Антонио Табукки. Может ли взмах крыльев бабочки в Нью-Йорке вызвать тайфун в Пекине?
---------------------------------------------------------------
Перевод с итальянского В. НИКОЛАЕВА
OCR: Phiper
---------------------------------------------------------------
-- "Я, нижеподписавшийся, фамилия, имя, желаю сделать чистосердечное
признание во всех поступках, совершенных мною во имя ложно истолкованного
понятия справедливости, внушенного мне людьми, воспользовавшимися моей
наивностью; поступках, в которых сейчас я глубоко раскаиваюсь".
Господин в голубом вытер носовым платком пот со лба, посмотрел на
своего собеседника отсутствующим взором, будто того не существовало, и
продолжал:
-- Ваше признание должно начинаться именно так, и я подчеркиваю слово
раскаиваюсь, не знаю, хорошо ли вы поняли его смысл, а если не поняли -- на
первый взгляд так оно и есть, -- знайте, все, что вы расскажете, должно
основываться на вашем раскаянии, вся история должна быть основана на вашем
раскаянии. Да, еще одна деталь, у вас будет собственное кодовое имя, какое
мы решили вам дать и каким будем впредь вас называть, когда в том будет
нужда. Вы -- господин Бабочка. При необходимости я поясню почему.
Человек с седыми волосами, сидевший напротив, оглянулся, словно
отыскивая путь к выходу. Он вспотел, и лицо его приобрело лиловый оттенок.
-- Я хотел бы знать, почему, собственно, я, -- сказал он, -- почему
именно я, в конце концов.
Господин в голубом сделал едва заметный жест рукой, сжимавшей носовой
платок, в жесте сквозило раздражение.
-- Ах, господин Бабочка, -- сказал он, -- этого вопроса я от вас впредь
не хотел бы слышать. -- Промокнув легкими тычками пот со лба, он вздохнул:
-- Вы наглец, чрезмерный наглец, вам следовало бы придерживаться двух линий
поведения: одной, проистекающей из вашей чрезмерной наглости, хотя и
смягченной угрызениями совести, вы можете придерживаться перед судьями, с
нами же вам лучше держаться скромнее, я бы даже сказал смиренно. Но
поскольку вы, судя по всему, еще не научились следовать этим двум линиям,
ибо ведете себя как чрезмерный наглец именно с нами, я открою вам простую
истину: вы в дерьме, господин Бабочка. И то, что вы по уши в дерьме, нам
известно очень хорошо. Больше того, чтобы в вашей черепушке просветлело, я
расскажу вам, и очень подробно, что нам известно.
Человек с седыми волосами взмахнул рукой, словно умоляя: нет, оставьте,
ради бога. Но господин в голубом не отреагировал.
-- Долги -- это во-первых, -- сказал он. -- Мы знаем обо всех ваших
долгах,
когда я говорю "ваших", я имею в виду и долги вашей сестры. Но долги --
мелочь рядом с вымогательством и попытками шантажа. Но и это еще наименьшее
зло по сравнению с коммерцией, а вы хорошо понимаете, что, когда я говорю
"коммерция", я подразумеваю тот ее вид, который, скажем так, не поощряется
нашими законами. В этой вашей коммерции вы играете жизнями людей, а это
несимпатично, вам не кажется, господин Бабочка? Но и ваша выгодная
торговлишка -- пустячок по сравнению с грабежами. Ах, господин Бабочка, и
грабежи, позвольте вам заметить, не беда. Это правда, вы были молоды, горели
энтузиазмом убежденного революционера, верно и другое, был дух ложно
трактуемой справедливости, внушенный вам людьми, которые не должны были бы
пользоваться вашей наивностью, но даже с таким багажом не ходят грабить
супермаркеты с пистолетом в руке. Вы спрашиваете себя, откуда нам известны
все эти вещи, случившиеся много лет назад, ладно, я могу вам ответить: в
вашем положении оказался еще ряд людей, так сказать, искренне раскаивающихся
в содеянных поступках, а знаете, раскаяние, словно цепь святого Антония --
если кое-кто рассказывает мне кое-что о вас, то вы мне рассказываете кое-что
еще о ком-нибудь. Вы мне скажете, что действовали спонтанно, по собственной
инициативе, потому что горели безудержным энтузиазмом, но за энтузиазм
приходится платить цену и тридцать лет спустя, не знаю, сможете ли вы
перевести эту цену в срок тюремного заключения, но я вам помогу, назовем
пятнадцать лет, ах да, я забыл сказать, что во время одного из грабежей
произошел смертельный случай, об этом вы знаете лучше меня, стало быть, срок
возрастет, вы уж сами подсчитывайте насколько. Господин в голубом вынул
платок и вновь мягким движением утер вспотевший лоб, на мгновение закрыл
глаза, словно сильно устал, потом приоткрыл их и вопросительно посмотрел на
собеседника.
-- Хотите выпить чего-нибудь? -- поинтересовался он.
-- Где я нахожусь? -- спросил человек с седыми волосами. -- Я хотел бы
знать, где я нахожусь.
Господин в голубом досадливо поморщился, затем развел руками.
-- Господин Бабочка, -- сказал он, -- полно вам, не задавайте подобных
вопросов, видите ли, это просто место, как всякое другое, и здание, как
всякое другое, у входа в него нет вывески, это место предназначено для
встреч с глазу на глаз с анонимными приятелями, как в нашем случае.
Человек с седыми волосами расстегнул воротник рубашки и подозрительно
огляделся вокруг.
-- Но почему именно я? -- спросил он.
Господин в голубом принялся крутить ручку, лежавшую на столе.
-- Неужели вам мало оснований, которые я назвал, вы слишком толстокожи,
господин Бабочка, вам недостаточно практических доводов. Ладно, если вам
недостает практических, я прибегну к теоретическим, посмотрим, поймете ли вы
меня. Итак, почему именно вы. Это очень просто: потому что вы неудачник. И
как всякий неудачник, испытываете чувство досады. Я хочу сказать, что вы
ненавидите людей, которые живут нормальной жизнью, которые так или иначе
состоялись, вам хотелось бы видеть их в вашем положении, то есть в дерьме.
Вы наиболее подходящая, даже идеальная персона, потому что вы неудачник,
господин Бабочка, не знаю, удалось ли мне заставить вас понять.
-- Но я не имею ничего общего с убийством иностранного консула, --
сказал человек с седыми волосами. -- Я хочу сказать, я не причастен к этому
факту.
-- Но причастны ко всем другим, о которых я говорил раньше, выбирайте
любой,-- ответил господин в голубом.
-- Я не знаю, что сказать, -- отозвался человек с седыми волосами.
-- Тогда послушайте меня, -- произнес господин в голубом. -- Я
предлагаю вам игру. Сыграем в предположения, согласны?
-- Согласен, -- ответил человек с седыми волосами.
--Очень хорошо, я доволен вами,-- сказал господин в голубом.--
Предположим, к примеру, что в некие далекие годы руководители некоего
политического дви-
жения, в котором вы активно участвовали, приказали бы вам сесть за руль
автомобиля. Вы бы это сделали? Подумайте.
-- Здесь нечего думать, -- сказал человек с седыми волосами,--
разумеется,! сделал бы это.
-- Но вы были бы не один в автомобиле, там находился бы еще человек. -г
Господин в голубом порылся в кармане и достал пачку сигарет. Не торопясь
прикурил и задул спичку. -- И еще, предположим, что тот человек, который
находился! вами в автомобиле, имел бы пистолет, я думаю, вам не составит
большого труда предположить такое.
Человек с седыми волосами утвердительно кивнул, мол, не составит.
-- Впрочем, вы и сами были с оружием на ты, не так ли, господин
Бабочка,?" что это для вас было бы не впервой. Но пойдем дальше.
Предположим, что человек, которого вы везли в автомобиле, должен был бы
применить пистолет, в общем, речь идет о том, что, если бы ваши руководители
приказали вам сопровождать человека, который должен был применить оружие, вы
бы сделали это? Хорошо подумайте.
-- Полагаю, что да, -- ответил человек с седыми волосами.
-- Полагаете или уверены в этом?
-- Я в этом уверен.
-- Хорошо,-- сказал господин в голубом.-- А теперь ваша очередь
продолжить наши предположения. Куда, по-вашему, вы повезли бы человека с
пистолетом? Подумайте над этим вопросом.
Человек с седыми волосами некоторое время смотрел себе под ноги, затем
ответил:
-- Покатал бы по городу.
-- Вы хорошо знаете этот город, не так ли?
-- Я его знаю превосходно, я жил в нем много лет.
-- Но вооруженного человека просто так не катают по городу, его отвозят
в какое-нибудь условленное место.
-- Но я ни с кем не уславливался ни о каком месте.
-- Тогда попытайтесь представить его себе.
-- Уж лучше попытайтесь это сделать вы.
-- Мне это нетрудно, я уже знаю эту историю. Хотел бы, чтоб и вы ее
узнали.
-- В таком случае расскажите ее мне.
-- Я предпочел бы услышать ее от вас. Я же сказал вам, что мы играем в
игру.
-- Но у меня не получается.
-- Согласен. Вернемся к началу. Предположим, что ваши руководители
приказали вам сесть за руль автомобиля и отвезти убийцу консула на место
преступления. Вы бы это сделали?
-- В то время?
По лицу господина в голубом пробежала тень раздражения.
-- Господин Бабочка, -- сказал он, -- не заставляйте меня терять время,
мы говорим именно о тех годах.
-- В те годы да, -- ответил с убежденностью человек с седыми волосами.
-- В те годы я выполнил бы все, что бы мне ни приказали мои руководители.
--Даже стать шофером убийцы?
-- Разумеется, -- ответил человек с седыми волосами, -- даже стать
шофером убийцы, я пошел бы и на это ради правого дела.
-- Я не сомневаюсь, что вы пошли бы на это, -- сказал господин в
голубом. -- А сейчас сделаем паузу. Мы заслужили небольшую выпивку. -- Он
поднялся и направился к шкафу в глубине комнаты. Внутри шкафа был маленький
холодильник, из которого он взял две бутылочки с апельсиновым соком и два
стакана. Открыл бутылочки и поставил на стол. -- Сегодня ужасная жара, --
сказал он, -- не самый лучший день для работы, но придется потерпеть. -- Он
сел и медленно выпил свой стакан. Потом закурил сигарету. -- Ваша
деятельность проходит под открытым небом, -- продолжил он, -- должно быть,
это замечательно -- работать на свежем
воздухе, если б вы знали, как я вам завидую. -- И, не ожидая ответа,
добавил: -- И потом, жить в прекрасном местечке, рядом с морем, я всегда
мечтал жить у моря. Может быть, сделаю это, когда выйду на пенсию. Да,
кстати, что это была за машина? Человек с седыми волосами недоуменно
уставился на него.
-- В каком смысле? -- спросил он.
-- Как в каком смысле, господин Бабочка? Я спросил вас, что это была за
машина.
-- Какая машина?
-- Машина, которую мы предположили.
-- Вообще машина.
-- Э-э, нет, вообще машин не бывает. Машины имеют марку, цвет,
количество цилиндров. Есть машины и машины. Выберите одну из них.
--"Форд".
-- Почему "форд"?
-- Так.
-- Нет-нет, -- вздохнул господин в голубом, -- эта мотивация
неубедительна.
-- Потому что "форд" легко открывается, в общем, потому, что для меня
это проще.
-- Что вы хотите этим сказать?
-- Простите, но вы же не думаете, что я повез бы исполнителя на место
преступления на своей машине или на машине, одолженной мне приятелем.
-- Разумеется, нет.
-- Следовательно, ее нужно было угнать. Поэтому я и подумал о "форде",
мне легче всего открыть его, был бы перочинный нож.
-- Прекрасно, господин Бабочка, я вижу, вы замечательно прониклись
духом игры. Я очень рад вашей готовности сотрудничать. Значит, вы бы угнали
"форд"?
-- Да, я угнал бы его.
-- И что это был за "форд"?
-- "Таунус" серого цвета.
-- Где бы вы его взяли?
-- На проспекте Буэнос-Айреса.
-- Отлично. А теперь постарайтесь описать мне весь тот день.
Человек с седыми волосами изобразил подобие улыбки, или это была
гримаса.
-- Если бы все, о чем мы говорили, имело место, моей вины в том не было
бы, -- сказал он, -- виновны были бы те, кто приказал мне сделать это.
-- Разумеется, -- ответил господин в голубом, -- но об этом мы
поговорим позже, сейчас вы мне расскажете о том дне.
-- В конечном счете не было бы даже вины и того, кто применил оружие,
-- продолжил человек с седыми волосами, словно не слыша слов собеседника, --
он был бы только физическим исполнителем, вина на организаторах и
вдохновителях преступления.
-- Разумеется, -- повторил терпеливо господин в голубом. -- Но об этом
позже. Сейчас постарайтесь описать мне весь день целиком. Игра перешла в
ваши руки, но я могу вмешаться всякий раз, когда пожелаю. -- Он закурил
сигарету и положил ее на край пепельницы.-- Давайте,-- сказал он,-- начнем с
самого утра.
-- С вечера, -- уточнил человек с седыми волосами. -- Я хочу сказать, с
вечера предыдущего дня, потому что машины угоняются по вечерам, это намного
удобнее.
-- Хорошо, начнем с вечера.
--О самом вечере сказать нечего, был вечер как вечер. Мы поужинали в
пиццерии, я и мой товарищ, который должен был стать исполнителем операции.
Нам надо было договориться о времени встречи и других деталях.
Господин в голубом довольно улыбнулся.
-- Так уже лучше, господин Бабочка, -- сказал он, -- вижу, вы уже
начинаете пользоваться адекватной лексикой, мне даже не кажется, что вы
импровизируете, словно вы не в первый раз рассказываете это.
-- Нет, другому человеку я рассказываю это в первый раз, -- пробормотал
человек с седыми волосами.
-- Ну у ж себе-то, конечно, не в первый раз, я убежден, сюжет уже
существовал в вас.
Человек с седыми волосами решительно покачал головой.
-- Вовсе нет, -- сказал он поспешно, -- уверяю вас, что вообще ни о чем
подобном не думал.
Господин в голубом открыл пачку сигарет и протянул ее человеку с седыми
волосами:
-- Попробуйте закурить и послушайте: мы играем в эту игру честно, не
так ли, но, как и всякая игра, эта тоже имеет свои правила, и эти правила
надо соблюдать, Не мы искали вас, это вы подали нам знак, и мы поняли,
почему вы его нам подали, выражусь яснее, единственный повод для нашей
встречи -- это то, что вам хотелось бы рассказать эту замечательную историю
во всех подробностях. Заметьте, мы проницательны, господин Бабочка, вы нас
недооцениваете, мы намного хитрее вас, поэтому с нами лукавить не стоит, вам
лучше вести себя, как если бы вы исповедовались, видите ли, нас не
интересуют одни голые факты, не путайте нас с прагматиками, не знаю,
понимаете ли вы смысл этого слова, нас интересует не только внешняя сторона
случившегося, но и то, что происходит внутри, в головах людей. Игры между
нами должны быть ясными. Ясность -- это наша форма очищения. [
Человек с седыми волосами закурил предложенную сигарету. Его рука
слегка Г дрожала.
-- Вы правы, я сам хотел рассказать об этой истории, -- пробормотал он.
-- Я был уверен в этом,-- сухо откликнулся господин в голубом,--
извините, ' что прервал вас. Вернемся к тому вечеру. Итак, пиццерия...
-- Я очень нервничал в тот вечер, не мог даже есть. Мой товарищ,
напротив, казался очень спокойным, у него был хороший аппетит, и он съел две
пиццы с морскими моллюсками, i
-- У вас прекрасная память, -- отметил господин в голубом.
-- Я могу сказать это, потому что знаю вкусы моего товарища, он обожает
морских моллюсков.
-- Извините, но эта подробность мало о чем говорит, -- прервал его
господин в голубом, -- вы были бы готовы абсолютно твердо удостоверить
личность этого человека?
-- Конечно, -- ответил человек с седыми волосами. -- Это был
единственный человек из всех известных мне, кто имел смелость стрелять. По
крайней мере, таково мое убеждение. Это не мог быть никто иной, кроме него.
-- В таком случае мы могли бы начать с того, что присвоили бы и ему
кодовое имя. Я советовал бы называть его товарищ Беретта, принимая во
внимание, что убийство было совершено из пистолета "беретта".
-- Я и товарищ Беретта вышли из пиццерии около одиннадцати и пешком
пошли в сторону проспекта Буэнос-Айреса. Едва мы туда добрались, как сразу
увидели серый "таунус", припаркованный к тротуару, и решили использовать его
для завтрашней операции. Я лично открыл машину своим перочинным ножом, и мы
сразу же уехали. За руль сел я, чтобы привыкнуть к машине. Я отвез товарища
Беретту домой, потом направился к себе и поставил машину недалеко от своего
дома, метрах в тридцати. Вот и все об этом вечере. Если вы считаете нужным,
я мог бы попытаться перейти к следующему дню. Но этот день для меня
представить труднее.
-- Труднее? Почему?
-- Я хотел сказать, что это поставит меня в затруднительное положение.
-- Это определение ничего не объясняет.
-- Речь идет о тяжком преступлении, даже тягчайшем.
-- Вспомните, ведь вы ограничились тем, что вели машину.
-- Да, но этим я тоже содействовал убийству и отдаю себе в этом отчет.
-- Однако вы это сделали во имя ложно истолкованного понятия
справедливое-
та, внушенного вам людьми, которые в силу своей культуры не должны были
бы пользоваться вашей наивностью. Здесь самое главное то, что вы глубоко
раскаиваетесь. Скажу больше, вы раздавлены раскаянием. Раскаянием, которое
можно поверить не только официальным властям, но и настоящему исповеднику --
священнику. Вы должны жить своим раскаянием, желанием искупить вину.
-- Для меня не имеет значения, как развивались бы события, меня
интересуют люди, которые отдавали мне приказы, это от них я зависел тогда,
они могли распоряжаться мной словно игрушкой, я был в их руках, я был в их
власти, для них я был готов на все, и чем они мне потом отплатили? Забыли
обо мне. Использовали и выбросили вон.
-- Но чтобы перейти к тем, кто использовал вас и выбросил вон, нужно
сначала
пройти через факты, вы согласны с этим?
-- Факты, в сущности, могли бы быть очень простыми.
-- Я хотел бы услышать о них от вас.
-- Я думаю, это была бы самая простая часть истории.
-- Ну и как, по-вашему, выглядела бы эта самая простая часть?
-- Она выглядела бы так: товарищ Беретта ожидал бы меня в шесть утра на
углу улицы Вены. Я бы проезжал мимо, и он быстро бы запрыгнул в машину.
Затем мы бы свернули на проспект Вашингтона и поехали в сторону улицы
Берлина. Там бы остановились, точно напротив табачного бара, в котором
каждое утро завтракал консул. Подождали бы с полчаса. Консул пришел бы, как
всегда, ровно в семь, пешком. Товарищ Беретта вышел бы из машины и небрежно
направился бы ему навстречу, а когда поравнялся бы с ним, молниеносно
выхватил пистолет и трижды выстрелил бы ему в грудь. Консул не успел бы
упасть, как мы были бы уже далеко, потому что я ожидал бы с включенным
мотором и подъехал бы подобрать товарища Беретту. Не было бы практически и
свидетелей: хозяин бара, появившийся в дверях, смог бы увидеть только, как
мы исчезаем вдали. И что бы он мог заметить? Двух людей со спины,
удалявшихся на сером "таунусе"?
-- Продолжайте, -- сказал господин в голубом.
--Осталось добавить немногое. Я проделал бы обратный путь не спеша,
чтобы не привлекать ничьего внимания: проспект Вашингтона -- улица Вены --
проспект Буэнос-Айреса. В конце проспекта Буэнос-Айреса есть площадь
Варшавы, мы бы припарковали машину там, затем спустились бы в метро и там бы
разъехались: я на север, товарищ Беретта -- на юг. Ну и как, на ваш взгляд?
-- На мой взгляд, приемлемо, -- сказал господин в голубом. --
Действительно, очень правдоподобно. Думаю, история не могла бы быть
рассказана лучше. Конечно, отсутствуют некоторые детали, одна там, другая
здесь, между тем детали очень важны для того, чтобы добавить истории
достоверности, особенно если речь идет об истории предполагаемой, надеюсь,
вы меня понимаете. И меньше сдержанности, больше страсти. И слез. В общем,
душевной боли. То, чем мы сейчас занимаемся, -- дело, основанное на
раскаянии, не забывайте об этом.
-- Как бы то ни было, меня интересует не эта гипотетическая история, --
заметил человек с седыми волосами. -- Меня занимают люди, которые могли бы
отдать мне приказ совершить все это, вот что для меня главное.
Господин в голубом поднялся и стал медленно прохаживаться по комнате.
-- Мы к этому и подходим, -- сказал он, -- мы как раз подходим к месту,
которое занимает вас и еще больше интересует нас. Как видите, здесь наши
интересы совпадают. Речь идет только о том, чтобы найти тех самых людей,
поскольку вожаков было много, быть может, не все они были согласны с
проведением подобной операции. Впрочем, я убежден, что такое решение могло
бы быть принято в очень узком кругу. Что вы об этом думаете?
-- Самом узком, -- с готовностью ответил человек с седыми волосами, --
и поэтому значимы только те, кто смог бы отдать мне приказ.
-- Сколько их было?
-- Двое.
-- Не называя имен, что вы можете сказать о них?
-- Они из тех, кого зовут профессорами. Господин в голубом
удовлетворенно улыбнулся.
-- По-моему, это точно,-- сказал он,-- продолжайте.
-- Это было десятого марта, ровно за месяц до убийства. В городе
проходи созванный движением съезд, посвященный мировой войне. Приехали даже
представители организаций из Франции и Германии. Обоих профессоров в городе
не было, они уехали на юг по политическим делам. Я отправился за ними туда,
где они про водили какой-то круглый стол. Я был в тяжелой ситуации: моего
сына госпитализировали по поводу инфекционного заболевания, хозяин дома
выселял меня из квартиры, я нуждался в деньгах, в каких-то грошах. Я
собирался попросить у них. Я делал для них все: разбрасывал листовки,
выполнял любую черную работу, был рабом движения. Я зашел поговорить с ними.
Через пять минут я получил отказ, они сказали, что у них нет возможности
помочь мне, что они устали от моих просьб. Надо же иметь такую наглость:
несколько лет я делал для них все, а они устали от моих просьб, Они отказали
мне ровно через пять минут, заявив, что у них и без меня забот хватает,
Господин в голубом снова сел, с озабоченным лицом, сдвинув брови.
--Давайте порассуждаем,-- сказал он,-- давайте порассуждаем. Что-то
здесь неубедительно. Торопливая беседа в присутствии стольких людей не
кажется мне идеальной ситуацией для дачи вам такого серьезного поручения,
оба профессора никогда бы не воспользовались подобным случаем, эта версия
вряд ли кого-нибудь убедит.
-- У меня нет другой, это был единственный раз, когда я видел их до
операции, и единственный раз, когда я разговаривал с ними об этом. Были
свидетели, которые видели нас, это мой козырь. Необходимо воспользоваться
этим козырем.
-- И что они вам сказали?
-- Они сказали, что операция назначена на девятое апреля, чтобы я был в
полной готовности и что все инструкции мне передаст товарищ Беретта. --
Человеке седыми волосами сделал паузу и вздохнул. -- Таким образом, могу
констатировать, что весь план в деталях был сообщен товарищу Беретте и что
именно он посвятил меня в них, когда я впоследствии встретился с ним один на
один. И пусть он отрицает это сколько угодно.
-- Этот вариант кажется мне приемлемым, -- сказал господин в
голубом,-все вместе мне кажется версией приемлемой. Предполагаю, что это
может быть версией, приемлемой для кого угодно. Я вижу, у вас хорошая
память, господин Бабочка, очень важно сохранять ее. [
В комнате повисла тишина. Вдалеке, приглушаемый расстоянием и закрытыми
окнами, слышался шум уличного движения. Где-то три раза пробили часы.
-- Хорошо, -- сказал господин в голубом, -- у меня такое впечатление,
что это все. Человек с седыми волосами попытался было встать, но остался
сидеть.
-- Извините меня, -- сказал он. -- Но осталось кое-что еще.
-- Что же?
-- В общем, кое-что, не знаю, как выразиться, короче, мне хотелось бы
кое-что уяснить.
-- Что именно?
-- Я знаю причины, по которым я делаю это, но не знаю ваших. Господин в
голубом широко улыбнулся. Это был первый раз, когда он улыбался так открыто
и с удовольствием.
-- Я вам отвечу вопросом на вопрос, хотите его услышать?
-- Мне это было бы интересно, -- сказал человек с седыми волосами.
Господин в голубом изобразил рукой некий жест, легкий, словно полет птицы, и
произнес:
-- Может ли взмах крыльев бабочки в Нью-Йорке вызвать тайфун в Пекине?
Человек с седыми волосами зло посмотрел на него.
-- Не смейтесь надо мной, -- сказал он.
-- Я вовсе не смеюсь над вами, это серьезный вопрос.
-- В таком случае я вас не понимаю.
--Это не важно. Речь идет о теории поля взаимозависимости. Ее частным
случаем является теория катастроф. Что такое катастрофы, вам наверняка
хорошо известно, но вряд ли вы знаете, что такое поле взаимозависимости.
-- Не имею ни малейшего понятия.
--Терпение,-- доброжелательно ответил господин в голубом,-- сейчас было
бы слишком долго и слишком сложно объяснять вам это. Представьте себе
просто, что мы в таком поле, то есть вы -- элемент этого поля и каждое ваше
движение изменяет всю систему взаимозависимости, дорогой господин Бабочка,
поэтому следует взмахивать крыльями как можно аккуратнее.
Господин в голубом устало откинулся в кресле, аккуратно сложил носовой
платок и сунул его в карман.
--Думаю, нам больше нечего сказать друг другу, -- произнес он.
Человек с седыми волосами поспешно встал. Казалось, он в
замешательстве, будто не знал, как попрощаться. Затем он поклонился и
направился к двери. Дойдя до середины комнаты, он остановился и смущенно
кашлянул.
-- Вы мне присвоили кодовое имя, -- сказал он хрипло, -- но если бы вы
мне понадобились, я не знал бы, где вас искать, я не знаю, как вас зовут, да
я и не желаю знать этого, но, по крайней мере, хоть намек, условное имя, в
общем, не знаю, как правильно выразиться.
Господин в голубом поднялся со стула. Он стоял опершись руками на стол.
-- Вы не должны искать меня ни в коем случае, господин Бабочка, --
сказал он, -- но уж если вы хотите знать, с кем говорили, я могу придумать
для вас любое случайное имя. Считайте, что меня зовут доктор Совесть. Мне
случилось быть вашей совестью, господин Бабочка, или, точнее, самой темной
ее частью, той, о которой вы даже не хотели бы знать и которую держали в
тщательно задраенном люке. Сегодня люк открылся, и я не могу скрыть от вас
своего удовлетворения. И своей усталости. Нелегко ходить кругами такой
совести, как ваша. Но таково мое ремесло, майевтика (Метод Сократа извлекать
скрытое в человеке знание с помощью искусных наводящих вопросов.
), а майевтика -- вещь утомительная, не знаю, понятно ли вам, о чем я.
И неизвестно, смогу ли я, уйдя на пенсию, работать на свежем воздухе, у
моря, в местечке, похожем на ваше. А сейчас прощайте, моя работа завершена.
Надеюсь, у нас не случится новых поводов для встречи.
Last-modified: Tue, 06 Sep 2005 03:49:11 GMT