еще не закончил. Я проанализировал статистический массовый костяк явления. Анализ отдельных случаев, выяснение процессов, вызывающих движения мертвых тел, требует дальнейших исследований. Но такая частная выборочная трактовка проблемы - за пределами моей компетенции. - Наконец я понял. По-твоему, сам факт, что множество покойников встает, уже объяснен; загадкой, однако, остается, почему встает каждый отдельно взятый покойник? Сисс плотно сжал рот, потом уголки его губ еще больше опустились. Он ответил спокойно, но эта мелкая гримаса означала пренебрежение: - Существование двух уровней событий - факт, которого насмешками не устранишь. В большом городе, скажем, каждые пять дней производится выстрел из огнестрельного оружия. Так утверждает статистика. Но, когда сидишь возле окна и пуля разбивает стекло над головой, ты не можешь рассуждать следующим образом: "Выстрел уже прозвучал, и другой будет произведен не ранее, чем через пять дней, поэтому я могу чувствовать себя в безопасности". Ты сообразишь, что напротив появился некто вооруженный, возможно, сумасшедший, и лучше спрятаться под столом. Вот вам наглядная разница между статистическим, то есть массовым прогнозом и единичным случаем, только частично от него зависящим. - Ну а вы как реагируете на такого рода dictum? [речи (лат.)] - спросил Блэк, переводя взгляд на Грегори. - Ищу преступника, - спокойно ответил тот. - Ах вот как? Разумеется... разумеется, как специалист по отдельным случаям. Следовательно, вы не верите в вирус? - Да нет, верю. Это вирус особого рода. К счастью, у него много особых примет. Он, например, любит темноту и пустоши, поэтому появляется только ночью, в глухих местах. Полисменов боится как огня, видимо, они обладают особым иммунитетом. Зато он обожает падаль, преимущественно дохлых кошек. Кроме того, у него есть литературные интересы, хотя они ограничиваются чтением метеорологических прогнозов. Стоило видеть, с каким возрастающим весельем писатель слушал Грегори. Его лицо преобразилось, оживилось, когда он начал быстро говорить: - Эти приметы носят настолько общий характер, что для вашего объявления о розыске мог бы подойти далеко не единственный объект, инспектор. Например, тот, кто забрасывает землю камнями. Метеориты тоже чаще всего падают на пустоши, вдали от людских глаз, вдобавок ночью, а вернее, перед рассветом, в чем проявляется особое коварство, поскольку сторожа, изнуренные ночным бдением, тогда крепко спят. Сисс, если вы его об этом спросите, скажет, что чаще всего подвергается бомбардировке метеоритами часть Земли, которая лежит в полосе отступающей ночи, тем самым она являет собой нос нашего космического корабля, а известно, что на переднее стекло машины всегда попадает больше листьев, чем на заднее. Однако если вам требуется преступник... - Речь не о том, что падают метеориты и действуют вирусы, а о том, что такие явления способен имитировать некто живой и конкретный. Я ищу только такого злоумышленника, по-своему, приземленно, вовсе не заботясь о создателе метеоритов и звезд... - ответил Грегори тоном выше, чем намеревался. Писатель, не двигаясь, взирал на него. - О, вы его получите. Ручаюсь вам. Это наверняка. Впрочем... впрочем, вы уже получили его. - Да? - Грегори поднял брови. - Ну, возможно, вы его не поймаете, то есть не соберете достаточного количества улик и вещественных доказательств, чтобы схватить его за руку, но не в этом дело. Непойманный преступник - это было бы ваше поражение, еще одна папка, сданная в архив без заключительного резюме. Однако преступник, которого нет и никогда не было, - это нечто совсем другое, это пожар архива, смешение языков в драгоценном содержимом папок, конец света! Наличие виновника, пойманного или нет, для вас не вопрос успеха или поражения, это смысл - или обессмысливание - ваших действий. А поскольку этот человек - ваш покой, исцеление, спасение, он так или иначе будет в ваших руках, вы схватите мерзавца, хоть бы его и не было! - Одним словом, я жертва мании преследования, маньяк, действующий вопреки фактам? - спросил Грегори, прищурившись. С него было достаточно этой беседы, и он готов был закончить ее, хотя бы и дерзостью. - Теперь вся пресса с нетерпением ждет сенсационных показаний того констебля, что бежал от мертвецкой, - сказал Блэк. - Вы тоже? Многого ли вы ждете от этого? - Нет. - Так я и знал, - сухо парировал писатель. - Если он, придя в себя, заявит, что собственными глазами видел воскресение, вы подумаете, что ему это привиделось, что нельзя доверять показаниям человека, который перенес тяжелое сотрясение мозга, и это подтвердит вам любой врач. Либо вы скажете, что виновник действовал еще более ловко, чем вы предполагали, что он прибег к помощи невидимых нейлоновых нитей либо был покрыт абсолютно черным веществом и его невозможно было заметить. Для вас, инспектор, существуют одни Вараввы, и поэтому, если бы вы сами увидели подобную сцену и услышали голос, возвещающий "восстань, Лазарь!", вы остались бы самим собой. Собой, то есть жертвой галлюцинации, или ошибки, или ловкого обмана. Заявляю вам: никогда, никуда вы не откажетесь от виновника, ибо от его существования зависит ваше! Грегори, который приказал себе равнодушно выслушать все, что будет сказано, пытался улыбнуться, но не мог. Он чувствовал, что бледнеет. - Итак, я один из стражей, которые охраняли гроб Господень? - заявил он. - А может, я похож на апостола Павла - до его обращения? Вы не оставляете мне такой возможности? - Нет, - возразил писатель. - Это не я, это вы не оставляете ее себе. Это вопрос не методологии, не статистики, не правил следствия, а веры. Вы верите в преступника, и так должно быть. Должны существовать такие стражи и такие гробы. - Еще лучше, - сказал Грегори и деланно расхохотался. - Я даже не делаю, что хочу, а лишь заполняю схему трагедии? А может, трагифарса? Что ж, если вы настолько любезны, что готовы исполнять роль хора... - Ну разумеется. Это моя профессия, - выпалил писатель. Сисс, который с растущим нетерпением прислушивался к разговору, не выдержал. - Эрмер, дорогой мой, - произнес он умоляющим тоном, - не доводи дело до абсурда. Я знаю, что ты это обожаешь, парадоксы для тебя, словно вода для рыбы. - Рыба не создает воды, - вставил Блэк, но доктор не слушал его. - Речь идет не о лирике или драматургии, речь идет о фактах. Entia non sunt multiplicanda [единичное не есть множественное (лат.)] - ведь ты знаешь. Выявление структуры событий ничего общего с верой не имеет. В конце концов, рабочая гипотеза, с которой начинается исследование, может оказаться ошибочной. Такой ошибочной гипотезой и есть утверждение, что существует некий виновник в человеческом образе... - Факты существуют только там, где отсутствуют люди, - возразил писатель. - Когда люди появляются, остаются одни интерпретации. Факты? Но тысячу лет назад точно такое же событие положило бы начало новой религии. И наверняка какой-нибудь антирелигии. Возникли бы толпы верующих и жрецов, массовые видения, пустые гробы растащили бы на реликвии, слепые прозрели бы, а глухие стали бы слышать... Ныне, признаю, действие носит более прозаический характер, меньше мифологизирования, и палач не грозит тебе пытками за твою статистическую ересь, зато на ней зарабатывает бульварная пресса. Факты? Дорогой мой, это дело твое, а также инспектора. Вы оба верующие, такие, каких заслуживает наша эпоха. Господин инспектор, надеюсь, вы не сердитесь за наш небольшой спор. Я вас не знаю, поэтому не могу категорически утверждать, что вы не станете Павлом. Но даже если это произойдет, Скотленд-Ярд будет существовать. Потому что полиция никогда не поддается обращению. Не знаю, заметили ли вы это? - Ты все превращаешь в шутку, - неодобрительно буркнул Сисс. Мак Кэтт что-то шепнул ему, и они встали. У входа в гардероб Грегори оказался рядом с Сиссом; тот неожиданно обратился к нему, понизив голос: - Вы хотите что-нибудь мне сказать? Грегори заколебался, наконец непроизвольно протянул ему руку и изрек: - Работайте спокойно и забудьте обо мне. - Благодарю, - произнес Сисс. Голос у него дрогнул, так что Грегори удивился и смешался. Эрмер Блэк приехал в "Ритц" на своей машине; Сисс сел рядом с ним. Грегори остался с Маком Кэттом и уже собирался попрощаться, когда ученый предложил немного пройтись. Оба были одинакового роста и, идя рядом, несколько раз поймали себя на том, что как бы против воли искоса присматриваются друг к другу. Уместно было бы улыбнуться, но ни один, ни другой этого не сделали. Мак Кэтт остановился возле лотка с фруктами и купил банан. Снимая кожуру, он взглянул на Грегори. - Вы любите бананы? - Не очень. - А вы торопитесь? - Нет. - Может быть, сыграем? - спросил Мак Кэтт, указывая на вход в пассаж, освещенный рекламой зала игральных автоматов. Идея показалась Грегори забавной, он кивнул и вслед за ученым вошел в зал. Несколько подростков с лоснящимися шевелюрами хмуро следили за пареньком, который голубыми искрами стрелял по маленькому самолету, кружащему в окошке за стеклышком. Мак Кэтт направился прямо в глубь зала, минуя ряды колес счастья и механических рулеток. Автомат, возле которого он остановился, был застекленным сверху металлическим ящиком, под стеклом лежал миниатюрный зеленый пейзаж. Ученый ловко бросил монету, дернул за рукоятку и сказал: - Вы знакомы с этим? - Нет. - Готтентоты ловят кенгуру. В Австралии нет готтентотов, но разве это помеха? Я буду кенгуру. Внимание! Он нажал на ручку. Крохотный кенгуру выскочил из темного отверстия и затаился в чаще кустов. Грегори потянул за рычаг - сбоку появились три уродливые черные фигурки. Он манипулировал рукояткой, приближая готтентотов к кенгуру. В последний момент кенгуру выскочил, прорвал линию облавы и снова пропал в чаще. Готтентоты еще несколько раз пересекли пластиковую местность, а кенгуру в последний момент всегда ускользал. Наконец Грегори сообразил, в чем хитрость; одного из готтентотов он придвинул к месту, где укрылся кенгуру, а двух держал на расстоянии, расставив их так, что Маку Кэтту некуда было бежать. Следующим движением рычага он настиг кенгуру. - Для первого раза вы сыграли отлично, - похвалил Мак Кэтт. Глаза у него блестели, он сиял как ребенок. Грегори пожал плечами; ему было как-то неловко. - Может быть, это профессиональное. Ведь я сыщик. - Нет, это не то - здесь надо работать головой. Вы уже не смогли бы в это играть, вы уловили принцип. Эта игра поддается математическому анализу, вы знаете? Сисс не выносит подобных игр, это его изъян, существенный изъян... Произнося это, Мак Кэтт медленно передвигался вдоль рядов автоматов: опустил пенс в музыкальный, потом привел в движение радужные мишени лотереи, дернул рукоятку, и внезапно поток медяков высыпался в его подставленную ладонь. Мальчишки возле авиатира обратили на это внимание и подтянулись к ним, наблюдая, как Мак Кэтт небрежно опускает в карман монеты. Но Мак Кэтт вторично не стал испытывать счастье. Они вышли, минуя парня, который с ожесточенным и тупым выражением лица опускал в аппарат все новые пенсы и стрелял, стрелял... В полутора десятках шагов виднелся другой пассаж со множеством магазинов. Грегори узнал его - там он недавно заплутал; в глубине он увидел громадное зеркало, замыкающее проход. - Там нет прохода, - заметил он, останавливаясь. - Знаю. Вы подозреваете Сисса, не так ли? Грегори ответил не сразу. - Это ваш друг? - Можно сказать и так. Хотя... у него нет друзей. - Ага, он не позволяет любить себя, - с неожиданным нажимом произнес Грегори. - Только... вы не должны задавать мне такие вопросы. - Даже риторические? Ведь ясно, что вы его подозреваете. То есть не обязательно в том, что он виновник этих исчезновений, но, скажем так, в том... что он сообщник. Однако и это несерьезно, вы сами в этом удостоверитесь спустя какое-то время. Вот только прекратите ли вы расследование, если сами, своими глазами увидите нечто вроде воскресения? Мертвеца, который садится, передвигается... - Это Сисс просил вас задать мне этот вопрос? - сухо поинтересовался Грегори. Вдруг оказалось, что они стоят посредине пассажа. Было непонятно, как они там очутились. Остановившись возле витрины, в которой декоратор без башмаков, в одних носках, стягивал платье со стройной, златовласой куклы, Грегори неожиданно вспомнил сон. Он внимательно следил за тем, как из-под золотистой парчи появляется неестественно розовое изящное тело манекена. - Жаль, что вы так истолковали мои слова, - медленно произнес Мак Кэтт. Он кивнул, повернулся на каблуках и исчез, оставив Грегори перед витриной. Грегори сделал несколько шагов в глубь пассажа, увидел свое отражение, повернул. На улице зажигалось все больше витрин, движение, как обычно к вечеру, возрастало; он брел в рассеянности, его толкали, наконец он свернул в боковую улицу. Минуту спустя он сообразил, что стоит перед подъездом, с обеих сторон увешанным рамами с фотографиями. Окинул взглядом свадебные снимки прильнувших друг к другу пар, обезличенных ретушью; беспомощные улыбки из-под фаты и показная бодрость мужчин в смокингах. Со двора доносился стрекот автомобильного мотора. Он вошел во двор. Возле старой машины с поднятым капотом сидел на корточках с зажмуренными глазами человек в распахнутой кожаной куртке. Он вслушивался в нарастающий вой двигателя. Через открытую дверь гаража видны были капоты других машин. У стены валялись пустые канистры и колеса. Мужчина в куртке открыл глаза, словно ощутив присутствие постороннего человека, и вскочил на ноги. Его физиономия утратила выражение неземной отрешенности. - Чем могу служить? Вы хотите взять напрокат машину? - Что? А можно... ее взять напрокат? - почти непроизвольно поинтересовался Грегори. - Разумеется. Пожалуйста! Желаете новую марку? У меня имеется "бьюик" последнего выпуска с автоматическим управлением, обкатанный, ходит как часы. Вам по часовому тарифу? - Нет, то есть да. На один вечер. Хорошо, я возьму "бьюик", - принял решение Грегори. - Вы берете залог? - Смотря у кого... Грегори предъявил удостоверение. Тот улыбнулся и поклонился. - Для господина инспектора без залога, само собой... Уплатите пятнадцать шиллингов. Значит, "бьюик"? Хорошо. Залить вам бак? - Да. А много времени это займет? - Что вы, один момент. Мужчина в куртке скрылся в темном гараже. Одна из машин дрогнула и тихо выехала на бетонную площадку. Грегори расплатился, положив монеты на огрубевшую, лоснящуюся от масла руку хозяина. Захлопнул дверь, поудобнее устроился на сиденье, попробовал, как отжимаются педали, включил скорость и осторожно выехал на улицу. Было еще достаточно светло. Машина действительно была новая и легкая в управлении. Под красным светом на перекрестке он обернулся, чтобы через заднее стекло примериться к непривычной длине машины. Какое-то время он ехал в толкучке, потом стало свободнее. Он увеличил скорость. Приятно было чувствовать мощный двигатель. Теперь вокруг него было меньше личных машин, зато больше трехколесных мотоциклов, развозящих товары, старых фургонов и окрашенных в яркие цвета пикапов с фирменными надписями. Он уже находился в пределах Ист-Энда, когда обнаружил, что забыл купить сигареты. Он проехал несколько узких улочек с запретом на парковку, пока не нашел маленькую площадь с высокими сухими деревьями и старым металлическим колодцем, напоминавшим своими очертаниями большую птичью клетку. Дал задний ход, ощутил мягкое прикосновение шин к бордюру и тогда вылез из машины. Но табачной лавки, которую заметил по пути, обнаружить не смог. Он не знал этого района, никогда здесь не бывал. Грегори углубился в соседнюю улицу. Начинало смеркаться. Под яркими лампами небольшого кинотеатра крутились по двое, по трое стройные мальчики с жирными волосами. Руки они держали в карманах мятых узких брюк, стояли перед витринами с кинокадрами и терпеливо ждали, пока вращающийся вертикальный барабан продемонстрирует следующую сцену. За кинотеатром Грегори попал в струю горячего воздуха. Там располагался бар, за открытыми настежь дверьми шипели на противнях колбаски, в дыму маячило несколько точно таких же, как и перед кинотеатром, пареньков. Наконец он разыскал табачный магазин. Хозяин, плосколицый коротышка без шеи, протянул ему пачку американских сигарет. Выходя, Грегори натолкнулся на другого лилипута, тот казался ушедшим в себя, руки и ноги у него были непомерно толстые и короткие, зато голова казалась маленькой; он как раз слезал с мотороллера, набитого подносами с пирожными, обсыпанными сахарной пудрой. Грегори разорвал целлофановую обертку, зажег сигарету и глубоко затянулся. Ему захотелось вернуться к машине иным путем, он перешел на другую сторону и двинулся вперед в поисках поперечной улицы, чтобы свернуть направо. Миновал еще один бар, также открытый нараспашку, с красно-зелено-белым флажком, свисавшим над входом, как тряпка; зал автоматов, полный людей, узкий, словно кишка; продуктовую лавку и еще одну - с кухонной посудой, где жестяные тазы и ведра занимали половину прохода. У дверей на желтом деревянном стульчике сидел хозяин в черном свитере и, покуривая трубку, спокойно взирал на детскую коляску, стоявшую у тротуара напротив. Из нее доносилась бравурная музыка. Грегори приостановился. В коляске, высунувшись до половины груди, сидел безрукий инвалид; быстро вертя головой, он выдувал из укрепленной на проволочном штативе губной гармошки веселый марш. Пальцы Грегори нервно перебирали горстку монет в кармане. Наконец, сделав над собой усилие, он пошел дальше. Высокие звуки губной гармошки еще долго преследовали его. Он вздрогнул, представив себе музыканта. И вдруг осознал, что и этот похож на карлика. "Улица лилипутов?" - подумалось ему. Как не раз случалось в подобных ситуациях, ему показалось, что в этом таится скрытый смысл. В конечном счете трудно сваливать все на случайность. Становилось все темнее - никаких уличных фонарей, только из окон магазинов падали полосы света. Среди этих светлых полос чернел разрыв - поперечная улочка, которую он искал. Она казалась безлюдной. Единственный газовый фонарь, прикрепленный к стене на изогнутом металлическом кронштейне, светил где-то в середине ее, отражаясь в темных окнах напротив, как в мутной воде. Грегори шел не торопясь, время от времени затягиваясь сигаретой, пока влажный табак раза два не оказался у него на зубах. На углу, как извещала вывеска, была антикварная лавка, однако на пыльной витрине виднелись лишь стопки серых картонных коробок и фотографии кинозвезд, рассыпанные, словно колода карт. Тут начиналась улочка, выходящая на площадь. Возле железного колодца носились дети; прячась за напоминающим клетку строением в форме епископской митры, они швыряли обломки веток в его "бьюик". - Ну, хватит баловаться, слышите?! - повысил голос Грегори, выходя из полосы тени. Дети с криком, в котором слышалось больше радости, нежели страха, бросились врассыпную. Он сел и завел мотор. Но едва стекла отделили его от площади, он испытал такое чувство, словно оборвал какие-то связи, о чем пожалеет, но не сейчас. Как будто ему предстояло бросить не завершенное, а только начатое дело. Секунду он колебался, включать ли скорость, но пальцы сами нажали рычаг, и машина плавно покатила по спуску. Он осторожно притормозил и свернул на широкую улицу. Перед глазами мелькнуло ее название, прочесть которое он не успел. Его серая, слишком длинная машина, кружащая по извилистым улочкам, приковывала взоры прохожих. Впрочем, возможно, ему это только казалось. Часы под рулем розовели в свете лампочек, скрытых под панелью, зеленые стрелки показывали семь. Время для него сегодня летело быстро. Пришло воспоминание о деле, но Грегори отмахнулся от него. Хотелось отодвинуть его подальше, как будто, оставленное в покое, оно разрешится само собой, все будет хорошо и все уладится. Он уже выехал из Ист-Энда, когда посреди широкой улицы заметил поворачивающий направо ритмичный проблеск заднего огня, отраженный от темного кузова машины с вмятиной на бампере. Он узнал эту вмятину и автоматически сбросил скорость, чтобы держаться сзади. Сделать это было нетрудно. Темно-серый лимузин свернул еще раз - в пустую улочку, обсаженную деревьями. Грегори отстал на несколько десятков метров, чтобы не обращать на себя внимания, и погасил все огни. Такая езда продолжалась достаточно долго. Несколько раз на перекрестках, опасаясь, что лимузин ускользнет от него, он прибавлял газу, но старался не приближаться. Впрочем, на улицах по-прежнему машин было мало, а красноватые отблески тормозных огней, - достаточно частые, ибо Сисс ехал осторожно, - служили хорошим ориентиром. Грегори несколько раздражало то, что он никак не мог понять, где они едут. Внезапно он различил высоко вверху синие буквы рекламы, и все сразу встало на свои места. Это был филиал "Сити Бэнк", рядом находилось кафе, которое он знал с давних пор. Темный лимузин подкатил к тротуару. Грегори принял быстрое решение: рискуя потерять из виду Сисса, который уже высаживался, он проехал до следующего квартала, остановился под большим каштаном, заслонившим "бьюик" от дуговых ламп, захлопнул дверцы и ускоренным шагом вернулся, высматривая Сисса. Того уже не было. Перед кафе Грегори заколебался, попытался заглянуть в окно, но ничего не разглядел из-за афиш, наклеенных на стекло. Он поднял воротник и вошел внутрь с неприятным ощущением, что совершает глупость. В кафе было несколько залов - три или четыре, он не помнил, сколько именно. Это были обширные комнаты, заставленные мраморными столиками. Их разделяли невысокие перегородки, обитые вытертым красным бархатом, таким же, каким покрыты были продавленные кушетки. В узком зеркале в проходе из первого зала во второй он заметил Сисса, который, сидя за столиком, что-то говорил официанту. Грегори тотчас же отпрянул назад. Попробовал найти укромный уголок, откуда мог бы наблюдать за Сиссом, но это не очень-то получалось. Когда он уселся на выбранном месте, перегородки, похожие на открытые с одной стороны игрушечные домики, заслонили от него столик ученого. Но уже подходил официант, поэтому пересесть он не смог. Он заказал грог и развернул воскресное приложение к "Таймс". То, что он не видит Сисса и сидит, как пес перед лисьей норой, раздражало его. Он начал разгадывать кроссворд, поглядывая поверх перегородки. Минут через десять, когда он потягивал тошнотворный, пересахаренный грог. Сисс неожиданно поднялся от своего столика и быстро прошел через все залы, глядя по сторонам, словно высматривая кого-то. Грегори едва успел заслониться вставленной в рамку газетой. Сисс не заметил Грегори и вернулся за свой столик, но теперь сел так, что Грегори видел его длинные ноги. Прошло еще двадцать минут, в глубине возле бильярда шумели, вяло препираясь, несколько студентов. Двери лязгали, и каждый раз Сисс выглядывал из своего укрытия, покуда не встал с праздничной улыбкой. Девушка, появившаяся в дверях, на секунду замешкалась, потом двинулась к нему; плоская сумочка на ремешке, перекинутом через плечо, ударялась о ее бедро. На ней был лиловый плащ с капюшоном, из-под которого выбивались очень светлые волосы. Лица ее Грегори не успел разглядеть. Теперь она стояла перед Сиссом, который что-то быстро говорил ей. Он коснулся рукой ее плаща, девушка протестующе покачала головой, проскользнула между стенкой и столиком, и они оба скрылись из поля зрения. Воспользовавшись тем, что внимание посетителей привлекла перепалка студентов в задней комнате, Грегори как бы невзначай обошел кафе и возвратился по другому проходу, маневрируя так, чтобы висящее здесь зеркало позволило ему заглянуть в уголок, где сидели Сисс и девушка. Переходя от столика к столику, он делал вид, что ищет какой-то номер газеты, пока не нашел подходящий наблюдательный пункт. Он пристроился на красной кушетке, набитой, казалось, одними пружинами. Зеркало было скверное, но слабое освещение и плохое отражение в какой-то мере мешали и Сиссу заметить инспектора. Грегори смотрел чуть сверху, глядя в зеркало, как на картину. Сисс придвинул свой стул к кушетке и оживленно говорил. Он сидел так близко к девушке, что глядел не на нее, а на столик, словно обращался к нему. У девушки было детское выражение лица, полные губы, на вид ей было лет семнадцать, не более. Она расстегнула плащ, но не сняла его, а лишь сбросила капюшон, и ее волосы рассыпались по плечам. Она сидела прямо, упершись спиной в красную обивку, и смотрела перед собой, но не на Сисса, а как бы мимо. Она была необычайно напряжена и скованна; казалось, что ей неловко, что она даже тяготится собеседником. Сисс говорил не умолкая. Он наклонился к ней, потом неохотно, словно его оттолкнули, отодвинулся, потом снова приблизил свой подвижный, маленький рот к ее лицу, все еще не глядя на нее. Его костлявая рука, лежавшая на столике, двигалась в такт словам, слегка поднималась и опускалась, пальцы то сжимались, то уступчиво разжимались. Раза два он погладил столик, словно бы с тайной нежностью, - выглядело это глупо, жалко, и Грегори захотелось отвести взгляд, но он продолжал смотреть. Девушка улыбнулась одними губами, взгляд ее по-прежнему был неподвижен. После этого она сидела тихо, с опущенной головой, и только слушала. Грегори глядел в зеркало снизу, а видел ее сверху: тени от волос на щеках, короткий, вздернутый носик. На мгновение он уловил блеск ее глаз. Но только однажды. Сисс умолк, словно вдруг оказался в одиночестве - сгорбившийся, с напряженным выражением лица, которое появилось, когда он говорил, и которое теперь развеивалось, исчезало, как тающий лед. Глядя на поверхность стола, он потянулся за бумажной салфеткой, стремительно набросал на ней несколько слов, сложил вчетверо и сунул девушке. Она не хотела ее брать. Он явно просил ее, умолял. Наконец она взяла бумажку, но положила ее на стол, не развернув, и подтолкнула кончиками пальцев к нему. Сисс схватил ее за руку. Она глядела на него широко раскрытыми глазами; Грегори показалось, что ее лицо потемнело. Сисс выслушал ее, кивнул, потом наклонился к ней и начал говорить медленно, с нажимом, подчеркивая слова жестами руки - сильно, настойчиво, словно что-то вдавливал ладонью в мраморную столешницу. Он закончил, держась за край стола обеими руками, словно собирался оттолкнуть его от себя. Губы девушки зашевелились, и Грегори угадал слово "нет". Сисс откинулся на стуле, повернув голову в зал. Грегори силился разглядеть, что стало с салфеткой. Он не видел ее, но внезапно заметил что-то белое под столиком, прямо возле ног девушки. Сисс встал. Не дожидаясь официанта, бросил на стол несколько монет и медленно побрел к дверям. Там он остановился. Она шла за ним, натягивая капюшон на голову, даже не пытаясь собрать рассыпавшиеся волосы. У нее были длинные тонкие ноги, и вся она была по-детски хрупкой. Дверь еще не захлопнулась за ними, когда Грегори подошел к их столику, наклонился над салфеткой и сунул ее в нагрудный карман. Он вышел на улицу. Лимузин только что тронулся. Девушка сидела рядом с Сиссом. Не пытаясь укрыться, Грегори кинулся к своему "бьюику". Возясь с дверцей, он заметил удалявшиеся по противоположной стороне огни - Сисс разворачивался. Грегори вскочил в машину и, резко газанув, сразу включил вторую скорость. Очень долго он не мог догнать лимузин Сисса и почувствовал облегчение, отчаянное удовлетворение, когда в бегущих пятнах света перед ним вынырнул серый багажник "крайслера". Сначала Сисс выехал на верхний уровень сквозной северной трассы, потом свернул с него, воспользовавшись сложной развязкой. Они ехали друг за другом, Грегори мог себе это позволить среди множества других машин; он силился высмотреть, что происходит в лимузине. Иногда удавалось увидеть два темных человеческих силуэта и больше ничего. Открылся район новостроек с рядами освещенных домов. Сисс внезапно остановился, никуда не сворачивая. Грегори поневоле объехал его, сбавив скорость, и обернулся, чтобы видеть Сисса через заднее стекло. Тот неожиданно прибавил газу, обогнал Грегори и выехал на круглую площадь. Теперь он возвращался тем же путем, каким приехал, а Грегори следовал за ним на расстоянии десяти - пятнадцати метров. Шестиэтажные блоки, с широкими газонами между ними, тянулись друг за другом вперемежку с более низкими домами, окруженными проволочной сеткой и живыми изгородями. Сисс подъехал к тротуару и вместе с девушкой вышел из машины. Грегори наблюдал за ними, пока они не скрылись в полумраке; молочного цвета шары над подъездами домов светили слабо, и детектив тщетно пытался высмотреть эту пару в каком-нибудь освещенном месте. Полисмен подошел к машине Сисса и с неодобрением осмотрел ее со всех сторон, так как одна из задних фар едва горела - видимо, ослаб контакт; но полисмен все же удалился. Ожидание продолжалось более пяти минут, но Грегори, неизвестно почему, был уверен, что Сисс, ничего не добившись, скоро вернется. Он вылез из машины и медленно прохаживался по тротуару, наконец услышал шаги. Сисс возвращался в расстегнутом плаще, без шапки, волосы торчали у него над ушами как крылья летучей мыши, развевались на ветру. Грегори сел в машину, не захлопывая дверцы, дабы не привлечь внимания Сисса, и наблюдал за ним, одновременно разыскивая в карманах сигареты: ему вдруг захотелось курить. Сисс довольно долго стоял возле своей машины, опустив руки, потом провел пальцами по капоту, словно проверяя, нет ли на нем пыли, но, не взглянув на руки, сел за руль и погасил огни. Грегори тотчас завел мотор и стал ждать. Сисс не трогался с места. Грегори заглушил двигатель. Он вспомнил о салфетке, поискал ее в кармане, расправил вслепую и, не желая зажигать в машине свет, поднес бумагу к циферблату часов. В розоватом отблеске слова были едва различимы; это был адрес Сисса с номером телефона и его фамилией. Грегори пришло в голову, что, возможно, девушка переодевается, а Сисс ждет ее, но он тотчас отверг эту мысль. Он был уверен, что Сисс ничего не ждет и ни на что не надеется. Фосфоресцирующие зеленоватым светом стрелки показывали девятый час, ожидание длилось уже минут тридцать. Грегори выкурил две сигареты, окурки выбросил в окно, какое-то время возился с радио, наконец, когда ему это надоело, он вылез из машины, демонстративно стукнул дверцей и направился к машине Сисса. За несколько шагов до нее он заколебался, но все-таки пошел дальше. Сисс сидел, уронив голову на руки, скрещенные на руле. Падавший сбоку свет уличного фонаря поблескивал в его серебристых волосах. Грегори стоял слегка наклонившись, не зная, что предпринять. Внезапно он подался назад, стремительно вернулся к "бьюику", глянул через плечо - Сисс с места не сдвинулся, - сел за руль, быстро отъехал, сделал левый разворот, разогнался на широкой, в тот момент пустой мостовой и на большой скорости стал возвращаться на прежнее место. Темная масса "крайслера" стремительно приближалась; когда столкновение оказалось неизбежным, Грегори внезапно нажал на тормоза, они взвизгнули. После короткого, неуправляемого скольжения "бьюик" остановился, сильно ударив в заднее крыло машины Сисса. Раздался скрежет металла, Грегори выскочил из своей машины и бросился к "крайслеру". - Приношу самые искренние извинения! - воскликнул Грегори. - У меня тормоза не держат, надеюсь, вы не пострадали. Ах, это вы... - закончил он тише, останавливаясь. Сисс, которого удар бросил вперед, распахнул дверцу, выставил одну ногу, как бы намереваясь вылезти, но не вылез. Он смотрел на Грегори, выглядевшего довольно глупо. - А, это вы? Ваше имя - Грегори, да? Полиция громит мирных граждан... - сказал он. Они вместе отправились осматривать заднюю часть машины; она была практически цела, удар, как и рассчитывал Грегори, пришелся в бампер. - Как это, собственно, произошло? - спросил, распрямляясь, Сисс. - Я взял машину в прокате и переоценил тормоза. Честно говоря, лихая езда - моя слабость, может быть, потому, что я не перебесился. У меня нет собственной машины. Грегори показалось, что он слишком много говорит, и он резко оборвал себя. - У вас нет машины? - спросил Сисс. Он говорил механически, думая о чем-то другом. Затем натянул правую перчатку, застегнул ее и медленно сдернул с руки левую. Они продолжали стоять возле сцепившихся машин. "Теперь я его приглашу", - подумал Грегори. - Машины нет, - произнес он. - Бедность - добродетель, поощряемая полицией. Во всяком случае, я виноват, а может, судьбе было угодно, чтобы мы провели вечер вместе, раз уж мы вместе пообедали. Сейчас время ужина. - В кафе-автомате, учитывая вашу бедность, - буркнул Сисс. Он осматривался вокруг, словно кого-то искал. - Ну, я не настолько беден. Предлагаю шикануть в "Савое". Что вы на это скажете? Наверху там имеются тихие уголки. И недурное вино. - Нет, благодарю. Я не пью. Не могу. Не знаю, право. Впрочем... - Сисс подошел к "крайслеру", сел и совсем тихо проговорил: - Мне все равно. - Прекрасно, тогда едем. Вы следуете первым, хорошо? - быстро говорил Грегори, делая вид, что истолковал слова ученого как согласие. Сисс поглядел на него изучающе, высунулся из машины, как бы желая получше вглядеться в его лицо, неожиданно захлопнул дверцу и нажал стартер. Двигатель не заводился. Сисс забыл повернуть ключ. Грегори это заметил, однако ничего не сказал. Сисс добрую минуту вращал мертвый мотор, пока наконец понял, в чем дело. Грегори, садясь за руль, не был вполне уверен, что Сисс поедет в "Савой", и, когда тронулся за его лимузином, внезапно захотел, чтобы Сисс передумал. Но уже на первом перекрестке убедился, что он принял приглашение. До ресторана "Савой" было минут десять езды. Машины они оставили на автостоянке. Была уже половина десятого, на первом этаже играл оркестр, в центре зала, на вращающейся эстраде, подсвеченной снизу разноцветными лампочками, танцевали. Им пришлось пройти под колоннами, чтобы попасть на балкон, откуда был виден весь зал. Висящие на длинных цепочках подсвечники слепили глаза. Грегори не послушал официанта, который намеревался проводить их к столикам, занятым веселой компанией, и провел Сисса почти до самого конца балкона. Там, в отдалении от других, между капителями двух колонн, стоял небольшой столик. Сразу подошли два официанта во фраках, один с меню, второй с картой вин; она выглядела как довольно толстая книга. - Вы разбираетесь в этом? - спросил Сисс, закрывая кожаный переплет. Грегори улыбнулся ему. - Более или менее. Для начала, думаю, не повредит вермут. Вы пьете с лимоном? - Вермут? Это горько. А, пускай! Можно и с лимоном. Грегори только взглянул на официанта, говорить ничего не требовалось. Второй терпеливо ждал в стороне. После долгого раздумья Грегори сделал заказ, предварительно спросив Сисса, любит ли он салат из сырых овощей и не вредно ли ему жареное. Сисс, наклонившись к балюстраде, от нечего делать поглядывал вниз на круговерть дергающихся голов. Оркестр исполнял слоу-фокс. Грегори тоже с минуту глядел туда, потом поднял к свету рюмку с вермутом. - Думаю, я должен это сказать, - проговорил он с некоторым трудом. - Я... хотел перед вами извиниться. - Что? - Сисс взглянул на него с некоторой рассеянностью. - А... - сообразил он. - Нет, нет. И говорить не о чем. Это пустяк. - Я лишь теперь узнал, почему вы оставили свою должность в генеральном штабе. - Так, значит, теперь вам это известно? - спросил Сисс равнодушно. Он выпил свой вермут, как чай - тремя глотками. Ломтик лимона попал ему в рот. Сисс вынул его, подержал в пальцах и положил в пустую рюмку. - Да. - Это старая история. Вам следовало бы знать, раз уж вы за меня взялись... - Вы принадлежите к числу людей, о которых ходят только полярно противоположные сплетни, - произнес Грегори, словно не расслышав его последних слов. - Все либо горячее, либо холодное. Ничего умеренного. Так и в этом деле. Все зависело от информатора. Могли бы вы рассказать мне сами, почему вас освободили от руководства оперативной группой? - И объявили красным, - добавил Сисс; вопреки ожиданиям Грегори он не оживился. Сгорбившись, он вытянутой рукой опирался о балюстраду. - Чего ради говорить об этом? Занятие столь же бессмысленное, как эксгумация. - Правда ли, что вы неопровержимо предрекали гибель человечества? - спросил Грегори, понизив голос. - Для меня это крайне важно, прошу вас. Вы знаете, как люди искажают и извращают все, любую правду, любую вещь. Могли бы вы рассказать, как обстояло дело? - Зачем это вам? - Я хотел бы узнать... узнать еще подробнее, кто вы. - Это такая старая история, - недовольно повторил Сисс. Он все время поглядывал сверху на танцующих. Внизу зажгли красный свет, в котором пламенели обнаженные плечи женщин. - Нет, речь шла не о гибели. Вы в самом деле хотите, чтобы я об этом рассказал? - В самом деле. - Настолько вас это интересует? Ну что же, это было примерно в сорок шестом году. Началась атомная гонка. Я знал, что, когда будет достигнута граница - я имею в виду максимум уничтожающей силы, - начнется развитие средств по транспортировке бомбы... То есть ракет. И здесь будет достигнут предел, то есть обе стороны станут располагать ракетами с ядерными боеголовками, и где-то возникнут хорошо замаскированные пульты с пресловутыми кнопками. Когда кнопку нажмут, ракеты взлетают. Через каких-нибудь двадцать минут наступает finis mundi ambilateralis - обоюдный конец света. Сисс улыбался. Официант принес вино, открыл бутылку, налил несколько капель в рюмку Грегори - тот попробовал и кивнул. Официант наполнил рюмки и удалился. - Таково было ваше мнение в сорок шестом году? - спросил Грегори, чокаясь с Сиссом. Тот кончиком языка попробовал рубиновую жидкость, осторожно потянул, потом почти залпом выпил вино, вздохнул и с некоторым удивлением или смущением поставил рюмку на стол. - Нет, это были только предпосылки. Гонка вооружений, однажды начавшись, не может остановиться, понимаете? Она должна продолжаться. Когда одна сторона изобретает мощную пушку, другая отвечает на это созданием более мощной брони. Пределом этого становится только столкновение, война. Поскольку в этой ситуации она означает finis mundi, гонка должна продолжаться. Однажды заданное ускорение усилий порабощает людей. Но предположим, что они достигли предела. Что остается? Мозги. Мозги командного состава. Человеческий мозг совершенствовать невозможно, поэтому необходимо и здесь перейти на механизацию. Последующая стадия - автоматизированный генеральный штаб или компьютеры стратегического характера. И тут возникает чрезвычайно любопытная проблема, собственно, сразу две проблемы. Мак Кэтт обратил на это мое внимание. Во-первых, существует ли граница развития таких мозгов? Они подобны устройствам, способным играть в шахматы. Устройство, которое способно предугадать действия противника на десять ходов вперед, всегда выиграет в противоборстве с таким, которое предугадывает ходы на восемь или девять вперед. Чем предвидение глубже, тем совершеннее должен быть мозг. Это первое. Сисс говорил все быстрее. Грегори казалось, что он забыл обо всем, даже о том, кому он это говорит. Грегори налил вина. Сисс играл рюмкой, передвигая ее по скатерти. В какой-то момент рюмка опасно наклонилась. Сисс выровнял ее и тут же снова выпил залпом. Внизу вспыхнули желтые юпитеры, мандолины заиграли гавайскую мелодию. - Создание все больших по объему устройств для стратегических решений о