-- Вот как! Вот как оно бывает, -- рассердилась она.
Но тут вдруг подумала о том, до чего смешно она, Мю, выглядит с
задранными кверху ногами, и долго хохотала. Потом взглянула на горку,
немного поразмышляла и, воскликнув "ага!", съехала на хвостике с горки
вниз, подскакивая и хохоча и уносясь далеко-далеко по блестящему
скользкому льду.
Она скатилась с горки целых шесть раз и только тогда заметила,
что у нее замерз животик.
Тогда малышка Мю снова пошла в пещеру и вытащила из картонной
коробки свою спящую сестру. Мю наверняка никогда прежде не видела
санки, но чутье подсказало ей, что они вполне могут получиться из
картонной коробки.
Что же касается бельчонка, то он сидел в лесной чаще и рассеянно
поглядывал то на одно дерево, то на другое.
Он не мог, даже если бы пришлось пожертвовать своим хвостиком,
вспомнить, в дупле какого дерева он жил и вообще ради чего он
прискакал в лес и что там искал.
Муми-тролль еще совсем недалеко ушел от дома, как под деревьями
уже начала сгущаться мгла.
С каждым шагом лапы его все глубже увязали в снежных сугробах, а
снег уже не казался ему таким занятным, как раньше.
В лесу царила мертвая тишина. Там не видно было ни души. Время от
времени с ветвей срывались снежные шапки. Качнувшись на миг, ветви
вновь замирали, и в лесу опять становилось безжизненно и тихо.
"Весь мир погрузился в зимнюю спячку, -- подумал Муми-тролль. --
Один я тут брожу и никак не могу заснуть. Я один буду брести и брести
без конца все дни и все недели напролет, пока сам не превращусь в
сугроб, о котором никто даже знать не знает".
Но вот лес кончился, и внизу, под ногами Мумитролля, открылась
новая долина. По другую сторону он увидел Пустынные горы. Словно волны
устремились гребни гор -- один за другим -- к югу, и никогда еще не
казались эти горы такими пустынными.
Только теперь Муми-тролль начал мерзнуть по-настоящему. Вечерняя
мгла наползала из ущелья и медленно взбиралась на оцепеневшие от
холода гребни гор. Там, наверху, словно острые белые зубы на черной
скале, лежал снег. И повсюду, насколько хватал глаз, лишь белое да
черное, пустота да одиночество.
"Там, за горами, Снусмумрик, -- сказал самому себе Муми-тролль.
-- Где-то на юге он ест апельсины. Если бы я был уверен, что он знает,
как я ради него собираюсь перевалить через горы, я бы решился на такой
шаг. А иначе ничего у меня не выйдет".
И, повернувшись, Муми-тролль начал медленно по своим собственным
следам двигаться назад.
"Я заведу все часы в доме, -- подумал он. -- Тогда, быть может,
весна придет поскорее. А потом может ведь случиться так, что если я
нечаянно разобью какуюнибудь крупную вещь, кто-то проснется".
Но он знал, что никто из семейства не проснется.
Внезапно что-то случилось. Какой-то маленький след пересекал
следы Муми-тролля. Некоторое время Муми-тролль тихонько разглядывал
чужой след. Ктото живой осторожно крался по лесу, быть может, всего
каких-нибудь полчаса тому назад. И уйти далеко чужак не мог. Он шел по
направлению к долине и был, должно быть, меньше самого Муми-тролля.
Лапки чужака слегка погружались в снег.
Муми-тролля кинуло в жар.
-- Подожди! -- закричал он, чувствуя, что весь горит: от кончика
хвоста до ушей. -- Не уходи от меня!
Хныча и спотыкаясь, побрел Муми-тролль по снежному полю, и
внезапно на него нахлынул жуткий страх перед мраком и одиночеством.
Страх этот, должно быть, таился где-то с тех самых пор, как
Муми-тролль проснулся в спящем доме, но только теперь он дал ему волю.
Муми-тролль больше не кричал, боясь ничего не услышать в ответ.
Не отрывая мордочку от следа, который едва виднелся в темноте, и
непрестанно всхлипывая, Муми-тролль полз и полз по снегу.
И вдруг он увидел огонек. Совсем маленький, он озарял все вокруг
мягким, красноватым светом.
Муми-тролль сразу успокоился и, забыв про следы, медленно пошел
на свет. Он шел, пока не добрел до самого огонька и не увидел, что это
горит самая обыкновенная стеариновая свеча. Она была глубоко и надежно
воткнута в снег, а рядом с ней возвышалась остроконечная крыша домика,
сложенная из круглых снежков, прозрачных и красновато-желтоватых, как
абажур ночника в доме муми-троллей.
Неподалеку от этой необычной лампы кто-то лежал, глубоко
зарывшись в снег, и, глядя в суровое зимнее небо, тихонечко
насвистывал.
-- Что это за песенка? -- спросил Муми-тролль.
-- Это песенка обо мне, -- ответили из ямки. -- Песенка про
Туу-тикки, которая сложила из снежков снежный фонарь, но в припеве
говорится совсем о другом.
-- Понятно, -- сказал Муми-тролль и сел прямо в снег.
-- Ничего тебе не понятно, -- дружелюбно произнесла Туу-тикки и
высунулась из ямки, так что стала видна ее куртка в красно-белую
полоску. -- Потому что в припеве говорится как раз о том, чего нельзя
понять. А я думаю сейчас о северном сиянии. Неизвестно, есть оно на
самом деле или это одна видимость. Все очень неопределенно, и это-то
меня и успокаивает.
Туу-тикки снова нырнула в свою ямку и продолжала глядеть в небо,
успевшее за это время стать совсем черным.
Муми-тролль поднял мордочку кверху и увидел северное сияние,
которого никогда прежде до него не видел ни один муми-тролль. Оно было
бело-голубым и чуть-чуть зеленоватым и, казалось, обрамляло небо
длинными, колыхавшимися на ветру занавесками.
-- Я думаю, северное сияние есть на самом деле, -- сказал Муми-
тролль.
Туу-тикки не ответила. Она подползла к снежному фонарю и вытащила
оттуда свою свечку.
-- Возьмем ее домой, -- сказала она. -- А не то явится Морра и
сядет на нее.
Муми-тролль серьезно кивнул в ответ. Он видел Морру всего
один-единственный раз в жизни. Это было давным-давно, августовской
ночью. Холодная как лед, вся серая, Морра сидела в тени кустов сирени
и смотрела на них. И как смотрела! А когда она скрылась, то оказалось,
что на том месте, где она сидела, замерзла земля.
На какой-то миг Муми-тролль призадумался: может, и зима наступила
оттого, что десять тысяч морр уселись на землю. Но он решил поговорить
об этом с Туу-тикки, когда познакомится с ней поближе.
Пока они спускались по склону горы, в долине стало светлее, и
Муми-тролль понял, что взошла луна.
Туу-тикки повернула на запад и пошла напрямик через фруктовый сад.
-- Здесь раньше росли яблоки, -- заметил общительный Муми-тролль,
глядя на голые деревья.
-- А теперь здесь растет снег, -- равнодушно ответила Туу-тикки и
пошла дальше.
Они спустились к морю -- сплошной черной пелене мрака -- и
осторожно вышли на узкие мостки, ведущие к купальне.
-- Отсюда я обычно нырял в воду, -- тихонько прошептал
Муми-тролль и посмотрел на прошлогодние желтые сломанные камышины,
торчавшие из-под льда. -- Вода была очень теплая, и я всегда делал по
девять заплывов под водой.
Туу-тикки открыла дверь купальни. Войдя туда, она поставила свечу
на круглый столик, который папа Муми-тролля давным-давно выловил в
море.
В восьмиугольной семейной купальне муми-троллей ничего не
изменилось. Пожелтевшие веники на дощатых стенках, окошки с мелкими
зелеными и красными стекольцами, узкие скамейки и шкаф для купальных
халатов, надувной резиновый хемуль, которого никогда не удавалось как
следует надуть.
Все было таким же, как летом. И все-таки купальня как-то
таинственно изменилась.
Туу-тикки сняла шапочку, которая тут же сама собою влезла на
стенку и повисла на гвозде.
-- От такой шапчонки я бы тоже не отказался, -- вздохнул
Муми-тролль.
-- А тебе шапчонка ни к чему, -- возразила Туу-тикки. -- Чтобы
согреться, тебе надо помахать ушами, и сразу станет тепло. А вот лапам
твоим -- холодно.
И тут вдруг, откуда ни возьмись, на полу появилась пара шерстяных
чулок, которые важно легли у ног Муми-тролля.
Одновременно в трехногой железной печурке, стоявшей немного
поодаль, зажегся огонь и кто-то под столом начал осторожно играть на
флейте.
-- Они стесняются, -- объяснила Туу-тикки. -- Поэтому и играют
под столом.
-- А почему они не показываются? -- спросил Мумитролль.
-- Они так застенчевы, что стали невидимками, -- ответила
Туу-тикки. -- Это восемь совсем маленьких мышек-землероек, которые
живут вместе со мной в купальне.
-- Эта купальня папина, -- заявил Муми-тролль.
Туу-тикки серьезно взглянула на него.
-- Может, ты и прав, а может, и нет, -- сказала она. -- Летом она
папина, зимой -- Туу-тиккина.
Котелок, стоявший на печурке, закипел. Крышка сама собой
поднялась, а ложка начала помешивать суп. Другая ложечка всыпала в
котелок немного соли и аккуратно вернулась на подоконник.
Близилась ночь, и мороз крепчал, а лунный свет заглядывал во все
зеленые и красные стекольца.
-- Расскажи мне про снег, -- попросил Муми-тролль и уселся в
выгоревший на солнце папин шезлонг. -- Я не понимаю, что это такое.
-- Я тоже, -- ответила Туу-тикки. -- Думаешь, он холодный, а если
вылепить из него снежный домик, там становится тепло. Он кажется
белым, но иногда он розовый, иногда -- голубой. Он может быть мягче
всего на свете, а может быть тверже камня. О нем ничего нельзя знать
наверняка.
Вдруг, откуда ни возьмись, плавно прилетала по воздуху тарелка
ухи и встала прямо под носом Мумитролля.
-- Где твои мышки научились летать? -- спросил он.
-- Не важно, -- ответила Туу-тикки. -- Нельзя же обо всем
расспрашивать этот народец. Может, мышкам не хочется открывать свои
тайны. Не твоя это печаль, да и о снеге тоже не беспокойся.
Прихлебывая из тарелки уху и глядя на угловой шкаф, Муми-тролль
подумал о том, как приятно, оказывается, знать, что твой собственный
старый купальный халатик висит в этом шкафу. И что среди всего нового
и тревожного есть что-то надежное и привычное. Муми-тролль помнил, что
его купальный халатик - голубой, что на нем оторвана вешалка и что в
одном кармане, возможно, лежат солнечные очки. В конце концов он
произнес:
-- Мы храним здесь наши купальные халаты. Мамин халат висит в
самой глубине шкафа.
Туу-тикки протянула лапку и поймала прилетевший по воздуху
бутерброд.
-- Спасибо, -- поблагодарила она мышек-невидимок и попросила
Муми-тролля: -- Только никогда не открывай этот шкаф. Обещай мне
никогда его не открывать.
-- Не буду я ничего обещать, -- угрюмо ответил Муми-тролль, глядя
в свою тарелку.
Ему вдруг показалось, что самое главное в мире -- это открыть
дверцу шкафа и посмотреть, висит ли там на месте купальный халатик.
Огонь в печурке так разгорелся, что в трубе зашумело. В купальне стало
совсем тепло, а под столом флейта продолжала наигрывать свою
сиротливую мелодию.
Невидимые лапки убрали со стола опустевшие тарелки. В море
стеарина утонул фитилек свечи, и она погасла. И теперь в купальне
светился лишь красный глазок печурки да на полу -- узор из зеленых и
красных стеклышек, нарисованных лучами лунного света.
-- Я собираюсь ночевать сегодня дома, -- строго сказал Муми-
тролль.
-- Правильно! -- одобрила Туу-тикки. -- Луна еще не зашла, так
что ты, наверно, найдешь дорогу.
Дверь распахнулась сама собой, и Муми-тролль ступил в снег.
-- А все-таки, -- сказал он, -- все-таки мой голубой купальный
халатик висит в этом шкафу. Спасибо за уху.
Дверь снова закрылась, и Муми-тролль остался наедине с лунным
светом да тишиной.
Он быстро глянул на замерзшее, обледеневшее море, и ему
показалось, что где-то далеко на горизонте маячит огромная неуклюжая
Морра.
Он увидел, как она ждет среди прибрежных валунов. А когда он шел
лесом, ее тень упорно пряталась за каждым деревом. То была та самая
Морра, которая могла сесть на все свечи в мире и заставить померкнуть
все краски.
Наконец Муми-тролль пришел в свой спящий дом. Он медленно влез на
огромный сугроб с северной стороны и подобрался к слуховому окошку на
крыше, окошко все еще было приотворено.
Воздух в доме был теплый, там пахло муми-троллями, и от шагов
Муми-тролля звякнула, приветствуя его, хрустальная люстра. Муми-тролль
взял свой матрац и положил его рядом с маминой кроватью. Тихонько
вздохнув, она что-то пробормотала во сне. А что -- он так и не понял.
Затем, тихонько рассмеявшись, она перекатилась поближе к стене.
"Я не принадлежу больше к тем, кто спит, -- подумал Муми-тролль.
-- А к тем, кто не спит, -- тоже. Я не знаю, что значит проснуться и
что такое -- спать".
И он тут же мгновенно заснул, и сирень, что цветет летом, укрыла
его своей ласковой зеленой тенью.
Малышка Мю лежала в своем рваном спальном мешке и злилась. К
вечеру подул сильный ветер, и он задувал прямо в пещеру. Мокрая
картонная коробка лопнула в трех местах, а клочья шерсти, выдранные из
спального мешка, беспорядочно летали по всей пещере из угла в угол.
-- Привет, старушенция! -- закричала малышка Мю и толкнула в
спину свою сестрицу Мюмлу. Но Мюмла продолжала спать, она даже не
шевельнулась.
-- Ну, я начинаю по-настоящему злиться, -- сказала малышка Мю. --
Один раз в жизни понадобилась сестра, и вот на тебе пожалуйста!
Она отшвырнула пинком спальный мешок. Потом подползла к входному
отверстию пещеры и с явным восхищением выглянула в холодный мрак.
-- Вот я вам всем сейчас покажу, -- угрюмо пробормотала малышка
Мю и заскользила вниз с горы.
Здесь было гораздо пустынней, чем на краю света (если, конечно,
кому-нибудь довелось побывать так далеко). А снег разметало по льду
большими серыми волнами. И еще прежде чем зашла луна, побережье
исчезло во мраке.
-- А теперь поехали! -- сказала малышка Мю.
Ее юбки заколыхались на резком северном ветру. Она покатила среди
снежных сугробов, туда-сюда, растопырив лапки и удерживая надежное
равновесие, которое необходимо, если ты настоящая Мю.
Свеча в купальне уже давным-давно погасла, и, проезжая мимо,
малышка Мю увидела лишь очертания остроконечной крыши на глади неба.
"Это наша старая купальня", -- подумала Мю и вдохнула резкий и опасный
запах зимы. Она остановилась у края берега и прислушалась. В глубине
Пустынных гор, невероятно далеко отсюда, завывали волки.
-- Выходит, дело нешуточное! -- пробормотала малышка Мю и
ухмыльнулась в темноте.
Ее чутье подсказало ей, что где-то здесь -- дорога в Муми-дол и к
дому, где есть теплые одеяла, а может, даже и новый спальный мешок. И
она побежала между деревьями прямиком по берегу к дому.
Она была такая маленькая, что ее ножки совсем не оставляли следов
на снегу.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Лютая стужа
Теперь все часы снова шли -- Муми-тролль завел их во всем доме,
чтобы не чувствовать себя таким одиноким. Но так как счет времени он
утратил, то поставил часы на разное время -- может, какое-нибудь и
окажется правильным.
Иногда били часы, звенел будильник, и это утешало Муми-тролля. Но
он не мог забыть самое ужасное -- то, что больше не желало всходить
солнце. И правда: день за днем каждое утро брезжил какой-то серенький
рассвет, который переходил мало-помалу в длинную зимнюю ночь.
А солнце так и не всходило. Оно где-то потерялось, может, оно
унеслось в космос. В самом начале Мумитролль отказывался в это верить.
Он долго ждал, не покажется ли солнце вновь.
Каждый день он спускался к морскому берегу и садился в ожидании,
повернув мордочку на восток. Но ничего так и не случалось. Тогда он
шел домой, закрывал за собой слуховое окошко на чердаке и зажигал
свечи, стоявшие длинным рядом на выступе изразцовой печи. Тот, кто
обитал под кухонным столиком, по-прежнему не вылезал, чтобы поесть, а
жил, по-видимому, своей собственной, ужасно таинственной и важной
жизнью.
По льду ковыляла Морра, тоже занятая своими собственными мыслями,
которые никто до сих пор так и не смог разгадать, а в шкафу купальни
за купальными халатами затаилось что-то ужасно опасное. Ничего тут не
поделаешь!
Неизвестно почему, но такое бывает в жизни, и ты перед этим
беспомощен.
Муми-тролль отыскал на чердаке большую коробку с глянцевыми
картинками и, восхищенный по-летнему яркими красками, принялся
мечтательно их разглядывать. Там было все: и цветы, и восходы солнца,
и маленькие автомобильчики со светлыми и яркими колесиками. Блестящие
мирные картинки напомнили ему о том прекрасном мире, который он
утратил.
Сначала он разложил картинки на полу гостиной, а потом догадался
расклеить их по стенам. Он клеил медленно и тщательно, чтобы картинки
подольше держались; самые же красивые он наклеил над кроватью своей
спящей мамы.
Муми-тролль клеил и клеил картинки, пока не добрался до зеркала;
и тут он вдруг увидел, что большой серебряный поднос исчез. Он всегда
висел справа от зеркала на ленте, вышитой красным крестиком.
Муми-тролль очень разволновался, так как мама любила этот поднос.
Поднос был семейной драгоценностью, которой никогда не пользовались, и
единственной вещью в доме, которую начищали к празднику летнего
солнцестояния. Осталась только лента да темный овал на обоях.
Огорченный, Муми-тролль стал расхаживать по дому и искать поднос.
Его нигде не было, зато он обнаружил, что исчезла уйма других вещей --
подушки, одеяла и кастрюли, исчезли мука и сахар. Исчезла даже грелка
с вышитой на ней розой, грелка, которую обычно надевали на кофейник.
Муми-тролль принял близко к сердцу все эти пропажи, потому что
чувствовал себя в ответе перед всем спящим семейством. Сперва он
заподозрил в краже того, кто жил под кухонным столиком. Он заподозрил
было Морру и того, кто прятался в шкафу купальни. А вообще-то это мог
быть кто угодно: зима была полна удивительных существ, таинственных и
странных.
"Надо спросить Туу-тикки, -- подумал Мумитролль. -- Правда, я
хотел наказать солнце и не выходить из дома, пока оно не вернется. Но
тут дело поважнее".
Выйдя из дома, Муми-тролль увидел перед самой верандой в
сероватой полумгле незнакомую ему белую лошадь. Она смотрела на него
своими блестящими глазами. Муми-тролль осторожно поздоровался. Однако
лошадь не шевельнулась.
И тут он увидел, что лошадь сделана из снега.
Вместо хвоста у нее была метелка из тех, что лежали в дровяном
сарае, а вместо глаз -- маленькие зеркальца.
В зеркальных глазах Снежной лошади Муми-тролль увидел самого
себя, и это испугало его. Тогда он, сделав крюк, обошел ее и быстро
засеменил вниз к голым кустам жасмина.
"Если бы хоть здесь оказался кто-нибудь знакомый мне с прежних
времен, -- думал Муми-тролль. -- Ктонибудь вовсе не таинственный, а
совсем обыкновенный, который тоже проснулся бы и не узнал самого себя.
Тогда можно было бы сказать: "Привет! Какой ужасный холод! И до чего
глупый этот снег! А ты видел, какими стали кусты жасмина?! А помнишь,
летом..." Или что-нибудь в этом роде!"
Туу-тикки сидела на перилах моста и пела:
Я -- Туу-тикки, я слепила лошадь,
дикую белую лошадь, что скачет галопом,
что топчет лед перед тем, как наступит ночь,
белую величественную лошадь, что скачет галопом
и несет великую лютую стужу на своей спине.
Потом шел совершенно непонятный припев.
-- Ты о чем это поешь? -- грустно спросил Мумитролль.
-- О гом, что вечером мы лошадь обольем водой из реки. Тогда
ночью она замерзнет и станет ледяной. А когда явится великая лютая
стужа, лошадь умчится галопом и никогда не вернется.
Немного помолчав, Муми-тролль сказал:
-- Кто-то уносит вещи из папиного дома.
-- Так это же здорово, -- весело сказала Туу-тикки. -- Тебя и так
окружает слишком много вещей. И тех, о которых ты вспоминаешь, и тех,
о которых ты только мечтаешь.
И тут Туу-тикки запела новую песню.
Муми-тролль резко отвернулся.
"Она меня не понимает", -- думал он, уходя. За его спиной
по-прежнему звучала ликующая песня.
-- Пой, пой, -- пробормотал, всхлипывая, Муми-тролль. -- Пой о
своей противной зиме с черными льдинами и злыми лошадьми из снега и
всем этим чудным народцем, который никогда не показывается, а только
прячется!
Тяжело ступая, он двинулся дальше вниз по склону; он сердито
пинал снег, и слезы замерзали на его мордочке. Внезапно он запел свою
собственную песенку. Он кричал, он горланил изо всех сил, чтобы
Туу-тикки услыхала его и разозлилась.
Муми-тролль запел свою злую песенку:
Что вы прячетесь, злые зверюшки, глупые вы притворялы?
Утащили вы солнце, чтобы серо и холодно стало.
Я здесь так одинок, я устал пробираться в снегу,
о зеленых деревьях долины забыть не могу.
Вспоминаю я волны на море, голубую веранду мою,
не хочу больше жить в этом зимнем и страшном краю.
-- Пусть только взойдет мое солнце и глянет на вас, вы тут же
увидите, какие вы глупые! -- закричал Муми-тролль, не заботясь больше
о том, чтобы зарифмовать свои слова.
Тогда я стану жить в подсолнухе
и валяться в теплом песке.
И окно в сад, где роятся пчелы,
будет открыто целый день.
И будет в нем ярко-голубое небо,
а в нем мое собственное
апельсиново-желтое солнце.
Когда Муми-тролль пропел свою дерзкую песенку, стало ужасно тихо.
Он молча стоял и прислушивался, но никто ему не возражал.
"Сейчас непременно что-нибудь случится", -- дрожа, подумал он.
И правда случилось.
Кто-то в вихре сверкающего снега съезжал с холма, крича:
-- Прочь с дороги! Берегись!
Муми-тролль застыл на месте, удивленно тараща глаза.
Прямо навстречу ему катился серебряный поднос, а на нем восседала
пропавшая грелка с кофейника. "Наверное, Туу-тикки полила их водой из
реки, -- в ужасе подумал Муми-тролль. -- А теперь они ожили, убегают
прочь и никогда больше не вернутся..."
Вот тут-то он и столкнулся с подносом и грелкой. Муми-тролль
упал, барахтаясь в снегу, и услышал, как внизу, у подножия холма,
смеется Туу-тикки.
А потом раздался другой смех -- так смеяться могло во всем мире
только одно-единственное существо.
-- Малышка Мю! -- приглушенно закричал Мумитролль -- в рот ему
набился снег.
Муми-тролль выбрался из сугроба вне себя от радости. Вот-вот
случится что-то хорошее. Это и вправду была малышка Мю, вся
запорошенная снегом. В грелке для кофейника Мю прорезала отверстия для
головы, лапок, так что вышитая роза красовалась на самом ее животе.
-- Малютка Мю! -- воскликнул Муми-тролль. -- О, ты не знаешь...
Все было такое чужое, мне было так одиноко... А помнишь, летом...
-- Но теперь зима, -- сказала малышка Мю, доставая из снега
серебряный поднос. -- Неплохо кувыркнулась, а?
-- Я проснулся и не мог уснуть, -- продолжал Муми-тролль. --
Дверь не открывалась, солнце исчезло, и даже тот, кто живет под
кухонным столиком...
-- Да, да, -- весело сказала малышка Мю. -- А потом ты наклеил
глянцевые картинки на стены. Похоже на тебя! Я вот все ломаю голову:
может поднос скользить быстрее, если натереть его стеарином?
-- Неплохо придумано, -- обрадовалась Туу-тикки.
-- По льду поднос, наверно, помчится еще быстрее, -- сказала
малышка Мю. -- Если найти хороший парус в доме муми-троллей.
-- А ветер будет его подгонять, -- добавила Туу-тикки.
Муми-тролль посмотрел на них и немного подумал. А потом тихо
сказал:
-- Можете взять мой тент.
После полудня Туу-тикки почуяла, что великая стужа уже в пути.
Она облила Снежную лошадь водой из реки и натаскала дров в купальню.
-- Сидите сегодня дома, потому что она вот-вот явится, --
сообщила Туу-тикки мышкам.
Мышки-невидимки закивали головой, и в шкафу что-то зашуршало,
словно в знак согласия. Потом Туу-тикки вышла предупредить всех
остальных обитателей долины.
-- Не беспокойся, -- сказала малышка Мю. -- Я войду в дом, когда
стужа начнет щипать меня за лапки. А Мюмлу можно прикрыть сверху
соломой.
И Мю снова покатила серебряный поднос по ледяному насту.
Туу-тикки продолжала свой путь в долину. По дороге она встретила
бельчонка с хорошеньким хвостиком.
-- Вечером сиди в своем дупле, ведь великая стужа того и гляди
явится, -- предупредила Туу-тикки.
-- Ясное дело, -- ответил бельчонок. -- А ты случайно не видела
шишку, которую я потерял где-то здесь поблизости?
-- Нет, -- ответила Туу-тикки. -- Но обещай не забыть то, что я
сказала. Сиди дома! Как только стемнеет, прячься в своем дупле. Не
забудь! Это важно!
Бельчонок рассеянно кивнул.
Туу-тикки отправилась дальше, к дому муми-троллей, и влезла
наверх по веревочной лестнице. Она открыла слуховое окошко и позвала
Муми-тролля.
Красными бумажными нитками он чинил купальники всем своим родным.
-- Я хотела только сообщить, что великая лютая стужа вот-вот
явится, -- сказала Туу-тикки.
-- Еще свирепей, чем сейчас? -- спросил Мумитролль. -- Какие же
вообще эти стужи?
-- Эта будет самая опасная, -- ответила Туу-тикки. -- Она явится
прямо с моря в сумерки, когда небо позеленеет.
-- А какая она, эта стужа? -- спросил Муми-тролль.
-- Она очень красивая, эта Ледяная дева, -- ответила Туу-тикки.
-- Но если ты заглянешь ей прямо в лицо, ты замерзнешь и превратишься
в ледышку. Станешь таким же, как хрустящий хлебец, и кто угодно сможет
разломать тебя на мелкие кусочки. Поэтому сиди сегодня вечером дома.
Сказав это, Туу-тикки снова влезла на крышу.
Муми-тролль спустился вниз, в погреб, и добавил воды в котел
парового отопления. А потом прикрыл ковриками спящих маму, папу и
фрекен Снорк.
Затем он завел часы и покинул дом. Ему хотелось оказаться наедине
с Ледяной девой, когда она наконец явится.
Муми-тролль спустился вниз, в купальню; небо уже поблекло и
начало зеленеть. Ветер уснул, а мертвые камышины неподвижно застыли у
края льдины.
Муми-тролль прислушался и подумал, что тишина тоже поет, только
низким голосом. Быть может, это пел лед, который все более толстым
покровом стягивал море.
В купальне было тепло, а на столе стоял голубой чайник Муми-мамы.
Муми-тролль уселся в шезлонг и спросил:
-- Когда она явится?
-- Скоро, -- ответила Туу-тикки. -- Но ты не беспокойся.
-- Разве я о стуже беспокоюсь? -- сказал Мумитролль. -- Я
беспокоюсь о других. О тех, о ком я ничего не знаю, о том, кто живет
под кухонным столиком. И еще о том, кто живет в моем шкафу. И еще о
Морре, которая только смотрит и не говорит ни слова.
Туу-тикки потерла свою мордочку и задумалась.
-- Видишь ли, -- сказала она, -- столько самого разного случается
лишь зимой, а не летом, и не осенью, и не весной. Зимой случается все
самое страшное, самое удивительное. Являются всякие ночные звери и
существа, которым нигде нет места. Да никто и не верит, что они есть
на свете. Ведь все остальное время они прячутся. А когда выпадает
белый снег, ночи становятся длинными, наступает покой и все
погружается в зимнюю спячку -- вот тогда они тут как тут.
-- А ты их знаешь? -- спросил Муми-тролль.
-- Кого знаю, а кого и нет, -- ответила Туу-тикки. -- Того, кто
живет под кухонным столиком, я, к примеру, знаю очень хорошо.
Думается, он хочет сохранить свою тайну, и я не могу познакомить вас
друг с другом.
Муми-тролль пнул ножку стола и вздохнул.
-- Ясное дело, ясное дело, -- повторил он. -- Но я не хочу жить
среди разных тайн. Вдруг -- бац! -- и ты попадаешь в совсем новый мир,
и нет никого, кому хочется спросить, где ты жил прежде. Даже у малышки
Мю нет желания говорить о том прежнем, настоящем мире.
-- А как можно узнать, какой мир настоящий, а какой -- нет? --
спросила Туу-тикки, прижавшись носом к стеклу. -- Вот и она!
Малышка Мю распахнула дверь и швырнула серебряный поднос, который
со звоном упал на пол.
-- Парус годится, -- объявила она. -- Но сейчас мне нужнее всего
муфта. Из грелки для кофейника, как я ее ни кроила, муфта никак не
выходит. А теперь у грелки Муми-мамы такой вид, что мне даже совестно
подарить ее ежу-переселенцу.
-- Вижу, -- сказал Муми-тролль, мрачно глядя на растерзанную
грелку.
Малышка Мю бросила грелку на пол, и ее мгновенно убрала одна из
мышек-невидимок.
-- Ну, а теперь Ледяная дева скоро явится, -- сказала малышка Мю.
-- Я тоже так думаю, -- серьезно согласилась с ней Туу-тикки. --
Выйдем и посмотрим.
Они вышли на мостки купальни и принюхались к морю. Вечернее небо
было совсем зеленым, и весь мир казался сделанным из тонкого стекла.
Стояла мертвая тишина, и повсюду, отражаясь в ледяном насте, светили
ясно различимые звезды. Было ужасно холодно.
-- Да, она приближается, -- подтвердила Туу-тикки. -- Теперь нам
пора уйти в дом.
В доме было тихо, даже мышки под столом перестали играть.
Далеко-далеко на речном льду показалась Ледяная дева. Она была
белая-белая, словно вылитая из стеарина, но когда Муми-тролль взглянул
на нее через оконное стекло с правой стороны, она показалась ему
красной, а когда посмотрел с левой, она стала светлозеленой.
Вдруг Муми-тролль почувствовал, что стекло очень похолодело, у
него заболела мордочка, и он испуганно отдернул ее от окна.
-- Не смотрите туда, -- сказала Туу-тикки. Они сели возле печки и
стали ждать...
-- Ой, кто-то карабкается ко мне на колени, -- воскликнула
малышка Мю и посмотрела на свою юбку. Там никого не было.
-- Это мои мышки-невидимки, им страшно, -- сказала Туу-тикки. --
Сиди спокойно, они скоро уйдут.
Ледяная дева как раз проходила мимо купальни. Быть может, она
бросила взгляд в окно, потому что в купальне пронесся ледяной порыв
ветра, от которого заколебались и померкли красные языки пламени в
печурке. Мышки-невидимки смущенно спрыгнули с колен малышки Мю, и все
они (и Туу-тикки, и Мю, и Муми-тролль) ринулись к окну, чтобы
поглядеть на Ледяную деву.
Она стояла спиной к ним в зарослях камыша над снежным сугробом.
-- Там бельчонок, -- сказала Туу-тикки. -- Он забыл, что надо
сидеть дома.
