Не озяб, на ветру-то дожидаючись? Чепуха! Он вполне мог погреться в переполненном баре, среди испарений глинтвейна и пряного рома. Будь тут целый хоровод призраков -- никто и не ворохнется. На площади перед таверной заклубился туман, и в одном месте поземка вдруг улеглась. Bon sang! [Молодец! (франц.)] Терпеливый, черт! Мысленно Роги обратился к нему: Привет тебе, дружище. Черт побери, ну почему бы тебе не напялить какую-нибудь психокреативную личину и не поужинать со мной по-людски? Не мне вас, лилмиков, учить. Нынче у Питера Кристиана полным-полно стажеров-оперантов, отозвался Призрак. Есть даже два-три Великих Магистра. А старики, когда выпьют, становятся непредсказуемо проницательны. Тебя это не устраивает? -- съязвил Роги, стараясь не выказывать смятения. Еще бы, попадись ты на глаза одному из наших ясновидцев, после позору не оберешься! Ну так, я пошел смотреть фейерверк. Не желаешь? Бесплотное существо придвинулось ближе, испуская сдержанные принудительные импульсы. Ему ничего не стоит навязать Роги свою волю, но он добивается добровольного сотрудничества. Вот ублюдок! Наверняка явился с какой-то новой дьявольской затеей. Голос Призрака звучал все настойчивее: Нам надо поговорить. -- Между шутихами? -- буркнул Роги. -- Тебя никто сюда не приглашал. Я целый год ждал этого фейерверка, чего ради я должен отказываться от удовольствия? Он повернулся к Призраку спиной и замешался в толпе. Ничто его не сдерживало -- ни физически, ни морально, однако он чувствовал, что бесплотное существо следует за ним по пятам. Колокола на башне библиотеки ударили десять раз. Перед зданием отеля "Хановер-Инн" духовой оркестр играл "Гряди, Елеазар!". Старые вязы, клены и рожковые деревья вокруг заснеженной площади украшены гирляндами разноцветных лампочек, бросающих отблески на собравшуюся толпу и на ряды вылепленных из снега фигур перед конференц-залом колледжа. В честь столетней годовщины Великого Вторжения они изображают карикатурную тематику Содружества. Вот летающее блюдце, откуда спускается команда симбиари; у каждого в лапе ведро замороженной зеленой слизи. А вот зловещий крондак вытягивает щупальца, чтобы выхватить сосульку у смеющегося ребенка. Рядом обитатели планеты Гии в своих любимых позах камасутры. Сигма-Капа представлена Белоснежкой и Семью полтроянцами. В самом центре торжественно возвышается огромного роста гуманоид верхом на коне, вернее, на отдаленном его подобии. Эта снежная скульптура достигает в высоту восьми метров. Надо же, как похож на Кугала, заметил Призрак, только вот иноходец подкачал. -- Руководители экскурсионного клуба просили его возглавить лыжный пробег по пересеченной местности, -- сообщил Роги. -- Но Клу не позволила. Говорит, порочный спорт... Ну ладно, хватит мне голову морочить. Думаешь, я не знаю, что ты явился не ради зимнего карнавала. -- Он пошарил в карманах видавшего виды шерстяного пальто и достал флягу с водкой. По близлежащим улицам прокатились многоголосый рев и аплодисменты. Первая шутиха повисла в воздухе куполом розовых, серебристых и голубых звезд. Прячась от ветра, Роги отодвинулся в тень гигантского вяза и вытянул перед собой флягу. -- Согреться не желаешь? Никто не заметил, как сосуд выплыл из его руки, покачался в воздухе и вернулся обратно. Забористая штука, оценил Фамильный Призрак. -- Да что может в этом понимать чужак с Лилмика? Твое здоровье! -- Он сделал три больших глотка. Все так же ищешь утешения в бутылке, а не в Единстве? -- Тебе-то что? -- Старик опять присосался к горлышку. О твоем благе пекусь. -- Слыхали! Не иначе, я должен перелопатить очередную кучу дерьма. -- Глотнув ещЕ раз, он завинтил флягу и спрятал в карман. На лице, поднятом кверху, к распустившимся над черными ветвями огненным цветам, застыла злобная насмешка. -- Давай начистоту. Кто ты такой, можно узнать? Живое существо или просто отражение моего "я"? Призрак вздохнул: Опять за старое? -- Не я к тебе пришел, а ты ко мне. Не бойся меня, Роги. Кому, как не мне, знать, что ты пережил трудные времена! -- Вот уж это ты прав! Ну и удовлетвори мое любопытство, что тебе стоит? Успокой мне душу хоть немного, прежде чем опять начнешь еЕ бередить! Напяль какое-никакое астральное тело и покажись! Не могу. Роги фыркнул. Затем вытащил из кармана цветастый платок и звучно высморкался. -- Оно и понятно. Ведь ты ненастоящий лилмик и ненастоящее привидение. Мгновенно остывающие на ветру слезы затуманили мельканье фиолетовых и оранжевых комет, что подобно ведьмам гонялись друг за другом по небу, размахивая огненными волосами. Я -- лилмик, возразил Призрак. И ты прекрасно это знаешь. Мне поручено опекать семейство Ремилардов. Но это будет последнее задание. Тревога ледяной рукой сжала сердце дядюшки Роги. -- Черт! Я так и знал! Еще три чудовищные воздушные бомбы взорвались круговращением золотых спиц. Фейерверк взмыл ввысь и обрушился дождем на голые остовы деревьев, щелкая и свистя, точно стая обезумевших птиц. Публика ликовала. Духовой оркестр заиграл громче. Подвыпившие студенты-метапсихологи во все горло распевали старый гимн Дартмутского колледжа: Елеазар и Главный Босс в тоске и после пьянки Решили колледж основать для гениальных янки. Елеазар деканом стал и по закону Ома В учебный план он записал пятьсот галлонов рома! -- Всю жизнь! -- стонал Роги. -- Всю жизнь ты меня преследуешь, чертово семя! Но за что, за что? Я тихий, безобидный человек, торгую себе книгами, никого не трогаю! Большого ума Бог не дал, метафункции доброго слова не стоят, честное слово, я не создан для того, чтобы потрясать мир! Знаешь, как говорят: в семье не без урода! Ну чего ты ко мне прицепился?! И тормошит, и толкает куда-то вопреки здравому смыслу! Пойми ты, не хочу я рисковать ради твоих экзотических планов! Пусть другие двигают человечество вперед, а я пас... Впрочем, не исключено, что все это игра воображения. Теперь в темном небе носились какие-то белые и зеленые помпоны. Ветер усилился -- уже не поземка, а настоящая метель. Призрак терпеливо, как ребенку, внушал ему: Ты и твоя семья и есть тот ключ, которым племя людей открыло себе дверь в Содружество. Однако ввиду социально-психологической незрелости землян процесс ассимиляции требует участия ментора-гуманоида. А Ремиларды... им на роду написано преодолевать всяческие испытания. -- Постыдился бы брать на себя роль Господа Бога! -- Дядюшка Роги всхлипнул, снова достал фляжку и залпом осушил еЕ. -- Никому и в голову не придет, что я твой прихвостень. Галактический фискал! Положим, тебе необходимо дергать за ниточки всех моих родственников. Но ведь ты, baton merdeux [Кусок дерьма (франц.).], мог бы и сам этим заняться, без меня! Твоя семья никогда бы не приняла прямых рекомендаций от гуманоидов, особенно до Вторжения. Поневоле пришлось действовать через тебя. Уж извини, но ты наша палочка-выручалочка, при твоей-то живучести. Каскад белого огня осветил строгие георгианские контуры библиотеки. Психокинетики из числа зрителей ловили на лету падающие звезды и превращали их в греческие буквы и прочие эмблемы студенческого братства. Хрустальная пыль снежной круговерти постепенно смешивалась с тяжелыми пушистыми хлопьями. Глаза Роги опять увлажнились. -- Да, я живуч. Это моя сто шестидесятая зима... А вот бедняга Дени не дожил до Единства. И Поль не дожил, и несчастная Тереза... И Джек! Мой малютка Жан... Вы почитаете его святым, а ему-то уже все равно. Вы могли предотвратить их смерть и миллионы других смертей! Могли бы найти какой-то способ остановить Марка. Если уж на то пошло, и меня могли бы использовать по-человечески! А вы, бессердечные чудовища, не пресекли Мятеж в зародыше, пока не дошло до смертоубийства... Случилось то, что должно было случиться, проронил Призрак. И ты, Рогатьен Ремилард, не можешь отрицать, что великая трагедия пошла на благо людям... -- Но только не Марку! Только не этому дьяволу! Ну почему, почему он должен был так кончить, мой мальчик! Он любил меня больше, чем собственного отца, почти так же, как малютку Жана. Можно сказать, вырос у меня в книжной лавке. Помню, взял новенький экземпляр "Путешествия к Луне!" Отто Вилли Гейла и зачитал до дыр. Знаю, сказал Призрак. Я наблюдал за ним. -- Вот именно! Сложа свои несуществующие руки, наблюдал, как умнейший, талантливейший человек становится первым убийцей в мировой истории! Он мог бы сделать столько добра, если б ты его направил, вместо того чтоб цепляться к старому пердуну Роги! Фейерверк достиг своего апогея. Огромные пунцовые лучи полыхнули с четырех сторон полигона, спрятанного за деревьями, и сомкнулись над толпой. В центре этого пламени засияла большая белая звезда. Потом, задрожав, она раскололась надвое, и уже две звезды пошли вращаться по одной оси, вычерчивая во тьме замысловатые фигуры. Звезды расщеплялись, дробились и, точно лазерным прожектором, чертили причудливые узоры, пока весь небосвод не превратился в сверкающую мандалу [Мандала -- изображение квадрата в круге с симметрично расположенными символами древних божеств. Используется индуистами и буддистами как вспомогательное средство при медитации. В терминологии К. Юнга попытка личности обрести внутреннюю целостность.] -- магическую решетку, составленную из вертящихся колес, символ вечно изменчивого движения. На короткий миг огненное кружево застыло, словно оледенев, потом рассыпалось гигантским серебряным созвездием (каждый слиток тем не менее сохранял первоначальную форму). У восторженно замершей толпы вырвался дружный вздох, и крошечные алмазные светила одно за другим начали угасать. Представление окончилось. Дядюшка Роги зябко повел плечами, кутаясь в шарф. Публика разбредалась, торопясь укрыться от холода. Оркестранты удалились в теплый приют "Хановер-Инн", дабы выпить за здоровье Елеазара Уилока и других достойных граждан Дартмута. Звенели бубенцы под дугой, ревел ветер в верхушках сосен, свежий снег пеленой укрывал плечи всадника тану, высящегося перед зданием колледжа. -- В общем, так, -- заявил Роги, -- не стану я больше тебе помогать! -- И двинулся прочь по улице Уилока наперерез "фордам", полосатым "ски-ду" и модели почтового дилижанса 1820 года, перевозящего группу шумных полтроянцев. Невидимка неотступно следовал за ним. Сегодня сто лет со дня Вторжения, заметил он. Две тысячи сто тринадцатый год -- памятная веха многих событий. -- Et alors? [Ну и что? (франц.)] -- огрызнулся Роги, огибая отель и направляясь к Мэн-стрит. Ты должен выполнить последнее задание, настаивал Призрак. Обещаю на этом прекратить свои визиты... если потом ты сам не передумаешь. -- Так я тебе и поверил! Букинист резко остановился на тротуаре. Мимо сновали прохожие, наполняя эфир телепатическим вздором. Студенты и туристы не замечали его, и он перестал прислушиваться к их разговорам, сосредоточившись на созерцании своего невидимого собеседника. Но, как всегда, ничего рассмотреть не удалось. От ветра и отчаяния на глаза вновь навернулись слезы. Он обратился к Призраку на скрытом канале: Тридцать лет, черт побери! Тридцать лет я жил себе спокойно, и нате вам, все сызнова! Видимо, теперь тебе понадобились Хаген и Клу. Не выйдет! Я не позволю оболванить этих желторотых, пускай хоть весь Лилмик слетится ко мне в лавку! Вы ещЕ не знаете, как упрямы бывают земляне, особенно старые франки. К дьяволу тебя и твое последнее задание, et va tefairefoutre! [И пошел ты в...! (франц.)] Призрак рассмеялся. Этот смех был совсем не похож на его обыкновенную бесстрастную доброжелательность -- такой теплый, почти человеческий, что даже страх и враждебность дядюшки Роги немного отступили. Его вдруг охватило странное ощущение de jвvu [Чего-то знакомого (франц.).]. Он и сам не заметил, как очутился прямо напротив "Красноречивых страниц" -- так называлась его книжная лавка. Здесь, вдали от корпусов колледжа и питейных заведений, улицы были почти пусты. Исторический дом с обшитыми белой вагонкой верхними этажами расплывался в сгущающейся метели, и лишь одно окно, выходящее на северную сторону, светилось -- гостиная его квартиры на третьем этаже. Он поспешно взошел на крыльцо, сдернул перчатку и нащупал в кармане связку ключей. Отпирая дверь в парадное, глянул через плечо на снежный вихрь. Смех Призрака все ещЕ звенел в мозгу. -- Ты ещЕ здесь, чертово отродье! Призрак отозвался уже из глубины подъезда: Здесь. Выслушай меня, Роги! Букинист выругался сквозь зубы, вошел внутрь и захлопнул дверь. Потопал ногами, встряхнулся, как мокрый пес, и размотал свой красный шарф. -- Ну давай, принуждай меня! А не боишься получить хорошего пинка под вездесущий, неугомонный зад? В конце концов, я -- гражданин Содружества, у меня есть права! Даже лилмикам не позволено безнаказанно их нарушать. Ты много пьешь, сказал Призрак, и становишься смешон. К чему бесноваться, ведь ты даже не спросил, в чем состоит мое задание. Роги взлетел по лестнице, промчался по темному коридору к двери своей квартиры и опять начал обшаривать карманы в поисках треклятой связки ключей на красном блестящем брелоке. -- Что, я не знаю, на кого ты нацелился? -- бросил он, дико озираясь. -- На Хагена с Клу и на их детей! Буквально вломившись в квартиру, он чуть не наступил на огромного пушистого кота, Марселя. Их тоже это касается, подтвердил Призрак. Но не прямо. Снег лепил в окна. Старое деревянное строение отзывалось на бурю и натиск множеством стонов и шорохов. Роги бросил пальто и шарф на старую кушетку и, плюхнувшись в обитое кретоном кресло у камина, принялся стягивать сапоги. Марсель неторопливо расхаживал перед кушеткой, передавая хозяину телепатические послания на кошачьем канале. -- В правом кармане пальто, -- сказал ему Роги. -- Поди замерзла уже. Марсель приподнялся на задних лапах, которые бы сделали честь канадской рыси, и выудил из кармана пакет жареной картошки, оставшейся от хозяйского ужина. Издав негромкое "мяу", совершенно не соответствующее его размерам, он зажал добычу в зубах и гордо удалился из комнаты. Неужели тот самый Марсель, первый ворюга во всем квартале? -- Потомок девятого колена, -- ответил Роги. -- Так чего ты хочешь? Опять знакомый, волнующий смех наполнил сердце и ум. На сей раз тебе нечего опасаться. Ты сам то и дело об этом подумываешь, но за двадцать лет все никак не соберешься, старый flemmard [Лентяй (франц.).] Вот я и пришел тебя поторопить. Ты напишешь мемуары. У букиниста отвисла челюсть. -- М-мемуары? Да. Историю твоей выдающейся семьи. Хронику Ремилардов. У Роги вырвался какой-то беспомощный смешок. Обо всем напишешь, как на духу, продолжал Призрак, не утаишь ни своих, ни чужих грехов. Теперь самое время это сделать. Больше откладывать нельзя. Все Содружество будет перед тобой в долгу за непредвзятый рассказ о возвышении человечества в галактике -- не говоря уже о Хагене, Клу, их детях. Так что немедленно приступай к делу. Роги едва заметно покачал головой и уставился в психоэнергетический огонь, пляшущий за стеклянным экраном камина. Марсель, облизываясь, вплыл в комнату и потерся о ноги хозяина, сидевшего в одних носках. -- И это все? Вполне достаточно. Мемуары должны быть подробными и обстоятельными. Старик снова покачал головой и погрузился в молчание, машинально поглаживая кота. Он даже не позаботился прикрыть свои мысли: если гость действительно лилмик, то он без труда одолеет любой барьер, если же он -- галлюцинация, тогда от кого таиться? -- Ты ведь не совсем болван, правда? Значит, должен понимать, почему я до сих пор не взялся за перо. Я понимаю, сочувственно подтвердил Призрак. -- Вот и пусть это сделает Люсиль... Или Филип, или Мари. На худой конец, сам напишешь -- ты же с самого начала шпионил за нами. Нет. Кроме тебя этого никто не сделает. Да и момент как раз подходящий. Роги застонал, уронил голову на руки. -- Господи, ну к чему ворошить прошлое?! Думаешь, боль уже притупилась? Ничуть не бывало! Самые трагические моменты я как сейчас помню, наоборот, хорошее стерлось в памяти. Да и цельной картины у меня все равно не получится -- я по сей день многого не понимаю. Психосинтез -- не моя стихия, может, потому я не могу черпать утешения в Единстве. Я просто природный оперант, старая калоша, куда мне до нынешних с их компьютерной памятью. Да что ты мне рассказываешь? Кто знает тебя лучше, чем я? Потому меня и послали сообщить тебе о задании, а также в случае необходимости оказать помощь... -- Нет! -- выкрикнул Роги. Огромный серый кот отпрыгнул и застыл, навострив уши. Роги пристально вгляделся в то место, где, по его предположениям, должен был находиться Призрак. -- Я не ослышался? Ты в самом деле будешь околачиваться здесь? Подсказывать мне, стоять над душой... Я не собираюсь навязываться. Но с моей помощью ты сможешь охватить историю всей семьи. И в конце концов поймешь то, что было тебе до сих пор непонятно. -- Ладно, -- сказал Роги, как припечатал. -- Но с условием. Мы с тобой станем лицом к лицу. Твоя просьба невыполнима. -- Ну конечно... потому что тебя нет! Ты -- мой досужий вымысел, мираж высшего порядка. Мне и Дени говорил, а он всегда умел распознавать семейных лунатиков -- Дона, Виктора, Мэдди. Быть может, не ты велишь мне писать мемуары, а какой-то отдел моего мозга требует, чтобы я оправдался, снял грех с души. Ну и что тут страшного? Старый Ремилард горько усмехнулся. Марсель подошел, неторопливо перебирая мощными мохнатыми лапами, стал опять ластиться к хозяину. Пальцы Роги зарылись в густую шерсть. -- Если тебя не существует, тогда весь звездный триумф человечества не что иное, как бред маразматика. Космическая шутка. Говорю же, я -- лилмик. -- Тогда покажись! Тебе не приходило в голову, что ты у меня в долгу? Роги, лилмика могут видеть только лилмики, больше никто. Нас воспринимают лишь умы, функционирующие на третьем этапе сознания. Племена, недавно примкнувшие к Содружеству, ещЕ не скоро совершат этот эволюционный скачок. Чтоб доказать свою искренность, свою дружбу, я открою тебе то, чего не знает ни один человек. Я бы мог предстать в нескольких иллюзорных обличиях, но какой смысл? А доведись тебе увидеть меня воочию либо умственным взором, ты бы утратил разум. -- Не проведешь. Или сбрасывай шапку-невидимку, или никаких мемуаров. На лице Роги появилась торжествующая улыбка. Довольный, он похлопал себя по колену; Марсель проворно впрыгнул туда, свернулся клубочком, замурлыкал. А старик снова вперил взгляд в искусственное пламя и прошептал: -- Я давно подозреваю... Уж больно ты много знаешь, Призрак. Никакой вероятностный анализ, никакой пролепсис не могут объяснить такую осведомленность. Часы с боем, принадлежавшие матери Роги, знакомыми ласковыми ударами пробили двенадцать. Буран все настойчивее атаковал северное крыло дома. Марсель, пригревшись на коленях Роги, закрыл свои дикие глаза и уснул. -- Я узнаю о тебе всю правду, слышишь, Призрак! На, читай мои мысли -- я открыт и не шучу с тобой! Я буду писать, если ты выйдешь из тьмы -- каковы бы ни были последствия. Ты неисправим, Роги. -- Какой уж есть. -- Он откинулся в кресле и протянул ноги к камину. Ну хорошо, заключим компромисс. Я покажу тебе, каким я был прежде, идет? -- Идет! Роги почувствовал, что корректирующие импульсы наполняют искусственным спокойствием все его существо, весь мозг, одурманенный воздействием алкоголя. И наконец увидел. -- Ха! -- вырвалось у него. Потом, после недолгого молчания: -- Черт возьми! Ты доволен? Роги протянул к нему дрожащую руку. -- А как этого добился -- не скажешь? Нет, пока ты не закончишь свою летопись. -- Но... Все, Роги, уговор дороже денег. Доброй ночи. Семейную сагу начнем завтра после обеда. Часть I НАБЛЮДЕНИЕ 1 ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА Сегодня, перед тем как приступить к этой хронике, я вышел прогуляться по берегу замерзшего Коннектикута, проветрить засоренные мозги после ночного потрясения, которое назвал бы сном наяву. Здесь, на свежем воздухе, в первых животворных лучах восходящего солнца происшествие казалось и вовсе нереальным. Тротуар Кленовой улицы влажно дымился: ровно в два часа ночи включили аппаратуру оттаивания. В административных кварталах и близ колледжа подогреватели воздуха наверняка уже ослабили двадцатипятиградусный мороз, а тут, в жилой части Хановера, зима в самом разгаре. Ночью снегу намело сантиметров на десять -- пятнадцать, и под заборами скопились сугробы. Лишь несколько состоятельных чудаков защитили свои жилища энергетическими куполами. Улицы ещЕ пусты; весь магнитно-гравитационный транспорт спит в гаражах. Если глянуть вниз на защитную лесополосу, что тянется вдоль оледеневшего Норкового ручья, то пейзаж ещЕ больше напомнит Новую Англию, какой она сохранилась в памяти с детства, с сороковых годов двадцатого века. Под высокими тсугами и березами снега по колено -- лежит ровным, мраморным слоем. Хорошо, что я догадался взять надувные снегоступы -- тотчас вытащил из кармана, обулся и заскользил к тропинке, вьющейся параллельно уснувшему Коннектикуту. Река скована толстым ледяным покровом. Да, зимы нынче не в пример холоднее, чем во времена моей юности, зато не столь живописны. Благодаря метели снежный покров Коннектикута снова был без единого изъяна -- ни тебе лыжни, ни полозьев аэросаней, ни следов глупых зайцев, перебирающихся на другой берег, видимо, в расчете на то, что климат Вермонта окажется не таким суровым. Я протопал на север километра два с половиной, миновал мост, ведущий к улице Уилока, клуб любителей каноэ и наконец добрался до внушительного лесного заповедника, где белые сосны на восемьдесят метров уходят в небо, а густые таинственные заросли кустов являются излюбленным пристанищем стрижей и ореховок. Ноздри мои вбирали аромат хвойной смолы. Как часто бывает, он всколыхнул память лучше, чем если б я стал напрягать еЕ волевым усилием. Я не был в этом лесу уже лет тридцать, но помнил, что здесь когда-то любили гулять мальчики. Совсем рядом, в нескольких кварталах отсюда, находятся биомедицинский центр Гилмана, метапсихический институт и больница. Марк, ещЕ студентом проявлявший задатки Великого Магистра, принудительно сгонял весь младший медицинский персонал в палату интенсивной терапии, а сам тем временем прятал Джека в специально сконструированный рюкзак и уносил с собой. Любимый младший брат был неизлечимо болен: рак медленно пожирал его тело, однако совсем не затронул уникальный мозг. Несколько украденных у вечности мгновений они проводили среди сосен, в слиянии братских умов. Разговаривали, шутили, спорили. Именно тогда зародилось меж ними соперничество, приведшее к разрушению тысяч обитаемых планет, поставившее под угрозу не только эволюцию человеческого ума, но и судьбы пяти экзотических рас, благосклонно принявших Землю в миролюбивое Галактическое Содружество... Идя по берегу, простым взглядом и не различишь, где кончается гранитная набережная и начинается замерзшая река: стык запорошен снегом. Молекулы воды подмывают прочность камня, хотя внешне это и не заметно. Я, конечно, могу включить глубинное зрение и найти границу, равно как и проникнуть под толщу льда, чтобы увидеть струящуюся под ним черную воду. Но ум не позволяет мне разглядеть движение ледяных молекул самого льда, или вибрацию кристаллов в гранитных плитах, или внутриатомные пляски частиц материи и энергии, из которых соткана реальность льда и гранита. Несмотря на обширные познания в области абстрактных наук, видение мое все же остается ограниченным. Что уж говорить о постижении общей модели Вселенной! Со всех сторон мы скованы различными ограничениями и тем не менее свободны. Мы не в силах объять взглядом мир во всем его единстве, хотя и знаем, что оно существует. Мы вынуждены проживать каждое событие, проносящееся сквозь пространство и время, и наши действия не менее стихийны, хаотичны, чем броуновское движение молекул в многократно увеличенной капле воды. И все же капли сливаются в единый поток, несущий их в море, где каждая в отдельности (не говоря уже о молекулах) зрительно теряется в естественном водовороте. Море не только живет своей обособленной жизнью, но и порождает другие, более совершенные формы жизни, что недоступно единичным молекулам. Потом солнце притягивает их к себе, молекулы конденсируются в новые капли, или снежные хлопья, и падают, и поддерживают жизнь на земле, пока не придет пора стечь в море и начать новый цикл, вечно повторяющийся со времени зарождения жизни. Ни одна молекула не избежит своей судьбы, своей роли в огромной, всеобъемлющей схеме. Можно сколько угодно сомневаться в существовании этой схемы, ведь она не видима невооруженным глазом, но временами, обычно по прошествии большого срока, нам открывается истина: наше движение, наша жизнь в общем-то не были бессмысленны. Те, кто не сподобился приобщиться к космическому разуму (в их числе ваш покорный слуга), находят радость в удовлетворении своих непритязательных инстинктов, но в душе и они сознают, подобно Эйнштейну, чья правота подтвердилась по большому, если не по малому счету, что мироздание -- не просто игра случая, а стройный и обдуманный порядок. Великий мороз превращает аморфную каплю в совершенный ледяной кристалл. Сумею ли я придать своим воспоминаниям такую же стройную упорядоченность, наполнить железной логикой запутанную историю семейства Ремилардов? Мне внушили, что сумею, но мой будущий читатель может с этим не согласиться. C'est bien зa [Здесь: Ну и ладно (франц.).]. Хроника начнется в Нью-Гемпшире, а закончится в межзвездном пространстве. Ее временной охват поневоле совпадет с протяженностью моей жизни, хотя я буду учитывать разные точки зрения, и не только человеческие. Моя роль в разыгравшейся драме настолько незаметна, что историки Содружества поминают обо мне в лучшем случае сносками нелицеприятного свойства. И все же мы с Доном братья-близнецы, его жена, дети -- близкие мне люди. Я был рядом с Дени во время Вторжения и воочию наблюдал бесславный конец Виктора и Сыновей Земли. Я посвящен во все тайны династии Ремилардов, открывшей человечеству новый менталитет. Мне известна вся подноготная того, как Поль "продал" Нью-Гемпшир, человеческую столицу Содружества. Я стал свидетелем личной трагедии Терезы и знаю, какие бесы вселились в Мадлен. Я поведаю вам историю Алмазной Маски, ибо еЕ судьба неразрывно связана с моей семьей. А мучительные искания Марка, приведшие его к Метапсихическому Мятежу, пройдут красной нитью через эти мемуары и станут их кульминацией. Но моим главным героем будет Джон Ремилард, которого я любя называл малютка Жан, а Содружество дало ему прозвище Джека Бестелесного. Он родился уже после Вторжения, однако жизнь его предопределена битвами и победами тех, кому я посвящаю свою книгу, первых людей, достигших сверхчеловеческой силы ума. Именно Джеку суждено было возглавить эту плеяду. Он положил начало страшному и удивительному ходу человеческой эволюции. И мы с ужасом увидели в нем то, чем станем в будущем. Saint Jean le Dйsincarnй, priez pour nous [Святой Иоанн Невоплощенный, помяни нас в своих молитвах! (франц.)]. Но молю тебя, не дай нам последовать примеру твоему хотя бы ещЕ миллион лет! 2 Наблюдательное судно "Хасти" (Симб. 16-10110) 9 августа 1945 года -- Смотрите! -- воскликнул Адаластам Зих. -- Смотрите, что они опять натворили! В момент ужасающего взрыва его личный монитор вышел из строя, но Адаластам немедленно переключил изображение на большой настенный экран. Дежурные симбиари увидели огромное грибовидное облако, несущее смерть. Взрывная волна в мгновение ока смела живописную гавань. -- О горе! О злосчастный день! -- запричитал старый Ларихам Ашасси. Зеленая слизь стала сочиться из многочисленных пор на его лице и на вытянутых ладонях. Будучи старейшиной племени, Ларихам считал своим долгом выразить скорбь и гнев всех симбиари при виде катастрофы и еЕ последствий. На его телепатический призыв сбежались наблюдатели с других планет. Маленькие полтроянцы Рими и Пилти, едва начавшие расшифровывать записи электромагнитных колебаний, выскочили из соседней лаборатории; за ними протопал гигант Дока-Элу, член Высшего Совета и обозреватель психологических и социальных тенденций с планеты Крондак. Кошмар, происходящий на экране, так приковал общее внимание, что ни один из наблюдателей вовремя не подумал о том, чтобы не допустить в кабину слежения чрезмерно впечатлительного Нап-Нап-Нанла с планеты Гии. Огромные желтые глаза гуманоида закатились под череп, и все помещение наполнил жуткий вой, сродни предсмертному. Нап-Нап-Нанл вопил в пронзительной прогрессии децибелов, утратив способность соображать и готовый от шока рассыпаться на куски. Дока-Элу, мобилизовав свой психокинез, подхватил гии и мягко перенес на палубу, где тот распластался беспорядочной грудой проводов и перьев, нескладных конечностей и бледных гениталий. Видя, что ум сверхчувствительного коллеги обрел надежное утешение в Единстве, остальные перестали обращать на него внимание. Старейшина Ларихам, все ещЕ роняя слизь ритуальной скорби, позволил праведному гневу выбраться из трясины отчаяния. -- Первая атомная бомба явилась ужасным преступлением. Но разрушить целых два города... притом, что несчастные островитяне уже выслали парламентеров. -- Неслыханное варварство! -- подтвердила Чириш Ала Малисотам, по примеру своего мужа Адаластама сдерживающая зеленые гуморы. -- Но чего ещЕ ждать от человечества?.. В своей жестокости оно не знает пределов. -- Использование атомного оружия в разрушительных целях показывает, что Запад так же дик и аморален, как и островитяне, развязавшие эту войну, -- подхватил Адаластам. -- Нет, я не согласен, -- проговорил Дока-Элу и сделал глубокомысленную паузу. Все поняли: сейчас начнется очередная лекция. Но крондак -- глава экспедиции и к тому же входит в Совет, поневоле надо запасаться терпением. -- Да, островитяне выразили стремление к миру, спровоцированное первым взрывом, однако их жест едва ли можно считать искренним. Милитаристски настроенные лидеры не изменили своей решимости продолжать военные действия, что подтвердил сделанный нами анализ их мозговых импульсов. И многие на Западе частично отдают себе в этом отчет. Достаточно вспомнить прежнее коварство островитян плюс их боевую этику, категорически исключающую всякую возможность почетного поражения, -- и действия западных главарей по обеспечению островитянам, так сказать, дополнительного стимула к капитуляции становятся в какой-то мере оправданными. -- Дока-Элу кивнул на огненный ураган, бушующий на экране. -- Теперь им всем понятно, на каком они свете. -- Несомненно! -- негодующе воскликнула Чариш Ала. -- Повторная атомная бомбардировка положит конец этой бессмысленной войне. Но, следуя таким путем, планета Земля подписывает себе смертный приговор. Ни одно общество, применявшее атомное оружие до вступления в Галактическое Содружество, не избежало саморазрушения. Единство глобального Разума задержано по меньшей мере на шесть тысяч лет. Отныне они вернутся к первобытной цивилизации -- к охоте и собиранию кореньев. -- Мы можем преспокойно сворачивать наблюдение и возвращаться домой, -- добавил старый Ларихам. Чета симбиари согласно кивнула. -- Разделяю ваш пессимизм, -- невозмутимо откликнулся крондак. -- И все же мы будем ждать решения Совета. Первая сброшенная бомба положила начало дебатам. Второй инцидент, о котором я безотлагательно доложу по телепатической связи, наверняка потребует вотума доверия нашему участию в земных делах. -- Как будто мы не знаем заранее, что решит Совет! -- проворчал Адаластам. -- Земля неминуемо вернется в после-атомный палеолит ещЕ на пятьдесят круговращений. И это как минимум, учитывая невероятную социально-политическую недоразвитость людей. -- Как знать? -- возразил Рими. Он держал за руку свою соотечественницу, и в рубиновых глазах обоих стояли слезы сострадания. Но внезапно полтроянцы приободрились. -- Темпы их научного развития предугадать нельзя, -- высказала свое мнение Пилти. -- Равно как и агрессивность. Перед лицом такого варварства люди забывают мелкие разногласия, чтобы впервые в истории человечества дать отпор аморальным группировкам. -- Да, согласно этическим нормам галактики, они примитивны, -- продолжал Рими. -- Однако их недюжинный метапсихический потенциал не подлежит сомнению. Верно, Дока-Элу? -- Воистину, -- подтвердил тот. Распластанный гии вдруг зашевелился. Открыл глазища, поставив в уме прочный заслон неприятным резонансам. -- По-моему, ещЕ рано сбрасывать Землю со счетов, -- прохрипел он. -- Вспомните, какая там облачность, какие океанические течения! А богатство несознательных. форм жизни... Птицы и бабочки! Морская флора и моллюски! -- Нам в Содружестве только моллюсков не хватало! -- фыркнул Адаластам. Опираясь на руку Рими, Нап-Нап-Нанл поднялся, распушил оперение, расправил мужские и женские детородные органы. -- Человеческие существа сварливы и мстительны, -- вздохнул он. -- Они преследуют все новое, прогрессивное, они разрушают экологию. Но такой музыки вы не найдете во всей Вселенной! Григорианское пение! Баховский контрапункт! Вальсы Штрауса! Индийские раги! Коул Портер! -- Ты безнадежно сентиментален! -- поморщился Ларихам. -- Ну да, с эстетической точки зрения, Земля и впрямь настоящее чудо. Но что пользы, коль скоро человечество так настойчиво противится эволюции своего ума? -- Он повернулся к полтроянцам. -- А ваши оптимистические прогнозы ни на чем не основаны, кроме полнейшей наивности. Мета-психический колледж Симба ещЕ в начале этого бессмысленного наблюдения признал, что Земля ни по каким стандартам не вписывается в Содружество. -- К счастью для человечества, наша фракция перевесила вашу в Совете, -- с напускной любезностью заметил Рими. -- Полтроянцы поддерживают землян только потому, что обе расы так вульгарно плодовиты! -- не утерпела Чариш Ала. -- Что, бесспорно, приближает Землю к Единству. -- Пилти скромно потупила глазки и добавила, обращаясь к товарке с планеты Симбиари: -- Кстати, дорогая, я тебе говорила, что опять беременна? -- Нашли время для бабских склок! -- возмутился Адаластам, указывая на экран. -- Да, момент неподходящий, -- согласилась Пилти. -- И все-таки я бы не стала впадать в отчаяние. -- Амальгама Полтроя убеждена, что человечество сумеет избежать умственной катастрофы, -- заявил Рими. -- Позвольте в порядке дружественной полемики напомнить нашим достойным союзникам с планеты Симбиари, что мы, полтроянцы, гораздо более древняя раса и посему имели возможность наблюдать неизмеримо большее число нарождающихся миров. Так вот, в упомянутой вами закономерности, касающейся прямого соотношения между атомным оружием и массовым самоубийством, существует по меньшей мере одно исключение. Мы. Зеленолицые существа беспомощно переглянулись. Старейшина Ларихам и тот не нашел возражений против приведенного довода. -- И правда! -- восторженно заклокотал Нап-Нап (при этом его бледные и сморщенные в результате пережитого ужаса грудные железы, поразительно похожие на соски млекопитающих, разгладились и обрели естественный телесно-розовый цвет). -- Ведь полтр