Оцените этот текст:


   -----------------------------------------------------------------------
   Авт.сб. "Седьмая модель". М., "Молодая гвардия", 1975.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 3 November 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   Я стоял в магазине электротоваров и раздумывал, что мне купить: ИВП или
ИХП. ИВП - это портативный  изменитель  внешности,  а  ИХП  -  портативный
изменитель характера. Изменитель характера стоил гораздо дороже, но  не  в
деньгах было дело. Я считал, что характер у меня  вполне  сносный,  а  вот
внешность... Хотя... Ведь считала  же  меня  моя  жена  когда-то  красивым
парнем! А  потом,  наверное,  привыкла  или  поняла,  что  это  ей  только
казалось.
   Словом, я купил ИВП, размером чуть больше пачки сигарет, положил его  в
карман пиджака и вышел из магазина. Кажется, я еще и сам не очень понимал,
зачем он мне нужен. Не  дома  же  пользоваться  им?  Нет.  Просто  во  мне
назревал какой-то внутренний протест, взрыв. Я еще не знал, что сделаю, но
уже исподволь готовил себя к этому.
   На улице шел снег, пушистый и легкий.  Снежинки  словно  нехотя  падали
вниз. Я нажал кнопку портативного  изменителя  внешности  и  пожалел,  что
рядом нет зеркала, чтобы посмотреться в него. Мимо  прошел  Кондратьев  из
нашего отдела. Он был уже немного навеселе, хотя  после  окончания  работы
прошло всего сорок минут. В таком состоянии он привязывался ко всем  своим
знакомым, чтобы они составили ему компанию для продолжения уже начатого им
занятия. И по тому, что он даже не узнал меня, я убедился,  что  внешность
моя подверглась значительному изменению. Никаких неприятных ощущений,  как
и говорилось в паспорте приборчика, я не испытывал.
   Подошел троллейбус. Народу в нем  было  мало,  и  я  сел  на  свободное
сиденье у окна. Голова тупо болела от всевозможных совещаний и планерок  в
нашем СКБ. А придешь домой,  что  тебя  там  ждет?  Нужно  сходить  купить
картошки,  подмести  пол,  просмотреть  газета  и  журналы  и  засесть  за
телевизор. Жена будет готовить ужин. Потом и  она  на  минуту  присядет  к
телевизору, спросит, что там в газетах пишут, а  сама  даже  не  выслушает
ответа. Да я и не отвечал на такие вопросы уже давно. Говорить  нам  не  о
чем. Мы настолько привыкли  друг  к  другу,  что  даже  не  замечаем  один
другого.
   И вот тут-то мне и захотелось сделать  что-нибудь  не  так.  Не  пойти,
например, домой, а пригласить женщину, сидящую рядом со мной, в  кино  или
ресторан. Влюбиться в нее, стоять вечерами под ее  окнами,  ждать  встреч.
Жене ведь все равно. Лишь бы деньги домой приносил да не приходил  пьяный.
Она ведь не расстроится, если даже и узнает. А что?! Сделаю!
   Я понимал, что никто со мной ни в кино, ни  тем  более  в  ресторан  не
пойдет. В лучшем случае воспримут как шутку, а в  худшем  -  начнут  звать
милиционера. Да будь что будет! Я  резко  повернулся  к  женщине,  сидящей
рядом, и сказал:
   - Послушайте! Хотите,  я  приглашу  вас  в  ресторан?  Ей-богу,  ничего
плохого в этом нет.
   Женщина удивленно посмотрела на меня, и я узнал свою жену. Это было так
неожиданно, что я на несколько секунд онемел. Но отступать было поздно,  и
я решил доиграть свою роль до конца. Тем более  что  изменитель  внешности
сделал меня неузнаваемым.
   - Или, может быть, вас дома муж ждет? - спросил я немного язвительно.
   - Нет, - спокойно сказала она. - Никто меня не  ждет.  Моему  мужу  все
равно.
   - Тогда я вас приглашаю в ресторан.
   - Сразу в ресторан? - рассмеялась она. - Нет. В кино было бы еще можно.
А вы сразу в ресторан.
   - Ну, тогда пойдемте в кино. Только вы  не  подумайте,  что  я  донжуан
какой. Просто домой идти не хочется.
   - Я понимаю, - сказала моя жена. - Мне тоже не хочется. Придешь -  дома
тишина, тоскливо...
   - Так не ходите!
   - Нет, нельзя. Нужно ужин приготовить. Ведь, кроме  мужа,  у  меня  еще
дочь. В первый класс уже ходит...  Извините,  -  сказала  женщина.  -  Мне
выходить на следующей остановке. До свидания.
   - Я провожу вас! - закричал я на весь троллейбус.
   - Не нужно. Еще увидит кто-нибудь и передаст вашей жене.
   - Но с вами так легко было разговаривать... и интересно.
   Моя  жена  как-то  странно  улыбнулась,  но  в  это  время   троллейбус
остановился, и она вышла. А я бросился следом, извиняясь перед теми,  кого
нечаянно толкнул. Я догнал ее и крикнул:
   - Подождите! Я пойду с вами, тем более что нам по пути.
   - Вы говорите это нарочно, - сказала она.
   - Нет, нет... Скажите хоть, как ваше имя?
   - Вероника.
   - А меня зовут Алексеем.
   Она была в короткой шубке и  черных  сапожках,  с  пушистым  шарфом  на
голове. Ей отчего-то вдруг стало весело, и лишь раза два она  задумывалась
на мгновение, и на переносице появлялись морщинки. Она несла хозяйственную
сумку, и я чуть ли не силой отобрал ее. Мы дошли до табачного магазина.
   - Все. Дальше  меня  провожать  не  нужно.  Следующий  дом  -  мой.  До
свиданья, Алексей.
   - Вероника, неужели я вас больше не увижу? Ну, назначьте мне  свидание!
Я буду ждать вас завтра возле кинотеатра в шесть часов вечера.
   - Нет, Алексей. Ничего из этого не выйдет.
   - А я все равно вас буду ждать! До свидания!
   Я отдал Веронике сумку, и она быстро ушла.  А  я  завернул  в  табачный
магазин, купил сигарет и двинулся домой. Возле дома я  немного  постоял  и
только потом вошел в  подъезд,  предварительно  выключив  свой  изменитель
внешности.
   Жена встретила меня стереотипной фразой:
   - Пришел?
   - Пришел, Вероника, - ответил я, и, когда чуть позже  справился  насчет
ужина, она ответила так же стереотипно:
   - Нету ничего. Ходишь бог знает где да еще обеды спрашиваешь.
   - Ах, опять ты свое начала. В столовую буду ходить, если тебе жалко.
   -  Ладно,  -  примирительно  сказала  Вероника.  -  Сходи-ка  лучше  за
картошкой, а я пока мясо поставлю варить. Я сама недавно пришла.
   - Ленка на улице бегает? - строго спросил я.
   - На улице.
   Я взял сетку и пошел в магазин. Потом подметал пол, хлебал борщ,  читая
книгу, просматривал газеты, сидел  у  телевизора.  Дочка  наша  уже  легла
спать. Вероника кончила свои домашние работы, устало опустилась на диван и
спросила:
   - Что там в газетах пишут?
   Я, как обычно, не ответил, да она и не ждала от меня ответа. А я  вдруг
сказал:
   - Вероника, завтра я задержусь. У меня срочное дело.
   - Что еще за дело? - безразлично спросила жена.
   - Да так. С человеком одним надо встретиться.
   - Мне тоже надо, - вдруг сказала она.
   - Странно, ты же никуда обычно вечером не ходишь...
   - Ты тоже обычно сидишь вечером, уткнувшись в телевизор.
   - Да я ничего. Надо так надо. Только вот как Ленка одна дома будет?
   - Ой, да большая она уже! Обед на газовой плите сама разогревает.
   - Ну хорошо. А во сколько ты вернешься?
   - Не знаю точно. Может, в семь, может, позже.
   Вопреки своим правилам, я выгладил брюки.  Вероника  смотрела  на  меня
удивленно.
   На следующий день без пятнадцати шесть  я  был  уже  около  кинотеатра.
Верный изменитель внешности, конечно,  спокойно  лежал  в  кармане.  Я  не
очень-то верил, что Вероника придет на свидание. Мне и хотелось, чтобы она
пришла, потому что я знал, она будет не такой, как дома, и в то же время я
был немного оскорблен, задет, что моя жена  ходит  на  свидание  с  кем-то
другим. Ведь для нее я сейчас был, конечно, другим. И вот я стоял и ждал.
   Она все-таки пришла. Чуть раньше назначенного срока.
   Как истинный влюбленный, я бросился к ней навстречу.
   - Здравствуйте, Вероника! Я все боялся, что вы не придете.
   - Я просто случайно шла мимо и увидела вас, -  ответила  она,  стараясь
казаться рассеянной и безразличной. Но я-то  знал,  что  случайно  в  этом
районе города она не может оказаться.
   - А вот в кино я рас пригласить не могу, - сказал я. - Все  билеты  уже
проданы. Если вы не будете против, то завтра я обязательно достану билеты.
Соглашайтесь...
   - Не знаю, что и сказать, - ответила Вероника. - Я так давно не была  в
кино. Но дома-то что без меня будут делать?
   - А разве ваш муж не приглашает вас в кино, театр?
   - Это ему и в голову не приходит.
   - Вот скотина, - искренне сказал я.
   - Вы действительно так думаете? - спросила Вероника.
   - Да. Я так думаю.
   - Тогда я принимаю ваше предложение. А что мы будем делать сегодня?
   - Сегодня? На улице тепло. Можно просто  побродить  по  Университетской
роще, - сказал я. - И еще. Разрешите мне, пожалуйста, взять вас под руку.
   - А вы такой же, как и все, - сказала  моя  жена,  но  взять  под  руку
разрешила.
   Мы долго гуляли по узеньким тропинкам Университетской рощи. Погода, что
ли, тут виновата или лунный свет и искры на снегу? Но мне с Вероникой было
удивительно  хорошо.  Она  рассказала  про  свою  школу,  где  преподавала
историю, про учеников и товарищей, про директора и про подготовку к смотру
художественной самодеятельности. Все в ее словах было интересным для меня.
А говорила она увлекательно. Она была прирожденным рассказчиком.
   Я слегка прижал ее локоть к себе. Она вся напряглась,  вырвала  руку  и
сказала:
   - Алексей, ведите себя благоразумно.
   И мне стало стыдно, словно я пытался  соблазнить  чужую  жену.  А  ведь
сейчас  мне  так  хотелось  обнять  ее  за  плечи  и   стоять,   чуть-чуть
покачиваясь, уткнувшись лицом в ее платок, и ничего не говорить, молчать.
   - Вероника, ради бога, извините меня, - сказал  я.  -  Со  мной  что-то
произошло. И мне так хочется обнять вас...
   Вероника холодно посмотрела на меня и сказала:
   - Почему бы вам это не проделывать со своей женой?
   - Почему? - задумчиво повторил я. - Если бы она этого хотела.
   - Значит, только потому, что ваша жена не хочет  ваших  объятий,  вы  и
пригласили меня сюда?
   Я испугался. А вдруг она сейчас уйдет и никогда не  будет  больше  этой
ночи, этих деревьев, ее тихого голоса,  скрипа  шагов.  Ничего  больше  не
будет.
   - Вероника, - сказал я. - Мне хорошо с вами. И моя жена тут ни при чем.
Не уходите. Пусть этот вечер будет счастливым.
   - Моему мужу тоже никогда не приходит в голову  обнять  меня,  -  вдруг
сказала она. И я чуть не сел в снег.
   Она протянула мне руку, и мы побежали, как когда-то, лет десять  назад,
прямо по целине, проваливаясь чуть ли не по пояс, и даже упали в сугроб  и
долго барахтались, пытаясь выбраться. А когда наконец нашли аллею, то были
все в снегу, как дед-мороз и снегурочка. Я отряхнул ее, но снег  попал  ей
за воротник, и она смешно съежилась, полуоткрыв рот. Губы ее  были  совсем
рядом, в трех сантиметрах от моего лица. И глаза у нее были закрыты, но  я
не осмелился поцеловать ее. Я боялся, что она рассердится и прогонит меня.
   Возвращались мы, взявшись за руки, как мальчишка и девчонка. Я проводил
ее до подъезда. Мы стояли еще минут пять, потом она сказала:
   - Я замерзла. Уходите, Алексей.
   - Завтра в шесть. Там же. Не забудьте, Вероника, - сказал я.
   Она кивнула и убежала в подъезд. А я постоял еще немного,  потом  дошел
до табачного магазина, купил там сигарет и вернулся домой.  Перед  дверями
на лестничной клетке вытащил свой изменитель внешности,  выключил  его.  И
так  мне  захотелось  швырнуть  его  куда-нибудь   подальше   или   просто
растоптать! Но почему Вероника дома со мной не такая, какой была сегодня в
Университетской роще? Все из-за этого идиотского изменителя внешности.  Но
я не выбросил и не растоптал его. Пусть хоть ей будет хорошо.
   Когда я зашел в квартиру, Вероника что-то пела на кухне,  но  сразу  же
смолкла, увидев меня. Она уже переоделась в старенький халатик и  домашние
туфли. И вообще она стала обычной, какой я привык ее видеть всегда. Я тоже
переоделся, напялив свое вылинявшее  трико,  висевшее  на  мне  мешком,  и
заглянул на кухню.
   - Еще ничего не готово, - сказала Вероника машинально.
   Я взялся за газеты. Прибежала с  улицы  Ленка  и  тоже  спросила  ужин.
Вероника рассердилась и крикнула мне, чтобы я сыграл с дочерью в шашки. Мы
сыграли три партии, причем все три я проиграл. Я никогда  не  мог  постичь
премудрости этих шашек. Потом мы сели ужинать, и жена спросила:
   - Что нового на работе?
   - А-а, - сморщился я. - Все по-старому. А у тебя?
   - Что в школе может быть нового? - ответила она.
   И я подумал: действительно, ну что там может быть нового и интересного?
За ужином, как обычно, нас развлекала Ленка. У нее был  неистощимый  запас
историй, но ее иногда  нужно  было  поддерживать,  поддакивать,  вставлять
вопросы, удивленно вскидывать брови,  а  мне  так  хотелось  плюхнуться  в
кресло перед телевизором.
   После ужина жена сказала:
   - Я завтра после работы задержусь часов  до  девяти.  Ты  бы  помог  на
кухне. А то завтра некогда будет...
   - Да? - удивленно сказал я,  и  на  мгновение  сладко  сжалось  сердце:
неужели  и  завтра  возле  кинотеатра  она  будет   такой   же   чудесной,
удивительной женщиной, как сегодня в Университетской роще. - А мне что же,
дома прикажете сидеть?
   Я  заметил,  что  она  вдруг  испугалась,  а  потом  сказала   сухо   и
неприязненно:
   - Можешь раз и посидеть.
   - Не могу, завтра много работы.
   - Так ты поможешь мне?
   Еще бы я не помог! Да я бы  все  сделал,  чтобы  увидеть  ее  завтра  у
кинотеатра. Вероника распределила обязанности, и мы  быстро  управились  с
делами.
   И снова на следующий день я ждал ее  возле  кинотеатра.  Она  пришла  в
хорошем настроении. У меня чуть ноги не подкосились, когда я увидел ее. Да
и сам, я это чувствовал, стал не таким сутулым и серым, как дома.  Я  тоже
хотел быть красивым, хотел нравиться ей.
   Я даже не запомнил, какой кинофильм показывали в тот вечер. Мы сидели в
темном зрительном зале.  Кто-то  украдкой  щелкал  орехи,  кто-то  хрустел
оберткой шоколада, некоторые вслух комментировали события, происходящие на
экране, кто-то сдержанно храпел, а перед нами сидела парочка и  целовалась
в открытую. А я думал только о том, как  бы  мне  осмелиться  и  взять  ее
ладонь в свою.
   Я осторожно протянул руку и нашел ее пальцы. Я чуть-чуть, едва  заметно
погладил их. Вероника вздрогнула. Тогда я взял  ее  руку  в  свою,  и  она
позволила мне это. Потом она повернула ладонь вверх и сжала мои пальцы.
   Как я любил ее сейчас! Почему ее рука,  которую  я  видел  тысячи  раз,
сейчас привела меня в трепет? И ее едва заметный в темноте профиль,  такой
знакомый и такой необычный  сейчас...  Она  вдруг  погладила  мою  руку  и
прижалась к плечу. А я был  счастлив.  События,  происходящие  на  экране,
потеряли для меня всякий интерес. Я сидел и смотрел на ее  лицо.  Я  любил
ее.
   Из кинотеатра мы вышли оба притихшие. Надо было что-то сказать. А  что?
Вам понравился кинофильм? Нет. Таких вопросов я задавать был не намерен. Я
просто обнял ее за плечи. Она попыталась вырваться, но только один раз.  И
когда я еще крепче прижал ее к себе, она повернула ко мне лицо  и  сказала
как-то тихо, нерешительно, словно оправдываясь:
   - Глупая я...
   - Нет, - сказал я. - Ты чудесная. И если твой муж тебя не любит, то  он
просто дурак.
   - Алеша, не будем говорить об этом. Скажи лучше мне что-нибудь хорошее.
   - Вероника, моя милая. Все слова глупые. Разве скажешь, что творится  у
меня в душе. Как сказать, чтобы ты поверила? Ведь я люблю тебя.
   - Я знаю, Алеша. Но все равно говори. Говори.
   - Странность какая-то происходит. Ведь я вижу тебя всего третий раз,  а
уже не утерпел и объяснился в любви. Все в тебе какое-то необыкновенное. И
слова, и лицо, и глаза, и ресницы, и мысли. Иногда мне кажется, что я знаю
тебя много-много лет. А потом опомнюсь - да нет  же,  всего  три  дня  как
знакомы. Ну кто знает, как приходит любовь? У меня и жена, и дочь. А я вот
хожу с тобой. И хотелось бы мне быть рядом с тобой  всю  жизнь.  И  каждый
день мне было бы интересно с тобой. Ну скажи, ты  хочешь,  чтобы  я  любил
тебя?
   - Хочу, - сказала Вероника. - Мне кажется, я всю жизнь ждала этих дней.
Ну зачем жить, когда тебя никто не любит?.. Мне будто только что  двадцать
лет исполнилось... А вдруг все это сегодня и кончится? Я уже  привыкла  ко
всему. И к тому, что меня муж не любит, и к работе, и  к  домашним  делам.
Это не тяготит, но и радости не приносит. А сейчас все взорвалось. Я приду
домой и буду плакать. Ты такой ласковый  и  добрый.  Я  чувствую,  что  ты
любишь меня. Неужели это пройдет? Мне так хорошо с тобой, что лучше  бы  я
тебя не встречала. Нелогично, правда?
   - Правда. Только ну ее к черту, эту логику. С тобой хоть на край света.
   - Мне когда-то это же говорил мой муж. Десять лет с тех пор  прошло.  И
край этот оказался так близко, что ему и одного шага не  надо  делать.  Не
надо идти.
   Я развернул ее к себе. Ну конечно! Она плакала.
   - Не плачь, Вероника. Это потому, что тебя муж не любит?
   - Я тебя люблю, Алеша. Не надо мне ни мужа, ни  кого  другого.  Я  тебя
люблю.  Не  отпускай  меня...  И  мне  тоже  кажется,  что  я  знаю   тебя
давным-давно... Ну, поцелуй же меня!
   Мы стояли посреди тротуара и целовались. Мне было тридцать четыре года,
а ей - тридцать два. Шел  мягкий  снег.  И  фонари  на  столбах  огромными
конусами света выхватывали этот снегопад из темноты. А мимо  шли  взрослые
люди и всякие юнцы, молоденькие девушки и думали, наверное, про  нас  черт
знает что.
   - Отпусти, - сказала Вероника. - Я вся задохнулась.
   - Я понесу тебя на руках, - сказал я.
   - Не дури.
   Но я все-таки поднял ее на руки, прошел два шага, поскользнулся и упал.
Вероника засмеялась, она не сердилась на меня.
   - Эх, Алеша. Лет десять назад нужно было носить на руках.
   - Ай-яй-яй! - сказал какой-то прохожий. Это потому, что мы  все  сидели
на снегу.
   - Извините, - рассмеялся я. - Сейчас поднимемся. - Мы поднялись и пошли
дальше. И через каждые десять шагов я останавливался и целовал ее в  губы,
в щеки, в замерзший нос и ресницы. Она не противилась. Она хотела этого.
   Так мы дошли до нашего подъезда.
   - Алеша, уходи, - сказала моя жена. - Мне  все-таки  нужно  домой.  Муж
придет, сразу есть захочет. Да и Леночка одна... Уходи.
   - Нет, я не отпущу тебя. Мне плохо без тебя. Я же умру без тебя.
   - Ну хорошо. Еще пять минут.
   Мы простояли полчаса. И мне никогда не было  так  хорошо.  Может  быть,
только тогда, когда я поцеловал ее в первый раз. Мы познакомились  Первого
мая. А через неделю я поцеловал ее. И она не отшлепала меня по  щекам,  не
прогнала, не сделала вид, что я обидел ее. И тогда мы простояли до утра, и
слов было сказано мало, только самые нужные. Да и некогда  было  говорить.
Потом мы поженились. И вот прошло уже столько лет...
   - Ты замерз? - спросила Вероника.
   - Нет, нет. Я нисколько не замерз.
   - Пошли в подъезд. Здесь столько прохожих.
   В подъезде было темно, какая-то парочка  метнулась  вверх.  Здесь  было
тепло, но все равно я  распахнул  пальто,  расстегнул  ее  шубу  и  прижал
Веронику к себе. Она то принималась плакать, и тогда я целовал  ее  мокрые
глаза, и она успокаивалась,  то  вдруг  начинала  гладить  своими  теплыми
ладонями мое лицо, и я боялся шелохнуться, чтобы не  спугнуть  ее  нервные
пальцы.
   Потом она резко вырвалась и сказала:
   - Все. Уходи.
   - Где я завтра увижу тебя?
   - Алеша, ты действительно еще хочешь видеть меня? Я тебе не надоела?
   - Что ты говоришь?! - замахал я на нее руками. - Как только в голову-то
тебе это пришло?
   - Давай встретимся в Лагерном  саду,  -  сказала  моя  жена.  -  Завтра
суббота. Леночка уйдет во вторую смену в школу. Давай в двенадцать.
   - Спасибо, милая.
   - Ну а теперь иди. Тебя, наверное, дома ждут... Иди, иди...
   Она убежала, и  я  снова  вышел  на  улицу  и  направился  к  табачному
магазину. Но на этот раз он был уже закрыт.
   Прохожие удивленно смотрели на меня. А мне и  самому  сейчас  казалось,
что я похож на ходячий эталон счастья.
   Я выключил  изменитель  внешности  и  открыл  дверь  квартиры.  Тишина.
Леночка уже спала. Я включил свет. Из кухни вышла Вероника.  В  стареньком
халатике, какая-то маленькая, с заплаканными глазами.
   - Ты где это бродишь до полуночи? - спросила она меня.
   Вот она какая спокойная. А ведь только что целовала  меня  в  подъезде.
Нет. Любить  мужа,  очевидно,  нет  смысла.  Меня  как  обухом  по  голове
стукнули. Ведь она и целовала и любила не меня, а того, другого Алешку. На
меня  она  и  взглянуть  ласково  не  хочет.  Я  почувствовал,  как  снова
ссутулилась моя спина, и я стал серым-серым, скучным-прескучным.
   Я нехотя сказал:
   - На работе задержался. Испытания заели...
   - Испытания заели! - вдруг крикнула жена. -  А  на  лице  у  тебя  тоже
испытания?!
   - Что, что у меня на лице? - испугался я.
   - Посмотрись в зеркало!
   Я так и сделал. Все лицо у меня было  покрыто  следами  губной  помады.
Да-а... Исцеловали меня крепко.
   - Господи, ну что же делать? - Вероника чуть не плакала. - Ну зачем  ты
говоришь, что был на работе? У тебя ведь женщина есть! Зачем ты так?
   Все ясно. Все эти три дня она, конечно, не узнавала меня, теперь мне не
оправдаться. И я взорвался:
   - Послушай, дорогая. Ведь это же твоя помада! Ты не узнала меня, потому
что я купил изменитель внешности. Ты меня не любишь. Это я, я тебя  люблю!
Три дня счастья - это, наверное, очень много для меня.
   - Какой еще изменитель внешности? - удивленно спросила она.
   - Вот такой. - Я достал из кармана пластмассовую  коробочку.  -  Вот  я
перед тобой обычный, давно надоевший, скучный, некрасивый. А вот я нажимаю
кнопку и становлюсь красавцем, которого ты сегодня и целовала в  подъезде.
Теперь поняла?
   - Поняла, - засмеялась она. - Ты посмотрись в зеркало.
   - Нечего мне смотреться. Все и так известно.
   Но она все-таки настояла, и я взглянул в зеркало. На меня смотрело  все
то же лицо, мое собственное. Изменитель внешности был неисправен.
   - И ты все время знала, что я - это я?
   -  Конечно,  знала.  Удивилась  только  сначала,  что   это   с   тобой
произошло... Алешка, так, значит, счастье еще будет?
   - Будет, Вероника. Есть уже.
   - Ага! Значит, сначала вы ходите весь вечер где-то, а потом  целуетесь!
- Это Ленка появилась в дверях спальной комнаты. Она была в ночной рубашке
и босиком.
   - Лена, марш спать! - скомандовал я.
   - Ага! Я спать, а вы тут целоваться будете!
   - Ну ладно, - сдался я. - Давайте пить чай. А потом устроим танцы.
   Мы занялись приготовлением чая. И всем было хорошо и весело.
   - Кого это мы спугнули в подъезде? - спросил я у Вероники.
   - Они целовались? - строго спросила Леночка.
   - Кажется, да, - замялся я.
   - Тогда это были Медведевы.
   - Медведевы? - удивилась Вероника. Да и я не поверил:
   - Им же ведь уже по сорок лет!
   - Ну и что же, - сказала Леночка. - Если они любят друг друга.
   Мы с Вероникой понимающе переглянулись.
   А на другой день я вскрыл злополучный изменитель внешности. Этого можно
было и не делать, достаточно было взглянуть на паспорт приборчика. Он  был
выпущен тридцатого ноября. А уж я-то знал, что выпускают некоторые  заводы
тридцатого ноября.
   Потом Леночка ушла в школу, а мы с  Вероникой  отправились  в  Лагерный
сад. Мы очень спешили на свидание друг с другом.

Last-modified: Sun, 05 Nov 2000 05:58:22 GMT
Оцените этот текст: