чина. Она прошла почти рядом со мной, но не заметила меня, а мужчина на мгновение оглянулся и смерил меня взглядом. Я успел расслышать, как девочка назвала его папой. Это объясняло все. Значит, девочка действительно жила где-то рядом. Все дело в том, что не только дома, но и родители все более стандартизуются и становятся похожими друг на друга. Все стало на свои места, и это принесло пустоту и грусть. Мы с Валентиной очень привязались к Ольге и все еще надеялись найти ее в каком-нибудь детском доме и взять к себе. Я рассказал Валентине о случившемся, но она мне не поверила. Она не могла этому поверить. 6 И вот настал день, когда в капсулу должен был сесть я. Это было в конце августа. Меня должны были запустить на полчаса. Примерно за час до этого начались сборы. Я облачился в комбинезон и выслушивал последние наставления и советы. По роду службы Валентина в это время должна была находиться на другом конце полигона. Мы пожали друг другу руки немного раньше. И вдруг неожиданно раздался возглас: - Папа! Папа! Я оглянулся. В дверях лаборатории стояла Оля. Солнце светило ей в затылок, и разлетевшиеся по лицу и над головой волосы казались светлыми, золотыми. Она снова была в белом прозрачном платье и с двумя большими белыми бантами на голове. Лицо ее стремительно меняло выражения. То радостное, потому что она увидела меня, то чуть испуганное, потому что незнакомые дяди и тети могли ее отсюда выгнать, то детски наивное, словно все это игра. Она бросилась ко мне. Она снова была маленьким солнечным зайчиком. Никто не прикрикнул на нее, не остановил. Правда, некоторые хмыкнули в ладошку: откуда у этого молодого испытателя могла взяться такая большая дочь? Но заметив, что я нисколько не удивлен этой встречей, веселые люди слегка посерьезнели и по одному вышли из комнаты. - Ты хотел мне показать капсулу, папа! - сказала она. - И разрешить посмотреть на кнопочки. Можно? Мы зашли в одну из капсул-тренажеров. Я начал объяснять ей назначение ручек управления, не очень заботясь о связности объяснения, так как она все равно ничего бы не поняла. Ее особенно интересовала кнопка возвращения. Она несколько раз заставляла меня нажимать ее, приговаривая: - Домой! Домой! Ты возвращаешься! Ты возвращаешься! Потом я объяснил ей, что эту кнопку можно и не нажимать, потому что у капсулы есть электронный мозг, которому перед стартом зададут программу, и он сам возвратит капсулу на пятачок. - А если этот мозг уснет, папа? Что тогда? - Он не может уснуть. Он не умеет спать. - Ну а если он разобьется или сломается? - Он очень прочный, Оля. С ним ничего не сделается. - Ну а все-таки? - Тогда я нажму вот эту кнопку и верну капсулу сам. - Пап, нажми кнопку. Еще. Еще. При нажатии этой кнопки гудел зуммер и мигали лампочки пульта управления. Это, наверное, и заставляло ее просить меня нажимать кнопку. Я нажал на нее, наверное, раз двадцать. - Папа, не забудь нажать эту кнопку, когда будешь там, - сказала Оля, и в это время меня осторожно позвали. Мы вышли из лаборатории. Девочка держалась за мою руку, не выпуская ее. Кто-то сказал: - А как же Валентина? На него шикнули. Он, наверное, имел в виду, что скажет Валентина, когда увидит меня с дочерью. Все знали, что Валентина моя жена. Но мало кто знал, что у нас обоих есть таинственная дочь Оля - Солнечный зайчик. Мы подошли к пятачку. Валентина увидела нас издалека и подбежала. Ольга кинулась к ней. В глазах у Валентины можно было прочесть: как ты сюда попала? В электронный мозг капсулы закладывали программу возвращения. Я помахал друзьям рукой. Валентина вцепилась в девочку и напряженно смотрела на меня и словно не видела. - Все будет хорошо! - крикнул я и пошел к капсуле. Того, что произошло дальше, я не помню. Но все было точно так, как я об этом рассказываю. Иного объяснения тому, что со мной произошло, я не могу найти. Позже все подтвердилось. Когда я нажимал кнопку пуска, я был в полном сознании, но сразу же после этого начался обморок. Он длился несколько минут. Потом я пришел в себя и каким-то образом понял, что нахожусь в капсуле. Именно каким-то странным образом, потому что мое сознание в это время говорило мне, что я стою возле капсулы. Около пятачка тоже стоят люди и что-то кричат. Потом я начал медленно пятиться от капсулы, очутился на краю асфальтового пятачка, как-то нелепо спрыгнул с него. И в то же время я находился в капсуле. Я каким-то образом каждое мгновение чувствовал свою кабину, ручки и кнопки управления. Вдруг едва заметно задрожала кабина и, хотя я в это время, пятясь, отходил от пятачка, руки произвели необходимые действия, потому что в волноводе начала образовываться перемычка. В это мгновение я уже не помнил, что со мной было с того момента, когда я попрощался с Валентиной, и до того, как я проскочил перемычку. Передо мной вставали все более и более ранние картины, предшествовавшие старту. Это были даже не картины. Я все чувствовал, ощущал, я все слышал, различал запахи леса, трав и цветов. Это было мое настоящее, только чуть-чуть размытое в мелких деталях, на которые я, очевидно, тогда не обращал внимания. А то, что было в кабине капсулы, действительно напоминало какую-то картину, нереальную, выдуманную, не имеющую права на существование, потому что в это время я был еще только возле домика, следовательно, никак не мог находиться в капсуле. Словно две кинопленки разворачивались передо мной. Иногда это уже казалось мне сумасшествием. Я переставал понимать, что происходит со мной и где я нахожусь. Я не знал, что мне следует делать в следующее мгновение. У меня, правда, возникала мысль, что все наоборот. Но что наоборот? Зачем наоборот? Что такое наоборот? Любой посторонний наблюдатель, если бы это только было возможно, сразу понял бы, что у меня в капсуле время течет вспять. И вся информация, которая имелась в моем мозге и в запоминающем устройстве вычислительной машины капсулы, постепенно прокручивалась в обратную сторону и тут же стиралась, уничтожалась. Я уже не мог знать, почему и как я очутился в капсуле. Все предыдущие воспоминания об этом исчезли. Я еще не осознал, в каком ужасном положении я нахожусь. Я не мог возвратиться в настоящее сам, потому что не знал, что нахожусь уже в прошлом. И автоматика не могла вернуть меня. Программу для возвращения в память вычислительной машины заложили за несколько минут перед стартом, и она уже была стерта текущим в обратную сторону временем. Со мной случилось то же, что и с Левкой. Поэтому Левка и не вернулся. Он так и не нажал кнопку возвращения. Я был обречен, пока в кабине оставался воздух, все дальше и дальше уходить в прошлое, не догадываясь нажать кнопку возвращения. Я сидел в тренировочной капсуле. Рядом стояла Оля. Паши движения были смешны и нелепы, а речь вообще воспринималась как бессмысленный набор звуков. - Укпонк имжан, пап, - говорила девочка. Я понимал ее там, в лаборатории, на полигоне, а здесь, в капсуле, мне было смешно. Что такое "укпонк"? - Укпонк имжан, пап, - снова сказала девочка. Я рассмеялся. Но она повторяла это снова и снова, и я там, в лаборатории, старательно отдергивал палец от кнопки. Ольга повторила смешную фразу раз десять, и это вдруг заставило меня насторожиться. Я делал все в обратном порядке, но подсознательно ухватился за эту фразу. Что такое "укпонк"? Почему Оля столько раз это повторяет? А она все повторяла и повторяла. И вдруг я почему-то прочел фразу наоборот. Это было какое-то секундное возвращение к действительности. - Пап, нажми кнопку! Я еще, конечно, не осознал, где нахожусь, но раз Ольга просила, значит, надо нажать. И я нажал кнопку возвращения в настоящее. И сразу же лента в сознании, которая прокручивалась в обратном направлении, остановилась. Это позволило мне окончательно прийти в себя. И я увидел себя в кабине капсулы. Ничто не напоминало мне, что я действительно возвращаюсь из прошлого, что я нахожусь не в тренировочной капсуле. Но я не трогал ни одной ручки. Я сидел неподвижно, передо мной было лицо девочки с большими белыми бантами. - Ты возвращаешься! Ты возвращаешься! Вспыхнула световая сигнализация, и раздвинулись створки иллюминаторов. Лицо девочки исчезло. "Ну что ж, - сказал я себе. - Я нахожусь в тренировочной капсуле. Ольге надоело выслушивать мои объяснения, и она убежала. Через полчаса запуск". Я толкнул люк и почувствовал, что он завинчен. Что случилось? Вдруг крышка люка отлетела в сторону, и ко мне заглянул человек. - Жив! - заорал он. - Жив и даже улыбается! - Что случилось, ребята? - спросил я, вылезая из люка. - Кто перетащил сюда эту капсулу. Ведь скоро запуск. Мне не дали договорить, схватили на руки и потащили к краю пятачка. Рядом бежала женщина в белом халате и кричала: - Отпустите его! На носилки! Его же исследовать надо! - Успеете. Теперь успеете, - сказал кто-то. Я видел, что лица людей радостны, но не понимал причины такого бурного веселья. Кроме того, мне было немного неудобно, что я что-то забыл, а через несколько минут запуск. Еще отменят из-за этого. Когда меня наконец отпустили, я увидел плачущую Валентину. - Валя, - сказал я, - мы же договорились, что ты не будешь плакать, провожая меня... - Я и не плакала... - Но ведь ты плачешь. Я вернусь. Не бойся за меня. - Ты вернулся, - сказала она, плача и смеясь. - Ты вернулся! "Ты возвращаешься! Возвращаешься!" - вдруг вспомнил я. И лицо Ольги. Значит... - Где Ольга? - крикнул я. - Я опять упустила ее, - сказала Валентина. - Но теперь, мне кажется, она вернется к нам навсегда. Я просто вынужден был поверить, что побывал в прошлом. Кинокамера, у которой не было программного управления и которая включалась на мгновение при нажатии кнопки возвращения, зафиксировала, что я действительно на полчаса проник в прошлое. Весь институт потом долго ломал голову над тем, что же со мной произошло. Постепенно картина вырисовывалась. Время в капсуле раздваивалось. Одна составляющая его текла вспять и воспринималась ярко и отчетливо. Другая составляющая текла в нашем обычном понимании, но практически не воспринималась. Теперь я мог рассказать всем, что со мной произошло в капсуле, почему я вернулся, почему погиб Левка, почему теряли сознание предыдущие испытатели, почему не возвращались некоторые автоматические капсулы. Задавать программу автоматическим капсулам необходимо было хотя бы за несколько часов перед стартом, если их отправляли на продолжительный срок. Мы выиграли сражение, хотя и с потерями. А что же мы имели в результате? В прошлое проникнуть можно. Но капсула движется медленно, со скоростью обычного времени. Прощай мечта проникнуть в прошлые столетия! Нельзя увидеть даже собственное детство, потому что сам испытатель за это время в капсуле превратится в ребенка. Какова же практическая польза наших исследований? Конечно, можно проникнуть в прошлое на сутки или даже на неделю. Но для этого испытателя надо столько же времени специально готовить. Или вписывать в его мозг события последних суток в обратном порядке с помощью какой-либо аппаратуры, или заранее стирать всю информацию за сутки, предшествующие запуску. Да. Результаты были очень скромные. Не могло быть и речи об исследовании истории. В лучшем случае мы могли вторично просмотреть недавние события, расследовать какое-либо преступление. Теперь для испытателей появился еще один вид тренировок. Тренировки в темпокамере, камере времени. А точнее - антивремени. Это были самые тяжелые тренировки. Ведь эксперимент проводился над нашим мозгом, после чего мы не помнили многих событий своей жизни. И, несмотря на то, что все это было нужно, именно этот вид тренировок отталкивал людей от нашей профессии. Она потеряла ореол романтики. Через несколько лет мы уже не тренировались, мы уже работали, проникая в прошлое с исследовательскими целями. Я рассказал Вале, как меня спасла наша таинственная девочка. Наш Солнечный зайчик. Это она заставила меня нажать кнопку возвращения. После того дня мы ждали ее каждый вечер, но она не приходила. Теперь мы знали точно, что она появлялась не из будущего. Это было принципиально невозможно. А мы даже не догадались сфотографировать ее. Ольга не появлялась у нас больше. Она словно возникла для того, чтобы однажды спасти меня и исчезнуть навсегда. Особенно тяжело переживала ее исчезновение Валентина. Но время шло, и боль постепенно стиралась. Когда у нас родилась дочь, мы без колебаний назвали ее Ольгой. Валентина оставила в квартире все так, как было, когда у нас появлялся Солнечный зайчик. Она ни за что не позволяла делать мне в квартире какие-нибудь перестановки. - Она еще вернется, - говорила Валентина. - Пусть для нее все будет привычным. Прошло несколько лет. Наша дочь пошла в школу. Валентина заплетала ей в косы такие же большие банты, какие были у Солнечного зайчика, шила ей такие же платья. Она до мельчайших подробностей помнила девочку. Однажды она даже сказала мне, что наша дочь и лицом и фигурой походит на ту девочку. Прошло уже девять лет, и я не мог точно воспроизвести в памяти портрет девочки. Ведь и видели-то мы ее всего несколько раз. 7 Это произошло однажды вечером в конце мая. Валентина в это время была в командировке. В квартиру кто-то настойчиво позвонил. Так могла звонить только наша Ольга. Я открыл дверь, на пороге стояла, конечно, она. - Почему ты так долго задержалась в школе? - строго спросил я. Она удивленно посмотрела на меня. - Но ведь я уже была дома. - Когда это? Что-то я не заметил. - Сразу после школы. Я полила цветы, а ты сходил в кондитерский магазин. Мы пили чай. Ты еще был такой смешной. Потом я пошла готовить уроки и поиграть к Марине. Теперь я посмотрел на нее удивленно. Цветы не были политы. Ни в какой магазин я сегодня не ходил. - Ну и сочиняешь ты, Оля. Надо все-таки приходить домой пораньше или предупреждать, чтобы я не беспокоился. Садись кушать. Мы сели за стол. Я взял газету. Она поглядела на меня сердито. А когда дело дошло до чая, она не вытерпела и спросила: - Папа, почему ты не достанешь коробки с пирожными и конфетами? Ведь я же ничем не провинилась. - Оля, о каких коробках ты говоришь? Я не покупал ничего сегодня. - Покупал! Ты был такой смешной. Курил. И придумал смешную игру, как будто ты меня не знаешь и впервые видишь. Спрашивал, как меня зовут. Я обжегся горячим чаем. - Постой, постой! Что ты говоришь? Какую игру? - Ну как будто бы мы не знаем друг друга. И еще сказал, что тебя зовут Онуфрием... - ...Балалаевичем! - заорал я во все горло. - Балалаевичем, - засмеялась она и стала вдруг так похожа на быстрого, неуловимого солнечного зайчика, так похожа на ту Ольгу, на ту девочку. - Вспомнил? - Вспомнил, Олька! Все вспомнил! Так это, значит, ты и была? Она захлопала ресницами. Выражения радости, испуга, удивления, восторга и недоумения возникали и исчезали у нее на лице. - Ну а кто же это еще мог быть, папочка? Ты сегодня какой-то совсем смешной. То игру придумал, а теперь все забыл. - Я все помню, только не могу поверить, что это была ты. Ты и цветы уже поливала? И играла на рояле? И я не знал, как танцевать лагетту? Правильно? - Ты придумал новую игру, папочка? - Придумал, Олька! Ты подожди немного, я сбегаю в магазин. Бегом! Потом мы пили чай с эклерами "Снежный". Она так их любила. Я вспоминал то, что случилось со мной однажды, девять лет назад. - А когда мы танцевали с тобой чарльстон, ты сказала: "Тебя, папочка, не перетанцуешь". - Да. Смешно. - Она засмеялась, словно серебряные колокольчики рассыпались по полу. - А Матильда спрятала пластинки с лагеттой. - Ага! А она положила их на место? - Положила. Станцуем? И мы начали танцевать лагетту, новый модный танец. Когда она ложилась спать, я осторожно спросил: - Оля, когда ты шла из школы, а потом к Марине, - с тобой ничего такого не было?.. Ну голова, например, закружилась? Или еще что-нибудь? - Нет, папа. Я встретила Кольку из шестой квартиры. Ну Колька-то уж, конечно, не имел к этому никакого отношения. - Спи спокойно, Оля. Да, это была она. Солнечный зайчик. Но как она могли очутиться в прошлом? Девять лет. Я работаю столько лет над проблемой путешествии в прошлое, но я ничего не могу понять. А она так просто путешествует в прошлое и настоящее... Значит, возможно что-то принципиально новое, другое. Значит, нам нужно искать другой путь... Когда Валентина возвратилась из командировки, я ей все рассказал. Она мне сначала не поверила. Как такое может быть? И это говорит старый испытатель? А я уже знал, что в скором времени я тоже появлюсь в том времени вместе с Ольгой. Человек, которого я однажды встретил с Ольгой, ведь это был я! Это я тогда, не в силах сдержаться, оглянулся и бросил быстрый взгляд на себя, тогда еще двадцатитрехлетнего. - Помнишь тот день, когда ты ее увидела в первый раз? Она была так обрадована, что ты приехала из командировки. И сразу же назвала тебя мамой. Потом мы не попали в кино и гуляли по Лагерному саду. А потом она внезапно исчезла. Так вот. Вон на диване лежит ее портфель, но сама она еще дома не была. Я не знаю, как он попал в комнату. В котором часу она тогда исчезла? - В девять, - одними губами прошептала побледневшая Валентина. - В девять часов она позвонит в дверь и спросит, почему мы ее бросили в саду одну. И нисколько не удивится, что ты приехала, потому что для нее ты приехала тогда, на несколько часов раньше. Все в этот вечер валилось из рук Валентины. Она и верила и не верила. Было уже довольно поздно, и Валентина на всякий случай позвонила всем знакомым, у которых могла быть Ольга. Но ее ни у кого не было. В девять часов раздался звонок. Валентина не нашла в себе сил подняться с кресла. Я открыл дверь. - Почему вы меня бросили в Лагерном саду одну? А? Признавайтесь! Испытываете на храбрость? - Олька, - сказала Валентина и заплакала. - Солнечный зайчик! - Почему ты плачешь, мама? - Я ждала, я все время верила, что ты вернешься. - Ну, мама, не такая уж я трусиха. Здесь всего-то четыре квартала. Здесь "всего-то" было девять лет.