---------------------------------------------------------------
Сфинкс - пер. В.Хинкиса
Источник: "Эдгар По. Стихотворени. Проза", Изд-во "Худ.лит.", Москва, 1976,
Библиотека Всемирной литературы, Серия вторая - литература XIX в.
OCR: Alexander Jurinsson
---------------------------------------------------------------
Во время страшного владычества холеры в Нью-Йорке [Имеется
в виду эпидемия холеры начала 1830-х годов, распространившаяся
из Европы на Северную Америку] я воспользовался приглашением
одного из моих родственников провести у него две недели в его
уединенном, комфортабельном коттедже на берегу Гудзона. В нашем
распоряжении были все обычные летние развлечения; прогулки по
лесу, рисование с натуры, катание на лодках, рыбная ловля,
купание, музыка и книги позволили бы нам провести время
довольно приятно, если бы не страшные известия, каждое утро
доходившие к нам из огромного города. Не было дня, чтобы мы не
узнавали о смерти того или иного знакомого. По мере усиления
эпидемии мы научились ежедневно ожидать потери кого-то из
друзей. Под конец мы со страхом встречали появление любого
вестника. Самый ветер с юга, казалось, дышал смертью. Эта
леденящая мысль всецело завладела моей душой. Ни о чем другом я
не мог говорить, думать или грезить во сне. Мой хозяин
отличался меньшей впечателительностью и, хотя был сильно
подавлен, всячески старался подбодрить меня. Его философский ум
никогда не поддавался призракам. К реальным ужасам он был
достаточно восприимчив, но их тени не вызывали у него страха.
Его старания рассеять мое болезненное, мрачное настроение
оказывались почти безуспешны по вине некоторых книг, которые я
обнаружил в его библиотеке. Их содержание способно было вызвать
к жизни все семена наследственных суеверий, таившиеся в моей
душе. Я прочитал эти книги без его ведома, и он поэтому
зачастую не мог понять причин, столь сильно действовавших на
мое воображение.
Любимой темой моих разговоров были приметы и знамения --
веру в знамения я одно время готов был отстаивать почти
всерьез.
На эту тему у нас происходили долгие и оживленные споры;
он говорил о полной беспочвенности подобных верований, я же
утверждал, что убеждение, возникающее в народе совершенно
стихийно -- никем не внушенное, -- само по себе содержит
несомненную долю истины и имеет право на уважение.
Дело в том, что вскоре по приезде в коттедж со мной
произошло нечто до того необъяснимое и зловещее, что мне
простительно было счесть это предзнаменованием. Я был настолько
подавлен и вместе с тем озадачен, что прошло много дней, прежде
чем я решился рассказать об этом моему другу.
На исходе очень жаркого дня я сидел с книгою в руках возле
открытого окна, откуда открывался вид на берега реки и на
отдаленный холм, который с ближайшей к нам стороны оказался
почти безлесным вследствие так называемого оползня. Мысли мои
давно уже отвлеклись от книги и перенеслись в соседний с нами
город, где царило уныние и ужас. Подняв глаза от страницы, я
увидел обнаженный склон, а на нем -- отвратительного вида
чудовище, которое быстро спустилось с холма и исчезло в густом
лесу у его подножия. При появлении этого существа я сперва
подумал, не сошел ли я с ума, и во всяком случае не поверил
своим глазам; прошло немало времени, пока я убедился, что не
безумен и не сплю. Но если я опишу чудовище, которое я ясно
увидел и имел время наблюдать, пока оно спускалось по склону,
читателям еще труднее, чем мне, будет в него поверить.
Размеры чудовища, о которых я судил по стволам огромных
деревьев, мимо которых оно двигалось, -- немногих лесных
гигантов, устоявших во время оползня, -- были значительно
больше любого из океанских судов. Я говорю "судов", ибо
чудовище напоминало их своей формой -- корпус нашего
семидесятичетырехпушечного военного корабля может дать довольно
ясное представление о его очертаниях. Рот у него помещался на
конце хобота длиною в шестьдесят-семьдесят футов, а толщиною
примерно с туловище слона. У основания хобота чернели клочья
густой шерсти -- больше чем на шкурах дюжины бизонов; оттуда
торчали книзу и вбок два блестящих клыка вроде кабаньих, только
несравненно больше. По обе стороны хобота тянулось по
гигантскому рогу футов в тридцать-сорок, призматическому и
казавшемуся хрустальным -- в них ослепительно отражались лучи
заходящего солнца. Туловище было клинообразным и острием
направлено вниз. От него шли две пары крыльев, каждая длиною
почти в сто ярдов; они располагались одна над другой и были
сплошь покрыты металлической чешуей, где каждая чешуйка имела в
диаметре от десяти до двенадцати футов. Я заметил, что верхняя
пара соединялась с нижней толстой цепью. Но главной
особенностью этого страшного существа было изображение черепа,
занимавшее почти всю его грудь и ярко белевшее на его темном
теле, словно тщательно выписанное художником. Пока я глядел на
устрашающее животное и особенно на рисунок на его груди с
ужасом и предчувствием близкой беды, которое я не в силах был
побороть никакими усилиями разума, огромные челюсти,
помещавшиеся на конце его хобота, внезапно раскрылись, и из них
раздался громкий и горестный вопль, прозвучавший в моих ушах
зловещим предвестием; едва чудовище скрылось внизу холма, как я
без чувств упал на пол.
Когда я очнулся, первым моим побуждение было, разумеется,
сообщить моему другу все, что я видел и слышал, -- и я
затрудняюсь объяснить чувство отвращения, которое почему-то
меня удержало.
Но как-то вечером, дня через три или четыре после этого
события, мы вместе сидели в комнате, где мне предстало видение;
я сидел в том же кресле у окна, а он полулежал вблизи от меня
на софе. Вызванные временем и местом ассоциации побудили меня
рассказать ему о странном явлении. Он выслушал меня до конца,
сперва смеясь от души, а затем сделался необычайно серьезен,
словно не сомневался в моем помешательстве. В эту минуту я
снова ясно увидел чудовище и с криком ужаса указал на него. Мой
друг внимательно посмотрел, но стал уверять, что ничего не
видит, хотя я подробно описал ему, как оно спускается по
оголенному склону холма.
Моему ужасу не было предела, ибо я счел видение
предвестием моей смерти или, еще хуже, симптомом надвигающегося
безумия. Я в отчаянии откинулся на спинку кресла и закрыл лицо
руками. Когда я открыл глаза, видения уже не было.
К моему хозяину, напротив, вернулось в значительной
степени его прежнее спокойствие, и он очень подробно расспросил
меня о внешнем виде фантастического создания. Когда я вполне
удовлетворил его на этот счет, он испустил глубокий вздох
облегчения, точно избавился от непосильного бремени, и с
хладнокровием, показавшимся мне жестоким, вернулся к
прерванному разговору о некоторых вопросах умозрительной
философии. Помню, что он между прочим особенно подчеркнул
мысль, что главным источником всех человеческих заблуждений
является склонность разума недооценивать или переоценивать
какой-либо предмет из-за простой ошибки в определении
расстояния.
-- Так, например, -- сказал он, -- для правильной оценки
влияния, какое окажет на человечество повсеместное
распространение демократии, непременно следовало бы принять во
внимание отдаленность эпохи, когда это распространение
завершится. А между тем, можете ли вы указать хотя бы одного
автора, пишущего о формах правления, который считал бы этот
вопрос достойным внимания?
Тут он на мгновение остановился, подошел к книжному шкафу
и достал элементарный курс естественной истории. Попросив меня
поменяться с ним местами, чтобы ему легче было разбирать мелкую
печать, он сел в мое кресло у окна и, открыв книгу, продолжал
почти тем же тоном, что и прежде.
-- Если бы не ваше подробное описание чудовища, -- сказал
он, -- я, пожалуй, не смог бы показать вам, что это такое.
Прежде всего позвольте прочесть вам школьное описание рода
Sphinx, семейство Crepuscularia, отряд Lepidoptera, класс
Insecta, то есть насекомых. Вот это описание:
"Четыре перепончатых крыла, покрытых цветными чешуйками с
металлическим блеском; рот в виде закрученного хоботка,
образованного пр0одолжением челюстей; по сторонам его --
зачатки жвал и пушистые щупики. Нижняя пара крыл соединена с
верхней посредством жестких волосков; усики в виде удлиненной
призматической булавы; брюшко заостренное. Сфинкс Мертвая
Голова иногда внушает немалый страх непросвещенным людям из-за
печального звука, который он издает, и эмблемы смерти на его
щитке".
Он закрыл книгу и наклонился вперед, чтобы найти в
точности то положение, в котором сидел я, когда увидел
чудовище.
-- Ну да, вот оно! -- воскликнул он, -- сейчас оно ползет
вверх, и, должен признать, вид у него необыкновенный. Однако
оно не так велико и не так удалено от вас, как вы вообразили.
Оно ползет по паутине, которую какой-нибудь паук повесил вдоль
оконной рамы, и я вижу, что длина его -- не более одной
шестнадцатой дюйма, и такое же расстояние -- одна шестнадцатая
дюйма -- отделяет его от моего зрачка.
Last-modified: Sat, 14 Nov 1998 07:27:30 GMT