ерхилла. Мэгги и Эллен Войцак стояли в дальнем углу
красивого маленького дворика, будто бы заснятого на пленку превосходным
фотографом. Обе женщины тоже были красивы -- очень красивы, хотя и абсолютно
разной красотой. Пул чувствовал себя как человек, которому только что сняли
с глаз повязку, отменив смертный приговор. Лицо Эллен просияло, как только
она увидела Конора.
-- Отведите его в "скорую", -- велел Мэрфи, опустив мегафон. -- Денглер
и Биверс все еще там?
Пул кивнул. Вскрикнув еще раз, Мэгги подбежала к Майклу и обвила его
шею руками. Она что-то очень быстро говорила, но Майкл не мог разобрать
слов. Вряд ли они были на английском, но Майклу вообще не надо было знать
их, чтобы понять, что хочет сказать девушка. Он поцеловал Мэгги в висок.
-- Что случилось? -- спросила она. -- Где Денглер?
-- Я думаю, он зарезался, -- сказал Майкл. -- Думаю, Денглер мертв.
-- Отведите его в скорую, -- повторил Мэрфи. -- Отвезите его в больницу
и останьтесь там вместе с ним. Райан, Пиблз, спуститесь вниз и посмотрите,
что там с остальными.
-- Гарри? -- Мэгги вопросительно взглянула на Майкла. Эллен Войцак
обнимала Конора, который стоял неподвижно, как статуя.
-- Еще жив.
Толстошеий полицейский подошел к Майклу с выражением тупого
удовлетворения на лице и повел его к арке, выходящей на Элизабет-стрит. Пул
посмотрел на Андерхилла, который все еще стоял, привалившись к стене, рядом
с полицейским, который, видимо, вывел его наружу. Андерхилл тоже был не в
себе, но совсем по-другому, чем Конор Линклейтер. Его шляпа была надвинута
на глаза, горло завязано платком, воротник пальто поднят.
-- Тим? -- позвал Майкл.
Андерхилл отошел на несколько шагов в сторону от полицейского, но так и
не поднял глаза на Пула.
Он был маленьким, разглядел наконец-то Пул. Это был маленький,
карманный Андерхилл. Конечно, люди не уменьшаются так ни с того ни с сего.
За секунду до того, как Майкл понял, в чем дело, он увидел ряд
безукоризненно белый зубов, блеснувших в почти неземной улыбке под
воротником пальто Андерхилла.
Тело его заледенело. Хотелось вопить, кричать. Широкая река вновь
отрезала его от всего остального мира, опять заплакали дети.
-- Майкл, -- Мэгги вопросительно смотрела на него.
Майкл показал пальцем на фигуру, закутанную в пальто Андерхилла.
-- Коко, -- смог наконец-то выкрикнуть он. -- Вот он. На нем...
В руке усмехающегося "Андерхилла" как бы материализовался длинный нож.
Он прыгнул на стоящего рядом полицейского, заломил ему руку и вонзил нож
глубоко в спину.
Пул перестал кричать.
Прежде, чем кто-либо успел двинуться, мужчина в длинном пальто исчез
через арку на Элизабет-стрит. Полисмен, которого он ударил, медленно осел на
кирпичи с пустым окаменевшим лицом. Только тут Мэрфи наконец сдвинулся с
места и послал четырех человек в погоню за Коко, а затем велел отнести
раненого офицера в машину "скорой помощи". Мэрфи в последний раз окинул
разъяренным взглядом двор и выбежал через арку.
-- Я не могу ждать, -- сказал Майкл, когда один из полицейских
попытался подтолкнуть и его к арке, за которой стояла машина. -- Я должен
увидеть Андерхилла.
Полисмен смущенно посмотрел на него.
-- Ради Бога, вынесите его из подвала.
-- Майкл, -- взмолилась Мэгги. -- Тебе необходимо в больницу. Я поеду с
тобой.
-- Все не так ужасно, как кажется на первый взгляд, -- постарался
успокоить ее Майкл. -- Но я должен видеть, что случилось с Тимом.
Хотя Тим и мертв. Коко тихо убил его, взял пальто и шляпу и в темноте
выскользнул из подвала.
-- О, нет, -- воскликнула Мэгги.
Она уже кинулась было бежать в сторону двери, но Пул схватил ее за
руку, а затем и Далтон преградил ей путь.
-- Спустись туда, Далтон, -- сказал Майкл. -- Оставь в покое мою
девушку и иди вниз, посмотри, не можешь ли ты помочь чем-нибудь Тиму. Или я
превращу тебя в живую кучу дерьма.
В боку горело и дергало. Со стороны улицы доносились крики и топот
бегущих ног.
Далтон медленно двинулся в сторону арки, но затем передумал и
направился к выходу из здания.
-- Джонсон, давайте посмотрим, что задержало остальных.
Один из полицейских поспешил за ним.
-- Я действительно именно это имел в виду, -- бормотал Майкл. -- Кучу
шевелящегося дерьма.
Эллен и Конор двинулись через двор к Пулу и Мэгги.
-- Он ушел, Мики, -- сказал Конор, сам, казалось, не веря собственным
словам.
-- Они догонят его. Не может быть, чтобы он смог всех обмануть.
-- Мне очень жаль, Мики.
-- Ты вел себя прекрасно, Конор. Ты вел себя лучше, чем любой из нас.
Конор покачал головой.
-- Тим не издавал ни звука. Я думал...
Пул кивнул. Ему тоже не очень хотелось говорить на эту тему.
-- Он сильно порезал тебя?
-- Не слишком сильно. Но думаю, мне лучше сесть.
Майкл, скользя по стене, опустился на кирпичи. Мэгги поддерживала его
за один локоть, а Конор за другой. Усевшись, Майкл почувствовал, что его
кидает в жар. Он попытался расстегнуть пальто, но от этого бок пронзила
сильная боль. Он как бы со стороны услышал собственный стон.
Мэгги опустилась рядом с ним на колени и взяла его за руку.
-- Просто царапина. Плюс легкий шок.
Девушка сжала его руку.
-- Со мной все в порядке, Мэгги, -- сказал Майкл. -- Просто немного
жарко.
Он нагнулся вперед, и девушка помогла ему стащить пальто с плеч.
-- Выглядит намного страшнее, чем на самом деле. А вот полицейского
ранили серьезно. -- Он оглянулся, пытаясь отыскать глазами полицейского,
которого ранил Коко. -- А где же он?
-- Его уже давно унесли.
-- Он мог идти?
-- Он был на носилках, -- ответила Мэгги. -- Не хочешь перебраться в
"скорую"? Там стоит еще одна.
С лестницы послышался тяжелый топот сапог.
Через секунду два полицейских вынесли из здания Гарри Биверса. Половина
головы Гарри была обернута белой тряпкой и выглядел он как жертва жестокой
уличной потасовки. Биверс не мог идти сам, он как бы висел между двумя
полицейскими.
-- Где он? -- спросил Гарри срывающимся голосом, в котором слышалась
боль.
Майкл подумал, что он говорит о Коко и улыбнулся -- что ж, Гарри имел
право задать этот вопрос.
-- Где этот ублюдок?
Напряженные несчастные глаза Гарри Биверса остановились, однако, на
Майкле. В них читалась горечь.
-- Ублюдок! -- повторил Биверс. -- Это ты все просрал. Что, по-твоему,
ты пытался там сделать. Добиться того, чтобы всех убили?
Он попытался даже, как ни трудно было в это поверить, освободиться от
полицейских и подойти к Майклу.
-- Почему ты думаешь, что можно все свалить на меня? Ты все испортил,
Пул, ты все испортил. Он был почти у меня в руках, а ты дал ему убежать.
Пул перестал обращать внимание на вопли Гарри. В дверях появились
Далтон и еще один полицейский, которые тащили Тима Андерхилла. Лицо Тима
было синим, зубы стучали так, что можно было почти что слышать это. Половина
свитера его была разрезана, и всю левую часть тела заливала кровь -- совсем
как у Майкла. Он выглядел так, будто кто-то пытался разрезать его тело
пополам.
-- Что ж, Майкл, -- пробормотал он, когда его проносили в дверь.
-- Что ж, Тимоти, -- отозвался Майкл. -- Почему ты не издал ни звука
там, пока Денглер стаскивал с тебя одежду?
-- Посадите меня рядом с Пулом, -- сказал Андерхилл, и Далтон вместе с
другим полицейским аккуратно пронесли его через двор и опустили на кирпичи.
Другой полицейский, которому подал знак Далтон, подбежал к ним с улицы, неся
в руках одеяло, которое он обернул вокруг широких плеч Андерхилла.
-- Он завязал мне что-то вокруг рта, -- сказал Тим. -- Я думаю, это
была рубашка Биверса. На старом добром Гарри была рубашка, когда его
вынесли?
-- Не могу сказать.
Через арку во двор вбежал лейтенант Мэрфи. Оба раненых подняли на него
глаза. Лицо лейтенанта по-прежнему было красным, но не столько от гнева,
сколько от долгого бега -- типичное ирландское лицо, как подумал Пул. К тому
времени, как Мэрфи исполнится шестьдесят, оно всегда будет именно такого
цвета. Когда детектив увидел лежащих на земле Пула и Андерхилла, он закрыл
глаза, и рот его превратился в безгубую прямую линию.
-- Вы сможете достать еще одну "скорую помощь" для этих двух идиотов?
-- спросил он. -- Здесь все-таки не полевой госпиталь.
-- Доктор Пул не желал уезжать, пока не вынесут мистера Андерхилла, --
объяснил Далтон. -- А когда вынесли Биверса, он стал кричать, что засудит
всех и каждого, если его немедленно не заберут. Так что...
Мэрфи угрюмо взглянул на него.
-- Сэр, -- произнес Далтон и удалился сквозь арку.
-- Вы поймали его? -- спросил Пул.
Мэрфи проигнорировал вопрос, он подошел к двери и заглянул внутрь, как
будто желая проверить, не остался ли там кто-нибудь еще. Затем он заглянул в
колодец.
-- Положите этот нож в пакет, -- велел Мэрфи одному из полицейских в
форме.
-- Так поймали?
Мэрфи продолжал игнорировать Майкла.
Через несколько секунд послышался вой сирены "скорой помощи", который
становился все громче и громче, пока, доехав до арки, его не выключили.
Далтон опять зашел под арку и спросил друзей, нужны ли им носилки.
-- Нет, -- ответил Пул.
-- Разве? -- удивился Андерхилл. -- А что, носилки нынче в дефиците?
-- Что случилось с полицейским, которого ранил Денглер? -- спросил
Майкл.
Далтон и его напарник опять помогли ему подняться на ноги, Мэгги
суетилась рядом, поглаживая и успокаивая Майкла.
-- Он умер на пути в больницу, -- сказал Мэрфи. -- Только что сообщили.
-- Мне очень жаль, -- сказал Пул.
-- Почему же? Ведь это не вы его зарезали, правда?
Лицо Мэрфи снова вспыхнуло, он подошел к кирпичам и встал перед Пулом.
-- Мы упустили вашего друга Денглера, -- произнес лейтенант. Брови его
почти встречались на переносице, между ними была сердитая вертикальная
складка на лбу. -- Он скинул на углу пальто и шляпу и припустил по
Мотт-стрит, прямо как кролик. Мы думаем, он забежал в какое-то здание. Но мы
поймаем его, Пул. Можете не волноваться на этот счет. Он не уйдет далеко. --
Мэрфи отвернулся, потирая рукой подбородок. -- Я навешу вас и вашего
приятеля в больнице.
-- Мне жаль, что умер один из ваших людей, вовсе не потому, что я имею
к этому какое-то отношение.
-- Господи Иисусе, -- воскликнул Мэрфи, отворачиваясь и направляясь к
арке.
-- Некоторые люди не понимают, что такое сочувствие, -- сказал
Андерхилл Майклу, когда их вели к "скорой помощи".
5
Пулу и Андерхиллу наложили швы в палате "скорой помощи". Молодой врач с
детским лицом сказал, что раны их "косметические", имея в виду, что хотя на
теле и останутся шрамы, настоящей опасности для здоровья все это не
представляет. То есть он сообщил то, что Майкл давно уже понял сам. После
того, как раны были обработаны, друзей перевели в палату на двоих и
сообщили, что они проведут здесь ночь под охраной полицейского, который ехал
с ними в машине. Фамилия офицера была Ледонне, у него были аккуратно
подстриженные усы и добрые глаза.
-- Я буду за дверью, -- сообщил Ледонне.
-- Нам нет необходимости проводить всю ночь в больнице, --
запротестовал Майкл.
-- Лейтенант предпочел бы, чтобы было именно так, -- ответил Ледонне, и
Майкл понял, что это был лишь вежливый способ сообщить им, что у них нет
выбора и хотя бы одну ночь придется провести здесь.
Часа через три после того, как друзей перевели в палату, появилась
Мэгги Ла в сопровождении Конора и Эллен. Они описали, как провели предыдущие
три часа с лейтенантом Мэрфи. Лейтенант достаточное количество раз прослушал
историю о том, как они попали в дом на Элизабет-стрит, чтобы сделать вывод,
что они невиновны ни в каких преступлениях, кроме собственной глупости, и в
конце концов Мэрфи так и не предъявил никаких обвинений.
Мэгги также рассказала Майклу и Тиму, которые были немного не в себе от
наркотиков, что Коко удалось оторваться от полиции в Чайна-таун, но Мэрфи
уверен, что его поймают до захода солнца.
Затем Мэгги осталась, а Конор и Эллен заторопились на метро. Эллен
поцеловала обоих мужчин, и ей пришлось почти силой проталкивать в дверь
Конора. Пул подумал, что, возможно, Конор не отказался бы, чтобы ранили и
его тоже, лишь бы оказаться в компании друзей.
-- А что они сделали с Биверсом? -- спросил Майкл у Мэгги.
-- Он тремя этажами выше. Хочешь увидеться с ним?
-- Не думаю, чтобы мне когда-либо захотелось увидеться еще раз с Гарри.
-- Он потерял ухо, -- напомнила Мэгги.
-- У него осталось другое.
Свет в госпитале приглушили, он был теперь каким-то призрачным. Пул
вспомнил сероватый свет наверху, у лестницы здания, когда на нее смотришь из
подвала.
Пришла сестра и сделала еще один укол, хотя Майкл не давался ни в какую
и говорил, что это не нужно.
-- Я и сам, знаете ли, врач, -- говорил он.
-- Нет, только не сейчас, -- сказала медсестра, всаживая иглу в его
ягодицу.
Затем они с Тимом некоторое время разговаривали о Генри Джеймсе. Позже
из всего этого невнятного разговора Пул помнил только, как Тим рассказал ему
о сне, который приснился Джеймсу уже в пожилом возрасте, -- что-то громадное
и устрашающее попыталось проникнуть в комнату писателя, но в конце концов
тот опомнился, сам атаковал врага и с позором изгнал его.
В этот день или на следующий Мэрфи опять захочет повидаться с ними, и
не меньше чем на двадцать четыре часа. Джуди Пул объявилась и встала в
дверях комнаты как раз перед самым концом приемных часов. За спиной жены
стояла Пэт Колдуэлл.
Ему всегда нравилась Пэт Колдуэлл, но он никак не мог вспомнить, всегда
ли ему нравилась собственная жена.
-- Я не войду, пока эта персона не выйдет отсюда, -- заявила Джуди.
"Этой персоной" была Мэгги Ла, которая немедленно начала собирать вещи.
Майкл сделал ей знак прекратить.
-- В таком случае ты не войдешь, -- сказал он Джуди. -- Но мне будет
очень жаль.
-- Вы не сходите повидаться с Гарри? -- спросила Майкла Пэт. -- Он
говорит, что ему многое требуется обсудить с вами двумя.
-- Мне не очень хочется прямо сейчас разговаривать с Гарри Биверсом, --
сказал Майкл. -- А тебе, Тим?
-- Майкл, ты что, не собираешься избавиться от этой девицы? -- спросила
Джуди.
-- Не думаю, чтобы я собирался это сделать. Зайди сюда, чтобы мы могли
говорить нормальным тоном, Джуди.
Джуди повернулась к нему спиной и пошла вниз по коридору.
-- Довольно забавно лежать в больнице, -- сказал Майкл. -- Вся твоя
жизнь проходит перед тобой, как будто заново.
Позже, тем же вечером, когда действие наркотиков прекратилось ровно
настолько, что Пул начинал чувствовать боль раны, в палату вошел лейтенант
Мэрфи. Он улыбался и выглядел спокойным, идеально владеющим собой человеком,
которым так восхищался Гарри Биверс на похоронах Тино Пумо.
-- Ну что ж, вы сейчас вне опасности, так что я пошлю Ледонне отдохнуть
домой. Утром вы сможете выписаться отсюда.
Он переминался с ноги на ногу, явно не зная, как именно сообщить им о
том, что он знал. В конце концов он решил, что для этого вполне подойдет
некая смесь оптимизма и агрессии в голосе.
-- Теперь он наш. Благодаря вам двоим и Гарри Биверсу нам не удалось
схватить его в Чайна-таун, но я говорил, что мы его поймаем, и скоро так и
будет.
-- Вы знаете, где Денглер? -- спросил Тим. Мэрфи кивнул.
-- Ну и где же? -- спросил Пул.
-- Вам не надо этого знать.
-- Но вы не можете задержать его сейчас?
Мэрфи покачал головой.
-- Он почти уже задержан, он даже лучше, чем просто задержан. Вы можете
за него не беспокоиться.
-- Я и не беспокоюсь, -- сказал Майкл. -- Он в самолете?
Мэрфи удивлено взглянул на Пула, затем кивнул.
-- Вы послали людей в аэропорт?
Теперь Мэрфи начинал выглядеть раздраженным.
-- Конечно послали. Я расставил людей на каждой станции метро, которой
он мог воспользоваться, на каждой автобусной остановке, а также в "Кеннеди"
и "Ля-Гардиа". -- Лейтенант прочистил горло. -- Но он умудрился пробраться
через турникет "Нью-Орлеанз", прежде чем его опознали. К тому времени, когда
мы сообразили, каким именем он может воспользоваться и куда направляться,
Коко уже сел в самолет. Но сейчас он еще на борту. И для него все кончено.
-- Куда он летит?
Мэрфи решил наконец сказать им.
-- В Тегусиальпу.
-- Гондурас, -- сказал Пул. -- Почему Гондурас? А, Роберто Ортиз. Вы
проверили список пассажиров и нашли его имя. У Денглера до сих пор есть
паспорт Роберто Ортиза.
-- Я ведь не должен отчитываться перед вами, правда? -- сказал Мэрфи.
-- Скажите мне только, что на этот раз вы его не упустите.
-- Из самолета выйти невозможно. Не думаю, чтобы он собирался повторить
подвиг Купера. А когда через полчаса самолет приземлится в Тегусиальпе, там
его ждет целая армия. Эти люди в Гондурасе, они хотят быть нашими друзьями.
Стоит нам поднять палец, как они уже готовы прыгать. Его схватят так быстро,
что он даже не успеет ступить на землю. -- Мэрфи улыбнулся. -- Мы уже не
упустим его. Возможно, он, как вы говорите, негодяй в бегах, но на этот раз
он бежит прямо в ловушку. -- Мэрфи кивнул, прощаясь с друзьями, и отправился
к двери, но по дороге его посетила еще одна мысль, и он обернулся. -- Утром
я расскажу вам, как все прошло. К тому времени нашего мальчика уже будут
везти обратно сюда. -- Ухмылка. -- В цепях. И, возможно, с парочкой синяков
и без парочки зубов.
После того, как лейтенант вышел, Андерхилл произнес:
-- Вот он, идол Гарри Биверса.
Пришла медсестра и сделала им еще по одному уколу.
Пул заснул, беспокоясь о своей машине, которую он припарковал на
стоянке на Дивижн-стрит.
Как только Пул проснулся на следующее утро, он позвонил в Десятый
участок. На столике рядом с кроватью Майкла стояла ваза с ирисами и калами и
лежала его книга "Послы", а также две книжки про Варвара. Ночью Мэгги
удалось вызволить со стоянки его машину.
Майкл спросил полицейского, который взял трубку, собирается ли
лейтенант Мэрфи посетить сегодня больницу Сен-Винсент.
-- Насколько я знаю, у него не было таких планов, -- ответил
полицейский, -- но, возможно, вам просто надо спросить кого-нибудь другого.
-- А сейчас лейтенант на месте?
-- Лейтенант на совещании.
-- Гондурасская полиция арестовала Денглера? Вы можете сказать мне хотя
бы это?
-- Извините, но я не могу дать вам подобной информации. Вам надо
поговорить с лейтенантом.
Полицейский повесил трубку.
Через некоторое время врач пришел выписывать их. Он сказал, что пришла
девушка, которая принесла им одежду. После того, как вышел врач, медсестра
внесла два коричневых пластиковых мешка, в каждом из которых лежало чистое
нижнее белье, носки, рубашка, свитер и джинсы. Одежда Андерхилла была взята
из его комнаты в "Сайгоне", в мешке Майкла были абсолютно новые вещи. Мэгги
подбирала размеры наугад, поэтому ворот рубашки Майкла был на размер меньше,
а пояс джинсов -- на размер больше, но тем не менее одежду вполне можно было
носить. На дне сумки Майкл обнаружил записку:
"Я не смогла купить тебе пальто, потому что кончились деньги. Доктор
сказал, что вас выпишут в девять тридцать. Не мог бы ты заехать в "Сайгон",
прежде чем отправиться туда, куда ты собираешься отправиться? Твоя машина
стоит в гараже через улицу. С любовью. Мэгги".
К записке был приложен жетон из гаража.
-- У нас нет пальто, -- сказал Майкл. -- Мое испорчено, а твое,
наверное, является вещественным доказательством. Но ничего, мы добудем
какую-нибудь одежду. В больницах часто что-нибудь остается.
В кассе они подписывали один документ за другим, затем молоденький
кладовщик, местный Уилсон Мэнли, снабдил их, как и предполагал Майкл,
пальто, которые принадлежали двум одиноким пожилым джентльменам, умершим на
прошлой неделе.
-- Они конечно очень ветхие, -- сказал кладовщик. -- Вот если бы вы
могли подождать пару дней, возможно, появилось бы что-нибудь поприличнее.
Андерхилл в своем грязном длинном пальто напоминал браконьера. Пулу
досталось ветхое пальто с вельветовым воротником, в котором у него был вид
бродяги.
Когда они забрали "Ауди", Пул некоторое время неподвижно сидел за
рулем, прежде чем вывести машину на Седьмую авеню. Бок его болел, от пальто
пахло дешевым вином и сигаретным дымом. Майкл понял вдруг, что он не знает,
куда ехать. Может быть, он будет сидеть за рулем вечно. Он остановился на
первом светофоре и понял, что может ехать куда угодно. Сейчас он не был ни
врачом, ни мужем, ни кем бы то ни было для Мэгги Ла, единственное, за что он
отвечал в настоящий момент, -- это машина, за рулем которой он сидел.
-- Ты отвезешь меня в "Сайгон"? -- спросил Андерхилл.
-- Да, -- сказал Майкл. -- Но сначала надо нанести визит нашему
любимому полицейскому.
6
Лейтенант Мэрфи не смог принять их сразу. Лейтенант Мэрфи велел
передать им, что они могут подождать, если хотят, но дела, относящиеся к
другим расследованиям, требуют его непременного участия. Нет, у него нет
информации о дальнейшей судьбе разыскиваемого Денглера.
Молодой офицер, сидящий по ту сторону пуленепробиваемой перегородки,
отказался пустить их внутрь участка и вообще избегал смотреть друзьям в
глаза, предпочитая сделать вид, что он занят чем-то, находящимся на столе в
глубине его кабинета.
-- Они схватили Коко, когда он сошел с самолета? -- настаивал Пул. --
Он уже возвращается обратно в цепях и со свежими синяками?
Офицер не отвечал.
-- Он ведь не смылся и на этот раз, правда? -- Пул почти кричал.
-- Мне кажется, что-то случилось во время полета, -- едва слышно
произнес полицейский.
После того, как друзья прождали полчаса, детектив Далтон сжалился над
ними и провел их внутрь участка. Он привел их в комнату "Би" и сказал:
-- Я постараюсь сделать так, чтобы он зашел сюда. Мне нравится это
пальто, -- ухмыльнулся Далтон Пулу.
-- Готов поменяться на ваше, -- ответил тот.
Далтон исчез. Через минуту-две распахнулась дверь и на пороге появился
лейтенант Мэрфи. На коже его не было привычного румянца, плечи были опущены.
Даже в шикарных усах лейтенанта, казалось, застыла усталость. Мэрфи кивнул
Майклу и Тиму, уронил на стол папку, а собственное тело -- в кресло.
-- О'кей, -- сказал лейтенант. -- Я не хочу, чтобы вы думали, будто бы
я вас избегаю. Просто не хотел звонить вам, пока не получу всей информации.
Он развел руками, как будто это было все, что он имел сказать.
-- Самолет приземлился? -- спросил Майкл. -- Что он сделал -- взорвал
его?
Мэрфи заерзал на стуле.
-- Да нет, самолет-то приземлился. И даже больше одного раза. В этом-то
и проблема.
-- Он совершил вынужденную посадку?
-- Не совсем. -- Теперь Мэрфи говорил очень медленно и явно неохотно,
лицо его постепенно начинало приобретать багровый оттенок. -- Обычно рейсы
из Америки на Тегусиальпу делают посадку в Белизе. Там тоже ждали наши люди,
на случай, если Денглер захочет что-нибудь выкинуть. Во всяком случае, так
нас информировала полиция Белиза. -- Пул наклонился вперед, собираясь что-то
сказать, но лейтенант выставил вперед руку, призывая его к молчанию. --
Самолет также обычно садится в месте под названием Сан Педро де Суда -- это
уже в Гондурасе. Там расставила своих людей уже гондурасская полиция. Они
должны были проверять каждого, кто сходит с самолета. А теперь слушайте
внимательно, доктор, я расскажу вам, что случилось. Между Сан Педро де Суда
и Тегусиальпой есть еще одно место, где регулярно садятся самолеты. --
Лейтенант попытался улыбнуться. -- Аэропорт Голосон в небольшом приморском
городишке под названием Ля Каиба. Самолет стоит там всего десять минут. И
сходят там только местные пассажиры -- у них билеты отличаются по цвету от
билетов международных рейсов, так что их легко можно распознать. А местным
пассажирам не надо проходить через таможню, иммиграционный контроль и все
эти штуки. В Голосон поставили двух гондурасских полицейских, но они никого
не заметили, кроме местных пассажиров.
-- Но когда самолет приземлился в Тегусиальпе, Денглера не было, --
закончил за лейтенанта Пул.
-- Правильно. Таким образом получается, что Коко не сходил нище вообще.
-- Лейтенант потянул носом воздух. -- Что это за запах?
-- Полицейский внизу сказал нам, что в аэропорту что-то случилось, --
сказал Авдерхилл. -- Я не могу припомнить, чтобы что-то случилось в Кеннеди.
Мэрфи посмотрел на него безо всякого выражения.
-- Да, произошло кое-что, если это можно назвать простым происшествием.
Когда команда проверяла самолет, они обнаружили одного пассажира, который не
покинул своего места. Он спал, закрывшись журналом. Только когда они сняли
журнал и тряхнули пассажира за плечо, они обнаружили, что он мертв. Сломана
шея. -- Мэрфи покачал головой. -- Мы до сих пор ожидаем результатов
опознания.
-- Так что Коко может быть где угодно, -- подвел итог Пул. -- Вы это
хотите сказать? Он мог улететь куда-нибудь еще, как только сошел с самолета.
-- Что ж, сейчас у нас полицейские наряды в аэропорту Голосон, --
сказал Мэрфи. -- То есть это у них там полицейские наряды. -- Лейтенант
отодвинулся от стола и встал. -- Думаю, это все, что я имею сказать вам,
джентльмены. Буду держать с вами связь. -- Он направился к двери.
-- Другими словами, никто не нашел его до сих пор. И мы даже не знаем,
каким именем он теперь пользуется.
Мэрфи открыл дверь.
-- Я позвоню вам, как только у меня появится новая информация. И он
вышел.
Буквально тут же в комнате появился Далтон, как будто все это время
стоял за дверью и ждал подходящего момента.
-- Теперь вам все известно? -- сказал он. -- Я провожу вас вниз. Вам не
о чем беспокоиться, ребята. Его ищет полиция всего Гондураса. А в Гондурасе
готовы выше головы прыгнуть, чтобы только оказать нам услугу, можете мне
поверить, так что через день-два наш парень будет за решеткой. Я рад, что
ваши раны оказались не слишком серьезными. Эй, доктор, скажите вашей
хорошенькой подружке, что если ей когда-нибудь надоест...
Они вышли на тротуар в своих облезлых пальто, принадлежавших умершим
старикам.
-- Как там в Гондурасе? -- спросил Пул.
-- Разве ты не слышал? -- сказал Андерхилл. -- Нас там любят.
Часть восьмая
ТИМ АНДЕРХИЛЛ
А что случилось потом?
Ничего.
Не случилось ничего.
Прошло два года с того дня, когда мы с Майклом Пулом вышли из
полицейского участка и отправились в "Сайгон", ресторан покойного Тино Пумо.
И ничего больше не было слышно о Коко или о М.О.Денглере или как он там
называет себя теперь. Бывают времена -- времена, когда все в моей жизни идет
как по маслу, -- когда я знаю, что он мертв.
Ведь нет никакого сомнения, что Коко искал смерти. Я думаю, он считал,
что освобождает свои жертвы от устрашающего ощущения вечности, которое
окружало его самого, дарует им настоящую свободу. "Я -- Эстергаз", --
написал он на карте, которую оставил в лесу для Майкла. И он наверняка хотел
сказать, что то, что случилось однажды на берегу реки Милуоки, продолжало и
продолжало случаться с ним, сколько он ни убивал, чтобы заставить это
остановиться. "С начала до конца и обратно" -- наверняка это означало
вечность, которая сделалась невыносимой для человека, заключенного внутри
ее.
Лейтенант Мэрфи в конце концов прислал Майклу Пулу фотографии, которые
нашли в комнате общежития Христианского союза, которая служила Коко
временным убежищем. Это были фотографии убийц и маньяков, осужденных или
обвинявшихся в совершении серии убийств. Денглер вырезал это все из журналов
и газет. Тед Банди, Жуан Корона, Джон Уэйн Гейси, Уэйн Уильямс, Дэвид
Берковец -- над головой каждого Денглер нарисовал круглое золотистое колечко
-- нимб. Они были посланцами вечности, и иногда, в наихудшие моменты своей
жизни, я думаю, что и нас, бойцов взвода Гарри Биверса, Денглер видел в
таком же свете -- как падших ангелов, которых надо перевести из одной
бесконечности в другую.
"У меня есть работа, которую я должен сделать", -- сказал Коко в
комнате в подвале на Элизабет-стрит, и то, что мы не слышали ничего ни от
него, ни о нем, вовсе не означает, что его работа уже сделана или что он
перестал ее выполнять.
Через год после того, как Коко исчез в Гондурасе, я закончил книгу,
которую начал писать. Мои прежние издатели из "Гладстон Хаус" напечатали ее
под названием "Тайный огонь". Отзывы были замечательные, продавалась книга
чуть хуже, но достаточно хорошо для того, чтобы я мог существовать на эти
деньги, пока пишу свою "невыдуманную историю" о М.О.Денглере и Коко.
Теперь-то мне стало понятно, что я не могу написать эту книгу -- я не знаю,
что такое "невыдуманная история". Нельзя привязать орла к лошади, идущей за
плугом, без того, чтобы заставить страдать их обоих.
Но как только я смог себе это позволить, я купил себе билет на тот же
рейс в Тегусиальпу, с которого исчез Коко, пока нас с Майклом Пулом зашивали
и пичкали наркотиками в больнице. И тем же зрением сочинителя, каким я все
время видел девочку, которую Коко пытался убить в Бангкоке, я увидел и то,
что случилось во время полета.
Вот одна из версий того, как Коко мог оказаться в Гондурасе.
Самолет довольно небольшой и такой старый, что все в нем скрипит и
потрескивает. Американцев на борту довольно мало. У пассажиров из
Центральной Америки черные волосы и кирпичного цвета лица. Они разговорчивы
и весьма эксцентричны, и я думаю, что Коко сразу почувствовал себя среди них
как дома. Он тоже вышел из подвала, он тоже оставил позади себя детей Я-Тук
и девочку из Пэтпонга, и теперь в нем звучит совсем другое. Я думаю, что,
закрыв глаза, он видит просторный дом в солнечном городке, но затем он видит
в этом домике трупы убитых и умирающих. Трупы лежат вперемежку на ступенях
Собора, руки их вывернуты, пальцы скрючены, а глаза все еще открыты, глаза
смотрят. Солнце очень близко и его огромный раскаленный добела диск
напоминает нимб. Кругом летают мухи. Коко прошибает пот -- он представляет
себе, как стоит, обливаясь потом, посреди двора и кожа его трескается от
жара.
Когда самолет приземляется в Белизе, два человека выходят, исчезают в
проеме солнечного света, который тут же поглощает их. Пассажирам видно, как
возле задней части самолета два человека в коричневой форме достают из
открытого люка чемоданы сошедших. Белый бетон и слепящий, палящий свет.
Через пятнадцать минут они уже снова в мире над мирами, над облаками и
дождем, где Коко чувствует себя свободным от земного притяжения и близким --
к чему? К Богу, бессмертию, вечности? Может, ко всему этому сразу. Когда он
закрывает глаза, то видит широкую улицу со множеством кафе. Рядом с белыми
столами -- ряды пустых белых стульев под разноцветными солнечными зонтиками.
В дверях кафе стоят официанты в черных брюках и белых жилетах. Потом в мозгу
его снова начинает звучать музыка вечности, он видит окровавленные тела,
лежащие на стульях, мертвых официантов у дверей, кровь бежит по их вспоротым
животам и стекает на мостовую...
Он видит голых смуглых детей, крестьянских детей с широкими спинами,
сгоревших в яме.
Образы проплывают беспорядочно, не вызывая никаких эмоций, как на
кинопленке.
"У меня есть работа, которую я должен сделать".
Когда они приземляются в Сан Педро де Суда шестеро молчаливых женщин и
мужчин пробираются к выходу, неся в руках корзины ручной клади и бутылки
свободного от пошлины виски. Галстуки мужчин сбились на строну, лица их
лоснятся от пота. Когда они говорят, то подвывают, как собаки, потому что
они произошли от собак, как другие происходят от обезьян, а третьи от крыс и
мышей. От пантер и других хищников семейства кошачьих. От козлов, змей и
лишь очень немногие -- от слонов и лошадей. Коко смотрит в окно на унылое
бюрократическое здание терминала. Выгоревший флаг скучно висит на шпиле над
крышей.
Не здесь.
После того, как группа пассажиров покидает самолет, мужчина с оранжевым
посадочным талоном в руках проходит вдоль рядов и садится в последнем. Он --
гондурасец, житель Сан Педро де Сулы, в плохо сидящем на нем спортивном
пиджаке и шоколадно-коричневой рубашке. Оранжевый корешок его посадочного
талона доказывает, что он наверняка местный житель.
Перед тем, как взлетел самолет, Коко встает, кивает стюардессе, которая
не обращала на него в течение всего полета никакого внимания, проходит вдоль
рядов и садится рядом с новым пассажиром.
-- Буэн диа, -- говорит гондурасец, и Коко улыбается и кивает. Через
секунду самолет начинает отъезжать от этого убийственно скучного терминала.
Дрожа и дребезжа, самолет отрывается от земли и вскоре снова оказывается в
мире без времени. У Коко есть двадцать минут до того момента, когда они
снова коснутся земли. И в какой-то момент, наверное, когда стюардесса уходит
в туалет или в кабину пилотов, Коко встает, загораживая собой проход. Кровь
его гудит, он чувствует, как внутри растет сладкое, побуждающее к действию
чувство. Вечность затаила дыхание. Коко улыбается и показывает на пол.
-- Это не вы уронили деньги?
Мужчина в спортивном пиджаке сначала поднимает взгляд на Коко, а потом
нагибается, чтобы взглянуть себе под ноги. Коко подходит к нему вплотную,
смыкает руки у него на горле и резко сворачивает на бок голову жертвы.
Раздается треск позвонков, но слишком тихий, чтобы его можно было расслышать
за гулом моторов. Коко садится рядом с трупом. Дальнейшие чувства Коко для
меня непроницаемы. Есть один вопрос, который гражданские лица на протяжении
многих веков задают военным: что чувствуешь, убивая человека? Но чувства
Коко в этот момент слишком личные, они слишком сильно привязаны к ужасной
истории Коко, а это тьма, это мгла, непроницаемая для глаза.
Можно сказать: он слышит, как душа мертвого человека отлетает на
небеса, и это заблудшая, несчастная душа, которая радуется обретенной
свободе.
Или давайте скажем так: Коко смотрит сквозь крышу самолета и видит на
небесах своего отца, садящего на золотом троне в зените славы. Отец кивает
ему строго, но одобрительно.
Или: он мгновенно чувствует, как сущность убитого им человека проникает
в него через глаза, уши, рот, отверстие на конце члена, как будто Коко съел
этого человека; память вспыхивает в мозгу Коко, он видит перед собой семью и
узнает своего брата, свою сестру.
Он видит белый домик на грязной улочке, рядом с которым стоит небольшая
машина...
Он ощущает запах жареных черепах...
Достаточно.
Коко берет оранжевый талон из кармана мужчины и заменяет его своим.
Потом он лезет в карман пиджака убитого и вытаскивает его бумажник. Пальцы
его дрожат от нетерпения -- скорее узнать, кто он теперь, кого он проглотил
и кто теперь живет внутри него, как его новое имя. Затем он накрывает лицо
убитого мужчины журналом и складывает его руки на коленях. Теперь мертвый
мужчина как будто спит, и стюардесса не станет будить его до тех пор, пока
все остальные не покинут самолет.
Самолет начинает снижаться, приближаясь к крохотному аэропорту Ля
Каибы...
Через несколько минут он сойдет в Ля Каибе.
Представьте себе, что мы не в Центральной Америке, а во Вьетнаме.
Сейчас сезон дождей, и внутри палаток в Кэмп Крэнделл шкафчики солдат
покрыты капельками влаги. В воздухе висит сладкий дымок марихуаны и звуки
музыки, которую мы слушаем. Спэнки Барредж, который теперь работает
консультантом по реабилитации от наркотиков в Калифорнии, меняет пленки на
своем большом катушечном магнитофоне "Сони", купленном в Сайгоне, в городе
Сайгоне, а не в ресторане. В большой зеленой сумке, стоящей в ногах Спэнки,
лежит тридцать или сорок катушек пленки с записями друзей Барреджа из Литл
Рок, Арканзас. Почти на всех пленках -- джаз, картонные коробки надписаны от
руки: Эллингтон, Бейзи, Паркер, Роллинз, Колтрейн, Клиффорд Браун, Петерсон,
Татум, Ходжес, Уэбстер.
Это палатка единомышленников и здесь всегда играет музыка. М.О.Денглера
и меня пускают сюда потому, что мы любим джаз, но на самом деле Денглера,
которого обожает весь взвод, пускали бы сюда в любом случае.
Здесь музыка звучит совсем иначе, чем в другом мире, здесь она говорит
совсем о других вещах и слушать ее надо как можно внимательнее.
Спэнки Барредж очень хорошо знает все свои пленки. Он помнит, где
начинается практически каждая песня, и может найти любой кусок, просто мотая
катушку от начала к концу и обратно. И память позволяет ему включать подряд
одну и ту же песню, но в разном исполнении. Спэнки нравится делать это. Он
может поставить "Солнечную сторону улицы" сначала в исполнении Татума, потом
Диззи Гиллеспи и Сонни Роллинза, "Индиану" Стена Гетца, а потом песню с теми
же словами, но другой мелодией под названием "Донна Ли" в исполнении Чарли
Паркера. У него версий наверное пять "Звездной пыли", не меньше шести "На
какой высоте луна", дюжина блюзов, каждый из которых, как вода, взятая из
одного и того же колодца, но разная на вкус.
Спэнки всегда возвращается к Дюку Эллингтону и Чарли Паркеру. И я сидел
возле колонок "Сони" рядом с М.О.Денглером наверное раз двадцать, когда
Спэнки ставил вслед за "Коко" Дюка Эллингтона песню Чарли Паркера с тем же
названием. С тем же названием...
-- ...но такие разные, -- говорит Спэнки. И он крутит пленку, пока на
счетчике не появляется нужный номер, почти не глядя на сам счетчик,
затягивается длинной сигаретой и нажимает "стоп" или "пуск".
Вот, что мы слушали во Вьетнаме, прежде всего "Коко" Эллингтона.
Это музыка-угроза, это музыка всего мира, означающая, что внутри нее
весь мир. Нежный баритон саксофона, звуки тромбона, ускользающая нелегкая
мелодия. Тромбоны напоминают человеческие голоса. Звуки выпрыгивают из
колонок и подбираются к тебе, как подбирался в ночи твой сумасшедший отец.
Пианино звучит аккордами ночного кошмара, но его почти заглушает остальной
оркестр. А в самом конце бас Джимми Блантона прорывается, как взломщик,
сквозь все остальные звуки. И нам даже не приходит в голову, что во всех
этих угрозах есть что-то театральное, почти что комическое.
-- Хорошо, -- говорит Спэнки. -- Теперь Чарли.
Он снимает катушку с записью Эллингтона и вставляет Паркера. Опять
крутит пленку, добирается до нужного числа на счетчике, опять почти не
глядя. Спэнки итак знает, когда будет "Коко". "Стоп". "Пуск".
И мы оказываемся в новом мире, таком же угрожающем, но более новом -- в
мире, который еще только наносят на карту. Этот "Коко" был записан в сорок
пятом году, через пять лет после Эллингтона, когда модернизм уже добрался и
до джаза. "Коко" Паркера был написан на основе песни "Чероки" английского
джаз-мена Рея Нобла, хотя вы бы никогда об этом не догадались, если только
не услышали случайно обе мелодии подряд. Сначала идут вступительные аккорды,
очень сложные и сильные, затем начинается главная тема, которая является как
бы абстракцией на тему "Чероки", лишенная всяческой сентиментальности,
подобно портрету Доры Маар кисти Пикассо или фотографиям Гертруды Стайн. Это
не есть музыка целой группы, как у Эллингтона, она глубоко индивидуальна.
После того, как отыграли основную тему, Паркер начинает петь. Весь первый
куплет слушателей не покидает чувство, будто началось наконец то, чего они
так долго ждали, к чему готовились.
Потому что Чарли Паркер начинает петь сразу, в одно мгновение. Его
пение, его инструмент и воображение звучат в унисон. Песня льется сплошным
потоком, Паркер делает продуманные паузы в начале каждой строки, в одной из
которых поется: "У меня есть работа, которую я должен сделать". Он тут же
повторяет эту фразу еще раз, гораздо сильнее и с новой интонацией, так что
теперь она звучит так: "У меня есть РАБОТА, которую я должен сделать". И все
время, пока звучит его соло, он продолжает играть. Ритм музыки напряженный,
волнующий.
Затем происходит совершенно поразительная вещь. Когда Паркер доходит до
середины песни, вся звучащая в ней угроза вдр