кий голос, -- всегда там, где оно есть. Меняется все там, где находятся те, кому оно нужно. Из листвы шагнула фигура: человекоподобная фигура, превосходящая Лойала настолько же, насколько огир -- Ранда. Человеческая фигура, оплетенная вьющимися растениями и листьями, зелеными, живыми и не прекращающими расти. Волосы были ниспадающей до плеч травой; глаза -- огромные лесные орехи; ногти -- желуди. Зеленые листья облекали его в тунику и штаны; бесшовная кора -- в башмаки. Вокруг кружились бабочки, усаживаясь на пальцы, плечи, лицо. Лишь одно портило совершенство зелени. Глубокая трещина пересекала щеку и висок через макушку головы, а плющ в разломе высох и побурел. -- Зеленый Человек, -- прошептала Эгвейн, и на лице со шрамом появилась улыбка. На миг показалось, будто птицы запели громче. -- Конечно, я. Кто бы еще мог тут быть? -- Ореховые глаза взглянули на Лойала. -- Рад видеть тебя, меньшой брат. В прошлом многие из вас приходили навестить меня, но совсем немногие -- в недавние дни. Лойал сполз со своей рослой лошади и церемонно поклонился: -- Вы удостаиваете меня чести, Древесный Брат. Тсингу ма чоших, Т'ингшен. Улыбаясь, Зеленый Человек обнял огир за плечи. Рядом с Лойалом он выглядел как мужчина рядом с мальчиком. -- В этом нет никакого чествования, меньшой брат. Мы вместе будем петь Песни Древ и вспоминать Великие Древа и стеддинг и не подпустим близко Тоску. -- Он посмотрел на остальных, только сейчас начавших слезать с лошадей, и при взгляде на Перрина глаза его вспыхнули: -- Волчий Брат! Значит, прежние времена и вправду наступают вновь? Ранд уставился на Перрина. В свою очередь Перрин повернул своего коня, заслонившись им от Зеленого Человека, и нагнулся проверить подпругу. Ранд был уверен, что тому хочется спрятаться от изучающего взгляда Зеленого Человека. Неожиданно Зеленый Человек заговорил с Рандом: -- Странную одежду ты носишь, Дитя Дракона, Неужели Колесо провернулось так далеко? Народ Дракона вернулся к Первому Соглашению? Но ты носишь меч. Такого не бывало ни ныне, ни тогда. У Ранда так пересохло во рту, что он едва сумел заговорить: -- Не понимаю, о чем вы говорите. Что вы хотите этим всем сказать? Зеленый Человек притронулся к коричневому шраму на своей голове. На мгновение он показался сбитым с толку. -- Я... не могу сказать. Мои воспоминания разорваны и частенько ускользают от меня, а многие из оставшихся подобны листьям после нашествия гусениц. Тем не менее я уверен... Нет, ушло. Но здесь вы желанные гости. О, Морейн Седай, видеть вас -- больше, чем сюрприз. Когда это место было создано, его создали так, дабы никто не мог найти его дважды. Что привело вас сюда? -- Нужда, -- отвечала Морейн. -- Моя нужда, нужда мира. Более всего -- нужда целого мира. Нам нужно взглянуть на Око Мира. Зеленый Человек вздохнул, ветерок прошелестел в густой листве. -- Значит, это вновь случилось. Об этом память уцелела. Темный шевелится. Я страшился этого. С каждым поворотом лет Запустение все упорнее старается сюда пробиться, и в этот поворот борьба за то, чтобы удержать его, шла тяжелее, чем когда-либо с самого начала начал. Пойдемте, я отведу вас. ГЛАВА 50. ВСТРЕЧИ У ОКА Ведя гнедого в поводу, Ранд следовал за Зеленым Человеком вместе с остальными двуреченцами, которые все таращили глаза, не в силах решить, смотреть им на Зеленого Человека или на лес. Разумеется, Зеленый Человек был легендой, в Двуречье у каждого камина о нем, и о Древе Жизни, рассказывали истории, и не только детям. Но после Запустения деревья и цветы представлялись чудом обыденности, даже если капкан зимы и не сжимал по-прежнему в своей хватке весь остальной мир. Перрин держался позади особняком. Ранд оглянулся на него, но кудрявому кузнецу, похоже, не хотелось ничего слышать из того, что скажет Зеленый Человек. Он понимал состояние Перрина. Дитя Дракона. Ранд с опаской поглядывал на Зеленого Человека, шагающего впереди с Морейн и Ланом, бабочки окружали его желто-красным облачком. Что он имел в виду? Нет! И знать не хочу! И тем не менее шаг его был теперь пружинистым и легким. Тревога по-прежнему таилась у него внутри, кружась где-то под ложечкой, но страх стал таким распыленным, все равно что исчез. Вряд ли Ранд ожидал большего, -- как-никак Запустение всего в полумиле отсюда, и пускай даже Морейн права, что из Запустения ничто не способно проникнуть сюда. Тысячи жгучих, пронзавших до костей искорок вмиг пропали -- в то же самое мгновение, как он вступил во владения Зеленого Человека, Ранд был уверен в этом. Из-за него они и пропали, подумал он, из-за Зеленого Человека и из-за этого места. Эгвейн и Найнив тоже чувствовали это: умиротворяющее спокойствие, покой красоты. Ранд готов был поклясться. На лицах женщин появились слабые безмятежные улыбки, они пропускали цветы между пальцев, приостанавливаясь вдохнуть их аромат и дыша полной грудью. Заметив это, Зеленый Человек сказал: -- Предназначение цветов -- украшать. Растения или людей, это почти одно и то же. Никто не против, пока вы не сорвете их слишком много. И он принялся срывать сам -- один цветок с этого растения, один -- с того, и ни с одного больше двух. Вскоре в волосах Эгвейн и Найнив оказались венки из цветов: розовые дикие розы, желтые колокольчики, белые утренние звезды. Коса Мудрой превратилась в сад белого и розового, протянувшийся до талии. Даже Морейн получила бледную корону из утренних звезд, сплетенную столь искусно, что цветы казались по-прежнему растущими в зелени. Ранд не был уверен: не росли ли они и в самом деле? Проходя по своему лесному саду. Зеленый Человек не забывал позаботиться о нем, в то же время негромко разговаривая с Морейн, -- он ухаживал за тем, что требовало внимания, даже не замечая этого. Светло-коричневые, ореховые глаза увидели на вьющейся дикой розе изогнувшуюся веточку, вынужденную пробиваться под неудобным углом вокруг ветви яблони, усыпанной цветками, и Зеленый Человек, не прекращая беседы, приостановился и провел ладонью по изгибу. Ранд не знал, обманывают ли его глаза или же колючки и вправду отклонились в сторону, чтобы не уколоть эти зеленые пальцы. Когда высокая, словно башня, фигура Зеленого Человека двинулась дальше, ветка росла прямо и ровно, разбросав красные лепестки среди белого яблоневого цвета. Потом Зеленый Человек нагнулся, накрыв чашей огромной ладони крошечное зернышко, лежащее на галечном пятачке, а когда он выпрямился, маленький росток уже протянул корешки между камнями к хорошей земле. -- Все должно расти там, где оно есть, согласно Узору, -- объяснил Зеленый Человек через плечо, словно бы извиняясь, -- и смело встречать оборот Колеса, но Создатель не станет возражать, если я окажу растению совсем маленькую помощь. Ранд повел Рыжего в обход ростка, чтобы побег случайно не задели и не смяли копыта. Зачем разрушать то, что сделал Зеленый Человек, если можно пройти пару лишних шагов? Эгвейн улыбнулась Ранду одной из своих таинственных улыбок и коснулась его руки. Она была так красива, с распущенными волосами, полными цветов, что он улыбался ей в ответ, пока девушка не вспыхнула и не потупилась. Я буду защищать тебя, подумал Ранд. Что бы ни случилось еще, я сделаю все, лишь бы тебе ничего не угрожало, клянусь. В самое сердце весеннего леса привел путников Зеленый Человек, к расщелине в виде арки в склоне холма. Это была простая каменная арка, высокая и белая, а на замковом ее камне виднелся круг, разделенный на две равные части волной, одна Половина -- шероховатая, другая -- гладкая. Древний символ Айз Седай. Сам проем арки скрывался в тенях. Мгновение все просто стояли и молча смотрели. Потом Морейн сняла венок с волос и нежным движением повесила его на ветку куста сладины возле арки. Ее жест будто вернул всем дар речи. -- Это там? -- спросила Найнив. -- То, за чем мы пришли? -- Мне бы хотелось увидеть Древо Жизни, -- произнес Мэт, не отрывая взора от располовиненного круга над ними. -- Столько-то мы можем обождать или нет? Зеленый Человек окинул Ранда странным взглядом, потом покачал головой: -- Авендесора не здесь. Под ее непослушными ветвями я не отдыхал две тысячи лет. -- Мы пришли сюда не к Древу Жизни, -- твердо сказала Морейн. Она указала рукой на арку. -- С вами внутрь я не пойду, -- сказал Зеленый Человек. Бабочки спиралями кружили вокруг него, словно в каком-то волнении. -- Давно, очень давно поставлен я охранять его, но, когда приближаюсь к нему, меня одолевает беспокойство. Я чувствую, как он меня уничтожает; мой конец как-то связан с ним. Я помню, как его создавали. Кое-что из того. Кое-что. -- Взгляд ореховых глаз устремился вдаль, уйдя в воспоминания, и Зеленый Человек провел пальцем по шраму. -- Это были первые дни Разлома Мира, когда радость победы над Темным обрела горечь знания, что все может еще разбиться под бременем Тени. Сотня их, мужчин и женщин вместе, свершила это. Величайшие творения Айз Седай всегда так создавались, объединяя Саидин и Саидар, как слит воедино Истинный Источник. Дабы сохранить Око чистым, они умерли, все, пока мир раздирало на части. Зная, что суждено погибнуть, они вменили мне в обязанность охранять его до грядущей нужды. Вовсе не затем я был создан, но все разламывалось, разбивалось на куски, а они были одиноки, и я оказался всем, что у них оставалось. Это не то, для чего я создан, но я держал слово. -- Он посмотрел на Морейн, кивая самому себе. -- Я держал слово, пока это было необходимо. И теперь все кончается. -- Вы держали слово лучше, чем большинство из нас, тех, кто возложил на вас эту ответственность, -- сказала Айз Седай. -- Возможно, все будет не так плохо, как вы опасаетесь. Лиственная голова, обезображенная шрамом, медленно качнулась из стороны в сторону: -- Я узнаю о конце, когда он приходит, Айз Седай. Я найду иное место, где стану помогать растениям. -- Орехово-коричневые глаза с грустью оглядели зеленеющий лес. -- Иное место, наверное. Когда вы выйдете, я снова увижусь с вами, если будет время. С этими словами Зеленый Человек зашагал прочь, унося с собой бабочек, становясь единым с лесом, сливаясь с зеленью несравнимо совершеннее, чем это позволял плащ Лану. -- Что он имел в виду? -- спросил Мэт. -- "Если будет время"? -- Идемте, -- сказала Морейн. И вступила в арку. Лан не отставал от Айз Седай ни на шаг. Ранд, входя за ними следом, не знал, что ожидал увидеть. Волоски у него на руках тревожно зашевелились, а на затылке встали дыбом. Но впереди открылся всего-навсего коридор, полированные стены сходились над головой в виде арочного свода, полого закругляясь вниз. Высоты потолка вполне хватало и для Лойала; ее хватило бы и для Зеленого Человека. Гладкий пол, на вид скользкий, как смазанный маслом сланец, -- тем не менее нога уверенно ступала по нему. Белые стены, без единого шва, сверкали бесчисленными искорками немыслимых цветов, излучали приглушенный мягкий свет, даже когда залитый солнечным сиянием арочный проем исчез за плавным поворотом. Ранд был уверен: свет не природного происхождения, но он чувствовал также, что свет ласковый и добрый. Тогда почему у тебя по коже до сих пор мурашки бегают? Они все шли вниз и вниз. -- Там, -- произнесла наконец Морейн, вытянув руку. -- Впереди! И коридор открылся в обширный купол, грубый первозданный камень потолка усеивали друзы сверкающих кристаллов. Под ними всю пещеру заполнял пруд, оставив вдоль стен неширокую, шагов в пять, дорожку. Пруд овальной формы, в виде глаза, был обложен по краям низкими, гладко обточенными кристаллами, которые по сравнению с теми, что на потолке, светились тусклее, но более глубоким и неистовым сиянием. Гладь пруда была ровной, как стекло, и такой же прозрачной, как Винный Ручей. Ранд почувствовал, что его взгляд может проникать в его толщу вечно, но дна никогда не увидеть. -- Око Мира, -- тихо произнесла стоящая рядом с бассейном Морейн. Когда Ранд в удивлении оглянулся, то понял: долгие годы, минувшие со времени создания, -- три тысячи лет -- отметили свое течение, пока никто не входил сюда. Не все кристаллы в куполе пылали с равной интенсивностью. Одни светились сильнее, другие -- слабее; были те, которые мигали, и те, что лишь сверкали отраженными бликами на ограненных глыбах. Сияй они все -- купол был бы залит ярким, как в полдень, светом, но теперь здесь царил мягкий вечер. Пыль припорошила дорожку, обломки камня и даже кристаллы. Долгие годы пришлось ждать, пока повернулось Колесо и перемололо их. -- Но что это? -- с беспокойством спросил Мэт. -- Это не похоже ни на какую воду, что я когда-либо видел. -- Он пинком перекинул осколок темного камня размером с кулак через край пруда. -- Это... Камень ударился о зеркальную поверхность пруда и без всплеска ушел в глубину. Не было даже ряби. По мере того как камень погружался, он стал увеличиваться, становясь все больше и все больше и больше разжижаясь и растекаясь: шар размером с голову, почти прозрачный для глаз Ранда, затем бледная клякса шириной с вытянутую руку. Потом и она исчезла. Ранду почудилось, что сейчас вся его кожа сползет с него мурашками. -- Что это? -- спросил он и был потрясен хриплой грубостью своего голоса. -- Это можно назвать квинтэссенцией Саидин.-- Слова Айз Седай эхом отдавались под куполом. -- Сущностью мужской половины Истинного Источника, чистой сущностью Силы, которой обладали мужчины до Времени Безумия. Силы, могущей скрепить заново печать на узилище Темного или разрушить ее, сорвав совсем. -- Да осияет нас и защитит Свет, -- прошептала Найнив. Эгвейн вцепилась в нее так, словно хотела спрятаться за Мудрую. Даже Лан беспокойно переступал с ноги на ногу, правда, в глазах его не было ни капли удивления. В плечи Ранду ткнулся камень, и он сообразил, что, пятясь, дошел до стены, -- как можно дальше от Ока Мира. Если б мог, Ранд вдавился бы в самую стену. Мэт тоже распластался, чуть ли не размазался по скале. Перрин, наполовину вытянув топор, уставился в пруд. Глаза его пылали расплавленным золотом. -- Я всегда гадал, -- стесненно произнес Лойал. -- Когда я читал о нем, то всегда гадал, что же это такое. Зачем? Зачем они создали его? И как? -- Никому из живущих сие не ведомо. -- Морейн больше не смотрела в пруд. Она наблюдала за Рандом и двумя его друзьями, изучая их оценивающим взглядом. -- Ни того как, ни тем паче зачем, кроме того, что однажды он понадобится и что нужда в нем будет величайшей и самой отчаянной из тех, что доселе обрушивались на мир. Возможно, такой даже и не было прежде. Многие в Тар Валоне пробовали отыскать способ использовать эту Силу, но для любой женщины она столь же недостижима, как луна для кошки. Лишь мужчина мог направлять ее, но последний мужчина Айз Седай сгинул почти три тысячи лет назад. Тем не менее нужда, которую предвидели они, была отчаянной. Чтобы создать Око, они работали через порчу Темного на Саидин и сделали его чистым, зная, что, поступая так, они убивают самих себя, всех. Мужчины Айз Седай и женщины, вместе. Зеленый Человек говорил правду. Величайшие чудеса Эпохи Легенд были созданы именно так, Саидин и Саидар вместе. Все женщины в Тар Валоне, все Айз Седай во всех городах, при всех дворах, даже с теми, кто есть в землях за Пустыней, даже считая тех, кто, может статься, еще живет за Океаном Арит, не могут наполнить Силой даже ложку, раз для работы вместе с ними недостает мужчин. Ранд заговорил дребезжащим, режущим слух тоном, будто сорвал голос криком: -- Зачем вы привели нас сюда? -- Потому что вы -- та'верен.-- Лицо Айз Седай было непроницаемо. Ее глаза мерцали и, казалось, притягивали юношу. -- Потому что сила Темного ударит сюда, и потому что ему должно противостоять и нужно отразить этот удар, иначе Тень покроет мир. Нет нужды более великой, чем эта. Давайте вновь выйдем на солнце, пока еще есть время. Не дожидаясь и не оглядываясь, идут ли они следом, Морейн двинулась по коридору вверх вместе с Ланом, который шагал, быть может, чуточку быстрее обычного. За Айз Седай поспешили Найнив с Эгвейн. Ранд бочком прошел вдоль стены, -- он не мог заставить себя хотя бы на шаг приблизиться к тому, чем был этот пруд, -- и пробкой выскочил в коридор, столкнувшись на выходе из зала с Мэтом и Перрином. Он бы побежал, но для этого пришлось бы оттолкнуть с дороги идущих впереди Эгвейн, Найнив, Морейн и Лана. Даже очутившись снаружи, Ранд не мог унять дрожи. -- Мне это не нравится, Морейн, -- гневно заявила Найнив, когда над головой вновь засияло солнце. -- Я верю, что опасность так велика, как вы говорите, иначе бы меня здесь не было, но это... -- Наконец-то я тебя нашел! Ранд дернулся, как будто его шею захлестнула веревка. Эти слова, этот голос... на миг ему почудилось, что это Ба'алзамон. Но на шагнувших из-за деревьев двоих мужчинах, лица которых скрывались под капюшонами, не было плащей цвета запекшейся крови. Один плащ был темно-серым, другой -- столь же темным, но зеленым, и ткань выглядела затхлой даже на свежем воздухе. И эти двое не были Исчезающими; легкий ветерок шевелил полы их плащей. -- Кто вы? -- Стойка Лана была осторожной, рука его лежала на рукояти меча. -- Как вы пришли сюда? Если вы ищете Зеленого Человека... -- Он провел нас. -- Рука, указавшая на Мэта, была по-стариковски ссохшейся и едва походила на человеческую, ноготь на выставленном пальце отсутствовал, суставы пальцев напоминали узлы на веревке. Мэт, выпучив глаза, отступил на шаг. -- Старая вещь, старый друг, старый враг. Но он не тот, кого мы ищем, -- закончил мужчина в зеленом плаще. Второй, похоже лишенный дара речи, стоял истуканом. Морейн выпрямилась во весь рост, не выше чем по плечо любому из мужчин здесь, но разом показавшаяся высокой, как холмы. Голос ее зазвенел, как колокол, когда она требовательно спросила: -- Кто вы? Руки сдернули капюшоны, и Ранд вытаращил глаза. Старик оказался не просто старым; по сравнению с ним Кенн Буйе выглядел цветущим ребенком. Кожа на лице была пергаментом, покрытым мелкими, с волосок, трещинками, туго натянутым на череп, а затем затянутым еще крепче. На шершавом скальпе в самых неожиданных местах торчали метелки и пучки мелких волос. Уши напоминали высушенные ошметки древней кожи; запавшие глаза смотрели как из глубоких колодцев, пробитых в голове. Однако второй мужчина обликом был еще ужаснее. Голову и лицо полностью закрывала плотная черная кожа черепашьего панциря, но передняя часть этого щитка была отделана в виде безупречного лица, лица юноши, дико хохочущего, хохочущего как сумасшедший, навеки застывшего в смехе. Что же он прячет, если другой выставляет напоказ то, что видно всем? Потом даже мысли в голове у Ранда замерзли, разлетелись в льдистую пыль и унеслись прочь. -- Меня зовут Агинор, -- сказал старик. -- А его -- Балтамел. Слова больше не сходят с его языка. Три тысячи лет заключения в узилище, а Колесо мелет очень мелко. -- Взгляд запавших глаз скользнул к арке; Балтамел подался вперед, глаза на маске впились в белокаменный проем, словно ему хотелось идти прямо туда. -- Так долго без... -- тихо произнес Агинор. -- Так долго. -- Свет защитит... -- начал Лойал, голос его сорвался, и он сразу же умолк, когда на него взглянул Агинор. -- Отрекшиеся, -- сказал Мэт хрипло, -- заключены в Шайол Гул... -- Были заключены, -- улыбнулся Агинор; его желтые зубы смахивали на клыки. -- Некоторые из нас ныне не заключены. Печати слабеют, Айз Седай. Подобно Ишамаэлю, вновь мы идем по миру, вскоре появятся и все остальные. В своем плену я оказался слишком близок к этому миру, я и Балтамел, слишком близок к тому, что нас измельчит, перемелет Колесо, но скоро Великий Повелитель Тьмы освободится и даст нам новую плоть, и мир опять будет нашим. На сей раз у вас не будет Льюса Тэрина Убийцы Родичей. Повелитель Утра не спасет вас. Нам ведом теперь тот, кого мы ищем, и остальные из вас нам без надобности. Меч Лана вылетел из ножен столь стремительно, что глаз Ранда не поспел за движением клинка. Однако Страж замешкался, взгляд заметался -- к Морейн, к Найнив. Женщины стояли далеко друг от друга; встать между одной из них и Отрекшимся -- значит удалиться от другой. Лишь одно биение сердца длилось это колебание, но, когда ноги Стража двинулись, Агинор поднял руку. В этом жесте сквозило нескрываемое презрение -- щелчок узловатых пальцев, будто отгоняя прочь муху. Страж отлетел назад, словно в него угодил огромный кулак. С тупым звуком Лан ударился о каменную арку, на миг завис в воздухе и упал наземь безвольной грудой, меч валялся подле его вытянутой в сторону руки. -- НЕТ! -- закричала Найнив. -- Тихо! -- приказала Морейн, но, прежде чем кто-то успел пошевелиться, нож Мудрой вылетел из-за пояса, и она бросилась к Отрекшимся, подняв маленький клинок. -- Ослепи вас Свет! -- выкрикнула она, ударяя Агинора в грудь. Второй Отрекшийся двинулся со стремительностью гадюки. Найнив еще наносила удар, а обтянутая черной кожей рука Балтамела метнулась вперед, схватив женщину за подбородок, пальцы вонзились в одну щеку, большой палец -- в другую, сминая плоть в бледные борозды и вытесняя из них кровь. Судорога сотрясла Найнив от макушки до пят, словно ее стегнули кнутом. Нож выпал из безвольно повисшей руки, когда Балтамел приподнял Найнив, держа жестокой хваткой, поднеся к кожистой маске и уставясь в дрожащее лицо. Ноги Найнив судорожно подергивались в футе над землей; цветы дождем спадали с ее волос. -- Я почти забыл удовольствия плоти. -- Язык Агинора прошелся по иссохшим губам, каменно шурша по шершавой, грубой коже. -- Но Балтамел помнит многое. Хохот маски стал, казалось, еще безумнее, и вопль, вырвавшийся из горла Найнив, обжег уши Ранда отчаянием, рвущимся из ее живой души. Внезапно двинулась Эгвейн, и Ранд понял, что она решила броситься на выручку Найнив. -- Эгвейн, нет! -- закричал он, но девушка не остановилась. При крике Найнив рука юноши легла на меч, но теперь он оставил эту мысль и кинулся на Эгвейн. Не успела она сделать и трех шагов, как Ранд врезался в нее, опрокидывая девушку на землю. Эгвейн упала, охнув, он -- сверху, и она тотчас же замолотила по нему кулаками, стараясь освободиться. Другие тоже не стояли на месте. Топор кружился у Перрина в руках, глаза горели золотом и свирепостью. -- Мудрая! -- взвыл Мэт, сжимая в кулаке кинжал из Шадар Логота. -- Нет! -- воскликнул Ранд. -- Вы не можете сражаться с Отрекшимися! Но они, словно не слыша, пробежали мимо него, взоры прикованы к Найнив и Отрекшимся. Агинор беспечно глянул на парней... и улыбнулся. Ранд почувствовал, как воздух над ним шевельнулся, будто от щелчка гигантским кнутом. Мэт и Перрин, не одолев и полпути до Отрекшихся, остановились, словно ударившись о стену, и отлетели назад, растянувшись на земле. -- Хорошо, -- сказал Агинор. -- Надлежащее место для вас. Если выучитесь как следует унижаться в поклонении нам, я, может, позволю вам жить. Торопливо Ранд поднялся на ноги. Возможно, он и не может сражаться с Отрекшимся -- обыкновенный человек на такое не способен, -- но он не позволит им хоть на минуту подумать, что он лежит ниц перед ними. Он попытался помочь Эгвейн встать, но она оттолкнула его руки и встала сама, гневно отряхивая платье. Мэт и Перрин тоже заставили себя подняться и стояли, пошатываясь, но с упрямым видом. -- Вы научитесь, -- сказал Агинор, -- если захотите жить. Теперь, когда я нашел, что мне требовалось, -- взгляд его двинулся к каменной арке, -- я могу уделить время тому, чтобы преподать вам урок. -- Этого не будет! -- Из-за деревьев широким шагом вышел Зеленый Человек, чей голос звучал как молния, ударяющая в древний дуб. -- Вам здесь не место! Агинор оделил его коротким пренебрежительным взглядом: -- Убирайся! Время твое кончилось, все сородичи твои, кроме тебя, давным-давно прах. Живи ту жизнь, что осталась тебе, и радуйся, что не заслуживаешь нашего внимания. -- Мое место-- тут, -- сказал Зеленый Человек, -- и вы не причините здесь вреда не одному живому существу. Балтамел, точно куль с ветошью, отшвырнул Найнив в сторону, и она упала, как скомканная тряпка, глаза невидяще уставились в небо, сама обмякшая, словно все кости ее истаяли. Поднялась затянутая в кожу рука, и Зеленый Человек взревел, когда от обвивавшего его плюща поднялся дымок. На его боль эхом откликнулся ветер в кронах деревьев. Агинор повернулся к Ранду и остальным, как будто с Зеленым Человеком уже покончено, но один широкий шаг-- и массивные лиственные руки сами обвили Балтамела, высоко подняв его и с сокрушительной силой прижимая к груди из толстых вьющихся стеблей. Черная кожаная маска смеялась в потемневшие от гнева ореховые глаза. Извиваясь змеями, руки Балтамела освободились, кисти в перчатках схватили Зеленого Человека за голову, яростно пытаясь оторвать ее. Пламя вспыхивало там, где касались эти руки, виноградные лозы засыхали, листья опадали. Густой, темный дым повалил между вьющимися растениями его тела, и Зеленый Человек заревел. Он рычал безостановочно, как будто вся его жизнь выходила из его рта, вместе с клубящимся между губ дымом. Внезапно Балтамел дернулся в объятиях Зеленого Человека. Руки Отрекшегося попытались оттолкнуть его голову, вместо того чтобы ее стискивать. Рука в перчатке откинулась в сторону... и крошечный стебелек прорвался сквозь черную кожу. Грибок-нарост, такой, какие опоясывают деревья в глухом тенистом лесу, обхватил руку, проросши из ничего до полной зрелости, набухая, покрывая всю длину руки. Балтамел заметался, и росток вонючего сорняка пробил черепаший панцирь, лишайники запустили корешки в тонкие трещинки, побежавшие по кожистому лицу Отрекшегося, отщепляя пластинку за пластинкой, крапива вышибла глаза маски, грибы-мертвоголовики разорвали рот. Зеленый Человек швырнул Отрекшегося наземь. Балтамел извивался и дергался, когда все растения, предпочитающие темные, мрачные уголки леса, все споровые растения, все растения, любящие сырость, бурно всходили и разрастались, прорывая одежду, кожу, плоть -- да было ли то, что виднелось в краткий миг ярости зелени, плотью? -- превращая в лохмотья лоскуты ткани и накрывая Отрекшегося зеленым ковром. И вот уже остался лишь бугорок, ничем не отличающийся от многих таких же в тенистой глубине зеленого леса, и этот холмик был подвижен не больше других. Со стоном, -- словно под слишком большой тяжестью обломился сук, -- Зеленый Человек рухнул на землю. Половина его головы была черна и обуглена. Усики дыма, похожие на серые плющи, все еще поднимались над нею. Сожженные листья опали с ладони, когда Зеленый Человек, кривясь от боли, протянул почерневшую руку и нежно накрыл желудь. Вздрогнула, пророкотав, земля, и между пальцев гиганта вырвался дубовый сеянец. Голова Зеленого Человека поникла, но сеянец изо всех сил потянулся к солнцу. Он выпустил корешки, сразу же утолстившиеся, корни его зарывались в землю, появлялись новые, опять становясь толще и уходя вглубь. Ствол дерева раздался и устремился вверх, кора посерела, потрескалась, постарела. Ветви раскидывали побеги, наливались тяжестью, становясь толщиной с руку, с туловище человека, и поднимались вверх, лаская небо, их укрыла плотная зеленая листва, густо желтели желуди. Огромная паутина корней по мере роста переворачивала пласты дерна, словно плугом вспарывая землю; уже и так громадный ствол задрожал, становясь толще, с дом в обхвате. Воцарилась тишина. Дуб, что мог бы стоять здесь пять сотен лет, накрыл место, где упал Зеленый Человек, отмечая могилу легенды. Найнив лежала на узловатых корнях, изогнувшихся под ее фигурку и образовавших ложе, на котором она сейчас покоилась. В кроне дуба вздохнул ветер -- будто прошелестел прощание. Даже Агинор явно был потрясен. Затем он вздернул голову, ввалившиеся глаза в пещерах-глазницах горели ненавистью. -- Хватит! Пришло время покончить с этим! -- Да, Отрекшийся, -- произнесла Морейн, голос ее был холоден, как лед глубокой зимой. -- Пришло время! Взметнулась рука Айз Седай, и под ногами Агинора провалилась земля. Из глубокой расселины с ревом рванулось пламя, подхлестываемое и доводимое до неистовства воющим со всех сторон ветром. Его вихри затягивали листья в огонь, который, казалось, загустел в исчерченное красным желтое желе чистейшего жара. В самом центре его стоял ни на чем, кроме воздуха, Агинор. Отрекшийся выглядел изумленным, но потом улыбнулся и сделал шаг вперед. Это был медленный шаг, -- огонь пытался не пустить его, задержать, -- но он сделал этот шаг, потом -- другой. -- Бегите! -- приказала Морейн. Лицо ее побелело от напряжения. -- Все бегите! Агинор шагал по воздуху, к краю пламени. Краем глаза Ранд уловил, как остальные бросились бежать: Мэт и Перрин ринулись прочь, длинные ноги несли Лойала под сень деревьев, но видел сейчас юноша одну лишь Эгвейн. Она стояла выпрямив спину, с бледным лицом и закрыв глаза. Но не страх удерживал ее, понял Ранд. Она пыталась швырнуть свою ничтожную, необученную способность управлять Силой против Отрекшегося. Ранд грубо схватил девушку за руку и развернул лицом к себе. -- Беги! -- заорал он ей. Глаза Эгвейн открылись, уставившись на него, -- горящие гневом за вмешательство, прозрачные от ненависти к Агинору, от страха перед Отрекшимся. -- Беги, -- сказал Ранд, подталкивая девушку к деревьям, сильно и твердо, лишь бы сдвинуть ее с места. -- Беги же! Эгвейн сделала шаг и побежала. Но иссохшее лицо Агинора повернулось к Ранду, к убегающей за спиной юноши Эгвейн. И Отрекшийся шагнул сквозь пламя, словно то, что делала Айз Седай, ничего не значило для Агинора. Шагавшего теперь к Эгвейн. -- Не ее! -- крикнул Ранд. -- Сожги тебя Свет, не ее! Он подобрал камень и швырнул голыш, думая отвлечь внимание Агинора. Не долетев до лица Отрекшегося, камень превратился в горсточку пыли. Ранд помедлил лишь мгновение, которого хватило бросить взгляд через плечо и убедиться, что Эгвейн скрылась за деревьями. Языки пламени все еще окружали Агинора, обрывки плаща тлели, но он шагал так, будто в запасе у него все время мира, и кромка огня была уже близка. Ранд повернулся и кинулся бежать. Он услышал, как позади него начала громко кричать Морейн. ГЛАВА 51. ПРОТИВ ТЕНИ Ранд бежал -- все вверх и вверх по склону, но страх придавал ногам силы, и они длинными шагами пожирали расстояние. Он проламывался сквозь цветущие кусты и прорывался через сплетения дикой розы, расшвыривая лепестки, не чувствуя шипов, цепляющих одежду или даже до крови царапающих кожу. Морейн перестала кричать. Казалось, вопли длились целую вечность, каждый еще более, чем предыдущий, рвал горло, но Ранд знал, что продолжались они считанные мгновения. Те самые мгновения перед тем, как Агинор бросился по его следу. Ранд знал, что именно его станет преследовать Агинор. Он видел уверенность в глубоко посаженных глазах Отрекшегося, в ту последнюю секунду до того, как ужас подстегнул юношу и ноги понесли его прочь. Склон становился все круче, но Ранд продолжал карабкаться вверх, цепляясь за пучки травы и подлесок, а из-под ног у него сыпались вниз камешки, комья земли, листья. Потом, когда склон стал слишком крут, он пополз на руках и коленях. Вперед, вверх, потом стало чуть ровнее. Тяжело дыша, Ранд проковылял еще несколько последних спанов, поднялся на ноги и замер на месте, обуреваемый желанием завыть во весь голос. В десяти шагах впереди вершина холма отвесно обрывалась. Что увидит, он знал еще до того, как достиг обрыва, но все равно прошел эти несколько шагов, каждый тяжелее предыдущего, надеясь, что там окажется какой-нибудь спуск, козлиная Тропка, что угодно. У края он посмотрел вдоль сотнефутового обрыва: каменная стена, гладкая как оструганная балка. Должен же быть какой-то путь. Я вернусь и отыщу обход. Вернусь и... Когда Ранд повернулся, там уже был Агинор, только что взобравшийся на гребень. Отрекшийся одолел подъем без всякого труда, шагая по крутому склону, как по ровной дороге. На обтянутом пергаментом лице пылали ввалившиеся глаза; теперь оно как-то казалось менее иссохшим, чем прежде, округлившимся, будто Агинор плотно перекусил. Эти горящие глаза не отрывались от Ранда, но когда Агинор заговорил, то разговаривал он почти что сам с собой. -- Того, кто доставит тебя в Шайол Гул, Ба'алзамон вознаградит превыше всего, о чем мог бы мечтать смертный. Однако мои мечты всегда были превыше грез прочих людей, и я оставил смертность тысячелетия тому назад. Какая разница, служить Великому Повелителю Тьмы живым или мертвым? Для беспредельности Тени -- никакой. С чего я стану делить власть с тобой? Я, тот, кто стоял лицом к лицу с Льюсом Тэрином Теламоном в самом Зале Слуг! Я, тот, кто бросил свою мощь против Повелителя Утра и встретил его удар своим! По-моему, не должен. Во рту у Ранда было сухо, как в раскаленной пустыне; язык, похоже, столь же иссох, как сам Агинор. Кромка пропасти противно скрипела под каблуками, вниз сорвался камешек. Ранд не смел оглянуться, но слышал, как прыгают и отскакивают от отвесной стены камни, -- так могло биться и отлетать его тело, двинься он еще на дюйм. Эта мысль первой пришла в голову Ранду, когда он понял, что пятится подальше от Отрекшегося. Кожу стянуло мурашками, и ему вдруг почудилось, что стоит взглянуть на нее, и он увидит иссохшую, покоробившуюся шкуру, -- если, конечно, сумеет отвести глаза от Отрекшегося. Должен же быть какой-то способ убежать от нею. Какой-то путь к спасению! Должен быть! Хоть какой-то путь! Внезапно Ранд что-то почувствовал и увидел это, хотя и понимал: этого нельзя тут увидеть. Пылающая бечевка бежала от Агинора назад, белая, как солнечное сияние сквозь чистейшее облачко, тяжелее руки кузнеца, легче воздуха, связующая Отрекшегося с чем-то далеким-далеким, на невообразимом расстоянии, и с чем-то в то же время на расстоянии вытянутой руки Ранда. Веревка пульсировала, и с каждым ее биением Агинор становился сильнее, все более облекаясь плотью, становясь таким же высоким и сильным, как и сам Ранд, воином беспощаднее Стража, более смертоносным, чем само Запустение. Однако рядом с этим сияющим шнуром сам Отрекшийся казался почти что несуществующим. Шнур был всем. Он тихо гудел. Пел. Он призывал душу Ранда. От шнура поднялась яркая, с палец толщиной прядь, поплыла по воздуху, коснулась его, и Ранд задохнулся. Свет наполнил его и жар, который должен был испепелить юношу, но лишь согрел, будто изгнав из его костей могильную стылость. Прядка утолщилась. Мне нужно убраться прочь! -- Нет! -- завопил Агинор. -- Это не тебе! Это мое! Ранд не шелохнулся, как и Отрекшийся, тем не менее они боролись столь же несомненно, как если бы схватились врукопашную. Пот выступил на лице Агинора, теперь уже не высохшем, больше уже не старом, а как у крепкого мужчины в расцвете лет. Ранд пульсировал вместе с биением бечевы, в такт которому словно сокращалось сердце мира. Пульсации заполнили все его существо. Свет заполнил его разум, оставив лишь уголок для того, кем был он сам. Ранд обернул пустоту вокруг этого укромного уголка; укрылся в пустоте. Прочь! -- Мое! -- кричал Агинор. -- Мое! Тепло разлилось в Ранде, тепло солнца, сияние солнца, взрывающееся, ужасное сияние света, Света. Прочь! -- Мое! -- Пламя выстрелило изо рта Агинора, огненными комьями вырвалось из глаз, и он завопил. Прочь! И Ранд не стоял больше на вершине холма. Он трепетал вместе с затопившим его Светом. Разум отказывался повиноваться; свет и жар ослепили его. Да, Свет. В самом центре пустоты Свет ослепил его разум, оглушил благоговейным страхом. Ранд стоял в широком горном перевале, окруженный ощерившимися черными пиками, похожими на зубы Темного. Это было по-настоящему; Ранд и в самом деле стоял тут. Он ощущал камни под сапогами, ледяной ветерок на лице. Битва окружала его -- или ее окончание. Люди в доспехах, на одетых в броню лошадях, -- сверкающая сталь теперь запорошена пылью, -- рубили и кололи рычащих троллоков, орудующих топорами с шипами и похожими на косы мечами. Некоторые солдаты бились пешими, лошади их лежали убитыми, и по полю битвы туда-сюда носились галопом лошади в доспехах и с пустыми седлами. Тут и там двигались Исчезающие, черные, как полночь, плащи свисали не шелохнувшись, каким бы аллюром ни скакали темные лошади; и где бы ни взмахивали пожирающие свет мечи Мурддраалов -- там гибли люди. Грохот сражения ударил в Ранда, ударил его и отскочил. Лязг стали о сталь, тяжелое дыхание и хрипы сражающихся людей и троллоков, крики гибнущих людей и троллоков. Над несмолкаемым шумом битвы в наполненном пылью воздухе реяли стяги. Черный Ястреб Фал Дара, Белый Олень Шайнара, другие. И знамена троллоков. Поблизости Ранд заметил рогатый череп Да'волов, кроваво-красный трезубец Ко'балов, железный кулак Дей'монов. Однако это и в самом деле был конец сражения, пауза, когда и люди, и троллоки отступили, чтобы перегруппироваться. Никто вроде и не замечал Ранда, противники наносили пару последних ударов и откатывались, либо скача галопом, либо убегая, пошатываясь, в разные концы перевала. Ранд сообразил, что стоит лицом к тому концу перевала, где перестраивали свои ряды люди, там ниже мерцающих наконечников пик трепетали вымпелы. Раненые покачивались в седлах. Лошади без всадников носились галопом, вставали на дыбы. Было очевидно, что солдаты не выстоят еще одного натиска, однако с не меньшей очевидностью они готовились к еще одной, последней атаке врага. Теперь кое-кто в шеренгах людей заметил Ранда; всадники привставали в стременах и указывали на него. Отдельные выкрики доносились до него едва слышимым щебетанием. Пошатываясь, Ранд развернулся. Другой конец перевала заполняли войска Темного, ощетинившиеся черными пиками и остриями копий, взобравшиеся на горные склоны громадные массы троллоков, от которых скалы почернели еще больше. По сравнению с этими полчищами армия Шайнара казалась карликовой. Вдоль фронта троллочьих орд сотнями скакали Исчезающие, яростные морды-рыла в страхе отворачивались при приближении Мурддраалов, огромные тела отодвигались, освобождая им дорогу. В выси описывали круги Драгкары, едва взмахивая кожистыми крыльями, оглашая криками воздух. Полулюди теперь тоже заметили Ранда, указали на него, и Драгкар развернулся к юноше и круто сорвался вниз. Второй. Третий. Шесть Драгкаров, пронзительно вопя, камнем падали на него. Ранд уставился на них. Жар наполнял его, обжигающий жар прикосновения солнца. Он отчетливо видел Драгкаров, бездушные глаза бледных человеческих лиц на крылатых телах, которые не имели ничего человеческого. Страшный жар. Потрескивающий жар. С чистого неба ударила молния, каждая стрела -- четкая и резкая, слепящая глаза, каждая стрела врезалась в черный крылатый силуэт. Крики охотников превратились в вопли смерти, и обугленные тела упали наземь, оставив после себя очистившееся небо. Жар. Страшный жар Света. Он рухнул на колени; ему чудилось, будто шипят на щеках слезы. -- Нет! -- Он вцепился в пучки жесткой, как проволока, травы, чтобы хоть так удержаться за реальность; трава полыхнула пламенем. -- Пожалуйста, неееееееет! Ветер взметнулся с его голосом, завыл его голосом, взревел его голосом по перевалу, раздув яз