ный золотом, и вручила его Тайарату. Которая, в свою очередь, достала жезл из серого камня с высеченными на нем синими рунами, подобными тем, что украшали клинок Приносящего Бурю. Эльрик видел такие еще лишь на Мече Скорби, втором рунном клинке, что некогда поднял на него Йиркун. Кажется, он что-то читал и о других магических предметах, украшенных этими письменами ... Что же у них может быть общего? Принцесса Тайарату держала серый жезл на вытянутых руках, как зачарованная глядя на искрящиеся, извивающиеся руны -- словно никогда прежде не видела их ожившими, -- и губы ее шевелились, складывая слова давно забытого языка, которые заучила, прежде чем узнать обычный алфавит. Руна Власти была ее наследием... -- Лишь три девы, рожденные от одной матери и одного отца, в одно и то же время, могут знать Рунный Обряд, -- прошептала Шану'а. -- Но ритуал может быть завершен, лишь когда мы узрим Черный Меч и вслух прочтем начертанные на нем письмена в Рунном Саду. Все должно сойтись воедино. Потом, если Руна была произнесена верно и если древняя магия не истерлась и не растратилась за долгие века, мы обретем сокровища, что принесли наши предки в этот мир. Принцесса Мишигуйя приблизилась к скамье, где лежал меч, взяла его и поднесла своей сестре Шану'е, ожидавшей у фонтана, и та приняла его и, ухватившись за рукоять, стала медленно, медленно вытягивать клинок из ножен. Алые руны недобро вспыхнули на черном лезвии, и меч запел -- так, как Эльрику никогда прежде не доводилось слышать. Любому другому, даже Гайнору, Приносящий Бурю никогда не дался бы без борьбы и, обнаженный, немедленно обратился бы против святотатца, так что даже просто удержать его в руках сумел бы лишь самый сильный маг. Но сейчас. песнь клинка была столь странной и сладостной, столь пронзительной и горестной, полной тоски и несказанной печали, что альбинос пришел в ужас. Он и помыслить не мог, что меч его способен на такое. Под томительное пение Приносящего Бурю Шану'а воздела его над головой и уверенно опустила клинок острием в резную чашу фонтана. Вода мигом иссякла -- и в саду воцарилось безмолвие. Даже небеса как будто застыли над головой, застыл сад, точно все до единого лепестки и травинки ждали чего-то; застыли даже стены, словно сам камень готовился к чему-то необычайному, что вот-вот должно было произойти. И сами три сестры застыли посреди творимого обряда. Эльрик попятился в благоговении, чувствуя себя здесь лишним, но в этот миг принцесса Тайарату с улыбкой повернулась к нему, протягивая сияющий рунный жезл. -- Ты должен прочесть, что написано здесь, -- сказала она. -- Лишь у тебя, единственного во всех мирах множественной вселенной, есть сила и право на это. Вот почему мы так искали тебя. Ты должен прочесть нашу руну -- как мы прочли твой меч. Только тогда откроются врата нашей магии, и мы сможем исполнить то, что было предназначено нам с рождения. Поверь и доверься нам, принц Эльрик. -- Я дал вам клятву, -- отозвался он просто. Он сделает все, что они потребуют, даже если погибнет, лишится бессмертной души, обречет себя на вечные скитания в Преисподней. Он доверится им без остатка. серебристых нитей, которые маги вплетали в свое кружево... ...они сплетали магию необычайной силы, и облака над головой пузырились и вились, и ветви и цветы в саду трепетали в такт их пению. Все вокруг ожило, мир смешивался и разделялся, изменялся и превращался. Цвета струились потоками. Фонтанами взрывались безымянные силы. И лишь чаша, меч и жезл оставались неизменны. Лишь теперь Эльрик до конца ощутил, насколько мощной была психическая энергия, сосредоточенная в этом месте. Отсюда, догадался он, они черпали силы, чтобы противостоять Хаосу, -- и их хватило бы не на одно такое горное поселение. Однако когда к мощи этой добавилась магия Черного Меча, Рунный Сад обрел свой истинный лик. ... сотрясти Алхимический Меч и сделать силу Единую -- Триединой... Он понял, что слышит легенду, вплетенную в Руны, идущую параллельно с проводимым ими обрядом. Легенду о том, как дракон вел за собой этот народ сквозь измерения -- дракон, некогда обитавший внутри меча. Подобных сказаний было много у его народа, и относились они, скорее всего, к каким-то давно забытым эпизодам прошлого. Но вот наконец они пришли в эту землю, где, кроме них, не было людей, и назвали эту землю своей, и стали возводить на ней дома и Дворцы, очень бережно, стараясь не потревожить ни рек, ни лесов, ни гор... Но сперва они разбили Рунный Сад. И там сокрыли свою великую магию, в помощь и спасение далеким потомкам. Рунная песнь все лилась и лилась. Сказание продолжалось. Внутри источника были помещение "орудия последней надежды", как их называли. И тайна сия вместе с рунным жезлом передавалась из поколения в поколение, от матери к дочери, ибо тот народ считал, что лишь женщины могут стать достойными хранительницами его величия. Использовать эти орудия дозволено было только против сил Хаоса и только когда все прочие средства были бы исчерпаны. И прибегнуть к ним можно было лишь вкупе еще с одним великим Магическим Предметом. Те же Магические Предметы, что сестры некогда позаимствовали и хранили, в надежде купить ими помощь Эльрика -- даже не подозревая, насколько он близок им по крови, -- не обладали нужным могуществом. Гайнор украл у них эти сокровища, зная, что Хаос желает их заполучить и страшится их. Одно из них было некогда украдено у Розы и вернулось к ней странным и неожиданным путем. Остальные охранялись куда надежнее. Но ни одно из них не было достаточно насыщено магией, чтобы * сыграть свою роль в Рунном Обряде. Но, пока три сестры искали Эльрика и его Черный Меч, другие люди искали самих сестер и их сокровища. 'Теперь круг замкнулся. Все элементы головоломки встали на место, и четверо смогли наконец высвободиться, устремляясь сознанием за пределы измерений, Сфер, за пределы самого мироздания, дабы вернуться, обогащенными новыми знаниями, пониманием сложнейшей геометрии, чьи тайны лежали в основе всякой магии, чьи формы были основой всякой поэзии, чей язык был основой всякой мысли, чьи очертания были основой всей эстетики, красоты и уродства. .. И теперь четверо принялись сплетать рунную песнь заново, добавляя новые мотивы, новую силу, что заживляла раны и разрывы в ткани Времени и Пространства и создавала в то же время неудержимую силу, потребную, дабы оживить три спавших доселе Магических Предмета. Руны делались все сложнее и причудливее -- теперь, когда сознание певцов, единое и неделимое, устремлялось ввысь, в потоках щебечущих радуг, сквозь их собственные физические тела, и вновь уносилось прочь -- через тысячи пустых, разоренных миров, сквозь тысячелетия безудержной радости и даже сквозь краткий миг той прекрасной обыденности, коей так жаждет человеческое сердце, но которая так редко достается ему... Выходцы древней нечеловеческой расы сплетали свое колдовство, пробуждая руны к жизни, крепко держа в повиновении не ведающую добра и зла магию, что хранит верность лишь себе самой. Теперь уже чары ширились сами по себе, изгибаясь, свиваясь и расползаясь, точно гибкие плети плюща, и наконец начали создавать то, ради чего были рождены на свет, сотворяя и уничтожая, поворачивая и искривляя, перебрасывая от одного к другому, нюхая, вкушая, касаясь, пока наконец сверхъестественная сила, сосредоточенная над Черным Мечом, не оказалась уравновешена и отмерена в точности, готовая высвободиться в любой миг... Но песнь должна была продолжаться, чтобы удержать эту силу в повиновении, направить ее, обуздать и оседлать, насытить ее волей и заставить сделать выбор, хотя это нечто, эта первичная материя, по определению была на такое неспособна, она не умела сделать выбор, принять критерии добра и зла. А значит, ее следовало заставить... Напитать психической энергией, направленной волей и моральной силой, готовой выдержать любой натиск как изнутри, так и снаружи, неспособной свернуть с избранного пути под воздействием уговоров или угроз... Четыре существа воздействовали на пра-материю, -- существа столь схожие, что были в этот миг почти одним разумом и плотью. Они устремляли ее вниз, по Черному Мечу, служившему проводником их силе, внутрь живого камня, внутрь скалы, из которой были высечены чаша и постамент многие тысячи лет назад... Чтобы изменить ее -- чтобы не осталось ниче-1го даже близко напоминающего камень, -- обратить в сгусток энергии столь необоримой силы, что даже самим адептам невозможно было вообразить ее мощь... И теперь энергия эта, вихрящаяся, кружащаяся, сверкающая, слилась с песнью сестер, Эльрика и рунного меча, и голоса их вознеслись к небесам, слышные по всему мирозданию, в каждой Сфере, в каждом мире и измерении. Слышные и сейчас, в этот самый миг, где-то, неведомо где, ибо так они будут звучать вечно, покуда существует вселенная. То была песнь-обещание, песнь-клятва, песнь-награда. Обещание гармонии, клятва любви, торжество мироздания, обретшего Равновесие. И эта метафизическая гармония помогла им покорить Силу -- а затем вновь высвободить ее... ... Высвободить и создать три новых Магических Предмета, показавшиеся, когда растворился в воздухе фонтан, вокруг Черного Меча, в центре небольшого круглого бассейна... ...Три меча, размерами и весом напоминавшие Приносящий Бурю, но в остальном совершенно разные. Первый был из слоновой кости, с костяным клинком, на удивление острым, костяной гардой и костяной рукоятью, опоясанной золотыми кольцами, словно вросшими в кость. Второй меч был золотым, такой же острый, как и первый, и отделанный черным деревом. Третий же оказался из серовато-голубого гранита, украшенный серебром. Таковы были мечи, что скрывала руна, обладавшие ныне силой под стать Приносящему Бурю... Принцесса Тайарату, в развевающемся золотом одеянии, протянула золотистую руку к золотому мечу и с глубоким вздохом прижала его к груди... Ее сестра Мишигуйя, в серовато-голубых шелках, потянулась за гранитным мечом и расплылась в блаженной улыбке... ..А принцесса Шану'а, серьезная и строгая в своем белоснежном платье, взяла меч слоновой кости и поцеловала его. -- Теперь, -- обернулась она к остальным, -- мы готовы дать бой владыкам Хаоса. Эльрик, обессиленный колдовством, пошатываясь, забрал свой собственный меч, положив на его место рунный жезл. Эльрик, сын мой, отыскал ли ты ларец? Сестры вернули его тебе? Голос отца. Намек на то, что ему предстоит испытывать до конца дней своих, если он потерпит неудачу. А по всему похоже, что так оно и случилось.... Эльрик, время вышло. Мои силы на исходе... Я должен идти к тебе, сын мои... К тому, кого я ненавижу всех сильнее во вселенной... Дабы пребывать с ним вечно... -- Я не нашел твой ларец, -- прошептал альбинос, и сестры с удивлением воззрились на него, точно собираясь что-то спросить, как вдруг в сад ворвался запыхавшийся Коропит. -- О, благодарение небу! Вы живы! Там была такая буря!.. Но вы здесь! Они пришли, откуда мы совсем не ждали.. ' -- Гайнор? -- воскликнул Эльрик, пристегивая к поясу подозрительно притихший рунный меч. -- Он вернулся? -- Нет, это не он... то есть мне так кажется... это войско Хаоса... они идут на нас. О, принц, дорогие принцессы, они нас раздавят! Все четверо бросились бегом за мальчиком, туда, где их уже ждали остальные. Это была ^небольшая комнатка, выходившая наружу, -- нечто вроде балкона, обрамленного густой зеленью, откуда открывался вид на хрустальный лес, который безжалостно крушили и ломали на своем пути орды чудовищ, устремившиеся к их убежищу. Там были зверолюди и человекоподобные животные, некоторые в панцирях, словно жуки, вооруженные пиками, дубинками, мечами и топорами всех видов и разновидностей; одни скакали верхом на других, вторые волокли следом храпящих товарищей, третьи шли в обнимку, ведя загадочные беседы, четвертые то и дело останавливались бросить кости, пока их вновь не загоняли в строй вожаки, чьи шлемы были украшены желтым восьмистрельным гербом Хаоса. Орда двигалась с рычанием и хрюканьем, сопением и урчанием, визгом, и лаем, и ревом -- движимая единой жаждой крови. Роза обернулась к друзьям. В глазах ее застыл страх. -- Нам нечего противопоставить этому войску. Придется отступать... -- Нет. -- Принцесса Тайарату покачала головой. -- На сей раз отступать нам не придется. -- В руках ее был огромный меч, ростом едва ли не с нее саму, но она несла его с легкостью, точно владела им всю жизнь. Сестры тоже были вооружены и не испытывали и тени смущения. -- Неужели эти мечи способны одолеть Хаос? -- первым подал голос Уэлдрейк. -- Боже правый, ваши величества! Подумать только, как мало рифмы способны передать истинное величие эпоса! Я всегда им так говорю, когда меня упрекают в слишком бурном воображении. Я даже не могу попытаться рассказать, что происходит в действительности! Что я вижу! -- От возбуждения он даже захрипел. -- О, если бы мир можно было описать! Так мы наконец сразимся с Хаосом? -- Ты останешься здесь с бабушкой, -- велела ему Черион. -- Это твой долг, милый. -- Ты тоже останься, дитя! -- в ужасе вскричал Фаллогард Пфатт. -- Ты же не воительница! Ты ясновидящая! -- Теперь я и то и другое, дядя, -- возразила она непреклонно. -- Пусть у меня нет особого оружия, зато есть ум и хитрость, а это поможет мне против любого врага. Я многому научилась на службе у Гайнора Проклятого! Позвольте мне идти с вами, сударыни, молю вас! -- Да, -- ответила ей принцесса Мишигуйя. -- Тебе под силу биться с Хаосом. Мы возьмем тебя с собой. -- Не забудьте и обо мне, -- воскликнула Роза. -- Пусть магия моя истощилась, но я не раз сражалась против Хаоса и уцелела. Со мной в бою будут меч и кинжал -- Скорый Шип и Малый Шип. Ибо если уж нам суждено умереть сегодня, я хотела бы погибнуть сражаясь. -- Да будет так. -- Принцесса Шану'а вопросительно взглянула на своего родича. -- Итак, пять мечей против Хаоса -- или же шесть? Эльрик не сводил взора с надвигающейся орды. Казалось, всем уродствам, всем порокам и мерзостям человеческой расы нашлось в ней место. Он обернулся, пожимая плечами. -- Конечно, шесть. Но нам не так просто будет их одолеть. Боюсь, мы видим далеко не все силы, что они способны выставить против нас. Однако и у нас найдется тайное оружие... Он поднес руку к губам, обдумывая мысль, которая только что пришла ему в голову. -- Остальные пусть останутся здесь и, если придется, спасаются бегством. Мастер Уэлдрейк, поручаю вам позаботиться о матушке Пфатт, о Коропите и Фаллогарде... -- Прошу вас, сударь! Я вполне способен... -- Я чту ваши способности, -- возразил ему Эльрик любезно, -- но у вас нет боевого опыта. И потому готовьтесь бежать, если Хаос обнаружит вас. Ваш дар поможет вам. Поверьте, мастер Пфатт, это лучшее, что вы сможете сделать, если мы потерпим поражение! Вы хотя бы сумеете спасти остальных. -- Я никогда не оставлю Черион! -- воскликнул Уэлдрейк. -- Нет, прошу тебя! -- взмолилась девушка. -- Дяде будет нужна твоя помощь. Но по лицу поэта было видно, что он не изменит своего решения. -- Лошади ждут нас на конюшне, -- сказала принцесса Тайарату. -- Шесть коней из меди и серебра. Как было обещано в легенде. Уэлдрейк проводил их взглядом. Часть его души, которую он глубоко презирал, радовалась, что ему не нужно идти в бой; другая рвалась за ними следом, горя желанием стать участником эпической битвы, а не просто ее летописцем... Чуть позже, перегнувшись с балкона, он смотрел, как медленно надвигается уродливая, отвратительная толпа чудовищ, давя и круша все на своем пути, -- и увидел шестерых всадников на гнедых среброгривых конях, что выехали из-за скалы и направились прямиком к хрустальному лесу. Эльрик, три сестры, Черион Пфатт и Роза -- они скакали бок о бок, выпрямившись в седле, -- на бой с воплощениями зла и алчной жестокости за свое будущее, за прошлое, за искорку воспоминания о том, что некогда они существовали в бескрайности мироздания... Завидев их, Уэлдрейк отложил перо и, вместо того чтобы сочинить очередную поэму, прославляя шестерых отважных воителей, вознес горячую молитву небесам за души и жизни своих друзей. Он гордился ими... он страшился за них... и поэтический дар впервые оставил его. Он видел, как Роза поскакала вперед, к рядам паланкинов, покачивавшихся на спинах похожих на рептилий тварей. Из пастей и ноздрей чудовищ сочилась слизь, свисая до земли грязными лентами. При виде девушки они подняли уродливые головы, вдыхая незнакомый запах существа, не тронутого, не измененного бесконечными жестокими прихотями Хаоса. Как вдруг из ведущего паланкина, завешанного человеческой кожей и какими-то амулетами, показался человек. Нет, не человек. Уэлдрейк мгновенно узнал его по шлему. Это был Гайнор, бывший служитель Равновесия. Безумец, ищущий смерти, явился самолично насладиться агонией своих врагов. Глава четвертая Бой в хрустальном лесу. Восставший Хаос. Матерь Трав. Корабль Былого -- Принц Гайнор, -- воскликнула Роза гневно, -- ты со своими воинами вторгся на земли, которые тебе не принадлежат. Мы приказываем тебе убираться прочь. Ибо мы явились навсегда изгнать Хаос из этого мира. Гайнор был невозмутим. -- О, прекрасная Роза, ты лишилась ума, узрев нашу мощь. Не пытайся же встать у нас на пути. Мы намерены раз и навсегда установить в этом мире власть Гайнора. Вам же предлагаем милосердие скорой смерти. -- Ложь! -- выкрикнула Черион Пфатт. -- Все, что ты говоришь, это ложь! А что не ложь -- то пустая похвальба! Гайнор повернулся к девушке, и из-под шлема донесся смешок. -- Твоя отвага велика, дитя, но ты слишком наивна. Одной отваги недостаточно, чтобы противостоять ордам Хаоса. Которыми командую я. Голос Проклятого Принца звучал уверенно, как никогда прежде, и Эльрик, заметив это, ощутил смутную неловкость. Похоже, Гайнор был уверен в своих силах. Неужели за его спиной теперь еще кто-то из владык Преисподней? Не станет ли эта битва началом войны между Хаосом и Порядком, которую предвещали столько оракулов прошлого? Роза тем временем приподнялась в седле, обнажая меч, и Эльрик с восхищением следил за ней. Она бросала вызов тому, кто предал ее, стал причиной гибели ее народа. Но ничем не выдала она своей ненависти и презрения. Однако он уже дважды одерживал над ней верх. Может, в этом и кроется причина его бравады? Может, он всего лишь блефует, пытаясь казаться сильнее, чем на самом деле? Роза повернула коня, крикнув Гайнору напоследок: -- Запомни, Гайнор Проклятый! То, чего ты боишься больше всего на свете, будет ждать тебя, когда кончится этот бой! Обещаю! Принц захохотал в ответ, но в смехе его не было веселья, а лишь угроза. -- Я не страшусь никакой кары, сударыня. Пора бы вам это усвоить! Раз уж в смерти мне отказано, я сам найду ее -- и пусть миллионы ищут ее вместе со мной! Каждая чужая смерть на миг приносит мне облегчение. Вы гибнете вместо меня. Все вы умрете вместо меня. За меня. -- Голос его звучал почти любовно, и слова ласкали ее, словно длань воплощенного Греха. -- За меня, сударыня. Когда Роза заняла свое место рядом с остальными, она в упор взглянула на полыхавший и дымившийся шлем Гайнора. -- Никто из нас не умрет. И уж тем более -- за тебя! -- Моя замена! -- захохотал Гайнор. -- Мои жертвы! Идите и примите смерть! Идите! Вы сами не знаете, какое благо я вам дарую! Но все шестеро уже устремились в бой -- Эльрик с Розой чуть впереди -- с мечами на изготовку. Гнедые скакуны с серебристыми гривами, выпестованные для войны и привезенные сюда сестрами из далекого варварского мира, рыли копытами землю в предвкушении битвы, тяжелая сбруя звенела в унисон хрустальному лесу. Они нетерпеливо вскидывали головы, раздувая ноздри, точно чуяли запах крови, всхрапывая и прядая ушами, скалясь и закатывая глаза... Ибо ради боя они были рождены и оживали лишь в гуще кровавой схватки. Эльрик понимал, что за чувства владеют его конем, как жаждет он экстаза и забытья сражения. Ему тоже ведома была эта безумная радость, когда все чувства остры как никогда, жизнь кажется сладостной, а смерть устрашающей, -- но сознавал, сколь бесплодным и опасным может быть это обольщение. Не в первый раз он задавался вопросом, не обречен ли он навеки искать подобных сражений -- словно его тоже, подобно этим лошадям, взрастили лишь для одной цели? И, ненавидя себя за это, он всецело отдался восторгу битвы, как только первое из порождений Хаоса оказалось перед ним... и вскоре забыл обо всем, кроме жажды крови... Уэлдрейк в отчаянии следил за шестью всадниками, бесстрашно устремившимися в бой. Еще немного -- и они будут раздавлены, растоптаны, сокрушены! Твари Хаоса были столь огромны, мощь их столь неодолима, что казалось безумием пытаться встать у них на пути! Но шестеро отважных воителей, в облаке ослепительного сияния, врезались в самую гущу исполинских отродий, с треском ломившихся по хрустальному лесу. Среди мелькающих конечностей, морд и хвостов виднелись шесть вспыхивающих лучей. Один из них темный -- то был Приносящий Бурю; два обычных, отливавших стальным блеском; один ослепительно белый, один серебристо-синий и последний, блиставший, точно старое золото. Кроны и стволы хрустального леса разбивали их отражения тысячами сверкающих лучей, и вскоре в этой радужной круговерти Уэлдрейк потерял клинки из виду... а завидев их вновь, был потрясен! Четыре ящероподобные твари агонизировали, рыча и воя от боли, а паланкины, что они несли на спине, валялись, смятые и растоптанные. Уэлдрейк заметил Гайнора, в страхе и ярости бегущего прочь, -- он искал укрытие в самом сердце адского войска. В руке его появился меч... и странный то был клинок! Черно-желтое лезвие его раздваивалось, трепетало и изгибалось, точно стремясь пронзить все измерения разом... И поэт понял, что не только сестрам ведомо было древнее искусство рун, не только они владели магией Власти, ибо меч Гайнора не походил ни на один, виденный им прежде. Однако прочие порождения Хаоса падали пред шестью сверкающими лучами, как падают колосья под серпом косаря... Прикрывая глаза рукой, чтобы не ослепляло мерцающее сияние хрустального леса, Эльрик без устали размахивал огромным мечом, с жадностью пожиравшим жизни и души несчастных тварей, что некогда были обычными смертными женщинами и мужчинами -- прежде, чем разрушительные силы Хаоса поглотили их... В бойне этой не было радости, хотя все они стремились к победе. Но и Эльрик, и те, кто сражался с ним рядом, сознавали, что лишь удача и уверенность в себе помогли им не стать частью этой орды проклятых душ... ибо редкие смертные избирают Хаос по собственной воле... И все же они должны были убивать -- иначе погибли бы сами. И под власть Хаоса попали бы целые измерения, и тогда лавину было бы не остановить... С грацией танцовщиц и уверенностью лекарей три сестры сражались с теми, кто уничтожил весь их народ. Черион Пфатт, спешившись, -- ибо не привыкла сражаться верхом -- металась в гуще схватки, нанося удары то тут, то там, поражая тварей, где они меньше всего ожидали, и ускользая как раз вовремя. Дар предвидения спасал ее каждый раз. Подобно сестрам, она была невозмутима и не испытывала наслаждения в бою... ... И лишь Роза понимала чувства Эльрика, ибо, подобно ему самому, была взращена для битвы -- пусть и с иными врагами, -- и Скорый Шип всякий раз находил уязвимые места зверолюдей. Стремительность и ловкость были ее лучшей защитой. Гнедой среброгривый скакун нес ее в самую гущу схватки, где она била в цель с поразительной точностью, так что каждый поверженный противник увлекал за собой и нескольких других, нанося им в падении смертельные раны когтями и клыками. Неистовая боевая песнь предков рвалась с уст мелнибонэйца, и он вгрызался в самую гущу демонической орды вслед за Розой. Черный Меч насыщал его силами поверженных врагов -- покуда глаза альбиноса не вспыхнули, как у Гайнора, словно и его самого пожирали изнутри жадные языки адского пламени... Пораженный, Уэлдрейк смотрел, как мелькают то тут, то там тонкие сверкающие иглы, -- и вот непобедимое с виду войско Хаоса сократилось уже чуть ли не наполовину. Повсюду громоздились горы искореженной плоти, отрубленные конечности, огромные головы, скалящие клыки навстречу смерти... ...и, пробираясь через эту бойню, отталкивая протянувшиеся к нему в мольбе лапы и руки, вонзая стальные каблуки в хрипящие пасти и испуганные глаза, карабкаясь по хребтам, хвостам и ребрам, точно по ступеням, в сверкающих доспехах, заляпанных кровью и слизью, шел Гайнор Проклятый, сжимая в руке раздвоенный черно-желтый меч; и на устах его звучали имена -- имена, что стали для него проклятием, -- имена, что воплощали в себе все, чего он так страшился, ненавидел и чего сильнее всего жаждал... ...но ненависть его выплескивалась в слепой, разрушительной ярости; страх прятался за бездумной агрессией; а жажда была столь ненасытна, столь неутолима, что Гайнор возненавидел ее в себе самом и ненавидел в каждом, кого встречал на своем пути... ...и не кто иной, как Эльрик Мелнибонэйский, кто мог бы стать его вторым "я", его космическим двойником, кто избрал тяжелейшую из дорог, хотя мог выбрать самую простую, сделался для Гайнора Проклятого объектом самой страстной ненависти. Ибо Эльрику еще только предстояло стать тем, кем сам Гайнор некогда был и кем ему стать было больше не суждено... ...и столь силен был дух Хаоса в нем в этот миг, что Проклятый Принц и сам превратился в полузверя. С истошным визгом и рыком полз он по трупам своих поверженных бойцов, нечленораздельно бормотал и чавкал, точно уже вкусил крови мелнибонэйца... -- Эльрик! Эльрик! Я пошлю тебя вдогонку твоему изгнанному хозяину! Эльрик! Ариох ждет тебя. В знак примирения я подарю ему душу его строптивого слуги! Но альбинос не слышал своего врага. В ушах его звучали древние боевые гимны, а глаза видели лишь ближайших противников, которых он поражал одного за другим, забирая их души. Он не отдавал их Ариоху, ибо тот предал его и к тому же больше не имел власти в этом измерении. Эсберн Снар в своем отчаянном порыве уволок герцога Преисподней в его собственные владения, где тот еще долго будет набираться сил, прежде чем рискнет вновь строить козни против собратьев. Черион Пфатт и Роза также продолжали сражаться, а рядом три клинка, братья Приносящего Бурю, опускались и вздымались, прекрасные и неукротимые, как и те женщины, что владели ими. Никогда прежде Эльрик не встречал себе равных среди смертных. И теперь сознание, что они бьются с ним бок о бок, наполняло его гордостью, и он продолжал бой с удвоенной силой, пока вдруг смутно, в пылу битвы, не услыхал, как кто-то зовет его. Два отродья Хаоса, похожие на раков в утыканных иглами панцирях, бросились на него одновременно -- но где им было устоять против Приносящего Бурю! Эльрик взмахнул мечом -- и головы их полетели, точно деревянные бочонки. Третьему он выбил глаз, так что тот, обливаясь кровью, напал на своего же товарища... Сам Эльрик устремился к полуящеру, что готовился напасть сзади на Розу, и ловко перерезал ему сухожилия. Тварь рухнула на трупы собратьев, пронзительно вереща в бессильной ярости и от осознания близкой гибели... Но слабый, такой знакомый зов звучал теперь все ближе, все настойчивее... -- Эльрик! Эльрик! Хаос ждет тебя, Эльрик! -- Тоскливый, протяжный вой, точно завывания ветра. -- Эльрик! Скоро с тобой будет покончено! Не радуйся до срока! Альбинос направил коня вверх, прямо на гору падали, чтобы с высоты оценить, как идет бой... Уэлдрейк видел с балкона, как Эльрик остановился, взобравшись на трупы чудовищ, видел Черный Меч в правой руке альбиноса, видел, как тот поднял левую руку, чтобы защитить глаза от бьющих лучей, отражавшихся от переломанных хрустальных деревьев. Это смешение красок и огней придавало сцене удивительную глубину и перспективу, и маленький поэт, завидев вдали то, чего Эльрик пока узреть не мог, вознес небесам горячую мольбу... ...Гайнор, пробиваясь сквозь нагромождения уже начавшей гнить плоти, в доспехах, сплошь покрытых зловонной коркой, с рычанием устремился вперед, забыв обо всем, кроме мщения... -- Эльрик! Едва слышно до ушей альбиноса донесся голос, точно клич дикой птицы, и он узнал Черион Пфатт. -- Эльрик! Он совсем рядом. Я чую его. Он сильнее, чем мы ожидали. Ты должен придумать, как уничтожить его... иначе он убьет нас всех! -- Эльрик! -- Гайнор наконец пробился к нему, огненным взором пронзая врага. Черно-желтый меч полыхал и извивался в его руке, точно сгусток лавы, извергнутой жерлом вулкана. -- Не думал, что мне так скоро доведется испытать мое новое оружие. Но вот он ты, передо мной. И я -- пред тобой! С этими словами Проклятый Принц устремился на альбиноса, но тот с легкостью блокировал удар, вскинув свой меч. Отчего Гайнор вдруг застыл на месте, не торопясь продолжить бой, и дико захохотал -- и лишь тогда Эльрик осознал, что происходит. Ему стоило огромного труда вырвать Приносящего Бурю из цепкой хватки меча-пиявки, высасывавшего из него силы. Ему доводилось слышать о клинках-паразитах, что кормятся энергией рунных мечей, но видел он такое впервые. -- Сдается мне, ты решил прибегнуть к магии самого низкого пошиба, принц Гайнор, -- заметил мелнибонэец. -- Понятие чести не входит в список моих достоинств, -- отозвался его противник со смешком, небрежно помахивая черно-желтым клинком. -- А если бы и входило, я сказал бы, принц Эльрик, что тебе первому недостает мужества встретиться с врагом лицом к лицу, без помощи колдовского оружия. Так что теперь мы на равных, Повелитель Руин. -- Возможно, возможно, не знаю... -- Эльрик тянул время в надежде, что кто-то из сестер заметит, в какую беду он попал. И умелым движением ускользнул от очередного, почти шутливого выпада Гайнора. -- Боишься меня? Боишься смерти, не так ли? -- Нет, -- возразил альбинос. -- Обычной смерти я не страшусь, ибо это лишь переход... -- А той, что ведет к мгновенному уничтожению? -- Ее я не страшусь также. Хотя и не жажду ее. -- Зато ее жажду я! -- Да, принц Гайнор. Но тебе не позволено испить эту чашу. Ты не получишь свободу таким легким путем. -- Может быть, -- загадочно отозвался Гайнор Проклятый. Обернувшись, он увидел, что принцесса Тайарату оставила сестер и скачет прямо к ним. -- Не знаю, есть ли в мироздании хоть что-то постоянное? Или Равновесие -- всего лишь выдумка смертных, чтобы утешиться во всеобщем смятении? Какие доказательства есть у нас? -- Мы можем сами создать эти доказательства, -- возразил Эльрик. -- Это нам под силу. Установить порядок, справедливость, гармонию... -- Вы слишком много рассуждаете, сударь. Это признак нездорового ума. Может быть, даже больной совести. -- Да кто ты такой, чтобы говорить со мной так свысока, Гайнор? -- Внешне альбинос постарался расслабиться, выжидая подходящий момент доя удара. -- Совесть не всегда тяжкая ноша. -- О, губитель рода своего! Да что, кроме ненависти, можешь ты питать к самому себе? -- Гайнор фехтовал словами, как мечом, умело лишая альбиноса веры в себя и стремления к победе. -- Я убил куда больше злодеев, чем невинных душ, -- возразил Эльрик твердо, хотя противнику удалось задеть его за живое. -- -Жаль только, я не сумею убить тебя, бывший слуга Равновесия! -- Не сомневайся, я тоже убил бы тебя с радостью! -- С этими словами Проклятый Принц сделал выпад -- и Эльрику пришлось отбить его мечом. И вновь двурогий клинок-пиявка присосался к Приносящему Бурю, выпивая его жизненную силу. Черно-желтый меч зловеще запульсировал. Альбинос, неготовый встретить удар такой силы, едва не вылетел из седла, и рунный меч беспомощно повис на запястной петле. Лишь сейчас он осознал, что все, чего они добились, может быть уничтожено в считанные мгновения... Срывающимся голосом он крикнул несущейся к нему принцессе Тайарату, чтобы та спасалась бегством и не пыталась устоять против двурогого меча, ибо теперь тот стал вдвое сильнее, чем прежде... Но она не слышала его. Грациозно, точно несомый ветром листок, она устремилась на Гайнора Проклятого. Золотой меч сверкал и пел в ее руке, черные волосы развевались за спиной, фиалковые глаза сияли в предвкушении расправы с врагом... ... Гайнор парировал удар. И захохотал. И принцесса с изумлением ощутила, как энергия покидает меч и ее самое... ...затем, небрежным движением, Проклятый Принц выбил ее из седла, ударив рукоятью меча, и она беспомощно распласталась среди окровавленных зловонных останков, -- а сам вскочил на среброгривого коня и во весь опор поскакал туда, где сражались две других сестры, еще не ведавшие об опасности... Принцесса Тайарату подняла умоляющий взор на Эльрика: -- Нет ли у тебя иного колдовства, что могло бы спасти нас? Но тщетно альбинос перебирал в памяти отрывки из древних гримуаров и хартий, что он заучил еще ребенком. Потусторонние силы не отвечали на зов... -- Эльрик, -- прошептала Тайарату хрипло, -- смотри... Гайнор выбил Шану'у из седла -- вон, лошадь ее несется без всадницы... А теперь упала и Мишигуйя... Эльрик, все пропало! Мы погибли, и магия оказалась бессильна! Альбиносу смутно вспомнилось некое сверхъестественное существо, с коим предки его заключили союз в незапамятные времена, -- но в памяти всплыло только имя... -- Матерь Трав, -- пробормотал он сухими, потрескавшимися губами. Казалось, тело его лишилось всех жизненных соков и при малейшем движении готово растрескаться и рассыпаться в пыль. -- Роза должна знать... -- Пойдем. -- Тайарату с огромным трудом поднялась на ноги и ухватилась за поводья его коня. -- Мы должны им сказать... Но Эльрику нечего было рассказывать. Это была лишь тень воспоминания о старинном договоре с неким природным духом, неподвластным ни Порядку, ни Хаосу... обрывки заклинания, заученного в детстве... Матерь Трав. Он не помнил, кто она такая. Гайнор вновь исчез в гуще своего войска, в поисках Розы и Черион Пфатт. Меч его был теперь вчетверо сильнее прежнего -- и ему не терпелось испробовать его на обычной смертной плоти... Уэлдрейк все еще смотрел, еще молился и. видел все с балкона. Он видел, как принцесса Тайарату вложила золотой меч в ножны и отвела . лошадь Эльрика туда, где стояли ее сестры, такие же изможденные и обессилевшие. Кони их ускакали прочь, вслед за Гайнором. Однако Проклятому Принцу так и не удалось , отыскать Розу, а Черион с легкостью ускользала . от него, точно мальчишка-сорванец на рыночной площади, и наконец вернулась к остальным, с жаром принявшись доказывать что-то распростертому на земле альбиносу. ...К ним приблизилась Роза и, мигом осознав неладное, соскочила с седла... Она опустилась на колени рядом с мелнибонэйцем и взяла его за руку... -- Есть одно заклинание, -- вымолвил Эльрик чуть слышно. -- ,Я пытаюсь припомнить. Что-то крутится в памяти... Что-то насчет тебя, Роза, или твоего народа... -- Все они погибли, -- отозвалась девушка, раскрасневшаяся в пылу боя. -- И, сдается мне, я тоже скоро умру. -- Нет! -- Ценой неимоверного усилия альбинос поднялся на ноги, цепляясь за луку седла. Конь его нервно всхрапывал и вновь рвался в бой. -- Ты должна мне помочь. Там было что-то насчет существа, которое называли Матерью Трав... Имя показалось ей знакомым. -- Вот все, что я помню. -- Нахмурив брови, она принялась декламировать: В ту пору давнюю, когда Земля, юна и молода, Цвела, не ведая богов, Жила на свете Мать Цветов И Трав. В зеленой колыбели Качала дочь и песни пела О лете, солнце и морозе Для дочери своей. Для Розы. Это сочинил Уэлдрейк. В юности, как он говорил. И тут она поняла, что, сама того не осознавая, что-то подсказала мелнибонэйцу, ибо Эльрик возвел очи горе, губы его шевелились, и с них слетали странные музыкальные звуки, смысла которых не понимали даже сестры. То был язык темной глины, узловатых корней и ежевичных зарослей, где некогда, как гласит легенда, резвились дикие вадхаги и растили свое странное потомство, частью -- плоть, частью -- кора и листва, ибо то был народ леса и забытых садов... а когда он запинался, Роза подхватывала его песнь на языке далекого народа, чьи предки смешались с ее собственными и чья кровь текла в ее жилах. Они пели хором, посылая свои голоса сквозь все измерения множественной вселенной, туда, где дремлющее доселе существо потянулось, приподняло руки, сплетенные из миллионов ежевичных плетей, и обернуло лица из узловатого розового дерева в сторону, откуда доносилась песнь, забытая им сотни тысяч лет назад. Песнь пробудила ее к жизни, придавая ей смысл в тот самый миг, когда она собиралась умереть, и по чистой прихоти, из любопытства Матерь Трав шевельнулась, распутывая свое тело конечность за конечностью, голову за головой, так что затрепетала вся ее листва, и наконец приняла" облик, близкий человеческому. Затем шагнула уверенно сквозь пространство и время, которого не существовало еще в те времена, когда она решила отойти ко сну, -- и оказалась в трясине разлагающейся, дурно пахнущей плоти. И ей это не понравилось. Но сквозь вонь она ощутила и иной запах -- свой собственный аромат -- и, опустив огромную голову, сплетенную из терна, взглянула по сторонам глазами из листьев и цветов, шевельнула вересковыми губами и вопросила голосом столь низким, что от него задрожала земля: зачем дочь призвала ее сюда? Роза дала ответ на том же языке, а Эльрик спел ей свою историю, и мелодия показалась ей приятной. Матерь Трав теснее подобрала свои ветви и сурово взглянула в сторону Гайнора и остатков войска Хаоса. Те остолбенело взирали на нее -- но вот Проклятый Принц вскинул свой черно-желтый меч, и орда устремилась в атаку. Сестры взялись за руки с Эльриком, Розой и Черион, помогая Матери Трав и указывая ей, что делать. Она протянула многопалую руку к Гайнору, и тот лишь чудом успел ускользнуть. Но сколько ни рубил он своим мечом -- клинок его оказался бессилен против этой древней мощи. Ее невозможно было лишить жизни ни магией, ни оружием смертных, все раны вмиг затягивались на ней. Со спокойной уверенностью, точно исполняя несложную, хотя и малоприятную, домашнюю работу, Матерь Трав протянула длинные ветвистые пальцы сквозь ряды нападающих, не замечая ни мечей, ни пик, ни топоров, ни когтей, ни клыков... она опутала перепуганных тварей, свивая их, соединяя, изгибая и смешивая между собой, покуда все они не оказались в плену цепких ежевичных плетей. Лишь одному удалось бежать -- и он несся сломя голову по осколкам окровавленного хрусталя, настегивая лошадь пресытившимся двурогим клинком. Матерь Трав потянулась к нему тонкими щупальцами, но силы ее были на исходе, и ей удалось лишь вырвать меч-пиявку у него из рук и торжествующе отшвырнуть прочь, в самую чащу, где мгновенно возникла бездонная черная заводь, обращая в уголь окрестные деревья. Черно-желтый меч исчез, и Гайнор с яростным криком погнал взмыленного коня прочь из долины -- и вскоре скрылся из вида. Матерь Трав в тот же миг забыла о Гайноре и медленно втянула в себя ветви, высвобождая пронзенные шипами трупы... она даровала им куда более чистую смерть, что ждала бы их от руки Эльрика. Альбинос, одна