минуты, когда онъ проснется. Знаетъ ли онъ о томъ, что съ нимъ было? Наконецъ, онъ открылъ глаза, встрeтилъ мой взглядъ и отвернулся. Я тотчасъ же подошелъ къ нему и взялъ его за руку: "Простите меня, господинъ Лапондеръ, что я все время былъ такъ непривeтливъ. Дeло въ томъ, что это такъ необычно -- --" "Не безпокойтесь, сударь", прервалъ онъ меня, "я прекрасно понимаю, какое ужасное чувство быть вмeстe съ насильникомъ и убiйцей". "Не говорите объ этомъ", попросилъ я. "Сегодня ночью я думалъ о многомъ, -- я не могу отдeлаться отъ мысли, что вы, можетъ быть -- -- -- --" я не могъ подобрать слова. "Вы думаете, что я боленъ", помогъ онъ мнe. Я кивнулъ головой. "Я заключаю это по цeлому ряду признаковъ. Вы -- -- вы разрeшите задать вамъ одинъ вопросъ, господинъ Лапондеръ?" "Пожалуйста". "Какъ это ни странно, но меня интересуетъ, что вамъ снилось сегодня". Онъ съ улыбкой покачалъ головой: "Мнe никогда ничего не снится". "Но вы говорили во снe." Онъ посмотрeлъ на меня съ удивленiемъ, задумался и потомъ сказалъ увeренно: "Это могло быть только, если вы меня о чемъ-нибудь спрашивали". -- Я отвeтилъ утвердительно. -- "Дeло въ томъ, что сновъ у меня никогда не бываетъ. Я -- -- блуждаю", добавилъ онъ спустя мгновенiе еле слышно. "Блуждаете? То есть какъ?" 282 Повидимому, ему не особенно хотeлось мнe отвeчать, и потому я счелъ своимъ долгомъ объяснить тe причины, которыя заставляютъ меня обратиться къ нему, и разсказалъ ему въ общихъ чертахъ все, что произошло ночью. "Вы можете быть твердо увeрены", отвeтилъ онъ серьезно, когда я кончилъ, "что все, сказанное мною во снe, въ точности соотвeтствуетъ дeйствительности. Если я вамъ прежде сказалъ, что я не вижу сновъ, а лишь "блуждаю", то этимъ я хотeлъ выразить, что мои сновидeнiя рeзко отличаются отъ сновидeнiй -- ну, скажемъ хотя бы -- нормальныхъ людей. Назовите это состоянiе, если хотите, отдeленiемъ духа отъ тeла. -- Сегодня ночью, напримeръ, я былъ въ какой-то очень странной комнатe, входъ въ которую ведетъ снизу черезъ подъемную дверь въ полу". "Какой былъ у комнаты видъ?" поспeшно спросилъ я. "Тамъ былъ кто-нибудь? Или никого?" "Тамъ была мебель; но очень немного. И постель -- -- на ней спала молодая дeвушка -- какъ будто мертвая, -- а рядомъ съ ней мужчина -- -- онъ держалъ у нея на лбу руку". -- Лапондеръ описалъ наружность обоихъ. Сомнeнiй не было: то были Гиллель и Мирiамъ. Я едва дышалъ отъ волненiя. "Разскажите же дальше. Былъ еще кто-нибудь въ комнатe?" "Еще кто-нибудь? Подождите-ка -- -- нeтъ: больше въ комнатe никого не было. На столe горeлъ семисвeчный канделябръ. -- Потомъ я спустился по винтовой лeстницe". "Она была сломана?" перебилъ я его. 283 "Сломана? Нeтъ, нeтъ: она была въ полномъ порядкe. Рядомъ съ ней была комната: тамъ сидeлъ человeкъ съ серебряными пряжками на башмакахъ и съ такимъ страннымъ лицомъ, какого я еще ни у кого не видалъ: желтаго цвeта, съ косымъ разрeзомъ глазъ; -- онъ сидeлъ согнувшись и какъ будто чего-то ждалъ. Словно чьихъ-то приказанiй". "А книгу -- старинную, большую книгу вы нигдe не видали?" продолжалъ я допытываться. Онъ потеръ себe лобъ: "Книгу, вы говорите? Да, вeрно: на полу была книга. Она была раскрыта -- -- вся изъ пергамента -- страница начиналась съ большой золотой буквы "А". "А не съ "И", можетъ быть?" "Нeтъ, съ "А". "Вы навeрное помните? Можетъ быть, это было все-таки "И"? "Нeтъ, нeтъ, навeрное "А". Я покачалъ головой и началъ сомнeваться. Очевидно, Лапондеръ въ полуснe прочелъ мои мысли и все перепуталъ: Гиллеля, Мирiамъ, Голема, книгу Иббуръ и подземный ходъ. "У васъ ужъ давно эта способность "блуждать", какъ вы говорите?" спросилъ я. "Съ двадцать перваго года моей жизни -- --" онъ замялся, ему не хотeлось, повидимому, объ этомъ говорить. Потомъ вдругъ на лицe его отразилось безграничное изумленiе: онъ вперилъ взглядъ на мою грудь, какъ будто на ней что-то увидeлъ. Не обращая вниманiя на мое недоумeнiе, онъ быстро схватилъ меня за руку и началъ просить -- -- чуть ли не умолять: 284 "Ради Бога, скажите мнe все. Сегодня я послeднiй день съ вами. Можетъ быть, черезъ часъ уже меня поведутъ, чтобы прочесть мнe смертный приговоръ -- --" Я въ ужасe перебилъ его: "Вы должны меня взять въ свидeтели. Я подъ присягой удостовeрю, что вы больной человeкъ. Вы лунатикъ. Васъ не имeютъ права казнить, не изслeдовавъ вашего душевнаго состоянiя. Послушайтесь же меня!" Онъ нервно отвeтилъ: "Это не важно, -- прошу васъ, скажите мнe все". "Что мнe сказать вамъ? -- Лучше поговоримъ о васъ и -- --" "Я знаю, -- вы должны были пережить много странныхъ вещей, которыя меня очень интересуютъ, -- гораздо больше, чeмъ вы думаете -- -- Прошу васъ, скажите же мнe все", продолжалъ онъ умолять. Я никакъ не могъ понять, почему моя жизнь интересуетъ его больше, чeмъ его собственное, во всякомъ случаe въ достаточной мeрe серьезное, положенiе. Но чтобы его успокоить, я разсказалъ ему все то непонятное, что мнe пришлось пережить за послeднее время. При каждомъ новомъ эпизодe онъ удовлетворенно кивалъ головой, какъ человeкъ, проникающiй въ самую суть дeла. Когда я дошелъ до описанiя, какъ ко мнe явилось существо безъ головы и протянуло мнe руку съ черно-красными зернами, онъ едва могъ дождаться конца. "Такъ вы, значитъ, разсыпали зерна", пробормоталъ онъ задумчиво. "Мнe никогда не приходило 285 въ голову, что можетъ быть "третiй путь". "Это былъ вовсе не третiй путь", сказалъ я, "это было все равно, какъ если бы я отказался отъ зеренъ". Онъ улыбнулся. "А по-вашему какъ, господинъ Лапондеръ?" "Если бы вы отъ нихъ отказались, вы бы пошли по "пути жизни", но тогда не осталось бы зеренъ, символизирующихъ магическiя силы. А такъ они разсыпались по полу. Это значитъ: они остались и будутъ охраняться вашими предками, пока не настанетъ пора ихъ созрeванiя. Тогда пробудятся къ жизни тe силы, которыя сейчасъ пока дремлютъ въ васъ". Я не понялъ его: "Мои предки будутъ охранять эти зерна?" "Вы должны понимать ваши переживанiя отчасти символически", отвeтилъ Лапондеръ. "Кругъ сiявшихъ голубоватымъ свeтомъ людей -- это цeпь унаслeдованныхъ "я", которую влачитъ за собой каждый смертный. Душа не есть нeчто "обособленное", -- она становится таковой лишь постепенно и тогда достигаетъ того, что мы называемъ "безсмертiемъ". Ваша душа состоитъ еще изъ многочисленныхъ "я", все равно какъ муравейникъ изъ множества муравьевъ. Въ васъ заложены душевные остатки многихъ тысячъ предковъ: -- главныхъ представителей вашего рода. И такъ у всeхъ живыхъ существъ. Развe могъ бы цыпленокъ, только что вылупившiйся изъ яйца, отыскивать потребную ему пищу, если бы въ немъ не былъ заложенъ опытъ миллiоновъ предшествующихъ поколeнiй? -- Наличность 286 "инстинкта" доказываетъ наличность предковъ и въ тeлe, и въ психикe. -- Но, простите меня, я не хотeлъ прерывать васъ". Я кончилъ разсказъ. Разсказалъ ему все. Даже то, что говорила мнe Мирiамъ о "гермафродитe". Когда я замолчалъ и взглянулъ на Лапондера, то замeтилъ, что онъ поблeднeлъ, какъ штукатурка на стeнe, -- по его щекамъ текли слезы. Я быстро всталъ, притворился, что ничего не замeтилъ и сталъ ходить взадъ и впередъ по камерe, чтобы дать ему время успокоиться. Потомъ сeлъ противъ него и пустилъ въ ходъ все свое краснорeчiе, чтобы убeдить его въ необходимости указать судьямъ на его несомнeнно болeзненное психическое состоянiе. "Если бы вы по крайней мeрe не сознались въ убiйствe!" закончилъ я. "Я долженъ былъ сознаться. Моя совeсть не позволила мнe солгать", наивно отвeтилъ онъ. "Развe вы считаете, что ложь хуже изнасилованiя и убiйства?" съ изумленiемъ спросилъ я. "Вообще говоря, можетъ быть, и нeтъ. Но въ моемъ случаe -- несомнeнно. -- Видите ли: когда слeдователь спросилъ, сознаюсь ли я, у меня нашлось достаточно силъ, чтобы отвeтить правду. Передо мной былъ, такимъ образомъ, выборъ: солгать или не солгать. Когда же я совершилъ убiйство -- -- прошу васъ, не спрашивайте меня о подробностяхъ: это былъ такой ужасъ, что я не могу объ немъ вспоминать -- -- когда я убивалъ, передо мной выбора не было. Не было выбора, хотя я и дeйствовалъ въ полномъ сознанiи: во мнe пробудилось нeчто, о существованiи чего я не имeлъ ни малeйшаго представленiя -- 287 -- пробудилось и всецeло мной овладeло. Неужели вы думаете, я убилъ бы, если бы передо мной былъ выборъ? -- Я никогда не убивалъ -- даже ничтожнаго насeкомаго -- -- а теперь и подавно не могъ бы убить никого. Допустите на минуту, что по закону человeкъ долженъ былъ бы убивать и что за неисполненiе этого закона грозила бы смертная казнь, -- ну хотя бы какъ на войнe, -- сейчасъ мнe несомнeнно былъ бы вынесенъ смертный приговоръ. -- У меня не было бы выбора. Я попросту не могъ бы сейчасъ убить. А тогда -- тогда было какъ разъ наоборотъ". "Такъ вотъ -- тeмъ болeе, разъ вы чувствуете себя сейчасъ совершенно другимъ, вы должны сдeлать все возможное, чтобы повлiять на судей!" замeтилъ я. Лапондеръ сдeлалъ отрицательный жестъ: "Вы ошибаетесь! Судьи со своей точки зрeнiя совершенно правы. Развe могутъ они отпустить такого человeка, какъ я? А что -- если завтра или послeзавтра повторится снова несчастье?" "Нeтъ, -- они должны помeстить васъ въ психiатрическую лeчебницу. Вотъ о чемъ я говорю". "Вы были бы правы, если бы я былъ сумасшедшiй", спокойно отвeтилъ Лапондеръ. "Но я не сумасшедшiй. Мое состоянiе, хотя и очень напоминаетъ сумасшествiе, но является его полной противоположностью. Послушайте. Вы сейчасъ поймете меня. -- -- -- И у меня тоже было когда-то такое же видeнiе, какъ и у васъ; призракъ безъ головы -- это символъ, конечно -- -- разгадку его вы легко найдете, если только хорошенько подумаете. Такъ вотъ: я взялъ зерна. И пошелъ, 288 слeдовательно, по "пути смерти". -- Величайшая святыня для меня -- сознанiе, что моими поступками руководитъ духовное начало, заложенное во мнe. Я слeпо, довeрчиво пойду за нимъ, куда бы ни повелъ меня этотъ путь: на висeлицу или на тронъ, къ нищетe или къ богатству. Я никогда не колебался, когда выборъ былъ въ моей власти. Поэтому-то я и не солгалъ, когда выборъ зависeлъ отъ моей воли. Вы знаете слова пророка Михея: "Человeкъ, тебe сказано, что есть добро и чего требуетъ отъ тебя Господь Богъ." У меня былъ выборъ, и если бы я солгалъ, я создалъ бы причину; -- совершивъ же убiйство, я никакой причины не создалъ, -- это было лишь слeдствiемъ давно заложенной и дремавшей во мнe причины, надъ которой я былъ уже не властенъ. Такимъ образомъ, мои руки чисты. Тeмъ, что мое духовное начало сдeлало меня убiйцей, оно произнесло надо мной смертный приговоръ; а тeмъ, что люди меня посылаютъ на казнь, достигается лишь то, что моя судьба отдeляется отъ судьбы прочихъ, -- я же обрeтаю свободу". Онъ святой, почувствовалъ я и содрогнулся при мысли о своемъ собственномъ ничтожествe. "Вы мнe разсказывали, что, благодаря гипнотическому внушенiю врача, у васъ совершенно изгладилось всякое воспоминанiе о молодости", продолжалъ онъ. "Это знакъ -- клеймо -- всeхъ тeхъ, кто укушенъ "змeей духовнаго царства". До чудеснаго пробужденiя въ насъ какъ будто слиты двe жизни, точно юный благородный побeгъ 289 на дикомъ деревe; -- то, что обычно раздeляется только смертью, совершается въ данномъ случаe путемъ угасанiя памяти -- иногда же попросту путемъ неожиданнаго внутренняго преображенiя. Я, напримeръ, безъ всякой внeшней причины на двадцать первомъ году проснулся однажды утромъ совершенно преображеннымъ. Все, что до тeхъ поръ было мнe дорого, стало вдругъ безразличнымъ: жизнь показалась нелeпой, какъ какой-то романъ съ приключенiями, -- она утратила для меня всякую реальность, между тeмъ какъ сновидeнiя стали дeйствительностью, конкретной, неопровержимой дeйствительностью, -- понимаете ли: неопровержимой реальной дeйствительностью, -- повседневная же жизнь стала сномъ. Всe люди были бы способны на это, если бы у нихъ былъ ключъ къ раскрытiю тайны. А ключъ этотъ состоитъ исключительно въ способности человeка сознавать во снe "обликъ своего я", такъ сказать свою "кожу" -- и найти ту узкую щель, сквозь которую проникаетъ сознанiе между бодрствованiемъ и сномъ. Поэтому-то я и сказалъ вамъ, что я "блуждаю", а не "грежу" во снe. Борьба за безсмертiе есть борьба за высшую власть противъ всeхъ заложенныхъ въ насъ отзвуковъ и призраковъ; а ожиданiе королевской короны для нашего "я" есть ожиданiе Мессiи. Призракъ Хабала Гармина, который вы видeли, "дыханiе костей" Каббалы, и есть этотъ король. Когда его головы коснется корона, -- сейчасъ же порвется веревка, которой вы внeшними чувствами и разсудкомъ связаны съ мiромъ. 290 Вы быть можетъ, спросите меня, какъ, несмотря на свою отдаленность отъ жизни, я въ одну ночь сталъ насильникомъ и убiйцей? Человeкъ -- точно стеклянная трубка, по которой катятся разноцвeтные шарики. Почти у каждаго человeка всю жизнь одинъ и тотъ же шарикъ. Если онъ красный, значитъ, человeкъ "дурной". Если онъ желтый -- человeкъ "добрый". Если два шарика катятся вмeстe -- и красный и желтый, -- значитъ, у человeка "неустойчивая" натура. Мы -- "укушенные змeей" -- испытываемъ въ теченiе жизни столько, сколько переживаетъ отдeльная раса за цeлую мiровую эпоху: по стеклянной трубкe съ бeшеной быстротой катятся одинъ за другимъ разноцвeтные шарики, -- а когда они всe прокатились -- мы стали пророками, -- стали зеркаломъ Господа Бога". Лапондеръ замолчалъ. Я долго не могъ промолвить ни слова. Его мысли ошеломили меня. "Почему вы такъ робко разспрашивали о моихъ переживанiяхъ, когда вы сами гораздо, гораздо выше меня?" началъ я, наконецъ. "Вы ошибаетесь", отвeтилъ Лапондеръ, "я стою значительно ниже васъ. -- Я васъ разспрашивалъ, потому что чувствовалъ, что у васъ есть тотъ ключъ, котораго мнe еще не хватаетъ". "У меня? Ключъ? Боже мой!" "Да, у васъ. И вы мнe его дали. -- Мнe кажется, я сегодня самый счастливый человeкъ въ мiрe". Послышался шумъ: снаружи отодвигали засовъ, -- но Лапондеръ не обращалъ никакого вниманiя: "Этимъ ключемъ былъ для меня вашъ разсказъ о гермафродитe. Теперь я обрeлъ спокойствiе. 291 Уже по одному этому я радъ, что за мною пришли, -- я теперь близокъ къ цeли". Отъ слезъ я не различалъ уже лица Лапондера, я только услышалъ въ его голосe улыбку. "Ну -- прощайте, господинъ Пернатъ, и знайте: завтра они повeсятъ не меня, а мою одежду. Вы раскрыли передо мной самое прекрасное -- -- совершенное, чего я до сихъ поръ не зналъ. Я иду какъ на свадьбу -- -- --", онъ всталъ и послeдовалъ за надзирателемъ -- "это тeсно связано съ моимъ преступленiемъ", -- услышалъ я его послeднiя слова, но только смутно ихъ понялъ. -- -- -- -- -- -- Всякiй разъ, какъ послe той ночи на небe свeтила луна, мнe казалось, я вижу вновь на сeрой грубой холстинe наръ спящее лицо Лапондера. Въ теченiе нeсколькихъ дней, послe того какъ его увели, ко мнe доносился со двора визгъ пилы и стукъ молотка, -- тамъ работали иногда всю ночь до утра. Я понималъ, что тамъ дeлали, и по цeлымъ часамъ сидeлъ, заткнувъ уши, -- лишь бы только не слышать. Проходилъ мeсяцъ за мeсяцемъ. По увяданiю чахлой зелени на дворe, по гнилому запаху, проникавшему сквозь стeны, я чувствовалъ, что кончается лeто. Когда во время прогулки взглядъ мой падалъ на засохшее дерево я на вросшую въ его стволъ икону, я невольно думалъ о томъ, что точно такъ же вросло и въ меня лицо Лапондера. Оно постоянно было со мной -- это лицо Будды съ гладкою, 292 ровною кожей, съ неизмeнной странной улыбкой. Еще одинъ разъ -- въ сентябрe -- меня вызвали къ судебному слeдователю. Онъ съ недовeрiемъ допрашивалъ меня, почему я заявилъ въ банкe, что экстренно долженъ уeхать, почему передъ арестомъ я былъ въ такомъ нервномъ состоянiи и почему, наконецъ, я положилъ въ карманъ всe свои драгоцeнные камни. Когда я отвeтилъ, что у меня было намeренiе покончить съ собой, за конторкой снова послышалось насмeшливое хихиканье. Долгое время я пробылъ одинъ въ камерe, -- былъ наединe со своими мыслями, со своей скорбью по Харузекe, который, я чувствовалъ, давно уже умеръ, по Лапондерe и со своей тоской по Мирiамъ. Потомъ появились новые заключенные: проворовавшiеся приказчики съ помятыми лицами, откормленные кассиры изъ банковъ -- "сироты", какъ назвалъ бы ихъ черный Фоссатка, -- и отравляли мнe и воздухъ, и настроенiе. Какъ-то разъ одинъ изъ нихъ сталъ съ возмущенiемъ разсказывать объ изнасилованiи и убiйствe, совершенномъ недавно въ городe. Къ счастью, преступника сейчасъ же поймали и быстро съ нимъ расправились. "Этого мерзавца, этого негодяя звали Лапондеромъ", закричалъ другой съ разбойничьей физiономiей -- онъ за истязанiе ребенка былъ приговоренъ къ двухнедeльному аресту. "Его застигли на мeстe преступленiя. Онъ уронилъ лампу, и вся комната выгорeла. Трупъ дeвушки весь обуглился, -- еще и теперь не могутъ 293 дознаться, кто это былъ. У нея были черные волосы и узкое лицо, -- вотъ все, что узнали. А Лапондеръ самъ такъ и не назвалъ ея имени. -- Если бы мнe его дали я бы содралъ съ него шкуру и посыпалъ бы перцемъ. -- Всe они такiе -- эти благородные господа! Разбойники -- одно слово! -- -- -- Какъ будто иначе нельзя развязаться съ дeвицей", закончилъ онъ съ циничной улыбкой. Я весь дрожалъ отъ злости и готовъ былъ броситься на негодяя. Каждую ночь онъ храпeлъ на нарахъ, гдe спалъ прежде Лапондеръ. Я вздохнулъ съ облегченiемъ, когда, наконецъ, его выпустили. Но и тутъ я отъ него, въ сущности, не избавился: его слова впились въ мою душу, какъ стрeла съ зазубреннымъ наконечникомъ. Все время, -- въ особенности, когда становилось темно, меня мучило страшное подозрeнiе, не была ли жертвой Лапондера Мирiамъ. Чeмъ больше боролся я съ этой мыслью, тeмъ сильнeе овладeвала она мною и въ концe концовъ превратилась въ навязчивую идею. Временами, -- въ особенности, когда черезъ рeшетку ярко свeтила луна, мнe становилось легче: я вспоминалъ часы, проведенные съ Лапондеромъ, и глубокое состраданiе къ нему разгоняло мои собственныя страданiя; -- потомъ наступали снова ужасныя минуты, когда я видeлъ передъ собой Мирiамъ, убитую, обугленную, -- мнe казалось, я схожу съ ума отъ ужаса. Ничтожные поводы моего подозрeнiя слагались въ эти минуты въ одно неразрывное цeлое, -- въ общую картину со всeми неописуемо страшными подробностями. 294 Въ началe ноября около 10 часовъ вечера -- было уже совершенно темно, и мое отчаянiе достигло такого предeла, что я, стараясь подавить мучительный вопль, зарылся съ головой въ тюфякъ, какъ затравленный звeрь, -- въ камеру неожиданно вошелъ надзиратель и позвалъ меня къ судебному слeдователю. Я настолько ослабeлъ, что едва былъ въ состоянiи идти. Надежда на то, что я когда-нибудь сумeю выйти изъ этой страшной тюрьмы, давно уже во мнe умерла. Я приготовился къ тому, что мнe зададутъ снова какой-нибудь ненужный вопросъ, что я услышу вновь стереотипный смeшокъ за конторкой и долженъ буду вновь вернуться въ непроглядную тьму. Баронъ Лейзетретеръ ушелъ уже домой, -- въ комнатe былъ только старый, горбатый писецъ съ крючковатыми пальцами, какъ у паука. Съ тупымъ чувствомъ я ждалъ, что со мной будетъ дальше. Я обратилъ вниманiе на то, что вопреки обыкновенiю надзиратель вошелъ вмeстe со мной и добродушно мнe улыбнулся, -- но я былъ слишкомъ разбитъ, чтобы дать себe отчетъ во всемъ, что происходитъ. "Слeдствiе выяснило", началъ писецъ, запнулся, влeзъ на стулъ и долго рылся въ дeлахъ на полкe, прежде чeмъ продолжалъ: "выяснило, что вышеупомянутый Карлъ Цотманъ, передъ своей смертью, назначилъ тайное свиданiе бывшей проституткe, дeвицe Розинe Метцелесъ, носившей тогда прозвище "рыжей Розины", выкупленной затeмъ изъ ресторана "Каутскiй" глухонeмымъ, 295 находящимся нынe подъ полицейскимъ надзоромъ, вырeзывателемъ силуэтовъ по имени Яромиръ Квасничка, и состоящей въ послeднiе мeсяцы въ незаконномъ сожительствe, въ качествe содержанки, съ его свeтлостью княземъ Ферри Атенштедтомъ, -- былъ коварно завлеченъ въ находящiйся подъ землей подвалъ дома номеръ conscriptionis 21873, тирэ римское III, расположеннаго по Ганпасгассе, подъ номеромъ седьмымъ, запертъ тамъ и обреченъ на смерть отъ голода или замерзанiя. -- -- Вышеупомянутый Цотманъ", продолжалъ писецъ, смотря поверхъ очковъ и перелиставъ нeсколько страницъ. "Слeдствiе выяснило, далeе, что у вышеупомянутаго Цотмана -- повидимому, уже послe его смерти -- были похищены всe находившiяся при немъ цeнности, въ особенности же прилагаемые при семъ карманные часы съ двойной крышкой со знакомъ P тирэ B" -- писецъ поднялъ часы за цeпочку. "Данному подъ присягой показанiю вырeзывателя силуэтовъ Яромира Кваснички, сына скончавшагося 17 лeтъ тому назадъ булочника подъ той же фамилiей, о томъ, что часы найдены имъ въ постели его брата Лойзы, находящагося нынe въ безвeстномъ отсутствiи, и проданы имъ затeмъ за нeкоторую сумму торговцу старымъ товаромъ, нынe покойному домовладeльцу Аарону Вассертруму, слeдствiе не могло придать значенiя въ виду его недостовeрности. Слeдствiе выяснило далeе, что въ записной книгe, обнаруженной въ заднемъ карманe брюкъ трупа вышеупомянутаго Карла Цотмана, имeются нeкоторыя замeтки, занесенныя въ нее, повидимому, за нeсколько дней до смерти, выясняющiя 296 обстоятельства дeла и облегчающiя императорско-королевскимъ судебнымъ властямъ изобличить преступника. Въ виду изложеннаго, императорско-королевскiй прокурорскiй надзоръ полагаетъ, что, вслeдствiе обнаруженныхъ записей Цотмана, подозрeнiе падаетъ нынe на находящагося въ бeгахъ Лойзу Квасничка и потому постановляетъ: содержащагося въ предварительномъ заключенiи, подъ судомъ и слeдствiемъ не состоявшаго, рeзчика камей Атаназiуса Перната освободить изъ-подъ стражи и дeло по обвиненiю его прекратить. Прага, iюль мeсяцъ. Подпись: Д-ръ баронъ фонъ Лейзетретеръ". -- -- -- -- -- -- У меня закружилась голова, и на минуту я потерялъ сознанiе. Когда я очнулся, я сидeлъ на стулe: надзиратель дружески похлопывалъ меня по плечу. Писецъ сохранилъ невозмутимое спокойствiе, высморкался, просопeлъ и сказалъ мнe: "Объявленiе постановленiя нeсколько затянулось, потому что ваша фамилiя начинается на букву "П" и находится во второй половинe алфавита". Онъ продолжалъ читать: "Сверхъ сего, надлежитъ довести до свeдeнiя рeзчика камей Атаназiуса Перната, что, согласно завeщательнаго распоряженiя скончавшагося въ маe сего года студента медицинскаго факультета Иннокентiя Харузека, ему причитается одна третья часть оставленнаго Харузекомъ имущества. По оглашенiи сего протокола отобрать у вышеупомянутаго Перната надлежащую расписку". 297 Писецъ обмакнулъ при послeднихъ словахъ перо въ чернильницу и началъ что-то строчить. Я ждалъ по обыкновенiю, что онъ захихикаетъ, но сегодня онъ молчалъ. "Иннокентiй Харузекъ!" пробормоталъ я безсознательно. Надзиратель наклонился ко мнe и прошепталъ на ухо: "Незадолго до смерти господинъ Харузекъ былъ у меня и справлялся о васъ. Онъ просилъ сказать вамъ, что очень, очень вамъ кланяется. Тогда я вамъ передать, понятно, не могъ. У насъ строго запрещено. А какой страшной смертью умеръ господинъ Харузекъ. Онъ покончилъ съ собой. Его нашли мертвымъ на могилe Аарона Вассертрума. Онъ вырылъ въ землe двe глубокiя ямы, вскрылъ себe жилы, легъ на животъ и засунулъ въ ямы обe руки. Такъ и изошелъ кровью. Онъ, навeрное, съ ума сошелъ, этотъ господинъ Хар -- -- --" Писецъ отодвинулъ безшумно стулъ и протянулъ мнe перо для подписи. Потомъ съ важнымъ видомъ выпрямился и произнесъ тономъ своего сiятельнаго начальника: "Надзиратель, проводите этого господина". -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- Снова, какъ когда-то давно, въ привратницкой человeкъ съ шашкой, въ подштанникахъ, снялъ съ колeнъ кофейную мельницу, -- съ той только разницей, что на сей разъ онъ меня уже не обыскивалъ, а вернулъ мнe драгоцeнные камни, кошелекъ съ десятью гульденами, пальто и все остальное. -- -- -- 298 Я очутился на улицe. "Мирiамъ! Мирiамъ! Наконецъ-то, я снова увижу ее!" -- Я подавилъ въ себe крикъ бурной радости. Была, должно быть, уже полночь. Сквозь дымку тумана, точно нечищенная мeдная тарелка, тускло свeтила луна. Мостовая была покрыта слоемъ липкой и вязкой грязи. Я окликнулъ извозчика, который въ туманe напоминалъ издали какое-то окаменeвшее допотопное чудище. Ноги отказывались служить мнe; я разучился ходить и шатался, точно табетикъ. "Извозчикъ, отвезите меня какъ можно скорeе на Ганпасгассе, домъ No. 7. Поняли? Ганпасгассе, 7". 299 -------- СВОБОДА. Черезъ нeсколько минутъ извозчикъ остановился. "На Ганпасгассе, сударь?" "Да, да, только поскорeе!" Извозчикъ проeхалъ еще немного. И снова остановился. "Боже мой -- въ чемъ же дeло?" "На Ганпасгассе, сударь?" "Да, да!" "На Ганпасгассе проeхать нельзя". "Почему нельзя?" "Тамъ всюду разрыта мостовая, -- въ еврейскомъ кварталe проводятъ канализацiю". "Такъ подъeзжайте поближе туда, -- только, ради Бога, скорeе!" Извозчикъ дернулъ; кляча сдeлала нeсколько скачковъ, но черезъ минуту снова еле-еле поплелась. Я опустилъ окна кареты и сталъ жадно впивать въ себя ночной воздухъ. Все было мнe какъ-то чуждо, какъ-то непонятно ново: и дома, и улицы, и закрытые магазины. По мокрому тротуару пробeжала съ недовольнымъ видомъ бeлая собака. Я посмотрeлъ ей вслeдъ. Какъ странно! Собака! Я совсeмъ позабылъ, что существуютъ такiя животныя. -- Отъ радости я, какъ ребенокъ, крикнулъ ей вслeдъ. "Послушай-ка! Почему ты такая сердитая?" -- -- 300 Что скажетъ Гиллель?! -- И Мирiамъ? Еще нeсколько минутъ, и я буду у нихъ. Я до тeхъ поръ не успокоюсь и буду стучать, пока не подниму ихъ съ постели. Теперь вeдь все хорошо, -- миновали всe бeды этого страшнаго года! Вотъ будетъ Рождество! На сей разъ ужъ я его не просплю, какъ въ прошломъ году. На мгновенiе мной снова овладeла страшная мысль: снова вспомнились мнe слова арестанта съ физiономiей, какъ у хищнаго звeря. Обугленный трупъ -- убiйство -- но нeтъ, нeтъ! -- Напряженiемъ воли я подавилъ въ себe подозрeнiе: нeтъ, нeтъ, быть не можетъ. -- Мирiамъ жива! Вeдь самъ же я слышалъ ея голосъ изъ устъ Лапондера. Еще минута -- еще полъ-минуты -- и -- -- -- Извозчикъ остановился у какой-то постройки. Повсюду баррикады изъ развороченной каменной мостовой. И красные фонари. При свeтe факеловъ копалась въ землe толпа рабочихъ. Дорогу преграждали повсюду ямы, кучи мусора и обломки стeнъ. Я то взбирался наверхъ, то увязалъ по колeно въ пескe. Здeсь, -- ну, да, здeсь должна быть Ганпасгассе! Я орiентировался съ величайшимъ трудомъ. Повсюду кругомъ однe лишь развалины. Вотъ тутъ долженъ быть домъ, гдe я жилъ. Вся передняя часть его сорвана. Я взобрался на кучу мусора. Внизу, глубоко, вдоль прежней улицы тянулся черный, выложенный 301 кирпичемъ ходъ. Я поднялъ голову: точно огромныя ячейки въ пчелиномъ ульe повисли въ воздухe отдeльныя комнаты, лишенныя передней стeны, освeщенныя факелами и тусклымъ свeтомъ луны. Вотъ тамъ наверху -- тамъ должна быть моя комната, -- я ее сразу узналъ по облицовкe стeны. Отъ нея осталась только одна небольшая полоска. А рядомъ съ ней ателье -- Савiоли. У меня стало вдругъ на душe какъ-то пусто. Какъ странно все-таки! Ателье! -- Ангелина! -- -- Какъ все это далеко, неизмeримо далеко отъ меня. Я обернулся: отъ дома, въ которомъ жилъ Вассертрумъ, не осталось камня на камнe. Все было сравнено съ землей: лавка старьевщика, подвалъ Харузека -- -- рeшительно все. "Человeкъ проходитъ какъ тeнь", вспомнилась мнe прочитанная когда-то фраза. Я спросилъ одного рабочаго, гдe живутъ теперь люди, которые выeхали отсюда, -- и не знаетъ ли онъ, можетъ быть, архиварiуса Шмаю Гиллеля. "По нeмецки не понимаю", отвeтилъ рабочiй по чешски. Я далъ ему гульденъ: хотя онъ и понялъ сразу нeмецкiй языкъ, но не могъ мнe дать никакихъ свeдeнiй. Не знали ничего и его товарищи. Можетъ быть, я узнаю что-нибудь у "Лойзичека"? "Лойзичекъ" запертъ, -- домъ перестраивается. Такъ нельзя-ли кого-нибудь разбудить изъ сосeдей? 302 "Тутъ нигдe никто не живетъ", объяснилъ мнe рабочiй. "Строго воспрещено. Изъ-за тифа." "Ну, а "Бездeльникъ" открытъ?" "Нeтъ, и тамъ заперто". "Навeрное?" "Навeрное". Я назвалъ наудачу нeсколько именъ мелочныхъ торговцевъ и сидeльцевъ табачныхъ лавокъ, жившихъ поблизости; потомъ имена Цвака, Фрисландера, Прокопа -- -- -- Но рабочiй только качалъ головой. "Можетъ быть, вы знаете Яромира Квасничка?" Рабочiй поднялъ глаза. "Яромира? Глухонeмого?" Я обрадовался. Слава Богу. По крайней мeрe, хоть одинъ знакомый. "Да, да, глухонeмой. Гдe онъ живетъ?" "Онъ вырeзаетъ картинки? Изъ черной бумаги?" "Вотъ, вотъ! Гдe мнe его найти?" Рабочiй подробно объяснилъ мнe, какъ разыскать ночное кафе въ центрe города, и тотчасъ же взялся опять за лопату. Больше часу блуждалъ я по грязи, переходилъ по шаткимъ мосткамъ и проползалъ подъ балками, преграждавшими улицы. Весь еврейскiй кварталъ превратился въ груду развалинъ, точно сдeлался жертвой землетрясенiя. Задыхаясь отъ волненiя, весь въ грязи, въ разорванныхъ сапогахъ я выбрался, наконецъ, изъ лабиринта. Еще нeсколько кварталовъ, и я очутился передъ подозрительнымъ заведенiемъ. "Кафе Хаосъ" -- стояло на вывeскe. 303 Пустое, крохотное помeщенiе, въ которомъ едва хватало мeста для нeсколькихъ столиковъ, расположенныхъ вдоль стeнъ. Посрединe на треногомъ биллiардe громко храпeлъ лакей. Въ углу надъ стаканомъ вина клевала носомъ какая-то торговка съ корзиной овощей. Лакей соизволилъ, наконецъ, встать и освeдомиться, что мнe угодно. Только по наглому взгляду, которомъ онъ меня смeрилъ съ ногъ до головы, я понялъ, въ какомъ я, должно быть, убiйственномъ видe. Я посмотрeлся въ зеркало и дeйствительно ужаснулся: на меня глядeло чье-то чужое лицо, безъ единой кровинки, все въ морщинахъ, землисто-сeраго цвeта, съ колючей бородой, окаймленное спутанной копной длинныхъ волосъ. Я заказалъ себe черный кофе и спросилъ, здeсь-ли вырeзыватель силуэтовъ Яромиръ. "Не знаю, почему его нeтъ сегодня такъ долго", зeвая во весь ротъ, отвeтилъ лакей; затeмъ онъ снова улегся на биллiардъ и моментально уснулъ. Я взялъ со стeны "Прагеръ Тагеблаттъ" и -- сталъ ждать. Буквы, какъ муравьи, расползались по газетe, -- я не понималъ ни единаго слова изъ того, что читалъ. Часы шли одинъ за другимъ, -- за окномъ показалась уже подозрительная темная синева, которую всегда замeчаешь передъ разсвeтомъ, если смотришь на улицу изъ помeщенiя, освeщеннаго газомъ. Время отъ времени въ окна заглядывали полицейскiе съ зеленоватыми блестящими перьями на 304 шляпахъ и тяжелымъ, медленнымъ шагомъ проходили дальше. Потомъ въ кафе зашло трое солдатъ весьма подозрительнаго вида. Выпилъ рюмку водки метельщикъ съ улицы. И, наконецъ, появился Яромиръ. Онъ такъ измeнился, что я сразу его не узналъ: глаза потухли, переднiе зубы вывалились, волосы порeдeли, за ушами глубокiя впадины. Я настолько обрадовался, увидавъ знакомое лицо послe такого долгаго времени, что вскочилъ, пошелъ ему навстрeчу и взялъ его за руку. Но онъ былъ какъ-то странно напуганъ и все время озирался на дверь. Я всячески, различными жестами старался показать ему, что радъ его видeть. Но онъ долгое время, повидимому, не хотeлъ мнe повeрить. На всe мои вопросы онъ отвeчалъ однимъ и тeмъ же безпомощнымъ жестомъ полнаго непониманiя. Какъ же мнe съ нимъ все-таки сговориться? Вдругъ у меня блеснула мысль. Я велeлъ подать карандашъ и сталъ рисовать ему поочередно лица Цвака, Фрисландера и Прокопа. "Какъ? Никого изъ нихъ нeтъ въ Прагe?" Онъ оживленно помахалъ руками, сдeлалъ видъ, какъ будто считаетъ деньги, прошелся пальцами по столу и похлопалъ себe по ладони. Я понялъ: всe трое получили, очевидно, свою долю наслeдства Харузека, заключили торговую компанiю, расширили театръ марiонетокъ Цвака и пустились странствовать. 305 "А Гиллель? Гдe онъ живетъ?" -- Я нарисовалъ лицо, его домъ и рядомъ поставилъ вопросительный знакъ. Вопросительнаго знака Яромиръ не понялъ; -- читать онъ не умeлъ -- но понялъ все-таки, чего я хочу: взялъ спичку, подбросилъ ее какъ будто наверхъ, -- на самомъ же дeлe спичка исчезла, какъ у ловкаго фокусника. Что это значитъ? Неужели же Гиллель тоже уeхалъ? Я нарисовалъ еврейскую ратушу. Глухонeмой горячо закачалъ головой. "И тамъ нeту Гиллеля?" "Нeтъ!" (Новое качанiе головой.) "Гдe же онъ?" Снова тотъ же фокусъ со спичкой. "Онъ хочетъ сказать, что этотъ человeкъ уeхалъ, и никто не знаетъ, куда", вмeшался въ нашу бесeду метельщикъ, съ любопытствомъ все время слeдившiй за нами. Отъ страха у меня сжалось сердце: Гиллель уeхалъ! -- Значитъ, я одинъ во всемъ мiрe. Комната поплыла передъ моими глазами. "А Мирiамъ?" Руки у меня настолько дрожали, что я долго не могъ нарисовать ея профиль. "Мирiамъ тоже пропала?" "Да. Тоже пропала. Безслeдно". Я громко застоналъ и принялся бeгать взадъ и впередъ по комнатe. Трое солдатъ обмeнялись между собой недоумeвающими взглядами. Яромиръ старался меня успокоить и хотeлъ, очевидно, разсказать мнe еще что-то что ему 306 удалось узнать: онъ положилъ голову на руку, изображая спящаго. Я ухватился за столъ: "Ради всего святаго -- неужели Мирiамъ умерла?" Яромиръ покачалъ головой и снова изобразилъ спящаго. "Можетъ быть, она была больна?" Я нарисовалъ склянк