есравнимо  меньшие  по  размерам,  чем  Солнце,  станут
повелевать его миллиардолетним  пожаром?  Мне  кажется,  это  возможно.  Я
говорю так не  для  восхваления  человеческого  гения  -  он  и  без  меня
достаточно прославляем, - а, наоборот, чтобы создать контраст. Ведь пока -
за всю свою историю - человек не увеличился в размерах. Возросли лишь  его
возможности чинить другим добро или  зло.  Тому,  кто  сможет  зажигать  и
гасить звезды, будет под силу уничтожить сразу целые населенные  миры;  из
ветротехника он превратится в звездоубийцу, в преступника самого высокого,
космического ранга. Если возможно первое, то в равной степени  возможно  и
второе, как бы все это ни было маловероятно, исчезающе мало осуществимо.
     Я хочу  сразу  же  дать  необходимое  пояснение.  Я  говорю  о  малой
вероятности не потому,  что  убежден  в  неизбежном  триумфе  Ормузда  над
Ариманом. Я не верю клятвам или заверениям со ссылкой  на  так  называемый
гуманизм. Единственным оружием против  одной  технологии  является  другая
технология. Сегодня человек знает о своих опасных наклонностях больше, чем
знал сто лет назад, а еще через  сто  лет  это  знание  станет  еще  более
совершенным. Тогда он употребит его себе на пользу.

     2.  Ускорение  темпов  научно-технического   развития   стало   столь
очевидным, что не нужно быть специалистом, чтобы его заметить. Я  полагаю,
что быстрое изменение жизненных условий, вызванное этим ускорением, служит
одним из факторов, отрицательно влияющих на формирование  гомеостатической
системы обычаев и норм в современном мире. Какие уроки и наставления может
дать молодежи многоопытная старость, если весь комплекс  жизни  следующего
поколения ничем не напоминает образ жизни родителей?
     Именно  ускоренный  рост  знаний  и  возникновение  новых  технологий
создают реальную возможность заниматься всерьез нашей  основной  темой.  В
том, что изменения происходят быстро и неожиданно, не  сомневается  никто.
Каждого, кто сегодня изобразит двухтысячный год как  точную  копию  нашего
времени,  осмеют  немедленно.  Раньше  такая  проекция  (идеализированная)
настоящего в будущее не представлялась современникам столь  бессмысленной.
Примером может служить утопия Беллами&nbsp;<a name="s11"><a href="#s1"><sup>1</sup></a></a>, который описал двухтысячные годы с
точки зрения второй половины  XIX  века,  причем,  по-видимому,  намеренно
пренебрег какими бы то ни было новыми возможными, хотя и неизвестными  его
времени, открытиями.  Правоверный  гуманист,  он  считал,  что  изменения,
вызванные техноэволюцией, не существенны ни для функционирования общества,
ни для психики индивидуумов. Сегодня нет необходимости ждать,  когда  наши
правнуки посмеются над наивностью такого  рода  пророчеств:  каждый  может
поразвлечься сам, если спрячет на пару лет в ящик стола  то,  что  сегодня
кажется наиболее правдоподобным описанием завтрашнего дня.
     Итак,   лавинный   темп   изменений,    стимулируя    прогностические
исследования, подобные нашему, в то же время сводит к  нулю  шансы  всяких
предсказаний. Я вовсе не говорю о популяризаторах,  -  они  ни  в  чем  не
повинны, раз уж грешат даже их  учителя  -  ученые.  Известный  английский
физик Блекетт, один из создателей  анализа  операций,  то  есть  действий,
предваряющих выработку  математической  стратегии,  и,  значит,  некоторым
образом прорицатель по специальности, в  книге,  изданной  в  1948  году&nbsp;<a name="s22"><a href="#s2"><sup>2</sup></a></a>,
предсказал пути развития атомного оружия и его военные последствия  вплоть
до  1960  года,  и  предсказал  так  ошибочно,  как  только   можно   себе
представить.  Даже  мне  была  известна  изданная  в   1946   году   книга
австрийского физика Тирринга, где впервые было  дано  популярное  описание
теории водородной бомбы. Между тем Блекетту грезилось, что ядерное  оружие
не выйдет за пределы килотонн, поскольку, дескать, мегатонны (в то  время,
кстати, этого термина еще не было) не имели бы  подходящей  цели.  Сегодня
уже начинают поговаривать о бэватоннах (биллион  тонн  тринитротолуола;  у
американцев биллионом называется наш миллиард, то есть тысяча  миллионов).
Пророкам от астронавтики повезло  не  больше.  Бесспорно,  имели  место  и
"встречные" ошибки: примерно в 1955 году полагали, что метод синтеза гелия
из водорода, подсмотренный в звездных реакциях, даст промышленную  энергию
в ближайшем будущем; сейчас создание водородного реактора относят  к  90-м
годам нашего века, если не позже.  Но  нас  интересует  не  само  по  себе
ускорение развития той или иной технологии, а неведомые последствия такого
ускорения.

     3.  Пока  что  мы  всячески  дискредитировали  попытки   предсказания
будущего и тем самым в некотором роде подрубали сук, на котором собирались
выполнить ряд дерзких упражнений - в частности, бросить взгляд в  будущее.
Показав, сколь безнадежны попытки такого рода,  следовало  бы,  откровенно
говоря,  заняться  чем-нибудь  другим;  однако  не  будем  слишком   легко
отказываться от нашего замысла - осознанный риск  может  оказаться  острой
приправой к дальнейшим рассуждениям. К тому же, совершив  ряд  грандиозных
ошибок, мы только попадем в превосходное общество. Теперь  из  бессчетного
ряда  причин,  делающих  пророчества  занятием  неблагодарным  вообще,   я
перечислю некоторые, особенно неприятные для писателя.
     Во-первых, порой, на удивление всем, включая специалистов, вдруг, как
Афина из головы Зевса, появляются такие технологические новшества, которые
вызывают радикальный переворот в существующих технологиях.  Двадцатый  век
уж  несколько  раз  ошеломляли  внезапно  появлявшиеся   исполины,   вроде
кибернетики. Подобное явление deus ex machina&nbsp;<a name="s33"><a href="#s3"><sup>3</sup></a></a> неприемлемо  для  писателя,
который пристрастился к экономии средств и не без оснований  считает,  что
такие приемы - один из смертных грехов в композиционном искусстве. Но  что
поделать, если у Истории такая склонность к безвкусице? Далее,  мы  всегда
склонны продлевать перспективы новых технологий в будущее по прямой линии.
Так     появились     презабавные     с     нынешней     точки      зрения
"универсально-аэростатный" или  "всесторонне-паровой"  миры,  изображенные
фантастами и иллюстраторами XIX века; так возникает и теперешнее заселение
звездных просторов космическими "кораблями" с их  мужественными  экипажами
на борту, с вахтенными, рулевыми и так далее.  Дело  не  в  том,  что  так
вообще не следует писать, а в том, что такие писания - это как раз и  есть
фантастическая  литература,  вроде   исторического   романа   "навыворот",
распространенного в прошлом веке:  тогда  фараонам  приписывали  мотивы  и
психику современных монархов,  а  сейчас  нас  знакомят  с  "корсарами"  и
"пиратами" XXX века. Развлекаться  можно  и  таким  способом,  нужно  лишь
помнить, что все это просто развлечение. Что же касается Истории,  то  она
не имеет ничего общего с подобными упрощениями. Она демонстрирует  нам  не
прямые  пути  развития,  а  скорее  уж  закрученные  спирали  "нелинейной"
эволюции, и поэтому с канонами "изысканной архитектуры"  нам  придется,  к
сожалению, распроститься.
     В-третьих, наконец, литературное произведение  всегда  имеет  начало,
середину и конец. Это фундаментальное членение пока  что  еще  не  удалось
ликвидировать с помощью путаницы сюжетных линий,  выворачивания  времен  и
прочих приемов, которые призваны  модернизировать  прозу.  Человек  вообще
склонен располагать любое явление в рамках замкнутой схемы.
     Чтобы  пояснить  эти  свои  мысли,  я  перескажу  отрывок  из  романа
Стэплдона,  "время  действия"  которого  охватывает  два   миллиарда   лет
человеческой цивилизации.
     Марсиане,  разновидность   вирусов,   способных   к   объединению   в
желеобразные "разумные тучи", напали  на  Землю.  Люди  долго  боролись  с
вторжением, не зная, что имеют дело  с  разумной  формой  жизни,  а  не  с
космической  катастрофой.   Альтернатива   "победа   или   поражение"   не
осуществилась. В результате многовековой борьбы вирусы  подверглись  столь
значительным изменениям,  что  вошли  в  состав  наследственного  вещества
человека, и таким образом возникла новая разновидность Homo sapiens.
     Мне кажется, что это  -  великолепная  модель  исторического  явления
незнакомых  нам  до  сих  пор  масштабов.   Вероятность   самого   явления
несущественна, важна его структура. Истории  чужды  трехчленные  замкнутые
схемы типа "начало-середина-конец". Только в романе перед  словом  "конец"
герои застывают в позах, наполняющих автора эстетическим восторгом. Только
роман должен  иметь  конец  -  плохой  ли,  хороший,  но  в  любом  случае
композиционно завершающий произведение. Так  вот  -  таких  категорических
завершений, таких "окончательных развязок" история человечества  не  знала
и, смею надеяться, знать не будет.
</PRE>

<PRE>
<LEFT><HR ALINE=LEFT WIDTH="20%"></LEFT>
<a name="s1"><a href="#s11"><sup>1</sup></a></a>&nbsp;
     Е. Bellamy, Looking Backward - 2000 - 1887, The New American Library.
New York, 1960.
<a name="s2"><a href="#s22"><sup>2</sup></a></a>&nbsp;
     P.M.S.  Вlackett.  Military  and  Political  Consequences  of  Atomic
Energy, Turnstile Press, London, 1948.
<a name="s3"><a href="#s33"><sup>3</sup></a></a>&nbsp;
     Бог из машины (лат.). В античных  пьесах  развязка  наступала  иногда
благодаря  "богу",  спускавшемуся  на  сцену   с   помощью   механического
приспособления. - Прим. перев.
</PRE>

<HR>
<LEFT>
<B>[ <A HREF="#summtitl.htm"> Титульный лист </A> ]</B>
<B>[ <A HREF="#summcont.htm"> Содержание </A>]</B>
 <B><= <A HREF="#summpred.htm"> Предисловие ко второму изданию </A> ]</B>
<B>[ <A HREF="#summgl2a.htm"> Глава вторая (a) </A> =></B>
</LEFT>
<HR>

</BODY>
</HTML>
<a name=summgl2a.htm></a>

<HTML>
<HEAD>
<TITLE> Станислав ЛЕМ.  СУММА ТЕХНОЛОГИИ </TITLE>
</HEAD>

<BODY BGCOLOR="#F5DEB3" LINK="#CC0000">

<CENTER>
<H2> Станислав ЛЕМ </H2>
<H1> СУММА ТЕХНОЛОГИИ </H1>
</CENTER>

<HR>
<LEFT>
<B>[ <A HREF="#summtitl.htm"> Титульный лист </A> ]</B>
<B>[ <A HREF="#summcont.htm"> Содержание </A>]</B>
 <B><= <A HREF="#summgl1.htm"> Глава первая </A>]</B>
<B>[ <A HREF="#summgl2b.htm"> Глава вторая (b) </A> =></B>
</LEFT>
<HR>

<H3>  ГЛАВА ВТОРАЯ   </H3>
<H3>  ДВЕ ЭВОЛЮЦИИ   </H3>

<PRE>
(a)  <B>ВСТУПЛЕНИЕ</B>

     Возникновение древнейших технологий -  процесс,  который  нам  трудно
понять. Их прикладной характер и целенаправленная  структура  не  подлежат
сомнению, а  между  тем  у  них  не  было  индивидуальных  создателей  или
изобретателей.   Поиски   источников   пратехнологии    таят    опасность.
"Теоретической базой" вполне эффективной технологии порою служил  миф  или
суеверие;  в  этом  случае  технологический  процесс  либо   начинался   с
магического  ритуала  (например,  целебные  свойства  лекарственных   трав
приписывались заклятью, произносимому при их собирании или  употреблении),
либо же  сам  превращался  в  ритуал,  в  котором  прагматический  элемент
неразрывно переплетался с мистическим (таков  ритуал  постройки  лодки,  в
котором  производственный  процесс  носит  литургический&nbsp;<a name="s11"><a href="#s1"><sup>1</sup></a></a>  характер).  Что
касается осознания конечной цели, то в настоящее время структура  решения,
принятого обществом, может служить реализации решения, принятого отдельной
личностью; прежде так не бывало, и о технических замыслах древних  обществ
можно говорить лишь в переносном смысле.
     Переход  от  палеолита  к  неолиту,  эта   неолитическая   революция,
сравнимая по своему культуро-творческому значению с атомной, произошла  не
так, как если бы  некоему  Эйнштейну  каменного  века  "пришло  в  голову"
обрабатывать землю и он "убедил" своих современников заняться  этим  новым
делом. Это был процесс чрезвычайно медленный, превышающий по  длительности
жизнь многих поколений, ползучий переход от употребления в пищу  некоторых
случайно отысканных растений к оседлости, постепенно  вытесняющей  кочевой
образ  жизни.  Перемены,  происходившие  на  протяжении  жизни   отдельных
поколений, практически равнялись  нулю.  Иначе  говоря,  каждое  поколение
заставало технологию внешне неизменной  и  "естественной",  как  восход  и
заход солнца. Этот  тип  становления  технологической  практики  не  исчез
окончательно,   ибо   любая    великая    технология    простирает    свое
культуро-творческое влияние далеко за пределы  жизни  поколений;  по  этой
причине скрытые в будущем общественные, бытовые  и  этические  последствия
такого  влияния  и  само   направление,   в   котором   оно   подталкивает
человечество, отнюдь  не  являются  результатом  чьего-либо  сознательного
намерения, и лишь с  трудом  удается  осознать  присутствие  и  определить
сущность подобного влияния. Этой ужасной (в смысле стиля, а не содержания)
фразой   мы   начинаем   раздел,   посвященный    метатеории    градиентов
технологической эволюции человека. "Мета" - поскольку мы стремимся пока не
определить  само  направление  этой  эволюции  и  не   выяснить   сущность
вызываемых ею  результатов,  а  рассмотреть  явление  более  общее,  более
важное. Кто кем повелевает? Технология нами или же мы - ею? Она  ли  ведет
нас, куда ей вздумается, хоть бы и  навстречу  гибели,  или  же  мы  можем
заставить ее  покориться  нашим  стремлениям?  И  что  же,  если  не  сама
технологическая мысль, определяет эти стремления? Всегда  ли  так  обстоит
дело или же само  отношение  "человечество-технология"  меняется  с  ходом
истории? А если так, то к чему стремится  эта  неизвестная  величина?  Кто
получает превосходство, стратегическое пространство  для  цивилизационного
маневра - человечество, свободно  черпающее  из  арсенала  технологических
средств, которыми оно располагает, или же технология,  которая  увенчивает
автоматизацией процесс изгнания человека из своих владений? Существуют  ли
технологии, которые мыслимы, но неосуществимы, ни  сейчас,  ни  когда-либо
вообще? И что же тогда предрешает эту неосуществимость: структура  природы
или наша ограниченность? Существует ли другой - нетехнологический  -  путь
развития цивилизации? Типичен ли наш путь для Космоса, что составляет он -
норму или отклонение?
     Постараемся поискать ответ на эти вопросы, хотя  подобные  поиски  не
всегда  приводят  к  однозначным  результатам.  Исходным   пунктом   наших
рассуждений послужит наглядная таблица классификации эффекторов,  то  есть
органов, способных действовать, которую Пьер де Латиль  приводит  в  своей
книге  "Искусственное  мышление"&nbsp;<a name="s22"><a href="#s2"><sup>2</sup></a></a>.  Он  различает   три   главных   класса
эффекторов. К первому  классу  -  классу  детерминированных  эффекторов  -
относятся простые орудия (такие, как молоток), сложные устройства (счетные
приборы, классические машины) и  орудия,  сопряженные  со  средой  (но  не
имеющие обратных связей), например  автоматический  сигнализатор  пожаров.
Второй класс - класс организованных  эффекторов  -  охватывает  системы  с
обратной   связью:   автоматы   со   встроенным   детерминизмом   действия
(автоматические  регуляторы,  например  в  паровых  машинах),  автоматы  с
изменяемой целью действия  (программируемые  извне,  например  электронные
машины)   и   самопрограммирующиеся   автоматы   (системы,   способные   к
самоорганизации). К последним принадлежат животные и человек. Еще на  одну
степень свободы богаче те системы, которые способны  для  достижения  цели
изменять самих себя (де Латиль  называет  эту  способность  свободой  типа
"кто" и  понимает  это  в  следующем  смысле:  в  то  время  как  человеку
организация и материал его тела заданы, эти системы  более  высокого  типа
могут - будучи ограничены  уже  только  материалом,  сырьем  -  радикально
изменять   собственную   организацию;   примером   может   служить   живой
биологический  вид  в  процессе  естественной  эволюции).   Гипотетический
латилевский эффектор еще более  высокого  ранга  обладает  также  свободой
выбора материала, из которого он "сам себя строит". Де Латиль предлагает в
качестве  примера  такого  эффектора  с   наибольшей   свободой   механизм
"самотворения" космической материи согласно теории Хойла&nbsp;<a name="s33"><a href="#s3"><sup>3</sup></a></a>. Легко заметить,
что гораздо менее проблематичным и  легче  поддающимся  проверке  примером
такой системы служит технологическая эволюция. Она обнаруживает все  черты
системы с обратной связью,  программируемой  "изнутри",  то  есть  системы
самоорганизующейся,  обладающей,  помимо  этого,  как   свободой   полного
изменения самой себя (наподобие  эволюционирующего  биологического  вида),
так и свободой выбора строительного материала  (поскольку  в  распоряжении
технологии имеется все, что содержит Вселенная).
     Предлагаемую   де   Латилем   классификацию    систем-эффекторов    с
увеличивающимся числом степеней свободы  я  упростил,  отбросив  некоторые
весьма спорные ее детали. Прежде чем перейти  к  дальнейшим  рассуждениям,
небесполезно  было  бы,  возможно,  добавить,  что   эта   систематика   в
представленном  виде  не  является  полной.  Можно   вообразить   системы,
наделенные еще одной  степенью  свободы.  Действительно,  выбор  материала
среди  того,  что  содержит  Вселенная,  в  силу  обстоятельств  ограничен
наличным "каталогом запчастей". Однако мыслима и такая  система,  которая,
не довольствуясь  выбором  из  того,  что  дано,  создает  материалы,  "не
вошедшие в каталог", - материалы, не существующие во Вселенной. Теософ был
бы склонен, быть может, такую "самоорганизующуюся систему  с  максимальной
свободой" счесть Богом;  однако  мы  не  нуждаемся  в  подобной  гипотезе,
поскольку можно полагать, даже опираясь на  скромные  сегодняшние  знания,
что  создание  "частей,  не  вошедших  в  каталог"  (например,   некоторых
субатомных частиц, которые "обычно" во Вселенной  не  существуют),  вполне
возможно.  Почему?  Потому  что  Вселенная  не  реализует  всех  возможных
материальных структур  и,  как  известно,  не  создает  в  звездах  или  в
каком-нибудь ином месте пишущих машинок; и  тем  не  менее  "потенциальная
возможность" создания  таких  машинок  в  ней  содержится;  так  же,  надо
полагать, обстоит дело с явлениями, охватывающими не реализуемые Вселенной
(по крайней мере в нынешней ее фазе) состояния материи и энергии в несущих
их пространстве и времени.
</PRE>

<PRE>
<LEFT><HR ALINE=LEFT WIDTH="20%"></LEFT>
<a name="s1"><a href="#s11"><sup>1</sup></a></a>&nbsp;
     Литургия  (греч.  -  публичная  служба)  -  совокупность  официальных
религиозных обрядов. - Прим. ред.
<a name="s2"><a href="#s22"><sup>2</sup></a></a>&nbsp;
     P. de Latil, Sztuczne myslenie, Warszawa, 1958.
<a name="s3"><a href="#s33"><sup>3</sup></a></a>&nbsp;
     Ф. Xойл, Черное облако, Альманах научной фантастики, вып.  4,  изд-во
"Знание", М., 1966.
</PRE>

<HR>
<LEFT>
<B>[ <A HREF="#summtitl.htm"> Титульный лист </A> ]</B>
<B>[ <A HREF="#summcont.htm"> Содержание </A>]</B>
 <B><= <A HREF="#summgl1.htm"> Глава первая </A>]</B>
<B>[ <A HREF="#summgl2b.htm"> Глава вторая (b) </A> =></B>
</LEFT>
<HR>

</BODY>
</HTML>
<a name=summgl2b.htm></a>

<HTML>
<HEAD>
<TITLE> Станислав ЛЕМ.  СУММА ТЕХНОЛОГИИ </TITLE>
</HEAD>

<BODY BGCOLOR="#F5DEB3" LINK="#CC0000">

<CENTER>
<H2> Станислав ЛЕМ </H2>
<H1> СУММА ТЕХНОЛОГИИ </H1>
</CENTER>

<HR>
<LEFT>
<B>[ <A HREF="#summtitl.htm"> Титульный лист </A> ]</B>
<B>[ <A HREF="#summcont.htm"> Содержание </A>]</B>
 <B><= <A HREF="#summgl2a.htm"> Глава первая </A>]</B>
<B>[ <A HREF="#summgl2c.htm"> Глава вторая (c) </A> =></B>
</LEFT>
<HR>

<H3>  ГЛАВА ВТОРАЯ   </H3>
<H3>  ДВЕ ЭВОЛЮЦИИ   </H3>

<PRE>
(b)  <B>ПОДОБИЯ</B>

     О праначалах эволюции мы ничего не знаем наверняка.  Зато  нам  точно
известна динамика возникновения нового вида, от его появления до блестящей
кульминации и затем заката. Путей эволюции было почти столько же,  сколько
и видов, но всем этим путям  присущи  некоторые  общие  черты.  Новый  вид
появляется незаметно. Его внешний облик  заимствован  у  уже  существующих
видов, и это заимствование,  казалось  бы,  свидетельствует  о  творческом
бессилии Конструктора. Вначале лишь очень  немногое  говорит  о  том,  что
переворот во внутренней организации,  который  определит  расцвет  вида  в
дальнейшем, по существу уже совершился. Первые представители  нового  вида
обычно малы, они обладают также рядом примитивных черт, словно их рождению
покровительствовали торопливость  и  неуверенность.  Некоторое  время  они
прозябают "полутайно", с трудом  выдерживают  конкуренцию  видов,  которые
существуют  давно  и  которые  оптимально  приспособлены  к   требованиям,
выдвигаемым миром. Но вот наконец в связи с изменением общего  равновесия,
которое вызвано внешне ничтожными сдвигами в окружающей  среде  (а  средой
для вида служит не  только  геологический  мир,  но  и  совокупность  всех
остальных  видов,  живущих  в  нем),  начинается  экспансия  нового  вида.
Вторгаясь в уже занятые местообитания, новый  вид  убедительно  доказывает
свое превосходство над конкурентами в борьбе за существование. Когда же он
входит в пустую, никем не занятую область, то происходит взрыв  адаптивной
радиации, "лучи" которой дают начало сразу целому спектру  разновидностей;
у них исчезновение остатков примитивизма  сочетается  с  множеством  новых
структурных решений, все более смело  подчиняющих  себе  внешнюю  форму  и
новые функции  организмов.  Таким  путем  вид  идет  к  вершине  развития,
становится тем, что дает название целой эпохе. Период  его  господства  на
суше, в море или воздухе тянется долго. Наконец, вновь возникают колебания
гомеостатического равновесия. Они еще не означают проигрыша.  Эволюционная
динамика вида приобретает новые, ранее не наблюдавшиеся черты.  В  главном
стволе представители вида становятся огромными, как будто в гигантизме они
ищут спасения от  грозящей  виду  опасности.  Одновременно  возобновляется
адаптивная   радиация,   на   сей   раз   часто   отмеченная    признаками
сверхспециализации.
     Боковые  ветви  пытаются  проникнуть  в  области,   где   конкуренция
относительно слаба. Этот последний маневр нередко оказывается успешным,  и
когда уже исчезает  всякое  воспоминание  о  гигантах,  созданием  которых
главная ветвь вида пыталась защищаться от гибели, когда кончаются неудачей
предпринимавшиеся  одновременно  противоположные  попытки  (ибо  некоторые
эволюционные  потоки  в  это  же  время  ведут  к  поспешному  измельчанию
организмов) - потомки этой, боковой, ветви,  счастливо  найдя  в  глубинах
пограничной области конкуренции благоприятные условия, упорно  сохраняются
в ней почти без  изменений,  являя  собой  последнее  свидетельство  давно
минувшей мощи и обильности своего вида.
     Прошу простить мне этот несколько напыщенный стиль, эту риторику,  не
подкрепленную примерами. Обобщенность возникла потому,  что  я  говорил  о
двух эволюциях сразу: о биологической и технологической.
     Действительно,  главные  закономерности  и  той  и  другой  изобилуют
поразительными совпадениями. Не только первые пресмыкающиеся  походили  на
рыб, а первые млекопитающие - на ящеров; ведь  и  первый  самолет,  первый
автомобиль или первый радиоприемник  своей  внешней  формой  были  обязаны
копированию форм их предшественников: как  первые  птицы  были  оперенными
летающими ящерами, так  и  первые  автомобили  явно  напоминали  бричку  с
обрубленным дышлом, самолет был "содран" с бумажного  змея  (или  прямо  с
птицы...), радио - с возникшего  ранее  телефона.  Точно  так  же  размеры
прототипов  были,  как   правило,   невелики,   а   конструкция   поражала
примитивностью. Первая птица, пращур лошади, предок слона были небольшими;
первые паровозы не превышали размерами обычную телегу, а первый электровоз
был  и  того  меньше.  Новый  принцип  биологического   или   технического
конструирования вначале может вызывать скорее сострадание, чем  энтузиазм.
Механические праэкипажи двигались медленнее конных, первые  самолеты  едва
отрывались  от   земли,   а   первые   радиопередачи   доставляли   меньше
удовольствия, чем жестяной голос граммофона. Точно так же первые  наземные
животные уже не были хорошими пловцами, но еще не могли  служить  образцом
быстроногого  пешехода.  Оперившаяся  ящерица  -  археоптерикс  -   скорее
взлетала,  чем  летала.  Лишь  по   мере   совершенствования   происходили
вышеупомянутые "радиации".  Подобно  тому  как  птицы  завоевали  небо,  а
травоядные млекопитающие - равнины, так экипаж  с  двигателем  внутреннего
сгорания  завладел  дорогами,   положив   начало   все   более   и   более
специализированным разновидностям. В "борьбе за существование"  автомобиль
не только вытеснил дилижанс, но и "породил" автобус, грузовик,  бульдозер,
мотопомпу,  танк,  вездеход,  автоцистерну  и  многое   другое.   Самолет,
овладевая  "экологической  нишей"  воздушного  пространства,   развивался,
пожалуй, еще стремительней, неоднократно изменяя уже установившиеся  формы
и виды  тяги  (поршневой  двигатель  сменился  турбо-винтовым,  турбинным,
наконец, реактивным; обычные самолеты с  крыльями  обнаруживают  на  малых
расстояниях  грозного  противника  в  виде  вертолетов  и  т.  д.).  Стоит
отметить, что, подобно тому как стратегия хищника влияет  на  его  жертву,
"классический" самолет защищается от вторжения вертолета: создается  такой
тип крылатых машин, которые, изменяя направление тяги,  могут  взлетать  и
садиться вертикально. Это та самая борьба за максимальную  универсальность
функций, которая хорошо знакома каждому эволюционисту.
     Оба рассмотренных транспортных средства еще не достигли  высшей  фазы
развития, поэтому нельзя говорить об их поздних формах. Иначе обстоит дело
с управляемым воздушным шаром, который перед лицом угрозы со стороны машин
тяжелее воздуха обнаружил "гигантизм", столь  типичный  для  предсмертного
расцвета вымирающих эволюционных  ветвей.  Последние  цеппелины  тридцатых
годов нашего века можно смело сопоставить с атлантозаврами и бронтозаврами
мелового  периода.  Огромных  размеров  достигли  также   последние   типы
паровозов - накануне их вытеснения  дизельной  и  электрической  тягой.  В
поиске нисходящих линий развития, которые пытаются  вторичными  радиациями
выйти  из  угрожаемого  положения,  можно  обратиться  к  кино  и   радио.
Конкуренция  телевидения  вызвала  бурную  "радиацию"  радиоприемников   и
проникновение  их  в  новые  "экологические  ниши".  Возникли  миниатюрные
карманные  приемники,  приемники,  затронутые  сверхспециализацией,  вроде
"high   fidelity"&nbsp;<a name="s11"><a href="#s1"><sup>1</sup></a></a>   со    стереофоническим    звуком,    со    встроенной
высококачественной аппаратурой для записи звука и т. д. Что касается кино,
то, борясь с телевидением, оно значительно увеличило  свой  экран  и  даже
стремится "окружить" им зрителя (видеорама, циркорама). Замечу, что вполне
можно представить  себе  такое  будущее  развитие  механических  экипажей,
которое сделает устаревшим  колесо.  Когда  современный  автомобиль  будет
окончательно вытеснен каким-нибудь видом экипажа на  "воздушной  подушке",
вполне возможно, что последним влачащим существование в  "побочной"  линии
потомком "классического" автомобиля будет, скажем, миниатюрная косилка для
стрижки газонов с двигателем внутреннего сгорания.  Ее  конструкция  будет
отдаленно напоминать эпоху автомобилизма, подобно тому как некоторые  виды
ящериц  на  архипелагах  Индийского  океана  являются  последними   живыми
потомками гигантских мезозойских ящеров.
     Как динамика биоэволюции, так и  динамика  техноэволюции  могут  быть
представлены на чертеже в виде кривых, медленно взбирающихся вверх, с  тем
чтобы с вершины кульминации  круто  упасть  вниз;  однако  морфологическое
сходство этой динамики не исчерпывает всех  аналогий,  существующих  между
этими  двумя  великими  областями.  Можно  найти  и  другие,   еще   более
удивительные совпадения. Так, например, у живых организмов есть целый  ряд
весьма специфических  особенностей,  возникновение  и  сохранение  которых
невозможно объяснить их адаптационной ценностью. Кроме  хорошо  известного
петушиного  гребня,  можно  указать  на  великолепное  оперение  самцов  у
некоторых птиц (например, у павлина, фазана) и даже на  похожие  на  парус
позвоночные  гребни  ископаемых  пресмыкающихся.  Аналогично   большинство
творений  определенной  технологии  обладает  чертами,  на  первый  взгляд
ненужными, нефункциональными, чертами, которые не могут быть оправданы  ни
условиями  их  применения,  ни  назначением.  Здесь   наблюдается   весьма
интересное и в некотором  смысле  забавное  сходство  между  вторжением  в
биологическое,  с  одной  стороны,  и  в  технологическое  -   с   другой,
конструирование в первом случае критериев полового  отбора,  во  втором  -
требований моды. Рассматривая в  этом  плане  современный  автомобиль,  мы
обнаружим, что основные его  черты  продиктованы  автору  проекта  текущим
состоянием технологии; так, например, сохраняя привод на задние  колеса  и
переднее размещение двигателя, конструктор вынужден  разместить  карданный
вал  в   пассажирском   салоне.   Но   между   этим   диктатом   нерушимой
"функциональной" схемы организации и требованиями  и  вкусами  потребителя
простирается свободное "пространство изобретательности",  ибо  ведь  можно
предложить потребителю различные форму и цвет  машины,  наклон  и  размеры
окон, дополнительные украшения, хромоникелевую отделку и т. д.
     Изменчивость продукта технологии,  вызванная  давлением  моды,  имеет
своим аналогом в биоэволюции необычайное  разнообразие  вторичных  половых
признаков. Первоначально эти признаки были следствиями случайных изменений
- мутаций;  они  закрепились  в  последующих  поколениях,  потому  что  их
обладатели в роли половых партнеров имели определенные  привилегии.  Таким
образом,  аналогами  автомобильных  "хвостов",  хромоникелевых  украшений,
фантастического  оформления  решеток  радиатора,  передних  и  задних  фар
являются брачная окраска самцов и самок, их оперение, специальные  наросты
на теле и - last but not  least&nbsp;<a name="s22"><a href="#s2"><sup>2</sup></a></a>  -  такое  распределение  жировой  ткани,
которое вместе с определенными чертами лица порождает половое влечение.
     Разумеется, инертность "сексуальной моды" в  биоэволюции  несравненно
сильнее, чем в технологии, ибо конструктор Природа не может  менять  своих
моделей каждый год.  Однако  сущность  явления,  то  есть  особое  влияние
"непрактичного", "несущественного", "ателеологичного" фактора на  форму  и
индивидуальное  развитие  живых  существ  и  продуктов  технологии,  можно
обнаружить и проверить на огромном числе примеров.
     Можно отыскать иные, менее заметные проявления сходства  между  двумя
великими  эволюционными  древами.  Так,  в  биоэволюции  известно  явление
мимикрии, то есть уподобления особей одного вида особям другого, если  это
оказывается  выгодным  для  "имитаторов".   Неядовитые   насекомые   могут
поразительно напоминать совсем не родственные им, но опасные виды;  иногда
они "изображают" лишь отдельную часть тела какого-либо существа, совсем уж
ничего общего не имеющего с насекомыми, - я имею в  виду  жуткие  "кошачьи
глаза" на крыльях некоторых  бабочек.  Нечто  аналогичное  мимикрии  можно
обнаружить и в техноэволюции. Львиная доля слесарных и кузнечных изделий в
XIX веке выполнялась под знаком  "имитации"  растительных  форм  (мостовые
конструкции, перила,  фонари,  ограды,  даже  "короны"  на  трубах  первых
локомотивов "подражали" растительным мотивам).  Предметы  обихода,  такие,
как авторучки, зажигалки, светильники, пишущие машинки, часто обнаруживают
тенденцию к "обтекаемости", имитируя формы, разработанные в  авиастроении,
в технике больших скоростей. Конечно, "мимикрия" такого  рода  лишена  тех
глубоких корней, какие имеет ее биологический аналог; в  техноэволюции  мы
встречаем скорее влияние ведущих отраслей  технологии  на  второстепенные;
кроме того, многое объясняется  тут  просто  модой.  Впрочем,  чаще  всего
невозможно определить, в какой мере данная форма продиктована стремлениями
конструктора, а в какой - спросом потребителя.
     Мы встречаемся здесь с циклическими  процессами,  в  которых  причины
становятся следствиями, а следствия - причинами, процессами, где действуют
многочисленные  обратные  связи,  положительные  и  отрицательные:   живые
организмы  в  биологии  или  последовательно  создаваемые  промышленностью
продукты  технической  цивилизации  являются  всего   лишь   элементарными
компонентами этих общих процессов.
     Вместе с тем  такое  утверждение  проясняет  генезис  сходства  обеих
эволюций,  И  та  и  другая  являются  материальными  процессами  с  почти
одинаковым   числом   степеней   свободы    и    близкими    динамическими
закономерностями. Процессы эти происходят в  самоорганизующихся  системах,
которыми являются и вся  биосфера  Земли  и  совокупность  технологических
действий  человека,  а  таким  системам  как  целому  свойственны  явления
"прогресса", то есть возрастания эффективности гомеостаза, стремящегося  к
ультрастабильному равновесию как к своей непосредственной цели.
     Обращение к биологическим  примерам  будет  полезным  и  плодотворным
также и в дальнейших наших рассуждениях. Но кроме сходства,  обе  эволюции
отмечены также  далеко  идущими  различиями,  изучение  которых  позволяет
обнаружить как ограниченность  и  несовершенство  Природы  -  этого  мнимо
идеального Конструктора, - так и неожиданные возможности (и в то же  время
- опасности), которыми чревато лавинообразное развитие технологии в  руках
человека. Я сказал "в  руках  человека",  ибо  технология  (пока  что,  по
крайней  мере)  не  безлюдна,  она  составляет  законченное  целое  только
"дополненная человечеством", и именно здесь таится существеннейшая,  может
быть, разница, ибо биоэволюция является, вне всякого  сомнения,  процессом
внеморальным, чего нельзя сказать об эволюции технологической.
</PRE>

<PRE>
<LEFT><HR ALINE=LEFT WIDTH="20%"></LEFT>
<a name="s1"><a href="#s11"><sup>1</sup></a></a>&nbsp;
     Высокая точность воспроизведения сигналов (англ.).
<a name="s2"><a href="#s22"><sup>2</sup></a></a>&nbsp;
     Последнее по счету, но не по важности (англ.).
</PRE>

<HR>
<LEFT>
<B>[ <A HREF="#summtitl.htm"> Титульный лист </A> ]</B>
<B>[ <A HREF="#summcont.htm"> Содержание </A>]</B>
 <B><= <A HREF="#summgl2a.htm"> Глава первая </A>]</B>
<B>[ <A HREF="#summgl2c.htm"> Глава вторая (c) </A> =></B>
</LEFT>
<HR>

</BODY>
</HTML>
<a name=summgl2c.htm></a>

<HTML>
<HEAD>
<TITLE> Станислав ЛЕМ.  СУММА ТЕХНОЛОГИИ </TITLE>
</HEAD>

<BODY BGCOLOR="#F5DEB3" LINK="#CC0000">

<CENTER>
<H2> Станислав ЛЕМ </H2>
<H1> СУММА ТЕХНОЛОГИИ </H1>
</CENTER>

<HR>
<LEFT>
<B>[ <A HREF="#summtitl.htm"> Титульный лист </A> ]</B>
<B>[ <A HREF="#summcont.htm"> Содержание </A>]</B>
 <B><= <A HREF="#summgl2b.htm"> Глава вторая (b) </A>]</B>
<B>[ <A HREF="#summgl2d.htm"> Глава вторая (d) </A> =></B>
</LEFT>
<HR>

<H3>  ГЛАВА ВТОРАЯ   </H3>
<H3>  ДВЕ ЭВОЛЮЦИИ   </H3>

<PRE>
(c)  <B>РАЗЛИЧИЯ</B>

     1. Первое различие  между  обеими  рассматриваемыми  нами  эволюциями
является  генетическим  и  касается  вопроса  о   вызывающих   их   силах.
"Виновником" биологической  эволюции  служит  Природа,  технологической  -
человек. Описание "старта" биоэволюции вызывает и по сей  день  наибольшие
трудности. Проблема возникновения жизни  занимает  видное  место  в  наших
рассуждениях, ибо  ее  решение  означало  бы  нечто  большее,  чем  просто
установление причины некоего  исторического  факта  из  далекого  прошлого
Земли. Нам интересен не сам этот факт, а его следствия  -  следствия,  как
нельзя более важные для  дальнейшего  развития  технологии.  Развитие  это
привело к тому, что дальнейший путь стал невозможен без  точных  знаний  о
явлениях чрезвычайно сложных - столь же сложных, как и  явления  жизни.  И
дело опять-таки не в том, чтобы научиться "имитировать" живую  клетку.  Мы
не подражаем механике полета  птиц  и  все  же  летаем.  Не  подражать  мы
стремимся, а п_о_н_я_т_ь. Но именно попытка  "конструкторского"  понимания
биогенеза встречается с огромными трудностями.
     Традиционная биология в качестве компетентного судьи призывает  здесь
термодинамику. Та говорит, что типичное развитие идет от явлений большей к
явлениям  меньшей  сложности.  Но  возникновение   жизни   было   обратным
процессом.  Если  даже  принять  в  качестве  общего  закона  гипотезу   о
существовании   "порога   минимальной   сложности",   преодолев    который
материальная система способна не только сохранять  имеющуюся  организацию,
но и передавать ее в неизменном виде  организмам-потомкам,  то  и  это  не
объяснит биогенеза. Ведь когда-то какой-то  организм  должен  был  сначала
перешагнуть этот порог. И чрезвычайно существенным  является  вопрос,  как
это произошло: по воле так называемого случая или же в  силу  причинности.
Иными словами: чем был "старт" жизни - явлением  исключительным  (подобным
главному выигрышу в  лотерее)  или  явлением  типичным  (каким  в  лотерее
является проигрыш)?
     Биологи, взяв слово по вопросу о зарождении жизни, говорят, что такое
зарождение  должно  было  представлять  собой  постепенный  процесс;   оно
слагалось из ряда этапов, причем осуществление каждого отдельного этапа на
пути   к   появлению   праклетки   обладало   определенной   вероятностью.
Возникновение аминокислот в первичном океане под  действием  электрических
разрядов было, например, вполне вероятным; образование из них  пептидов  -
немного  менее,  но  также  в  достаточной  мере  осуществимым;  но   зато
спонтанный  синтез  ферментов,  этих  катализаторов  жизни,   кормчих   ее
биохимических  реакций,  составляет  -  с  этой  точки  зрения  -  явление
сверхнеобычное (хотя и необходимое  для  возникновения  жизни).  Там,  где
правит  вероятность,  мы   имеем   дело   со   статистическими   законами.
Термодинамика демонстрирует именно такой тип законов. С этой точки  зрения
вода в кастрюле, поставленной  на  огонь,  закипит,  но  не  с  абсолютной
достоверностью. Возможно, что вода на огне замерзнет, хотя эта возможность
астрономически мала. Однако аргумент, что явления, термодинамически  самые
невероятные, в конце концов  все  же  происходят,  если  только  запастись
достаточным  терпением,   а   развитие   жизни   располагало   достаточным
"терпением", поскольку длилось миллиарды  лет,  -  такой  аргумент  звучит
убедительно лишь до тех пор, пока  мы  не  положим  его  на  рабочий  стол
математика. В самом деле, термодинамика может еще  "проглотить"  случайное
возникновение белков в растворе аминокислот, но  самозарождения  ферментов
она уже не стерпит. Если бы вся Земля представляла собой  океан  белкового
бульона, если бы она имела радиус в пять раз больший, чем на  самом  деле,
то  и  тогда  массы  бульона  было  бы  еще  недостаточно  для  случайного
возникновения таких узкоспециализированных ферментов, какие необходимы для
"запуска" жизни. Количество возможных ферментов больше количества звезд во
всей Вселенной. Если бы белкам  в  первичном  океане  пришлось  дожидаться
спонтанного возникновения ферментов, это могло  бы  с  успехом  продлиться
целую вечность. Таким образом, чтобы  объяснить  реализацию  определенного
этапа  биогенеза,  необходимо  прибегнуть  к  постулату  сверхневероятного
явления - "главного выигрыша" в космической лотерее.
     Скажем откровенно: будь мы все,  в  том  числе  и  ученые,  разумными
роботами, а не существами из плоти и крови, ученых, склонных принять такой
вероятностный  вариант  гипотезы  о  возникновении   жизни,   удалось   бы
пересчитать по пальцам одной руки.  То,  что  их  больше,  обусловлено  не
столько всеобщим убеждением в ее справедливости, сколько  простым  фактом,
что мы существуем и, стало быть,  сами  являемся  косвенным  аргументом  в
пользу биогенеза. Ибо двух или даже четырех миллиардов лет достаточно  для
возникновения видов и их эволюции,  но  недостаточно  для  создания  живой
клетки путем повторных "извлечений" вслепую из статистического мешка  всех
мыслимых возможностей.
     При таком подходе мы  не  только  устанавливаем,  что  биогенез  есть
явление невероятное с точки зрения научной методологии (которая занимается
явлениями  типичными,  а  не  лотерейными,  имеющими  привкус  чего-то  не
поддающегося расчету), но в то же время выносим совершенно недвусмысленный
приговор, обрекающий на неудачу всякие попытки "конструирования жизни" или
даже "конструирования очень сложных систем", поскольку возникновение таких
систем - дело чрезвычайно редкого случая.
     Но, к счастью, "вероятностный" подход неверен. Он  возникает  потому,
что  мы  знаем  только  два  вида  систем:  очень  простые,  типа   машин,
строившихся нами до сих пор, и безмерно сложные, какими являются все живые
существа. Отсутствие каких бы то ни было промежуточных звеньев  привело  к
тому, что мы слишком судорожно цеплялись за термодинамическое истолкование
явлений  -  истолкование,  которое  не  учитывает  постепенного  появления
системных законов в устройств