пеливо посмотрела на телефон. -- Надеюсь, генеральный директор задержит его подольше. -- А вы позвоните, когда господин тайный советник уедет! -- Сейчас или никогда, -- сказала Хильда. -- В сущности, меня это не касается. Мой отец достаточно взрослый человек. Я даже упрекаю себя. Кункель затянула ремень на корзине. -- Да он как малое дитя! Не понимаю, в чем тут дело. Ведь вообще-то он умница. Верно? Такой славный, благородный. И вдруг на него блажь находит. Может, слишком много читает? Это, говорят, очень вредно. И вот результат. Едет как бедняк в Альпы. Зазвонил телефон. Хильда поспешила к письменному столу. На проводе Брукбойрен, коммутатор отеля. Хильда попросила соединить с директором. -- Вы директор гранд-отеля? -- спросила она через некоторое время. -- Очень приятно. Выслушайте меня, пожалуйста. Завтра вечером к вам прибудет лауреат конкурса фирмы "Путцбланк". Директор сказал, что он в курсе дела и будет очень рад этому. -- Предвкушение радости -- самая большая радость, -- сказала Хильда. -- К сожалению, этот гость доставит вам немало беспокойства. Он явится к вам бедняком, хотя на самом деле он миллионер. Даже мультимиллионер. Директор отеля рассыпался в благодарностях за сведения, а потом поинтересовался, зачем мультимиллионеру представляться бедняком. -- Это его причуда, -- объяснила Хильда. -- Он хочет изучать людей. Разобрать их по косточкам, подвергнуть испытанию человеческую мораль. Он очень близкий мне человек, и я боюсь, чтобы его не обидели. Он как ребенок, понимаете? Ни в коем случае он не должен узнать, что вы в курсе дела. Пусть убедится, что вы принимаете его за бедняка, и тем не менее обращайтесь с ним так, как он привык. Директор сказал, что так и будет. И спросил затем, есть ли у таинственного гостя особые привычки, которые следует учесть, разумеется, деликатным образом. -- Отличная мысль, -- сказала Хильда. -- Слушайте внимательно! Раз в два дня ему делают массаж. Он собирает почтовые марки. На ночь в постель кладут нагретый кирпич. Любимое блюдо -- говядина с лапшой или другая домашняя еда. С напитками он разборчивее. Особенно любит французский коньяк. Что еще?.. -- Кошки! -- подсказала Кункель, фанатично охранявшая дверь. -- У вас есть сиамские кошки? -- спросила Хильда директора. -- Нет? Раздобудьте парочку! В его номер. Я переведу вам завтра тысячу марок. Директор сказал, что записал все. Разумеется, ни о какой оплате не может быть и речи. Гранд-отель -- щедрое заведение. К тому же все пункты программы -- кроме сиамских кошек -- сущие пустяки. Да и сиамские... -- Тайный советник идет, --доложила свистящим шепотом Кункель. -- Всего хорошего, -- сказала Хильда и положила трубку. Брандес повез обоих туристов на Ангальтский вокзал. Хильда и Кункель поехали провожать. Тоблер любил, когда ему махали платочком. -- Дорогой Иоганн, -- сказал он в машине, -- не забудьте моих распоряжений. В Мюнхене мы пробудем несколько часов в отеле "Регина", Завтра днем я превращаюсь в господина Шульце. Вы достанете пустую картонную коробку, уложите в нее костюм, который сейчас на мне, белье, носки, туфли и отнесете на почту. Из мюнхенского отеля я выйду в шубе. Мы возьмем такси. В такси я надену драповое пальто Шульце, а вы тоблеровскую шубу. Как свою собственную. Начиная с Штарнбергского вокзала мы с вами незнакомы. -- Но хоть вашу корзину можно я понесу к поезду? -- спросил Иоганн. -- Я сам смогу, -- сказал Тоблер. -- Кстати, от Мюнхена мы поедем в разных купе. -- Ну чисто детективная история, -- заявила Хильда. Через некоторое время Кункель спросила: -- А как вы это выдержите, господин тайный советник? Без массажа. Без коньяка. Без теплого кирпича. Без домашней кухни, И без ваших кошек в спальне! -- Она шутливо ущипнула Хильду за руку. -- Да перестаньте вы, -- отмахнулся Тоблер. -- Меня уже давно тошнит от старых милых привычек. Я счастлив, что могу наконец ускользнуть на свободу. -- Ну-ну, -- сказала Кункель и состроила глупейшую физиономию. На перрон они вышли незадолго до отправления поезда. В оставшиеся минуты давались излишние наставления. Иоганну, прежде чем он поднялся в вагон, пришлось клятвенно заверить Хильду, что он будет посылать раз в два дня, не реже, подробнейший отчет. Состав тронулся. Хильда и Кункель замахали платочками. Тайный советник кивал им, он был доволен. Мимо провожавших уже плыли следующие вагоны. Маленькая пожилая женщина, семенившая рядом с поездом, столкнулась с Хильдой. -- Осторожно, смотри перед собой! -- крикнул ей молодой человек, высунувшийся из окна вагона. -- Жду твоего возвращения, сынок! -- ответила пожилая женщина и погрозила ему зонтиком. -- До свидания! -- крикнул сын. Хильда и он мельком взглянули друг на друга. Проехал последний вагон. Скорый поезд Берлин -- Мюнхен, шипя и поругиваясь, отправился в ночной путь. Опять пошел снег. С перрона это было видно очень хорошо. Глава пятая ГРАНД-ОТЕЛЬ "БРУКБОЙРЕН" Гранд-отель "Брукбойрен" -- гостиница для постоянных клиентов. Либо ты уже постоянный, либо им будешь. Иных вариантов почти не бывает. Если кто-нибудь вообще не попадет в гранд-отель, вполне допустимо. Но если кто хоть раз побывал здесь и больше ни разу -- исключено. Какими бы разными ни были постоянные гости, с деньгами они все. Каждый из них может себе позволить Альпы плюс белокафельную ванную плюс -- что подскажет богатое воображение... Уже в конце лета начинается переписка между Берлином и Лондоном, Парижем и Амстердамом, Римом и Варшавой, Гамбургом и Прагой. Запрашивают прошлогодних партнеров по бриджу. Договариваются с давнишними приятелями -- любителями горных лыж. А зимой встречаются. Постоянным гостям соответствует и необычайно постоянный штатный персонал. Лыжные инструкторы, разумеется, одни и те же. Да они и живут в Брукбойрене. По основному роду занятий это сыновья крестьян, или токари по дереву, или владельцы полутемных лавочек, где продаются сигареты, почтовые открытки и редкостные сувениры. Так же неминуемо, как снег, возвращаются в гранд-отель к началу зимнего сезона из окрестных городов кельнеры и повара, шоферы и бухгалтеры, виночерпии и бармены, музыканты и учителя танцев, горничные и коридорные. Более или менее удовлетворительным оправданием считается только личная смерть. Коммерческий директор, господин Кюне, находится на своем посту уже десять лет. Хотя предпочитает проводить время не в служебном кабинете, а на вольной природе. Но разве он не прав? Господин Кюне отличный лыжник. После завтрака он удирает в горы и возвращается с заходом солнца. Вечером он танцует с дамами из Берлина, Лондона и Парижа. Он холостяк. Постоянным гостям отеля его бы очень недоставало. Пожалуй, Кюне останется директором. Во всяком случае, пока сможет танцевать. И при условии, что не женится. Тем не менее отель функционирует безупречно. Все дело в Польтере, старшем швейцаре. Он любит гранд-отель как родное дитя и печется о нем действительно как заботливый папаша. Кроме обшитой галунами ливреи у него седые усы, большой запас иностранных слов и заметное плоскостопие. Высокоразвитое чувство справедливости мешает ему усматривать существенные различия между постояльцами и служащими отеля. И к тем и к другим он одинаково строг. Таково положение вещей... Только вот лифт-боев меняют почаще. Это связано не с их характерами, а исключительно с тем, что они, с профессиональной точки зрения, слишком быстро стареют. Сорокалетний мальчик-лифтер производит несносное впечатление. В зимнеспортивном сезоне отель не может обойтись без двух вещей: снега и гор. Никак. Без обеих, даже без одной из них, называться зимнеспортивным отелем -- нелепость. Конечно, кроме гор и снега, сюда относятся, хотя и с меньшей необходимостью, также другие предметы. Например, один или несколько глетчеров. Замерзшее и по возможности уединенное горное озеро. Несколько укромных лесных часовен. Высокогорные, труднодоступные пастушьи хижины, где пахнет хлевом, есть шезлонги, лицензия на продажу спиртных напитков и стоящий кругозор. Тихие заснеженные ельники, где путнику предоставляется возможность вздрагивать при звуке падающих сучьев. Заледеневший, похожий на гигантскую хрустальную люстру водопад. Уютный, хорошо натопленный домик почты внизу, в поселке. И, по возможности, канатная дорога, которая доставит любителя природы за облака на сияющую вершину. Там, наверху, завороженный панорамой и полный счастья, человек теряет остатки разума, привязывает к ботинкам лыжи и мчится по насту и рыхлому снегу, по ледяным сугробам и через занесенные пастбищные изгороди, прыгая, выписывая дуги и крутые виражи, падая и пулей устремляясь вниз, в долину. Финишировав, одни идут в отель на файф-о-клок. Других несут к врачу, который .загипсовывает сломанные конечности. Багаж пациента переезжает из отеля в частную клинику на солнечном склоне. Во-первых, благодаря этому у врачей есть заработок. А во-вторых, освобождаются номера в отеле для вновь прибывших. Natura non facit saltus (Природа не делает прыжков (лат.)). Те, кто вернулся целым и невредимым, заказывают кофе с пирожными, читают газеты, пишут письма, играют в бридж и танцуют. И все это они совершают, не переодевшись. На них еще синие норвежские лыжные костюмы, свитеры, шарфы и тяжелые, с подковками башмаки. Если кто хорошо одет, значит, это -- кельнер. А вот когда зайдете в отель вечером, во время ужина или позднее, то сначала вообще никого не узнаете. Все словно не похожи на себя, хотя зовут их так же, как днем. Господа щеголяют во фраках и смокингах. Дамы ступают или парят в вечерних платьях из Берлина, Лондона и Парижа, демонстрируя официально допустимую часть своих прелестей и обворожительно улыбаясь. Так, вдруг белокурый юнец, который днем на горе Мартинскогель у вас на глазах натирал мазью лыжи, оказывается при электрическом свете хорошенькой и восхитительно одетой барышней. Это волшебное чередование дневной и вечерней жизни, спорта и bal par (Костюмированный бал (франц.)), резкого морозного воздуха и нежного аромата духов -- редчайшее наслаждение, какое предоставляют зимой своим гостям только горные отели. Природа, которой они были долго лишены, и цивилизация, которой лишились ненадолго, приведены в гармонию друг с другом. Одним это не нравится. Тут дело вкуса. Другим это не под силу. Здесь уже дело в деньгах. В гранд-отеле "Брукбойрен" ожидали таинственного мультимиллионера, о котором сообщили по телефону. Он прибудет через несколько часов. Директор Кюне отказался от лыжного похода на перевал Штифель. Чрезвычайные обстоятельства требуют необычайных жертв. Сыну и дочери богемского угольного.магната Марека, а также английскому колониальному офицеру Салливану -- тот каждый свой отпуск проводит в Брукбойрене -- пришлось идти на перевал-втроем. Без него! Без Карла Отважного1, как его прозвали постоянные гости! На душе у него было скверно. После ленча он метался по отелю из угла в угол под неодобрительные взгляды швейцара Польтера. Казалось, он хочет за один день отработать фирме все усердие, что задолжал ей. Уже рано утром директор проинформировал весь персонал (на веранде, где служащие питаются перед тем, как придут на завтрак первые постояльцы). -- Внимание! -- сказал он. -- Сегодня вечером прибывает весьма сложный клиент. Бедняк, выигравший приз по конкурсу. За это ему предоставляется здесь стол и жилье. Но, с другой стороны, он вовсе не бедняк. А миллионер высокой пробы. Кроме того -- большой ребенок. Нет, не кроме того. Он и есть ребенок. Поэтому он хочет изучать людей. Убиться можно! Но с нами такие детские шалости не пройдут! Ясно? -- Нет, -- категорически заявил виночерпий. Остальные засмеялись. Карл Отважный попробовал выразиться яснее. -- Нашего бедного миллионера поместят в седьмой номер. Прошу это запомнить! Обслуживать его по-королевски, больше всего он любит говядину с лапшой. Тем не менее он не должен заметить, что мы знаем, кто он. Да мы и не знаем. Понятно? -- Нет, -- ответил бармен Джонни. Директор побагровел. -- Чтобы наконец мы лучше поняли друг друга, предлагаю следующее: кто будет дурить, вылетит вон! -- С этим Кюне удалился. Во второй половине дня прибыли сиамские кошки. Из мюнхенского зоомагазина. Экспрессом и с подробной инструкцией. Три котенка! Они радостно носились вприпрыжку по седьмому номеру, возились друг с другом, татуировали горничную и уже через час разделались с двумя занавесками и гобеленовой обивкой кресла. Швейцар дядюшка Польтер собирал почтовые марки. Обширная корреспонденция постояльцев облегчала ему эту работу. В ящике стола у него уже были сложены марки с острова Явы, из Гвинеи, Кейптауна, Гренландии, Барбадоса и Маньчжурии. Массажиста заказали на следующее утро. Бутылка коньяка, настоящего, французского, украшала мраморную крышку ночной тумбочки. Нашли и кирпич, который нагреют вечером и, завернув в шерстяной платок, положат в изножье кровати. Представление можно было начинать! Во время пятичасового чая директор услышал потрясающую новость: гости отеля уже все знали! Первой его остановила госпожа Штильгебауер, дородная супруга статс-секретаря, и спросила, как зовут бедного богача. Потом, когда Кюне пересекал игорный салон, его атаковали бриджи-сты, задавая самые неожиданные вопросы. Наконец, на лестнице ему преградила путь госпожа фон Маллебре, кокетливая замужняя венка, и поинтересовалась возрастом миллионера. Кюне поступил невежливо: он повернулся к даме спиной и побежал к швейцару Польтеру. Тот за своей стойкой у входной двери распродавал большую партию видовых открыток. Директору пришлось ждать, пока очередь дойдет до него. -- Черт-те что! -- воскликнул он. -- Постояльцы уже знают! Значит, персонал проболтался. -- Нет, не персонал, -- ответил дядюшка Польтер, -- а барон Келлер. -- А откуда узнал барон? -- От меня, конечно, -- сказал швейцар. -- Но я его настоятельно просил не передавать дальше. -- Вы же отлично знаете, что он болтун, -- рассвирепел Кюне. -- Именно поэтому я ему и сказал, -- признался дядюшка Польтер. Директор собрался было ответить, но тут вошел с улицы мистер Брайен, весь в снегу, с ледяными сосульками в бороде, и потребовал ключ, почту и газеты. Дядюшка Польтер двигался еще медленнее, чем обычно. Когда Брайен ушел, Кюне прорычал: -- Вы спятили? -- Нет, -- возразил швейцар м тщательно сделал пометку в блокноте. Кюне чуть не задохнулся: -- Вы соизволите ответить? Дядюшка Польтер выпрямился. Он был выше директора. То есть на самом деле он был ниже. Но за его стойкой была подставка для ног. И, видимо, толькр по этой причине швейцар был такой строгий. Видимо, без подставки он стал бы другим человеком. (Это, правда, всего лишь предположение.) -- Гостей следует информировать, -- сказал он. -- Тут и спорить нечего. Во-первых, барометр падает, и если люди пару деньков не покатаются на лыжах, то начнется нервотрепка. Миллионер -- великолепное разнообразие. Во-вторых, теперь не будет никаких жалоб. Можете себе представить, как бы они начали выживать человека, приняв его за жалкого бедняка? Да ведь он может разорить наш отель. Денег у него хватит. Карл Отважный повернулся и пошел в контору. А швейцар впускал теперь группу лыжников, которую уже не первый год обучал Алоиз Мурнер. Утром они уехали вместе с инструктором из Пихельштайна в Санкт-Килиан. А оттуда опоздали на последний автобус, потому что маркиза ди Фи-ори при спуске нечаянно налетела на ограду охотничьего угодья. Осталась цела и невредима. Но со страху она на ровном месте закатила истерику. И вот они все приплелись усталые и замерзшие. Алоиз Мурнер подмигнул дядюшке Польтеру, а тот чуть кивнул. Они были одного мнения: у этих лыжников единственное оправдание. Они богаты.  Глава шестая ДВОЙНОЕ НЕДОРАЗУМЕНИЕ Мюнхенский скорый остановился в Брукбойрене. Человек тридцать ступили на перрон и, к своему изумлению, оказались по колено в свежевыпавшем снегу. Все засмеялись. Из багажного вагона выгрузили кожаные кофры. Поезд ушел. Носильщики, шоферы, коридорные понесли багаж на привокзальную площадь. Прибывшие потопали вслед и с удовольствием влезли в ожидавшие их автобус и сани. Господин Иоганн Кессельгут из Берлина обеспокоенно смотрел на бедновато одетого пожилого человека, который одиноко стоял с плетеной корзиной в глубоком снегу. -- Вы едете в гранд-отель? -- спросил шофер Кес-сельгута. Господин Кессельгут нерешительно сел в автобус. Загудел клаксон, защелкали кнуты. Привокзальная площадь снова опустела. Только бедняк не сдвинулся с места. Но вот он взглянул на небо, по-детски улыбнулся звездам, глубоко вдохнул, поднял корзину на левое плечо и пошел по улице. Не было ни тротуара, ни проезжей части, был только снег. Сначала бедняк пытался идти по широкой гладкой колее, оставленной автобусом, но то и дело скользил и оступался. Тогда он окунул правую ногу в снег -- осторожно, словно пробуя температуру воды в ванне, -- затем левую и решительно зашагал вперед. При этом он насвистывал. На уличных фонарях белели высокие снежные шапки. Палисадники были занесены снегом. На заснеженных крышах невысоких домов лежали большие камни. Господину Шульце казалось, что он ощущает близость невидимых гор, окружавших его в темноте. Впрочем, он насвистывал песенку "Вот и май наступил". Автобус остановился. Несколько коридорных начали разгружать багаж. Лифт-бой распахнул одну половинку двери и отдал честь прибывшим. Поздние гости вошли в отель. Дядюшка Польтер с директором поклонились и сказали: -- Добро пожаловать! Вестибюль был заполнен любопытными туристами. Они ждали ужина, чудака-миллионера, и у них был праздничный вид. Супружескую пару из Саксонии (фирма трикотажных изделий) и породистую даму из Польши, которые заказали номера заранее, сразу провели к лифту. Иоганн Кессельгут и какой-то молодой человек с обшарпанным чемоданом и в жалком осеннем пальтишке остались у стойки. Кессельгут хотел пропустить молодого человека вперед. -- Ни в коем случае, -- возразил тот. -- У меня есть время. Кессельгут поблагодарил и обратился к швейцару. -- Мне желательно хороший солнечный номер. С ванной и балконом. Директор сказал, что выбор сейчас невелик. Дядюшка Польтер изучал план отеля с видом стратега, у которого болит печень. -- Цена не играет роли, -- сказал Кессельгут и покраснел. Швейцар пропустил это замечание мимо ушей. -- Номер тридцать первый еще свободен. Он вам наверняка понравится. Не угодно ли заполнить карточку для вновь прибывших? Кессельгут взял ручку, облокотился на стойку и тщательно вписал свои данные. Взоры присутствующих переключились наконец на молодого человека и на его жалкое пальто. Карл Отважный покашливал от волнения, -- Чем могу служить? -- спросил директор. Молодой человек пожал плечами, смущенно улыбнулся и сказал: -- Гм, тут вот какое дело. Моя фамилия Хагедорн, я выиграл первый приз на конкурсе заводов "Путцбланк". Надеюсь, вы в курсе дела? Директор снова поклонился. -- Мы в курсе, -- сказал он с пониманием. -- Добро пожаловать под наш кров! Почтем за честь сделать ваше пребывание как можно более приятным. Хагедорн оторопел. Оглядевшись, он заметил, что по-вечернему одетые гости отеля с любопытством пялятся на него. Господин Кессельгут тоже взглянул в его сторону. -- Да, какой номер зарезервирован для господина Хагедорна? -- спросил Кюне. -- Если не ошибаюсь, апартамент номер семь, -- сказал швейцар. Директор кивнул. Коридорный подхватил чемодан Хагедорна и спросил: -- А где большой багаж господина? -- Нигде, -- ответил Хагедорн. -- Какой там багаж! Директор и швейцар любезно улыбнулись. -- Вам сначала, наверно, хочется отряхнуть с себя дорожную пыль, -- сказал Карл Отважный. -- Позвольте пригласить вас потом к ужину? Сегодня говядина с лапшой. -- Само по себе это не так уж и плохо, -- сказал Хаге-дорн. -- Но я сыт. Кессельгут оторвался от заполнения карточки и широко раскрыл глаза. Коридорный, взяв ключ, направился с чемоданом к лифту. -- Но мы еще увидим вас позднее? -- заискивающе спросил директор. -- Естественно, -- сказал Хагедорн. Он выбрал видовую открытку, попросил почтовую марку, заплатил за все, хотя швейцар норовил записать на счет отеля, и повернулся было идти. -- Пока не забыл, -- торопливо спросил дядюшка Польтер. -- Вас интересуют почтовые марки? -- Он вынул из ящика конверт, в котором хранил заграничные марки, и разложил их во всем красочном великолепии перед молодым человеком. Хагедорн взглянул на лицо старого швейцара. Потом из вежливости бегло оглядел марки. Он ровно ничего в них не понимал. -- У меня нет детей, -- сказал он. -- Но, может, еще будут. -- Значит, могу собирать и дальше? -- спросил дядюшка Польтер. Хагедорн спрятал марки в карман. -- Продолжайте, -- сказал он. -- Ведь это безопасно. В сопровождении сияющего директора он направился к лифту. Сидящие за столиками, мимо которых он проходил, таращились на него. Хагедорн шагал с упрямым видом, засунув руки в карманы пальто. Иоганн Кессельгут, отложив заполненный листок, спросил в растерянности: -- С чего это вы собираете почтовые марки для молодого человека? -- спросил он. -- И почему ради него приготовили говядину с лапшой? Дядюшка Польтер вручил ему ключ от номера и сказал: -- На свете есть чудаки. Тот молодой человек, к примеру, миллионер. Вы поверили бы? Тем не менее это так. Только он не должен догадываться, что мы знаем. Ему хочется представляться бедняком. Он надеется собрать скверные впечатления о жизни. Здесь ему это не удастся. Ха-ха! Нас предупредили о нем по телефону. -- Чудесный человек, -- сказал директор, вернувшись от лифта. -- Крайне симпатичный. И совсем неплохо играет свою роль. Интересно, что он скажет о сиамских кошечках? Кессельгут ухватился за стойку. -- Сиамские кошки? -- пробормотал он. Швейцар с гордостью кивнул. -- Три штуки. И это нам посоветовали вчера по телефону. А также насчет собирания почтовых марок. Кессельгут безмолвно уставился на входную дверь. Может, броситься на улицу и убедить второго бедняка, который приближается, вернуться обратно? Подошла группа постояльцев. -- Очаровательный мальчишка, -- воскликнула госпожа Каспариус, неунывающая дама из Бремена. Госпожа фон Маллебре бросила на нее взгляд. Дама из Бремена ответила ей тем же. -- Как же его все-таки зовут? -- спросил господин Ленц, толстый торговец антиквариатом из Кельна. -- Кандидат наук Фриц Хагедорн, -- непроизвольно сказал Иоганн Кессельгут. Все умолкли. -- Вы его знаете? -- радостно воскликнул директор. -- Это грандиозно! Расскажите о нем! -- Нет. Я его не знаю, -- ответил Иоганн Кессельгут. Все рассмеялись. Госпожа Каспариус игриво погрозила пальчиком. Иоганн Кессельгут не знал, что делать. Он схватил свой ключ и хотел ускользнуть. Но ему преградили дорогу. На него посыпался град вопросов. Каждый, представившись, жал ему руку. Он еле успевал называть свою фамилию. -- Дорогой господин Кессельгут, -- сказал в заключение толстый Ленц. -- Не очень-то любезно с вашей стороны, что вы заставили нас так нервничать. Раздался гонг. Группа разошлась: проголодались. Кессельгут присел за столик в холле. Горестная складка прорезала его лоб, он был подавлен и не видел выхода. Несомненно одно: фройляйн Хильда и эта дура Кункель вчера вечером сюда звонили. Сиамские кошки в номере Хагедорна! Нечего сказать, сюрприз. У бедняка, который, насвистывая народные песни, тащился с корзиной по снегу, промокли и застыли ноги. Он остановился и, кряхтя, присел на корзину. Впереди на холме чернело большое здание с бесчисленными освещенными окнами. Наверное, гранд-отель, подумал он. Надо было поселиться в небольшом прокуренном постоялом дворе, а не в этом идиотском каменном ящике. Но потом он вспомнил, что хотел ведь изучать людей. -- Какая чушь! -- сказал он вслух. -- Я же давно знаю эту братву. -- Он нагнулся, слепил снежок и долго держал его в ладонях. Кинуть в фонарь? Как несколько дней назад мальчуганы на Литценбургерштрассе. Или как он сам сорок лет назад. У господина Шульце замерзли пальцы. Белый комок снега выпал из рук, оставшись без употребления. Да я все равно бы промазал, подумал он с грустью. Запоздалые лыжники проехали мимо в сторону холма. К гранд-отелю. Шульце услышал их смех и поднялся. Грубые ботинки. Корзина была тяжелой. Фиолетовый пиджак тер под мышками. Не хватает еще раскиснуть, он мысленно обругал себя и зашагал дальше. Когда Шульце вошел в отель, лыжники столпились у стойки швейцара, покупали газеты и с удивлением поглядывали на вошедшего. Со стула поднялся элегантно одетый господин. Вот тебе на! Это же Иоганн! Кессельгут с тяжелым сердцем приблизился и умоляюще взглянул на "бедняка". Но эти взгляды отскочили от него как от стенки горох. Шульце поставил корзину на пол, повернулся спиной к лыжникам и лицом к афише, которая извещала, что послезавтра вечером во всех залах гранд-отеля состоится "бал в отрепьях". С большим удовлетворением Шульце подумал, что ему по крайней мере даже не надо будет переодеваться. Лыжники, громыхая и спотыкаясь, ввалились в лифт. Швейцар, обозрев тыльную сторону бедняка, сказал: -- Торговля вразнос запрещена! После чего обратился к Кессельгуту и спросил, что ему угодно. -- С завтрашнего дня мне надо будет кататься на лыжах, -- сказал Кессельгут. -- Не знаю, как это делают. Думаете, я еще могу научиться? -- Ну конечно! -- ответил дядюшка Польтер. -- Здесь и не такие выучивались. Лучше всего возьмите частные уроки у Тони Гразвандера. Он сможет посвятить вам лично больше времени. Это приятнее, чем в большой группе, когда то и дело шлепаешься и на тебя вечно глазеют тридцать человек. Кессельгут задумался. -- Кто шлепается? -- робко спросил он. -- Вы! -- констатировал швейцар. -- Плашмя, во весь рост. Кессельгут прищурился: -- Это очень опасно? -- Вряд ли, -- успокоил его швейцар. -- К тому же у нас, в Брукбойрене, первоклассные врачи! Например, медицинский советник доктор Цвизель. Лечением сложных переломов костей он прославился на весь мир. Ноги, побывавшие в его клинике, выглядят куда красивее, чем прежде! -- Я не тщеславен, -- сказал Кессельгут. Бедняк, изучивший тем временем все объявления, расхохотался. У швейцара, который забыл о присутствии бедняка, лопнуло терпение: -- Мы ничего не покупаем! -- А я ничего и не продаю, -- сказал бедняк. -- Тогда что вам здесь надо? Навязчивый человек подошел ближе и ласково сказал: -- Жить! Швейцар сочувственно улыбнулся: -- Это обойдется вам дороговато. Ступайте-ка обратно в деревню, мил человек! Там есть постоялые дворы и дешевые койки для туристов. -- Большое спасибо, -- отозвался бедняк. -- Но я не турист. Разве я похож? Между прочим, номер, который я займу здесь, стоит еще дешевле. Швейцар взглянул на господина Кессельгута, предполагая, что тот с ним согласится, покачал головой и сказал как бы в завершение: -- Доброго вечера! -- Ну наконец-то! -- сказал бедняк. -- Давно пора со мной поздороваться. Уж в этом отеле я ожидал манеры получше. Дядюшка Польтер побагровел. -- Вон отсюда! -- прошипел он. -- Сейчас же убирайтесь! Не то прикажу вас выгнать! -- Это уж слишком! -- решительно заявил бедняк. -- Моя фамилия Шульце, я второй призер конкурса. На десять дней мне предоставлены в гранд-отеле "Брукбойрен" бесплатное питание и жилье. Вот документы! Дядюшка Польтер, сам того не замечая, начал отвешивать мелкие поклоны. Он не понимал, что творится. Сойдя наконец с подставки, он вышел из-за стойки, и сразу бросилось в глаза, что швейцар небольшого роста. -- Одну минутку, пожалуйста! -- пробормотал он и рысцой устремился в контору за директором. "Убиться можно!" -- скажет Кюне. Шульце и Кессельгут временно остались вдвоем. -- Господин тайный советник, -- предложил Иоганн в отчаянии, -- может, лучше вернуться домой? Шульце, видимо, оглох. -- Случилось нечто ужасное, -- шептал Иоганн. -- Представьте себе, когда я вошел сюда... -- Еще одно слово, -- сказал тайный советник, -- и я убью вас голыми руками! -- Это звучало крайне убедительно. -- Но риск... -- начал Иоганн. Тут открылась дверь лифта, оттуда вышел Хагедорн с открыткой в руке и направился к стойке швейцара. -- Убирайтесь! -- прошептал Шульце. Кессельгут повиновался, но, чтобы оставаться вблизи, присел за столик в холле. Он не ждал ничего хорошего. Сейчас встретятся миллионер, которого здесь приняли за бедняка, и бедняк, которого считают миллионером! Недоразумения сгущались над отелем, как грозовые облака. Молодой человек заметил Шульце и учтиво поклонился. Шульце ответил тем же. Хагедорн озирался по сторонам, что-то искал глазами. -- Извините, -- обратился он к Шульце. -- Я только что приехал. Не знаете, где здесь почтовый ящик? -- Я тоже только что, -- ответил бедняк. -- А ящик за второй стеклянной дверью налево. -- Действительно! -- воскликнул Хагедорн, вышел, бросил открытку, адресованную матери, вернулся довольный назад и остановился возле бедняка. -- Вам еще не дали номер? -- Нет, -- ответил тот. -- Судя по всему, еще не выяснилось, можно ли вообще рискнуть и предоставить мне приют в этой скромной обители. Хагедорн улыбнулся. -- Здесь все возможно. Мне кажется, мы попали в явно комичный отель. -- Если понятие комического толковать так широко, то вы правы. Молодой человек пристально поглядел на собеседника. Потом сказал: -- Не сердитесь на меня, пожалуйста, но мне страшно хочется угадать, как вас зовут. Тот отступил на шаг. -- Если с первого раза не угадаю, сдаюсь, -- заявил молодой человек. -- Это забавно, пожалуй, но я подозреваю, что вы -- Шульце! Верно? Старший собеседник был искренне поражен. -- Верно, -- сказал он. -- Моя фамилия Шульце. Но как вы узнали? Откуда? -- Я знаю больше, -- сказал молодой человек. -- Вы выиграли второй приз конкурса заводов "Путцбланк". Вот видите! Я из племени малых пророков! А теперь угадайте-ка вы, как меня зовут. Шульце задумался. Потом лицо его озарилось, и, сияя, он воскликнул: -- Ага, есть! Вы -- Хагедорн! -- Да, так точно, -- сказал младший. -- У нас можно поучиться. Оба рассмеялись и пожали друг другу руки. Шульце присел на свою корзину и предложил место рядышком Хагедорну. Так, в тесном единении, они завели глубокомысленную беседу о рекламе. А именно о предельном эффекте оригинальных формулировок. Было похоже, что они знакомы уже много лет. Господин Иоганн Кессельгут, который, прикрывшись газетой, наблюдал за ними, был изумлен. Потом он начал строить план действий. И наконец поднялся в лифте на третий этаж, чтобы обследовать свой номер с ванной и балконом и распаковать чемоданы. Дабы новые костюмы не помялись. Когда Кюне и Польтер после военного совета вышли в холл, оба лауреата все еще сидели на промокшей ветхой корзине и воодушевленно беседовали. Швейцар окаменел и придержал директора за смокинг. -- Вот! -- выдохнул он. -- Полюбуйтесь-ка! Наш замаскированный миллионер с господином Шульце. Ну прямо памятник! Как Гете с Шиллером! -- Убиться можно! -- выдохнул Карл Отважный. -- Этого только нам не хватало! Я отведу Шульце в свободную комнату для горничной. А вы намекните миллионерчику, мол, нам очень неловко за то, что ему пришлось, как нарочно, в нашем отеле общаться с каким-то замухрышкой и что мы не можем просто так выгнать Шульце. Может, завтра или послезавтра сам догадается выехать. Надеюсь! Иначе распугает всех наших постоянных гостей. -- Господин кандидат Хагедорн еще ребенок, -- сказал швейцар строгим тоном. -- Фройляйн, которая звонила из Берлина, была права. Уберите поскорее Шульце с поля зрения! До того, как люди выйдут из столовой. Они подошли поближе. -- Добро пожаловать! -- сказал директор Кюне господину Шульце. -- Позвольте, я покажу вам ваш номер. Оба лауреата поднялись. Шульце взял корзину. Хагедорн приветливо посмотрел на собеседника. -- Дорогой господин Шульце, я еще увижу вас? -- Господин Шульце, наверное, устал с дороги, -- вмешался директор. -- Тут вы здорово ошиблись, -- ответил Шульце. А первому лауреату сказал: --Дорогой Хагедорн, мы еще увидимся. -- И последовал за директором к лифту. Швейцар, вложив в свой взгляд как можно больше отеческого тепла, сказал молодому человеку: -- Извините, господин кандидат! Нам очень жаль, что именно этот приезжий был первым, с кем вы познакомились. -- А мне нисколько, -- ответил Хагедорн, не совсем понимая, о чем речь. -- Господин Шульце, если позволите заметить, не вписывается в здешнее окружение. -- Я тоже не вписываюсь, -- ответил молодой человек. Дядюшка Польтер ухмыльнулся: -- Понимаю, понимаю... -- Да, вот еще, -- сказал Хагедорн. -- У вас что, во всех номерах животные? -- Он положил на стойку руки ладонями вниз. На них были видны царапины и красные пятна. -- Животные? -- швейцар остолбенело смотрел на исцарапанные руки. -- В нашем отеле нет животных. -- Вы меня, очевидно, не поняли, -- сказал Хагедорн. -- Я говорю о кошках. Дядюшка Польтер облегченно вздохнул. -- Мы угодили вашему вкусу? -- Да, да. Зверюшки очень милые. Хотя и царапаются. Но они так вот забавляются. А это главное. Я только хотел узнать: есть ли и в других номерах по три кошки? -- По-разному, -- ответил швейцар и поспешил переменить тему. -- Завтра утром к вам в номер придет массажист. -- А что ему надо? -- спросил Хагедорн. -- Массировать. -- Кого? -- Вас, господин кандидат. -- Очень любезно с его стороны, -- сказал Хагедорн. -- Но у меня нет денег. Передайте ему сердечный привет. Швейцар состроил обиженное лицо. -- Господин кандидат! -- Массаж тоже бесплатно? -- спросил Хагедорн. -- Ну хорошо. Если так надо, пусть! А что это дает? Притворялся миллионерчик образцово. -- Массаж поддерживает мускулатуру в форме, -- разъяснил Польтер. -- Кроме того, он чрезвычайно усиливает кровоснабжение кожи. -- Согласен, -- сказал Хагедорн. -- Если не будет вредных последствий, то не возражаю. Новые почтовые марки есть? -- Еще нет, -- ответил Польтер с сожалением. -- Но завтра будут наверняка. -- Полагаюсь на вас, -- серьезно сказал Хагедорн и направился в холл, сдерживая смех. На пятом этаже Шульце и Карл Отважный покинули лифт. Выше он не ходил. Пешком они поднялись на шестой этаж и пошли по длинному узкому коридору. В конце директор отпер дверь, включил свет и сказал: -- Дело в том, что отель полностью занят. -- Ах вот почему, -- промолвил Шульце, растерявшись поначалу, и оглядел каморку: косые стены, кровать, стол, стул, умывальник. -- Комнаты поменьше у вас нет? -- К сожалению, нет, -- ответил директор. Шульце поставил корзину на пол: -- Ну и холодина здесь! -- Центральное отопление доходит только до пятого этажа. А для печки здесь нет места. -- Охотно верю, -- сказал бедняк. -- К счастью, врач строго запретил мне спать в отапливаемых помещениях. Благодарю вас за догадливость и предупредительное отношение. -- О, пожалуйста, -- ответил Кюне и прикусил губу. -- Делаем что можем. -- Остальное время, разумеется, я буду вынужден проводить в общественных местах, -- сказал господин Шульце. -- Я приехал сюда, естественно, не для того, чтобы окоченеть. -- Как только освободится отапливаемый номер, -- сказал директор, -- мы вас переселим! -- Это не к спеху, -- примирительно сказал бедняк. -- Больше всего я люблю косые стены. Сила привычки, понимаете? -- Вполне понимаю, -- ответил директор. -- Я счастлив, что угадал ваш вкус. -- Действительно, -- сказал Шульце. -- Это вам удалось. До свидания! Он открыл дверь. Когда директор переступал порог, у Шульце мелькнула мысль: не дать ли ему хорошего пинка? Однако он овладел собой, запер дверь, открыл слуховое окно и посмотрел на небо. Большие хлопья снега влетели в комнатку и осторожно опустились на одеяло. -- Это было бы преждевременно, -- произнес тайный советник Тоблер. -- Оставим пинок про запас. Глава седьмая СИАМСКИЕ КОШКИ Этот вечер что-то предвещал. Первое недоразумение не должно было оставаться последним. (Истинные недоразумения размножаются, как клетки, -- делением. Ядро заблуждения расщепляется, и возникают новые недоразумения.) Пока Кессельгут надевал смокинг, а Шульце под самой крышей выгребал пожитки из корзины, Хагедорн в блеске своего синего костюма сидел в холле, курил сигарету (одну из тех, что дал ему на дорогу квартирант Франке) и морщил лоб в размышлениях. Ему было не по себе. Если бы на него смотрели косо, он чувствовал бы себя лучше. К плохому обращению Хагедорн привык и знал, как защищаться. Но такое? Он был похож на ежа, которого никто не хочет дразнить. Он нервничал. Почему люди ни с того ни с сего вели себя столь противоестественно? Если бы вдруг взлетели вверх столы и стулья вместе со швейцаром, это удивило бы Хагедорна куда меньше. Он подумал: поскорее бы пришел старик Шульце. С ним хоть знаешь что к чему! Но в холле пока появлялись другие лица. Ужин близился к концу. Госпожа Каспариус, оставив десерт нетронутым, поспешно выкатилась из столовой. -- Противная особа, -- сказала Маллебре. Барон Келлер, занятый компотом, поднял голову, нечаянно проглотил вишневую косточку и вытаращил глаза, словно пытаясь заглянуть внутрь себя. -- В каком отношении? -- спросил он. -- Знаете, почему Каспариус так быстро поела? -- Возможно, проголодалась, -- заметил он мягко. Фон Маллебре зло рассмеялась. -- А вы не особенно наблюдательны. -- Знаю, -- ответил барон. -- Она хочет захватить миллионерчика, -- сказала Маллебре. -- В самом деле? -- спросил Келлер. -- Только потому, что он плохо одет? -- Она находит это романтичным. -- Это называется романтикой? -- спросил он. -- Тогда я согласен с вами: госпожа Каспариус действительно противная особа. Минуту спустя он засмеялся. -- Что такое? -- спросила Маллебре. -- Несмотря на мою общеизвестную ненаблюдательность, я заметил, что и вы очень быстро едите. -- У меня разыгрался аппетит, -- заявила она сердито. -- Я даже знаю на что, -- сказал он. Госпожа Каспариус, шикарная блондинка из Бремена, достигла своей цели. Она сидела за столиком рядом с Хагедорном. Дядюшка Польтер изредка поглядывал в их сторону, и его взор излучал отеческое благословение. Хагедорн молчал, а госпожа Каспариус живописала сигарную фабрику своего мужа. Она упомянула, ради полноты изложения, что господин Каспариус остался в Бремене, чтобы посвятить себя табаку и присмотру за двумя детьми. -- Вы позволите мне вставить словечко? -- скромно спросил молодой человек. -- Пожалуйста! -- У вас в номере есть сиамские кошки? Она обеспокоенно посмотрела на него. -- Или другие твари? -- спросил он еще. Она засмеялась. -- Будем надеяться, что нет! -- Я имею в виду собак или моржей. Или морских свинок. Или бабочек. -- Нет, господин кандидат, -- ответила она. -- Сожалею. В моем номере я единственное живое существо. Вы живете тоже на чет