тся, не дам согласия. Поживем -- увидим. Увидим, я сказала. Пригласи ее к нам поужинать! Она не балованная? Нет? Ну, твое счастье! Что ты послал? Двести марок? Но мне ничего не надо. Ну ладно. Куплю тебе две сорочки и что-нибудь еще нужное. Фриц, нам не пора кончать разговор? А то набежит. Вот что еще хотела спросить: белья тебе хватает? Погода у вас хорошая? Тоже тает? Вот это жаль. Передай от меня привет девушке. Не забудь! И твоему другу. Постой, ведь его фамилия тоже Шульце? А она не его дочь? Ни в каком родстве? Так, так. Старая дама опять долго слушала. Потом сказала: -- Хорошо, мой мальчик, до скорого свидания! Будь здоров! Не попади там под трамвай. Да, знаю, что в вашей дыре их вообще нет! -- Она рассмеялась. -- Я чувствуя себя отлично. Спасибо за звонок. Очень мило с твоей стороны. Ты не узнавал еще, как удобнее ехать из дома на работу? Нет? А как называется фирма? "Тоблер"? Та самая, которая присудила тебе приз? Расскажу господину Франке, он порадуется за тебя. Конечно, передам ему привет. Давай кончать разговор. А то вдвойне заплатишь. До свидания, мой мальчик. Да. Конечно. Да, да! До свидания! -- Хорошие известия получили, -- улыбнулась фрау Кухенбух. -- Восемьсот марок в месяц, -- сказала старая дама. -- А до этого ни пфеннига несколько лет. -- Восемьсот марок и невесту! Фрау Хагедорн кивнула. -- Многовато за один раз, а? Но в конце концов, дети для того и существуют, чтобы потом стать родителями. -- А мы бабушками. -- Очень будем надеяться, -- сказала старая дама и оглядела мясной прилавок. -- Взвесьте мне, пожалуйста, четверть фунта грудинки. Несколько костей отдельно. И восьмушку вареной ветчины. Такой день надо отпраздновать. С утра Фриц сходил в банк и обменял чек на наличные. Потом заказал на почтамте телефонный разговор с Берлином и, пока ожидал соединения, послал матери денежный перевод на двести марок. После разговора он, пребывая в хорошем настроении, шатался по старинному городку и делал покупки. Когда годами дрожишь над каждым пфеннигом и сдерживаешься, стиснув зубы, тогда это увлекательное занятие. Но почему-то, когда счастье сверкнуло как молния, хочется реветь. Ладно, хватит об этом! Господину Кессельгуту, своему покровителю, Хагедорн купил ящичек дорогих гаванских сигар. Эдуарду он купил в антикварной лавке старинную оловянную пивную кружку. Для Хильды он приобрел редкие серьги с подвесками в форме виноградной кисти. Они были из нефрита, матового золота и полудрагоценных камней. Наконец, в цветочном магазине он заказал для тети Юлечки шикарный букет и попросил продавщицу доставить подарки в отель. Себе он не подарил ничего. Полтора часа провел Хагедорн в городке. Когда он вернулся, Казимир, несравненный снеговик, дышал на ладан. Жестяное ведро, шлем Казимира, торчало на его плечах. Глаза, нос, рот и усы сползли любимому гусару на геройскую грудь. Однако он еще стоял прямо. Он умирал стоя, как и подобает солдату. -- Прощай, дорогой Казимир! -- сказал Хагедорн. -- Снявши голову, по усам-волосам не плачут. -- Он вошел в отель. За это время здесь кое-что произошло. Мирное утро не предвещало беды. Тайный советник Тоблер, его дочь, Кункель и Иоганн завтракали на веранде. Ели бутерброды и говорили об оттепели. -- Если бы у нас была машина, -- сказала Хильда, -- мы могли бы уехать в Мюнхен. -- Не забывай, что я бедный человек, -- напомнил ей отец. -- Поиграем часик в кегли. Это успокаивает нервы. Кстати, а где мой зять? -- В банке и на почте, -- сообщила Хильда. -- Как вам спалось, Кункель? -- Скверно, -- ответила тетя Юлечка. -- Снились какие-то ужасы. Вы не должны были так поступать со мной. -- Когда, как? -- спросил Иоганн. -- Когда господин Хагедорн сказал, что фирма Тоб-лера наняла его и господина Шульце вдобавок... Куриная косточка была такая острая, в номере я выпила прованского масла, это было ужасно. -- В следующий раз, если опять будет что-нибудь неожиданное, -- сказал Иоганн, -- закажем вам овсяную кашу. -- Бесполезно, -- сказал тайный советник. -- Она тогда проглотит ложку. -- К ложке мы заранее приделаем цепочку, -- сказала Хильда. Фрау Кункель опять обиделась. Но долго обижаться ей не дали. В столовую на веранде торжественно вступили швейцар с директором Кюне и направились к их столику. -- Оба похожи на секундантов, которые несут вызов на дуэль, -- заметил тайный советник. Иоганн успел лишь пробормотать: "Тучи сгущаются!" -- как директор поклонился и сказал: -- Господин Шульце, можно вас на минутку? Поговорить. -- На минутку? -- отозвался Шульце. -- Извольте. -- Мы ждем вас в канцелярии, рядом, -- объяснил швейцар. -- Долго же вам придется ждать! -- сказал Шульце. Хильда посмотрела на наручные часики. -- Минута кончается. Карл Отважный и дядюшка Польтер переглянулись. Затем директор признался, что речь пойдет о деликатном вопросе. -- Грандиозно! -- обрадовалась тетя Юлечка. -- Всегда о таком мечтала. Хильдегард, зажми уши! -- Как вам угодно, -- сказал директор. -- Мне хотелось избавить господина Шульце от присутствия свидетелей. Короче говоря, ассоциация владельцев отелей, представителем которой я здесь являюсь, просит вас покинуть наш отель. Некоторые наши гости шокированы. Со вчерашнего дня жалоб прибавилось. Один из них -- кто, я, понятно, не могу назвать, -- предоставил значительную сумму. Сколько там было? -- Двести марок, -- благосклонно напомнил дядюшка Польтер. -- Эти двести марок, -- сказал директор, -- будут вам вручены, как только вы удалитесь отсюда. Полагаю, что деньги для вас не лишнее. -- А почему, собственно, меня выгоняют? -- спросил Шульце. Его лицо чуть побледнело. Происходящее он принял близко к сердцу. -- Никто вас не выгоняет, -- сказал директор. -- Об этом не может быть и речи. Мы призываем, мы просим вас, если угодно. Для нас важно удовлетворить желание других гостей. -- Выходит, я позорное пятно? -- спросил Шульце. -- Диссонанс, -- возразил швейцар. Тайный советник Тоблер, один из богатейших людей в Европе, взволнованно сказал: -- Значит, бедность все-таки позор. Но дядюшка Польтер разбил его иллюзии. -- Вы неверно понимаете, -- заявил он. -- Вот если бы миллионер въехал с тремя сундуками в богадельню и разгуливал бы там во фраке, то богатство было бы позором! Все зависит от точки зрения. -- Всему свое время и место, -- изрек Карл Отважный. -- А вы не на своем месте, -- добавил дядюшка Польтер. Тетя Юлечка встала, подошла вплотную к швейцару, замахнулась правой рукой и сказала: -- Убирайтесь отсюда, а то вмажу! -- Оставьте швейцара в покое! -- приказал Шульце. Он поднялся. --Хорошо. Я уеду. Господин Кессельгут, будьте любезны, закажите такси. Через двадцать минут уезжаю. -- Я, разумеется, с вами, -- сказал Кессельгут. -- Швейцар, мой счет. Да пошевеливайтесь! -- И он быстро удалился. -- Сударь! -- крикнул ему вслед директор. -- Почему вы хотите нас покинуть? Тетя Юлечка злорадно рассмеялась. -- Ничего глупее в жизни не видела. Может, со временем поумнеете. Приготовьте счет моей племяннице и мне! Да пошевеливайтесь! -- Она прошуршала платьем и вышла с веранды, споткнувшись на пороге. -- Убиться можно! -- пробормотал директор. -- Где двести марок? -- спросил Шульце. -- Сию минуту! -- буркнул швейцар, вынул бумажник и положил на стол две купюры. Шульце взял деньги, подозвал кельнера, стоявшего у двери, и дал ему двести марок. -- Половину отдайте Зеппу, с которым я подметал каток, -- сказал он. -- Не забудете? У кельнера отнялся язык. Он лишь кивал головой. -- Вот и хорошо, -- сказал Шульце. Он холодно посмотрел на директора и швейцара. -- Уходите! Оба, как школьники, послушно удалились. Отец с дочерью остались вдвоем. -- А что будет с Фрицем? -- спросила Хильда. Тайный советник Тоблер смотрел вслед удаляющимся фигурам. -- Завтра я покупаю отель, -- сказал он. -- Послезавтра оба с треском вылетят отсюда. -- А что будет с Фрицем? -- плаксиво повторила Хильда. -- Уладим в Берлине, -- сказал отец. -- Поверь мне, это лучшее решение. Неужели в такой немыслимой ситуации мы будем объяснять ему, кто мы на самом деле? Через двадцать минут к отелю подъехал большой лимузин. Машина принадлежала Леопольду Лехнеру, владельцу транспортной конторы в Брукбойрене, и за рулем сидел он лично. Слуги вынесли с бокового входа несколько чемоданов, погрузили их на багажник и крепко привязали. Директор и швейцар стояли у подъезда, не зная, что делать. -- Убиться можно, -- сказал Карл Отважный. -- Человек бросает на ветер двести марок. Не использует свой билет для бесплатного проезда и едет в Мюнхен на такси. Трое постояльцев, с которыми он знаком всего пару дней, присоединяются к нему. Боюсь, мы заварили хорошенькую кашу, -- И все из-за этой нимфоманки Каспариус! -- признался дядюшка Польтер. -- Она захотела выжить Шульце, чтобы тот не мешал ей охмурять миллионерчика. -- Почему же вы не сказали мне об этом раньше? -- возмутился Карл Отважный. Помня о трех сотнях марок, доставшихся ему при этой сделке, швейцар проглотил упрек. Но вот появились тетя Юлечка с племянницей, нагруженные шляпными коробками, зонтиками и сумками. Директор поспешил им на помощь, но тетя Юлечка осадила его. -- Не лезьте! -- приказала она. -- Я пробыла здесь только два дня. Но с меня и этого хватит. Я прославлю вас всюду, где смогу. -- Я в отчаянии, -- заявил директор. -- Мои соболезнования, -- сказала тетя. -- Сударыня, почему вы так внезапно нас покидаете? -- спросил швейцар. -- До него все еще не дошло, -- буркнула тетя Юлечка. -- Вот письмо для господина Хагедорна, -- сказала Хильда. Швейцар почтительно взял его. Девушка обратилась к директору: -- Пока не забыла: шесть дней назад мы разговаривали с вами по телефону. -- Не помню, милая фройляйн. "'"'•' -- Я тогда предупредила вас о переодетом миллионере. -- Это звонили вы? -- спросил швейцар. -- И теперь оставляете господина Хагедорна одного? -- До чего же человек бывает глуп! -- воскликнула тетя Юлечка и покачала головой. -- Тетечка, отложим разговор на узкоспециальные темы! -- сказала Хильда. -- Прощайте, господа. Я думаю, вы долго будете помнить ту ошибку, которую совершили сегодня. Обе дамы сели в лимузин. Вскоре после этого появились Шульце и Кессельгут. Шульце положил письмо для Фрица на стойку швейцара. Директор и дядюшка Польтер поклонились. Однако их не заметили. Пассажиры сели в машину. Иоганн держал на коленях рефлектор. Чемоданы были набиты до отказа. Леопольд Лехнер уже нажал на стартер, когда примчался Зепп, смотритель лыжного склада. Исторгая гортанные звуки в знак благодарности, он схватил руку Шульце и, казалось, решил оторвать ее. -- Ну ладно, Зепп, -- успокаивал его Шульце. -- Все было хорошо. Когда мы подметали каток, вы были очень любезны со мной. Кессельгут показал на жалкие остатки растаявшего снеговика. -- Славный Казимир скончался. Шульце улыбнулся. Он вспомнил ту звездную ночь, когда Казимир появился на свет. -- А все-таки было здорово, -- пробормотал он. Машина отъехала. Из луж разлетелись брызги. Когда Хагедорн вернулся в отель, швейцар передал ему два письма. -- Интересно, -- сказал Фриц, уселся в холле и вскрыл конверты. Первое письмо гласило: "Мой дорогой мальчик! Совершенно неожиданно я должен сейчас же вернуться в Берлин. Я очень сожалею. До скорого свидания. С сердечным приветом. Твой друг Эдуард". Во втором письме было: "Любимый! Когда ты прочтешь эти строки, то узнаешь, что твоя фройляйн невеста сбежала. Больше она такого никогда не повторит. Как только ты ее найдешь, можешь таскать ее за уши до тех пор, пока они не оттопырятся под прямым углом. Вдруг это будет мне к лицу. Пожалуйста, приезжай поскорее в Берлин, где тебя ждут не только мои уши, но и поцелуи твоей будущей супруги Хильды Хагедорн". Фриц чертыхнулся и побежал к швейцару. -- Что это значит? -- спросил он в полной растерянности. -- Шульце уехал! Моя невеста уехала! А тетя Юлечка? -- Уехала, -- сказал швейцар. -- А господин Кессельгут? -- Уехал, -- прошептал швейцар с видом кающегося грешника. Хагедорн пристально поглядел ему в лицо. -- Здесь что-то неладно! Почему уехали все четверо? Не рассказывайте мне сказки! Не то я по-другому поговорю с вами! -- Почему уехали обе дамы и господин Кессельгут, я не знаю, -- ответил швейцар. -- А господин Шульце? -- Некоторые гости жаловались. Господин Шульце, мол, нарушает гармонию. Дирекция попросила его уехать. Он тут же посчитался с просьбой. То, что под конец уедут четверо, мы не ожидали. -- Только четверо? -- спросил Хагедорн и подошел к железнодорожному расписанию, висевшему на стене. -- Разумеется, я тоже уеду. Через час идет мой поезд. -- Он побежал к лестнице. Швейцар был близок к обмороку. Он доплелся до конторы, плюхнулся на стул и сообщил директору о новой беде. -- Отъезду Хагедорна надо помешать! -- воскликнул Карл Отважный. -- Расстроенный миллионер может нас так дискредитировать, что в следующем сезоне придется закрывать нашу лавочку. Они поднялись на второй этаж и постучали в номер семь. Хагедорн не ответил. Директор нажал на ручку двери. Она была заперта. Из коридора они слышали, как в комнате с грохотом выдвигают ящики и захлопывают дверцы шкафов. -- Шумно укладывается, -- тяжко вздохнул швейцар. Они скорбно спустились в холл и стали ожидать молодого человека. Он появился. -- Чемодан пусть доставит на вокзал слуга. Я пойду пешком. Оба засеменили рядом с ним. -- Господин кандидат, -- умолял Карл Отважный. -- Не наносите нам такой обиды. -- Зря стараетесь! -- сказал Хагедорн. У двери он столкнулся с продавщицей из цветочного магазина. Она принесла подарки, которые он купил часа два назад. -- Я немного опоздала, -- сказала она. -- Истинная правда, -- подтвердил он. -- Зато букет стал еще пышнее, -- заверила она. Он раздраженно засмеялся. -- Оставьте этот веник себе на память! Воткните его в петлицу. Изумленная, она сделала книксен и поспешно удалилась. И вот Фриц стоял со старинной оловянной кружкой, ящичком сигар и оригинальными серьгами в "Брукбойрене", один-одинешенек. -- Можно хотя бы попросить вас, -- обратился к нему директор, -- не рассказывать в ваших кругах о весьма досадном происшествии? -- На карту поставлена репутация нашего отеля, -- добавил швейцар. -- В моих кругах? -- удивился Хагедорн. И затем рассмеялся. -- Ах да! Я должен вам кое-что объяснить! Вы принимаете меня за миллионера, так ведь? С этим, признаться, дело гиблое. От моих кругов "Брукбойрен" застрахован пожизненно. До вчерашнего дня я был безработным. Не ожидали? Кто-то вас одурачил. Прощайте, господа! Дверь за ним закрылась. -- Он не миллионер? -- хрипло спросил директор. -- Везет же человеку, Польтер! Значит, девушка нас обманула? Слава Богу! Мы остались в дураках? Убиться можно! Швейцар покачал головой. Потом вдруг хлопнул себя по лбу. У него был такой вид, словно он готовился сразиться с быком. -- Какой ужас! Какой ужас! -- крикнул он. -- Самое лучшее для нас -- повеситься! -- Согласен, -- сказал директор, все еще витая в облаках. -- Но ради чего? Несколько постояльцев уехали досрочно. Ну и что? Какая-то девушка прошлась на наш счет. Это я перенесу. -- Эта история нас погубит, -- сказал швейцар.-- Мы оказались полными идиотами! -- Ну, ну, -- отмахнулся Карл Отважный, -- вы несправедливы ко мне. Дядюшка Польтер наставительно поднял указательный палец. -- Да, Хагедорн не был миллионером. Но девушка не соврала. Переодетый миллионер здесь был! О ужас! Нам конец! -- У меня голова идет кругом! -- занервничал директор. -- Выражайтесь наконец яснее! -- Переодетого миллионера мы выгнали час назад, -- сказал швейцар замогильным голосом. -- Его звали Шульце! Директор молчал. Швейцар угасал на глазах. -- И этого человека я заставил подметать каток! И с рюкзаком послал в деревню, потому что у рассыльной ребенок заболел корью! А Гелтаи велел ему лезть на стремянку! О-о! -- Убиться можно, -- пробормотал Кюне. -- Я должен прилечь, не то меня хватит удар. Во второй половине дня лежачего директора побеспокоил бой. -- Поклон от господина швейцара, -- сказал мальчик. -- Велено сообщить вам, что госпожа Каспариус уезжает вечерним поездом. Директор издал стон, словно раненая дичь. -- Она больше никогда не приедет в Брукбойрен, -- велел сказать швейцар. -- Да, и еще: господин Ленц из Кельна тоже уезжает. Директор, застонав, повернулся на бок и со скрежетом закусил подушку. Глава девятнадцатая РАЗНЫЕ ШУЛЬЦЕ В Мюнхене у Хагедорна оставалось целых шесть часов до поезда на Берлин. Свой фибровый чемодан он сдал на хранение. Затем, перейдя площадь Штахус, пошел по Ка-уфингерштрассе, свернул налево и сделал стойку перед Театинеркирхе. С этого он начинал каждое свое посещение Мюнхена. Он полюбил этот церковный фасад еще со времен студенчества. Сегодня же он глядел на него как баран на новые ворота. Он беспрерывно думал о Хильде. Об Эдуарде, разумеется, тоже. Образ церкви не проникал в него дальше сетчатки глаз. Засунув руки в карманы потрепанного пальто, он вернулся в город и прежде, чем успел опомниться, очутился в одном из городских почтамтов, где сел за стол и начал листать адресную книгу Берлина. Он изучал колонки с фамилией "Шульце". Рядом лежали блокнот с карандашом. Специалист по рекламе Эдуард Шульце не значился. Может, Эдуард зарегистрировался "коммерсантом"? Хагедорн записал соответствующие адреса. Что касается Хильдегард, то дело обстояло еще труднее. Как зовут по имени, ради всех святых, его будущего тестя? И кто он по профессии? Нельзя же бегать ко всем живущим в Берлине Шульце и спрашивать: "Есть ли у вас, во-первых, дочь и не она ли, во-вторых, моя невеста?" На это жизни не хватит! Потом Хагедорн пошел в кино на комедию. Каждый раз, смеясь, он сердился на себя. К счастью, в картине было немного смешных мест. Иначе у молодого человека непременно начался бы внутренний разлад. После кино он съел в пивной жареные сардельки с капустой. Затем вернулся на вокзал и сидел, потягивая баварское пиво, в зале ожидания. Он размышлял о будущих рекламных баталиях, но ни одна смелая идея не приходила ему в голову. Он все время думал о Хильде. А если он ее не найдет? И вдруг она не даст о себе знать? Что тогда? В поезде пассажиров было немного. Фриц сидел в купе один. До Ландсгута он шагал взад-вперед по купе как в клетке. Потом улегся и сразу уснул. Снились ему всякие диковины. В последнем сне действие происходило в адресном столе. На дверях были прикреплены таблички в алфавитном порядке, со всевозможными фамилиями. У двери с табличкой "Шнабель-Шютце" Хагедорн остановился, постучал и вошел. За перегородкой сидел снеговик Казимир в полицейском шлеме. У него был очень строгий вид. Поглаживая усы, он поинтересовался: -- Что вам угодно? -- Скажите, Шульце у вас? -- спросил Фриц. -- Все Шульце у нас, -- сказал Казимир. -- Почему так во множественном числе? -- спросил Фриц. -- Распоряжение Президиума полиции, -- резко ответил Казимир. -- Извините, -- сказал Фриц. -- Я ищу фройляйн Хильдегард Шульце. Когда она смеется, у нее на щеке появляется ямочка. Не две, как у других девушек, а одна. И в зрачках у нее золотые искорки. Казимир тщательно порылся в картотечных ящиках и кивнул посетителю: -- Есть такая. Раньше она жила на радиомачте. Потом выписалась и переехала в Альпы. -- Но сейчас она снова в Берлине, -- утверждал Фриц. -- Радиомачте об этом ничего не известно, -- сказал снеговик, -- она, кажется, вообще не числится. Может, ее сдали. Незаметно следуйте за мной! Они спустились в подвал. Здесь длинными рядами стояло много шкафов. Казимир отпирал их один за другим. В каждом шкафу были четыре секции. А в каждой секции стоял человек. Это были люди, нигде не прописанные, а также те, кто начисто забыл, где они жили раньше. И наконец, дети, которые не знали, как их зовут. -- Ну и ну, -- испуганно сказал Хагедорн. Взрослые в секциях стояли и разозленные, и задумчивые. Дети плакали. Грустное было зрелище. В одной секции стоял ученый, между прочим историк; он считал себя забытым зонтиком и потребовал от Казимира, чтобы его наконец закрыли. Расставив ноги и разведя руки, он повторял: -- Ведь дождь кончился, кончился! Фриц захлопнул дверцу. Они заглянули почти во все шкафы. Однако Хильдегард нигде не обнаружили, Фриц вдруг приставил ладонь к уху: -- В последнем шкафу плачет женщина! Снеговик отпер дверцу. В крайнем углу спиной к ним стояла юная девушка и громко плакала. Хагедорн испустил радостный крик. Потом растроганно сказал: -- Господин Снегошлем, это она. -- Она стоит спиной, -- проворчал Казимир. -- Я не вижу ямочки. -- Хильда! -- крикнул Фриц. -- Посмотри на нас, пожалуйста! Иначе тебе придется остаться здесь. Хильда обернулась. Хорошенькое личико было заревано. -- Не вижу никакой ямочки, -- сказала снеговик. -- Запираю шкаф. -- Хильдочка! -- крикнул Фриц. -- Улыбнись! Дядя не верит, что у тебя есть ямочка. Станцуй ему умирающего лебедя! Встаньте, драгоценная графиня! Завтра заложим твое кольцо и две тысячи марок прокатаем на американских горках. Ну, смейся! Смейся! Все было напрасно. Хильда его не узнавала. Она не улыбалась и не смеялась. Стояла в углу и плакала. Казимир вставил ключ в замок дверцы. Фриц вцепился в его руку. Снеговик другой рукой схватил молодого человека за чуб и тряхнул его. -- Перестаньте! -- яростно крикнул Хагедорн. -- Ну, ну, ну, -- сказал кто-то. -- Очнитесь! Перед ним стоял кондуктор. -- Прошу билеты! За окном светало. Утром в квартиру фрау Хагедорн на Моммзенштрассе позвонили. Старая дама открыла дверь. У порога стоял Карлуша, ученик мясника Кухенбуха. -- Здравствуй, -- сказала она. -- Мой сын опять звонит по телефону? Карлуша покачал головой. -- Мастер передает вам привет, а сегодня сюрприз будет побольше, чем позавчера. И вы, пожалуйста, не пугайтесь. К вам придет гость. -- Гость? -- переспросила дама. -- Гостей не пугаются! Так кто придет? С лестницы послышалось: "Ку-ку! Ку-ку!" Матушка Хагедорн, всплеснув руками, вышла на лестничную площадку и посмотрела за угол. Этажом ниже на ступеньках сидел ее сын и махал ей рукой. -- Ну, знаете, дальше ехать некуда! -- сказала она. -- Что тебе надо в Берлине, озорник ты этакий! Тебе же полагается быть в Брукбойрене! Вставай-ка, Фриц! Ступеньки слишком холодные. -- Мне обратно ехать? -- спросил он. -- Или сначала кофейку дадут? -- Марш в гостиную! -- скомандовала она. Он медленно поднялся и проскользнул с чемоданом мимо нее, словно в испуге. Карлуша захохотал и удалился. Мать с сыном рука об руку вошли в квартиру. За завтраком Фриц подробно рассказал о событиях предыдущего дня. Потом прочитал оба прощальных письма. -- Тут что-то не так, мой бедный мальчик, -- задумчиво сказала мать. -- Ты с твоей доверчивостью опять попал впросак. Давай поспорим? -- Нет, -- возразил он. -- Ты всегда воображаешь, будто можно с первого взгляда определить, есть что-то в человеке или нет, -- сказала она. -- Если бы ты был прав, мир выглядел бы немножко иначе. Если бы все честные люди выглядели честно, а все подлецы подло, то можно было бы смеяться. Тебе испортили чудесный отдых. С первого числа ты пойдешь в контору. Уехал на неделю раньше, Хоть плачь! -- Но, вероятно, именно поэтому Эдуард не простился со мной! -- воскликнул он. -- Он боялся, что я поеду с ним, а ему хотелось, чтобы я остался в Брукбойрене. Он же не предполагал, что я узнаю, как гнусно с ним обошлись, -- По крайней мере он мог бы приписать свой берлинский адрес, -- сказала мать. -- Можешь говорить что хочешь, но тактичный человек сделал бы это. И почему ба- рышня не попрощалась с тобой? Почему она не оставила адреса? От девушки, на которой ты собираешься жениться, мы можем это требовать! Все как полагается! -- Ты их не знаешь, -- возразил он, -- Иначе ты так же мало поняла бы во всем этом, как и я, Ошибаться в людях можно, Но ошибиться до такой степени нельзя. -- И что же дальше? -- спросила она, -- Что собираешься делать? Он поднялся, взял шляпу, пальто и сказал: -- Искать обоих! Она смотрела из окна, как он переходил улицу. "Горбится, -- подумала она, -- А когда горбится, значит, грустит", В течение следующих пяти часов кандидат Хагедорн напряженно работал. Он посещал людей, которых звали Эдуард Шульце. Это было совершенно бессмысленное занятие. Если дверь открывал глава семейства, еще куда ни шло. Тогда Фриц хотя бы видел, что Эдуард не тот, и лишь спрашивал, есть ли у него дочь по имени Хильдегард. Но если в дверях появлялась фрау Шульце, от досады можно было лопнуть. Ведь нельзя же было просто спросить: "Ваш супруг был в Брукбойрене до вчерашнего дня? У вас есть дочь? Ее зовут Хильда? Нет? До свидания!" Он пробовал по-всякому. Тем не менее у него сложилось впечатление, что его везде принимали за сумасшедшего. Особенно скверно было на Прагерштрассе и на Мазуреналлее. На Прагерштрассе тамошняя фрау Шульце возмутилась: -- Значит, этот негодяй был в Брукбойрене? Меня он уверял, что приехал из Магдебурга. А баба с ним была? Такая толстая, рыжая? -- Нет, -- сказал Фриц. -- Это был не ваш муж. Вы несправедливы к нему. -- А зачем вы тогда сюда пришли? Не-ет, любезный, так не выйдет! Вы останетесь здесь! Подождем, пока мой Эдуард вернется домой! Я ему покажу! Хагедорн еле вырвался и убежал. Вслед ему неслась такая ругань, что дрожала лестница. А у Шульце на Мазурен-аллее была дочь, которую звали Хильдегард! Правда, ее не было дома. Но отец был здесь. Он пригласил Фрица в гостиную. -- Вы знаете мою дочь? -- спросил он. -- Я не уверен, -- смущенно сказал Фриц, -- Может быть, это она. А может, нет. У вас есть под рукой фотография юной дамы? Господин Шульце угрожающе засмеялся. -- Надеюсь, вы встречались с моей дочерью не только в темноте? -- Ни в коем случае, -- ответил Фриц. -- Я хочу лишь убедиться, идентична ли ваша дочь моей Хильде. -- У вас серьезные намерения? -- строго спросил господин Шульце. Молодой человек кивнул. -- Это меня радует, -- сказал отец. -- У вас хороший доход? Вы пьете? -- Нет, -- сказал Фриц. -- То есть я не пьяница. Жалованье приличное. Пожалуйста, покажите фотографию! Господин Шульце поднялся. -- Не обижайтесь, но мне кажется, что у вас есть пунктик. -- Он подошел к пианино, взял фотопортрет и сказал: -- Вот! Хагедорн увидел худую безобразную девицу. Снимок был сделан на карнавале. Хильда Шульце в костюме Пьеро игриво улыбалась. То, что она косила, могло зависеть от фотографа. Но в том, что у нее кривые ноги, его вины не было. -- О Господи! -- прошептал Фриц. -- Тут произошло недоразумение. Извините за беспокойство! Он выбежал в коридор, но вместо лестницы попал в спальню, повернул обратно, увидел господина Шульце, надвигавшегося на него, словно ангел-мститель, открыл, к счастью, нужную дверь и ринулся вниз по лестнице. После этого события Хагедорн поехал на трамвае домой. Он проэкзаменовал двадцать трех берлинцев по фамилии Шульце. Работы оставалось еще дней на пять. Мать встретила его взволнованной: -- Угадай, кто здесь был? Он оживился: -- Хильда? Эдуард? -- Ну что ты, -- ответила она. -- Пойду спать, -- сказал он устало. -- Дня через три найму сыщика. -- Правильно, мой мальчик. Но сегодня вечером мы приглашены. Я купила тебе красивейшую сорочку. И галстук. В красно-синюю полоску. -- Спасибо, мама, -- сказал он и опустился на стул. -- А куда нас пригласили? Она взяла его за руку. -- К тайному советнику Тоблеру. Он вздрогнул. -- Ну не замечательно ли это? -- спросила она. -- Представь себе! Звонят, три раза. Я открываю. На площадке стоит шофер в ливрее. Спрашивает, когда ты вернешься из Брукбойрена? "Мой сын уже здесь, -- отвечаю. -- Приехал рано утром". Он кланяется и говорит: "Тайный советник Тоблер просит вас и вашего сына пожаловать к нему в гости сегодня вечером. Будет обычный ужин. Тайный советник желает познакомиться со своим новым сотрудником". Потом он немного помялся и сказал: "Приходите, пожалуйста, безо всяких шикарных нарядов. Господин тайный советник не очень это любит. Восемь часов вечера вас устроит?" Прекрасный человек. Предложил заехать за нами на автомобиле. Но я сказала, что лучше мы приедем трамваем. 76-й и 176-й останавливаются вблизи их дома. Что же касается шикарных нарядов, то пусть не беспокоятся, у нас их все равно нет. -- Она с ожиданием посмотрела на сына. -- Пожалуй, нам следует пойти туда, -- сказал он равнодушно. Фрау Хагедорн не верила своим ушам. -- Мой мальчик, я разделяю твои горести, -- сказала она. -- Но тебе надо взять себя в руки! -- Она ласково погладила его по волосам. -- Выше голову, Фриц! Мы идем сегодня к Тоблерам! Очень любезно с его стороны. Ведь ему это, собственно говоря, совсем не нужно, а? Мультимиллионер, владелец концерна, у него наверняка тысяча служащих. Если он с каждым будет ужинать! В конце концов, нам оказана честь. Сегодня мы улаживаем дела. Я, надену черное шелковое. Старой женщине незачем модничать. Если он найдет меня недостаточно элегантной, я ничем ему не смогу помочь. -- Правильно, мамочка, -- сказал Фриц. -- Не ломай голову из-за этих двух Шульце, мой мальчик! -- сказала она. -- Завтра тоже будет день. Он печально улыбнулся. -- И еще какой день! -- сказал он и вышел из комнаты. Глава двадцатая САМОЕ ГЛАВНОЕ ЕЩЕ ВПЕРЕДИ Фриц Хагедорн и его мать следовали за слугой, который открыл парковую калитку. Между голых деревьев через ровные промежутки горели большие фонари. У парадной лестницы мать прошептала: -- Слушай, да это настоящий дворец! В холле слуга принял у них шляпы и пальто. Он хотел было помочь старой даме снять ботики, но она, усевшись на стул, сунула ему в руки зонтик и заявила: -- Этого еще не хватало! Они поднялись на второй этаж. Слуга шел впереди. В одной из ниш на лестнице стоял римский воин из бронзы. Матушка Хагедорн не удержалась. -- Он присматривает, чтобы ничего не унесли. Слуга отворил дверь. Они вошли. Дверь за ними бесшумно закрылась. Они стояли в небольшом салоне в стиле "бидермайер". У окна сидел какой-то господин. Увидев их, он поднялся. -- Эдуард! -- крикнул Фриц и бросился к нему. -- Слава Богу, ты нашелся! Старик Тоблер тебя тоже пригласил? Вот это замечательно. Мама, это он! Мой друг Шульце. А это моя мать. Они поздоровались. Фриц обалдел от радости. -- Я тебя обыскался. Скажи, ты вообще в адресной книге значишься? Не знаешь, где живет Хильда? И тебе не стыдно, что бросил меня в Брукбойрене? А почему Хильда и тетя Юлечка уехали вместе с тобой? И господин Кессельгут тоже? Какой красивый костюм у тебя. По случаю или авансом? Молодой человек весело похлопал по плечу своего старого приятеля. Эдуарду не дали и рта раскрыть. Он неуверенно улыбался. Его план был нарушен. Фриц все еще принимал его за Шульце! Хоть тресни! Матушка Хагедорн села на стул и наконец сняла ботинки. -- Погода меняется, -- объяснила она. -- Господин Шульце, рада с вами познакомиться. Ну вот, мой мальчик, одного нашли. Невесту тоже найдем. В дверь постучали. Вошел слуга. -- Фройляйн Тоблер велела спросить, не желает ли милостивая госпожа немного побеседовать с ней перед ужином. -- Кто это "милостивая госпожа"? -- поинтересовалась старая дама. -- Вероятно, имеют в виду вас, -- сказал Эдуард. -- "Милостивую госпожу" вводить не будем, -- проворчала она. -- Я фрау Хагедорн. Звучит достаточно хорошо. Ну ладно, пойду поболтаю. В конце концов, барышня -- дочь вашего шефа. Она поправила полуботинок, кивнула обоим мужчинам и пошла вслед за слугой. -- Ну зачем ты вернулся в Берлин? -- спросил Эдуард. -- Позволь! -- обиженно сказал Фриц. -- Когда швейцар Польтер сообщил мне, что произошло, Хагедорна уже нельзя было удержать. -- Эта Каспариус предложила мне через директора двести марок, если я немедленно исчезну. -- Ну и наглая баба! -- сказал Фриц. -- Хотела меня соблазнить. Это ясно. Ты был помехой в ее разгульной жизни. Вот, наверно, выпучила глаза, когда я уехал! -- Он тепло посмотрел на друга. -- Нашел тебя все-таки! Теперь отыскать Хильду, и все будут в сборе,.. А почему она удрала? Она тебе не дала свой адрес? Постучали. Дверь в соседнюю комнату открылась. Появился слуга и тотчас исчез. Эдуард поднялся и пошел в ту комнату. Фриц осторожно двинулся за ним. -- Ага! -- сказал он. -- Рабочий кабинет шефа. Скоро он, наверно, появится сам. Эдуард, давай без глупостей! Сейчас же пересядь на другой стул! -- Фриц рассердился, так как Эдуард уселся за письменный стол. -- Если старик Тоблер не понимает шуток, то мы вылетим в два счета! Ну пересядь куда-нибудь! Ведь я собираюсь жениться, Эдуард! Однако тот остался сидеть за письменным столом. -- Теперь выслушай меня, пожалуйста, -- попросил он. -- В Брукбойрене я тебя немного обманул. Не скажу, что мне это было приятно. Не люблю врать. Очень не люблю. Но в чертовом отеле я не решился сказать правду. Боялся, что ты меня превратно поймешь. -- Эдуард, -- сказал молодой человек. -- Ты начинаешь меня дурачить! Не нужно сказок! Выкладывай все как есть! В чем ты меня надул? Но прежде, чем ответишь, пересядь на другой стул. Это нервирует меня. -- Дело в том... -- начал Эдуард. -- Со стулом это тоже связано. Мне ужасно трудно... Значит... Тут снова постучали. Вошел слуга, сказал: -- Кушать подано, господин тайный советник! -- и вышел. -- Что такое? -- спросил Хагедорн и поднялся. -- Что лакей тебе сказал? Тайный советник? Эдуард смущенно пожал плечами. -- Представь себе! -- сказал он. -- Ничего не могу изменить, Фриц. Не сердись на меня, ладно? Я -- старик Тоблер. Молодой человек схватился за голову. -- Ты Тоблер? Ты миллионер, за которого принимали меня? Из-за тебя у меня в номере были три кошки, а в постели кирпичи? Тайный советник кивнул. -- Именно так. Моя дочь тайком от меня позвонила в отель. И когда ты и я прибыли, нас перепутали. Я не мог открыть свое инкогнито. Ведь приз на конкурсе я выиграл под фамилией Шульце! Теперь ты понимаешь? Хагедорн сухо поклонился. -- Господин тайный советник, при сложившихся обстоятельствах хочу вас просить... -- Фриц, остановись! -- сказал Тоблер. -- Прошу тебя, не говори ничего сгоряча! Запрещаю тебе, слышишь? Он подошел к молодому человеку, лицо которого выражало упрямство. -- Ну что ты вообразил? Неужели ты так мало ценишь нашу дружбу, что запросто можешь ее отбросить? И только потому, что у меня есть деньги? Но это же не позор! -- Он взял молодого человека под руку и стал ходить с ним взад-вперед по кабинету. -- Пойми, то, что я переоделся бедняком, было не только шуткой. Мне захотелось побыть среди людей без фатального ореола миллионера. Хотелось сблизиться с ними, узнать на собственном опыте, как они ведут себя с бедняком. Ну вот, шутка окончена. То, что я хотел испытать, мало значит в сравнении с тем, что я пережил. Я нашел друга. Наконец обрел друга, мой мальчик! Дай руку старику Тоблеру! -- Он протянул руку Фрицу. -- Ну, черт возьми, упрямая твоя башка! Ну? Фриц схватил протянутую руку. -- Все в порядке, Эдуард, -- сказал он. -- И прости, пожалуйста. Когда они вошли в столовую, тайный советник заметил: -- Мы, конечно, первые. И чего женщины всегда так долго судачат! -- Да, ведь у тебя есть дочь, -- сказал Хагедорн. -- Сколько ей в общем и целом? Тоблер усмехнулся. -- На выданье она и несколько дней назад обручилась. -- Здорово, -- сказал Фриц. -- Поздравляю. А теперь без шуток: ты действительно не знаешь, где живет Хильда? -- Она не сообщила мне адреса, -- дипломатично ответил Тоблер. -- Но ты их получишь. Хильду и адрес. -- У меня тоже такое предчувствие, -- сказал молодой человек. -- Но когда она мне попадется, я ей задам взбучку! А то еще вообразит, что я позволю будущей жене вертеть мною. Тут надо вовремя пресечь. Ты не находишь? Открылась дверь, въехал сервировочный столик, уставленный супницами и блюдами. Его толкал перед собой седовласый слуга. Когда столик остановился, слуга поднял лицо и сказал: -- Добрый вечер, господин кандидат. -- Здравствуйте, -- машинально ответил Хагедорн, но тут же вскочил на ноги: -- Господин Кессельгут! Слуга кивнул: -- Он самый, господин кандидат. -- А пароходная линия? -- Была маскировкой, -- объяснил тайный советник. -- Иоганн мой старый камердинер. Я не хотел ехать в Брукбой-рен один. Поэтому он превратился в судовладельца. Свою роль он сыграл блестяще. -- Это было нелегко, -- скромно заметил Иоганн. -- Будет ли противоречить вашей служебной этике, если я крепко пожму вам руку? -- спросил Фриц. -- Мне кажется, что в данном случае я могу сделать исключение, -- ответил Иоганн. Фриц пожал ему руку. -- Теперь я понимаю, почему вы пришли в ужас от комнаты Эдуарда. Хорошо вы меня разыграли! -- То была не комната, а ультиматум, -- сказал Иоганн. Фриц снова уселся. Старый благородный слуга расставлял на столе блюда. -- Как вспомню, что вместо тебя дал себя массировать, то о примирении не может быть и речи, -- сказал Фриц Эдуарду. -- Кстати, я купил тебе старинную оловянную кружку. А вам, Иоганн, ящичек гаванских. А Хильде пару сережек. Мне только остается продеть их себе в нос. -- Большое спасибо за сигары, господин кандидат, -- сказал Иоганн. Хагедорн хлопнул ладонью по столу. -- Ах, этого вы еще не знаете! Перед отъездом я сказал директору отеля и швейцару, что я вовсе не переодетый миллионер! Таких вытянутых рож я в жизни не видел. -- Иоганн, генеральный директор Тидеман звонил? -- спросил Тоблер. -- Еще нет, господин тайный советник. Слуга обратился к Хагедорну: -- Концерн Тоблера сегодня или завтра купит гранд-отель "Брукбойрен". И те оба вылетят с треском. -- Но, Эдуард, -- сказал Фриц, -- разве можно наказывать двух служащих за высокомерие постояльцев? Согласен, они вели себя мерзко. Но твоя затея выступить мнимым бедняком в отеле-люкс тоже была довольно слабоумной. -- Иоганн, он прав? -- спросил тайный советник. -- Более или менее, -- признал слуга. -- Только вот выражение "слабоумной" мне кажется несколько резким. Все рассмеялись. В это время вошла мать Фрица. -- Там, где смеются, бояться нечего, -- сказала она. Фриц вопросительно посмотрел на нее. -- Я все знаю, мой мальчик. Фройляйн Тоблер меня посвятила. Она очень боится тебя. Ведь это по ее вине ты пробыл несколько дней миллионером. А вообще она очаровательная девушка, господин тайный советник! -- Я -- Тоблер, -- возразил он. -- А то буду называть вас милостивой госпожой! -- Очаровательная девушка, господин Тоблер! -- сказала старая дама. -- Жаль, что вы оба уже обручены, Фриц! -- Мы могли бы отпраздновать двойную свадьбу, -- предложил Хагедорн. -- Вряд ли это получится, -- сказал тайный советник. Неожиданно мать Фрица трижды хлопнула в ладоши. Раскрылась дверь. В столовую вошли молодая девушка и старая дама. Фриц издал нечленораздельные звуки, опрокинул стул, бросился к фройляйн и схватил ее в объятия. -- На