о я должен на ней жениться? -- Ну что ж, -- сказал Шульце, -- не возражаю. -- Он сообразил наконец, что отвечает невпопад, и взял себя в руки. -- А может, у нее нет ни гроша, -- добавил он. -- Даже очень вероятно, -- сказал Хагедорн. -- У меня тоже нет! Завтра спрошу ее, пойдет ли она за меня. И тогда мы немедленно обручимся. И как только найду работу, сразу поженимся. Будешь моим свидетелем? -- Само собой разумеется! -- заявил Шульце. Хагедорн размечтался. -- Я будто заново родился. Вот теперь я начну штурмовать берлинские фирмы! Заговорю до полусмерти всех генеральных директоров. Им даже в голову не придет выгнать меня. -- Может, что получится с тоблеровскими заводами. -- Кто знает, -- усомнился Фриц. -- С рекомендациями мне никогда не везло. Нет, мы сделаем иначе. Когда будем в Берлине, нагрянем к старику Тоблеру. Ты хоть слыхал, где он живет? -- Где-то в Груневальде. -- Ну, адрес разузнаем. Просто-напросто заявимся туда, позвоним, отодвинем с дороги служанку, усядемся в его парадной комнате и не уйдем, пока он не примет нас на работу. В худшем случае там заночуем. С собой захватим бутерброды. Ну как, пойдет? -- Идея грандиозная, -- сказал Шульце. -- Заранее предвкушаю, какая физиономия будет у Тоблера. Уж мы вдвоем зададим жару старику, а? -- Пусть не сомневается! -- с восторгом подхватил Хагедорн. -- Господин тайный советник, скажем мы, у вас много миллионов, и каждый год вы прибавляете к ним еще парочку; и поэтому вряд ли двум талантливым специалистам по рекламе стоило приходить именно к вам. Нам следовало бы лучше работать на фирму, у которой дела плохи, дабы она снова встала на ноги. Но, господин тайный советник, любая реклама связана с расходами. Мы, пропагандисты товаров, -- полководцы; однако наши армии, аккуратно связанные пачками, лежат в вашем сейфе. Без войск даже лучший стратег не выиграет битву. А реклама -- война! Война за умы миллионов людей. Речь идет о том, чтобы покорить эти умы, господин тайный советник Тоблер, превратить их в оккупированную территорию! Конкурентов надо побеждать не потом, на рынке, а уже в ходе мыслей тех, кто завтра будет покупать. Мы, специалисты по рекламе, способны при помощи психологии сделать из обычного предмета торговли в рамках свободной конкуренции исключительно монопольный товар! Предоставьте нам свободу действий, сэр! Хагедорн перевел дух. -- Грандиозно! -- сказал Шульце. -- Браво, браво! Если после этого Тоблер не примет нас на службу, значит, он вообще не заслуживает своего счастья. -- Это ты говоришь, -- заявил с пафосом Фриц. -- Но он-то не настолько глуп. Шульце вздрогнул. -- Может, спрошу ее сегодня вечером, -- решительно сказал Фриц. -- Кого? -- Хильду. -- О чем? -- Хочет ли она стать моей женой. -- А если не захочет? -- Вот это мне в голову не приходило, -- сказал Хагедорн. Его сердце сжалось от страха. -- Эдуард, не пугай меня! -- А если ее родители не согласятся? -- Возможно, у нее их больше нет. Это было бы удобнее всего. -- Не будь таким жестоким, Фриц! Ну а если у нее есть жених? Что тогда? Хагедорн побледнел. -- Ты спятил. Да нет у моей Хильды никакого жениха! -- Не понимаю тебя, -- сказал Шульце. -- Почему такая милая, умная, веселая девушка, у которой есть ямочки и в зрачках золотые искорки, почему у нее не может быть жениха? Ты думаешь, что много лет назад она предвидела твое появление? Фриц вскочил на ноги. -- Я тебя убью! Но сначала схожу к ней. Сиди здесь, Эдуард! Если ты окажешься прав, я тебя колесую. А пока раздобудь, пожалуйста, подходящее колесо! Хагедорн помчался вверх по лестнице. Тайный советник Тоблер, улыбаясь, смотрел ему вслед. Через несколько минут -- уже в смокинге -- вернулся в холл Кессельгут. Он еще прихрамывал. -- Вы на меня сердитесь, господин тайный советник? -- озабоченно спросил он. -- Я обещал фройляйн Хильде ежедневно сообщать о нашем самочувствии. Кто же мог знать, что они явятся сюда? Но виновата в этом Кункель, дура набитая. -- Ладно, Иоганн, ладно, -- сказал Тоблер. -- Здесь уж ничего не изменишь. Последнюю новость знаете? -- Что-нибудь связанное с экономическим кризисом? -- Не в самом прямом смысле, Иоганн. Скоро, однако, будет помолвка. -- Вы собираетесь снова жениться, господин тайный советник? -- Нет, старый осел, Обручаться будет господин Хагедорн! -- С кем же, позвольте спросить? -- С фройляйн Хильдой Шульце! Иоганн засиял, как восходящее солнце. -- Вот это правильно, -- сказал он. -- Тогда мы скоро станем дедушкой. После долгих поисков Хагедорн нашел номера тети Юлечки и ее племянницы. -- Фройляйн в номере восемьдесят один, -- сказала горничная и сделала книксен. Он постучал. Послышались шаги. -- Кто там? -- Я срочно должен кое-что спросить у вас, -- сказал он сдавленным голосом. -- Сюда нельзя, -- ответила Хильда. -- Я переодеваюсь. -- Тогда поиграем в три вопроса за дверью, -- предложил он. -- Хорошо, выкладывайте, господин кандидат! -- Она приложила ухо к двери, но услышала только громкое, взволнованное биение собственного сердца. -- Как гласит первый вопрос? -- Точно так же, как второй, -- ответил он. -- А второй? -- Как третий, -- сказал он. -- Ну а третий? Он откашлялся. -- Хильда, у вас есть жених? Она долго молчала. Он закрыл глаза. Потом -- ему казалось, что прошла вечность, -- он услышал три слова: -- Еще нет, Фриц, -- Ур-ра! -- заорал он на весь коридор и бросился бежать. Дверь соседнего номера осторожно приоткрылась. В щель выглянула тетя Юлечка и пробормотала: -- Ох эта молодежь! Ну совсем как в мирное время. Глава шестнадцатая НА ВОЛЬКЕНШТАЙНЕ Фрау Кункель заблуждалась, уверяя, что она никогда не пьянеет. Возможно, со времен свадьбы ее сестры в 1905 году она отвыкла от спиртного. Факт, что на следующее утро после прибытия в Брукбойрен у нее разламывалась голова. Она ничего не помнила, и ее завтрак состоял из пирамидона. -- А что со мной было вчера вечером? -- спросила она. -- Несла всякую чушь? -- Это было бы не так страшно, -- сказала Хильда. -- Но вы начали нести правду! Поэтому мне пришлось беспрерывно танцевать с господином Хагедорном. -- О, бедняжка! -- Я бы не сказала. Но белые туфли ужасно жали. А он не должен был этого заметить по моему виду. Иначе прекратил бы танцы, начал разговоры и узнал бы все наши секреты. -- Когда-нибудь он же их узнает! -- Разумеется. Но не в первый вечер и не от моей подвыпившей тетки, которая мне вовсе не тетка. Кункель, обидевшись, нахмурила лоб. -- А что было потом? -- спросила она сердито. -- Потом Иоганн уложил вас в постель. -- Что? Боже мой! -- воскликнула тетя Юлечка. -- Этого еще не хватало! -- То же самое сказал Иоганн. Но так было надо. Вы стали приглашать на танцы одного мужчину за другим. Сначала -- господина Шпальтехольца, фабриканта из Гляйвица; потом мистера Салливана, английского колониального офицера; потом господина Ленца, коммерсанта из Кельна; наконец, вы сделали книксен даже старшему кельнеру, и вот тут мы решили, что вас пора удалить. Кункель сидела красная как рак. -- Я плохо танцевала? -- тихо спросила она. -- Напротив. Вы лихо кружили партнеров. Они были в восторге от вас. Пожилая толстая дама облегченно вздохнула. -- А господин кандидат объяснился? -- Извольте выражаться точнее, -- сказала Хильда. -- Он задал четвертый вопрос за дверью? -- Ах так! Вчера днем вы подслушивали! Нет, четвертый вопрос он не задал. -- Почему же? -- Наверное, потому, что там не было двери, -- сказала фройляйн Тоблер. -- Кроме того, мы ни на минуту не оставались наедине. -- Не совсем понимаю вас, фройляйн Хильда. -- Да этого и не требуется. -- Он безработный кандидат, это ведь не муж для вас. Подумать только, какие выгодные партии вы могли бы сделать! -- Не смешите! -- сказала Хильда. -- Выгодные партии! Брак -- это не экскурсия и не прогулка при луне! Она поднялась, надела лыжную куртку и пошла к двери. -- Идемте! Пусть будет по-вашему. Сыграем партию с природой! Тетя Юлечка засеменила вслед, Дойдя до лестницы, она повернула обратно, так как забыла сумку. Когда она спустилась в холл, остальные уже стояли на улице и кидали снежки в Казимира. Она подошла к ним и спросила: -- Куда мы отправимся? Шульце показал в сторону гор. А Хагедорн крикнул: -- На Волькенштайн! Кункель вздрогнула. к -- Идите вперед! -- попросила она. -- Я вас догоню. Забыла перчатки. Кессельгут злорадно усмехнулся и сказал: -- Оставайтесь, оставайтесь, Я вам одолжу свои. Увидев нижнюю станцию канатной дороги, Кункель бросилась бежать. Мужчинам пришлось схватить ее. Она дрыгала ногами и вопила, когда ее затаскивали в кабину, словно упрямую козу. Все пассажиры смеялись. -- Ехать туда, наверх? -- кричала она. -- А если оборвется канат? -- На такой случай предусмотрено два запасных каната, -- сказал кондуктор. -- А если оба запасных порвутся? -- Тогда высадимся на полпути, -- сказал Хагедорн. Она продолжала шуметь, пока Хильда не сказала: -- Милая тетя, ты хочешь, чтобы все мы сорвались в пропасть без тебя? Кункель тотчас умолкла, преданно посмотрела на племянницу и господина Шульце и покачала головой. -- Нет, -- сказала она кротко, как агнец, -- зачем мне тогда жить? Кабина поднялась и скользнула из ангара. Первые десять минут тетя Юлечка сидела, крепко зажмурившись. Каждый раз, когда кабина начинала раскачиваться, проезжая мимо опорной мачты, она беззвучно шевелила губами. Примерно половину пути миновали. Она осторожно подняла веки и, моргая, поглядела в окно. Кабина как раз висела над пропастью, обильно оснащенной зубцами скал, ледяными столбами и застывшими водопадами. Все пасса- жиры сосредоточенно смотрели в бездну. Тетя Юлечка постанывала, стуча зубами. -- Ну и трусишка же вы! -- раздраженно сказал Шульце. Она возмутилась. -- Могу бояться сколько хочу! Почему я должна быть храброй? С чего? Храбрость-- дело вкуса. Разве я не права, господа? Если б я была генералом -- извольте! Это другое дело. Но просто так? Когда мы с сестрой были еще детьми... Сестра моя живет в Галле, она замужем, очень удачно даже, за старшим почтовым инспектором, есть дети, двое, они, правда, уже давно кончили школу.., да, что это я хотела сказать?.. Ага, вспомнила... Тогда, в летние каникулы, мы поехали на крестьянскую ферму, она принадлежала дяде нашего отца, очень дальнему, они, собственно, были друзьями юности, а вовсе не родственниками, и мы, девочки, звали его дядей... потом ему пришлось продать ферму, крестьянам очень трудно, да все вы это знаете... может, он уже умер, даже вполне вероятно, ведь мне сейчас.,, ну конечно, умер, до ста двадцати лет никто не доживает, правда, есть исключения, особенно в Турции, я читала... О, что с моей головой! Не надо было столько пить вчера, ведь я не привыкла, да еще звала танцевать незнакомых господ,.. Убейте меня, но я понятия не имела, просто ужас, что может произойти с человеком в таком состоянии... Толчок! Кабина остановилась. Верхняя станция. Пассажиры с хохотом выходили на площадку. -- У старушки высотная болезнь, -- сказал один лыжник. -- Да нет, -- возразил другой. -- У нее вчерашний хмель еще не вышел. Тетя Юлечка и два пожилых господина устроились в шезлонгах. -- Тебе не хочется полюбоваться видом на горы, дорогая тетушка? -- спросила Хильда. Она стояла рядом с Хагедорном у парапета и любовалась панорамой. -- Оставьте меня в покое с вашими горами! -- проворчала тетя, сложила руки на животе и добавила: -- Мне хорошо лежится. -- Кажется, мы мешаем, -- прошептал Хагедорн. У Шульце был острый слух. -- Убирайтесь! -- приказал он. -- Но чтобы через час вернулись, а то получите на орехи! Кругом, марш! -- И, о чем-то вспомнив, добавил: -- Фриц! Не забывай, что я материнский посол при тебе! -- Со вчерашнего дня моя память очень ослабела, -- заявил молодой человек и последовал за Хильдой. Однако его по дороге задержали. Навстречу Фрицу с шезлонга протянулась женская рука. Это была Маллебре. -- Привет, господин ученый! -- произнесла она красивым вибрирующим контральто и смиренно посмотрела ему в глаза. -- Позвольте познакомить вас с моим мужем. Он приехал сегодня. -- Какой приятный сюрприз! -- сказал Хагедорн и поклонился элегантному господину с черными усами и утомленным взглядом. -- Я наслышан о вас, -- сказал господин фон Маллебре. -- Вы -- притча во языцех этого сезона. Мое почтение! Хагедорн быстро распрощался и пошел к Хильде, которая ждала его у деревянной лестницы. -- Еще одна поклонница? -- спросила она. Он пожал плечами. -- Она хотела, чтобы я ее спас, -- сообщил он. -- Страдает хронической приспособляемостью. Так как ее последние любовники были натуры более или менее поверхностные, то она решилась на радикальное лечение, боясь, что ее богатая духовная жизнь захиреет, оставшись без присмотра. Она хотела прильнуть к полноценному человеку. И этим человеком должен был быть я. Но тут появился супруг! Они пересекли дорогу, ведущую к станции. Только что прибыла следующая кабина. Первой из пассажиров вылезла бременская блондинка госпожа Каспариус. Засунув руки в карманы, она энергично зашагала к отелю. Вслед за ней с двумя парами лыж пыхтел Ленц из Кельна. Встретив Хагедорна и Хильду, она зло посмотрела на них и крикнула: -- Господин кандидат! Как поживают ваши киски? Передайте им привет! Делая гигантские шаги, она скрылась в отеле. Хильдегард молча шла рядом с Фрицем. Когда за поворотом дороги они оказались одни, она спросила: -- Эта нахальная особа тоже хотела быть спасенной? Сердце у Хагедорна запрыгало: она уже ревнует, подумал он и сказал: -- Нет, у нее были другие планы. Она заявила, что мы молоды, цветущи и здоровы. Такое обязывает. Платонические предисловия следует свести до минимума. -- А что было с кошками? -- Несколько дней назад ко мне в дверь постучали. Я сказал: "Войдите!", так как думал, что это Эдуард. Но вошла госпожа Каспариус. Она улеглась на роскошный персидский ковер и стала играть с котятами. Потом пришел Эдуард, и она удалилась. Ее зовут Гортензией. -- Вот это да, -- сказала Хильда. -- Мне кажется, господин кандидат, за вами надо присматривать. Иначе вы наделаете глупостей. Он безутешно кивнул. -- Но этого больше не повторится. Я хочу сказать, Эдуард присматривает за мной. -- Эдуард? -- насмешливо спросила она. -- Он недостаточно строг. Кроме того, эта задача не для мужчины! -- Как вы правы! -- воскликнул он. -- Но кто еще возьмет это на себя? -- Попробуйте-ка поместить объявление, -- предложила она. -- Требуется бонна! -- Няня-студентка, -- поправил он добросовестно. -- На полном пансионе. Ласковое обращение гарантировано. -- Вот именно! -- разозлилась она. -- Не моложе шестидесяти лет! С разрешением на ношение оружия! Она сошла с дороги и затопала по снежной целине, ругаясь про себя. Он старался не отставать. Один раз Хильда обернулась. -- Что смеетесь! -- крикнула она гневно. -- Вы распутник! -- И заспешила дальше. -- Сейчас же остановитесь! -- приказал он. В это мгновение она провалилась в снег по пояс. На ее лице отразился испуг. Она задрыгала ногами, но погрузилась еще глубже. Со стороны казалось, будто она тонет. Хагедорн поспешил на помощь. -- Хватайтесь за мою руку! -- с тревогой сказал он. -- Я вас вытащу! Она замотала головой. -- Посмейте только! Я не из тех, кто просит, чтобы их спасали. -- В ее глазах стояли слезы. Но его уже нельзя было остановить. Он нагнулся, схватил ее, вытащил из занесенной снегом ямы, прижал к себе и поцеловал в губы. -- Негодяй! Каналья! Мошенник! Торговец женщинами! -- едва не задохнувшись, выпалила она. И возвратила ему поцелуй. Без вычета. Сначала она молотила кулачками его по плечам. Потом кулачки разжались. Зато закрылись, постепенно, ее глаза. На ее длинных темных ресницах еще виднелись слезинки. -- Ну, как впечатления? -- спросил Шульце, когда они вернулись. -- Это неописуемо, -- ответил Хагедорн. -- Да, да, -- согласился Кессельгут. -- Глетчеры, перевалы, белые просторы -- куда ни глянь! Никакими словами не выразишь. -- Особенно белые просторы! -- подтвердил молодой человек. Хильда строго посмотрела на него. В это время проснулась тетя Юлечка. Ее лицо покраснело от загара. Она зевнула и протерла глаза. Хильда, усевшись, сказала: -- Фриц, иди! Рядом со мной есть место. Тетю словно током подбросило. -- Что случилось? -- Ничего необычайного, -- сказала девушка. -- Но ты же говоришь ему "ты"! -- воскликнула тетя. -- Я ничуть не обижаюсь на вашу племянницу, -- заметил Хагедорн. -- Он мне тоже тыкает! -- сказала Хильда. -- Дело в том, -- объяснил Фриц, -- что мы с Хильдой решили говорить друг другу "ты" ближайшие пятьдесят лет. -- А потом? -- спросила тетя Юлечка. -- Потом мы разведемся, -- сказала племянница. -- Сердечные поздравления! -- радостно воскликнул Кессельгут. Пока тетя жадно ловила воздух, Шульце спросил: -- Милая фройляйн, у вас случайно есть какие-либо родственники? -- С вашего разрешения, -- заявила девушка. -- Случайно располагаю отцом. Хагедорн воспользовался этим и спросил: V -- Он хотя бы симпатичный? -- С ним можно ладить, -- сказала Хильда. -- К счастью, у него очень много недостатков. Это вконец подорвало его отцовский авторитет. -- Ну а если он меня на дух не примет? -- с тревогой спросил молодой человек. -- Может, ему хочется, чтобы ты вышла за директора банка. Или за ветеринарного врача, живущего по соседству. Или за школьного учителя, напротив которого он каждое утро сидит в трамвае. Так уже бывало в жизни. А когда он узнает, что у меня даже нет работы! -- Работу ты найдешь, -- утешила его Хильда. -- Если же он и потом будет возражать, мы перестанем здороваться с ним на улице. А этого он не выносит. -- Или мы сделаем его как можно быстрее десятикратным дедом, -- задумчиво предложил Фриц. -- И сунем весь десяток внучат в его почтовый ящик. Это всегда действует. Тетя Юлечка разинула рот и заткнула уши. -- Вот это правильно! -- сказал Шульце. -- Вы его одолеете, старого черта, не сомневаюсь! Кессельгут предостерегающе поднял руку. -- Вам не следует, господин Шульце, так нелестно отзываться о господине Шульце! Для тети Юлечки это было уже слишком. Она подня- * лась и сказала, что хочет вернуться в Брукбойрен. -- Но канатной дорогой я не поеду! -- Пешком дорога еще опаснее, -- сказал Хагедорн. -- Да и займет она четыре часа. -- Тогда я останусь здесь и дождусь весны, -- категорически заявила тетя. -- Но я уже купил всем обратные билеты, -- сказал Кессельгут. -- Неужели ваш придется выбросить? Тетя Юлечка боролась с собой. Это было захватывающее зрелище. Наконец она сказала: -- Ну тогда, конечно, другое дело. И первой зашагала к станции. Бережливость рождает героев. Глава семнадцатая НАДЕЖДЫ И ПЛАНЫ После обеда, когда пожилые дамы и господа решили немного вздремнуть, Хильда с Фрицем отправились в лес. Они шли, взявшись за руки. Время от времени они переглядывались с улыбкой. Иногда, остановившись, целовались и нежно гладили друг друга по волосам. Иногда играли в салки. Но чаще молчали. Им хотелось обнять каждую встречную ель. Счастье навалилось на их плечи сладостным грузом. Фриц сказал задумчиво: -- Ведь мы, собственно, два довольно умных существа. Я, во всяком случае, принимаю это за истину. Почему тогда мы ведем себя так же нелепо, как другие влюбленные? Держимся за ручки. Бродим и скачем на безлюдной природе. Нам хочется откусить друг другу носы. Разве это не глупо? Прошу вас, фройляйн, высказать свое мнение, не обязательно авторитетное. Хильда скрестила руки на груди, трижды поклонилась и сказала: -- О великий султан, позволь твоей весьма недостойной служанке заметить, что ум в любовном концерте народов еще никогда не играл первую скрипку. -- Встаньте, драгоценная графиня! -- воскликнул он с пафосом, хотя она не стояла на коленях. -- Встаньте! Кто настолько умен, что знает пределы ума, тот заслужил награду. Отныне назначаю вас моей камер-фрейлиной! Она сделала книксен. -- Я так тронута, ваше величество, что сейчас заплачу, и позвольте мне искупаться в моих слезах. -- Быть посему! -- объявил он по-королевски. -- Только не простудитесь! -- Ни в коем случае, мэтр, -- сказала она. -- Температура пролитых слезинок обычно колеблется между двадцатью шестью и двадцатью восемью градусами по Цельсию. -- Так и быть! -- воскликнул он. -- А когда вы приступите к исполнению служебных обязанностей при моем дворе? -- Когда захочешь, -- ответила она и принялась танцевать, несмотря на горные ботинки. -- Это -- умирающий лебедь, -- пояснила она. -- Прошу обратить особое внимание на мою длинную шею. -- Продолжайте, -- сказал он. -- Вечером я за вами приду. Он повернулся и пошел. Она, с притворным страхом, рыдая, кинулась за ним. Он взял ее за руку и сказал: -- Глупышка! -- Но лебедь же умер, -- сказала она прерывистым голосом. -- А оставаться одной в лесу с такой большой мертвой птицей -- ой-ой-ой! Он дал ей шлепка, и они продолжили путь. Через некоторое время он перешел на серьезный тон. -- Сколько я должен зарабатывать, чтобы мы могли пожениться? Ты любишь шикарную жизнь? Сколько стоило кольцо, что у тебя на пальце? -- Две тысячи марок. -- Ничего себе! -- воскликнул он. -- Но это же хорошо, -- сказала она. -- Мы можем его заложить! -- Я тебя сейчас выпорю! Мы будем жить не за счет того, что ты заложишь, а тем,••что я заработаю. Она уперла руки в бока. -- Ага! Тебя только это устроит! Противный эгоист! Все мужчины эгоисты. Я читала об этом в книге "Деньги на хозяйственные расходы и моногамия". Вы коварные мелочные существа, бр-р! -- Она отряхнулась, как мокрый пудель. -- На это кольцо мы прожили бы четыре месяца! В трехкомнатной квартире с освещением отраженным светом! С центральным отоплением и лифтом. А по воскресеньям мы сидели бы у окна и глядели на улицу. Но нет! Хочешь держать меня на поводке и дрессировать как несмышленую девчонку до старости. Я тебе не девчонка! -- А кто же? -- осмелился он усомниться. -- Я выброшу дурацкое кольцо в снег! -- крикнула она и сделала это. Потом они на четвереньках ползали вокруг, роясь в снегу. Наконец он нашел кольцо. -- Ага! -- воскликнула она. -- Теперь оно твое! Он надел кольцо ей на палец и сказал: -- Я одалживаю его тебе до поры до времени. -- Помолчав, он спросил: -- Итак, ты полагаешь, что нам хватит пятьсот марок в месяц? -- Ясно. -- А если буду получать меньше? -- Значит, обойдемся меньшим, -- убежденно сказала она. -- Ты придаешь деньгам слишком важное значение, Фриц. На худой конец, займем у моего отца. Чтоб он знал, для чего на свете живет. -- Ты сумасбродка, -- сказал он. -- Ничего не понимаешь в деньгах. А в мужчинах и того меньше. Да будь твой отец персидским шахом, я ни гроша не возьму у него даром. Она поднялась на цыпочки и прошептала ему на ухо: -- Милый, но мой отец вовсе не персидский шах! -- Вот так-то, -- сказал он. -- Убедилась еще раз, что я всегда прав? -- Ты упрямая башка, -- возразила она. -- В наказание тебе малышка Хильдегард упадет в глубокий обморок. -- Она выпрямилась, плашмя упала в его распростертые объятия и, украдкой поглядев сквозь опущенные ресницы, сложила губы дудочкой. (Не для того, чтобы свистнуть.) Тем временем пожилые господа успешно вздремнули. Иоганн по служебной лестнице поднялся на шестой этаж, принес цветы, ящичек сигар, новые бритвенные лезвия, а также фиолетовые брюки тайного советника Тоблера, которые он отутюжил. -- А я ищу их как дурак, -- сказал Тоблер Иоганну, шагая по натопленной мансарде в подштанниках. -- Уже собрался было идти на файф-о-клок в таком виде! -- Пока вы спали, я унес брюки из вашей комнаты. Вид у них был скандальный, -- сказал Иоганн. -- Главное, что они вам сейчас нравятся, -- сказал Тоблер, одеваясь. Иоганн почистил его пиджак и ботинки. Затем они пошли вниз и по дороге постучали в номер фрау Кункель. Тетя Юлечка, нарядная, выпорхнула в коридор. -- Да вы накрасились! -- заметил Иоганн. -- Самую чуточку, -- сказала она. -- А то не укладываешься ни в какие рамки. Нельзя же нам все время ходить гурьбой, как бродяги! Господин тайный советник, я привезла вам парочку костюмов. Не хотите ли наконец переодеться? Сегодня утром, когда мы были на горе, я слышала ужасные замечания по вашему адресу. -- Замолчите, Кункель! -- приказал Тоблер. -- Мне все равно. -- Какой-то господин в роговых очках сказал: "Если его поставить в огороде, все птицы улетят!" А одна дама... -- Попридержите язык! -- проворчал Иоганн. -- Дама сказала: "Общество туристов должно усыплять подобных и отправлять домой". -- Грубая баба! -- сказал тайный советник. -- Но таковы люди. Потом они выпили кофе в холле. Фрау Кункель ела торт и смотрела на танцующих. Мужчины читали газеты и курили черные сигары. Неожиданно к их столику подошел бой и сказал: -- Господин Шульце, сходите к господину швейцару! Тоблер, погруженный в чтение газеты, сказал: -- Иоганн, узнайте, что ему надо! -- Ужас как охота, -- прошептал Кессельгут. -- Но дело не пойдет. Тайный советник отложил газету в сторону. -- Действительно не пойдет. -- Он посмотрел на боя. -- Передайте ему привет и скажите, что я читаю газету. Если господину швейцару что-то от меня надо, пусть придет сюда. Бой скорчил придурковатую гримасу и удалился. Тайный советник снова взял газету. Кункель и Иоганн с любопытством смотрели в сторону швейцарской. Вскоре явился дядюшка Польтер. -- Я слышал, что вы очень заняты, -- мрачно сказал он. Тоблер равнодушно кивнул, продолжая читать. -- Сколько это может длиться? -- спросил швейцар, багровея. -- Трудно сказать, -- ответил Тоблер. -- Я только начал передовицу. Швейцар уже вспотел. -- Дирекция отеля просит вас о небольшой любезно- -- О, наконец мне можно почистить трубу? -- Надо часа три подежурить на лыжном складе. Пока не вернутся последние лыжники. Зепп сегодня не может. -- У него корь? -- спросил Шульце. -- Заразился от мальчика рассыльной? Швейцар скрипнул зубами. --Дело не в причине. Можно на вас рассчитывать? Шульце покачал головой. Казалось, он сожалеет, что вынужден отказаться. -- Сегодня не хочется. Может быть, в другой раз. Госпожа Каспариус, сидевшая за соседним столиком, вытянула шею. Все вокруг навострили уши. Дядюшка Польтер понизил голос. -- Это ваше последнее слово? -- Да, именно так, --заверил его Шульце. -- Вы знаете, с каким пониманием я отношусь к явной нехватке персонала в вашем отеле. Но сегодня у меня неважное настроение. Кажется, барометр падает. А я метеочувствительный. До свидания! Швейцар подошел на шаг ближе. -- Следуйте за мной! -- скомандовал он и положил руку на плечо Шульце. -- И пошевеливайтесь! Но тут Шульце повернулся и энергично ударил швейцара по пальцам. -- Немедленно уберите руку с моего костюма! -- сказал он угрожающе. -- Предупреждаю вас, что я человек вспыльчивый. Швейцар сжал кулаки. Он дышал со свистом, как чайник, достигший точки кипения. -- Мы еще поговорим, -- сказал он всего лишь. И ушел, За соседними столиками оживленно шептались. Глаза бременской блондинки ядовито сверкали. -- Надо было вмазать ему, -- сказала тетя Юлечка. -- Всякий раз одно и то же, господин тайный советник. Вы слишком добродушны. -- Тихо! -- шепнул Тоблер. -- Дети идут. Когда Хагедорн переодевался к ужину, лифтер принес ему заказное письмо и с поклоном от швейцара несколько иностранных почтовых марок. Фриц расписался в получении. Затем вскрыл конверт. Кто это ему послал заказное письмо в Брукбойрен? Читая, он споткнулся о край ковра и плюхнулся на диван между играющими котятами. Потом повернул конверт. Оттуда выпал листок бумаги. Чек на пятьсот марок! Он запустил руку в волосы. Один котенок, взобравшись на его плечо, терся мордочкой о его ухо и мурлыкал. Фриц поднялся, держась за стол, потому что у него кружилась голова, и медленно подошел к окну. Внизу виднелся заснеженный парк, зеркальный лед катка, лыжный склад с белой крышей и несколько, вероятно, забытых шезлонгов. Ничего из этого Фриц не видел. Котенок, боязливо цепляясь когтями за синий пиджак, выгнул спину. Фриц ходил взад-вперед по комнате. Котенок жалобно замяукал. Фриц снял его с плеча, посадил на курительный столик и продолжал ходить. Затем взял чек и письмо и произнес вслух: -- Все кончено! -- Ничего более подходящего он не придумал. Внезапно он выбежал из номера. В коридоре он встретился с горничной. Она с улыбкой взглянула на него, поздоровалась и сказала: -- Господин кандидат нарочно не повязал галстук? Хагедорн остановился. -- Как вы сказали? Ах так. Нет. Спасибо. Он вернулся в номер и стал насвистывать. Через некоторое время он, оставив дверь открытой, спустился к швейцару и попросил телеграфный бланк. -- Извините, господин кандидат. Вы умышленно не повязали галстук? -- Как так? -- удивился Хагедорн. -- Я же из-за этого специально вернулся в номер! -- Он потрогал воротник сорочки и покачал головой. -- В самом деле! Ладно, сначала отправим телеграмму. Он взял бланк и написал адрес: "Мясная лавка Ку-хенбуха, Шарлоттенбург, Моммзенштрассе, 7". Затем текст: "Позвоню вторник десять часов тчк Вызови мать к телефону тчк Будет приятное сообщение Фриц Хагедорн". Он протянул заполненный бланк швейцару. -- Если моя матушка получит телеграмму, она подумает, что я попал в лавину. Поэтому я адресовал мяснику, по соседству. Он человек добрый. Швейцар вежливо кивнул, хотя ничего не понял. Хагедорн направился в столовую. Все уже сидели за ужином. Он пожелал приятного аппетита и занял свое место. -- Вы намеренно не повязали галстук? -- спросила тетя Юлечка. -- Прошу снисхождения, -- ответил он. -- У меня сегодня заскок. -- С чего это, мой мальчик? -- осведомился Шульце. Хагедорн постучал ложкой по бокалу. -- Знаете, что случилось? Меня приняли на работу! Приступаю с первого числа следующего месяца! Жалованье -- восемьсот марок! С ума сойти! Эдуард, а ты не получил письма? Нет? Значит, еще получишь. Не сомневайся! Мне пишут, что в будущем нам двоим предстоит встречаться на работе! Ты рад, старина? Все-таки жизнь хороша! -- Он посмотрел на владельца пароходной компании Иоганна Кессельгута. -- Благодарю вас за все! Я так счастлив! -- Он потряс руку опрятно одетому старому господину. -- Эдуард, ты тоже его поблагодари! Шульце засмеялся. -- Ах да. Чуть не забыл. Большое вам спасибо! Кессельгут смущенно ерзал на стуле. Тетя Юлечка, ничего не понимая, переводила взгляд с одного на другого. Хагедорн вынул из кармана чек на пятьсот марок и положил рядом с тарелкой Хильды. -- Особая гратификация! Ну и фирма, друзья мои! Еще мизинцем не пошевелил, и уже пятьсот марок! Вот это благородство! Шеф отдела желает мне хорошенько отдохнуть в интересах предприятия. Хорошенько! Что вы на это скажете? -- Замечательно, великолепно, -- сказала Хильда. -- Завтра же что-нибудь пошлешь матери, да? -- Конечно! -- воскликнул он. -- Двести марок! К тому же она утром придет к Кухенбуху. Я все расскажу ей по телефону. -- Кухенбух? -- спросил Эдуард. -- Кто это? -- Это мясник, мы его постоянные покупатели. Я только что послал ему телеграмму. Пусть он осторожно подготовит мать. А то она до смерти испугается, -- От всего сердца поздравляю тебя с устройством на работу, -- сказала Хильда. -- Я тебя тоже, -- весело сказал он. -- Теперь ты наконец получишь мужа. -- Кто это? -- спросила тетя Юлечка. -- А-а, знаю. Ну что ж. Имейте только в виду, господин кандидат, я не очень-то за. -- Ничего не поделаешь, -- сказал он. -- К сожалению, я не могу принимать во внимание Хильдиных теток. Это завело бы слишком далеко... Хильда, дорогая, а согласится ли твой отец? Восемьсот марок -- это же уйма денег! Фрау Кункель пренебрежительно усмехнулась, -- Послушай, -- сказала Хильда. -- Мы даже сможем экономить, служанки нам не надо. Хватит приходящей работницы, три раз'а в неделю. -- Но когда появится мальчик, возьмем служанку, -- сказал озабоченно Хагедорн. -- Какой мальчик? -- спросила тетя. -- Наш! -- гордо ответила Хильда. -- Мы назовем его Эдуардом, -- заметил будущий отец. -- Из уважения к моему другу. -- А если будет девочка? -- забеспокоился Шульце. -- В этом случае я предложил бы имя Эдуардина, -- заявил Кессельгут. -- Вы находчивый человек, -- сказал Шульце с признательностью. -- Будет наверняка мальчик, -- заверил Хагедорн. -- У меня тоже такое предчувствие, -- сказала Хильду и покраснела до ушей. Тетя Юлечка, поспешив сменить тему, спросила: -- А какая фирма вас приняла на работу? -- Вы будете удивлены, тетушка. Фирма "Тоблер"! Тетя Юлечка в самом деле удивилась. Удивилась настолько, что у нее в горле застряла куриная косточка. Глаза вылезли на лоб, и она зашлась в кашле. Ей вливали в рот воду, поднимали вверх руки. Она вырвалась, бросила страдальческий взгляд на Шульце и удалилась. -- И часто это с ней бывает? -- спросил Фриц, когда она ушла. "С тех пор, как она моя тетя", -- хотела сказать Хильда, но, заметив устремленные на нее взгляды отца и Иоганна, сказала: ..,.,,, -- Наверное, это она от радости. В тот же вечер, часом позднее, произошел разговор, не оставшийся без последствий. Госпожа Каспариус пришла к дядюшке Польтеру, который за своей стойкой просматривал английскую газету. -- Мне надо с вами поговорить, -- сказала она. Он медленно поднялся. У него болели ноги. -- Мы знаем друг друга уже лет пять, не так ли? -- Так точно, сударыня. Когда вы приехали к нам впервые, в отеле как раз жили университетские лыжники. Это прозвучало несколько двусмысленно. Она улыбнулась, вынула из парчовой сумочки пачку банкнот и дала ему. -- Здесь пятьсот марок, -- упомянула она вскользь. -- Они у меня лишние. Он взял деньги. -- Сударыня, располагайте мной! Из золотого портсигара она достала сигарету. Он щелкнул зажигалкой. Она закурила и пристально посмотрела на него. -- Скажите, никто из туристов не жаловался на господина Шульце? -- Жалуются, -- сказал он. -- То и дело спрашивают, почему это человек в такой потрепанной одежде живет именно в нашем отеле. К тому же он ведет себя в высшей степени нагло. Сегодня днем у меня был с ним неприятный разговор, который не поддается никакому описанию. -- Описание излишне, -- сказала она. -- я сидела за соседним столиком. Это было скандалезно! Подобное нахальство вы не должны допускать. Это подрывает хорошую репутацию вашего отеля. Швейцар пожал плечами. -- А что я могу поделать, сударыня? Гость есть гость. -- Послушайте! Я заинтересована в том, чтобы господин Шульце немедленно исчез. Причина к делу не относится. Швейцар и бровью не повел. -- Вы интеллигентный человек, -- продолжала она. -- Повлияйте на директора отеля! Преувеличьте жалобы, поступающие на Шульце. И добавьте, что я никогда больше не приеду сюда, если ничего не будет предпринято. Господин Ленц, кстати, со мной полностью согласен... -- А что надо практически сделать? -- Завтра господин Кюне должен сказать Шульце, чтобы он в интересах постояльцев из отеля уехал. Человек этот явно очень нуждается. Предложите ему денежную компенсацию! Сколько -- мне безразлично. Дайте ему триста марок. Для него это состояние. -- Понимаю, -- вымолвил швейцар. -- Тем лучше, -- высокомерно сказала она. -- То, что оставите от пятисот марок, принадлежит, разумеется, вам. Он с благодарностью поклонился. -- Сделаю все, что в моих силах, сударыня. -- И еще, -- сказала она. -- Если завтра днем этот господин Шульце не исчезнет, я уеду вечерним поездом в Санкт-Мориц. Это тоже передайте, пожалуйста, вашему директору! Она небрежно кивнула и пошла в бар. Ее вечернее платье шуршало, будто непрерывно повторяло шепотом свою цену. Глава восемнадцатая РАЗБИТЫЕ ИЛЛЮЗИИ На следующее утро, вскоре после восьми часов, в квартиру фрау Хагедорн на Моммзенштрассе позвонили. Старая дама открыла дверь. У порога стоял ученик мясника Кухенбуха. Он был почти двухметрового роста, и звали его Карлуша. -- Здравствуйте, вам большой привет от мастера, -- сказал он. -- И в десять часов вам будет звонить господин Хагедорн. Из Альп. Но пугаться вам незачем. -- Незачем пугаться? -- спросила старая дама. -- Ага. Он прислал нам вчера вечером телеграмму и просил, чтобы мы подготовили вас к радостному событию. -- Это на него похоже, -- сказала мать. -- Радостное событие? Хм! Сейчас иду. Минутку, возьму только для вас пятачок. За беготню. Она вынесла монетку и дала ее Карлуше. Тот поблагодарил и, топая, сбежал по лестнице. Ровно в девять фрау Хагедорн явилась в лавку Кухенбуха. -- Карлуша, как всегда, опять напутал, -- сказала жена мясника. -- Вы пришли на час раньше. -- Знаю, -- ответила матушка Хагедорн. -- Но дома я бы волновалась. Вдруг он позвонит раньше. Я не буду вам мешать. Фрау Кухенбух добродушно засмеялась, О "мешать" и речи быть не может. Она вручила старой даме телеграмму и предложила сесть. -- Что он воображает! -- рассердилась фрау Хагедорн, прочитав текст. -- Ведет себя так, будто я кисейная барышня. Уж так сразу я никогда не пугаюсь. -- Что же ему хочется? -- спросила жена мясника. -- Вот сейчас я ужасно волнуюсь, -- призналась старая дама. Но тут вошли покупатели, и она умолкла. Каждую минуту она трижды взглядывала на стенные часы, висевшие над сервелатом и салями. В лавке было холодно, и кафельные плитки покрылись влагой. На дворе стояла слякотная погода. К десяти часам с минутами, когда зазвонил телефон, фрау Хагедорн вконец расклеилась. Дрожа, она вошла за прилавок, протиснулась мимо колоды для рубки мяса, судорожно прижала к уху трубку и сказала жене мясника: -- Надеюсь, что расслышу его. Ведь он так далеко! Она замолчала и стала напряженно вслушиваться. Внезапно ее лицо осветилось, словно банкетный зал, в котором только что царил мрак. -- Да? -- крикнула она звонким голосом. -- У телефона Хагедорн! Фриц, это ты? Ты что, ногу сломал? Нет? Слава Богу. Может, руку? Тоже нет? Тогда я рада, мой мальчик. Ты точно здоров? Что? Что ты говоришь? Я должна спокойно выслушать? Фриц, веди себя как подобает. Так с матерью не разговаривают. Даже по телефону. Ну, что там? Довольно долго она молчала, напряженно слушая, и вдруг подпрыгнула от радости. -- Ну и ну! Ты не шутишь? Восемьсот марок в месяц? Здесь в Берлине? Вот это хорошо. Представь, что тебе пришлось бы ехать в Кенигсберг или Кельн, а я сидела бы на Моммзенштрассе и считала мух. Что я должна? Говори громче, Фриц! В лавке народ. А-а, должна за что-нибудь держаться!! С удовольствием, мой мальчик. А чего ради? Что ты сказал?.. Обручился? Ой, не может быть! Хильдегард Шуль-це? Не знаю такую. Зачем же сразу обручаться? Надо сначала хорошо узнать друг друга. Не возражай. Я лучше знаю. Я обручилась, когда тебя еще на свете не было. Что значит, ты "надеешься"? Ах так! Она засмеялась. -- Ну хорошо, я присмотрюсь к барышне. Если мне не понрави